Фолкнер Уильям 5 страница

Гудвин выпустил Темпл. Шурша плащом, она стала опускаться на пол. Он приподнял ее и снова затряс, оглядываясь через плечо на женщину.

- Возьми лампу, - сказал он ей.

Женщина не пошевелилась. Она стояла, чуть склонив голову, словно задумчиво разглядывая их. Гудвин подхватил Темпл другой рукой под колени. Темпл почувствовала, что падает вниз, потом оказалась на кровати рядом с Гоуэном, подскакивая на спине под затихающий шелест мякины. Она видела, как Гудвин прошел по комнате и взял с камина лампу. Женщина, тоже наблюдая за ним, повернула голову, свет лампы, приблизясь, заострил ее лицо.

- Пойдем, - сказал Гудвин.

Она повернулась, лицо ее скрылось в тени, лампа освещала теперь спину женщины и руку Гудвина на ее плече. Тень его совсем затемнила комнату; рука, на тени отходя назад, потянулась к двери. Гоуэн храпел, каждое дыхание обрывалось так натужно, словно было последним.

Томми стоял в коридоре за дверью.

- Ушли они к грузовику? - спросил Гудвин.

- Нет еще, - ответил Томми.

- Ступай погляди, что там делается.

Гудвин с женщиной пошли дальше. Томми смотрел, как они входят в другую дверь. Потом, бесшумно ступая босыми ногами, чуть вытянув шею и прислушиваясь, пошел на кухню. Лупоглазый курил там, сидя верхом на стуле. Вэн причесывался, стоя у стола перед осколком зеркала. На столе лежала влажная тряпка в кровавых пятнах и горящая сигарета. Томми уселся на корточки в темноте за дверью.

Когда Гудвин вышел с плащом, он сидел там. Гудвин прошел на кухню, не заметив его.

- Где Томми? - спросил он.

Томми слышал, как Лупоглазый что-то ответил, потом Гудвин и вслед за ним Вэн вошли, плащ теперь висел на руке у Вэна.

- Идем, - сказал Гудвин. - Надо вывезти все, что есть. В светлых глазах Томми появился еле заметный кошачий

блеск. Женщина увидела их в темноте, когда он прокрался в комнату вслед за Лупоглазым, пока Лупоглазый стоял над кроватью, где лежала Темпл. Они внезапно сверкнули на нее из темноты, потом исчезли, и она услышала рядом с собой его дыхание; затем снова сверкнули, неистово, вопросительно и печально, и снова скрылись, а он сам неслышно вышел из комнаты вслед за Лупоглазым.

Томми видел, что Лупоглазый возвращается на кухню, но последовал за ним не сразу. Остановясь у ведущей на веранду двери, он присел на корточки. Тело его опять стало корчиться в гневной нерешительности, босые ноги шуршали по полу от легких покачиваний из стороны в сторону, кисти рук у боков медленно сжимались в кулаки. И Ли тоже, сказал он себе. И Ли тоже. Черт бы их взял. Черт бы их взял. Он дважды прокрался по веранде, пока не увидел на полу кухни тень шляпы Лупоглазого, потом вернулся в коридор к двери, за которой лежала Темпл и храпел Гоуэн. В третий раз уловил запах дыма от сигареты Лупоглазого. Хоть бы унял их, сказал он. И Ли тоже, повторил, раскачиваясь из стороны в сторону в унылой, мучительной горечи. И Ли тоже.

Когда Гудвин поднялся по склону и вошел на заднюю веранду, Томми опять сидел на корточках возле самой двери.

- Какого черта... - сказал Гудвин. - Что же не пошел? Я ищу тебя вот уже десять минут.

И пристально посмотрел на Томми, потом заглянул в кухню.

- Идем?

Лупоглазый направился к двери. Гудвин снова взглянул на Томми.

- Чем ты тут занимался?

Лупоглазый тоже взглянул на Томми. Теперь он стоял, потирая босой пяткой подъем ноги, и глядел на Лупоглазого.

- Что делаешь здесь? - спросил Лупоглазый.

- Ничего, - ответил Томми.

- Ты что, следишь за мной?

- Ни за кем я не слежу, - последовал угрюмый ответ.

- Ну так и не надо, - сказал Лупоглазый.

- Идем, - поторопил его Гудвин. - Вэн ждет.

Они пошли. Томми последовал за ними. Оглянулся на дом - и снова потащился за Гудвином и Лупоглазым. Время от времени он чувствовал, как его охватывает жгучая волна, словно кровь становилась внезапно слишком горячей, переходящая затем в то грустное, теплое чувство, какое вызывает скрипичная музыка. Черт бы их взял, шептал он, черт бы их взял.

В комнате было темно. Женщина стояла в дешевом пальто и отороченной кружевами ночной рубашке, прислонясь к стене рядом с незапертой дверью. Она слышала, как Гоуэн храпит на кровати, а другие мужчины расхаживают по веранде, коридору и кухне, голоса их неразборчиво доносились сквозь дверь. Через некоторое время они утихли. Теперь она слышала только, как Гоуэн, давясь, храпит и стонет сквозь разбитые нос и губы.

Женщина услышала, как отворилась дверь. Не приглушая шагов, вошел мужчина. Прошел мимо нее на расстоянии фута. Прежде, чем он заговорил, она узнала в нем Гудвина. Гудвин подошел к кровати.

- Мне нужен плащ, - сказал он. - Сядь и сними.

Женщина слышала шорох матраца, когда Темпл садилась и Гудвин снимал с нее плащ. Потом он прошагал мимо и вышел.

Женщина стояла рядом с дверью. По звуку дыхания она могла узнать любого из находящихся в доме. Потом дверь отворилась неслышно, неощутимо, женщина уловила какой-то запах - бриллиантина, которым Лупоглазый смазывал волосы. Она совершенно не видела, как он вошел и прошел мимо, даже не знала, что он уже вошел; и ждала этого, пока не появился Томми, кравшийся за Лупоглазым.

Томми прокрался в комнату тоже беззвучно; женщина не заметила б его, как и Лупоглазого, если бы не глаза. Они сверкали на высоте груди, с глубокой пытливостью, потом исчезли из виду, и женщина ощутила, как он присел рядом с ней на корточки; она знала, что он тоже глядит в сторону кровати, возле которой над лежащими Гоуэном и Темпл стоял Лупоглазый. Гоуэн храпел, давился и храпел. Женщина стояла возле двери.

Она не слышала шороха мякины и потому оставалась неподвижной. Рядом с ней сидел на корточках Томми, глядя в сторону невидимой кровати. Потом вновь уловила запах бриллиантина. Или, скорее, почувствовала, как Томми удалился от нее, без единого звука, словно неслышная перемена его позы мягко и холодно дохнула на нее в черном безмолвии; не видя и не слыша Томми, женщина поняла, что он снова бесшумно крадется за Лупоглазым. Она слышала, как они идут по коридору; последний звук в доме замер.

Женщина подошла к кровати. До ее прикосновения Темпл не шевелилась. Потом стала вырываться. Женщина, отыскав рот Темпл, зажала его, хотя та и не пыталась кричать. Лежа на мякинном матраце, Темпл вертелась, металась из стороны в сторону, крутила головой, сжимая на груди полы пальто, но не издавала ни звука.

- Дура! - произнесла женщина негромким, яростным шепотом. - Это я. Это же я.

Темпл перестала вертеть головой, но продолжала метаться под рукой женщины из стороны в сторону.

- Я расскажу отцу! - пригрозила она. - Расскажу отцу!

Женщина не выпускала ее.

- Вставай.

Темпл перестала вырываться. Лежала спокойно, неподвижно. Женщина слышала ее неистовое дыхание.

- Можешь встать и идти тихо? - спросила она.

- Да! - ответила Темпл. - Вы меня уведете отсюда? Правда? Правда?

- Уведу, - сказала женщина. - Вставай.

Темпл поднялась, мякина в матраце зашуршала. В темноте глубоко, свирепо храпел Гоуэн. Темпл пошатнулась. Женщина поддержала ее.

- Уймись, - велела она. - Успокойся. Не шуми.

- Я хочу одеться, - прошептала Темпл. - На мне только...

- Одеться, - спросила женщина, - или выбраться отсюда?

- Да, - сказала Темпл. - Все равно. Только уведите меня. Шли они босиком, неслышно, будто привидения. Выйдя из коридора, спустились с веранды и направились к сараю. Отойдя ярдов на пятьдесят от дома, женщина остановилась, развернула Темпл, рывком подтащила к себе и схватила за плечи, лица их сблизились, она шепотом обругала Темпл, голос ее звучал не громче вздоха и был полон ярости. Потом оттолкнула ее, и они пошли дальше. Вошли в сарай. Там было совсем темно. Темпл услышала, как женщина шарит по стене. Со скрипом открылась дверь; взяв Темпл за руку, женщина помогла ей подняться на одну ступеньку, ввела в помещение с дощатым полом, где Темпл ощутила стены и уловила слабый, пыльный запах зерна, потом прикрыла за ней дверь. Тут же что-то невидимое стремительно метнулось от них на четвереньках, послышался затихающий шорох тонких ножек. Темпл повернулась, наступив на что-то, завертевшееся под ногой, и бросилась к женщине.

- Это всего-навсего крыса, - сказала женщина, но Темпл наткнулась еще на одну и отчаянно замахала руками, пытаясь оторвать от пола сразу обе ноги.

- Крыса? - плачущим голосом переспросила она. - Крыса? Откройте дверь! Скорее!

- Тихо ты! Тихо! - прошипела женщина.

Она схватила Темпл и держала, пока та не успокоилась. Бок о бок они опустились на колени и прижались к стене. Вскоре женщина прошептала:

- Здесь хлопковая мякина. Можешь прилечь.

Темпл не ответила. Дрожа медленной дрожью, она прижалась к женщине, и обе сидели на корточках у стены в полной темноте.

Женщина готовила завтрак, а ребенок еще - или уже - спал в ящике за печью. Кто-то нетвердо прошагал по веранде и остановился у двери. Оглянувшись, женщина увидела всклокоченное, избитое, окровавленное привидение, в котором узнала Гоуэна. Его заросшее двухдневной щетиной лицо было в синяках, губа рассечена. Один глаз заплыл, рубашка на груди и пиджак были забрызганы кровью до самой талии. С трудом шевеля распухшими губами, Гоуэн пытался что-то сказать. Поначалу женщина не разбирала ни слова.

- Иди умойся, - сказала она. - Постой. Входи, садись. Я принесу таз.

Гоуэн глядел на нее, пытаясь заговорить.

- А, - сказала женщина. - С ней все в порядке. Она там, в амбаре, спит. - Терпеливо повторила трижды или четырежды: - В амбаре. Спит. Я пробыла с ней до рассвета. Да умойся же!

Гоуэн немного успокоился. Заговорил о том, что нужно раздобыть машину.

- Ближе всего сходить к Таллу, это отсюда две мили, - сказала женщина. - Умойся и поешь.

Гоуэн вошел на кухню, говоря о машине.

- Возьму у него машину, отвезу Темпл в университет. Кто-нибудь из девушек потихоньку впустит ее. И все обойдется, Как по-вашему, обойдется?

Подойдя к столу, он достал из пачки сигарету и попытался закурить. Трясущимися руками с трудом сунул ее в рот и никак не мог зажечь, пока женщина, подойдя, не поднесла спичку. Но затянулся он всего лишь раз и застыл, глядя на сигарету с каким-то тупым изумлением. Отбросив ее, повернулся к двери, пошатнулся и ухватился за стол.

- Пойду за машиной, - сказал он.

- Поешь сперва чего-нибудь, - сказала женщина. - Может, от чашки кофе полегчает.

- Пойду за машиной, - повторил Гоуэн. На веранде он походя ополоснул лицо, что почти не улучшило его вида.

Гоуэн вышел из дома, пошатываясь, и подумал, что все еще пьян. Вчерашнее помнилось смутно. Вэн и авария перепутались у него в голове, что дважды побывал в нокауте, он забыл. Помнил только, что вечером упился, и решил, что не успел протрезветь. Но когда, подойдя к разбитой машине, увидел тропку, вышел по ней к роднику и напился холодной воды, понял, что ему надо бы опохмелиться; опустясь на колени, он умылся холодной водой и попытался разглядеть отражение лица в подернутой рябью воде, шепча в каком-то отчаянии: " Господи Боже". Решил было вернуться и выпить, потом подумал о встрече с Темпл, с мужчинами; о Темпл среди них.

Когда Гоуэн добрался до шоссе, солнце уже поднялось и пригревало- Надо будет привести себя в порядок, сказал он себе. И возвратиться с машиной. Что сказать Темпл, решу по пути в город; подумал о вернувшейся Темпл среди людей, которые знают его, которые могли его знать. Я дважды упился до бесчувствия, сказал он. Дважды. И прошептал: " Господи Боже, Господи Боже", корчась в измятой окровавленной одежде от мучительной ярости и стыда.

Голова от ходьбы и свежего воздуха стала проясняться, но чем лучше чувствовал Гоуэн себя физически, тем мрачнее казалось ему будущее. Город, весь мир представлялись каким-то черным тупиком; местом, где отныне придется ходить, ежась и вздрагивая под косыми взглядами, и когда он, наконец, подошел к нужному дому, перспектива вновь увидеться с Темпл показалась невыносимой. Поэтому Гоуэн договорился насчет машины, дал хозяину указания, заплатил и ушел. Вскоре идущий в противоположную сторону автомобиль остановился и подобрал его.

Свернувшаяся клубком Темпл проснулась, налицо ей падали тонкие, похожие на зубцы золотой вилки полоски солнечного света, и пока застоявшаяся кровь с покалыванием расходилась по затекшим мышцам, она лежала, безмятежно глядя в потолок. Как и стены, он состоял из грубых, плохо подогнанных досок, каждая доска отделялась от соседней тонкой черной чертой; квадратный лаз в углу над лестницей вел на темный чердак, тоже пронизанный полосками света. С гвоздей в стенах свисала рваная упряжь; Темпл лежала, рассеянно перебирая пальцами мякину. Набрав горсть мякины и приподняв голову,. она увидела под распахнувшимся пальто голое тело между бюстгальтером и панталонами и между панталонами и чулками. Потом вспомнила о крысе, торопливо вскочила, бросилась к двери и стала скрестись в нее, все еще сжимая мякину в кулаке, лицо ее опухло от недолгого тяжелого сна.

Темпл думала, что дверь заперта, и долго не могла ее открыть, онемевшие руки скребли по грубым доскам, пока она не услышала скрип собственных ногтей. Дверь подалась, Темпл выскочила наружу. Но тут же юркнула обратно и затворилась.

По склону шаркающей походкой спускался слепой, постукивая палкой, а другой рукой поддерживая брюки у талии. Старик прошел мимо, подтяжки его болтались у бедер, легкие спортивные туфли прошаркали по лежащей у входа соломе, и он скрылся из виду. Палка его негромко постукивала вдоль ряда пустых стойл.

Темпл, придерживая полы пальто, прижалась к двери. Она слышала, как в одном из стойл возится слепой. Открыв дверь, выглянула наружу, увидя дом в ярком майском солнце, в воскресном покое, подумала о девушках и молодых людях, выходящих в новых весенних костюмах из общежития и бредущих по тенистым аллеям к спокойному, неторопливому звону колоколов. Подняв ногу, осмотрела испачканную ступню чулка и отряхнула ее, затем другую.

Вновь послышался стук палки слепого. Темпл спрятала голову, прикрыла дверь, оставя лишь щелку, и смотрела, как он уже медленнее идет мимо, натягивая подтяжки на плечи. Поднявшись по склону, слепой вошел в дом. Тогда она открыла дверь и осторожно ступила вниз.

Разутая, в одних чулках, Темпл торопливо зашагала к дому, нетвердо ступая по шероховатой земле. Поднялась на веранду, вошла в кухню и, прислушиваясь к тишине, замерла. Печь была холодной. Там стояли почерневший кофейник и сковородка; на столе с вечера оставались грязные тарелки. Я не ела уже... Уже... Вчера весь день... А позавчера вечером были танцы, и я не ужинала. Не ела с обеда в пятницу, а сегодня уже воскресенье, думала она, вспоминая колокола, прохладные звонницы в голубом небе, воркованье голубей на колокольнях, звучащее словно эхо басов органа. Подошла к двери и выглянула. Потом вышла, придерживая полы пальто.

Выйдя из кухни, Темпл быстро пошла по коридору. Солнце теперь освещало переднюю веранду, она побежала, втянув голову в плечи и пристально глядя на прямоугольник света, падающий в дверной проем. Там не было никого. Подбежав к двери, находящейся справа от входа, Темпл открыла ее, юркнула в комнату, закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Кровать была пуста. Поперек нее валялось сбившееся комом одеяло. Там же лежали фляжка в брезентовом чехле и одна туфля. Платье со шляпкой оказались брошенными на пол.

Темпл подняла их и попыталась отчистить ладонью и полой пальто. Потом вспомнила о другой туфле, отбросила одеяло, нагнулась и заглянула под кровать. Наконец отыскала ее в топке, в груде золы между колосниками и дымоходом, валявшуюся на боку с набившейся внутри золой, словно ее туда забросили или зашвырнули пинком. Вытряхнув золу, Темпл вытерла туфлю о пальто и положила на кровать, потом повесила на гвоздь фляжку. На чехле стояли буквы: США и написанный карандашом затертый номер. Потом сняла пальто и оделась.

Длинноногая, тонкорукая, с высокими небольшими ягодицами - уже не совсем девочка, еще не совсем женщина, - Темпл проворно двигалась, расправляя чулки и влезая в узкое пальто. Теперь я могу вынести все, подумала она с каким-то усталым тупым изумлением; могу вынести что угодно. Вытащила из-за чулка часики на измятой черной тесемке. Девять часов. Расправила пальцами сбившиеся кудряшки, вынула из них несколько хлопьев мякины. Потом надела пальто, шляпку и снова прислушалась у двери.

Темпл вернулась на заднюю веранду. В тазу на донышке была грязная вода. Она сполоснула его, наполнила снова и умылась. На гвозде висело грязное полотенце. Темпл осторожно вытерлась, достала из кармана пальто пудреницу, начала прихорашиваться и тут заметила женщину, глядящую на нее из кухонной двери.

- Доброе утро, - поздоровалась Темпл. Женщина держала ребенка у бедра. Он спал.

- Привет, малыш, - сказала Темпл, наклонясь, - ты намерен спать весь день? Взгляни-ка на меня.

Они вошли в кухню. Женщина налила чашку кофе.

- Уже, наверно, остыл, - сказала она. - Если хочешь, разведи огонь. - И достала из духовки противень с хлебом.

- Нет, - ответила Темпл, потягивая тепловатый кофе и чувствуя, как урчит у нее в животе. - Я не голодна. Не ела два дня, но есть не хочу. Разве не странно? Я не ела... - Скорчив умоляющую гримасу, она поглядела в спину женщине. - У вас нет туалета, а?

- Что? - Женщина оглянулась через плечо на Темпл, та смотрела на нее с выражением раболепной, заискивающей самоуверенности. Взяв с полки каталог заказов по почте, женщина вырвала несколько листков и протянула ей. Придется тебе сходить в сарай, как и мы.

- Сходить? - сказала Темпл, беря бумагу. - В сарай?

- Все уехали, - сказала женщина. - До полудня не вернутся.

- Да, - сказала Темпл. - В сарай.

- Да, в сарай, - передразнила женщина. - Если ты не слишком уж чистая для этого.

- Да, - сказала Темпл. Взглянула из двери через заросшую бурьяном прогалину. Сквозь темные ряды кедров виднелся залитый ярким солнцем сад. Надев пальто и шляпку, она направилась к сараю, держа вырванные листы в руке, покрытой мелкими ссадинами от прищепок, патентованных прессов для выжимания белья и стирального порошка, вошла внутрь. Остановилась, комкая и комкая листы, потом пошла дальше, бросая на пустые стойла торопливые испуганные взгляды. Подошла к задней двери. Дверь была открыта. За ней начинались заросли дурмана в неистовом бело-лиловом цвету. Темпл вышла на солнечный свет. Потом побежала, поднимая ноги чуть ли не прежде, чем они касались земли, дурман хлестал ее огромными, влажными, зловонными цветами. Пригнувшись, пролезла под колючую проволоку изгороди и побежала между деревьев вниз по склону.

По дну небольшой ложбинки у подножия холма пролегала узкая полоска песка, она вилась, сверкая слепящими бликами в тех местах, куда падало солнце. Темпл постояла на песке, прислушиваясь к пению птиц в залитой солнцем листве и озираясь. Пошла по высохшему ручейку к повороту, где можно было укрыться в зарослях шиповника. Среди свежей зелени виднелись еще не опавшие сухие прошлогодние листья. Чуть постояла там, продолжая с каким-то отчаянием комкать листы. А поднявшись, увидела на фоне блестящей вдоль сухого русла зелени очертания сидящего на корточках человека.

Замерев на миг, Темпл видела, как теряет свою опору, одну из туфель. Пробежала несколько ярдов, глядя, как ее ноги мерцают в солнечных бликах на фоне песка, потом повернулась, побежала назад, схватила туфлю и, развернувшись, вновь пустилась бежать.

Взглянув на дом, она обнаружила, что выбежала к передней веранде. На стуле, подняв к солнцу лицо, сидел слепой. На краю опушки Темпл остановилась и надела туфлю. Пересекла запущенный газон, вскочила на веранду и побежала по коридору. Добежав до задней веранды, увидела в дверях сарая мужчину, глядящего в сторону дома. Двумя большими шагами она пересекла веранду и вошла в кухню, где женщина курила за столом, держа на коленях ребенка.

- Он смотрел на меня! - сказала Темпл. - Все время!

Прижавшись к стене рядом с дверью, она выглянула в коридор, потом подошла к женщине, лицо ее было испуганным, бледным, глаза походили на прожженные сигарой отверстия, и положила руку на холодную печь.

- Кто? - спросила женщина.

- Да, - сказала Темпл. - Сидел там, в кустах, и все время смотрел на меня.

Она обернулась к двери, потом снова взглянула на женщину и заметила, что рука лежит на печи. С жалобным воплем отдернула ее, прижала ко рту, повернулась и бросилась к двери. Женщина схватила ее, другой рукой держа ребенка, и Темпл снова метнулась в кухню. К дому шел Гудвин. Взглянув на них, он вошел в коридор.

Темпл начала вырываться.

- Пустите, - шептала она. - Пустите! Пустите!

Дергаясь вверх-вниз, она царапала руку женщины о косяк двери, пока не высвободилась. Потом соскочила с веранды, бросилась к сараю, забежала внутрь, взобралась по лестнице, с трудом протиснулась в лаз и побежала к груде прелого сена.

Вдруг она полетела вниз головой; увидела, как ноги ее продолжают бежать в пустоте, потом шмякнулась спиной на чтото мягкое и замерла, глядя вверх на продолговатое отверстие, прикрытое дрожащими незакрепленными досками. В полосках солнечного света плавно опускалась легкая пыль.

Темпл шевельнула рукой в рыхлой массе, на которую упала, и вспомнила о крысе. Все ее тело взвилось в стремительном подскоке, она встала на ноги в мякине, взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие; стояла она в углу, касаясь ладонями стен, лицо ее находилось сантиметрах в тридцати от поперечной балки, на которой сидела крыса. Какой-то миг они глядели друг на друга, потом глаза крысы вспыхнули, словно крохотные электрические лампочки, и она прыгнула на голову Темпл в тот самый миг, когда та отпрянула назад, снова наступив на что-то, перекатившееся под ногой.

Темпл упала головой к противоположному углу, лицом в мякину и дочиста оглоданные кукурузные початки. Что-то глухо ударилось о стену и рикошетом отлетело ей в руку. Крыса былауже на полу, в том же углу. Снова головы их находились в тридцати сантиметрах, глаза крысы вспыхивали и гасли в такт дыханию. Потом она встала на задние лапки, вжалась в угол, приподняв передние к груди, и тонко, жалобно запищала на Темпл. Та, не сводя взгляда с крысы, попятилась на четвереньках. Потом вскочила, кинулась к двери, заколотила в нее, оглядываясь через плечо на крысу, потом выгнулась и заскребла пальцами о доски.

XII

Женщина стояла с ребенком на руках в проеме кухонной двери, пока Гудвин не вышел в коридор. Ноздри на его загорелом лице казались совсем белыми, и она спросила:

- Господи, и ты напился?

Гудвин прошел по веранде.

- Не ищи, - сказала женщина. - Ее здесь нет.

Гудвин протиснулся мимо нее, пахнув перегаром. Она повернулась, наблюдая за ним. Он быстро оглядел кухню, потом повернулся к женщине, вставшей у него на пути.

- Не ищи, - повторила женщина. - Она ушла.

Он направился к ней, занося на ходу руку.

- Не тронь, - сказала женщина.

Гудвин неторопливо схватил ее за предплечье. Глаза его слегка налились кровью. Ноздри казались восковыми.

- Убери руку, - потребовала женщина. - Отпусти.

Гудвин медленно оттащил ее от двери. Она напустилась на него:

- Думаешь, удастся? Думаешь, позволю тебе? Или какой-то сучке?

Замершие, вперившиеся друг в друга взглядом, они стояли будто в исходной позиции танца, образуя жуткую мускульную щель.

Гудвин неуловимым движением отшвырнул женщину, и она, сделав полный оборот, отлетела к столу, изогнулась и стала шарить рукой среди грязной посуды, глядя на мужчину поверх неподвижного тельца ребенка. Мужчина направился к ней.

- Не подходи, - сказала она, слегка приподняв руку и показав мясницкий нож. - Назад.

Он медленно приближался, и она замахнулась ножом.

Гудвин перехватил ее запястье. Женщина стала вырываться. Он отнял ребенка, положил на стол, схватил другую ее руку, когда она замахнулась, и, сжав оба ее запястья одной рукой, ударил ладонью по лицу. Раздался сухой негромкий звук. Потом еще, сперва по одной щеке, затем по другой, так, что голова болталась из стороны в сторону.

- Вот как я обхожусь с сучками, - сказал он при этом. - Ясно?

И выпустил ее. Она попятилась к столу, взяла ребенка и, сжавшись между столом и стеной, смотрела, как Гудвин выходит из кухни.

Женщина с ребенком в руках опустилась в углу на колени. Ребенок не проснулся. Она приложила ладонь сперва к одной; его щечке, потом к другой. Затем поднялась, уложила ребенка в ящик, сняла с гвоздя и надела широкополую шляпку. С другого гвоздя сняла отороченное белым некогда мехом пальто, взяла ребенка и вышла.

Темпл стояла у амбара, глядя в сторону дома. Старик сидел на передней веранде, греясь под солнцем. Женщина спустилась по ступенькам, вышла тропинкой на дорогу и пошла, не оглядываясь. У дерева с разбитой машиной свернула в сторону и ярдов через сто оказалась возле родника. Там она села, положила спящего ребенка на колени и прикрыла ему личико подолом юбки.

Лупоглазый в испачканных штиблетах, крадучись, вышел из-за кустов и остановился, глядя на нее через родник. Рука его нырнула в карман пиджака, он достал сигарету, размял, сунул в рот и чиркнул спичкой о ноготь большого пальца.

- Черт возьми, - сказал Лупоглазый. - Я ему говорил, что нечего им сидеть до утра и лакать эту дрянь. Должен быть какой-то порядок.

Поглядел в сторону дома. Потом на женщину, на верх ее шляпки.

- Сумасшедший дом, - сказал он. - Вот что здесь такое. Сидел тут вот позавчера один ублюдок, спрашивал, читаю ли я книги. Будто собирался броситься на меня с книгой или чем-то таким. Прикончить телефонным справочником.

Он повел головой так, словно воротничок был ему слишком тесен, поглядел в сторону дома. Потом на верх ее шляпки.

- Я уезжаю в город, ясно? - сказал он. - Сматываюсь. Хватит с меня.

Женщина не подняла глаз. Она оправляла подол юбки на личике ребенка. Лупоглазый ушел, сопровождаемый легким, причудливым шорохом кустов. Потом шорох утих. Где-то на болоте запела птичка.

Не дойдя до дома, Лупоглазый свернул с дороги и зашагал по лесистому склону. Поднявшись наверх, он увидел Гудвина, тот стоял в саду за деревом, глядел в сторону сарая. Остановясь у опушки, Лупоглазый поглядел Гудвину в спину. Сунул в рот новую сигарету, заложил пальцы в жилетные проймы и, крадучись, пошел по саду. Услышав его, Гудвин оглянулся через плечо. Лупоглазый достал спичку, зажег ее и задымил сигаретой. Гудвин опять стал смотреть в сторону сарая. Лупоглазый встал рядом, глядя туда же.

- Кто там? - спросил он.

Гудвин не ответил. Лупоглазый выпустил дым из ноздрей.

- Я сматываюсь отсюда.

Гудвин промолчал, продолжая глядеть на сарай.

- Я сказал, что уезжаю отсюда, - повторил Лупоглазый.

Не оборачиваясь, Гудвин обругал его. Лупоглазый молча курил, струйка дыма вилась перед его неподвижными мягкими черными глазами. Потом повернулся и направился к дому. Старик грелся на солнце. Входить в дом Лупоглазый не стал. Он прошел по газону и скрылся в кедрах. Потом свернул, миновал сад, заросший дурманом пустырь и через заднюю дверь вошел в сарай.

Томми сидел на корточках у входа в амбар, обратясь лицом в сторону дома. Лупоглазый, покуривая, некоторое время глядел на него. Потом щелчком отшвырнул сигарету и неслышно вошел в стойло. Рядом с яслями, прямо под лазом на чердак, находился деревянный настил для сена. Лупоглазый влез на него и бесшумно подтянулся, тесный пиджак собрался на его узких плечах и спине тугими складками.

XIII

Когда Темпл наконец открыла дверь амбара, в сарае стоял Томми. Узнав его, она полуобернулась, отпрянула назад, потом бросилась к нему и схватила за руку. Затем, увидев Гудвина, стоящего в проеме задней двери, повернулась, снова юркнула в амбар и выглянула, издавая тонкое и-и-и-и-и, словно пузырьки в бутылке. Прижавшись к стене и шаря рукой по двери, пытаясь закрыть ее, она слышала голос Томми:

-... Ли говорит, ничего с тобой не сделается. Тебе нужно только лечь...

Темпл не замечала ни этого скрипучего голоса, ни светлых глаз под взъерошенными волосами. Она придвинулась к двери и, хныча, пыталась ее закрыть. Потом ощутила на бедре неуклюжую руку Томми.

... говорит, ничего с тобой не сделается. Тебе нужно...

Темпл взглянула на него, на сильную руку, робко касающуюся ее бедра.

- Да, - сказала она. - Хорошо. Сюда его не пускай.

- Значит, никого не пускать?

- Правильно. Крыс я не боюсь. Не пускай его.

- Ладно. Запру дверь, и к тебе никто не сунется. Я буду здесь.

- Правильно. Закрой дверь. Не пускай.

- Хорошо. - Томми притворил дверь. Темпл высунулась, глядя в сторону дома. Он оттолкнул ее, чтобы дверь закрылась совсем. - Ли говорит, ничего с тобой не сделается. Тебе нужно только лечь.

- Да. Я лягу. Не пускай его.

Дверь закрылась. Темпл слышала, как Томми задвинул засов, потом подергал ее.

- Заперто, - сказал он. - Никто к тебе не сунется. Я буду тут.

Томми присел на корточки, не сводя глаз с дома. Вскоре он увидел, что Гудвин подошел к задней двери и смотрит в его сторону, тут глаза его засверкали снова, их светлая радужная оболочка, казалось, на миг завертелась вокруг зрачков словно крохотные колеса. Он сидел, чуть вздернув губу, пока Гудвин не вернулся в дом. Тогда, вздохнув, посмотрел на запертую дверь, и вновь глаза его вспыхнули робким, тоскливым голодным огнем, он стал нетерпеливо потирать руками колени и раскачиваться из стороны в сторону. Потом перестал, затих и смотрел, как Гудвин, торопливо выйдя из-за угла, идет к кедрам. Он замер, губа его приподнялась, обнажив неровные зубы.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒