Александр КЕРДАН. НОЧНЫЕ ПАРЛАМЕНТЁРЫ

Александр КЕРДАН

НОЧНЫЕ ПАРЛАМЕНТЁРЫ

Подполковник, командир группы ГРУ – главного разведывательного управления Генштаба ВС СССР, откликавшийся на имя-отчество Василий Петрович, заглянул в штабную мазанку горно-пехотного батальона после ужина.

Обменявшись коротким и крепким рукопожатием с комбатом майором Игнатенко, он сказал:

– Сергей Алексеевич, пошептаться бы надо. Тэт-а-тэт...

– Сейчас организуем, Василий Петрович, – отозвался Игнатенко и приказал дежурному связисту. – Сходи, покури!

В просьбе «грушника» ничего необычного не было: служба секретная, действующая по ленинскому принципу: «Конспирация, конспирация и ещё раз конспирация, товарищи! »

Подполковник и пятеро его подчиненных: офицер, прапорщик и трое срочников: переводчик – таджик, водитель БТР – молдаванин и связист – сибиряк в гарнизоне у Игнатенко даже размещены были в отдельно стоящей мазанке. И питались они самостоятельно, и контактов с личным составом батальона всячески избегали, общаясь только с Игнатенко и начальником штаба батальона капитаном Тетеркиным. Ходили обычно Василий Петрович и его подчинённые в афганках без знаков различия, все отпустили себе бороды и загорели до черноты. Повяжи таким чалму или напяль на голову шапку-моджахедку и от «духов» просто не отличишь. Они и вели себя, как «духи». Среди ночи срывались с места и, оседлав свой БТР, уезжали неведомо куда, или уходили в ночь поодиночке, и возвращались, пока весь гарнизон ещё спал, за исключением дежурных служб, конечно. Так же, в темноте, которая здесь, в горах, наваливается внезапно, как диверсант на зазевавшегося часового, к ним почти каждую ночь на КПП приходили какие-то таинственные визитёры, завёрнутые в длиннополые одежды с головы до ног. Их, обычно встречали сам Василий Петрович или майор, его заместитель, и уводили в свою мазанку, о чём-то беседовали, и спустя несколько часов провожали за ворота гарнизона, где эти визитёры мгновенно растворялись в чернильной темноте.

Однажды стоявший на часах солдат из восьмой роты доложил Игнатенко, что у такого визитёра, когда он проходил мимо него выпала на землю пачка афгани, которую тот тут же поднял и ловко спрятал под одеждой. А шедший за ним следом Василий Петрович приложил палец к губам, а затем погрозил часовому, дескать, об увиденном молчи.

«Помощнички-то у Василия Петровича не бескорыстные... По идейным соображениям никто помогать шурави не хочет! Разве что те, кто сам от душманов пострадал... » – догадался Игнатенко.

Результатами разведдеятельности группы Василия Петровича, у которого была любимая присказка: «война план покажет», он, к слову, довольно успешно пользовался в своей боевой работе – практически все разведданные по близлежащим кишлакам реализовывались именно через его батальон. Да и как иначе? Во всей провинции Саманган батальон Игнатенко – единственная боевая единица советских войск. В своей зоне ответственности от Ташкургана до перевала Мирза-Атбели, батальон охранял трассу: Хайратон – Кабул, обеспечивал работоспособность проходящих здесь двухниток трубопровода, по которым под высоким давлением подавались бензин, авиакеросин и дизтопливо, и в целом, Игнатенко со своими подчинёнными поддерживали зыбкий мир и относительную безопасность на этом участке испокон века немирной и небезопасной земли. Это осознавали и местные власти, назначенные Наджибуллой, и противостоящие им банды моджахедов, поддерживаемые недругами СССР, понимали это, и сам Игнатенко, и, конечно, Василий Петрович.

Надо заметить, что зона ответственности выпала Игнатенко непростая. Территория провинциального центра Айбак – столицы провинции Саманган занимала достаточно большую площадь в долине одноимённой реки. К югу от Айбака начиналось тридцатикилометровое ущелье Дараи-Зиндан. По его дну текла река Саманган, а с обеих сторон ущелья высились отвесные четырёхсотметровые скалы. Вдоль упомянутой реки, там, где ширина ущелья позволяла, располагались зелёнка и кишлаки. Закон Афгана неизменен: где есть вода, там есть растительность и жизнь.

Военная обстановка в провинции летом 1983 года была крайне напряжённой. Из всех населённых пунктов один только Айбак контролировался правительственными войсками и царандоем, но и он только в центральной своей части. Остальная территория находилась под контролем разных бандформирований, которые выходили поживиться и на трассу Хайратон – Кабул и к трубопроводу. После их обстрелов наливников и трубопровода то там, то тут вспыхивало красное пламя, видимое на десяток километров. Но ещё больше хлопот приносили диверсии с целью наживы – душманы в светлое время суток подкрадывались к трубе, ручными свёрлами делали в ней отверстия, затыкали их деревянными пробками – чопиками, а по ночам извлекали затычки и наливали горючее в канистры. Не раз и не два бойцы Игнатенко, поднятые по тревоги или заблаговременно предупреждённые ГРУшниками, захватывали караваны по тридцать и более верблюдов, нагруженных заполненными горючим канистрами.

Бандформирования с завидной регулярностью осуществляли обстрелы колонн и самого гарнизона. Особенно дерзким был главарьВакиль Дивана, чья банда дислоцироваласьв зелёнке в непосредственной близости от гарнизона, где дислоцировался батальон. Душманы донимали Игнатенко, обстреливая территорию гарнизона не только из стрелкового оружия, но и из миномётов. Кличка у этого борца за веру говорила сама за себя: Дивана на дари обозначало – юродивый, а проще говоря – сумасшедший. Этого безбашенного главаря даже сами афганцы не любили, побаивались и называли меж собой беспредельщиком.

Но и кроме шайки Дивана в ущелье и других банд было видимо не видимо: у каждого кишлака – своя банда. Они, практически ежедневно, совершали диверсии на трубопроводе и нападения на колонны. Действовали неожиданно и умело. Совершив налёт, тут же возвращались в свои кишлаки, где сразу же превращались в мирных дехкан, улыбающихся «шурави» и с благодарностью принимающих от них гуманитарную помощь в виде мешков с мукой и сахаром. Достать этих перевёртышей, выковырять их из родных кишлаков никак не получалось. Хотя, по наводке того же Василия Петровича, проводились несколько раз войсковые операции, но толку от них не вышло никакого. Пока роты Игнатенко шли с двух сторон поверх каньона, а батальоны афганской армии прочёсывали кишлаки на дне ущелья, моджахеды через кяризы и тайные тропы каждый раз заблаговременно уходили и прятались по пещерам. Оттуда их и бомбоштурмовыми ударами выкурить не представлялось возможным, и никакими ухищрениями ГРУшников выманить не удавалось.

И всё же работа разведчиков в условиях постоянного враждебного окружения была просто незаменимой. Игнатенко, понимая это, поддерживал дружеские отношения с их командиром и сам, похоже, вызывал в нём такие же добрые чувства.

Василий Петрович по возрасту и воинскому званию был старше Игнатенко, но подчёркнуто относился, как к равному, а в служебных вопросах – как к начальнику гарнизона.

Вот и на этот раз, когда они остались с Игнатенко наедине, Василий Петрович заговорил по-дружески и без обиняков:

– Сергей Алексеевич, вот такое дело: надо нам с тобой съездить на переговоры. На меня через моего человека вышли главари трёх банд, которых этот бешенный Вакиль Дивана тоже достал. Они хотят, чтобы мы совместно его потрясли. Обещают его загнать в ущелье, а тебе надо будет по нему сверху ударить.

– Что же получается, Василий Петрович: мы на стороне духов должны будем воевать? Исполнять желание одних бандитов по устранению другого?

– А нам какая разница? Всё равно, на стороне духов или самостоятельно, главное этому Вакилю хвост прищемить!

– Ну, прищемим ему хвост, а что дальше?

Василий Петрович усмехнулся:

– Война план покажет! Если всё у нас с тобой получится, главари обещали отправить делегацию в Ташкурган и договориться с тамошними бабаями, чтобы они не обстреливали больше наши колонны и не трогали трубопровод в твоей зоне ответственности.

Игнатенко поскрёб затылок. То, что говорил ГРУшник было актуальным и перекликалось с задачей, которую вчера поставил перед ним комполка – больше работать с местным населением и постепенно начать договариваться с руководителями бандформирований во избежание ненужных жертв с обеих сторон.

– Когда поедем, Василий Петрович, сегодня? – спросил он.

Грушник замялся:

– Понимаешь, Сергей Алексеевич, тут есть одна особенность... Нам надо будет выехать с тобой ночью. На твоём бронетранспортёре. Место встречи я укажу дополнительно. Вернее, я пока его сам не знаю. Нам надо будет двигаться по трассе. С правой стороны трассером укажут место, где нас будут ждать. Там и остановимся. На переговорах будем я, мой переводчик и ты. Оружия с собой брать нельзя. И радиостанцию тоже придётся оставить в гарнизоне... Таково условие с их стороны.

Представив такую ночную поездку по району, напичканному бандами, Игнатенко внутренне поёжился, хотя и был человеком далеко неробкого десятка:

– Ну, ты даёшь, Василий Петрович... Ночью, в зелёнку и без оружия... – поскреб он затылок. – Да там за каждым кустом – по душману и все оружием с головы до ног обвешаны! А мы с тобой даже перочинного ножичка взять не может...

– На той стороне мне обещали, что всё будет нормально.

– Неужели ты веришь «духовским» обещаниям? Для них обмануть неверного сродни подвигу...

– Так оно, конечно, Но интуиция мне подсказывает, что на этот раз можно поверить...

При слове «интуиция» Игнатенко поморщился, как при зубной боли, хотя и сам на эту капризную госпожу зачастую полагался. Но всё-таки возможность повстречаться с врагом лицом к лицу и без оружия оптимизма у него не вызвала.

– Кстати, объясни, я-то здесь при чём? Это ведь ваши штучки: внедрение, вербовка, тайные переговоры... – как будто ища пути для отступления, поинтересовался он.

– Опять ты прав, Сергей Алексеевич: специальные операции – мой хлеб, – понимающе усмехнулся Василий Петрович и развёл руками. – Но бабаи сказали, что командор шурави-батальона должен быть на переговорах обязательно. Или ты забыл, что сам мне всегда повторял много раз: у тебя – сила, ты – гарант!

Игнатенко нечем было возразить подполковнику. Действительно, у комбата под началом проверенный в боях личный состав и серьёзная огневая поддержка – приданная батарея 122-х миллиметровых гаубиц Д-30 и танковый взвод.

А Василий Петрович продолжал выкладывать аргументы моджахедов:

– Они говорят, дескать, мы командора шурави-батальона в лицо знаем, мы его слову верим. – Он вскинул такие же как у самого Игнатенко васильковые глаза, и сказал главное. – Мы, конечно, рискуем, Сергей Алексеевич, но, пойми, мил человек, если дело выгорит, стольких наших ребят спасём...

– Да, к чему столько слов... – устыдился вдруг собственных колебаний Игнатенко. – Раз надо, значит, поедем!

– Ну, вот и договорились. Только одна просьба у меня к тебе, Сергей Алексеевич: никому о нашем разговоре ни слова. Даже своему начштаба... Если где-то протечёт, нас просто зароют, а перед этим шкуру с живых снимут.

– Ты всегда находишь, чем успокоить... – настала очередь усмехнуться Игнатенко, но усмешка у него вышла кривою.

Спустя два дня Василий Петрович, заглянул во время обеда в офицерскую столовую батальона и шепнул Игнатенко на ухо:

– Сегодня в двадцать два часа выдвигаемся.

– Я буду готов! – кивнул Игнатенко.

В назначенное время они выехали из гарнизона на БТРе комбата и двинулись по трассе в сторону перевала Саланг. Дорога была пустынной. Они проехали по ней километров семнадцать, когда справа хлопнул выстрел и ночную тьму прорезал красный трассер.

– Тормози! – свесившись вниз, приказал Игнатенко водителю.

БТР остановился. Василий Петрович, переводчик и Игнатенко спрыгнули на землю. Из люка высунул голову сержант:

– Товарищ майор, а нам что делать, в случае чего?

– Услышите стрельбу, Мирзоев, лупани по зелёнке из всех стволов и немедленно возвращайтесь в гарнизон... – негромко отдал указание Игнатенко.

В это время из темноты вышел весь замотанный в ткани моджахед с автоматом наперевес. Он махнул рукой, призывая следовать за ним и первым углубился в зелёнку. Парламентёры двинулись следом. Впереди – переводчик, вторым шёл Василий Петрович, замыкал колонну Игнатенко. Сквозь мрачные заросли, рискуя напороться на ветки, шли по каким-то едва заметным и перевитым корнями тропам около полукилометра. Пахло ночной сыростью и свежим кизяком, как будто двигались они по овечьей тропе. Заросли расступились. То слева, то справа стали возникать какие-то едва различимые дувалы, затем снова потянулась зелёнка, и опять дувалы. Спина у Игнатенко, хотя ночь была довольно прохладной, взмокла от напряжения, которое всё нарастало. В душе от неизвестности кошки скребли.

Наконец, они подошли к высокому дувалу. Сопровождающий отыскал в нёмкакой-то узкий проход и первым протиснулся в него. Нырнув следом за нимв тесную щель, парламентёры оказались во дворе перед глинобитной мазанкой. У входа, прикрытого домотканым пологом, топтался вооружённый бородач, показавшийся Игнатенко точной копией сопровождающего. Он узнал проводника, молча откинул полог, предлагая парламентёрам войти. Сопровождающий и охранник остались снаружи.

В помещении, похожем на предбанник, ослепительно ярко после темноты горели свечи. На полу сидели четыре бородатых афганца – бабая, в чалмах, с автоматами на коленях.

Так же ничего не говоря, один из них указал рукой на следующий проём, мол, проходите дальше.

Во второй комнате, с такими же грязными глиняными стенами и низким потолком, так же ярко полыхали свечи. На полу был расстелен толстый ковёр с богатым орнаментом, на котором, поджав ноги, сидели трое бородатых «духов» в традиционных длинных афганских рубахах до колен, так же с автоматами «Калашникова» в руках.

Один из моджахедов, очевидно старший по возрасту, предложил вошедшим сесть и начался долгий, традиционный обмен приветствиями, которые старательно переводил таджик-переводчик. Отвечая на вопросы о его здоровье, о здоровье его отца и матери, о том, успешны ли его дела и дела его батальона, Игнатенко всё время хотелось ущипнуть себя, настолько сюрреалистической казалась ему ситуация, и только холодные струйки пота, стекающего по спине убеждали, что всё происходящее – реальность.

Наконец, дошло и до сути переговоров. Старший из бабаев неожиданно коротко и ясно, почти слово в слово так, как говорил два дня назад Василий Петрович, изложил их предложения. Подполковник в ответном слове так же чётко обрисовал видение проблемы и путей её решения со стороны «шурави».

Душман, выслушав его, повернулся к Игнатенко и через переводчика спросил, гарантирует ли командор шурави-батальона выполнение условий заключаемого сейчас соглашения.

Игнатенко молча кивнул.

Моджахеды заулыбались и вознесли хвалу Аллаху.

– Начнём через три дня. К вам прибудет один из нас, чтобы указать цели для удара и место, откуда надо стрелять, – старший душман скосил взгляд на сидящего от него справа бородача.

– Хоп, – согласился Василий Петрович. Это тюркское «ладно» было понятно «духам» и без перевода.

И снова началась длинная церемония – теперь уже прощания. После всех поклонов и пожеланий доброй дороги, парламентёры вышли из мазанки, и тот же проводник, что привёл сюда, проводил ихназад к дороге. При этом обратный путь показался Игнатенко куда короче, чем прямой. Ожидавшие их в БТРе с работающим двигателем подчинённые Игнатенко встретили их молча, но было видно, что и у них гора с плеч свалилась. Проводник снова нырнул в зелёнку, а они благополучно вернулись в гарнизон.

В назначенное время, как и было обещано, к месту дислокации «шурави» приехал один из трёх участвовавших в переговорах главарей. На карте он довольно толково, как будто был выпускником советского военного училища, показал, откуда и куда погонят моджахедов Вакиля Дивана, где командору шурави-батальона лучше разместить орудия и танки, и пообещал, что завтра, ровно в семь утра будет ждать на этом месте командора шурави-батальона и его людей.

Всё ещё ожидая от моджахедов подвоха, Игнатенко заблаговременно отправил к месту встречи своих разведчиков и, лишь после их доклада, что засады нет, выдвинулся туда сам.

Остальное происходило в точном соответствии с намеченным планом. «Духи» дружественных бандформирований погнали «духов» беспредельщика Дивана по ущелью, выдавливая их на окраину кишлака, куда и должен был нанести свой артиллерийский удар Игнатенко. Удар был точным и следивший в бинокль за тем, как убивают в каньоне его единоверцев, бородатый главарь, только что стоявший с каменным лицом, вдруг радостно запрыгал, как ребёнок, впервые увидевший праздничный салют. Потом, к вящему удивлению Игнатенко, он даже совершил какой-то ритуальный танец, прихлопывая в ладоши и напевая что-то себе под нос.

– О чём он поёт? – поинтересовался Игнатенко у переводчика.

– Благодарит Аллаха, что дал ему возможность увидеть смерть его кровного врага Дивана... – пояснил таджик.

Главарь, закончив свой танец с песнопениями так же неожиданно как начал, долго жал руки Игнатенко и Василию Петровичу, клялся святым пророком Мохаммедом, что все обещания, данные «шурави», будут выполнены.

В обещания врага, хоть и оказавшегося временным союзником, верилось с трудом. Но «дух» не обманул. Через неделю он и двое других главарей на УАЗике местной администрации отправились в Ташкурган, и Игнатенко снова, теперь уже днём и при оружии, пришлось сопровождать их, как признанному гаранту мирного процесса. Он, в очередной раз рискуя, оказался в самом логове моджахедов этого района. Но не зря говорят, что риск – благородное дело. Дневные переговоры тоже прошли успешно: было заключено мирное соглашение с ташкурганскими моджахедами.

Это соглашение соблюдалось неукоснительно. За всё время, пока Игнатенко командовал батальоном, колонны в его зоне ответственности не подвергались «духовским» обстрелам, а число диверсий на трубопроводе снизилось в несколько раз.

Василий Петрович вскоре после этих событий уехал в Союз по замене, и Игнатенко, за время службы в армии, с ним больше не встречался.

Сам комбат досрочно получил звание подполковника и после возвращения из Афганистана поступил в военную академию имени Фрунзе, окончил её с отличием и долго командовал мотострелковым полком в Уральском военном округе. В середине девяностых годов, не в силах спокойно взирать на то, что творится с его родной армией, Игнатенко, будучи уже полковником, написал рапорт на увольнение в запас и осел в Екатеринбурге.

Здесь его неожиданно разыскал соратник по Афганистану Василий Петрович. Бывший ГРУшник к тому времени стал генеральным директором одной из региональных нефтяных компаний и предложил Игнатенко пойти к нему начальником службы безопасности. Время тогда было лихое, вовсю шёл передел бывшей народной социалистической собственности, ставшей вдруг капиталистической и частной, и даже в центре областного центра то и дело звучали выстрелы и лилась кровь.

Игнатенко, не раздумывая, согласился.

Новая работа, хотя и потребовала новых знаний и навыков, но в целом понравилась ему. Своей непредсказуемостью она напоминала Игнатенко период боевой службы «за речкой», но в то же время требовала и определённых дипломатических навыков, мудрости и выдержки. И того, и другого, и третьего у полковника запаса было предостаточно.

Однажды в служебной командировке в Тобольск, где у Василия Петровичадолжны были состояться очередные переговоры с деловыми партнёрами, у Игнатенко внезапно случился обширный инфаркт. Он упал на пол и захрипел прямо в приёмной тамошнего начальника, где дожидался выхода своего «шефа». По счастливому стечению обстоятельств «скорая» приехала быстро, городская клиническая больница оказалась рядом, и тобольские врачи были специалистами высокого класса. Им удалось буквальновытащить пациента с того света.

Когда дело пошло на поправку, молодой хирург, делавший операцию Игнатенко, сказал:

– Повезло вам, Сергей Алексеевич. Ещё бы пару минут и поймать тромб, который оторвался у вас в аорте, мы не успели бы... А сердце-то у вас и так подраненное, всё в рубцах. Как минимум пару микроинфарктов вы когда-то на ногах перенесли... Так что в рубашке вы родились... Но впредь, настоятельно рекомендую вам своё сердце поберечь! Регулярно принимайте лекарственные препараты, соблюдайте режим питания, и побольше гуляйте на свежем воздухе. И главное – не допускайте впредь физических перегрузок и стрессовых ситуаций...

– Я буду стараться, доктор, – пообещал Игнатенко, не преминув про себя добавить памятное: война план покажет...

2022