Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





«Вехи обыденного апокалипсиса»



 

 

 

«Вехи обыденного апокалипсиса»

«Новое почвенничество»

 

зима 2021

Вступление


Способные только разрушать, будут делать то инертно. Человеку лишь однажды достаточно обучиться разрушать, чтобы он то делал ещё долгое время, но когда уничтожать учиться всё человечество, последующим поколениям ничего не остаётся делать, кроме как перенять способность своих отцов.
И это наше время – времена обыденного апокалипсиса. Каждое рождающиеся новое поколение, как тик часов несёт в себе всё больший упадок, всё больший конец. И что же говорить? Век вывихнул сустав. Ах, и если бы только век…

Уже банально говорить об упадке, ведь люди прижились к нему. Десятки апокалиптических книг и фильмов, выпускаемые каждый год, с годами превращаются в сотни. Каждый из них есть смакование нашего общего конца. Каждые пять лет средства массовой информации закрывают над человечеством крышку гроба, обещая скорый конец. Европейская цивилизация дышит предсмертным зловоньем. И так длится уже около семидесяти лет. Точно определится за такое время, от чего же действительно гибнет человечество так и не смогли. Причина меняется, суть остаётся – должны погибнуть.

Но будьте уверены – это упадничество совсем не что-то новое. И даже не забытое старое. Тенденция всеобщего декаданса длится уже не века и начинается там, где обывательский человек уже и не мыслит. Это не характеризующая черта какой-то эпохи, наделённая таким умонастроением. Нет. Это неукоснительно растущая тенденция нашей обозримой истории.

Но также не нужно думать, что упаднические настроения пусты и безосновательны, и что это лишь сентиментальная игра эмоций. За этим чувством, проявляющимся теперь всё чаще, зреет и обнаруживается надрыв сверхтонких тканей человеческого существа. Симптомы не безучастно дают о себе знать уже почти каждому. Теперь время, когда не обязательны пророчества и мыслители, указывающие на болезнь. Будем честны: болезнь стала обыденностью для всех, а на подобные пророчества ответ сопровождается зевком.

Люди потеряли основание, смысловую наполненность своих жизней. Для большинства это произошло ещё совсем недавно, всего лишь пару веков назад. Об этом говорит обостренная тревога писателей в эти периоды, позже, как плод этого чувства – появление экзистенциализма в 20ом веке. На первый взгляд, это навязано любят представлять всем как прогресс мысли якобы таковой, мол “Всё! Докопались! ”. Но как раз это и говорит об утрате и глобальной потери той самой земли под ногами, о которой мы так стонем; о страхе, который мы так хотим замолчать, заглушить всевозможным потоком развлечений и позитивистскими лозунгами.
Индустрия развлечений шаг в шаг идёт и ширится с подступью всё большего обезличивания того существа, которого мы когда-то называли Человек. Человек исчез. Выморат под гнётом пера писак, вычеркнут из гражданских паспортов, заглушен и забыт в криках изгаляющихся тел на танцплощадках.


Утрата человеческого

“Человек – это звучит гордо! ” Гордо ли звучит? Способны ли мы теперь нести это самоназвание? В чём звук этой гордости, которым нас могут сегодня одарить? Что несёт за собой это слово “Человек”? Те ли жалкие попытки властвовать над миром? Та ли слабохарактерность? То ли отсутствие духа?!

Если раньше стать человеком стоило многого, нужно было заслужить этот статус кровью и потом, вызреть внутри чрез боль, то теперь… это просто звучит пусто. Сегодня ты гражданин, индивид, может быть личность? Но никак не Человек. Ты наделён правами, но ими наделили тебя, а не ты сам отстоял их, не ты боролся за право быть Человеком. Потому не удивляйся, если твои права кому-то помешали, если кто-то решил их ограничить, а то и вовсе лишить. Не плачь и не сопротивляйся – ты сам избрался быть покорённым.


Потребление и Urbanmensch

Свехпотребление уничтожило ценностный аспект вещей, мир, природу, живых существ – всё пошло прахом на стол бесконечной потребы. Были уничтожены традиционные механизмы саморегуляции ценности. Говорим “уничтожены”, потому что этот акт искусственен, не органически и не по природному естеству был вытеснен из практического быта народов, как на то ошибочно, зачастую, указывают прогрессивистские прослойки научного мира.
Века вымарывания, сотни проектов по последовательной десакрализации народных пластов. Великое множество цензоров и указов со стороны государства и церкви(см. Стронглавы, домострой), а также крестовые походы, “миссионерство”, христианизация, гонения и геноциды народов, не подчиняющиеся поползновениям централизации власти и установления чужеродного аппарата над самоорганизацией и сакральностью. Индустриализация и урбанизация породили химерическое существо –DasMan.

DasMan– оно же мещанство, есть порождение низкого порядка онтологического положения уже “расчеловеченного человека”, готового потреблять, желающего потреблять и стремящегося к потреблению. Он лишён волевого начала, лишён священного в себе; для него не существует идеала, кроме того, который в данный год или месяц транслируют ему; ему не понятна ценностная составляющая окружающего его, её структура, а то, что он называет ценным, опять же идёт из маркетинговой пропаганды. Более того, он не желал бы даже их знать. То есть, мы имеем дело с новым социальным существом, платформой для построения государственной экономической системы, которая имеет даже пластичность в руках управляемого, способна видоизменяться и дополняться под курс рынка.
Люди не мыслят теперь свою жизнь без навязываемых им “погремушек” –  вещей, которые по сути своей, по признанию их самих же, им оказываются и не нужны. Стандарт мещанина таков: новомодная одежда, всевозможные гаджеты, бытовая техника, высокооплачиваемая или приемлемая в обществе работа, многокомнатная квартира или несоразмерный нужности дом и т. п. Желание казаться успешным, “достойным” шаблону декларированного обществом и всей цивилизационной повестке – есть то самое пагубное проявлениесверхсоциализации. Из характерного существования такого желания вытекают наихудшие черты как в психологических аспектах, так и в социальных, экономических, политических, экологических и вообще во всех сферах деятельности человека и более того, тем пагубнее – во всей жизни планеты. Накопительство, карьеризм, сверхпотребление, отчужденность, загрязнение окружающей среды, атомизация социума, упадок семьи и пошаговая деградация культуры и т. д– вот неисчислимые плоды того гниющего трупа называемого “нашей цивилизацией”.

Работа по выработке такой ложной потребности велась издавна и уходит в глубокое прошлое первых цивилизаций, когда началось расслоение, кастовое деление родоплеменных обществ и выплывает в современности в виде всевозможных концептах по построению “нового человека”. Нужно подчеркнуть, что тут не идёт речь о неравенстве, антииерархии и тому подобных левацких проблематиках, тут указывается первоначальный историко-антропологический корень, тенденциозно повлекший к созданию современного общества.
Великая “американская мечта”, которая стала частью американской культуры, до сих пор, спустя десятилетия восторженно отзывается в сердцах почти всех граждан. Трансформируясь из изначальной протестантско-утопической идеи о “стране изобилия”, “рая на земле”, видя место воплощения подобной идеи в “новом свете”, превратилась в светскую идеологию, пропитавшую все слои общества. Принципы приближения тебя к “ self-mademan ” – работай, потребляй и добьёшься успеха! Успешный бизнесмен, жена с модельной внешностью, образцовый домик с бассейном, зелёный газончик и деньги, много денег.
Или взять концепт “советского человека”, которого так натужно пытались воспроизвести в реальность в ходе возведения коммунизма на нашей территории. Он был неотъемлемой и необходимой частью “советского проекта”. Целью было перекроить народные массы, модернизировать человеческое существо, как то делали с технологиями, создать универсальную ячейку, входящую в единую утопическую картину. Перепрошивка человеческой единицы нуждалась в полной унификации от всех отличимых признаков другой культуры, принадлежности к ней: верование, традиция, повадки, привычки, языки – всё это составляло большую преграду в реализации. Сразу же вспомним “интернационализм”, который манифестирует полное уничтожение национального признака вообще.
Все государственные институты и аппараты были заточены под этот принцип штамповки “болванок” из мяса и костей. Детские сады, ясельки, учебные заведения, больницы, институты и наконец заводские предприятия – были пошаговым конвейером стерилизации особенностей, инаковости, живости “человеческого”… На выходе получались “homosoveticus”, которые были послушны партийным идеям, оторваны от родовых общин, безвольными, десакрализованными, несамостоятельными и наконец привязанными напрямую к государственной системе, без помощи которой их существование теряет смысл…
Удивительно, но именно эти качества и нужны для поддержания любой экономики и государства в принципе.

За такими красивыми картинами скрывается неспособность прогнозировать действительное будущее, так как они утеряли то самое настоящее. Вглядимся – люди, сформированные в пропитке этих вышеуказанных идей мещанства, направлены взором в далёкое будущее, будь то мечты о футуристичном советском мире, где пришла роботизация и обременяющий труд упал с плеч советского человека или мир зелёных газончиков, где только и остаётся что наслаждаться успешным вложением в прибыльный бизнес, и тихо смотреть на свой бассейн, попивая горячительные напитки. Все они – лишь воодушевляющая приманка обещанного будущего, в стремлении к которому люди теряют настоящее, и прежде всего – настоящее в себе.
И по итогу, не получая действительной реализации таковых потребностей, мещанин с горем признаёт своё поражение и довольствуется крохами, падающих с вершин экономических систем. Потратив свою жизнь на воплощение навязанных ему потребностей, идей и целей, он вынужден бултыхаться в последствиях своих вырожденческих действий. А последствия таковы: всевозможные комплексы неполноценности, из которых вытекают психические и неврологические расстройства; беспочвенность, выражающаяся в полном или частичном разрыве с семейными узами, не говоря о его собственной семье, где культивируется весь этот комплект в еще большем размере, подталкивающий детей к такому же поведению. И наконец жалкое и хилое старчество, где ты– просто бесполезный элемент, где ты – препятствие, где ты – лишняя статья расходов на твоё содержание и медикаментозную помощь, только лишь потому, что ты перерабатывал лишний раз на поддержание такого быта, а по итогу – сам стал лишним.


Создание бездны

Полное уничтожение или подмена ценности приводит человека в замешательство, с нарастанием, всё больше гнетущее его изначально-природную ориентацию в жизни. Люди не всегда могут достигнуть понимания структуры завуалированной лжи, но всегда чувствуют, ощущают глубоко внутри им малозаметную глазами великую фальшь. Так и сейчас, в эпоху материального достатка, во времена сверх обеспеченности всех низовых потребностей, можно наблюдать и фиксировать с каждым годом растущую вырожденческую тенденцию, выражающуюся у масс народа в склонности к затяжным депрессиям, неврозам, самоубийствам.

Статистические данные по странам каждый год фиксируют растущие показатели по суицидам. Они непрестанно растут на фоне всеобщего благоденствия цивилизационных граждан, что в корень не идёт с прогрессивистской повесткой, по которой материальный достаток равен счастью и никак иначе.
Что же приводит этих обеспеченных всем необходимым людей к такому резкому завершению всего жизненного цикла? Что заставляет поставить точку в своём существовании?

Эти люди окружают теперь нас повсюду. Это твой сосед, однокурсник, товарищ друга, твоя подруга, мужичок с работы; официант, приносящий тебе еду в забегаловке и наконец – твои родственники. В этой системе все находятся в зоне риска самостоятельно окончить свою жизнь.
Из всех причин самоубийства можно выделить один общий корень, толкающий всех на подобный шаг; всматриваясь обширно, рассматривая это как тенденцию прошлых веков, обнаруживаем кричащую причину – бессмысленность жизни. Это то самое, что объединяет их всех. То самое, что волей или не волей, иносказательно либо прямо говорит каждый человек, разрезающий тесные путы между собой и жизнью.

Оговоримся, и укажем на то, что не все самоубийства вызваны именно упаднической бессмысленностью, а более того – существовали и существуют случаи, при которых жизнь для самоубийцы была ценнее и именно по той причине он готов совершить этот акт – заметим – акт наполненный смыслом. В культурах существовали и сакральные самоубийства, и есть самоубийства смысловые, но главным типом, рассматриваемым нами, является самоубийство бессмысленное, ведь таковой акт, таковое действие происходит от бессмысленности, от упадка и является десакральным, антидуховным и, наконец, попросту профанным. У человека лишенного смысла в жизни, лишь только факт смерти может стать осмысленным. И смерть здесь – как последний предел, последняя ценность в свете обезличенного и пустого существования.


Горькое безумие людей пустотелой материальности покрывает всю их деятельность, пронизывает почти всю их сущность. Этот страшный вопль постмодерновой эпохи слышен из всех догнивающих культур европейской цивилизации.

“Смысла нет! ” – как громогласный лозунг нашего вырожденческого марша!
“Знаете... он нам даже не нужен! ” – где-то холодно скажут в ответ…


Падение

В свете бессмысленного и обесцененного, хуже самоубийства предстаёт перед нами общественное разложение поделённых масс. Все, пребывающие в системах городской капиталистической экономики, становятся подверженными упадничеству, определяющие качества которого выражены в частичном упадке ума и пониженном, угнетённом эмоциональном состоянии, который в своём последующем пределе есть – полноценный нигилизм.

Это великое, но тихое безумие, проистекающее от зияющей пустоты внутри каждого человека, о которой теперь осведомлено всё мещанство. Пустота не образовалась сама собою – тому способствовал отказ от фундаментальных интенций человеческого. В каждом поколении отмирала кормящая его нутро органическая натура. Эпоха “Нового Времени” провозгласила целенаправленный и последовательный геноцид Человеческого, в котором ей удалось по итогу вырезать из сердец людей всё живое. Как на операционном столе были грубо вырваны из человека Бог, Священное, Традиция, Дух – всё то, что двигало им тысячи и тысячи лет…

Без всего этого только тленность, действительный абсурд в масштабе каждой человеческой единицы, выливающийся в жалостный вой всего общества, где центральными идеями стали разрушение, самобичевание, депрессия и другие продукты распада. “Невроз Общества” есть неотделимый компонент для свершения суррогатной деятельности – провоцирующей и пробуждающей всё большее расстройство.

Так в сферах массовой культуры были взращены упаднические идеалы. Следуя принципу искусства, как попытке отразить, поймать “дух времени”, всё– литература, кино, музыка, живопись, поэзия отражают и показывают угнетённое духом состояние человека, как бы отвечая потребности широких масс, культивируя у них чувство актуальности их пораженчества. И с самоупиванием этого поражения доходят до крайности, “доходят до ручки”, пуская свою жизнь на попятную. Так декаденты впитывают десятки книг и фильмов, которые вторят их угнетённому состоянию; с утончённым восторгом слушают музыку, в которой самой банальной и превалирующей темой является – смерть, грусть, тоска, страдания и скука. Не обходятся они и без “групповых страданий”, плодя многочисленные субкультуры, зачастую уходя и тратя в них большую часть своей жизни.
Характерными чертами такого упадничества являются: уход от семьи, негативизм по отношению к миру, нигилизм, мизантропство, атеизм и прочие девиации, частью которых являются психические отклонения. Также большим упущением будет не упомянуть употребление наркотических, алкогольных и прочих одурманивающих веществ у людей подобного типа упадка. Пораженчество всегда нуждается в такого рода побеге, эскапизме в себе: в виртуальный мир, мир грёз и мечтаний, потому что не способно выдержать собственный вес поражения. В полом новосозданном кем-то другим мире, человек не видит себя, не видит пространства для реализации того, о чём и сам не знает, а только лишь догадывается… Его собственно гнетёт этот мир, ведь он для него представляется абсолютно чуждым.

Также характерен “обывательский нигилизм”, который порою совмещает в себе и декаданс, и мещанский тип, в свойстве которого явлена выраженная слабовольность, неспособность действовать, исправлять. Его реакции на мир проистекают с пассивной импульсивностью, либо сводятся к полной апатии. Такой тип может образоваться в случае, когда декадентвсё таки “устаёт” и оседает в среду городского потребителя, отбрасывая прежний бунт, либо подавляя его. Постоянное пьянство, безыдейность, подавленное чувство собственной полноценности или значимости – вот каков портрет изведённого в себе человека.

Упадок не одномоментен– он устремлён всё больше и больше набирать обороты своего падения. Отказ от ценностей – сути человеческого – сделал из человека пустующую болванку, сводимую к пушечному мясу, к механизму. Всё городское население – это невнятная масса, кричащая о собственной болезни в разной тональности.


Колотая рана, или проблематика антропосферы

История вырождения человека наиболее глубоко и прочно связана с его постепенным разрывом с органическим миром природного. Было бы малой частью сказать, что вырождение человечества приводит к его собственному упадку и смерти, при этом не затрагивая весь остальной спектр окружения – если бы было так, то можно было бы отбросить весь этот волнительно-попечительский тон данной работы и обозначить единственную проблематику, которая ограничивалась бы только самим Человеком. Но ситуация вырождения человека стоит обширнее, чем его собственная персона и затрагивает всю его площадь обитания, и не только. Как гниль и плесень перекидывается вырождение на всю сферу его влияния и создаёт очаги такого же разложения – и это основная причина, почему “падший человек” должен быть не безразличен другим.

Каждый шаг дегенерации человечества – есть шаг, попытка уйти от природного, либо попытка подчинения природы себе, под себя –что в общем-то значит объявления себя, как противопоставленную сущность природе. Этому послужил принципиальный заквас европейской цивилизации, вскормленная культура которого базировалась на христианском антропоцентризме – противопоставлении себя миру “бренному”, “греховному” – тот же, в свою очередь унаследован был из ветхозаветного авраамизма, где произошёл фундаментальный скос народной религии в сторону генотеизма, а вскоре и в монотеизм – где как раз и выстраивается ветхозаветный принцип “наследования земли”, при котором человек, а в данном случае еврейский народ, ставится “во главу угла” над этим миром, как правопреемник Бога(Яхве).

Всё это важно учитывать в свете современности, где капитализм – как ярко выраженный принцип отношений, передовой в своём роде по сравнению с другими экономическими системами, которые лишь в половину капитализм, либо и вовсе “какие-то не такие” в соревновании со своим “старшим братом” – наследуют как раз те самые принципы, имеют корневые паттерны, как показал Макс Вебер в своей работе “Протестантский дух и этика Капитализма”. Но при этом, не нужно думать, что христианская религия или всецело авраамистические религии являются причиной вырождения, не нужно сводить упадок и расчеловечивание к лишь одной малой части цивилизационного тела, потому как возникновение этих беспочвенных религий напрямую проистекает из возникновения цивилизаций вообще.

Цивилизации не присущ вид живого, она не терпит живости всплесков в себе и подавляет их. Брезгливо отталкивает всё, чья стихия отличима и непонятна. Её отношение с Природой как раз таки и являются подавляющими, подчинительными, что может быть выражено в последовательном для города ландшафте – залитая бетоном и асфальтом земля, лысые парки с минимальным подухоженным количеством деревьев и томящиеся укрощённые дикие звери в зоопарках. Город – это территория оторванности, территория подавленного бунта жизни, где загашен просвет естества.

Поддержание цивилизации требует постоянного использования природных ресурсов, отношение к которым у неё всегда потребительское. Она не способна выдерживать грань потребления, а тем более не способна на воспроизводство потраченного, даже учитывая то, что та содержит различные институты по сохранению и обережению– их существование носит характер показной, поверхностный и попросту формальный. Само же попечительство о природных ресурсах – это не пробудившаяся совесть цивилизации, а самый обыкновенный утилитаризм, который в основном печётся о позднейшей выгоде, которую он извлечёт из этих “сохранившихся ресурсов”; а также охрана этих ресурсов от других, которыми в основном являются простые люди – граждане этой страны.

Проблематика экологического состояния нашей планеты в данный момент является наиболее популярной и затасканной, что не удивительно, потому как с каждым годом накаливающийся дискурс вокруг этой проблемы становится всё больше и больше подкреплен вполне наглядными феноменами проистекающими в природе, не говоря о тысячах научных работ, фиксирующих эти экологические сдвиги. Убийство природы – это совсем не повод для смешков, в своей сути не выдавленная на пустом месте тема для ажиотажа, хотя капиталистический рынок постоянно пытается подмять под себя всё что можно – сделать из любой вещи текущий доход. Тема убитой природы в конце концов дойдет до каждого, дойдёт уже явлено и неотступно, а не очередным заголовком новостей.

Избыточное потребление и производство городского населения приводит экологию внутри разных стран в упадок, который наблюдается как локально-эпицентрически, так и глобально. Города тонут в непрекращающимся потоке отходов производства, загрязняющем воздух, реки, растительный мир и животных. Устраиваемые свалки отходов за городом не справляются с бесконечно приходящими тоннами мусора каждый день, которые уже напоминают зловещие синтетические холмы различных пластмасс и грязи. Выхлопные газы техники и разных производств стали обыденной частью существования людей в городах, которые каждый день обязаны свыкаться с подобной реальностью.

Так называемая “традиционная агропромышленность” для которой поставленная задача выжать максимальное количество сельскохозяйственных ресурсов, постепенно приводит земляной покрой, обрабатываемый грубой техникой и химическими удобрениями к “эрозии почвы” – вырождению плододающих слоёв земли.

Рыбная промышленность же забирает необъятные тонны и тонны миллионов рыб из водных бассейнов, по малой мере считаясь с количеством продукта действительно нужного для людей, обедняя водоёмы на большие промежутки времени, затормаживая периоды нереста и отхода рыбы по естественным каналам рек и другим водоёмам, но самым пагубным образом рыбная промышленность обходится с уже добытым количеством рыб: “Из почти пяти миллионов тонн добываемых в России водных биоресурсов около 1, 7 миллиона тонн не используется, при разделке рыбы в море образуется около 35 процентов отходов. ” – так заявила в одном из своих выступлений заместитель директора по научной работе Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО) Елена Харенко. А по мнению экспертов Всемирного фонда дикой природы (WWF), ситуация еще серьёзнее: при производстве мороженой продукции из рыбы за борт уходит треть сырца. При производстве филе в отходы записывают уже до 60 процентов от объема вылова, а на некоторых производствах – до 90 процентов. Сотни тысяч тонн отходов рыбаки отправляют за борт. Так же выбрасываются раненые рыбы, “подранки” – те, которые уже были пойманы, но на которых не было квот у данного предприятия или судна. Труднорассчитываемый, но фактически немалый урон наносит промышленность уже при экспорте и продаже, когда рыба становится отходом при доставке, сбыте – большое количество продукта может быть в принципе так и не употреблено людьми, как по факту испорченности продукта, так и по фактору “переполненности рынка” – что в принципе идёт рука об руку вместе.

Животноводческое производство вообще выделяется своим холодно-циничным отношением к животным. Оно также наследует ту же проблематику добычи и сбыта, но именно выделяющаяся сторона её связана с полной бесчеловечностью, что характеризует тех, кто работает в ней и потребляет её продукт. Одомашненные животные теперь вообще не представляют сущностной ценности для промышленности и цивилизационных людей, потому как нет более жизне-мерзкого изощренного способа выращивать и убивать, чем тот, который используется сегодня. С самого начала жизни любого одомашненного животного и до самого конца, его ждёт ряд исключительных пыток и истязаний, которые по итогу оканчиваются жестокой бойней. Технологии искусственного зачатия, доильные аппараты, кастрации, отрезание частей тела, нарушение животного материнства, невыносимые условия – это довольно малое количество того, что кроется за словами “животноводческая промышленность”. Сокращение затрат на сельскохозяйственное производство загоняет промышленников в тесные рамки, в которых они вынуждены исключить вообще всю заботу о животных, как финансовую, так и эмоциональную. Животные выращиваются в условиях той самой “выгоды без затрат”: томятся в тесноте ангаровых стойбищ по тысячи голов, где не чувствуют себя спокойно ни на минуту, что приводит их к нестабильному состоянию, когда они могут повреждать друг друга, откусывая части тела и убивая. По итогу то, что раньше действительно могло назваться “животноводством”, теперь представляется для всех как “территория смерти” – невыносимые и безжизненные пустыри на которых нигилистично подвергают пыткам животных, зловонные от непереносимого выделения аммиака места от которых страдают как животные, так и люди вокруг – лишь для того, чтобы продукт такого “хозяйства” был на полках всех магазинов. Таковое отношение к живым существам появляется от последовательного следования принципам потребления и перепроизводства.

Лесная добывающая промышленность и лесоводческое хозяйство не выделяются своим честным и добросовестным подходом к ведению лесных угодий – быть может это самая исторически показательная деятельность человека, в которой выражена с суммированием вся история отношений человека к природе. Особенно выделяются периоды индустриализации, в которых природа быть может потеряла больше, чем за всю бурную деятельность человека прежних веков. Цивилизация всегда выглядит проплешиной на теле природы – язвой в которой копошится род людской, провозгласивший себя царьком над ней – но это является наиболее забавным социологическим феноменом, ведь таковое провозглашение равносильно заявлению о власти злокачественной опухоли над организмом. Да, “власть” присутствует, но какая? Захватническая, угнетающая и приводящая к гибели всего организма.
Политика лесозаготавливающей промышленности является одной из наиболее расточительных, как в европейских странах, так и в нашей стране. Леса хиреют и беднеют с каждым годом, с каждым скачком перевыполненного сезонного плана страны, где эти леса вообще еще есть. Заготовка лесов производится с такой же пренебрежительностью, как и при остальных добычах ресурсов, но ощутимая потеря лесов находится на наиболее хронологически растянутой плоскости, т. е. заметное уменьшение леса будет уже при критических его состояниях - тогда, когда уже будет поздно остановиться.
Уже обозначенная главной характеристикой промышленности – проблематика спуска в отходную часть большую долю уже добытого сырья – преследует и лесозаготовительную деятельность. Большая доля лесов после сплошной рубки остаётся лежать и гнить годами в пропилках возле дорог по причине их непригодности при дальнейшей обработке. Выборочная вырубка редко используется, так как “не выгодно! ”. Большее лицемерие порою проявляют “лесохозяйственники”, всячески оправдывая вырубку как “помогающую деятельность для воспроизводства молодого леса” – как оправдание убийцы или вора, говорящего то, что он освободил место для новых детей в семье, где был убит родитель, или как сказал бы вор о своём воровстве, мол “место в кармане того гражданина я освободил для новых вещей! ”.
Лес – это прежде всего сбалансированная экосистема, в которой растут, живут и дышат неисчислимое количество организмов, животных и растений – для которых вырубка представляет из себя ПОЛНОЕ уничтожение среды обитания и пропитания. Воспроизводство кислорода в первичных лесах с устоявшийся экосистемой наиболее полноценно, нежели в молодых засаженных лесах, эффективность которых несравнима ниже, а по процессу роста и отсеивания жизнеспособных – уже количественно не превосходит первичный. Низкое качество этих засаженных лесов ощутимо невооруженным глазом – вырубка первичных, реликтовых лесов разбивает вдребезги всю окружающую экосистему: микроклимат с надлежащей влажностью, температурой и теплоотдачей; почвенный покров со всей сообщающейся корневой системой, растениями, а также общую фауну для обитания пчёл, птиц и диких зверей. Вырубка приводит к нарушению взаимосвязанных лесных процессов, после которых хилость леса очевидна в виде неестественного линейного (порою псевдохаотичного) рядования деревьев; уменьшается всё видовое разнообразие, которое заменяется скудной шаблонностью видов; увеличивается заболеваемость деревьев, при которой их ждет участь погибнуть. Нужно ли говорить, что эти восстановленные леса вообще не идут в сравнение с первоначально реликтовым лесом? Таковые “леса” – не более, чем фикция государства и промышленников, для которых подобный лес является пригодным для получения дальнейшей выгоды. Фикция же и лесоохранная, и восстановительная деятельность, только в первом случае леса охраняются от своих граждан, не давая самостоятельно на законодательном уровне пользоваться природными ресурсами, а во втором зачастую восстановлением не занимаются в принципе, либо “восстанавливают” формально, “на бумаге”. Обычная ситуация, когда за восстановление леса выставляют взрыхленную почву под “естественное восстановление” и ставят галочку в отчете – отсюда вытекает процент “восстановленных лесов” после вырубки. Но в разрушенной экосистеме молодому лесу будет труднее приживаться, он нуждается в последующей многогодовой заботе и помощи, которую в большинстве случаев ему не предоставляют.
Потеря лесов – животрепещущая тема, на которую отзывается совестливое сознание общества – совести этой мало, но она будет большим богатством для наших будущих поколений. Однако, не смотря на всю эту совестливость зеленых движений, промышленность продолжает свой уничтожающий ход.

Для промышленности любого вида не важен фактор сохранения, она мыслит всё только с точки зрения сегодняшней переработки и закрытия плана, руководствуясь только одним принципом – перепроизводства – “нужно больше, чем нужно”.

Большая деятельность цивилизационного человека направлена на таковое убийство природы, его образ существования требует такое поведение в ней. Антропосфера его – это именно деструктивный образ мысли и жизни, и, пожалуй – другого образа у него больше и нет. Это в его специфике было вырубить весь континент Америки при колониальном освоении, уничтожить напрочь целые виды животных. Европа сегодня – это лысые участки бетонных и каменных коробок, где леса стали большой редкостью, а про девственные леса вообще можно только промолчать. Океаны залиты едкой для всех водных животных нефтью, а как добивающий фактор – многокилометровые залежи “плодов цивилизации” в виде гор мусора и отходов, бороздящих по тихому океану, которые то и дело выбрасываются волнами на материки. Рыбы и млекопитающие словом нисколько не рады таким “дарам” и попросту умирают от скопившегося во всех органах мусора, задыхаясь, выбрасываются на берега. Реки, если не находятся на грани полного загрязнения, то усыхают и мелеют от индустриальных присосок в виде ГЭС. Под смогом промышленных городов, который постепенно вызывает онкологические заболевания, люди не видят даже большинство звёзд, но до сих пор горделиво поднимают голову и выпячивают грудь, когда говорят о плодах современной цивилизации и человеческом разуме. О, великая ноосфера! Территория великого разума… Что это за разум такой?


Ахиллес наизнанку

Уже обозначены социальные и психологические проблематики общества потребления, но только вскользь упомянуты его физические состояния, которые в половину важны для понимания общего портрета. Наивным положением ума является то, что человек современности – “ Homo Consú mens” – как существо материалистическое, вместе с общим настроем цивилизации преодолел, уничтожил старую парадигму мирового устройства прежних традиций сакрального, ради преобладания материального достатка и материального здравия. Свержение этой парадигмы – было основным тезисом эпохи просвещения, но дело в том, что структура цивилизационных идей всегда направлена на ожидание свершения центральной идеи любой из идеологий – т. е. специфика идей, продвигаемых ими не подразумеваетактуального, настоящего свершения идеи в данный момент времени. И то, что происходит до этого свершения, ими не ставится в расчёт, они не брезгуют никакими методами ради продвижения к своей идейной утопии. А то, что находится в данный момент – они расценивают как расходный материал, жертву, которую кладут на алтарь, и их слоганом становится выражение “Лес рубят, щепки летят”. Проследите за каждой превалирующей когда-либо идеологией модерна, и вы поймёте, что для неё настоящее – это чуждая среда (бренность, греховный мир, мракобесие, не образованный мир, не свободный, не толерантный, не демократичный или с неправильным рынком). Так и получилось, что в их руках Человек стал той самой щепкой, на которую не стоило бы и обращать внимание.

Последствием нового образа жизни для городского человека стала не только психологическая, умственная и духовная убогость, но и вполне явственная физическая хилость. Сегодня мы наблюдаем у людей всю полноту их физиологического недомогания, как цветовой градиент выстроен и разношерстен весь спектр болезней современного человека – от обычной неспособности к физическим нагрузкам до хронических патологий. Система, в которой рождаются и живут современные люди цивилизации не предполагает то, что люди, живущие в ней, будут здравы, а наоборот, чем больше таковых доходяг – тем лучше для экономики, рынка фармацевтики. Нужно ли говорить, что контролировать людей совершенно несамостоятельных и бессильных намного проще?

Людей держат в условиях бетонного тоталитаризма, где природа состоит в таком же угнетённом состоянии, как и сущность человеческая – то есть подавлена вся живость. Человеку свойственно быть сильным, радостным, бодрым, самостоятельным – и это всё то, что всячески подавляется в городах и подменяется на искусственные заменители. А есть ли этому там место? Люди заперты в бетонных коробах, расположенных над землёй в десятки этажей, где они обязаны быть тихими и спокойными, чтобы не помешать существованию сокамерников, которые находятся тоже в таком же положении; они обязаны ходить на работу, которая только и может предложить такое же рабское подавленное состояние, что позже выливается в психологическую и физическую неполноценность, будь то работа на промышленных фабриках или в офисе – итог один. Обрезанной от налогов зарплатой вам выдаётся не только денежный эквивалент, но и весь ворох “профессиональных болезней”, которые вы так успешно заработаете, а большая часть денег, полученных вами, уйдет на оплату бетонного короба и искусственно-подслащенную, вредную еду, создаваемую, чтобы подсластить вашу нелёгкую участь.

Профессиональная специализированность на первый взгляд – вещь положительная, но таковой она перестаёт быть, если взглянуть на неё с другой стороны, а именно нужно заглянуть в сущностно-практический комплекс специализации. Сегодня профессия является обязательной частью жизни городского человека и опорой вообще всего городского устройства. Для ячейки общества обязателен путь по одному из линий специализации, представленных уже заранее государственными институтами. В своей сущности, специализация – вещь глубоко индивидуальная, лишённая при этом коллективного начала. Уже исторически давно был совершен переход из полноценной профессии к индустриальному специализированию. Если раньше профессия не исключала коллективного, общинного созидания, и существовало равновесие между твоим промыслом и поддержанием своего хозяйства в полном виде с участием общинного созидания, то теперь напрочь обрублено это соединение, и специализированность означает узкую сферу деятельности, при котором дело рук твоих не то, чтобы ни идёт в общину, но и ты сам не являешься правообладателем результата своего труда. Эта мнимая деятельность не только обрубает коллективную сторону жизни, но и вводит в специфический ритм твою деятельность, при котором, зачастую, собственный быт находится в упадочном состоянии, когда человек выступает профессионалом на работе, но в быту – абсолютный профан, не способный поправить одну из сторон быта, выбивающуюся за рамки его “профессиональной деятельности”. Таковой ритм исключает получения полноценного опыта ведения собственного хозяйства жизни, при котором страдает всё – семья, отдых, промысел, дом, ум, здоровье – при взгляде на которые у мещанина опускаются руки. Также нужно заметить, что культурное пространство, состоящее из книг, фильмов, музыки – сплошь и рядом педалирует как раз темы, связанные с проблемами простого существования городского человека, описанных выше, банальная завязка которых отражает настоящее положение дела. Что и говорить, если даже главными темами при общении с таковыми людьми являются “плохое состояние жизни”.
Дополняющим феноменом для понимания человека современной профессии является неотъемлемая индустриализированная техногенность процесса его рабочей деятельности, при которой он всё менее и менее становится участником процесса создания вещей, что в сущности выступает отчуждающим фактором созидания. Если раньше профессия требовала особой физической подготовки и особого знания, то сегодня отчуждение достигает своего критического пика, ведь от рабочего не требуется всего этого – за него всё выполнит станочная машина с заданной программой действий. Достаточно простого доходяги без особых знаний и физической силы. Таковое положение “приличные люди” естественно поставят больше в плюс, чем в минус… Но для человека, который большую часть времени проводит свою жизнь в таковой суррогатной деятельности, это встаёт всегда боком в его собственной вне рабочей жизни.

Цивилизационный подход затрагивает и подвергает “видоизменению” не только всю площадь обыденного образа жизни простых людей, но и в большей мере, и по первости, подменяет свои же основания, в которых еще проглядывается что-то живое, доцивилизационное, что в общем то и представляется как одна из первоначальных вех возникновения и развития самой цивилизации. Один из первоначальных столпов её – это воинство, без которого цивилизации не состоялись бы в принципе, так как именно воинское начало носит в себе принципы и действия, которые если отнять от любой цивилизации, то она непременно рухнет, либо выродится в более неопознанное, что и представить себе пока что невозможно за неимением такового опыта в истории. Однако, именно воинство подверглось критическому изменению, всячески модифицируясь из абсолютизации физической силы и духа в последовательною регрессивизацию физических данных тела и упадок духа. Последние войны наглядно показывают, что народы, в которых преобладает дух, являются более победоносными в сравнении с цивильными армиями в которых этот дух находится в подавленном состоянии или попросту вытеснен, как бесполезный рудимент. Сама история развития военного обмундирования и оружия даёт чётко определить трансгрессивную дегенерацию физических показателей тела, и с этим же снисхождения важности духа воина. Так на замену силовых данных единичных воинов, приходит более хилое массовое воинство, способное компенсировать количеством, и как реакция на это – компенсация хилости усовершенствованным орудием и т. д. Здесь выплывает феномен технологизации, или вещевизациичеловека вообще, но вопреки важному соприкосновению воинства и вещи, здесь не будет подробно развита мысль об их взаимоотношениях, потому как она более фундаментально может раскрыться в общей теме “Человека и Вещи”, которой будут посвящены отдельные работы.
Сегодня в армии, что удивительно, в отличие от других государственных институтов, до сих пор сохраняется понятие о воинском духе, хоть и с явным секулярным подтекстом. Но общий вид современной армии идёт только на убыль, как и положено в европейской цивилизации, где призывом в армию занимаются попкультурные маркетологи, где в агитационных роликах показывают плачущих ЛГБТ солдат – новая агитационная пропаганда на примере агиток Англии, Америки и других стран евросоюза. Воинский вид и дух пал под натиском всеобщего вырождения. На замену духу и физической силе постепенно приходит полная оторванность от этих понятий и бесконечно модернизируемое вооружение, которое превращает поле битвы в битву не людей, а сверхтехнологичных железяк, за которыми сидят люди, не понимающие за что они борются и за что они должны умереть через каких-то пять минут наступления.

На волне общего вырождения цивилизации, закономерно, время от времени, у подавленных людей проявляются анти-жизненные настроения. Не являются исключением и люди научного мира, которым обще присущ весь базис вырождения и связанный с ним невроз, для которого характерен рессентимент по отношению к смерти. Смерть – это большая преграда для цивилизационных оптимистов, костью в горле стоящая на пути к бесконечному развитию систем потребления и производства. Так среди сциентистов рождается идея о преодолении смерти в том или ином виде с помощью всеобщего усилия научного сообщества и научного прогресса. Пускай эта идея пока не имеет результативных плодов, но само её наличие уже говорит о многом. Один из существенных витков её – это устранение старения генным перекодированием, старение, которое является онтологическим параметром нашего мира. От этих же людей звучат позитивистские выкрики о возможности обмануть естественно сложенный порядок вещей в природе. Оставим подробности, которые вы и сами можете найти по этой теме, лишь выведем гипотетический итог этих изысканий. Устранение старения каким-либо образом поставит человечество в радикальное положение, в радикальный ракурс последующих за этим событий: перенаселение, расслоение иерархических слоёв, абсолютный элитаризм в отношении бессмертия, исчерпание ресурсов у части органов. Исчерпание ресурса для стабильной работы органа, приведёт к вполне “логичному” и закономерному решению заменить орган методом пересадки, либо внедрить техно-протезированный орган – всё это уже не футуристические вещи, которым только есть место в романах фантастики, это наша, вполне обыденная реальность, скорый закат которой виден издалека.

Врождённая физическая хилость и слабость, либо приобретённая при той выстроенной системе существования, не может игнорироваться, не может лежать открытым гештальтом перед лицом активных участников цивилизации, поэтому для них становится необходимым преодолеть это “маленькое недоразумение”. Убежав от природного, гася в себе живое начало, цивилизация с тем же старается обойти, обмануть эволюционно заложенный естественный отбор. Этот обман, как и все ухищрения человека по отношению к природе, становится боком только самому человеку. Нарушив органические условия по выдержке сильных и отсеиванию слабых особей, цивилизация подписала себе приговор в виде долгосрочного вырождения, которое будет длиться еще долгое время – тем и хуже, потому как продлевает агонию преступника перед казнью. Поступившись с таковым законом естественного отбора, цивилизации приходится мириться с тем нагромождением безвольных, слабых, подчас больных и убогих людей, наполняющих её, которые сами вопят о своей безнадёжности. Их крик о слабости души, о бессилии тела, о мягкотелости характера и невыносимости этого мира сливаются в один протяжный вопль, который у особо отчаянных дополняется желанием и вовсе отказаться от этой человеческой оболочки… Им становится противно видеть себя в этом убогом обличии, и истинным их желанием было бы сорвать оковы этих предопределённых условностей, оплевать и растоптать в нервной судороге этот злосчастный, предопределяющий их “пол”, всё мужское, всё женское – главное не видеть всех этих вопиющих различий кусков плоти, и только потом, дойдя до дрожи, стиснув зубы – вовсе отказаться от Человеческого в себе.

Так зарождается трансгуманизм, который именно из этих интенций берёт основной базис по постройке нового существа – “пост-человека”. Это течение всё больше и больше набирает обороты сегодня, находя приверженцев не только из узких социальных групп, но и из широкой массы городского населения. Они объединены идеей преодоления всех человеческих “пороков”, человеческих “недоработок” – страданий, болезней, несовершенностей тела, смерти. Трансгуманисты с упоением принимают все хайтек разработки последних времён, особенное внимание уделяя разработкам искусственного производства тканей, органов, а также неотличимых от настоящих частей тела, протезов. Они ратуют за необходимый “перезапуск” человеческого тела в новом обличии, в котором будет усовершенствована работа мозга, памяти, органов восприятия, и как последующий этап этих изменений – полная кибернизация– как идеал трансгуманистического пост-человека.
В свете всего, трансгуманизм– это логичный конец продолжительной пьесы вырождения, которая правильно замыкается со своими началами, предпосылками для конца, которая уже не скрывая, проговаривает чёткий итог этой многовековой человеческой истории. И поэтому, хилость, слабость – не есть побочный плод цивилизации, напротив, есть основания утверждать, что это желаемый результат многовекового цивилизационного развития. Сегодня Человек, а точнее то, что от него осталось, лишь только на треть есть существо живое, сильное, но в остальном же, это уже Нечто, стремительным порывом падающее в Ничто.


Теневой игрок

Кто же остаётся непосредственным, но наименее заметным участником нашего обыденного вырождения? Кто при своём масштабе, при своём всепроникающем влиянии остаётся лишь третьей фигурой между двух огней? Он не заметен – потому как скрытен; о нём все упоминают, но не озвучивают его должный статус; им совершены все наиболее значительные моменты в истории, но он в ней лишь немой победитель…

Дело в том, что техника остаётся безликим поводырём в отношениях с человеком, и это является значительной ошибкой его самого. Отношения человека и техники – это изначально отношения “человека и вещи” вообще. Привычное определение техники как сподручное, инструмент, и только – есть самая глубокая и фундаментальная слепота человека к миру.

Приходим к изначальному положению того, что перекраивание ценностей происходило именно с помощью подлога вещей. Ценность же всегда заключена в материю, являясь сердцевиной, ядром её. Ценности без материи, как само по себе, как трансцендентной автономии нет в нашем мире, но если таковую пытаются вам преподнести, то таковая ценность фиктивна. Поэтому процесс подлога ценности предполагает отнести её на первых этапах за рамки нашего мира, отрезая укоренённую часть ценности, что даёт возможность манипулятору вскоре закрепить безкорневую ценность к чему угодно.

На этом принципе подмены и происходила операция по переделке человека традиционного в буржуазный класс мещанства, явный мотив этого изменения – подконтрольность централизованной власти. И вещи, и техника здесь играют первостепенную роль. Централизация происходит за счёт и для установления экономического рынка: как только приходят на территорию к какому-либо коренному народу, то предлагают создать рынок сбыта товаров – это один из частых способов захватнической централизации при колонизировании чуждых народов. В том случае, когда народность не согласна пойти под поступающую к ним централизацию чужаком (что нередко происходило в истории), воплощался другой вариант, более затратный, но не менее эффективный – полный или частичный геноцид автохтонов, а позже самостоятельное заполнение экономической ниши, в которую вплеталось колониальное рабство. Потому рыночная лавка – это трон, на котором восседает Вещь.

Сегодня техника окружает нас повсюду, куда бы мы не пошли, чтобы мы не делали – она преследует нас на каждом шагу. Вся жизнь городского человека предполагает наличие рядом сотен технических устройств разного типа. Сегодня город без техники – довольно забавный абсурд, от которого, на самом-то деле, смеяться вовсе не хочется. Всё – от перемещения, добычи ресурсов, станочных работ до приготовления пищи и чистки зубов – окружено техническими приспособлениями, не говоря о городских коммуникациях. Практически никакое действие сегодня не совершается без её помощи, что сразу обличает самого человека в его бездеятельном образе жизни. Квартиры мещан забиты ею настолько, что ненароком задаешься вопросом: а что делает современный человек сам? Проходясь по городу, видишь, как массивные железобетонные здания, заводы и фабрики окружают прямолежащие асфальтные дороги, и только малые пространства занимают людские тротуары, которые в некоторых городах вовсе отсутствуют. Складывается ощущение, будто город создан вовсе не для людей, но для бесконечного потока машин. Если всмотреться еще пристальнее, то вас уже будет трудно переубедить в том, что это человек работает на поддержание техники, лелеет её, заботится и отдаёт всю свою жизнь на её благо, а не наоборот.


Очерк последних времён

Тих и тёмен блеск бездны. Тиха и до тошноты обыденна наша повседневная серость. Как будто по щелчку рубильника была обесточена наша жизнь. Пестрящие рекламы холодильников и сковородок больше не останавливают наш взгляд, а только так же тихо становятся ландшафтным шумом нашего каждодневного проживания здесь, среди молчаливых панельных гигантов. Уже никто не помнит, как мы пришли к этому, с чего всё начиналось, но уже определённо каждый носит в себе скорый конец.
И люди смирились. Люди просто устали. Привыкли к сменяющимся порядкам, идеологическим курсам стран, также, как и привыкли пропускать навязчивую рекламу между телесериалами. Привыкли и к крикам осточертевшего начальника, который какой месяц задерживает зарплату. В ритме проживания лет, состояние усталости и измотанности станет даже чем-то родным. Ежедневная усталость всё же сменяется… сменяется на ожидание последующей усталости. Но будут и всплески – яркие моменты, когда отложенная сумма денег будет достаточна и можно будет поехать на недельку к морю, или купить недостающую в твоей квартире шкафную стенку, на которую со следующей зарплатой можно будет взять в кредит широкоформатный монитор. Всё это однако лишь всплески, моменты, которые закончатся гасящей всё тёмной пеленой рабочего понедельника.
И всё же иногда тускло проскакивают моменты, какие-то воспоминания из давно утерянного прошлого – по-настоящему живые артефакты памяти детства, когда не существовало этой суетливой возни и притворной обыденности… Мелькают дорогие сердцу моменты настоящей жизни, где ты просто и радостно ходил босиком по травянистой земле, пытался рассмотреть обжигающее глаза солнце и игрался летом с котёнком на светлой и теплой веранде у бабушки. Всё это было, была же ведь жизнь, была бабушка и был ты! Тебе это нисколечко не показалось! Ты был Там! Чувствовал же Жизнь в обдуваемом волосы ветерке, ощущал глубоко связь с перекликающимися птицами в небе, ведь тогда по-настоящему верил, что это они с тобой говорят, тебя зовут… Ты ощущал эту Жизнь в обнимающих тёплых и морщинистых руках своей бабушки, в её потускневших глазах было что-то сокровенное, что-то наиболее яркое и живое, что даже затмило бы любую яркость нашей теперешней обыденности…
И всё это закончилось, закончится, когда ты в холодном оцепенении, провисая над раковиной, будто чужой рукой в безвольности выльешь стывший чай в ненасытную горловину трубопровода. С этим звуком поглощающейся жидкости уйдет, исчезнет последний гаснувший уголёк былого настоящего.

 

***


Удивительно, но пытаясь облегчить себе жизнь, человек, неожиданно, двигается к её постепенному усложнению. Жизнь – она проста, и своей простотою бессильна перед цинизмом лжи. Однако, опять же по своей такой простоте, она не останется в долгу, не станет спокойно лицезреть колотую рану в своём теле, и её последующие действия будут фатальны для наносящего увечье. Если мы сегодня только наблюдатели унижений, не предпринимающие действия, то завтра мы бессердечные соучастники их.
Сегодня, положение умов городских людей не подаёт надежды на значительное исправление, попытку подойти хотя бы на малую поступь к решению проблем, описанных здесь. Промышленность холодна и бесповоротна. Государство жадно и ненасытно. Человечество слепо и глухо. А люди, противодействующие этому – малы и не сплочены.

От былого Человека не остаётся и следа, а традиционные народы, что до последнего держали планку человеческого достоинства, на наших глазах терпят крах в борьбе с пришедшей экспансивной “культурой”. Наша цивилизация живет на костях, она с жадностью подъедает мясо и жилы, соскребая их с тех величественных людей жизни, так как сама не способна добыть себе пропитание духовное, а если и идёт на охоту, то не может обойтись без уничтожения всего здравого. Эти люди больны, беззубы и жалки даже для самих себя. Именно по ним будут судить нас, именно они закончат нашу историю.

И всё же, это наше время – времена обыденного апокалипсиса...

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.