Елена Викторовна Никитина 3 страница

Если уж не удастся совсем отлынить от замужества, так хоть время потяну, а там, глядишь, что и придумается. Уж Фен меня точно за этого хмыря не даст замуж выпихнуть.

— А я сказал — выйдешь! И Фен здесь ни при чем, от него пока ничего не зависит, он всего лишь царевич, я — Царь Долины!

— Дворец спалю! — пригрозила я.

— Я и сам могу! — не отставал отец, выпуская из трех глоток тоненькие огненные струи для убедительности, но я на то и саламандра, что огонь — моя вторая стихия. Если папашка может только пыхать пламенем, то я в нем живу, и какие-то жалкие огненные всполохи причинить мне никакого вреда не могут просто по определению.

— Значит, так! — гневно шлепая хвостом по полу, выдал отец, понимая, что никакие уговоры и угрозы на меня совершенно не действуют. — Вопрос больше не обсуждается и обжалованию не подлежит. Исстари идет традиция, что Саламандра должна выйти только за кого-нибудь из рода Горных Владык. К тому же Полоз единственный сын, ему нужен наследник, и как можно быстрее.

— Ах вот как?! — Я задохнулась от возмущения. — Так ты меня им на развод отдаешь?! Как племенную кобылицу?!

— Ну… э-э… — запнулся отец, понимая, что сболтнул лишнего. — Нет, конечно. Я и сам хочу с внуками понянчиться… — но получилось у него не очень убедительно.

— Не будет этой свадьбы! — рыкнула я.

— Будет! — окончательно потерял царское и отцовское терпение Змей Горыныч. — Сегодня в полдень! Так что будь готова, у тебя есть целых три часа на прическу, покраску и что там еще в подобных случаях полагается девушке сделать! Чтобы к полудню была готова!

Он резво для своих огнедышащих габаритов развернулся, подцепил когтем закатившуюся под кровать корону и, чуть не сметя по дороге туалетный столик, выскочил из моей спальни. Послышался не совсем цензурный рык. Отец выдернул прищемленный хвост и от души хлопнул дверью. Снаружи упал тяжелый засов.

— Так ты уже и согласие за меня дал?!

Я в ярости подергала массивную дверь, которая поддаваться ни в какую не желала, и заметалась по комнате.

Ну, папашка! Вот удружил! Ах ты, змей подколодный! Даже моего согласия не спросил в таком деликатном деле. Это же моя жизнь, моя судьба! А он?! Да ладно бы еще за кого выдавал, а то за какого-то червяка подземного! Я же боюсь его до ужаса, таких страстей понаслушалась про их семейку. Один Князь Преисподней, который с самим Владыкой на короткой ноге, чего стоит. Говорят, что все их богатства на костях невинных жертв взращены и душами загубленными удобрены, чтобы золото и драгоценные камни быстрее нарождались. Недаром никто с ними связываться толком не хочет — боятся. А этот Полоз вообще за крупинку желтого металла любого удавить готов (и давит, не сомневаюсь! ), чтобы его золотишко драгоценное не трогали. Жмот! Да в горах этого добра навалом. Куда им самим столько? Нет ведь, жаба душит. Мое, видите ли. Да пусть подавятся они своим золотом и камнями драгоценными, а я замуж за него не выйду. Наследника еще ему подавай! Разбежался! Да я же не видела ни разу этого Полоза, и не хочу видеть! Чтоб ему провалиться в ту самую преисподнюю! Еще зашлет под адскими сковородками огонь разжигать да грешников поджаривать. Нет уж! Не дамся!

Я подскочила к окну и выглянула на улицу. М-да… Третий этаж. Убиться не убьюсь, а вот ноги точно переломаю. Сомневаюсь, что переломанные конечности спасут меня от столь неожиданного и абсолютно нежелательного бракосочетания. Да и простыней с занавесками не хватит, чтобы по ним вниз спуститься. И кому приспичило такие высоченные дворцы строить? Попался бы мне сейчас под горячую руку этот горе-зодчий…

За дверью послышался шум поднимаемого засова. Я резко отвернулась от окна, вперив пылающий взор в дверь, которая явила мне троих прислужниц, с траурно-торжественным видом внесших в комнату пышное свадебное платье. И это уже предусмотрели?!

Пока служанки укладывали мой подвенечный саван на кровать, я потихоньку проскользнула к двери и почти выскочила в коридор, но на пороге налетела аж на четверых стражников. Отец как знал, что я попытаюсь сбежать. Змей Горыныч, он и есть Змей Горыныч, по себе меня непокорной воспитал (точнее, не мешал мне самой воспитываться). И сдалась ему эта свадьба, что всего три часа мне на сборы выделил. Верь после этого, что родители детям всегда добра желают. Предатель!

— Его величество не велело выпускать вас из комнаты без его личного сопровождения, — преграждая мне путь, сказал один из моих тюремщиков.

Я обвела всех четверых недобрым взором, отпрыгнула обратно в комнату и захлопнула дверь. Та-а-ак! Все пути к отступлению отрезаны. Замечательно!

— Ваше высочество, — робко обратилась ко мне одна из служанок. — Одеваться пора, причесываться…

— Вон отсюда! — взвизгнула я.

— Так свадьба же… платье вот…

— Сама оденусь, если надо будет!

— Но его величество…

— Плевать я хотела на все величества вместе взятые! Брысь из моей комнаты!

Несчастным повторять больше не пришлось, их уже и так сдуло, как сухие листья осенним ветром. Я еще раз выглянула в коридор и наградила решительно преградивших мне путь охранников разъяренным взглядом. Если они чего и боялись, то только гнева моего отца, а потому договориться с ними не получится, даже если я у них на глазах вешаться буду. Мой трупик, но внутри охраняемой территории их устроит намного больше, чем живая царевна за ее пределами.

— Стоите?! — зло рыкнула я. — Ну-ну! — и оглушительно хлопнула дверью, задвинув засов теперь уже изнутри. Со стены сорвалась картина с изображением плачущей у ручья девицы и глухо шмякнулась на пол так, что резная позолоченная рамка треснула сразу в нескольких местах. Пусть, они мне никогда особо не нравились. Ни картина, ни рамка.

Я снова заметалась по комнате. Злость постепенно переходила в настоящую панику. Что же со мной теперь будет-то? За что мне такое страшное наказание? Я не хочу!!! Я боюсь!!! Я еще не готова!!! То, что рано или поздно замуж выйти все равно придется, новостью для меня не являлось. Статус царевны, неважно какого царства, редко способствует безбрачию просто по определению, поэтому остаться без мужа мне не грозило. Но чтобы вот так! На скорую руку и в самые кратчайшие сроки! И главное — за кого! Если нашему роду так повезло и за последние несколько тысячелетий из наследников женского пола родилась я одна, это еще не значит, что можно меня использовать, пусть и в жутко важных государственных целях. К тому же выгоды от себя я не вижу никакой, тем более для Горных Владык. Они с гораздо большим удовольствием сровняли бы с землей все Царство Долины, чем породнились даже с самой дальней и сомнительной «водой на киселе» рода хал. Если только я не понадобилась им в качестве саламандры…

А о том, что я саламандра, до недавнего времени не знала ни одна живая душа. И мне бы очень хотелось, чтобы так было и дальше. Вся проблема состояла в том, что даже самому близкому и родному существу — брату я не смогла признаться, что все-таки унаследовала огненную ипостась рода, но в несколько извращенной, с моей точки зрения, форме. Конечно, ведь что отец, что Фен оборачивались огромными, внушающими благоговейный трепет и невольное уважение халами, могучими и практически неуязвимыми. А кто я? Крохотная безобидная козявка, ящерица, которую без лупы и рассмотреть-то сложно. С такими размерами не требовать почета и уважения надо, а постоянно следить, чтобы ненароком не наступили или веником не смели. И это еще не самое страшное. Больше всего пугало, что надо мной будут смеяться. Не в лицо, нет, царевна все-таки, а за глаза. Так и вижу лицемерные расшаркивания с реверансами и целованием ручки, а потом сдавленное хрюканье и злорадное шушуканье за спиной. Тьфу! Противно. В общем, саламандрство мою личную самооценку совершенно не повышало, напротив — было жутко стыдно за то, что именно меня угораздило стать тем самым уродом, без которого не обходится ни одна семья, даже царская. И я посчитала за благо для всех просто молчать.

Но тайна навсегда остается тайной лишь до тех пор, пока о ней знает не больше одного человека. Дальше Вершителем включается закон относительного непостоянства. Или подлости, это как повезет. До недавнего времени мне неплохо удавалось избегать их карательных мечей, но постоянное везение порой приводит к ослаблению бдительности и совершению первых, не всегда поправимых ошибок. А где имела место первая, там и вторая не за горами… В общем, в один злополучный день, уже поздно вечером, я сладко нежилась в камине, лениво пытаясь строить из язычков пламени причудливые фигуры. Мне было так хорошо и уютно, что я не сразу заметила вопиющее нарушение моего скромного уединения, а когда заметила — сердце чуть не улепетнуло в хвост и с ним вместе не откинулось от ужаса! Первой и не очень здравой мыслью было: «Бежать! », второй — «А куда? »

Пока я судорожно искала ответ на этот непростой вопрос, мы бестолково пялились друг на друга, а потом служанка, которой лишь Лихой знает, что понадобилось в столь поздний час в моей комнате, заверещала. Громко, пронзительно, оповещающе. Удивительное дело, я даже рта не успела открыть, чтобы приказать ей заткнуться и потом спокойно, уже будучи в человеческом облике, объяснить, что она не те грибочки за ужином покушала, вот и мерещится всякая чушь, как в мою спальню влетел Фен. Такое впечатление, что он под дверью караулил. Увидев вооруженного и готового немедленно ринуться в бой царевича, служанка несколько успокоилась, заткнулась и теперь молча тыкала в мою сторону трясущимся пальцем. Брат медленно перевел взгляд в указываемое служанкой место. Честное слово, лучше бы он застал меня в самый пикантный момент в объятиях свинопаса! Я еще никогда не видела, чтобы выражения на лице Фена менялись с такой скоростью: удивление, испуг, недоверие, растерянность, шок, ужас!

Но надо отдать ему должное, с собой он справился очень быстро, метнулся к двери и захлопнул ее перед любопытным носом успевшей набежать на истошные крики толпы придворных и слуг. Да еще и приказ срочно позвать отца не забыл отдать. М-да, плакала моя конспирация огненными слезами…

Отец появился довольно быстро и, как ни странно, почти трезвый, прихватив с собой для компании мэтра Вильгиуна. Подозреваю, оба они так еще до конца и не поняли, по какой причине случился переполох, и на всякий случай тоже были во всеоружии. За это время Фен только и успел привести служанку в относительно вменяемое состояние, а мне жестом велел молчать и не высовываться из камина. А что я? Мне ничего не оставалось, как ругать себя на все корки за вопиющую глупость и полную потерю бдительности.

Однако все оказалось не так страшно, как я предполагала. Все было гораздо хуже.

Меня не только не стали отчитывать, пытать нудными нотациями и нравоучениями и грозить выдрать как Сидорову козу, но еще и… похвалили. За что — я, как ни силилась, так и не поняла, а потому вконец растерялась. Отец только осторожно поинтересовался, давно ли я научилась менять ипостась, и, получив честный ответ — сколько себя помню, поскреб в затылке:

— Это ж надо было проглядеть ТАКОЕ под самым носом! Ты-то куда смотрел, Вильгиун?

— А может, оно и к лучшему? — вкрадчиво заметил маг.

— Как знать, как знать…

И лица у всех такие озабоченные-озабоченные.

С меня взяли клятвенное заверение молчать и дальше о своих выдающихся способностях, а служанку наш маг увел с собой. Подозреваю, память подчищать, чтобы лишнего не разболтала.

На все мои тут же возникшие многочисленные вопросы: что же такого жутко важного и секретного в том, что я саламандра, — отец промямлил что-то маловразумительное и этим ограничился. Мэтр Вильгиун тоже не приоткрыл завесы над окружающей меня тайной, наивно сославшись на «отсутствие информации по интересующему меня вопросу». Ага, так я им и поверила.

А вот Фен, как мне показалось, и в самом деле ничего толком не знал. Просто сказал, что саламандры не рождались уже много веков и чем может обернуться огласка появления новой саламандры, одному Вершителю известно.

А случилось все это около полугода назад… И кто знает, каким образом Владыке Золотоносных Гор стало известно, что дочь Царя Долины самая настоящая саламандра. Но ведь, похоже, стало. А они никогда не упускают своей выгоды, даже если она им неприятна. Вот только я не собираюсь становиться пешкой в их политических игрищах.

Злость снова начала набирать свои законные обороты. Свиньи! Все, начиная от предателя-папашки змееголового и заканчивая стражниками. Причем больше всего самых отборных ругательств досталось моему ползучему жениху. Ни тебе «здрассти», ни тебе горстки драгоценных булыжничков в подарок. Даже под окошко пошипеть не пришел из здорового любопытства, посмотреть бы на него. Может, стоит на себя сразу руки наложить, чтоб не мучиться? Хотя успокаивает то, что он меня тоже ни разу не видел… А это надо использовать… Вы хотите свадьбу? Вам нужен наследник? Посмотрим, что из этого получится. Такую свадебку устрою, на всю жизнь запомнится!

Ослепительно вспыхнув, я превратилась в маленькую черную ящерку с оранжевыми пятнышками и нырнула в камин. Язычки пламени мягко окутали меня своим теплом, принося покой и умиротворение. Понежусь в огне немного, сил наберусь перед предстоящим спектаклем. В голове постепенно начал появляться план действий.

Около полудня ко мне осторожно постучались. Я демонстративно проигнорировала стук, но кто-то был очень настойчив, и вскоре дверь уже сотрясалась от мощных ударов. Ну-ну, вы ее еще вышибите. Я хранила гробовое молчание и мрачно наблюдала, чем же все это кончится.

Думаю, что подозрительная тишина в комнате не могла оставить спокойными тех, кто находился по ту сторону, не на завтрак меня звать пришли все-таки. Дрожащий от страха лепет служанок не сильно впечатлял, хоть и казался довольно искренним, и только когда я услышала за дверью вкрадчивый голос отца, чуть ли не умолявшего меня сжалиться над его седыми чешуйками и выйти, соизволила откликнуться.

— Я принимаю ванну! — Мой голос прозвучал спокойно и буднично.

— Салли, доченька, — распинался мой трехглавый родитель. — Уже полдень, тебя все ждут.

— И что?

За дверью рыкнули, послышался сдавленный писк. Надеюсь, папашка никого не зашиб ненароком? С него станется.

— Салли! — более угрожающе заговорил отец. — Выходи немедленно и прекращай ломать комедию! Тебя жених ждет.

— В моем ежедневнике на сегодня свадьба не значится, — продолжала гнуть я свою линию. — И потом, незваный жених хуже дикого кабана.

— Ах вот как?! Салли, выходи по-хорошему!

— Не выйду!

— Выходи, я сказал!

— А я сказала — не выйду!

Дверь содрогнулась от мощного удара, второго, третьего… Кажется, время мирных переговоров закончилось. Я, высунув мордочку из камина, с интересом наблюдала, как первый раз в жизни вышибают дверь моей спальни. Обалдеть можно! Мне нравится. Прикольно!

Дверь сдалась на десятом ударе и рухнула внутрь (хлипкая все-таки конструкция, жалко), обрушив часть стены и подняв облако пыли. В комнату, кашляя и фыркая черным дымом, ворвался в первую очередь отец в разъяренном трехглавом обличье, а следом за ним стражники с оружием на изготовку. Испуганные, но любопытные до безрассудства служанки осторожно выглядывали из коридора, стараясь ничего не пропустить и вместе с тем при малейшем намеке на опасность исчезнуть в мгновение ока. Такое впечатление, что меня арестовывать собираются. Хотя замужество мало чем отличается от тюремного заключения. Мое-то точно, хотя бы потому, что принудительное.

Чистота воздуха оставляла желать лучшего, поэтому обнаружили меня далеко не сразу. В камин заглянули в самую последнюю очередь, как ни странно. Ну да, тут я. А они чего, собственно, ожидали? Не буду я покорно в свадебном платье сидеть и томно вздыхать, мечтая обо всех прелестях ада!

— Салли!!! — рявкнули все три венценосные головы одновременно. — Быстро на плах… нет, на паперть… на погост… Тьфу, чтоб тебя приподняло и шлепнуло, куда там тебя? А, к алтарю!

— И чего так орать? — невозмутимо вылезла я из камина и, задрав голову, нагло уставилась на разошедшегося папашку.

Все-таки сосредоточить взгляд на нем довольно трудно, когда все три головы крутятся в разные стороны и яростно вращают глазами. У меня даже иногда закрадывается подозрение, что его ум в человеческом обличье при смене ипостаси распределяется по всем трем мозгам, притом неравномерно. Вот, например, средняя голова почему-то всегда оказывается самой сообразительной, а правая только и горазда занавески поджигать и глупо хихикать над всякой ерундой. Левая пытается быть рассудительной, но у нее не всегда получается, хоть она и старается. Нет, когда он человек, с ним проще, что ни говори… А так мне кажется, что это у меня с головой плохо и в глазах троится.

— Ты еще не готова?! — истошно заорал отец, низко наклоняясь ко мне. — Как это понимать?!

— А как тебе больше нравится? — хитро спросила я.

— Чтобы через пять минут ты была при полном параде!

И он, споткнувшись о валяющуюся на полу дверь, почти выпал в коридор. Служанки бросились врассыпную. Я издевательски пискнула ему вслед и показала язык. А что мне еще оставалось делать? Предсвадебная истерика.

Меня несли в главный зал, где должно было проходить столь курьезное бракосочетание, на бархатной ярко-красной подушечке, расшитой золотыми цветами (совершенно безвкусными, с моей точки зрения, но сейчас не до эстетики) и свисающими по углам длинными кистями. Я восседала на ней с поистине королевским видом, высоко держа голову и выпятив нижнюю челюсть. Прямо картину с меня писать можно было. Маслом. Растительным. Принимать человеческий облик я отказалась категорически, заявив, что если уж кому приспичило жениться, то пусть меня берет такой, какая есть, а не нравится — скатертью дорога, катапультой обеспечу. Скрывать и дальше мою истинную сущность я посчитала бессмысленным, пусть теперь все знают, кто я такая на самом деле. Ведь ради этого мой жених незваный и враг теперь уже личный собирается терпеть муки брачной жизни.

Однако нас ждали. Нетерпеливо, я думаю. Похоже, действительно приспичило. Опоздание невесты на собственное бракосочетание не способствует нормальному душевному равновесию жениха, слышала я где-то такое. Ничего, помучается немного, свадьба не мне нужна. Пусть заранее знает, что ни одно хорошее дело браком не назовут. И я собиралась это подтвердить на практике. Не одной же мне отдуваться!

Едва служанка, которой выпала ответственность и честь доставить меня к месту назначения, показалась в дверях зала, в нашу сторону тут же обратились взоры многочисленных присутствующих. Оказывается, отец уже и гостей насобирать где-то успел. Оперативно у него это получилось! Хотя чего я удивляюсь, волшебное слово «халява» — и все в сборе.

Но гости меня интересовали сейчас меньше всего, хотя среди них были и очень даже оригинальные представители других рас, прибывшие по государственным делам. Одни зеленые циклопы и водяной в бочке чего стоили. Про странствующих монахов, стихоплетов, разных купцов и прочий непонятный, а то и просто подозрительный люд я вообще молчу. Такое впечатление, что отцу важно было не качество, а количество. И все это разномастное «количество» при моем появлении словно потеряло дар речи, в зале воцарилась гробовая тишина. Удивленно-ошарашенно-непонимающие взоры устремились на маленькую ящерку.

Но мне было откровенно безразлично столь повышенное внимание, я жадно высматривала того, кто должен был в необозримом будущем стать моим мужем на всю оставшуюся кошмарную жизнь. До боли в глазах знакомые физиономии министров, чиновников и прочих придворных прихлебателей, у большинства которых ума с комариный… носик, я даже особо не разглядывала. Ну и где этот ненормальный? Покажите мне его. Неужели сбежал? Или от волнения и длительного ожидания у него случилось расстройство желудка, и он отлучился по причине более важной, чем встреча невесты?

Мои губы уже стали растягиваться в торжествующей улыбке, но тут один из двух закутанных в плащ «монахов», стоящих особняком, неторопливо повернулся в нашу сторону, капюшон небрежно съехал на плечи… Моя улыбка скрючилась в предсмертной судороге.

Унесите меня отсюда! Срочно! Спасите любым способом! Умертвите! Предайте вечному забвению! Отправьте в пожизненную ссылку! Но я не хочу замуж за НЕГО!!!

На меня смотрели золотистые холодные глаза с узкими вертикальными зрачками. Может быть, мой жених и красив, и строен, и вообще душка, но глаза… Глаза равнодушной змеи, присмотревшей себе жертву и уверенной, что эта самая жертва уже никуда не денется. Так же спокойно и бездушно бывает само золото, которому абсолютно без разницы, чья кровь проливается за право обладания им.

По коже пробежал ледяной сквознячок. Если бы я в своей второй ипостаси могла, то еще и мурашками покрылась бы. Но хорошо, что не умею, вряд ли мне пойдет пупырчатость.

Я с трудом оторвала взгляд от этого решившего на мне жениться кошмара и перевела его на того, кто стоял с ним рядом. Он был намного старше, наверное, даже ровесник моего отца, и у него были такие же жуткие глаза с вертикальными зрачками, но только зеленые, и они рассматривали мое пятнистое маленькое тельце с гораздо большим, чем у жениха, любопытством. Так, значит, сам Владыка Золотоносных Гор приехал сватать своего сына! Вот почему отец не только не отказал, но и согласился на свадьбу в тот же день. Хотя странно все это.

Я судорожно сглотнула и попятилась. Нет! Ни за что! Никогда! Ни за какие сокровища мира! Все, я точно решила уйти в монастырь! Где тут священник? Постригите меня в монахини! Правда, на мне в данный момент ни одной волосинки нет, но это уже мелочи жизни, меньше мороки.

Но тут подушка предательски кончилась, и мои задние лапки дальше нащупали пустоту. И быть бы мне распластанной на полу, если бы одна из стоящих рядом служанок не успела вовремя меня подхватить и водрузить обратно.

— Обалдела, что ли, лягушка свежемороженая?! — истошно заверещала я. — Холодными руками меня хватать! Я же так простудиться могу!

— Н-н-но ваше в-в-высочество т-т-тогда бы уп-п-па-ло… — безжизненным голосом прошелестела она.

— А так я заболею и умру, невелика разница. И не смей ко мне обращаться «оно», я — царевна, а не существо неопределенного пола и классовой принадлежности!

Премного благодарна ей, конечно, за помощь, орала-то я больше от страха, чем по существу, но лучше бы она меня отсюда унесла. И чем быстрей, тем лучше. Спрятаться где-нибудь под плинтусом, и пусть весь мир подождет, а когда мой женишок состарится и умрет, вылезу.

По залу пробежал неуверенный ропот, окружающие постепенно приходили в себя. Кто-то сдавленно хихикнул, а моя несушка затряслась так, что подушка опасно завибрировала. Край опять очень быстро приближался, но мне удалось в последний момент уцепиться за свисающую золотую кисточку и, раскачиваясь, зависнуть над полом. Подхватывать меня больше никто не рискнул, а вот уронить всем на радость — это пожалуйста!

— А вот и наша невеста! — громогласно объявил мой трехглавый отец, приближаясь ко мне, и зашипел, низко склонившись над бедной перепуганной ящеркой: — Ты что же это, паршивка хвостатая, делаешь?! Все наше царство опозорить хочешь? А ну быстро прими подобающий облик! Свадебный! Или хотя бы просто человеческий.

Вот всегда, когда намечается хорошая пьянка (а любые гости — это именно винопой), отец предстает в своем чешуйчатом обличье. По его многолетним подсчетам, так больше вина влезает, а вот утром, в моменты тяжелого отходняка, он более приемлет человеческий облик. Еще бы! Всегда лучше, когда у тебя одна голова болит, а не три сразу.

— Чем тебе мой облик не нравится? — нагло заявила я, даже не понижая голоса. — Ну маленькая! Ну пятнистенькая! И дальше что? Кто-то против? — и вперила взгляд в своего жениха: — Ты против, дорогой?

По залу снова пробежал шумок недоумения и негодования. Кто-то из дам даже в обморок попытался упасть, но желание узнать, что ответит жених на мою откровенную наглость, оказалось сильнее, поэтому дело ограничилось лишь закатыванием глаз и шипящими репликами.

— Она с ума от счастья сошла, потому и не знает, что творит.

— Счастье-то довольно сомнительное, хотя давно надо было ее замуж выдать!

— Совсем от рук девчонка отбилась!

— Может, хоть там присмиреет?

— Я бы на ее месте присмирела.

— Откуда столько нахальства в ней? И не боится ведь!

— А когда она кого-нибудь боялась? Вся в отца…

— А Змей-то хорош, такое чудо ото всех прятал…

Я с удовольствием выслушала все эти «комплименты» в свой адрес и кокетливо помахала хвостиком. Какая прелесть! Всегда приятно узнать, что о тебе думают на самом деле.

Взоры всех присутствующих были теперь устремлены на Полоза, который не отрывал от меня немигающего взгляда с того момента, как я появилась в поле его зрения. Надо сказать, уверенности это мне не прибавляло, скорее наоборот, вводило в состояние неописуемого ужаса, от которого я обнаглела еще больше. На нервной почве.

— А женихи все такие немногословные или только мне так несказанно повезло? — поинтересовалась я. — Было бы неплохо, хоть нотаций читать не будет.

— Я тебе их на бумажке напишу, — вдруг ответил жених на удивление приятным низким голосом.

— Ух ты! — чуть не подпрыгнула я, но вовремя вспомнила про свое подвешенное состояние. — Будем переписываться! Я обещаю, что отвечу обязательно! Адресок оставь.

— Салли, ты в своем уме?! — Отец выхватил подушку со мной из рук у побледневшей до состояния прозрачности служанки. — Замолчи сейчас же! Ты похожа на бешеную блоху.

Я подождала, пока кисточка перестанет раскачиваться, и радостно заявила:

— А ты нет? Где сваты? Где предложение руки и сердца? А томные взгляды и признания в любви под луной? В конце концов, где подарки?!

— Салли!..

— Я смотрю, невеста у вас с норовом, — незаметно подошел к нам Владыка. Его зеленые глаза почему-то не внушали мне такого ужаса, как глаза моего жениха. Наверное, они не были такими холодными и равнодушными. Хотя вертикальные зрачки и отсутствие белков сами по себе не способствуют душевному равновесию.

Мой будущий свекор разглядывал меня с видом профессионального повара, покупающего на рынке мясо и проверяющего его на свежесть.

— Надеюсь, она просто психически неуравновешенна, а не страдает каким-либо особым видом сумасшествия? — задумчиво поинтересовался он.

— Да вы хоть раз видели чокнутую саламандру? — искренне возмутилась я. Тоже мне — эксперт по психам! Хотя…

— Я вообще саламандру первый раз вижу.

«Очень хотелось, чтобы и в последний», — явственно читалось на его лице.

— Ну и что дальше? — громко заявила я, с трудом вскарабкиваясь на подушку. И ведь никто не помог, даже за лапку не поддержал! А еще мужики! — Давайте, давайте, начинайте. Я что, зря марафет наводила, хвост ваксой мазала?

Зеленоглазого Владыку я самым бессовестным образом игнорировала.

— Позовите священника! — зычно крикнул мой папашка, у меня чуть уши не заложило.

Владыка Гор не спеша отошел к сыну, и они тихо перекинулись парой фраз. «Обо мне сплетничают, — злорадно подумала я. — Сами такие! Вроде со спины люди как люди, а как глянут… Вот повезло-то мне с женихом! Змеюка, она где угодно змеюка, и человеческое обличье ничего не меняет. Лучше бы я за какого-нибудь Иванушку-дурачка замуж вышла. И страху меньше, и свободы больше. А тут не знаешь, чего и ждать от такого замужества».

О том, что я тоже не до конца человек (про папашку и говорить нечего), а уж сейчас особенно, в тот момент мысли даже не возникло.

Откуда-то из-под стола вызволили перепуганного до икоты священника.

С религией у отца всегда были проблемы. Или у религии с отцом, это зависело от причины разногласий. Папашку раз пятнадцать уже отлучали от церкви за всякие разрушительные непотребства и регулярно устраиваемые дебоши с выжиганием посевных полей, набегами на монастырские склады и разорением церковных сокровищниц. В состоянии не совсем адекватном, достигнутом принятием большого количества горячительных напитков, с ним спорить было бесполезно, поэтому анафеме его предавали, как правило, по утрам, когда раскаяние венценосного вредителя превышало все предельно допустимые нормы. Но по прошествии непродолжительного времени издавался царев указ о взимании повышенного налога с церкви за жертвоприношения и сомнительную благотворительность, и Змея Горыныча снова радостно принимали обратно как самого желанного и богобоязненного великомученика. Наступал относительный мир и покой. Временный. До следующего раза. Это даже стало чем-то вроде ритуала. Все его ждали и немного побаивались, как ночных заморозков по поздней весне.

Вот сейчас как раз и был такой момент, когда анафему сняли с папашки всего несколько дней назад, а повышенные налоги еще не снизили. Поэтому священник, которого каким-то образом успели заманить сюда, трясся от страха и совершенно не знал, как вести себя в такой нестандартной ситуации. Вроде бы можно и нос позадирать, разыгрывая оскорбленное высокопреподобие, но в то же время кто знает, чем эта гордыня может грозить в будущем. Змей Горыныч — существо непредсказуемое и излишне злопамятное, то есть помнит то, чего не надо. А если и не помнит, то что-нибудь все равно сожжет — на всякий случай. И эти узкоглазые еще пожаловали, страху на богобоязненный люд наводят одним своим видом.

— Салли, веди себя прилично, ты же невеста, а не девчушка-веселушка! — Отец снова всучил подушку со мной служанке, успешно изображавшей привидение, и я в очередной раз чуть не сверзилась. Никакого уважения к моей сосватанной особе! Трясут, как переспелую грушу!

Мой наводящий панический ужас жених закашлялся в кулак, еле сдерживая смех и с интересом наблюдая за моими невероятными попытками удержать шаткое (в прямом смысле) равновесие. Наверное, его бы очень порадовало мое живописное падение, вон как веселится. Фигу! Чисто из вредности не свалюсь! Срастусь с этой подушкой, но такого удовольствия ему не доставлю!

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒