Твардовский на войне.

«Жизнь - одна, и смерть - одна»

Первое утро Великой Отечественной войны застало Твардовского
в Подмосковье в деревне Грязи Звенигородского района, в самом начале отпуска. Вечером того же дня он был в Москве, а сутки спустя - направлен в штаб Юго-Западного фронта, где ему предстояло работать во фронтовой газете «Красная Армия».

Некоторый свет на жизнь поэта во время войны проливают его прозаические очерки «Родина и чужбина», а также воспоминания Е. Долматовского, В. Мурадяна, Е. Воробьева, О. Верейского, знавших Твардовского в те годы, В. Лакшина и В. Дементьева, которым впоследствии Александр Трифонович немало рассказывал о своей жизни.
Так, В. Лакшину он рассказал, что «в 1941 году под Киевом... едва вышел из окружения. Редакция газеты Юго-Западного фронта, в который он работал, размещалась в Киеве. Приказано было не покидать город до последнего часа... Армейские части уже отошли за Днепр, а редакция все еще работала... Твардовский спасся чудом: его взял к себе в машину полковой комиссар, и они едва выскочили из смыкавшегося кольца немецкого окружения». Весной 1942 года он вторично попал в окружение - на этот раз под Каневом, из которого, по словам И. С. Маршака, вышел опять-таки «чудом». В середине 1942 года Твардовский был перемещен с Юго-Западного фронта на Западный, и теперь до самого конца войны его родным домом стала редакция фронтовой газеты «Красноармейская правда». Стала она родным домом и легендарного Теркина.

По воспоминаниям художника О. Верейского, рисовавшего портреты Твардовского и иллюстрировавшего его произведения, «он был удивительно хорошо собой. Высокий, широкоплечий, с тонкой талией и узкими бедрами. Держался он прямо, ходил, расправив плечи, мягко ступая, отводя на ходу локти, как это часто делают борцы. Военная форма очень шла ему к лицу. Голова его горделиво сидела на стройной шее, мягкие русые волосы, зачесанные назад, распадались в стороны, обрамляя высокий лоб. Очень светлые глаза его глядели внимательно и
строго. Подвижные брови иногда удивленно приподнимались, иногда
хмурились, сходясь к переносью и придавая выражению лица суровость. Но в очертаниях губ и округлых линиях щек была какая - то женственная мягкость».

Держался Александр Трифонович всегда естественно, спокойно чуть замкнуто. Очень не любил делиться «секретами» своей «творческой лабораторию) и сердился, когда кто-либо пытался бесцеремонно в них проникнуть. Никогда не терял самообладание, не позволял себе
«срываться», не допускал и мысли о том, чтобы как-нибудь злоупотребить своим положением литературной знаменитости, но с непосредственным начальством держался совершенно независимо, без тени угодничества или заискивания. Писатель Е. Воробьев, проживший бок о
бок с Твардовским почти три военных года, свидетельствует: «Когда Твардовский сталкивался с неуважительным отношением к себе или к своим товарищам, с бездушием, формализмом, хамством, он отвечал молчаливым презрением, сдержанным негодованием. За три года не припомню случая, чтобы он невежливо разговаривал с подчиненными, с теми, кто был ниже его по званию. Но вот в разговорах с начальством, когда имели место несправедливость, бестактность или чье-то недомыслие, он своего недовольства не скрывал. В таких случаях он бывал очень резок, мог нагрубить и не стеснялся проучить солдафона, упивающегося властью, из разряда тех, про кого однажды сказал: «Заведующий своим телом».

Во время войны выявилась еще одна характерная черта Твардовского: он не только никогда не щеголял своей храбростью, но, напротив, нередко подчеркивал те моменты, когда испытывал чувства страха.
Вот, например, его запись о поездке в Гродно: «В городе продержались мы с редактором часа два, делая по возможности вид друг перед другом, что страшно нам не очень. А было очень страшно, томительно до утомления. Уже не испытываешь ни малейшего любопытства, томишься
собственной неприкаянностью, праздностью здесь, где идет тяжелое дело, которым люди занимаются по прямому долгу». На самом же деле это был человек недюжинной личной храбрости. По свидетельству А. Аборского, который В 1952 году вместе с поэтом отдыхал в Гаграх, во время шестибального шторма Твардовский «бросался в мутные, ревущие волны, заплывал километра на полтора от берега, тогда как другие, причем отличные пловцы, боялись даже приблизиться к воде». Е. А. Долматовский, близко знавший Твардовского в
первый год войны, пишет о нем: «Он спокойно И С достоинством выходил под огонь, когда это требовали обстоятельства».

Наряду с храбростью Александр Трифонович обладал также изрядной физической силой, твердостью руки и верностью взгляда. Не удивительно, что он стал чемпионом гарнизона по игре в городки. О. Верейский вспоминает: «Он очень любил проявлять свою недюжинною физическую силу, то есть не показывать ее, а просто выпускать на волю. То он колол дрова для кухни, то рыл новую землянку, никогда не упускал случая подтолкнуть, вытащить из грязи застрявшую машину, а то боролся с немногими охотниками помериться с ним силами, с готовностью принимал участие в застольных сборищах, на которых с охотой и старанием пел народные песни».

В 1944 году вся редакция «Красноармейской правды» вошла в состав 3-го Белорусского фронта. Вместе с бойцами и офицерами этого фронта Твардовской и встретил День Победы. Творческий путь А. Т. Твардовского начался в 30-е годы. Он написал стихи и поэмы, прославляющие социализм, несмотря на то, что необоснованным репрессиям подверглась его семья в Смоленщине (поэмы «Путь К социализму», «Страна Муравия»).

В годы войны был фронтовым корреспондентом. Созданная в 1941-1945 гг. поэма «Василий Теркин» стала одним из популярнейших произведений о войне.

После войны А. Твардовский, возвращаясь к впечатлениям военных лет и незатухающей скорби, о погибших, пишет проникновенные стихотворения «Я убит под Ржевом» и «Я знаю, никакой моей вины, в том, что другие не пришли с войны... ».

Поэмы «За далью - даль» и «По праву памяти» содержат лирическую исповедь поэта, пережившего потрясения в связи с переоценкой происшедшего со страной и с ним самим. Основой сюжета поэмы «За далью - даль» является путешествие поэта в поезде «Москва - Владивосток» через всю страну и одновременно осмысление пережитого страной за последние годы. Это путешествие в пространстве и во времени (10 лет и 10 тысяч верст). Поэма «По праву памяти», посвященная памяти отца, репрессированного в годы коллективизации, говорит о
пересмотре позиции автора по отношению к политике партии большевиков. В 1930-1940-e годы. Поэма, написанная в 60-е годы, была запрещена даже достаточно либеральной в те годы цензурой и увидела свет только в 80-е годы, после смерти поэта.

С 1958 года Твардовский возглавляет журнал «Новый мир». Твардовский - редактор поддерживает многих начинающих писателей. «Властитель дум», «духовный пастырь»,
«оплот правды и бесстрашия», «мастер», «великий труженик», «богатырь» - такие характеристики рассыпаны по страницам воспоминаний его современников. У Ф. Абрамова читаем: «Твардовский и мое поколение». Разделяют какие-нибудь 10-15 лет - немного, но он был отцом наших душ... Мы боготворили. Главный редактор. Организатор всех сил. Бог. Непревзойденный авторитет. Какая-то ходячая легенда... Слава Твардовского была бессмертна... Мы боготворили, и напечататься в «Новом мире» считалось за великую честь.

«Новый мир» стал ведущим органом демократического обновления общества.

Многие из современников могут свидетельствовать: «Мы ждали каждый номер. Проза. Критика. И всегда уровень». Как самобытное явление «Новый мир» заявил о себе с момента опубликования очерков Овечкина, а за ним - прозы Солженицына. А потом - целая череда
блестящих талантов: Ф. Абрамов, К. Воробьев, В. Шукшин, Ф. Домбровский, З. Залыгин. В писательской судьбе каждого из них Твардовский сыграл блестящую роль.

Были подготовлены к публикации, но запрещены романы Б. Пастернака «Доктор Живаго», А. Солженицына «Раковый корпус», «В круге первом». А. Твардовский был бескомпромиссен в своей переоценке прошлого и в борьбе за подлинную свободу творчества. В 1970-м году, в
период начинающегося так называемого «застоя», был отстранен от
руководства журналом, что ускорило его безвременную кончину. Темы лирики поэта. Тема «малой Родины» в поэзии А. Твардовского («Братья», «За тысячу верст», «О Родине», «Мне памятна, как умирал мой дед…», «Жестокая память», «За распахнутым окном…»). Признание поэта: «Загорье, смоленская деревня, ее природа, цвета ее и запахи, ее незаменимая для художника память – все это мне было дано от рождения – само собой». Лирический цикл «Памяти матери» («Прощаемся мы с матерями…», «В краю, куда их вывезли гуртом…», «Как не спеша садовники орудуют…», «Ты куда эту песню…»). А. Твардовский: «Самая драгоценная память человеческая - память матери. «Это – настоящий реквием, простой, величавый и скорбный». Эти слова С. Я. Маршака раскрывают ключевую тему в творчестве поэта – тему Памяти: «Я убит подо Ржевом…», «В тот день, когда окончилась война», «Сыну погибшего воина», «Их памяти», «22 июня 1941 года», «Жестокая память», «Лежат они, глухие и немые», «Я знаю, никакой моей вины…» А. Твардовский писал: «Стихи эти продиктованы мыслью и чувством, которые более всего заполняли душу. Навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможности забвения, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе, - так приблизительно можно определит эту мысль и чувство. «Пейзажная лирика А. Твардовского («Июль – макушка лета», «Чуть зацветает иван-чай», «Все сроки кратки в этом мире…», «Спасибо за утро такое…», «Листва отпылала, опала, и запахом поздним…», «Полночь в мое городское окно…», «Береза», «Когда обычный праздничный привет…»Началом, объединяющим в лирическую композицию такие разные стихотворения, которые названы здесь, может служить признание поэта, завершающее стихотворение «Жить бы мне соловьем-одиночкой…. Как много значили для Твардовского те семнадцать лет, которые он прожил на хуторе Загорье. «Оттуда, от земли» все: и взгляд поэта, близкий крестьянскому восприятию жизни, и гармоничное слияние с миром природы, и усвоенные им народные приметы («На дне моей жизни, на самом донышке.. »). «Уроки и заповеди Мастера» (тема поэта и поэзии в лирике А. Твардовского) ( «О сущем», «Вся суть в одном – единственном завете…», «Час мой утренний, час контрольный…», «Собратьям по перу», «Не много надобно труда», «Изведав жар такой работы…», «Стой, говорю, всему помеха…», «Слово о совах», «Моим критикам». Они – мера личности поэта. Следует, прежде всего, отметить исповедальный характер этой лирики. В стихах на эту тему чаще всего обозначается ситуация: «поэт наедине с самим собой». В военных и послевоенных сборниках «Стихи из записной книжки» (1946), «Послевоенные стихи» (1952) главное место занимает тема патриотическая – в самом важном и высоком значении этого слова: военные будни, долгожданная победа, любовь к родине, память о пережитом, память о погибших, тема бессмертия, антимилитаристический призыв – вот скромно очерченный круг проблем. По форме стихи разноплановы: это и зарисовки с натуры, и исповеди-монологи, и торжественные гимны. Эстетическая программа поэта, его нравственное кредо выражены в стихотворениях «О сущем», «Вся суть в одном-единственном завете…» Вывод: Главное для поэта – «Быть самим собой! » В позднем творчестве А. Т. Твардовского можно увидеть целый ряд тем, которые принято называть «философскими»: размышления о смысле человеческого бытия, о старости и молодости, жизни и смерти, смене людских поколений и радости жить, любить, работать. Многое в сердце человека, в его душу заложено в детстве, в родном краю.

⇐ Предыдущая 12