Часть вторая 10 страница

Агра встретила Кевина дождем. Оказавшись в старом обшарпанном здании космодрома, он купил карту планеты и туристический справочник. Около часа выбирал подходящее место, им оказался округ Дайтон. Туристический справочник описывал прелести климата и природы, называя этот округ царством озер, полей и лесов. Час спустя Кевин уже сидел в кресле стратосферного лайнера, увозящего его к новой жизни.

Новая жизнь с самого начала оказалась не такой привлекательной, как представлялось раньше. Справочник не врал насчет озер, лесов и полей. Но он не упомянул о ядовитых зеленых комарах, укус которых способен на неделю уложить человека в постель. О лесной лихорадке, приходящей в сезон дождей. Не сказал он ничего и о том, что округ влачит поистине жалкое существование — всюду царствовали перекупщики, за бесценок скупающие фермерскую продукцию. Сначала Кевин решил, что ему просто не повезло, что он выбрал не тот округ. Но один из местных жителей, у которого Кевин решил попросить совета, только рассмеялся.

— Парень, не знаю, каким ветром тебя занесло на Агру, — сказал он, с печальной улыбкой глядя на Кевина. — Но хуже дыры ты не найдешь во всей вселенной. На Агре нет мест лучше, наш округ еще не самый плохой. Поэтому мой тебе совет: если у тебя есть деньги на билет, то улетай отсюда, пока не поздно. Увязнешь в этом болоте — останешься навсегда.

Это был очень ценный совет. Увы, Кевин ему не внял. Решил, что лучше остаться здесь, в тишине, чем работать на каком-нибудь заводе.

Работу он нашел не сразу: обошел несколько ферм, его везде готовы были взять. Но предлагали сущие гроши — четыреста кредов в месяц плюс бесплатное жилье. Сначала Кевин с возмущением отнесся к такому предложению, и лишь позже понял, что ничего лучшего ему не найти. На третий день поисков он устроился-таки на ферму, хозяин которой выращивал табак.

На фермера работало восемь человек, Кевин стал девятым. Его определили в цех рассады: сидя на низенькой скамейке, он по двенадцать часов в день пересаживал в торфяные горшочки крохотные черные ростки гимерийского табака. Когда они подрастут, их вместе с горшками высадят в открытый грунт. Два месяца спустя можно будет собирать урожай.

Работа вроде бы не была такой уж трудной, но к концу дня Кевин едва добрался до барака, в котором ему выделили койку. Ломило спину, от вредных табачных выделений слезились глаза. Кевину сказали, что за пару недель глаза привыкнут, но пока было очень тяжело.

Следующий день ознаменовался еще одним очень неприятным событием — у Кевина украли остававшиеся у него шестнадцать тысяч кредов. Сумма по местным меркам очень большая. Деньги пропали, пока он мылся в душе после работы. Никто, разумеется, ничего не видел. Жалоба хозяину тоже ничего не дала, тот лишь посоветовал впредь хранить деньги в его сейфе.

— Так здесь все делают, — сказал он. — Все суммы у меня записаны, я верну их после окончания срока действия контракта — если ты не захочешь поработать еще.

С потерей пришлось смириться. Кевин знал, что деньги украл кто-то из своих, но подозревать кого-то конкретно не мог.

Первая неделя работы показалась Кевину настоящим адом. Он уже жалел, что не послушался совета и не улетел с планеты, пока у него были деньги. Теперь предстояло выполнять условия подписанного договора. Контракт был рассчитан на полгода, информацию о новом работнике передали в миграционную службу Агры. Для того чтобы выехать с Агры, Кевину теперь нужен был отпускной билет — выданная фермером справка о том, что он выполнил условия контракта и ничего не должен. Без такой справки покинуть планету было невозможно. Лишь в начале третьей недели работы, получив половину месячного жалованья, Кевин понял, что попал в узаконенное рабство. Заплатили ему крохи — полторы сотни кредов. Остальное ушло на оплату еды. Оценив ситуацию, Кевин понял: для того чтобы улететь с планеты, ему придется проработать никак не меньше года.

Он не стал отдавать на хранение хозяину те крохи, что заработал. По совету одного из работников, пожилого тщедушного Габриэля, Кевин стал хранить деньги на груди в непромокаемом мешочке. И очень жалел о том, что не додумался до этого раньше.

Этот год стал для него одним из самых трудных в жизни. Во втором полугодии, подписав контракт на второй срок, Кевин перешел на работу в поле. Пропалывал сорняки, собирал подросшие табачные листья. И мечтал о том дне, когда наконец-то сможет убраться с этой чертовой планеты.

Ему удалось избежать укуса зеленых комаров, но лесную лихорадку он все-таки подхватил. От работы его никто не освобождал — у местного населения лихорадка считалась чем-то вроде легкого насморка. Приходилось пахать, несмотря на то, что голова раскалывалась от боли. В какой-то момент Кевин даже заплакал от бессилия — настолько все в его жизни было плохо. Ведь всего мог достичь: имел больше миллиона кредов — упустил. Была любимая девушка — погубил вместе с неродившимся ребенком. Упустил даже шанс остаться с отцом Леонидом: при всей мерзости тех игр, в которые тот его вовлекал, с ним было хотя бы интересно. Теперь у него украли последние деньги, и что он имеет — эти проклятые поля с кустами табака, который будет ненавидеть до самой смерти? Где он, тот большой блистающий мир, о котором он так мечтал? Куда все делось? Почему?

Слезы сами текли из глаз. Кевин опустил ниже голову, чтобы никто не заметил его слабости.

Последние месяцы работы стали самыми долгими — даже в тюрьме время не тянулось так медленно. Но однажды он все-таки настал — день окончания контракта. Больше всего Кевин боялся, что его обманут, что у хозяина появятся какие-нибудь претензии, и он не даст ему уехать. Но все обошлось: получив на руки остатки причитающихся ему денег и отпускной билет, Кевин наконец-то покинул осточертевшую ему ферму. Добрался до Грумма, где находился ближайший космодром, и взял билет до Меоты. Но лишь когда корабль поднялся на орбиту и пространство за бортом затянулось туманом, Кевин облегченно вздохнул — вырвался…

Он предпочел бы сразу лететь на Тантру к Алексу, но у него не хватало денег. После покупки билета на Меоту в кармане у Кевина осталось чуть больше ста кредов — хватит пару раз перекусить в дешевой забегаловке. В полете он ел лишь то, что взял с собой с Агры, — на корабле все стоило в несколько раз дороже.

На Меоту корабль прибыл ночью. Тратить на ночлег последние деньги не хотелось, поэтому Кевин решил посидеть до утра в зале ожидания. Боялся, что его выгонит полисмен, но обошлось. Кевин даже смог задремать, примостив голову на подлокотнике кресла.

Когда он проснулся, уже светало. Первое, что он увидел, открыв глаза, была золотая рукоять витой черной трости, прислоненной к подлокотнику кресла. Кевин непонимающе смотрел на трость и вскинулся лишь тогда, когда наконец-то смог осознать происходящее.

В кресле рядом с ним сидел и читал газету отец Леонид.

— Проснулся? — Старик взглянул на Кевина. — А то я уже собирался тебя будить.

— Это вы? — пробормотал Кевин, с трудом приходя в себя.

— Ну разумеется, — отозвался тот и сложил газету. — Тебя это удивляет?

— Но я думал, что вы… Что мы…

— Навсегда расстались? — Отец Леонид усмехнулся. — Кевин, Кевин… Если бы Джара обращала внимание на все наши глупости, этому миру давно бы пришел конец.

— Кто? — переспросил Кевин.

— Джара. Ну или Сила, — я ведь уже говорил тебе, что правящую миром Силу называют по-разному. Я предпочитаю термин «Джара». Но для тебя, наверное, он непонятен, поэтому пусть будет Сила… — Старик удовлетворенно вздохнул.

— Почему вы здесь? — Кевин посмотрел ему в глаза.

— Если хочешь, я могу уйти, — ответил тот. — Приду еще через годик — когда ты окончательно запутаешься. Надеюсь, тебя еще не посещали мысли наложить на себя руки?

— Нет, — соврал Кевин, опустив глаза.

— Это хорошо. — Губы отца Леонида дрогнули в улыбке. — Ты обретешь спокойствие и уверенность, Кевин, только тогда, когда примешь свою судьбу. Все другие пути для тебя — это пути к смерти. Тот, кто пытается спорить с Силой, всегда проигрывает.

— Но ведь это рабство! — выдохнул Кевин.

— Согласен, — кивнул старик. — Но ты забываешь одну важную вещь: все люди рабы Силы. Все, Кевин, без исключения. Незнание человеком того, что он раб, ничего не меняет. Как сказал один древний философ, лучший раб тот, который считает себя свободным.

Кевин молчал. Молчал и отец Леонид, задумчиво разглядывая сидевших в зале ожидания людей.

— Почему вы называете эту Силу Джарой? — спросил Кевин, чувствуя, что пауза затягивается.

— Так ее называют на одной из отдаленных планет. В переводе с их языка Джара означает «сияние вечности». Но слова в данном случае только запутывают. Джара, Кевин, — это Джара. Сила, правящая миром. А я джар — служитель Джары.

— Но я не хочу больше ничего этого! — чуть не выкрикнул Кевин. — Я хочу просто жить своей жизнью!

— Боюсь, у тебя это уже не получится, — покачал головой старик. — Ты избранный, Кевин, и уже не можешь ничего изменить — такова твоя судьба. Выбор у тебя невелик: или пойти по этому пути и стать джаром, или погибнуть. — Отец Леонид немного помолчал. — Есть еще кое-что, о чем тебе нужно знать. Как думаешь, почему ты попал на Верону?

— Один человек хотел отомстить Алексу и поменял координаты в корабельном компьютере, — ответил Кевин, не понимая еще, куда клонит собеседник. — Поэтому вместо Геммы мы попали на Верону.

— Да, все так, — согласился отец Леонид. — Но это только часть правды. За всем, что с вами произошло, стоял еще один человек. Именно он посоветовал Каннингему подкинуть вам зенитные комплексы, именно он перепрограммировал корабельный компьютер. Знаешь, зачем ему все это было нужно?

— Ну и зачем? — Кевин непонимающе смотрел на отца Леонида.

— Чтобы погубить тебя. Ты представлял для него опасность, и он решил от тебя избавиться.

— И кто он? — Кевину было странно слышать о том, что кто-то хочет его убить.

— Я расскажу о нем, — кивнул отец Леонид. — Но сначала я должен еще кое-что рассказать тебе о Джаре. Дело в том, Кевин, что Джара содержит в себе два потока — созидательный и разрушительный. Первый — Джава — дает жизнь. Второй — Джива — несет смерть и разрушение. Оба они одинаково важны для мироздания, от их гармонии зависит очень многое. Тех джаров, которые служат созидающей Силе, называют джавами. Но есть и темные джары — те, кто воплощает ее разрушительный аспект. Их называют дживами. Наши антагонисты, наши извечные соперники по миру Джары. Больше тысячи лет между нами и ними идет война: мы стараемся поддерживать порядок, они сеют хаос и разрушение. Ты являешься моим учеником. Но у дживов тоже есть свои ученики. Одного из них зовут Артур: ему всего двадцать шесть лет, но он уже весьма изощрен в магическом искусстве. Именно он и хочет тебя уничтожить.

— С каждым разом все лучше и лучше, — пробормотал Кевин. — И чем я ему насолил?

— Тем, что ты существуешь. Он хочет уничтожить тебя сейчас, пока ты еще слаб. В будущем это будет сделать гораздо труднее.

— Не понимаю я этого, — произнес Кевин. — Если эти ваши дживы такие плохие, то почему Сила их не уничтожит?

— Ты действительно не понял, — покачал головой отец Леонид. — Нельзя уничтожить темный аспект Силы, это все равно, что отрубить себе одну руку. Для мироздания одинаково важны обе стороны. Светлые и темные джары — как два полюса. Когда-то, около шестисот лет назад, между нами и ними возник открытый конфликт. С обеих сторон погибли сотни выдающихся джаров, нашу часть вселенной лихорадило в преддверии ужасающих катастроф. В результате вся наша цивилизация оказалась на грани гибели: ученые разглагольствовали о космических катаклизмах, грозящих человечеству уничтожением, придумывали утопические проекты спасения, не понимая, что в основе всего происходящего лежала война между светлыми и темными джарами. Когда обеим сторонам стало ясно, что ситуация выходит из-под контроля, был заключен договор. Согласно этому договору, мы с дживами больше не можем вступать в открытое противостояние, нам запрещены схватки друг с другом. Запрещено также пытаться уничтожить друг друга, нанимая убийц. Но это не значит, что борьба закончилась, просто она приобрела другие формы. Артур очень талантливый лжив, ему ничего не стоило бы свернуть тебе шею. Но это запрещено, поэтому он попытался вывести тебя из игры иначе. Он не может сам убить тебя, не может подговорить кого-то другого сделать это. Но ничто не мешает ему попытаться засадить тебя в тюрьму или туда, откуда ты не сможешь выбраться. А может, где ты и погибнешь. Он подстроил тебе ловушку, ты в нее угодил. Тем не менее тебе удалось выбраться с Вероны. Теперь Артур попробует достать тебя снова. Я уверен, он сделает все для того, чтобы ты погиб. Или хотя бы надолго выбыл из игры.

— Но почему именно я? — не понял Кевин.

— Потому что ты мой ученик. Артур — ученик Харона. Харон — мой давний враг. Видишь ли, противостояние в основном идет линиями. Мой учитель в свое время боролся с учителем Харона. Могу сказать, что учитель Харона в той схватке погиб — оказался в неудачное время в неудачном месте. Я нахожусь в противостоянии с Хароном. Твоим противником стал Артур — точно так же, как в свое время твой ученик обретет себе врага в лице ученика Артура. Если, конечно, вы доживете до этого времени.

— Мне кажется, что ничего более глупого я в жизни еще не слышал, — медленно произнес Кевин.

Отец Леонид улыбнулся.

— Мне чертовски нравится с тобой беседовать, — сказал он. — Ты прав, Кевин, это действительно идиотизм вселенского масштаба. Но так легли карты, и с этим ничего нельзя поделать. Мы играем свою роль, лживы играют свою. Так было, так есть и так будет.

— И все равно это как-то странно. — Кевин взглянул на отца Леонида. — Вы говорите, что служите Джаве — созидающей части Силы. В чем это конкретно проявляется? Что вы делаете?

— Выполняю ее веления. А именно кому-то помогаю. Улаживаю конфликты и войны. Уничтожаю какие-то негативные проявления, пока они не набрали силу.

— Но разве уничтожение — это не темная сторона Силы? — тут же спросил Кевин. И даже обрадовался тому, что смог поймать отца Леонида на противоречии.

— Кевин, не существует абсолютного зла и абсолютного добра. Все относительно, и действия надо оценивать в совокупности. Джавам приходится иногда убивать. Так же, как дживам кого-то спасать и пестовать. Но мы поддерживаем все, что ведет к гармонии и росту. А дживы — все, что ведет к хаосу и разрушению. Думаю, ты слышал о Белых Монахах? Это религиозное братство создавалось с самыми благими намерениями. Но потом дживы внедрили в него своих людей, и что мы получили в итоге? Крупнейшую террористическую организацию. Наши оппоненты обеспечили ей рост, в итоге сотни миллионов людей погибли в религиозных войнах. Наша задача в том и состоит, чтобы пресекать подобные вещи в зародыше.

— Но разве это не дело спецслужб? — возразил Кевин.

— Верно, — согласился старик. — Но спецслужбы борются с последствиями болезни. Тогда как мы — с ее причинами. Через три часа, например, я отправляюсь на Виолу, у меня важные переговоры с Президентом Федерации.

— У вас — с Президентом? — искренне удивился Кевин.

— Да, — кивнул отец Леонид. — А что в этом ненормального?

— Даже не знаю… — Кевин пожал плечами. — Просто не ожидал. А Президент знает, что вы джав?

— Нет. И мы и дживы всегда действуем под тем или иным прикрытием. На Виоле и некоторых других планетах меня знают как графа Ганнимара — представителя древнего дворянского рода, наследника огромного состояния, находящегося на короткой ноге с сильными мира сего. В других местах меня знают под другими именами.

— И вы действительно граф? — Кевин недоверчиво взглянул на отца Леонида.

— А что, не похож? — Отец Леонид гордо приподнял голову и повернулся в профиль. Потом снова посмотрел на Кевина и засмеялся. Юноша тоже улыбнулся.

— Все-таки вы очень странный человек, — сказал он.

— Разумеется, — согласился отец Леонид. — И сейчас этот странный человек собирается пригласить тебя на Виолу. Надеюсь, у тебя надежные документы?

— Ничего, нормальные, — отозвался Кевин. — Алекс сделал, на Тантре.

— Тем лучше, — ответил отец Леонид, беря трость и поднимаясь с кресла. — Пошли, я забронировал тебе билет в своей каюте. Надо его выкупить.

У кассы выяснилось, что отец Леонид взял себе каюту высшего класса. На вопрос Кевина о том, зачем зря тратить деньги, он пожал плечами.

— Граф Ганнимар не может путешествовать в каютах третьего класса. Если об этом узнают, меня просто перестанут уважать. Мелочи, Кевин. Но именно от них зависит очень многое. Как ты смотришь на то, чтобы стать моим племянником? Это придаст тебе вес, а мне позволит ввести тебя в высшее общество.

— Вообще-то я не люблю высшее общество, — поморщился Кевин. — Эти люди слишком много о себе воображают.

— Верно. Но нам приходится иметь с ними дело. Пошли, до отлета еще есть время. Прошвырнемся по магазинам — надо привести тебя в порядок…

Два часа спустя, поднимаясь на борт корабля, Кевин чувствовал себя уже совсем другим человеком. Было странно сознавать, что еще совсем недавно он дремал в кресле зала ожидания, будучи бездомным бродяжкой со ста двадцатью кредами в кармане. А теперь на нем одежда от самых известных модельных домов и стильная обувь, у него модная прическа и дорогие всепланетные часы штучного исполнения. В руке дорожный чемодан со всем необходимым, в кармане портмоне с восемнадцатью тысячами кредов. Чуть позже, по словам отца Леонида, у него появится и банковская карточка.

Каюта встретила их приятной прохладой. Закрыв дверь, отец Леонид взглянул на Кевина:

— Располагайся.

— Спасибо… — Кевин неуверенно огляделся, затем сел на одну из двух кроватей. Чувствовал он себя очень неловко.

— Кевин, расслабься. — Очевидно, старик хорошо понимал его состояние. — Не будь таким напряженным. Вспомни, я уже говорил тебе о том, что надо соответствовать ситуации. Слейся с ней, стань ее частью. Не смотри на мир с опаской.

— Просто я не привык к такой одежде… — Кевин взглянул на свой костюм. — Я даже не знаю, как с ней правильно обращаться.

— С хорошей одеждой нужно обращаться бережно, но без благоговения. Сейчас, когда мы уже на корабле, переоденемся в одежду попроще. Перед посадкой снова нужно будет надеть костюмы. И мой тебе совет: если в какой-то ситуации не знаешь, как себя вести, плюнь на все и делай все так, как хочешь. Даже если ты сделаешь что-то совершенно неуместное, это воспримут спокойно — у богатых свои причуды. Будь хозяином ситуации, ощути в себе хищника — спокойного, уверенного. Когда идет лев, шакалы разбегаются. Понимаешь, о чем я?

— Примерно… — отозвался Кевин, снимая костюм. — Но ведь хищник — это зло?

— Это просто настрой, Кевин. Психотехника. Сознание джара отличается пластичностью: используя разные настрои, джар может стать кем угодно. Все определяется ситуацией. Сейчас ты играешь роль богатого человека. А точнее, им и являешься. Значит, чувствуй себя богатым, уверенным в себе. Не допускай чванства, но и не лебези ни перед кем, держи марку. Соответствуй своему новому статусу.

— Я постараюсь, — пообещал Кевин. — Скажите, почему вы называете себя то джаром, то джавом?

— Это все равно, что сказать о ком-то, что он человек. А потом уточнить, кто он — мужчина или женщина. И мы и дживы являемся джарами — по нашей причастности к Джаре. Но то, что мы олицетворяем разные потоки, вынуждает иногда уточнять, кем именно мы являемся — джавами или дживами. Я не чувствую в этом особого неудобства. Разберешься и ты.

— Да, наверное… — согласился Кевин и тихонько вздохнул.

Дорога до Виолы прошла на редкость спокойно. Кевин понемногу привыкал к своему новому положению, учился чувствовать себя свободно в обществе богатых людей. Отец Леонид всячески ему в этом помогал.

— Самое важное, Кевин, — сказал он в одной из бесед, — научиться понимать других людей. Дело в том, что сознание любого человека представляет собой набор определенных моделей поведения. Мы запрограммированы на некоторые стандартные реакции и в этом плане представляем собой обычных марионеток. Если ты коснешься чего-то горячего, то тут же отдернешь руку — это стандартная реакция тела. Точно такими же реакциями обладает и сознание. Скажем, если тебя оскорбят, то ты ответишь так, как запрограммирован. Например, можешь тут же ударить обидчика. Если же он гораздо сильнее тебя, можешь попытаться рассчитаться с ним каким-то другим образом. От человека к человеку вариации этих реакций могут меняться, но суть остается одна и та же: мы воспринимаем какой-то импульс и выдаем ответ. Причем в большинстве случаев эти ответы определяются нашим воспитанием. Запомни это, Кевин, данный момент очень важен. Если мы возьмем набор твоих стандартных реакций — я предпочитаю называть их шаблонами сознания, — то они будут отличаться от такого же набора другого человека, выросшего в других социальных условиях.

Например, у сына Президента будет совсем другой комплекс шаблонов, чем у тебя. И если ты в ответ на оскорбление просто ударишь обидчика, то сынок Президента, скорее всего, подаст на него в суд либо прикажет разобраться с ним своим телохранителям. Самое главное для нас заключается в том, что шаблоны определяют наше поведение. Изучив шаблоны какого-то человека, ты получаешь возможность им манипулировать. Этот человек для тебя — как открытая книга. Ты знаешь, что он будет делать в том или ином случае, и можешь направлять его действия в нужное тебе русло. При этом человек даже не догадается о том, что им манипулируют. Это — одна сторона медали.

— Есть и вторая? — догадался Кевин.

— Разумеется. Подумай: если ты, изучив шаблоны человека, получаешь возможность манипулировать им, то и кто-то другой, изучив твои шаблоны, сможет манипулировать тобой. Я прав?

— Да. Наверное…

— Я прав, Кевин. Теперь скажи мне: что нужно сделать, чтобы тобой не могли манипулировать?

— Не знаю, — пожал плечами Кевин. — Просто не допускать этого.

— Не допускать, но как? Что дает другому человеку возможность воздействовать на тебя?

— Знание моих шаблонов? — выпалил Кевин, озаренный внезапной догадкой.

— Именно. Твои шаблоны являются ключами к управлению тобой. Поэтому задача заключается в том, чтобы избавиться от запрограммированных моделей поведения. Того, кто избавился от них, невозможно просчитать, такой человек непредсказуем. Никогда не знаешь, чего от него ждать.

— Я понял, — кивнул Кевин.

— Это хорошо. Помнишь, я спрашивал, не было ли у тебя мыслей о самоубийстве? Очень многие люди, испытав сильное потрясение, не находят ничего лучшего, чем покончить с собой. В основе такого поступка лежит неадекватное восприятие себя как личности. А именно, чересчур преувеличенное о себе представление. Мы всегда считаем, что кто-то нам что-то должен, что судьба должна идти нам навстречу. И когда оказываемся ни с чем, когда все наши надежды рушатся, когда мы теряем дорогих нам людей, мы не находим ничего умнее, чем сунуть голову в петлю. На уровне программ нашего сознания такой поступок можно расценивать как сбой, вызванный конфликтом двух взаимоисключающих установок. Например, человек теряет что-то, без чего не может жить и что вернуть уже невозможно. Одно исключает другое, в результате человек кончает жизнь самоубийством. Запомни важное правило, Кевин: если ты сталкиваешься с двумя взаимоисключающими программами, то как минимум одна из них неверна. Понимаешь, о чем я?

— Да. А у вас есть шаблоны поведения?

— Разумеется. Скажу даже так: у меня их намного больше, чем у обычного человека. Но мое отличие в том, что я сам выбираю, какими шаблонами пользоваться. Я контролирую их, а не они меня.

— Да, но как избавиться от влияния шаблонов?

— Отслеживая их. Попробуй обращать внимание на все то, что воздействует на тебя и на твои ответные реакции. Например, тебя что-то разозлило — осознав, что злишься, отследи истоки этой реакции. Злость является результатом чересчур раздутого мнения о собственной персоне.

— Как это? — не понял Кевин.

— Представь такую картину: пятеро детишек нашли коробку с конфетами. Конфет только четыре, одному конфеты не досталось. Четверо сосут свои леденцы, да еще и посмеиваются над пятым, оставшимся без конфеты. Разумеется, ребенок обидится, может даже заплакать. А почему? Потому что считает, что и ему должны дать конфету, что он достоин ее. Заметь, Кевин, он считает, что ему что-то должны. Но это — иллюзия, на деле ему никто ничего не должен. Его плач, его обида являются результатом преувеличенного мнения о собственной значимости. У взрослых то же самое — ты куда-то собрался ехать, ждешь автобус, а он все не прилетает. Ты злишься, но в основе твоей злости все та же обида — тебе не дали конфетки. Поэтому запомни, Кевин: любое проявление злости является показателем чересчур высокого мнения о собственной персоне. Если ты избавишься от этого недостатка, ничто в мире не сможет вывести тебя из равновесия. Ты просто разучишься злиться, обижаться, ненавидеть, осуждать. Это и будет практическим результатом освобождения от некоторых навязанных тебе шаблонов.

— Да, но если человека действительно обидели? Скажем, обманули, предали? Сделали ему что-то плохое? Злость и обида в этом случае будут естественны, разве не так?

— Не так, — покачал головой отец Леонид. — Допустим, тебя обманули, предали. Ты злишься, потому что считаешь, что с тобой поступили нехорошо. Но почему с тобой должны поступать хорошо? Почему тебя не должны обманывать или предавать? Гордыня, Кевин, все та же гордыня. Мы считаем, что люди нам что-то должны, что они обязаны поступать с нами определенным образом. Но это заблуждение, никто ничего нам не должен. Поэтому не строй ожиданий, Кевин. Откажись от себя, от своего «я», и ты поймешь, что в мире нет ничего, способного заставить тебя сердиться. Людские поступки перестанут задевать тебя, они станут просто поступками. И это — один из ключей к подлинной власти над миром.

Ближе к концу полета отец Леонид рассказал Кевину, что летит на Виолу в качестве официального спецпредставителя Энолы.

— Такое собрание проходит раз в год, — пояснил он. — Съезжаются главы всех входящих в Федерацию планет или их представители. Я представляю интересы императора Августина, правителя Энолы.

— Император — тоже джар? — поинтересовался Кевин?

— Нет. Он просто очень хороший человек, волею случая взошедший на трон. И, как у всякого хорошего человека, у него слишком много врагов и завистников. Впрочем, все это никак не касается нашей нынешней миссии. Наша с тобой задача сейчас — не допустить новой войны.

— Новой войны? — удивился Кевин. — И кто с кем собирается воевать?

— Ты слышал когда-нибудь об Индре? — в свою очередь поинтересовался отец Леонид.

— Да. Говорят, их император еще та сволочь.

— Да, я тоже читаю газеты. — По губам отца Леонида скользнула улыбка. — Думаю, ты знаешь, что Индра уже больше двухсот лет стремится войти в Федерацию. Против этого возражает Виола. Когда-то, больше пятисот лет назад, Индра была колонией Виолы. Потом произошли две войны, Индра де-факто обрела независимость. Ее экономика бурно развивается, вместе с еще восемью неприсоединившимися к Федерации планетами Индра представляет весьма внушительную силу. Главное богатство Индры — редкий минерал экдонит, использующийся в металлургии и электронной промышленности. Он встречается еще на нескольких планетах, но в неизмеримо меньших количествах. Лишь на одной из них возможна рентабельная добыча, залежи экдонита на этой планете принадлежат горнорудной компании «Аргус» — ты имел честь познакомиться с ней на Вероне, когда добывал для нее алмазы. Руководители Компании очень тесно связаны с правящими кругами Виолы. Если Индру примут в Федерацию, то в отношении нее будут сняты все таможенные барьеры, на рынок хлынет поток дешевого экдонита, в итоге «Аргус» понесет огромные убытки. Поэтому руководство Компании, имея огромное влияние — попросту говоря, покупая всех и вся, — стремится не допустить вступления Индры в Федерацию. Мало того, пытается развязать против нее новую войну. Для Компании это выгодно во всех отношениях: экдонит входит в состав корабельной брони, с началом войны он резко подскочит в цене. При этом «Аргус» не проигрывает в любом случае: если одолеть Индру не удастся, Компания останется монополистом на рынке экдонита. Если в этой войне удастся победить, сместить императора Индры и вновь взять власть на этой планете в свои руки, Компании достанутся и все залежи экдонита. Одним словом, Кевин, здесь переплелись интересы множества игроков. И каким будет финал, не может предсказать никто.

— И вы один хотите со всем этим справиться? — не поверил Кевин.

— Ну почему один? Нас теперь двое. — Отец Леонид внимательно посмотрел на Кевина, потом засмеялся: — Шучу. Разумеется, мы не одни. Кроме нас с тобой над этим делом сейчас работают еще двое моих коллег. Может быть, ты даже с ними познакомишься.

— Адживы? — спросил Кевин. — Они тоже как-то во все это замешаны?

— Самым непосредственным образом. Я уже говорил тебе, что темные джары стремятся к разрушению. Дело в том, Кевин, что при разрушении выделяется особая энергия. Речь идет не о чисто физической энергии, а о так называемой энергии структуризации. Вот смотри. — Отец Леонид взял со стола газету. — Что будет, если я сожгу эту газету?

— Она сгорит, — пожал плечами Кевин.

— Верно. Газета сгорит, выделится немного тепла. Но скажи мне: куда денется информация, заключенная в газету?

— Просто исчезнет, — предположил Кевин.

— Вот тут ты как раз и ошибаешься. Запомни важную вещь, Кевин: на то, чтобы структурировать хаос, тратится энергия структуризации. Когда что-то разрушается или переходит в другое, менее сложное агрегатное состояние, эта энергия выделяется. Представь, что ты художник и пишешь картину. Работая над ней, ты вкладываешь в нее энергию структуризации. В тебе самом ее очень мало. Но когда ты творишь, ты становишься проводником этой энергии. Эта энергия — энергия Джары, энергия созидания. Божественная энергия. Но вот кто-то взял и сжег твою картину. Энергия, которую ты вложил в нее, выделяется. И эта энергия, Кевин, может быть поглощена и использована. Если мы, джавы, пользуемся идущим к нам потоком созидательной энергии, то дживы берут ее на стадии разрушения. Выйди на цветущий луг — ты ощутишь радость. Все наполнено жизнью, все растет. Энергия структуризации поглощается растениями, преобразуясь в живые ткани. То же самое и с животным миром — всякий рост является потреблением энергии структуризации. А скорее, ее накоплением. Но вот другая ситуация — жара, засуха. Все живое сохнет и гибнет. Мы с тобой при виде всего этого испытаем тоску и боль. Темный джар будет наслаждаться торжеством смерти, потому что эта смерть его питает.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒