![]()
|
|||||||
Венок сонетов
Константин Васильевич Скворцов Венок сонетов Меж нами сорок зим и сорок лет. Над нами неба высь и Божья воля. Ромашки заминировали поле… Не наступи!.. Ведь в нем проходов нет.
Нас вечер в плен берет… И лишь рассвет Освобождает от его неволи. Но снова нам мечтать о ней до боли, Забыв друзей, отбросив этикет.
Блестит ручей, как тонкий поясок, Что ты вдруг уронила на песок. И вот тебе не до ромашек вовсе.
Среди зеленых режущих осок Ты звезды собираешь в туесок… Тебе сегодня восемнадцать весен.
Тебе сегодня восемнадцать весен. Вселенная Любви – твой новый дом. Ты счастлива со мною… Но о том Пусть не фанфары протрубят, а лоси.
Рассвет зарю в твои вплетает косы. Дорога в горы врезана винтом. И вот уже, хватая воздух ртом, Вверх по ручью на смерть плывут лососи.
У них, как и у нас, один Судья. И все-таки, от жизни уходя, Мы в океан Любви монету бросим
И возвратимся в этот мир опять. Но чтоб земля не повернула вспять, У неба мы благоразумья просим.
У неба мы благоразумья просим, Но все напрасно, – сколько ни проси. Благоразумье скрыто в нас самих. Оно таится, словно в лете осень.
Но помолчу!.. На перекрестке просек, Где в длинных листьях прячется мой стих, Вдруг замер ветер, и щегол затих, И чудным светом засветились росы.
Торжественна, пуглива и нежна, Ступаешь ты ко мне, обнажена, Туман пуховый тянется, как плед.
И солнца шелк с небес летит, скользя… – Остановись! – молю я. – Так нельзя! Но не подвластен разуму сонет.
Но не подвластен разуму сонет. От века у него свои законы. Счастливый пленник, я попал в оковы И вот иду за стражником след в след.
Но это шутка! Будь я не поэт, Кого, скажите, красота не тронет? Сотрутся рубежи, и рухнут троны, – Любовью сохранится белый свет.
И мне сонет не стражник, а приятель. Я не ищу на солнце темных пятен. Я радугу благодарю за цвет…
И каждый поцелуй, что так приятен, До хрипоты отсчитывает дятел. До лет моих ему и дела нет.
До лет моих ему и дела нет. Я жизнь прожил, а вот похвастать нечем. Его послушать, так я вроде вечен. Но я-то знаю, – это птичий бред.
Нам вечность не оставила примет. Но будут сосны вспыхивать, как свечи. И волосы твои сбегать на плечи, И заслонять глазам парад планет.
И вечна (извините за строку) Слеза, что катится по желобку Твоих грудей, что в страсти вихрь разбросил…
И благодарность это и укор – Передо мною твой молящий взор… Он зелен круглый год, как иглы сосен.
Он зелен круглый год, как иглы сосен, Пока Судьба не вдарит в топоры, Взор этот будет возрождать миры, И никогда Пастух овец не бросит.
Но на суде, на Страшном, он нас спросит (Мы все безгрешны только до поры): – Что есть Любовь – предчувствие игры Иль боль, что нас на облака возносит?
Не знаю – счастье это иль беда. Мы не найдем ответа никогда, – В Себе Самом он слово это носит.
Но не молиться же сейчас кустам… И вдруг пред нами возникает храм. Он стар, как мир. Ему столетий восемь.
Он стар, как мир. Ему столетий восемь. Тому, кто на иконе – тридцать три Библейских года… Пыль веков сотри – Грехи слетят и разобьются оземь.
Вот Он глядит на нас суров и грозен. Но этот свет, летящий изнутри, Нас исцелит. Любимая, смотри – Мы спасены!.. И что нам до угрозы
Злых демонов, что здесь затаены. Они победою упоены Напрасно. Свыше совершен обет
Над нами Тем, кто нам пришел на помощь. Уже давно на мир спустилась полночь, А Он все льет на нас волшебный свет.
А Он все льет на нас волшебный свет. И губы наши шепчут не молитвы, И два дыханья воедино слиты, И руки сплетены, как амулет.
И пеньем птиц, резвящимся в ответ, А не росою листья всклень налиты. И понял я, чем люди в мире сыты, Что голова всему, увы, не хлеб.
Не так ли горделивая река Бесстрастна и безропотна, пока Она не встретит на пути порог.
Мы друг от друга страсти не таим, Но то не нами, милая, а Им, Им не допит любви священный рог.
Им не допит любви священный рог. Он не спешит. Он здесь всегда и всюду, Покуда бес не приведет Иуду. А торопливость – не Его порок.
И я бы стал степенным, если б мог, Но на земле я только миг пребуду. И кто-то сдаст души моей посуду В сырую землю, как наступит срок.
Прости, что я событья тороплю… Пока есть ветер – мчаться кораблю – С рожденья мной усвоенный урок.
А быть бессмертным не моя статья. Я – человек. А в книге Бытия Ему отпущено так мало строк.
Ему отпущено так мало строк. И ничему уже не повториться. И все таки, я мог не торопиться Прервать полет… Но все мне, все не впрок.
Я снова молод, смел, как белый волк. Любовь твоя, как неба омовенье. Так вечностью стать может и мгновенье, Когда оно бессмертия зарок.
Не для свершений чьих-то важных дел Дается жизни краткий миг в удел. Мы рождены друг друга позабавить,
Не отличая Истины от лжи… Но что это со мной? Я жил, как жил. И не убавить здесь и не прибавить.
И не убавить здесь и не прибавить. И годы, словно крохи, не смести. Но запретить мне вслух произнести – Любимая – никто уже не в праве.
Ружье стреляет и не только в драме. И красотою мира не спасти. Но я хочу тебя произвести В царицы мира, чтоб его исправить.
Но сколько счастье это будет длиться? Здесь, в храме, надо Богу помолиться, Но нам с тобою это невдомек.
Лишь на одну тебя сейчас молюсь я. Спаситель наш на нас взирает с грустью. Но всем влюбленным строгости не в прок.
Но всем влюбленным строгости не в прок. Все с рук сойдет им, и за все простится. Пока ты влюблена – ты даль и птица. Покуда я влюблен, дотоль – пророк.
То одержим, как глухариный ток, То холоден (а, может, только мнится), То, как скала, то суетлив, как спица… Я знаю, у всего один исток.
Поэзия – жестокая игра. Ничто само не падает с пера. За все, за все мы платим свой оброк.
Но, если несговорчивая осень Железным градом все поля покосит, Сонет мы можем заплести в венок.
Сонет мы можем заплести в венок. Но что нам в этой копии бумажной, Когда на поле тихо и отважно В зарю Любви глядится сам цветок?
Как совершенен каждый лепесток! Не трогай слов, – не сделаешь промашки. Ты вносишь пресловутые ромашки, – И вмиг по телу пробегает ток.
Наивный! Я считал, что я сильней Самой Природы, состязаясь с ней. Что движет миром: Муза или память?
Но во вселенском сумрачном углу Венком сонетов воспалю я мглу, Чтоб, увенчав тебя, Любовь восславить.
Чтоб, увенчав тебя, Любовь восславить, Я вышел на звериную тропу… И стоило горячую стопу На этот путь нехоженый поставить, –
Я начинал уже вселенной править, За хвост хватая дикую мечту… И обгорали годы налету, И на висках моих осталась наледь.
Поэт способен делать чудеса, Лес превращая в храм. Храм – в небеса, На чьем-то сердце оставляя след.
И вот теперь, у жизни на краю, Я все б отдал за молодость твою. Меж нами сорок зим и сорок лет.
Меж нами сорок зим и сорок лет. Тебе сегодня восемнадцать весен. У неба мы благоразумья просим, Но не подвластен разуму сонет.
До лет моих ему и дела нет. Он зелен круглый год, как иглы сосен. Он стар, как мир. Ему столетий восемь, А он все льет на нас волшебный свет.
Им не допит Любви священный рог. Ему отпущено так мало строк, И ни убавить здесь и ни прибавить.
Но всем влюбленным строгости не впрок. Сонет мы можем заплести в венок И, увенчав тебя, Любовь восславить.
|
|||||||
|