Писаница Соленоозерная.

Одной из замечательных таштыкских писаниц, к сожалению, сильно пострадавшей от времени и людей, является многоярусная и многофигурная писаница, выгравированная на скальных плоскостях вдоль северного берега оз. Тус-кö л, расположенного к востоку от д. Солёноозерной. Рассмотрим лишь два её участка, особенно ярко иллюстрирующие таштыкский шаманизм.

I. Сцена войны шамана с антропоморфными и зооморфными духами. Сохранность фигур из-за омытости песчаника дождевыми водами и расщеплённости мерзлотными трещинами плохая. Лучше всего сохранилась могучая фигура шамана-воителя, стоящая развёрнуто, грудью на зрителя, с бубном в левой руке и со стреловидной колотушкой в правой. Голова обозначена коротким приострённым кверху выступом, прикрытым не то пышной прядью волос, не то уплощённым сверху шлемом. Три острия, «воткнувшиеся» сзади в волосы и в левое плечо может быть, обозначают поразившие шамана дротики. Шаман-воин, руки и плечи которого обнажены, одет в металлический панцирь на лямках, прикрывающий грудь от подмышек до пояса. Ниже он одет, очевидно, в набедренник, который также, возможно, усилен защитными пластинами.

Известно, что шаманы сибирских народов в старину нередко исполняли роль организаторов военных походов, военных вождей и имели пластинчатые доспехи. В XVII-XVIII вв. защитный доспех был ещё известен многим народам Сибири и изготовлялся ими для военных целей. У сымских эвенков шаманский костюм представлял собой панцирь, а в целом одежда шаманов сибирских народов (в особенности хакасов) содержала элементы пластинчатого панцирного доспеха.

Бубен, изображённый в левой руке таштыкского шамана-воина, имеет овальную форму и вытянут сверху вниз. В этом он подобен бубнам хакасских шаманов. По истолкованию последних, шаманские бубны воспроизводят мировое яйцо — вселенную, с рисунками трёх миров, разделённых по вертикали на небо, землю и подземный мир, с изображениями космических тел (солнце, луна, звёзды и пр. ) и мирового дерева.

Земля на рисунке таштыкского бубна изображена, как и на современных бубнах, в виде поперечного пояса из полос с зигзагом или цепью треугольников внутри. По толкованию хакасских шаманов, это изображение трёх слоёв земли и горной цепи, проходящей вдоль земли. Посредине таштыкского бубна, по вертикали, нарисована ось вселенной — мировое дерево, растущее от земли вверх в небесной сфере и вершиной вниз в нижней половине подземного мира. Антиподально расположенные деревья (по-хакасски пай хазын — «берёзы») изображались на бубнах и тö сах (рисунках духов на ткани) хакасов и шорцев.

Таштыкской особенностью изображенного на скале бубна являются 12 колокольчиков, переданных в виде подвешенных к обечайке треугольников. При этом шесть колокольчиков прикреплены к небесной сфере, один — к земному поясу и пять — к сфере подземного мира. Хотя колокольчики — обычная принадлежность шаманской одежды и бубнов, но форма их здесь характерна именно для гунно-сарматского времени. Они трёх- или четырёхгранны в сечении. Такие «колокольчики-позвонки» на железной скобе (также, по-видимому, происходящей от бубна) обнаружил С. В. Киселёв в таштыкском склепе могильника Уйбат I.

Таким образом, анализ рисунков на скалах оз. Тус-кö л позволяет прийти к выводу, что сложившийся профессиональный шаманизм был религией древнего тюркоязычного населения Саяно-Алтайского нагорья и сложился он, вероятно, ранее I в. до н. э. Это подтверждают и лингвистические данные. Изучая ранние заимствования самодийских языков (в частности, селькупского) из древних тюркоязычных диалектов, возникших при совместном проживании соответствующих этносов в Южной Сибири, лингвисты полагают, что общие шаманистские термины этих языков возникли в древности около рубежа нашей эры.

II. На той же шаманистской писанице на оз. Тус-кö л сохранилась редкая сцена. Изображён большой таштыкский котел, на полом коническом поддоне, с подпрямоугольными ручками, следовательно, вероятно, бронзовый в натуре. За котлом стоит мужчина в приталенном кафтане, фигура которого развёрнута в фас, а голова повёрнута влево в профиль. Левой рукой человек как бы держится за край котла, а правой закладывает в котёл целую тушу забитого животного. Это жеребёнок, передняя часть туши которого с опущенной головой заложена в котёл и, очевидно, подвешена на каком-то крючке за холку. Задняя нога и хвост находятся ещё за пределами котла. Конечно, рисунок сделан довольно условно (стенка котла как бы перерезает заднюю ногу и туловище жеребенка), но смысл всей сцены вполне ясен. Жертвоприношение молодого коня, приготовление и поедание целой туши его характерно для большинства шаманистских празднеств и молений общественного характера. Жертвоприношение небу, горе, посвящение животного-изыха, свадьбы, похороны, поминки и т. п. — всё это требовало жертв и культовых трапез. Особенно присуще это было тюркоязычным народам Южной Сибири. У шорцев, например, как пишут этнографы, для камлания верховному божеству Ульгеню приносили в жертву «жеребёнка, намеченного ещё заранее (иногда до его рождения) самим Ульгенем. Масть его должна быть особой для каждого рода... В день принесения в жертву жеребёнку не должно быть больше 7 лет, лучше всего, если он трёхлетний. Называется он „чабага”. На нём никто не должен ездить, даже без седла, на него нельзя надевать узду, он не может общаться с кобылой, за всем этим следят очень строго, и не только его хозяин, но все члены рода, он считается общим. На нём не должно быть ни одного пятнышка, вся масть должна быть ровной... Перед камланьем приводят жеребца, к его ногам привязывают арканы, подвешивают животное к четырём столбам головой вниз и душат так, чтобы не пролилось ни одной капли крови... Считается, что жертвенный конь — сын Ульгеня, называется он „кочиган”. После камланья мясо варят тут же в казанах и едят. Это тоже входит в обряд приобщения к священному животному».

В алтайском эпосе есть описания, ещё более сходные с таштыкским обрядом, о котором идёт речь: «Ещё двух зим, двух вёсен не прошло, а сколько жирных коней закололи, в больших медных котлах сварили, сколько песен спели, сколько свадеб сыграли — не сосчитать». И далее: «В котлах лошади, быки и бараны, дикие козлы и олени целыми тушами варятся».

Таковы весьма ценные данные, которые получает историческая наука при изучении только некоторых аспектов отдельных сцен замечательных наскальных рисунков древних тюркоязычных обитателей Хакасско-Минусинской котловины.