|
|||
Оглавление 2 страницаЗдорово. Хочу побыть человеком. Хотя бы сутки. Семен остановился и кивнул мне: – Возьмем две бутылки. Или три. Еще кто-нибудь подойдет. Удивляться не стоило, возмущаться – тем более. Мои мысли он не читал, просто его жизненный опыт был куда больше. – Договорились, – кивнул я. Светлана вновь подозрительно покосилась на меня, но промолчала. – Тебе проще, – добавил Семен. – Мне очень редко удается стать человеком. – А это надо? – спросила Тигренок, уже останавливаясь у двери. Семен пожал плечами: – Нет, конечно. Но хочется. И мы вошли в особняк.
Двадцать гостей, пожалуй, было многовато даже для этого дома. Будь мы людьми – другое дело. А так от нас слишком много шума. Попробуйте собрать вместе два десятка детей, перед этим несколько месяцев прилежно учившихся, дайте им в руки полный ассортимент магазина игрушек, разрешите делать все что угодно и понаблюдайте за результатом. Пожалуй, лишь мы со Светой оставались чуть в стороне от этих шумных забав. Прихватили с фуршетного столика по бокалу вина и уселись на кожаном диванчике в углу гостиной. Семен с Ильей все-таки схлестнулись в магическом поединке. Очень культурном, мирном и для окружающих поначалу приятном. Видимо, в машине Семен задел самолюбие друга: теперь они по очереди меняли в гостиной климат. Мы уже ощутили и зиму в подмосковном лесу, и осенний туман, и лето в Испании. На дожди и ливни Тигренок решительно наложила запрет, но вызывать буйство стихии маги и не собирались. Они, видимо, ввели какие-то внутренние ограничения на изменение климата и соревновались не столько в редкости запечатленного природного мига, сколько в его адекватности минуте. Гарик, Фарид и Данила играли в карты. В самые обычные, без затей, вот только воздух над столом искрился от магии. Они использовали все доступные способы магического шулерства и защиты от него. Тут уже было не важно, какие карты выпали на руки и что в прикупе. У открытых дверей стоял Игнат, окруженный девчонками из научного отдела, к которым прибились и наши горе-программистки. Очевидно, наш сексофил ухитрился потерпеть поражение на любовном фронте и теперь зализывал раны в узком кругу. – Антон, – вполголоса спросила Света, – как ты полагаешь, все это – по-настоящему? – Что именно? – Веселье. Ты же помнишь, что сказал Семен? Я пожал плечами: – Когда нам будет по сто лет, вернемся к этому вопросу? Мне – хорошо. Просто хорошо. Что никуда не надо бежать, ничего не надо рассчитывать, что Дозоры высунули языки и прилегли в тенечек. – Мне тоже хорошо, – согласилась Светлана. – Но ведь нас здесь только четверо таких, молодых или почти молодых. Юля, Тигренок, ты, я. Что с нами будет – через сто лет? Через триста? – Увидим. – Антон, ты пойми. – Света легонько коснулась моей руки. – Я очень горжусь тем, что вошла в Дозор. Я счастлива, что моя мама снова здорова. Я живу теперь лучше, тут даже спорить смешно. Я даже могу понять, почему шеф подверг тебя тому испытанию… – Не надо, Света. – Я взял ее за руку. – Даже я его понял, а мне пришлось тяжелее. Не надо об этом. – Да я и не собираюсь. – Света глотнула вина, отставила пустой бокал. – Антон, я вот о чем – я не вижу радости. – Где? – Наверное, иногда я бываю потрясающим тугодумом. – Здесь. В Ночном Дозоре. В нашей дружной компании. Ведь каждый день у нас – это какая-то битва. То большая, то маленькая. Со спятившим оборотнем, с Темным магом, со всеми силами Тьмы разом. Напряжение сил, выпяченные подбородки, выпученные глаза, готовность прыгнуть грудью на амбразуру или голой жопой на ежа. Я фыркнул от смеха. – Света, но что же здесь плохого? Да, мы солдаты. Все до единого, от Юли до Гесера. На войне не очень-то весело, конечно. Но если мы отступим… – Что тогда? – вопросом ответила Света. – Придет Апокалипсис? Тысячи лет силы Добра и Зла воевали. Рвали друг другу глотки, стравливали человеческие армии, все – ради высших целей. Но скажи, Антон, разве люди за это время не стали лучше? – Стали. – А со времен, когда началась работа Дозоров? Антон, милый, ты мне столько всего говорил, да и не ты один. Что главный бой ведется за души людей, что мы предотвращаем массовые побоища. Ну предотвращаем. Люди сами убивают друг друга. Куда больше, чем двести лет назад. – Ты хочешь сказать, что наша работа – во вред? – Нет. – Света устало покачала головой. – Не хочу. Нет у меня такого самомнения. Я одно хочу сказать, может быть, мы и впрямь – Свет. Вот только… Знаешь, в городе появились в продаже фальшивые елочные игрушки. С виду они как настоящие, но радости от них никакой. Короткий анекдот она произнесла совершенно серьезно и не меняя тона. Заглянула мне в глаза. – Понимаешь? – Понимаю. – Да, наверное. Темные стали приносить меньше Зла, – сказала Светлана. – Эти наши взаимные уступки, доброе дело за злое дело, лицензии на убийство и исцеление можно оправдать, верю. Темные приносят меньше Зла, чем раньше, мы не несем Зла по определению. А люди? – При чем здесь люди? – Да все при том же! Мы их защищаем. Самозабвенно и неустанно. Вот только почему им не становится лучше? Они ведь сами делают работу Тьмы. Почему? Может быть, мы что-то утратили, Антон? Ту веру, с которой Светлые маги посылали на смерть армии, но и сами шли в первых рядах? Умение не только защищать, но и радовать? Чего стоят крепкие стены, если это стены тюрьмы? Люди забыли о настоящей магии, люди не верят в Тьму, но ведь они не верят и в Свет! Антон, мы солдаты. Да! Но армию любят, лишь если идет война. – Она идет. – Кто об этом знает? – Мы не совсем солдаты, наверное, – сказал я. Отступать со своей же насиженной позиции всегда неприятно, но выхода не было. – Скорее гусары. Трам-пам-пам… – Гусары умели улыбаться. А мы – почти уже нет. – Тогда скажи, что надо делать. – Я вдруг понял, что обещавший стать прекрасным день стремительно катится под откос, в темный и вонючий овраг, заваленный старым мусором. – Скажи! Ты Великая Волшебница, или скоро ею станешь. Генерал нашей войны. А я простой лейтенант. Отдай мне приказ, и пусть он будет верен. Скажи, что делать? Я только теперь заметил, что в гостиной наступила тишина, что слушают лишь нас. Но было уже все равно. – Скажешь – выйти на улицу, убивать Темных? Я пойду. Я плохо умею это делать, но я буду очень, очень стараться! Скажешь – улыбаться и дарить людям Добро? Я пойду. Только кто ответит за Зло, которому я открою дорогу? Добро и Зло, Свет и Тьма, да, мы твердим эти слова, стирая их смысл, вывешиваем, как флаги, и оставляем гнить на ветру и дожде. Тогда дай нам новое слово! Дай нам новые флаги! Скажи – куда идти и что делать! У нее задрожали губы. Я осекся, но было уже поздно. Светлана плакала, закрыв лицо руками. Да что же я делаю? Или и впрямь – мы разучились улыбаться даже друг другу? Пусть я сто раз прав, но… Что стоит моя правда, если я готов защищать весь мир, но не тех, кто рядом? Смиряю ненависть, но не дозволяю любовь? Я вскочил, обнял Светлану за плечи, поволок из гостиной. Маги стояли, отводя глаза. Может быть, они видели такие сцены не раз. Может быть, они все понимали. – Антон. – Тигренок возникла рядом абсолютно беззвучно, подтолкнула, отворила какую-то дверь. Посмотрела на меня со смесью укоризны и неожиданного понимания. И оставила нас вдвоем. Минуту мы стояли неподвижно, Светлана тихо плакала, зарываясь мне в плечо, а я ждал. Поздно теперь говорить. Уже все ляпнул, что только мог. – Я попробую. Вот этого я не ожидал. Чего угодно: обиды, ответного выпада, жалобы, только не этого. Светлана отняла ладони от мокрого лица. Встряхнула головой, улыбнулась. – Ты прав, Антошка. Совершенно прав. Я пока только жалуюсь и протестую. Ною, как ребенок, ничего не понимаю. А меня тычут носом в манную кашу, разрешают потрогать огонь и ждут, ждут, пока я повзрослею. Значит, это надо. Я попробую, я дам новые флаги. – Света… – Ты прав, – отрезала она. – Но и я чуть-чуть права. Только не в том, что распустилась перед ребятами, конечно. Они как умеют, так и веселятся. Как умеют, так и сражаются. У нас сегодня выходной, и нельзя его портить остальным. Договорились? И я снова почувствовал стену. Невидимую стену, которая всегда будет стоять между мной и Гесером, между мной и чинами из высшего руководства. Ту стену, что время возводит между нами. Сегодня я своими руками уложил в ней несколько рядов холодных хрустальных кирпичей. – Прости меня, Света, – прошептал я. – Прости. – Забудем, – очень твердо сказала она. – Давай забудем. Пока еще можем забывать. Мы наконец-то огляделись. – Кабинет? – предположила Света. Книжные шкафы из мореного дуба, тома под темным стеклом. Здоровенный письменный стол, на нем компьютер. – Да. – Тигренок ведь живет одна? – Не знаю. – Я покачал головой. – У нас не принято расспрашивать. – Похоже, что одна. Во всяком случае, сейчас. – Светлана достала платочек, стала осторожно промакивать слезы. – Хороший у нее дом. Пойдем, всем ведь не по себе. Я покачал головой: – Да они наверняка почувствовали, что мы не ругаемся. – Нет, не могли. Тут барьеры между всеми комнатами, не прощупать. Посмотрев сквозь сумрак, и я заметил скрытое в стенах мерцание. – Теперь вижу. Ты с каждым днем становишься сильнее. Светлана улыбнулась, чуть напряженно, но с гордостью. Сказала: – Странно. Зачем строить барьеры, если живешь один? – А зачем их ставить, когда ты не один? – спросил я. Вполголоса, чтобы не требовалось ответа. И Светлана не стала отвечать. Мы вышли из кабинета обратно в гостиную. Обстановка была не совсем кладбищенская, но близкая к тому. То ли Семен, то ли Илья постарались – в комнате царила пахнущая болотом сырость. Игнат, стоя в обнимку с Леной, тоскливо взирал на окружающих. Он предпочитал веселье – во всех его проявлениях, любые ссоры и напряги были ему как ножом по сердцу. Картежники молча смотрели на одну-единственную карту, лежащую на столе, под их взглядами та дергалась, извивалась, меняла масть и достоинство. Надувшаяся Юля о чем-то тихо расспрашивала Ольгу. – Нальете выпить? – спросила Света, держа меня за руку. – Не знаете, что для истеричек лучшее лекарство – пятьдесят граммов коньяка? Тигренок, с несчастным видом стоявшая у окна, торопливо пошла к бару. Она что, нашу ссору на свой счет записала? Мы со Светой взяли по рюмке коньяка, демонстративно чокнулись и поцеловались. Я поймал взгляд Ольги: не обрадованный, не опечаленный, а заинтересованный. И чуть-чуть ревнивый. Причем ревность эта никак не связана была с поцелуем. Мне вдруг стало нехорошо. Как будто я вышел из лабиринта, где брел долгие дни и месяцы. Вышел, чтобы увидеть вход в следующие катакомбы. Глава 2 Я смог поговорить с Ольгой наедине лишь через два часа. Веселье, каким бы натужным оно ни казалось Светлане, уже переместилось во двор. Семен хозяйничал у мангала, выдавая желающим шашлыки, которые готовились со скоростью, однозначно намекающей на использование магии. Рядом, в тенечке, стояли два ящика сухого вина. Ольга о чем-то дружелюбно болтала с Ильей, у обоих в руках было по шампуру шашлыка и по стакану с вином. Идиллию прерывать было жалко, но… – Оля, надо поговорить, – сказал я, подходя к ним. Светлана была полностью увлечена спором с Тигренком – девушки с жаром обсуждали традиционный новогодний карнавал Дозора, перескочив на него с жаркой погоды по какой-то прихотливой женской логике. Самый подходящий момент. – Извини, Илья. – Волшебница развела руками. – Мы еще обсудим, хорошо? Мне очень интересен твой взгляд на причины развала Союза. Хоть ты и не прав. Маг торжествующе улыбнулся и отошел. – Спрашивай, Антон, – тем же тоном предложила Ольга. – Знаешь, о чем спрошу? – Догадываюсь. Я оглянулся. Рядом никого не было. Еще длился тот недолгий миг дачного пикника, когда хочется есть, хочется пить и нет тяжести ни в желудке, ни в голове. – Что ждет Светлану? – Будущее читать трудно. А будущее великих магов и волшебниц… – Не виляй, партнерша. – Я заглянул ей в глаза. – Не надо. Ведь мы все-таки были вместе? Работали в паре? Еще когда ты была наказана и лишена всего, даже этого тела. И наказана справедливо. У Ольги от лица отхлынула кровь. – Что ты знаешь о моей вине? – Все. – Откуда? – Я же все-таки работаю с данными. – У тебя не хватит допуска. Случившееся со мной никогда не заносилось в электронные архивы. – Косвенные данные, Оля. Ты видела круги на воде? Камень может давно лежать на дне, зарасти илом, а круги еще будут идти. Подтачивать откосы, выносить на берег мусор и пену, переворачивать лодки, если камень был большой. А он был очень большой. Считай, что я долго стоял на откосе, Оля. Стоял и смотрел на волны, которые точат берег. – Ты блефуешь. – Нет. Ольга, что дальше будет со Светой? Какой этап обучения? Волшебница смотрела на меня, забыв об остывшем шашлыке и полупустом стакане. И я нанес еще один удар: – Ты ведь прошла этот этап? – Да. – Кажется, она перестала играть в молчанку. – Прошла. Но меня готовили более медленно. – А зачем такая спешка со Светой? – Никто не предполагал, что в этом столетии родится еще одна Великая Волшебница. Гесеру пришлось импровизировать, перестраиваться на ходу. – Тебе потому и вернули прежний облик? Не только из-за хорошей работы? – Ты ведь сам все понимаешь! – Глаза Ольги нехорошо блеснули. – Зачем пытаешь меня? – Ты контролируешь ее подготовку? Исходя из своего опыта? – Да. Удовлетворен? – Ольга, мы же по одну сторону баррикад, – прошептал я. – Тогда не толкай соратников локтями! – Ольга, какова цель? Что не смогла сделать ты? Что должна сделать Света? – Ты, – она действительно растерялась, – Антон, так ты блефовал! Я молчал. – Ты ничего не знаешь! Круги по воде, ты не знаешь, куда смотреть, чтобы их увидеть! – Допустим. Но ведь главное я угадал? Ольга глядела на меня, покусывая губы. Потом покачала головой: – Угадал. Прямой вопрос, прямой ответ. Но объяснять я ничего не стану. Ты не должен знать. Это тебя не касается. – Ошибаешься. – Никто из нас не желает Свете зла, – резко сказала Ольга. – Ясно? – Мы и не умеем желать зла. Вот только наше Добро порой ничуть не отличается от Зла. – Антон, закончим разговор. Я не имею права тебе отвечать. И не надо портить другим этот нечаянный отдых. – Насколько он нечаянный? – вкрадчиво спросил я. – Оля? Она уже собралась, и ее лицо осталось непроницаемым. Слишком непроницаемым для такого вопроса. – Ты и так узнал слишком много. – Голос ее поднялся, обретая былую властность. – Оля, нас никогда не отправляли в отпуск всех разом. Даже на сутки. Зачем Гесер выгнал Светлых из города? – Не всех. – Полина Васильевна и Андрей не в счет. Ты прекрасно знаешь, они кабинетные работники. Москва осталась без единого дозорного! – Темные тоже притихли. – Ну и что? – Антон, хватит. Я понял, что больше из нее не выдавить ни слова. Кивнул: – Хорошо, Оля. Полгода назад мы оказались на равных, пусть случайно. Сейчас, видимо, нет. Извини. Не мои проблемы, не моя компетенция. Ольга кивнула. Это было так неожиданно, что я не поверил своим глазам. – Ну наконец ты понял. Она издевается? Или и впрямь поверила, что я решил ни во что не вмешиваться? – Я вообще очень смышленый, – сказал я. Посмотрел на Светлану: та о чем-то весело болтала с Толиком. – Не сердишься на меня? – спросила Ольга. Коснувшись ее ладони, я улыбнулся и пошел в дом. Хотелось что-то делать. Так сильно, будто я был джинном, выпущенным из бутылки после тысячелетнего заточения. Все что угодно: возводить дворцы, разрушать города, программировать на Бейсике или вышивать крестиком. Дверь я распахнул, не касаясь ее: толкнул через сумрак. Не знаю зачем. Со мной редко такое бывает, иногда если очень много выпью, иногда если сильно разозлюсь. Первая причина сейчас никак не подходила. В гостиной никого не было. И впрямь, зачем сидеть в помещении, когда во дворе – горячий шашлык, холодное вино и вполне достаточное количество шезлонгов под деревьями. Я плюхнулся в кресло. Отыскал на столике свою – или Светы – рюмку, наполнил коньяком. Выпил залпом, будто не пятнадцатилетний «Праздничный» был налит, а дешевая водка. Наполнил снова. В этот момент и вошла Тигренок. – Не возражаешь? – спросил я. – Нет, конечно. – Волшебница присела рядом. – Антон, ты расстроился? – Не обращай внимания. – Вы поругались со Светой? Я покачал головой. – Дело не в этом. – Антон, я что-то не так сделала? Ребятам не нравится? Я уставился на нее с неподдельным удивлением. – Тигренок, брось! Все прекрасно. Всем нравится. – А тебе? Никогда раньше я не замечал за волшебницей-оборотнем таких колебаний. Понравилось – не понравилось, всем ведь угодить невозможно. – Светлану продолжают готовить, – сказал я. – К чему? – Девушка слегка нахмурилась. – Не знаю. К чему-то, что не смогла сделать Ольга. К чему-то очень опасному и очень важному одновременно. – Это хорошо. – Она потянулась за бокалом. Налила себе сама, пригубила коньяк. – Хорошо? – Ну да. Что готовят, направляют. – Тигренок поискала что-то взглядом, потом, нахмурившись, посмотрела на музыкальный центр у стены. – Вечно куда-то ленивчик пропадает. Центр ожил, засветился. Заиграл «Queen» – «Kind of Magic». Я оценил непринужденность жеста. Управлять электронными схемами на расстоянии – это не дырки в стене взглядом сверлить и не комаров файерболами разгонять. – Сколько ты готовилась к работе в Дозоре? – спросил я. – Лет с семи. В шестнадцать уже участвовала в операциях. – Девять лет! А тебе ведь проще, твоя магия – природная. Из Светланы собираются слепить Великую Волшебницу за полгода-год! – Тяжело, – согласилась девушка. – Ты думаешь, шеф не прав? Я пожал плечами. Говорить, что шеф не прав, так же глупо, как отрицать восход солнца на востоке. Он сотни, да что там сотни – тысячи лет учился не делать ошибок. Гесер может поступать жестко или даже жестоко. Может провоцировать Темных и подставлять Светлых. Он все может. Только не ошибаться. – Мне кажется, он переоценивает Свету. – Брось! Шеф просчитывает. – Все. Я знаю. Он очень хорошо играет в старую игру. – И Свете он желает добра, – упрямо добавила волшебница. – Понимаешь? Может быть, по-своему. Ты поступил бы иначе, и я, и Семен, и Ольга. Любой из нас делал бы по-другому. Но он руководит Дозором. И имеет на это полное право. – Ему виднее? – ехидно спросил я. – Да. – А как же свобода? – Я вновь наполнил рюмку. Кажется, она уже была лишней, в голове начинало шуметь. – Свобода? – Ты говоришь, как Темные, – фыркнула девушка. – Я предпочитаю думать, что это они говорят, как я. – Да все очень просто, Антон. – Тигренок наклонилась ко мне, заглянула в глаза. От нее пахло коньяком и чем-то легким, цветочным, вряд ли духами: оборотни не любят парфюмерию. – Ты ее любишь. – Люблю. Для кого это новость? – Ты знаешь, что скоро ее уровень силы превысит твой. – Если уже не превысил. – Я не стал об этом говорить, но вспомнил, как легко Света почувствовала магические экраны в стенах. – Превысит по-настоящему. Вы станете несоизмеримы по силе. Ее проблемы станут тебе непонятными и даже чуждыми. Оставаясь с ней рядом, ты будешь чувствовать себя неуклюжим довеском, жиголо, начнешь цепляться за прошлое. – Да. – Я кивнул и с удивлением обнаружил, что рюмка уже пуста. Наполнил ее под пристальным взглядом хозяйки. – Значит – не останусь. Это мне не нужно. – А иного не дано. Не подозревал, что она умеет быть такой жесткой. И того, что будет нервно переживать, всем ли по вкусу угощение и обстановка, не ожидал, и этой злой правды – тоже. – Знаю. – Раз знаешь, то, Антон, ты возмущаешься, что шеф так усиленно тащит Свету вверх, по одной-единственной причине. – Мое время уходит, – сказал я. – Песком сквозь пальцы, дождем с неба. – Твое время? Ваше, Антон. – Оно не было нашим, никогда. – Почему? А собственно говоря, почему? Я пожал плечами. – Знаешь, некоторые звери не размножаются в неволе. – Опять! – возмутилась девушка. – Ну какая неволя? Ты должен радоваться за нее. Светлана станет гордостью Светлых. Ты первый ее обнаружил, именно ты смог ее спасти. – Для чего? Для очередной битвы с Тьмой? Ненужной битвы? – Антон, все-таки ты сам сейчас говоришь, как Темный. Ты ведь ее любишь! Так не требуй и не жди ничего взамен! Это путь Света! – Там, где начинается любовь, кончаются Свет и Тьма. От возмущения девушка замолчала. Грустно покачала головой. Неохотно сказала: – Ты можешь по крайней мере пообещать… – Смотря что. – Быть благоразумным. Довериться старшим товарищам. – Обещаю наполовину. Тигренок вздохнула. Неохотно произнесла: – Слушай, Антон, ты, наверное, думаешь, что я тебя совсем-совсем не понимаю. Это не так. Я ведь тоже не хотела быть магом-оборотнем. У меня были способности к целительству, довольно серьезные. – Правда? – Я с удивлением посмотрел на нее. Никогда бы не подумал. – Были, были, – легко подтвердила девушка. – Но когда стал выбор, в какую сторону силы развиваться, меня позвал шеф. Мы сидели, пили чай с пирожными. Поговорили, очень серьезно, как взрослые, хоть я и была совсем девчонка, младше Юли. О том, что нужно Свету, в ком нуждается Дозор, чего могу добиться я. И решили, что способности к боевой трансформации надо развивать, пусть даже в ущерб всему остальному. Мне не очень нравилось вначале. Знаешь, как больно перекидываться? – В тигра? – Да нет, в тигра ничего, обратно трудно. Но я терпела. Потому что верила шефу, потому что понимала, это правильно. – А сейчас? – Сейчас я счастлива, – с жаром ответила девушка. – Как представлю, чего была бы лишена, чем занималась бы. Травки, заклинания, возня с исковерканным психополем, снятие черных воронок и приворотов… – Кровь, боль, страх, смерть, – в тон сказал я. – Бой на двух-трех слоях реальности одновременно. Увернуться от огня, хлебнуть крови, протиснуться сквозь медные трубы. – Это война. – Да, наверное. Но разве именно ты должна быть на передовой? – Кто-то ведь должен? И, в конце концов, такого дома у меня не было бы. – Тигренок обвела гостиную рукой. – Сам знаешь, целительством много не заработаешь. Будешь исцелять в полную силу, кто-то начнет убивать без остановки. – Хорошо тут, – согласился я. – А ты часто здесь бываешь? – Когда как. – Догадываюсь, что не очень. Ты хватаешь дежурство за дежурством, лезешь в самое пекло. – Это мой путь. Я кивнул. Что я, в самом-то деле. Сказал: – Да, ты права. Устал, наверное. Вот и несу всякую чушь. Тигренок подозрительно посмотрела на меня, явно удивленная столь быстрой капитуляцией. – Мне надо посидеть с бокалом, – добавил я. – Хорошенько напиться в одиночестве, уснуть под столом, проснуться с головной болью. Тогда сразу полегчает. – Валяй, – с ноткой настороженности сказала волшебница. – Для чего ж еще мы сюда приехали? Бар открыт, выбирай, что по вкусу. Или пошли к остальным. Или мне с тобой за компанию посидеть? – Нет, лучше в одиночестве, – похлопав рукой по пузатой бутылке, сказал я. – Совершенно гнусно, без закуски и компании. Когда пойдете купаться, загляни. Вдруг я еще сумею передвигаться? – Договорились. Она улыбнулась и вышла из комнаты. Я остался в одиночестве, если, конечно, не считать компанией бутылку армянского коньяка, во что иногда хочется верить. Очень славная девушка. Они все славные и хорошие, мои друзья-товарищи по Дозору. Я слышу сейчас их голоса сквозь музыку «квинов», и мне приятно. С кем-то я в более хороших отношениях, с кем-то – в менее. Но здесь у меня нет и не будет врагов. Мы шли и будем идти вместе, теряя друг друга лишь по одной причине. Ну почему же тогда я недоволен происходящим? Только я один – и Ольга, и Тигренок одобряют действия шефа, и остальные, спроси их прямо, присоединятся. И впрямь утратил объективность? Наверное. Я хлебнул коньяка и глянул сквозь сумрак, отслеживая тусклые огоньки чужой, неразумной жизни. В гостиной обнаружились три комара, две мухи и в самом углу, под потолком, паучок. Пошевелив пальцами, я слепил крошечный, в два миллиметра диаметром, огненный шарик. Нацелился на паука – для разминки лучше выбирать неподвижную мишень – и отправил файербол в путь. Аморального в моем поведении ничего не было. Мы не буддисты, во всяком случае – большинство Иных в России. Мы едим мясо, мы бьем мух и комаров, мы травим тараканов; если лень каждый месяц осваивать новые отпугивающие заклинания, насекомые быстро вырабатывают иммунитет к магии. Ничего аморального. Просто это смешно, это притча во языцех, «с файерболом на комара». Это любимая забава детишек всех возрастов, обучающихся на курсах при Дозоре. Я думаю, что и Темные балуются тем же, вот только они не делают различий между мухой и воробьем, комаром и собакой. Паука я сжег сразу. Полусонные комары тоже проблем не доставили. Каждую победу я отмечал рюмкой коньяка, предварительно чокаясь с услужливой бутылкой. Потом принялся бить мух, но то ли алкоголя в крови стало многовато, то ли мухи чувствовали приближение огненной точки куда лучше. На первую я затратил четыре заряда, но хотя бы при промахах успевал рассеять их вовремя. Вторую сбил шестым файерболом, при этом всадив две крошечные шаровые молнии в застекленный стеллаж на стене. – Как нехорошо, – покаялся я, допивая коньяк. Встал – комната качнулась. Подошел к стеллажу, в котором на черном бархате были закреплены мечи. На первый взгляд, пятнадцатый-шестнадцатый век, Германия. Подсветка была отключена, и точнее определить возраст я не рискнул. В стекле обнаружились маленькие воронки, но сами мечи я не задел. Некоторое время я размышлял, как исправить проступок, и не нашел ничего лучшего, чем вернуть на место испарившееся и разлетевшееся по комнате стекло. Сил при этом пришлось затратить куда больше, чем если бы я развоплотил все стекло и воссоздал его заново. Потом я полез в бар. Коньяка почему-то уже не хотелось. Зато бутылочка мексиканского кофейного ликера показалась удачным компромиссом между желанием напиться и взбодриться. И кофе, и спирт – все в одном флаконе. Я повернулся и обнаружил в своем кресле Семена. – Все пошли на озеро, – сообщил маг. – Сейчас, – пообещал я, подходя. – Сей же час. – Бутылку поставь, – посоветовал Семен. – Зачем? – заинтересовался я. Но бутылку поставил. Семен пристально посмотрел мне в глаза. Барьеры не сработали, а подвох я заподозрил слишком поздно. Попытался отвести взгляд, но не смог. – Сволочь, – выдохнул я, сгибаясь в три погибели. – По коридору и направо! – крикнул вслед Семен. Взгляд по-прежнему буравил мне спину, вился следом незримой нитью. До туалета я добежал. Минут через пять подошел и мой мучитель. – Лучше? – Да, – тяжело дыша, ответил я. Привстал с колен, сунул голову в умывальник. Семен молча повернул кран, похлопал по спине: – Расслабься. Начали мы с народных средств, но… По телу прошла жаркая волна. Я застонал, однако возмущаться больше не стал. Отупение прошло давно, теперь из меня вылетал последний хмель. – Что ты делаешь? – только и спросил я. – Печенке твоей помогаю. Глотни водички, легче будет. Действительно помогло. Через пять минут я вышел из туалета на своих ногах, потный, мокрый, с красным лицом, но абсолютно трезвый. И даже пытающийся качать права. – Ну зачем вмешался? Я хотел напиться и напился. – Молодежь. – Семен укоризненно покачал головой. – Напиться он хотел! Кто же напивается коньяком? Да еще после вина, да еще с такой скоростью, пол-литра за полчаса. Вот однажды мы с Сашкой Куприным решили напиться… – Каким еще Сашкой? – Ну, тем самым, писателем. Только он тогда не писал еще. Ну так и напились же по-человечески, культурно, в дым и в драбадан, с танцами на столах, стрельбой в потолок и развратом. – А он что, Иной был? – Сашка? Нет, но человек хороший. Четверть выпили, а гимназисток шампанским споили. Я тяжело плюхнулся на диван. Сглотнул, взглянул на пустую бутылку – снова начало поташнивать. – И вы с четверти напились? – Четверть ведра, как же тут не напиться? – удивился Семен. – Напиваться – можно, Антон. Если очень нужно. Только напиваться надо водкой. Коньяк, вино – это все для сердца. – А водка для чего? – Для души. Если совсем уж сильно болит. Он смотрел на меня с легким укором, смешной маленький маг с хитроватым лицом, со своими смешными маленькими воспоминаниями о великих людях и великих битвах. – Я не прав, – признался я. – Спасибо, что помог. – Ерунда, старик. Когда-то я твоего тезку три раза за вечер протрезвлял. Ну, там надо было пить и не пьянеть, для дела.
|
|||
|