|
|||
5 октября
На нашем следующем сеансе я с удовлетворением отметил, что в прошлый раз мы достигли реальных результатов. После своего обычного мрачного появления Фрэнк сам продолжил наш предыдущий разговор. — В прошлый раз вы сказали, что я упускаю свою возможность, и когда я спросил, что вы имеете в виду, вы ответили, что в этом случае со старушкой было нечто большее, чем я рассказал. Ну, я думал об этом, и еще раз рассмотрел все, но не могу найти больше ничего. Спокойно, Бьюдженталь. Как обычно, он говорит, что ты был неправ, но он говорит также, что услышал твои слова и попытался их использовать. Не попадайся на его защитные уловки. — Кажется, нет больше ничего в этом, что вы могли бы увидеть, да? — Нет, но я еще раз прокрутил все это в уме и, думаю, что сказал вам все, что было важно, и не понимаю, какие поучительные уроки можно отсюда извлечь. Его речь изменилась — стала менее грубой, более осмысленной. Фрэнк все еще расставлял мне ловушки: этот пассаж насчет “поучительных уроков” рассчитан как раз на то, чтобы нас поссорить. В глубине души Фрэнк, должно быть, действительно боялся близости. — Ну, может, и так. Теперь, оглядываясь на весь случай со старушкой, как вы думаете, что заставило вас сделать то, что вы сделали? Не слишком ли много я сказал? Это сформулировано туманно: я буду осторожен, чтобы не спугнуть его. — Что вы имеете в виду, говоря: “Оглядываясь на весь случай”? Фрэнк тоже осторожен, но пока не оттолкнул меня. — Просто как вам кажется, что повлияло на ваше решение поступить так со старушкой? — А, черт, на улице лило, как из ведра, и эта мокрица, Берман, как-никак дал мне пинка под зад. Так я и решил: будет неплохо, если я дам старушке обсохнуть и согреться. Не знаю, почему вы делаете из мухи слона? — Это кажется само собой разумеющимся, да? — Да, конечно. А что? Вы думаете по-другому? Я имею в виду, что если вы видите в этом какую-то большую возможность, давайте поговорим о ней. Этот человек как будто весь в ожогах. Когда я пытаюсь дотронуться до него, чтобы помочь, мое прикосновение причиняет ему боль и заставляет отшатнуться. — Нет, ничего особенного сейчас я не вижу. — Ну, может быть, вы видите что-то помимо того, что я сказал? Хм-м-м. Это звучит по-другому. Фрэнк немного приблизился ко мне. — Ничего особенного, Фрэнк. Полагаю, главное, что я понял: вы рискнули чем-то ради абсолютно незнакомого человека. — О черт! Какой в этом риск? Эта чертова работа и так поганая. Они и так могут спихнуть ее на Бермана, как бы я ни старался. — Думаю, вас злит, когда я предполагаю в вас какие-то добрые побуждения. — Какие “добрые побуждения”? Я не сделал ни черта для этой старой калоши. По правде говоря, вы раздуваете совершенно ничтожное дело. — Ого! Вы, безусловно, тратите много сил на отрицание моей маленькой догадки. — Слушайте! Просто выбросьте из головы, что я сделал что-то для какой-то тупой старухи и тому подобное. — Кажется, это очень важно для вас. — Да, ну... ну, я думаю, лучше не иметь каких-то сумасшедших идей о моих побуждениях, если вы собираетесь как-то помочь мне. — О’кей, таким образом, сообщение гласит: Фрэнк не питает добрых побуждений к старым леди. Верно? Ох-ох-ох. Слишком много сарказма. Не смог устоять перед искушением. Он действительно знает, как достать меня. — Вы сознательно передергиваете то, что я сказал. Сообщение состоит не в этом, и вы это знаете. У меня могут быть добрые побуждения, если в них есть какой-то смысл. Зачем... — Вы правы, Фрэнк, — перебил я поспешно. — Вы правы. Я исказил смысл ваших слов. Простите. Думаю, вы просто немного разозлили меня, и я дал сдачи. — О, черт, все в порядке. Не делайте из этого катастрофы. — Может быть, вы понимаете... Нет, я не хочу говорить это так. Фрэнк, постарайтесь услышать это, пожалуйста: я начал проводить параллель между тем, как я исказил ваши слова несколько минут назад, и тем, как вы временами искажаете мои. Я начал делать это непроизвольно, и до меня вдруг дошло. Я не хочу этого делать. Мы оба слишком много этим занимались, и, думаю, лучше бы нам использовать наше время, чтобы поработать над более глубокими проблемами. Понятно, что я говорю, Фрэнк? — Да, да, понятно. — Пауза. — Вы знаете, я ненавижу, когда вы говорите с таким пафосом. Почему бы просто не выражать свои мысли прямо? — На минуту мы встретились, но, думаю, для вас это было слишком много, и вы были вынуждены найти что-то, на что можно пожаловаться, и оттолкнуть меня. — Да нет, просто мне не нравится, что вы все превращаете в мелодраму. — Сейчас я чувствую себя несколько уязвленным, и одна моя часть хочет ответить вам тем же или защитить себя. А другая говорит: “Фрэнку необходимо видеть мелодраму во всем, что касается эмоциональной близости”. — Для чего мне это? Я просто не люблю, когда со мной говорят, как... — Подождите, Фрэнк! Дайте мне ответить на ваш вопрос. Думаю, вам необходимо избегать любой эмоциональной близости, потому что вы немногое о ней знаете, что не причиняло бы вам боли. То немногое, что я знаю о вашем детстве, свидетельствует о том, что вы не получали ничего, кроме страданий, от своих родителей, братьев и сестер. Возможно, я не должен был говорить: “ничего, кроме страданий”. Мне не много известно об этом, но вы никогда много и не говорили — ни о чем, кроме каких-то болезненных подробностей. — У меня сложились хорошие отношения со старшей сестрой, которая вроде как заботилась обо мне, когда мать попала в больницу. — Расскажите мне побольше об этом. Я ведь действительно не знаю, как вы воспринимали это, когда были ребенком. — Паршиво, вот как. Но были периоды... Медленно и постепенно Фрэнк начал рассказывать о себе. За несколько месяцев мы продвинулись в совместной работе. Главное внимание уделялось нами детству Фрэнка, и оказалось, что он стал более терпимо относиться к нашей совместной работе над его прошлым. Он редко позволял себе выразить свои эмоции в настоящий момент, и я был осторожен, не подталкивал его. Мы медленно строили альянс, в котором оба страстно нуждались, и, наконец, начали обсуждать текущие неприятности и тревогу моего пациента, связанную с его общением. Фрэнк рассказал мне о детстве, полном травмирующих событий, повторяющихся случаях предательства и избегания со стороны родителей, о своем чувстве отчаяния и тщетности. С другой стороны, я оценил стойкость этого человека, который как-то сохранил нетронутым маленький огонек надежды, который постоянно читал и размышлял в одиночестве о философии, психологии, этике и религии. В своем порыве к самосовершенствованию Фрэнк стал зарабатывать себе на колледж, но его порыв внезапно иссяк, когда он понял, что такими темпами может получить степень бакалавра не раньше, чем через 10 лет, а его целью была докторантура. Но он все-таки читал, с трудом понимал, опять читал и понимал больше, снова читал и начал самостоятельно думать.
|
|||
|