Кемаль Орхан Брошенная в бездну 16 страница

Мазхар больше не ходил в тюрьму считая, что в этом нет необходимости, ведь для спасения Назан было сделано всё, что только возможно, и к тому же, убеждал он себя, не стоило злоупотреблять доверием начальника тюрьмы, который уже однажды пошёл ей навстречу.

Последний вечер они провели в доме брата Нериман. Вся семья сидела за столом допоздна. Нериман перебирала в памяти воспоминания детства. Каким передовым человеком для своего времени был их отец! Несмотря на глубокую религиозность, он дал ей возможность учиться в женском колледже. Как она ему благодарна за это!..

Поездка в Стамбул вместе с дорогой заняла целых восемь дней. Мазхар почувствовал облегчение. Он почти избавился от своих мрачных мыслей и в значительной мере от терзавших его угрызений совести. Быть может, он полностью преодолел бы и то и другое, однако Халдун, глядевший всегда исподлобья, был слишком живым напоминанием…

Не по возрасту смышлёный мальчуган чутьём угадывал, что не следует расспрашивать о матери. Он знал, что отец и Милая мама ездили в Стамбул. Быть может, они видели его маму? Но почему никто не говорил, когда она приедет? Может, мама никогда не вернётся? Этот вопрос не раз вертелся у него на языке, а однажды, когда они шли к портному, Халдун не выдержал.

– Милая мамочка! Можно спросить вас об одной вещи?

– Да, пожалуйста.

– А вы не скажете папе?

– Если ты этого не хочешь, не скажу.

– Да, не хочу!

После некоторого колебания мальчик задал мучивший его вопрос:

– Моя мама больше никогда не вернётся?

Нериман посмотрела на Халдуна и поняла, что ребёнка не следует обманывать.

– Нет.

Халдун больше никогда не заговаривал о своей матери. Он был оживлённым и весёлым и только иногда нахмуривал брови и задумывался. Где-то на глубине его сознания таилась едва ощутимая горечь. Как правило, это случалось после того, как он слышал произнесённое кем-то слово «мама» или видел на улице счастливых мать и сына.

Так продолжалось до того дня, когда пришло известие о гибели отца…

Толки об автомобильной катастрофе на протяжении многих недель и месяцев будоражили весь город. Особенно тяжёл был этот удар для партии, к которой принадлежал Мазхар. На первый взгляд, всё выглядело как нелепая случайность. Адвокат, судья и секретарь суда выехали на осмотр какого-то земельного участка в связи с делом о наследстве фабриканта Шакир-паши. Их путь лежал через деревянный мост. Ещё за несколько часов до их возвращения мост был в полном порядке. Но когда они ехали обратно, мост рухнул, и автомобиль свалился в реку с высоты полутора сот метров.

Явные улики были налицо: деревянные опоры моста оказались подрубленными, на них отчётливо виднелись следы топора. Несомненно, что всё было подстроено с целью избавиться одним ударом от трёх неугодных кому-то людей – адвоката, судьи и секретаря суда.

– Но кто преступник?

– Поговаривали, что это дело рук Шакир-паши…

Но пока по городу ползли всевозможные слухи и бесконечно тянулось следствие, жизнь продолжала идти своим чередом.

К Нериман, которая проводила долгие ночи в слезах, явился однажды её бывший патрон и предложил вернуться в бар. Он назначил очень высокое жалованье, но Нериман отказалась. Она решила в самое ближайшее время отправиться в Стамбул и поселиться у брата, с которым поддерживала постоянную переписку.

Он прислал уже несколько писем, в которых, как мог, утешал её. «Не всё уходит с умершими, жизнь есть жизнь. Если аллах закрывает одну дверь, то ведь может открыться другая». Брат писал, что с нетерпением ожидает встречи и готов оказать любую поддержку.

Нериман полагала, что ей следует поехать. Однако как быть с матерью мужа, которая оставалась в полном одиночестве?

Уже не раз Хаджер-ханым цепляясь за руки Нериман, спрашивала, что ей теперь делать? Больше всего она боялась, что невестка на правах законной наследницы сына могла завладеть всем имуществом и уехать, бросив её на произвол судьбы. К тому же на руках у Нериман оставался ребёнок. Поэтому у Хаджер-ханым было слишком мало шансов на получение какой-то доли наследства.

Старуха прикидывала и так и эдак. Начать хлопоты о пенсии? Но её сын не был государственным чиновником, его семье пенсия не полагалась. Подать в суд? Но вряд ли она там чего-нибудь добьётся.

В конце концов она решила, что вернее всего будет упросить невестку, чтобы та не бросила её на волю аллаха без всяких средств.

Нериман вовсе не собиралась поступать со свекровью столь бессердечно. И однажды отправилась к Хаджер-ханым для обстоятельного разговора.

Только сейчас Нериман заметила, как постарела её свекровь. У Хаджер-ханым сидели Рыза и Наджие. Не стесняясь гостей, она начала лебезить перед невесткой, которую, бывало, поносила на чём свет стоит. Старуха суетилась, не зная, куда и усадить дорогую гостью.

Хаджер-ханым подробно расспрашивала её о самочувствии, о делах, а главное – о планах на будущее. Однако Нериман сухо сказала:

– Рыза-эфенди, оставьте, пожалуйста, нас вдвоём, нам надо поговорить.

Супругам такое обращение пришлось не по душе. Но делать было нечего, и они нехотя поднялись. Нериман сразу приступила к делу.

– Тот, кто ушёл от нас, был не только моим мужем, но и вашим сыном. Он был единственной вашей опорой. Если говорить прямо, теперь вам не на кого надеяться… Однако я вхожу в ваше положение и в связи с тем, что в ближайшее время я собираюсь уехать к своему старшему брату…

Хаджер-ханым смотрела на Нериман покрасневшими от слёз глазами, боясь пропустить хоть слово.

«А вдруг она скажет, что я не могу претендовать на имущество сына? » – трепетала старуха. Но Нериман продолжала:

– …я считаю своим долгом подумать и о вас. Ведь вам некуда податься. Вы знаете, что дом, в котором мы живём, не принадлежал Мазхару, он его арендовал. У вашего сына не было недвижимого имущества. Что касается движимости, то она ограничивалась домашними вещами. Поэтому главную часть наследства составляют наличные деньги.

– Я намерена продать все вещи, то есть опять-таки превратить их в деньги, и прибавить вырученную сумму к имеющейся наличности…

Волнение Хаджер-ханым достигло крайнего предела.

– …После этого я выделю вам из них некоторую часть и передам её в ваши руки.

Хаджер-ханым не верила своим ушам. Она бросилась на шею невестке и осыпала её поцелуями. «Неужели, – думала она, глядя во все глаза на Нериман, – это говорит та самая девица из бара, которую я всегда считала дрянной женщиной? »

– Да пошлёт тебе аллах счастья на этом и на том свете! Да превратит он камень в твоих руках в золото!..

– Эти деньги, – холодно продолжала Нериман, – вы можете использовать по своему усмотрению: получать на них проценты или пустить в оборот.

Хаджер-ханым сразу подумала о Рызе, ведь теперь он был для неё самым близким человеком. Она даст ему деньги. Рыза откроет кабачок, и часть прибыли пойдёт на её содержание. О, значит, она будет избавлена от заботы о куске хлеба? Ей не придётся вернуться к корыту или наниматься в служанки!

У Хаджер-ханым отлегло от сердца.

– Что касается Халдуна, то…

«Действительно, – спохватилась Хаджер-ханым, – ведь есть ещё внук. Как же я не подумала, что молодая женщина может не захотеть ехать к брату с пасынком? Она, наверно, рассчитывает снова выйти замуж. А может быть, решила вернуться в бар? Так или иначе, но Нериман, видно, хочет отделаться от Халдуна, оставить мальчика мне, чтобы он не путался у неё под ногами…»

Однако Нериман снова свалила с плеч старухи огромную тяжесть.

– …Халдун для меня – единственная память о муже. Если вы не будете возражать, то ребёнок поедет со мной. Можете быть совершенно спокойны, я позабочусь о нём не хуже, чем сделала бы это для собственного сына. Одним словом постараюсь заменить ему и отца и мать.

Хаджер-ханым подавила вздох облегчения и воскликнула:

– Клянусь аллахом, доченька, ты такая хорошая, что у меня и язык не поворачивается отказать тебе! Ты ведь знаешь, внук для меня – всё.

– Вы правы. Несомненно, вы ближе ему, чем я. В конце концов я для него посторонняя… Что делать, пусть мальчик остается у вас.

– Помилуй, дитя моё! Что за разговор? Да разве я управлюсь с ним? Не сегодня-завтра ему в школу, а там начнутся расходы…

– Значит, вы согласны оставить мальчика у меня?

– Да, но с условием, что хоть изредка мне будут сообщать о его здоровье.

– Ну, это само собой, Хаджер-ханым-эфенди.

Тотчас после ухода Нериман в комнате появились Рыза и Наджие. Они своими ушами слышали, что старухе перепадёт кругленькая сумма. Однако супруги ещё сомневались, действительно ли Нериман расщедрилась, нет ли здесь какого умысла.

– Неспроста всё это, не иначе как хочет устроить какой-то подвох, – сказала Наджие. – Уж слишком всё просто получается. Сама прибежала к тебе уговаривать, чтобы взяла деньги. А не пришло тебе в голову, что она хитрит?

– Н-н-е-т!

– Не обижайся, ханым-эфенди, но очень уж ты простодушна. У сына было столько вещей, а она хочет отделаться от тебя какой-то подачкой! Да кто ты ему была – мать или прислуга? Поверь, если передать дело в суд…

– Не болтай языком! – вмешался Рыза. – Если Хаджер-ханым пойдёт в суд, то ей и этого не видать! Ведь невестка берёт на себя Халдуна.

Хаджер-ханым была такого же мнения.

– Нет, – сказала она, – вряд ли я выиграю. Да и кто знает, сколько пришлось бы хлопотать… И то, что Халдун у неё останется, хорошо. Не сегодня-завтра в школу пойдёт, хлопот с ним не оберёшься. Она женщина молодая, расторопная, к тому же бездетная. В Стамбуле она сумеет его выучить и сделать человеком… А мы уж здесь будем заниматься своими делами…

– Вот это правильно! – сказал Рыза, потирая руки. – Откроем кабачок и будем денежки заколачивать!

У Наджие загорелись глаза.

– Открывай заведение, а насчёт закусок и всего прочего можно положиться на меня. Так, что ли, Рыза?

– Ну, это сам аллах приказал.

– Но только чур, бельё стирать не мне.

– Ладно, ладно, найдём прачку! И без стирки дела хватит. А я с утра пораньше – на базар. Продукты – это уж моё дело. По вечерам буду стоять за стойкой: отпускать вина, закуски, рассчитываться с гарсонами – у меня будет хлопот полон рот. Но, клянусь честью, мы хорошо заработаем!

– Помоги аллах, – пожелала Хаджер-ханым. – Но только помните, кроме вас у меня никого нет, вы моя единственная надежда. Капитал будет мой, а труд ваш. Вы будете платить за мою квартиру, заботиться о моём столе…

– Какой может быть об этом разговор? Гарсон принесёт вам и обед, и ужин. Даже с грязной посудой не придётся возиться, вымоют. А через полгодика, глядишь, и расширим дело.

– Ну, это если будет хороший доход.

– Доход? Уметь надо! Тут много всяких тонкостей. Покупаешь, например, вина – вот столько, подливаешь воды – вот столько. Получается – во сколько! Клянусь аллахом, вино нам почти ничего не будет стоить!

– Как так?

– А это уж мой секрет!

Рыза поставил между ног мангал и с довольным видом стал подкручивать усы.

– Разбавить вино водой, бросить горсть извести или опиума, а то и белены – и готово! Глупцов хоть отбавляй, будут пить и только похваливать: «Ну и крепкое вино»!.. Стакан не отнимешь, пока не напьются…

– А печёнки у них не полопаются?

– Нам-то какое до этого дело, Хаджер-ханым? Да если у них не будут лопаться печёнки, то мы останемся без гроша! Это ведь торговля, ханым-эфенди! Коммерция! Будешь деликатничать, прогоришь! Весь фокус в том, чтобы любыми правдами и неправдами увеличивать капитал.

– Правильно, – согласилась Хаджер-ханым, хотя ничего не поняла в рассуждениях гарсона, понаторевшего в кабацких делах.

В течение недели всё произошло так, как обещала Нериман. Хаджер-ханым вручили выделенную ей сумму, а молодая вдова вместе с Халдуном отправилась на вокзал. Они сели в поезд, напутствуемые добрыми пожеланиями Нихата и его жены.

Хаджер-ханым, Рыза и Наджие прибежали перед третьим звонком. Бабушка прослезилась и в последний раз обняла внука. Удар колокола. Паровозный свисток и поезд медленно поплыл вдоль перрона.

Нериман не сводила глаз с Халдуна. Он сидел на том же месте и почти в такой же позе, как Мазхар во время последней поездки в Стамбул… Бедный ребёнок! Подумать только, сначала мать, потом отец…

За окном понеслась ночь. Вскоре Халдун стал клевать носом. Он мог свалиться, и Нериман взяла его на руки. Мальчуган склонил свою золотистую кудрявую головку ей на грудь и сразу заснул.

Сколько раз на этой груди – его единственном прибежище – просыхали сиротские слёзы!.. Не прошло и нескольких дней с тех пор, как они поселились у дяди, а уличные мальчишки уже стали дразнить его «сын проститутки»! В их квартале было немало озорников, готовых с утра до ночи травить Халдуна. И самое обидное было то, что верховодил ими старший из трёх сыновей дяди. Халдуна так изводили, что слёзы лились у него в три ручья. Он спасался от преследователей только в объятиях Нериман.

Почему его дразнят «сын проститутки»? Однажды, когда они вышли на улицу, Халдун спросил у сына дяди, который был старше его на три года:

– Что такое проститутка?

В тёмно-зелёных глазах мальчугана забегали озорные огоньки.

– Не знаешь, что такое проститутка? – По правде говоря, он и сам не понимал значения этого слова. Но, чтобы не ударить лицом в грязь перед товарищами, заорал во всё горло: – Поглядите, ребята, на этого дурака! Не знает, что такое проститутка!

– Врёшь!

– Клянусь аллахом, не знает!

– Да у него на губах ещё молоко не обсохло! Молокосос!

Так Халдун и не узнал значения этого слова, но понимал, что в нём есть что-то очень обидное. А на улице Фатиха, где находился дом дяди, за ним прочно укрепилось прозвище «сын проститутки».

И ничто не могло этого изменить – ни уговоры Нериман, пытавшейся урезонить мальчишек, ни подзатыльники дядюшки, перепадавшие его сыновьям. Халдун перестал играть с ребятами. Выходя из дому, он норовил поскорее спрятаться в укромном местечке и не показываться им на глаза. Но стоило ребятам обнаружить его, и травля возобновлялась.

– Как дела, сын проститутки?

– Глядите, глядите, отворачивается!

– Знаете, на кого он похож? На мокрую курицу, провалиться на месте, если вру…

Ребята разражались смехом, а Халдун съёживался и спешил улизнуть.

Травля Халдуна вносила сумятицу в жизнь всей семьи, и это сильно раздражало дядюшкину жену. Вначале она ещё как-то стеснялась гостьи. Но вскоре начала ворчать, а однажды прямо заявила:

– Нериман-ханым! Я не хочу, чтобы из-за вашего ублюдка донимали моих детей.

Нериман не ожидала такого удара.

– И как только у вас язык поворачивается?..

– Да нет больше моего терпенья! Я однако никак не пойму, почему вы-то с ним мучаетесь? Ведь у него есть бабка, вот и отправьте мальчишку к ней. Пора ему привыкать жить без матери и отца.

Нериман и слышать об этом не хотела. Могла ли она доверить Халдуна – единственную память о муже – вконец опустившейся старухе? Ведь, судя по письмам Хикмет-ханым, мать Мазхара настолько сблизилась с их бывшим соседом – гарсоном Рызой и его женой, что даже содержала вместе с ними кабачок.

Нет, ребёнок был слишком дорог Нериман, и она тяжело страдала, видя, как трагично складывается его судьба.

– Я не могу отправить его к бабке. Это невозможно.

– Тогда вам надо быть готовой ко всему.

– Иначе говоря, к тому, чтобы ваши дети измывались над ним?

– Что поделаешь, дорогая, не лупить же их до смерти!

– Лупить не надо, надо воспитывать! Ваши дети мне родные, но и Халдун не чужой. Поймите, он моя единственная отрада, мой единственный сын!

Золовка ничего не ответила, хотя ей так хотелось сказать: «Уж кому-кому, но только не тебе, голубушка, учить меня, как воспитывать детей! »

Нериман всё поняла по её взгляду. С этого дня она стала избегать разговоров с золовкой. Уединяясь с Халдуном в отведённой им комнате, Нериман прижимала к груди его золотистую головку и предавалась своим невесёлым думам.

В один из таких грустных дней, на третий месяц со дня их приезда в Стамбул, Нериман заметила, что с балкона напротив за ней наблюдает какой-то элегантный мужчина с гладко зачёсанными назад волосами. Ей стало неловко. «Что за человек? – терялась в догадках Нериман. – Может, новый жилец? В таком случае, ему скоро надоест, и он перестанет интересоваться чужой жизнью».

Но проходили дни, а незнакомец не изменял своей привычки. Вскоре он перестал довольствоваться одними взглядами и, проходя мимо их дома, делал ей какие-то знаки.

Даже золовка заметила это и поделилась своим открытием с мужем.

– Ну и прекрасно, – отозвался тот. – Нериман – молодая вдова. Неплохо, если бы они столковались.

– Милая мама, – сказал как-то Халдун, – ты видела дядю, который живёт напротив нас?

– Да.

– Он хочет дать мне шоколадку.

– Почему ты так думаешь?

– Да он уже мне её много раз показывал.

– Ну, тогда подойди и возьми.

– Разве у чужих берут шоколадки?

– Если мама разрешает, берут, – улыбнулась Нериман.

И Халдун пошёл. Он возвратился с запиской, сложенной в несколько раз.

– Дядя сказал, что будет ждать ответа, – проговорил мальчик, протягивая записку.

Нериман прочла её одним духом. Сосед из дома напротив писал, что давно хочет с ней познакомиться и просил, если это возможно, встретиться завтра в парке.

Халдун, обещавший принести ответ, затормошил её:

– Ну, напиши ему!

Нериман была в нерешительности. Ведь со дня гибели Мазхара прошло каких-нибудь четыре месяца. Что подумает золовка?

– Ну, пиши, мамочка, пиши, – продолжал тормошить её Халдун.

– Тебе понравился этот дядя? – снова улыбнувшись, спросила Нериман.

– Угу!

– Чем же?

– У него так красиво причёсаны волосы… Он очень вежливый, спросил, как меня зовут. Я сказал «Халдун», а он назвал меня «Халдун-бей! »

После некоторого колебания Нериман написала ответ. Она согласилась встретиться.

Когда в назначенный час Нериман появилась вместе с Халдуном, незнакомец уже ждал их. Они сели рядом на скамью и заговорили о погоде, о том о сём. Новый знакомый похвалил Халдуна:

– Очень смышлёный паренёк! У вас есть и другие дети?

– Нет. Да и Халдун мне не родной сын.

– Вот как!

Нериман немного рассказала ему о себе, потом рассказывал он. Оказывается, по профессии он инженер, занимается подрядами. Дважды был женат, но оба раза неудачно. Первый раз женился по настоянию матери на родственнице, а через полгода развёлся. Вторая жена была дочерью полковника. Но и этот брак оказался недолговечным из-за чрезмерной ветрености кокетки жены.

Смирившись со своей судьбой, он уже решил никогда более не вступать в брак, и вот…

«Что же из всего этого может получиться? – слушая его, думала Нериман. – Впрочем, если всё, что он говорит, неправда, я ничего не теряю. Не исключено, однако, что он говорит правду и у него серьёзные намерения… Посмотрим! » Во всяком случае, она не собиралась быстро сдаваться.

С этого дня начались их встречи, на которые Нериман непременно брала с собой Халдуна. Через некоторое время новый знакомый стал просить Нериман встретиться наедине. Тогда они могли бы отправиться на Босфор или на Принцевы острова. Можно будет чувствовать себя более свободно и о многом поговорить…

Нериман лишь смеялась. Она была не настолько наивна, чтобы не понимать, что скрывается за словами «чувствовать себя более свободно»… Но тем не менее вела себя так, словно не догадывалась о скрытом смысле его намёков. Она старалась лишь, чтобы до поры до времени об их взаимоотношениях ничего не было известно брату.

Обо всём этом она написала жене Нихата Хикмет-ханым. «Человек он не плохой, но несколько наивен и простоват, – писала Нериман. – Зовут его Селим. Видимо, он со средствами, мог бы стать хорошим мужем. Вообще-то дела у нас идут на лад. Он заговорил даже о том, что скоро собирается куда-то отправить мать. Единственная загвоздка – Халдун. Что делать с мальчиком? Было бы вполне естественно отвезти его к бабке. Но вряд ли это возможно при сложившихся обстоятельствах…»

Вечером Хикмет-ханым с волнением протянула мужу письмо Нериман.

– Бедняжка Халдун! – вздохнул Нихат, прочитав письмо. – Несладко ему там придётся после замужества мачехи.

Засунув руки в карманы, он стал неторопливо прохаживаться взад и вперёд по комнате, точь-в-точь как это делал когда-то Мазхар. Да и жили они сейчас в том самом особняке, который прежде снимал Мазхар; теперь он стал собственностью Нихата. Дела шли у него превосходно. Нихат не был таким принципиальным, как Мазхар. Он не уклонялся от выгодных дел, даже если они были сомнительного характера. Поэтому не удивительно, что за довольно короткий срок Нихат оказался обременён весьма солидным капиталом.

– А не взять ли нам Халдуна к себе? – спросил он, останавливаясь. Нихат был уверен, что жена не захочет лишних хлопот. Оказалось, однако, что она только этого и ждала.

– О, это было бы чудесно! Я сама хотела тебе предложить.

– Тогда за чем же остановка? – с живостью воскликнул Нихат. – Это благое дело. И ребёнок внёс бы в нашу жизнь большую радость.

Всё это было несомненно. Однако приходилось считаться с тем, что Халдун не совсем одинокий ребёнок, существовала ещё бабка. Даст ли она согласие? Старуха недолюбливала Нихата, а уж к его жене питала откровенную неприязнь, ведь Хикмет была близкой подругой Нериман – этой девицы из бара!

– Ты говоришь о бабке, но прежде всего следует вспомнить, что у него есть мать. Летом, когда мы поедем в Стамбул, можно будет сходить в тюрьму и взять у неё соответствующее разрешение.

– Ты совершенно права, – обрадовался Нихат. – Как это не пришло мне в голову? Если мы получим письменное согласие матери, то дело можно считать улаженным.

Обо всём этом они подробно написали Нериман. Та осталась очень довольна. Её отношения с инженером стремительно развивались. Теперь она знала, что он сильно увлечён. А она? Да что там, не висеть же ей до бесконечности на шее брата…

Хотя Селим находил, что Нериман несколько излишне сообразительна, а она считала его несколько простоватым, они поладили.

…В ту зиму Халдун пошёл в школу. Но это принесло мальчику лишь новые страдания. Озорной сын дядюшки, который учился уже в третьем классе, сообщил чуть ли не каждому школьнику, что у Халдуна есть прозвище «сын проститутки». При каждом удобном случае сверстники старались напомнить мальчику об этом, хотя учителя не раз делали им замечания, приказывая не повторять таких отвратительных слов. Халдун стал дичиться ребят и старался во время перемен улизнуть в полутёмный коридор, по которому, кроме учителей, почти никто не ходил.

Дома ему тоже приходилось несладко. У Нериман почти не оставалось для него времени. Её рука теперь редко прикасалась к его светловолосой головке. Она часами вертелась перед зеркалом, прихорашиваясь и наряжаясь.

Халдун инстинктивно чувствовал, что всё это делается для того дяди с гладко прилизанными волосами. Он начал его недолюбливать и не желал больше видеть человека, отнявшего у него Милую маму…

Зима оказалась, вероятно, самой длинной из всех, которые помнили жители Стамбула. Снег шёл до конца апреля, а местами оставался лежать даже до начала мая. Зато к середине месяца от зимы не осталось и следа.

Весной Халдун перешёл во второй класс, получив по всем предметам высшую оценку – десять баллов.

Вскоре наступила жара. В начале июня пришло письмо от Нихата. Он сообщал, что вместе с женой приедет в Стамбул на три летних месяца.

Они остановились в одном из отелей, расположенном в деловой части города. Друзья привезли Нериман сногсшибательные новости. Оказывается, Наджие застала её бывшую свекровь в объятиях своего мужа…

Нериман не верила своим ушам.

– А что же произошло потом?

– Они захлопнули перед старухой свою дверь!

– А деньги Хаджер-ханым?

– Приказали долго жить!

– Неужели она не заключила с ними никакого договора?

– Говорят, Хаджер-ханым давно находилась в любовной связи с Рызой. Хитрец сумел заморочить старухе голову и так обвёл её вокруг пальца, что выудил у неё всё до последнего куруша, не взяв на себя никаких формальных обязательств.

Нериман стало жаль свою бывшую свекровь.

– Что же с ней теперь будет?

– Клянусь аллахом, не ведаю. Ты же знаешь, она нас не любит. Ни разу не зашла к нам, хотя бы за советом. А мы, честно говоря, ей не навязывались…

Больше всех приезду Хикмет-ханым обрадовался Халдун. Теперь он знал, что от Милой мамы нечего больше ждать, и перенёс всю свою детскую привязанность на тётю.

Три дня Нихат-бей и Хикмет-ханым вместе с мальчиком бродили по Стамбулу. Наконец в одном из зелёных уголков города им приглянулся пятикомнатный особняк. Он был немного велик для такой семьи. Им вполне хватило бы и одного верхнего этажа, из окон которого открывался великолепный вид на Босфор. Однако они решили здесь обосноваться. В тот же вечер Халдун засыпал на руках у Хикмет-ханым.

Время перевалило за полночь, но она заметила, что мальчик не спит. Погладив его по голове, Хикмет-ханым спросила:

– Что с тобой малыш?

– Не хочется спать.

– Почему же?

– Не знаю.

Хикмет-ханым принялась баюкать Халдуна, а он становился всё грустнее и в конце концов заплакал. «Что с ним творится? – забеспокоилась она. – Быть может, в школе его обижают? Бьют? »

Но вот Халдун вытер рукой слёзы и спросил:

– Милая тётя, что такое проститутка?

Хикмет-ханым даже вскочила от неожиданности.

Прибавив огонь в лампе, стоявшей на тумбочке возле кровати, она с тревогой посмотрела на Халдуна.

– От кого ты слышал это скверное слово?

– Так я и знал, что оно скверное!

– Конечно, дитя моё. И как только ты повторяешь такую гадость? Больше никогда не говори этого слова!

– Нет, ты скажи, разве моя мама проститутка? – вновь ошарашил её Халдун.

– Откуда ты это взял? Кто мог так сказать?

– Все! Все! И дядюшкины дети, и уличные мальчишки, и мои одноклассники! Они все так говорят! Они всегда доводят меня до слёз. Я больше не пойду к дяде! Я не хочу в школу! Я не люблю этого господина! И даже Милую маму! Я люблю только тебя, дорогая! Если они придут, ты не отдавай меня. Скажи, что теперь я ваш. Я люблю тебя и дядю Нихата. Я хочу быть вашим ребёнком!

Халдун плакал навзрыд.

Проснувшийся Нихат поднял Халдуна на руки и положил его между собой и женой. Оба они стали утешать мальчика, как могли. Но их ласки вызвали целый поток теперь уже радостных слёз. В ту ночь Халдун наплакался всласть.

На следующий день он носился по саду, позабыв обо всём, даже о Милой маме. Хикмет-ханым не успевала менять ему мокрые от пота рубашки.

Какие хорошие дети были у их соседей! Никто его не дразнил. Всей гурьбой они бегали по лужайке и со смехом валились в высокую траву. Он был счастлив.

Через три дня к ним в гости пожаловали Нериман и её кавалер. Халдун почти не обратил на них внимания, словно это были какие-то посторонние люди. Они принесли ему большую плитку шоколада и жёлтый футбольный мяч. Но он остался равнодушен к подаркам.

Нериман только поражалась тому, как быстро удалось её друзьям завоевать любовь ребёнка.

– Да мы ведь старые приятели, – засмеялась Хикмет-ханым.

– Знаю, и все-таки…

Они не стали продолжать разговор на эту тему. Все были довольны.

Нихат предложил гостю спуститься к морю. Как только мужчины вышли, Хикмет воскликнула:

– Везёт тебе на мужчин, бестия!

– Разве я в этом виновата?

– Да кто же тебя винит! Но почему так получается?

– Откуда мне знать?

– Однако ты сумела обворожить этого человека!

– Клянусь аллахом, у меня и в мыслях ничего подобного не было! Я вся была поглощена горем Халдуна. И вдруг однажды заметила…

– Я рада за тебя. Но меня очень огорчает, что ребёнка травят.

– Поверь, что мне это доставило много страданий.

Хикмет-ханым всё понимала и ни в чём не винила Нериман. Она заменяла мальчику мать до тех пор, пока могла.

– Мы решили встретиться с матерью Халдуна и взять у неё письменное согласие на его усыновление. Это будет самое лучшее, что можно придумать.

– А Халдуна вы тоже возьмёте с собой?

– Нет. Нихат пойдёт один…

Вскоре Нихат посетил начальника тюрьмы. Он узнал о Назан малоутешительные новости. Она пристрастилась к наркотикам и к тому же стала ими приторговывать. Даже Недиме, угодившая в тюрьму за торговлю наркотиками, начала исправляться. Она-то и указала потайное место, куда Назан прятала наркотики.

– Тем не менее, – сказал начальник тюрьмы, – коли речь идёт о ребёнке, вы можете с ней встретиться.

Нихат с волнением ожидал прихода Назан. Она появилась минут через пятнадцать. О аллах милостивый! Неужели перед ним та самая девушка из Сулеймание – нежная, стройная? Куда девались её золотистые косы?.. Волосы Назан свалялись, в них блестела седина. Глаза ввалились, всё лицо было в морщинах.

– Ты узнаёшь этого господина? – спросил начальник тюрьмы.

Арестантка долго и тупо смотрела на незнакомого человека. Наконец она дважды покачала головой и сказала:

– Нет!

Тогда Нихат подошёл к ней совсем близко и спросил:

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒