|
|||
Кэтрин Кингсли 2 страницаДжоанна пожала плечами. Она сомневалась в абсолютной справедливости услышанного – Банч имела склонность использовать для описания жизненных ситуаций самые черные краски. – Подними‑ ка руки, Джоанна. Вот так. Ты должна постараться выглядеть поэлегантнее сегодня. Ты же не цирковая актриса. Еще минут через пятнадцать Банч сердитым голосом объявила, что Джоанна готова к вечеру, хотя и не слишком вписывается в собирающуюся компанию. – Будь такой, какая ты есть, веди себя естественно, – давала она последние наставления, придирчиво оглядывая прическу воспитанницы и дополняя ее последними штрихами. – Не вздумай поправлять волосы руками, иначе наверняка сломаешь розу, которую я вставила. И вообще, любое проявление нервозности выглядит непривлекательно. Не забыла, как следует улыбаться и эффектно пользоваться веером? Он у тебя совсем не для того, чтобы бить мух. – Постараюсь сделать все наилучшим образом, – заверила Джоанна, наклонившись к пожилой женщине и целуя ее в щеку. – Спасибо за помощь, дорогая Банч. Видишь, ты действительно можешь все организовать как надо. – Бог видит, я стараюсь. – Банч быстро заморгала и провела пальцами по глазам, но тут же, будто испугавшись, поправила ими прядку седых волос. – Ужас как много пыли в этом доме. Это из‑ за того, что настоящую уборку здесь устраивают только по тринадцатым полнолуниям, и эта скаредная леди Оксли не приказывает слугам хотя бы мебель почаще протирать, правда, за исключением тех случаев, когда требуется произвести впечатление на гостей. Иди, дитя. Сделай так, чтобы я гордилась тобой в этот вечер. Ты так похожа на свою мать сейчас… – Я постараюсь вести себя так, чтобы вы обе могли мной гордиться, – нежно сказала Джоанна, вытирая с щеки гувернантки слезы, которая та так старательно пыталась скрыть. – Пожалуйста, не жди меня. Я могу освободиться очень поздно, а тебе следует отдохнуть. Я тоже могу со многим справиться, хочешь верь, хочешь не верь. – Я не сомневаюсь, что ты можешь справиться с чем угодно, но только если твердо решишь сделать это, – резко ответила Банч. – Вопрос в том, что ты решишь сегодня. Ну как бы там ни было, все, что могла, я сделала, остальное зависит от тебя.
Джоанна вышла в холл и встала рядом с тетей и дядей, чтобы, как они выразились, проводить последних припозднившихся гостей. Вечер, насколько Джоанна могла судить, прошел нормально. Тетушка Элис оправилась от своего подавленного состояния и блестяще исполняла роль заботливой матери, которая пытается подняться над своими проблемами, чтобы гостям было приятно и весело. Танцы были организованы прекрасно, и Джоанна участвовала во всех без исключения. Ноги ее теперь болели от различных кадрилей и хороводов, в которых им пришлось изрядно потрудиться, а губы почти свело из‑ за необходимости улыбаться в течение пяти часов. Тем не менее она заставила себя улыбаться, когда появившийся перед ними Холдинхэм склонился к ее руке. Его темные волосы были безукоризненно уложены, взгляд серых глаз излучал холодный расчет. – Вы были сияющей звездой этого вечера, мисс Кару, – произнес он с заговорщической улыбкой, заглядывая ей в глаза. – Отнюдь, – ответила Джоанна, молясь про себя, чтобы его пальцы поскорее оторвались от ее руки. Что в нем такого? Что заставляет Лидию думать, будто Джоанна не желает ничего иного, как только удалиться с ним в темную комнату и предаться любовным утехам? – Спокойной ночи, лорд Холдинхэм. Передайте привет вашему отцу. Она высвободила руку. Холдинхэм на мгновение нахмурился, но появившиеся на лбу морщинки тут же разгладились и на лице появилась мягкая улыбка. – Благодарю вас, мисс Кару. Я, безусловно, передам ваш привет по назначению. Надеюсь, что до нашей следующей встречи пройдет не так много времени – моя жизнь становится мрачной, если вас нет неподалеку, чтобы скрасить ее своим присутствием. Надеюсь, вы скоро выйдете замуж и сможете дарить мне свое общество чаще и регулярнее. Джоанну так и подмывало остановить этот напор, посильнее наступив на мысок блестящей туфли Холдинхэма, но она только дежурно ему улыбнулась и отошла к следующему гостю. Впрочем, от Холдинхэма Джоанна чего‑ то подобного и ожидала. Кто несколько удивил ее необычным для него поведением, так это Генри Уамок. Сначала он по своему обыкновению следовал за ней по пятам, но примерно с середины вечера вдруг прекратил преследование и начал вести себя так, будто она стала невидимой или, по крайней мере, никогда не была объектом его внимания. Джоанна даже начала опасаться, что Уамок готовится сделать ей предложение и тем самым поставит в неловкое положение их обоих. Собственно, она уже давно чувствовала, что он может попросить ее руки в любой подходящий момент, только не говорила об этом Лидии, опасаясь еще большей заботы со стороны кузины. Как раз в тот момент, когда Джоанна подумала об Уамоке, Генри появился в холле и, недолго поговорив с тетей и дядей, направился прямиком к ней. Внутри Джоанны все сжалось. – Это самый прекрасный вечер из всех, на которых я присутствовал, мисс Кару, – сказал он, поклонившись. – Блюда, танцы, компания… О да, и компания! Я ухожу окрыленным человеком. Уамок поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза. Еще раз перебрав в памяти те необычные черты, которые она заметила в поведении Уамока, Джоанна вдруг подумала, а не учится ли он у Холдинхэма технике обольщения, пытаясь подражать ему. Бедный Генри. Он довольно привлекателен внешне, особенно хороши голубые глаза. Но у него не было того щегольского шарма, каким обладал Холдинхэм, той утонченной извращенности, позволявшей Холдинхэму убедить любого, даже считающего его мошенником, в чем угодно. В Уамоке не было ничего такого, чтобы могло раздражать Джоанну, ей было просто скучно с ним до зевоты. – Я очень рада, что вам понравилось, мистер Уамок, – сказала она, вежливо улыбнувшись. – Надеюсь, вы будете хорошо спать. Сельский воздух так освежает. – Сельский воздух наполняется музыкой, когда мы дышим им вместе, – произнес он, многозначительно поднимая брови. – До следующей встречи, мисс Кару. Джоанна вздохнула и подумала о том, что следует подыскать благоприятный предлог, который позволил бы избежать компании Уамока в течение предстоящей недели, иначе он, не дай бог, убедит себя в ее расположении и действительно сделает предложение. Наконец ушел последний гость, и Джоанна отправилась наверх. Она заглянула к Лидии. Та крепко спала, глубоко, почти без хрипов дыша. Джоанна подумала, как завтра утром расскажет ей о вечере – подробно, стараясь не упустить ни одну деталь. Правда, о танцах надо сказать, что они удались, но, конечно, не настолько, как было бы, присутствуй на них Лидия. Это ей очень понравится – да, собственно, так оно и было. Джоанна теперь была почти уверена, что не позже конца года состоится свадьба кузины. Она видела, сколько молодых джентльменов были обескуражены и расстроены, когда гостям сообщили о ее болезни. Лидия, несомненно, имела грандиозный успех в этом сезоне, хотя и не танцевала на собственном дне рождения. Джоанна торопливо прошла по коридору в свою комнату, стремясь побыстрее оказаться в кровати. К счастью, Банч заботливо оставила несколько свечей зажженными, и Джоанна, не теряя времени, сняла платье, надела ночную рубашку и нырнула в прохладные простыни. Не успела еще погаснуть последняя задутая ею свеча, а она уже погрузилась в глубокий сон. «Папочка? Ты пришел поцеловать меня и пожелать спокойной ночи? » Джоанна протянула руки, чтобы обнять склонившегося к ней отца… О, как долго она не ощущала объятий его сильных, придающих уверенности рук! – Любимая… О, дорогая моя! Не могу поверить, что сбылось то, о чем я всегда мечтал – ты в моих руках! Поцелуй же меня, Джоанна. Скрепим поцелуем наши обещания… Глаза Джоанны широко распахнулись, сердце практически остановилось – она осознала, что мужчина, который явился к ней в сладком сне, был вовсе не ее отцом, и пришел он отнюдь не во сне, а наяву. Она резко приподнялась и изо всех сил толкнула Генри Уамока в обнаженную грудь. – Какого черта ты здесь делаешь?! – выкрикнула она. – Ты с ума сошел? – Но, дорогая моя, разве я не правильно понял твои намерения? – сказал Генри, склоняясь к ней, и она ощутила на шее прикосновение его влажных губ. – Мои намерения? – выпалила Джоанна и повернула голову, стараясь увернуться от поцелуя. – Какие намерения? – Голубка моя, я обожаю твою скромность, но меня‑ то не надо дурачить, а никого другого здесь нет. Лучше позволь мне доказать свои чувства так, как это может сделать горячо любящий мужчина. Джоанна поняла, на что он намекает, и у нее перехватило дыхание от услышанного оскорбления. В этот момент дверь комнаты приоткрылась, и Джоанна, чувствуя, как холодеет сердце, увидела сонно потирающую глаза Лидию. – Ты не спишь, Джо? Мне чего‑ то так неспокойно, может, ты дашь еще немного настойки белолоза… Лидия вдруг замерла с широко раскрытыми глазами и полуоткрытым ртом, осознав, что происходит. Чуть более секунды продолжалась немая сцена. Затем губы кузины задрожали и из полуоткрытого рта вырвался душераздирающий крик, эхом отозвавшийся в коридоре. Генри мгновенно вскочил на ноги и принялся неловко натягивать брюки и рубашку. Джоанна, инстинктивно прикрыв грудь, недвижно сидела на кровати. Она не могла ни говорить, ни двигаться, ни даже сколь‑ либо логично думать. Мозг отрешенно фиксировал ужасные крики Лидии и движения Генри, пытавшегося проскочить мимо нее к спасительной двери. Однако было уже поздно. Выход из комнаты заблокировал возникший из темноты с ружьем в руках сэр Квентин в сбившемся набок ночном колпаке. За ним Джоанна различила тетю Элис, которая открывала и закрывала рот, будто выброшенная на берег рыба. Слов слышно не было, но в широко раскрытых глазах отражался шок от того, что она увидела. Шум где‑ то хлопающих дверей и гул голосов постепенно вернули Джоанну в реальность и она вдруг поняла, как скомпрометирована в глазах окружающих. Сердце ее словно остановилось. – Остановись и объяснись, – проревел сэр Квентин, – не то я выпущу твои кишки на подвязки! – Я… Я не вооружен, сэр, – с трудом пробормотал Генри. – Ха! Меня меньше всего интересует, вооружен ты или нет, парень! – выкрикнула тетя Элис. – Что за позорище ты здесь устроил? – Он… Мистер Уамок… – Джоанна нашла наконец в себе силы говорить. – Он пришел в мою комнату без приглашения и попытался изнасиловать меня, – дрожащим голосом произнесла она. – И ты думаешь, что кто‑ то может поверить в эту сказку, милочка? Я своими глазами видела, чем вы здесь занимались! – воскликнула тетя Элис. – О, мама, – всхлипнула Лидия, – тебе следует простить Джо – она не понимала, что делает. Я уверена. Ты же знаешь, кузина обращает мало внимания на то, как следует вести себя в обществе. Ну, пожалуйста, пожалуйста, мама, папа, не наказывайте ее. – Я помогу вашей дочери снова лечь в кровать, леди Оксли. Она не здорова, и новые огорчения могут ей повредить, – раздался из‑ за спины сэра Квентина спокойный голос Банч, и Джоанна окончательно вернулась из полупризрачного кошмара в реальность. – Возможно, будет лучше всем одеться и продолжить разговор внизу, в библиотеке, подальше от глаз и ушей ваших гостей, – предложила Банч, бросив многозначительный взгляд в сторону холла, где, Джоанна не сомневалась, уже начала собираться толпа любопытствующих. – Да, – согласился сэр Квентин, направляя ствол ружья в сторону Генри Уамока. – Отличное предложение, мисс Фитцвильямс. Полагаю, мистер Уамок и моя племянница должны многое объяснить. Джоанна, приведи наконец себя в порядок. Пойдемте со мной, мистер Уамок. Как она смогла пережить последующие два часа, Джоанна не знала. Все было как в тумане: со всех сторон сыпались нелепые вопросы, она отвечала, пытаясь доказать свою невиновность, Генри Уамок нес какую‑ то лживую околесицу, выставляя себя полным идиотом. – Вы говорите, что мисс Кару пригласила вас в свою спальню, мистер Уамок? – Да, сэр Квентин, именно так и было. Она дала понять, что мое внимание будет воспринято ею благосклонно. Джоанна даже рот открыла от удивления. – Я не делала ничего подобного! – закричала она. – Он лжет и ничем не докажет свои утверждения. Я только пожелала ему доброй ночи и сразу пошла наверх, проверить, все ли в порядке у Лидии. После этого отправилась к себе и практически тут же уснула. Следующее, что я помню, – мистер Уамок пытается лапать меня. Сэр Квентин и бровью не повел. – И каким же образом мисс Кару дала вам понять, что одобряет ваши намерения, мистер Уамок? – продолжал он допрос, будто вообще не слышал возражения племянницы. – Мисс Кару… Она… Она позволила мне поцеловать ее в саду, сэр. Она говорила, что весь год думала, как бы завлечь меня. Ведь у нее нет приданого. Она… Она сказала, что не может больше сдерживать свою страсть и готова отдаться мне, поскольку не в состоянии больше переживать любовную агонию сердца. Заметив, с каким негодованием и удивлением на него смотрит Джоанна, он вытер вспотевший лоб носовым платком. А Джоанна с сожалением подумала, что для людей, обладающих таким же складом мышления, каким обладает Генри Уамок, этот небольшой образец фантастической выдумки может быть весьма впечатляющим. Эту мысль тут же подтвердила Элис Оксли. Когда она посмотрела на Джоанну, ее лицо приняло совершенно новое выражение. В принципе, не будь ситуация столь нелепа, его можно было бы истолковать как уважение. – Неужели вы не видите, сколь абсурдна его история? – спросила Джоанна, с трудом сдерживая слезы. – То есть вы решили принять безрассудное приглашение мисс Кару? – спросила тетя Элис, точно так же, как и ее муж, игнорируя протест племянницы. – И вы не подумали о ее чести, о ее репутации, о том, что она может забеременеть, наконец, не говоря уже том, что вы оставите ее с разбитым сердцем? – На последней фразе голос леди Оксли задрожал от негодования. – Вы неправильно поняли, – ответил Генри, нервно теребя пальцами пуговицы жилетки. – Я не хотел поступать непорядочно. Мы собирались утром объявить о нашей помолвке. А эта ночь осталась бы нашей тайной. – Он опустил голову. – Если бы я не был столь одержим страстью, я бы лучше подумал о том, что может случиться. Но я был не в силах сопротивляться своим чувствам, тем более после того, как мисс Кару так… с таким энтузиазмом на них ответила. Но я готов поклясться перед вами в том, что намеревался подписать специальный документ, подтверждающий, что мы официально заключим брак так скоро, как это будет возможно. «О, неплохо, неплохо. Даже очень ловко. Но от начала до конца это вовсе не твоя идея, не так ли Генри? » – пронеслось в голове у Джоанны. Но вслух она ничего не сказала, лишь презрительно посмотрела на Уамока сузившимися глазами. Теперь она была полностью уверена, что Генри проконсультировался на предмет достижения своей цели жениться на ней с Холдинхэмом и тот предложил ему сценарий, который сейчас и разыгрался. Это вполне в духе Холдинхэма. И сделал он это исключительно для собственного удовольствия. «Надеюсь, вы скоро выйдете замуж и сможете дарить мне свое общество чаще и регулярнее», – припомнила Джоанна несколько удивившие ее слова лорда. Если следующая встреча состоится, она попросту выпустит ему кишки! – Повторяю, – сказала Джоанна, на этот раз с раздражением в голосе, – мистер Уамок придумал всю эту историю, очевидно, для того, чтобы спасти свою шкуру. Я рассказала вам чистую правду, и, полагаю, вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы поверить моим словам, а не этому практически незнакомому человеку. – Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, мистер Уамок, – в очередной раз отвергая ее попытку принять участие в разговоре, продолжил сэр Квентин, – что после вашего экстраординарного дурацкого поступка у вас не остается иного выбора, как жениться на мисс Кару и сделать это как можно быстрее. Лично я сомневаюсь, что, пустившись в это компрометирующее приключение, вы думали о предстоящей свадьбе. Но что произошло, то произошло, и единственное, что мы теперь можем, это замять скандал, возможно, воспользовавшись болезнью моей дочери. Например, могло быть так: вы услышали стоны Лидии и решили позвать на помощь Джоанну, а поняв, что та крепко спит, попытались разбудить ее. – Нет… О, пожалуйста, дядя, нет! Ты не можешь быть настолько жестоким, чтобы заставить меня выйти замуж. Я не сделала ничего плохого. Дядя, продолжавший пристально смотреть на Генри Уамока, поджал пухлые губы. – Естественно, никто не поверит ни единому слову, однако свадьба будет наименьшим злом в сложившихся обстоятельствах. – Конечно, сэр Квентин, – с готовностью поддержал Генри. – Я с радостью исполню решение. Понимаю ваши сомнения относительно того, что я рассказал, но уверяю вас, самым большим и искренним моим желанием с тех пор, как я увидел мисс Кару, было получить ее руку и сделать своей законной женой. Признаюсь, я поначалу немного сомневался, поскольку у нее нет никакого состояния, но я преодолел это, будучи не в силах сопротивляться зову моего… – Не желаю больше ничего слушать о ваших переживаниях, мистер Уамок. Утром мы с женой объявим нашим гостям о вашей помолвке, а как только определим день свадьбы, сообщение о ней будет немедленно размещено в газетах. Сэр Квентин поднялся, давая понять, что разговор окончен. – Однако, дядя Квентин, боюсь, что это затея и меня тоже касается, – вмешалась Джоанна, поднимаясь с кресла и стараясь заставить сердце биться хоть чуть‑ чуть медленнее. – Так вот, я не выйду за мистера Уамока. Все присутствующие в библиотеке одновременно повернули головы в сторону Джоанны и уставились на нее. Первой обрела дар речи тетя Элис: – Ты сошла с ума, девочка? У тебя нет выбора. Ведь ты не настолько глупа, чтобы не понимать этого. – У меня есть выбор, – сказала Джоанна, сама удивляясь тому, как спокойно звучит ее голос, хотя внутри все трепетало. – Я не могу выйти замуж за человека, которого не люблю, ни при каких обстоятельствах. Я не сделала ничего предосудительного. История, которую поведал мистер Уамок, не более чем выдумка, таковой и останется, и я не стану участвовать в дальнейшем обмане. – Обмане? – взорвался Генри. – Да как ты смеешь! Все произошло именно так, как я рассказал. Я не стану рисковать своим словом и репутацией, как бы тебе ни хотелось защитить свою девичью честь. – Он явно уже сумел взять себя в руки. Однако пальцы все еще заметно подрагивали. – Я предлагаю взять тебя под защиту своего имени, а ты отказываешься из‑ за глупой гордости? Не будь дурочкой, моя ненаглядная. Ты ведешь себя по принципу «назло бабушке сломаю себе руку». – Наверное, вы имели в виду не бабушку, а тетушку, мистер Уамок, – ответила начинавшая терять терпение Джоанна. – Но я не собираюсь ничего никому делать назло и ломать ничего не собираюсь, за исключением этого фарса со свадьбой, затеваемой единственно ради соблюдения священных для Британии правил приличия. Ступайте и поищите кого‑ нибудь другого, чтобы скомпрометировать и принудить выйти за себя замуж. Со мной этот номер не пройдет. Она подняла голову и с вызовом посмотрела в блестящие голубые глаза Генри. – Джоанна, – заговорила тетя неожиданно мягким и добрым голосом, – ты сейчас не совсем ясно соображаешь. Неприятности, навалившиеся на тебя этим вечером, очевидно, мешают тебе здраво рассуждать. Тебе необходимо поспать, моя овечка. Утро вечера мудренее, и, проснувшись, ты увидишь все в ином свете. – Мне искренне жаль, тетя, но утром я увижу все точно таким же, как и сейчас, – сказала Джоанна, твердо решив, что должна отстаивать свою позицию, несмотря ни на что. Сдаться будет равносильно смерти. Ведь если ее заставят выйти замуж за Генри Уамока, это будет означать, что жизнь ее кончилась. – За мистера Уамока я не выйду ни при каких обстоятельствах, и мне остается только молить, чтобы вы простили меня за мой отказ. В глазах Элис Оксли появился стальной оттенок. Голос зазвучал холодно и резко: – Мы должны простить тебя? Полагаю, что нет, Джоанна. Мы взяли тебя к себе, когда тебе было некуда приткнуться, мы кормили и одевали тебя, представили обществу, мы делали все что могли, чтобы, несмотря на твои недостатки, найти тебе достойного жениха. И как ты отплатила нам за все? Опозорила, предавшись разврату прямо под крышей нашего дома и сделав свидетелем этого свою бедную невинную кузину. – Она пересекла комнату и подошла так близко, что ее лицо оказалось не более чем в дюйме от лица Джоанны. – Попробуй только не послушаться, и ты навсегда вылетишь из этого дома, а твое имя больше никогда не будет упоминаться в приличном обществе. Я тебе это обещаю! Джоанна посмотрела в холодные глаза тетушки и, уже особо не размышляя, приняла окончательное решение. – В таком случае я ухожу, – сказала она. – Я не могу оставаться с людьми, которые не верят мне и заставляют выйти замуж помимо моей воли. – Не валяй дурака, Джоанна! – вмешался сэр Квентин, лицо которого сделалось красным от злости. – Горячий темперамент оказывает тебе плохую услугу. Ты можешь сильно пожалеть! У тебя нет средств на жизнь, и жить тебе негде, да и идти отсюда некуда. – А вот и есть куда! – парировала Джоанна, вспомнив, что говорила ей перед началом вечера Банч. – Теперь, когда мне исполнился двадцать один год, я полностью самостоятельна и могу уехать куда угодно. Я отправляюсь в Италию, на виллу ди Камильяно и больше никогда не прикоснусь к ручке вашей двери.
Вейкфилд‑ эбби, предместье Пангберна, Беркшир. 6 ноября 1818 года
У Джоанны было такое ощущение, что зубы вот‑ вот начнут один за другим выскакивать изо рта. Настолько сильно трясло и раскачивало нанятую ею карету, колеса которой то и дело увязали в размытой колее. Шесть лет Джоанна прожила под солнечным небом в итальянской провинции совершенно новой жизнью. Она вышла замуж за прекрасного человека и потеряла его, похищенного неожиданной смертью. Но во всех бедах и радостях теплота яркого солнца и красота волнистых пейзажей Италии дарили ей комфорт и спокойствие. Она уже успела забыть, каким тусклым, сырым и противным бывает ноябрь в Англии. Впрочем, приближающаяся зима может быть еще хуже. Джоанна посильнее закуталась в плащ и безуспешно попыталась отогнать мысли о холоде да и вообще любые мысли. Лучше ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Она опустила усталые глаза, и взгляд уперся в стоящую на коленях лакированную шкатулку – шкатулку, в которой хранились письма Лидии. Попытка спрятаться от самой себя оказалась безуспешной. Лидия умерла. И не имеет никакого значения, сколько слез она пролила и с какой злостью бранила Бога. Лидия ушла из этого мира, и что бы ни делала Джоанна, ее не вернуть. Самым ужасным было то, что Джоанна целый год не знала о смерти кузины. Письма перестали приходить, но она думала, что на то были обычные житейские причины. Возможно, думала Джоанна, Лидия решила попутешествовать. Она всегда об этом мечтала. К тому же все последние годы она думала о том, как освободиться от ужасного брака, и только страх оставить любимого маленького сына в руках мужа удерживал ее дома. Страх и любовь к сыну – только этим Лидия и жила. – Что‑ то ты, моя дорогая девочка, слишком бледна. Может, попросить кучера остановиться у ближайшей гостиницы? Ты смогла бы там погреться у огня и как следует подкрепиться. – Нет, спасибо. Банч, мне хочется добраться до Вейкфилда как можно скорее. Джоанна посмотрела в доброе морщинистое лицо старой женщины и вдруг ощутила острый приступ стыда. Конечно же, ей следовало подумать и о том, чтобы Банч было комфортно в дороге, а не только о том, как поскорее добраться до Вейкфилда. Ведь Банч сейчас здесь исключительно из‑ за нее. Это Джоанна сорвала их обеих с обжитого места в Пезаро, практически не дав время на сборы. – А с другой стороны, – продолжила она, как бы размышляя, – отдохнуть – это неплохая идея. Можно было бы и остановиться в гостинице, но там вряд ли окажутся свободные комнаты. – Уверена, дитя, что у контессы ди Каппони проблем с комнатой в гостинице быть не может. Вопрос в том, нужна ли она тебе, если ты постелью толком не пользуешься. Джоанна невольно вздрогнула. Еще одно подтверждение, что Банч знает о ней все. Она действительно толком не спала с тех пор, как умерла Лидия, и не знала, сможет ли вообще когда‑ нибудь спать спокойно. Глаза наполнились теплой влагой. Бедная, бедная Лидия! В глубине души Джоанны жило страшное опасение, что к смерти Лидии как‑ то причастен Гай де Саллисс. Как Джоанна ни старалась, она не смогла избавиться от этого подозрения, которое возникло у нее сразу же после прочтения письма сэра Квентина. Джоанна понимала нелепость своих подозрений. Ведь она даже не знала, как умерла Лидия. Жизнь кузины могли унести инфлюэнца и множество других ужасных болезней, и априори обвинять в причастности к ее смерти мужа, каким бы грубым и неприятным человеком он ни слыл, было по крайней мере несправедливо. Письмо в траурном конверте, которое она получила от Оксли, сообщало очень мало. Тон его был холодным и даже с намеками на обвинение, как будто Джоанна была как‑ то виновата в том, что случилось. Она почувствовала этот настрой Оксли сразу, как начала читать письмо, сначала испытав шок, затем пытаясь мысленно возразить, а в конце концов приняв его как данность и перестав обращать внимание.
«Дорогая Джоанна! Посылаю этот знак привязанности к тебе Лидии, поскольку такова ее последняя воля. Не скрою, твоей тете и мне потребовалось довольно много времени, чтобы решить, что мы должны уважить ее желание. Мы никогда не одобряли то, что она переписывалась с тобой, и не вмешивались только потому, что Лидия была уже замужней женщиной, живущей собственной независимой от нас жизнью. Таким образом, мы посылаем тебе ее любимый кулон, который она носила с детства, но делаем это с большим нежеланием. По доброте и невинности своей души наша дорогая Лидия продолжала верить в добродетельность, и я уверен, что если бы умерла ты, она была бы в высшей степени огорчена, носила бы траур и выказывала бы положенные в таких случаях знаки уважения, вне зависимости заслуженно это или нет. Именно такое поведение свойственно порядочной женщине. Однако для тебя, как очевидно, смерть Лидии не имеет большого значения – она скончалась в ноябре, а мы так и не получили от тебя ни слова соболезнования или хотя бы короткого сообщения, что ты знаешь о том, что она покинула нас. Интересно, имеется ли в твоем холодном сердце хоть капелька сожаления? Прошу не отвечать на это послание, поскольку ни я, ни леди Оксли не желаем поддерживать с тобой в дальнейшем какую‑ либо связь. Твой и т. д., баронет Квентин Оксли».
Каких‑ либо добрых слов от них Джоанна, конечно, не ожидала, но манера, в которой ей сообщили трагическую новость, буквально шокировала ее. – Не понимаю, зачем нам останавливаться, если мы уже так близки к цели, – нарушила Банч ее печальные размышления, – тем более, что ты настроена ехать. Кстати, ты думаешь, лорд Гривз получил твое письмо? – спросила она. – А то, может, он и не ждет нас. Тогда действительно надо остановиться и предупредить его запиской. – Мое письмо, вне всяких сомнений, уже дошло, – уверенно ответила Джоанна. Уверенность была вполне обоснована – письмо она отправила до отъезда, а они ехали явно медленнее, чем почтовые кареты. – Даже если это так, то, что скажет маркиз, увидев тебя на пороге своего дома, все равно остается вопросом, не правда ли? – Мы подумаем об этом, когда приедем. Он, конечно, может отправить нас назад, если у него в самом деле столь скверный характер, но, честно говоря, я не верю, что лорд Гривз такой монстр, который может отказать в элементарном гостеприимстве двум женщинам, проделавшим столь длинное путешествие. Тем более что я дала слово Лидии. – Твое стремление исполнить это обещание может не произвести на него никакого впечатления, ведь, если верить твоей кузине, он не интересуется ничем, кроме самого себя и удовольствий. Уверена, что как раз это и заставило Лидию обратиться к тебе с той просьбой. – Наверное, ты права, – согласилась Джоанна, вспоминая о том, как странно настойчива была Лидия, требуя от нее определенного ответа, будто предчувствовала, что должно что‑ то случиться. Те слова запали в душу Джоанны, хотя она и отнесла их на счет чрезмерной склонности кузины к мелодраматизму. Она была молода и здорова. Что с ней могло случиться?
«Дорогая, любимая кузина, пожалуйста, сделай то, о чем я прошу, – писала Лидия. – Ты должна дать мне слово сделать все, что в твоих силах, чтобы забрать миленького сынишку у него. Гай совершенно не заботится о Майлзе. Получив долгожданного наследника, он посчитал, что его долг исполнен на годы вперед, и практически забросил нас обоих. А мой сын очень нуждается в любви, нуждается в ком‑ то, кто будет заботиться о его интересах, не думая о себе. И я не знаю никого, кроме тебя, кто был бы способен на это».
– Я не знаю, каких действий ожидала от меня Лидия, – сказала Джоанна. – Но я не могу просто прийти в Вейкфилд и объявить, что намерена забрать сына Гривза с собой в Италию. Он никогда не позволит сделать это, и я не имею права винить его. Банч строго посмотрела на нее: – С тех самых пор, как ты ухватилась за этот абсурдный план, я не перестаю твердить, что прежде следует подумать, а уж потом действовать. Ты часто ведешь себя чересчур импульсивно и имеешь склонность действовать наобум, Джоанна. Конечно, надо было дождаться от лорда Гривза письма с изложением того, что он считает нужным делать. И если бы ты последовала моему совету, мы бы не оказались сейчас в таком затруднительном положении.
|
|||
|