Александр Железцов

Александр Железцов

На ладони

А. Железцов

НА ЛАДОНИ.

(монопьеса)

ОН – около пятидесяти, помятые брюки, рубашка с коротким рукавом. Сидит за обшарпанным канцелярским столом. На столе – стационарный проводной телефон, ноутбук, пустая пепельница, большую часть стола занимают стопки канцелярских папок. Он неторопливо просматривает их и набирает текст на клавиатуре.

Звонок телефона, ОН снимает трубку.

Слушаю. А-а, здравствуйте, Галочка!

(Слушает. )

Отчет пишу, хвосты подтягиваю. Но супруге уже задание дал: чтоб купила очки солнечные и плавки, чтобы во всеоружии, так сказать…

(Слушает. )

Меряю, обычное мое давление, пульс нормальный, так ничего, вроде, не болит…

(Слушает. )

Я помню-помню, Галочка, просто не получается у меня ни о чем таком приятном подумать… и вспомнить тоже не получается. Ну, вот вспоминаю, что отпуск, все-таки, что на юг поеду… Вас, Галочка, вспоминаю – что вы очень хороший специалист. И человек душевный, спасибо вам!

(Слушает. )

Ну, что значит «конкретное»? Нет у меня ничего такого, чтоб оно было конкретное, да еще и приятное. Но я подумаю. Подумаю, да – обещаю! Спасибо, Галочка!

(Кладет трубку, берется за папки. Откладывает папки, подпирает щеку кулаком, сидит неподвижно, внезапно начинает улыбаться – все шире и шире. Телефонный звонок. ОН берет трубку)

Да, слушаю. Я слушаю, Владимир Николаевич. Ну, как что делаю?.. С отчетом парюсь – святое дело! Я же говорил вам – меня в санаторий гонят. Послезавтра уже вылетаю, дай бог управиться со всем. Да я все понимаю, Владимир Николаевич, я и рад бы, но не могу. Да вот так и не могу. Докторица наша, беленькая эта, Галочка, ну, знаете – она меня после приступа обследовала, кучу всего нашла, и сейчас говорит: срочно, просто немедленно в санаторий! Она и путевку мне сама нашла – по диагнозу моему. Так что и рад бы…

(Слушает. )

Не понял: а мы здесь вообще при чём? На это целый специальный «Центр Э» есть, вот пускай товарищи…

(Слушает. )

То есть, чтоб уголовные дела? И реальные сроки? Крутоватенько… Да я понимаю, что Москва… Возбудились все, а до этого все всё прохлопали, тот же «Центр Э» в первую очередь, кто соцсети-томониторил?..

(Слушает. )

Не было там пяти тысяч, зачем лишний раз туфту гнать, я был – да, на площади, тысячи три, ну, три с половиной... Орали просто громко… Ну, так, извините, не хер цены на коммуналку чуть не в два раза задирать – на ровном месте. Думать надо, что делаешь!

(Слушает. )

Ну, на то он и губернатор – чтоб рвать и метать… Нет, разобраться, конечно, надо кардинально, тут не спорю: чтоб все обосрались и второй раз не вышли! Им только палец дай… Просто не было там ничего - на уголовные дела с посадками. Все танцы с бубнами сам же ОМОН и устроил: перестроения какие-то, захваты… Вместо того, чтоб стоять цепью и спокойно ждать, пока все старпёры проорутся.

(Слушает)

Да, конечно: смотрел, изучал. Плохое, кстати, видео, кого-то конкретного опознать очень трудно.

(Слушает)

Ну, хорошо, допустим, а отчет я когда буду делать?

(Слушает. )

О-о, я понял, что надо сделать! У меня же стажер есть, Леша этот пресловутый. Дать ему отдельный кабинет – к Палычу его можно посадить, а Палыча – к Семенову. И будет у Леши отдельный кабинет. И весь поток: кто задержан, отпущен и пришел по повестке – всех к нему. Ну, учат же их чему-то там в академии?! А я за Лешей прослежу, буду заходить, контролировать, в общем. Просто чтоб это не у меня в кабинете… Да, не волнуйтесь, всё нормально будет: и с отчетом, и с этими… Нужны посадки – будут посадки. Так точно.

(Кладет трубку, возвращается к папкам и клавиатуре. Через некоторое время снимает трубку телефона, звонит. )

Леша? Надо же – в кои-то веки да рабочем месте! Да-да, рассказывай, а то я не знаю… Значит, я тебя, Леша, поздравляю! Будешь ты у нас боец первой линии! Сейчас переведут тебя в другой кабинет и где-то с двенадцати пойдут к тебе наши местные рэволюцьонеры. Да, с митинга засратого. Всё видео, ты, надеюсь, изучил внимательно. Там это видео у тебя в кабинете будет, в компьютере. Короче, дело такое: было совещание, Москва требует, чтобы были по этому митингу уголовные дела с посадками. А по видео, самое бОльшее, что можно пришить – сопротивление при задержании, типа, не спешил в автозак. Есть только три с натяжкой годных эпизода: пацаны в скверике биотуалет переворачивают – на сорок шестой минуте, человек шесть их там. Но все мелкие, несовершеннолетние, на них дело не сошьешь. И еще два эпизода: парни в шеренгу омоновскую кидают что-то – но лица там смазаны, и еще один: девка в полосатой тенниске, зеленые полоски, бьет омоновца сумочкой по спине. Лица не видно, она со спины, в других местах видео ее нет. Стрижка у нее такая – сосульками. Только за это и можно зацепиться. Если она такая дура, что не сообразит сосульки свои обстричь, да так с ними и припрется. Может-может, запросто...

Они же, Леш, идиоты! И работать не хотят. А идиоты должны работать! Ну, ладно, подняли вам коммуналку – так ты иди работу ищи, на ту же коммуналку лишние три тысячи мамке отдашь! Вместо того чтобы ссать против ветра! Козлы…

Ладно, Леш, в общем, переселяйся, пересмотри все видео еще раз – пока поток не пошел, я на связи все время, я к тебе заходить буду, сразу зови, если что-то проблемное, просто я с отчетом сижу, мне никак. Ну, все, давай, до связи!

(Вешает трубку. Почти сразу же раздается телефонный звонок. Снимает трубку. )

Да, слушаю. (Улыбается. ) Здравствуйте, Галочка! Вы знаете – вспомнил! Очень приятное – таким куском большим. Санаторий этот ваш – Мисхор, это же от Севастополя рядом! Километров семьдесят, пешком можно дойти. Да нет, не собираюсь я пешком, я понимаю, что вегето-сосудистая дистония… Вы мыс Фиолент под Севастополем, знаете?

Так вот, я чего вспомнил: понимаете, это у меня золотое было лето, каждая минуточка золотая – я потом только понял. Брежнев еще был живой, я на первом курсе юрфака… Просто сказал мне кто-то, кто ездил туда, что там хорошо, дикарем можно – просто так, с палаткой, я и поехал, а ей тоже кто-то сказал – из подруг – она в Педе училась – Самара? Саратов? Не помню. Черт, даже как звали ее не помню сейчас – представляете, Галочка, не помню, скотина такая! Ну, ее, девушку эту. Простое какое-то имя, на «Л»…

Нет, не Люся, не Леся...

Мы с ней совсем случайно в Севастополе встретились – утром – просто приехали на разных поездах и встретились на автобусной остановке – как будто вел нас кто-то, понимаете, да? Утро, город еще пустой и только мы на остановке, оказалось и автобус у нее тот же – к морю.

Нет, не Люда и не Лиля, точно нет.

Представляете: пустой автобус, ветер в окна, степь, водитель нас на остановке высадил: та же степь – бурая, на обочине глина красная, а там подальше - впереди – марево голубоватое такое и тропинка к нему, мы и пошли, как будто вел нас кто-то – понимаете, да? Пришли, а там обрыв - и море такое внизу, такое море…

Такое, море – море – внизу далеко, зелено-синее - и камни большие, обломки скал белых, известняк, вот: море такое и тропинка к нему – вниз по обрыву – узенькая-узенькая. Я первый шел, она за мой рюкзак держалась, спускаемся, а на середине примерно спуска, сбоку от тропинки – площадочка ровная: трава, камни, дерево растет, акация, вроде, и она сразу сказала: «А давай тут палатки поставим, тут как на ладошке». «Ш» смешно выговаривала – «как на ладофке»… Да как же ее?..

Не Лёля – точно, это я помню. Простите, Галочка, вы по делу, наверняка, а я тут… Простите, я вас слушаю. Да-да, конечно, я романтик и поэт. Из органов. Так что вы хотели?

(Слушает. )

Спасибо! Спасибо, это замечательно, что можно на двоих путевку переделать, просто у меня жена вряд ли захочет. Она у меня ремонт хочет. Тебя, говорит, в санаторий спроважу и наконец-то ремонтом займусь! То есть, я попробую ее, конечно, уговорить – раз есть возможность, без доплаты тем более, но это вряд ли. В любом случае – спасибо за заботу. До связи, Галочка, вы очень хороший человек, приятно было с вами пообщаться.

(Кладет трубку, возвращается к папкам и клавиатуре. Внезапно останавливается, подпирает щеку кулаком, смотрит некоторое время перед собой. )

Лена? Ну, нет, конечно.

Две палатки – зеленая и синяя, кострище между, я за мидиями нырял, в кипяток просто кидали и рис еще – плов такой получался, это вечером, когда солнце садилось – костер зажигали, он гас каждый раз, когда солнце садится, а днем плавали, ныряли: мидии, крабы, зеленушки, и яблоки ели – тетки наверху продавали – всю дорогу мы яблоки ели и смеялись, а потом змей появился, нет, это уже после грозы змей…

Гроза ночью началась – на третий, что ли, день, она из своей палатки ко мне сама прибежала – до этого врозь спали, всё чинно-благородно, а тут грозы забоялась, прибежала и обняла сразу, как будто спряталась.

Раз шесть за ночь кончили, неважно, не в ебле дело, а в нежности и в радости, сырое все, дождь хлещет, вокруг гром, грохот, а нам смешно!

Гроза всю ночь, склон размыло, сверху грязь жидкая – потоками: с камнями, с деревьями, со всем – уже утром разглядели, когда стихло и солнышко, все вокруг в грязи, тропинку размыло, а у нас на пятачке – ничего вообще, всё, как было, только палатку ее опрокинуло, пока бушевало, она всю ночь шептала: «Ничего с нами не будет - мы на ладони его, ничего с нами не будет - мы на ладони его, ничего с нами не будет - мы на ладони его», а потом змей появился, а потом Аркашка пришел и ушел…

(Достает из кармана смартфон, на пару секунд задумывается, потом набирает номер)

Алло, Аркаша? Да-да… Я уж думал, не узнаешь. Нет, не юродствую. Есть минутка у тебя? Ну, откуда я знаю? Столичный ритм, то-сё…

Слушай, такая история: помнишь еще в универе, летом, между первым и вторым курсом, я уехал в Крым, на мыс Фиолент, а ты в то лето тоже по Крыму шастал – пешком – и вдруг нас нашел – помнишь? Ну, я там был и девушка одна, помнишь, мы всё удивлялись, как ты вообще мог нас найти – в принципе. И Крым большой и мыс Фиолент большой, а ты нас нашел: сверху, с обрыва как-то увидел и спустился.

(Слушает. )

Да-да. Ты спускаешься, такой, по тропинке, я поднял голову, уже вижу, что это ты, кричу «Аркашка», а ты на нашу палатку смотришь – сверху - и пальцем показываешься. И кричишь «Змея, змея, там змея», спускаешься уже совсем к нам, говоришь, что там змея на нашей палатке, а девушка моя тебе так спокойненько: «Это не змея, а змей. Да, мы его знаем, это наш змей» - помнишь? «Это наф змей» - она «ш» не выговаривала. У нас там, действительно, желтопузик прижился: днем в распадке отлеживался, а по утрам на крышу палатки залезал – там солнышко самое первое. Да-да, она светленькая была. Я вас познакомил, ты побыл с нами немного и дальше куда-то пошел. Ты не помнишь, как ее звали? На «Л» как-то, я же вас знакомил, ну, можно было запомнить!

(Слушает. )

Да, конечно, смешно. Но, знаешь, ничего в голову не идет, пока не вспомню – как будто держит меня кто-то на ее имени! Нет, «Лика» - это у Чехова. Да, вообще, чеховская ситуация – лошадиная фамилия. Ладно, извини, рад был тебя слышать. Все, Аркаш, до связи!

(Слушает. )

Да, хорошо, спрашивай, если смогу - отвечу.

(Слушает. )

Ну да, никто, конечно, не ждал и губер обделался. Нет, не было пяти: три, три с половиной. А ты, извини, не обосрался бы, если б у тебя под окном толпа стояла – не большая такая толпеца, всего-то в три тысячи - и требовала бы, чтоб ты вышел с ней побеседовать? Ну, и нормально он действует, как все: сначала обосрутся, а потом лютуют. И что? Нет, что ты хочешь сказать?

(Слушает. )

Аркаш, а помнишь такой анекдот был старый, как поругались два ассенизатора – причем оба на одной машине работают. Ругались-ругались, все матюги кончились, всё, что могли друг другу сказать– сказали, притихли оба, а потом один и говорит: «Эх, ты, подчищала, никогда тебе не быть загребалой»!

(Слушает. )

К тому, Аркаш, что мы с тобой - на одной машине. Причем я – загребала. Я опер. Мне командуют загребать – я и загребаю, а ты - адвокат, ты всегда подчищаешь…

(Слушает)

Это вообще не телефонный разговор. Я читаю твои статьи, вообще, знаю ваши все аргументы, и даже с чем-то согласен… Но, если коротко, то перед тем ты тогда к нам на Фиолент пришел – была гроза и ливень. И страшный селевый поток – вниз, с обрыва. Явление природы такое. То есть, ты можешь, конечно, встать геройски грудью против селевого потока. В лучшем случае, ты просто будешь весь в грязи и в синяках, хорошо, если вообще живой. Нельзя бороться с явлениями природы, в том числе – природы социальной. Ну, ладно, всё, извини, нашли мы с тобой время и место…

Нет, не Лиза. Ладно, всё, пока, созвонимася.

(Отключает смартфон. )

Засранец! Подчищала!

(Берется, было, за папки, но оставляет их, набирает номер на стационарном телефоне)

Ты как, Леша? Как дела? Да что ты?! Пришла, дура, и раскололась уже? Эта, которая тенниска в полоску? С сосульками? Что? Так в тенниске и пришла?! Ну, я же тебе говорил – идиоты… Слушай, а чего она била-то его сумочкой своей, мотивы какие?

(Слушает. )

Да. Да… Подожди.

(Кладет трубку телефона, набирает номер на смартфоне, говорит по смартфону)

Это я, Леша. Слушай. Ту девчонку, о которой она говорит, в самом деле били. Есть еще одно видео, ты не знаешь: та девчонка на асфальте и трое омоновцев бьют ее по голове - ногами в берцах. Девчонка сейчас в коме лежит, врачи пока, слава богу, помалкивают… И вот, значит, она это видела… Слушай, а она вообще кто? Откуда?

(Слушает. )

Как?! Повтори! Лейла? Лейла, Лейла, конечно – Лейла!

(Остервенело стучит по столу костяшками пальцев - до крови. Кровь он слизывает - быстро и зло. )

Блядь! Блядь! Блядь! Бля-я-я-дь!

(Говорит по смартфону)

Значит так, Леша. Сейчас ты берешь этот протокол и рвешь его нахуй. В мелкие клочки. Потом найдешь – там, в кабинете, на шкафу сверху, с той стороны, где окно – найдешь пепельницу железную. И сожжешь в ней все обрывочки. Ты понял? Ну, хорошо. А сейчас передай ей смартфон. Лейле-Лейле, кому же еще?!

(Ждет. )

Лейлочка, послушай… Это не важно, кто я. Дядька один. Взрослый. Скажи, Леша порвал протокол? Да, следователь. Хорошо. Слушай внимательно. Ты, как положено, явилась по повестке. И вообще ничего не отвечала и не говорила, ссылаясь на пятьдесят первую статью. В интернете потом посмотришь. В общем, ты молчала, как партизанка. Сейчас Леша выпишет тебе пропуск, и ты пойдешь домой. Дома ты сожжешь свою чертову полосатую тенниску, чтобы ее вообще в природе не было. И поменяешь прическу – чтоб никаких сосулек! И позвонишь в Москву по телефону… Записывай.

(Смотрит, диктует. )

8-912-733-11-56 Человека зовут Аркадий Семенович, он адвокат. Знаменитый. Ты скажешь ему, что ты от Славика, от Вячеслава Андреевича, он поймет. И скажешь, что тебе шьют триста восемнадцатую, часть первую. Запиши. И спросишь, какого адвоката он мог бы порекомендовать тебе в нашем городе. Позвони ему обязательно и обязательно свяжись с адвокатом, которого он порекомендует. Знаешь, может быть, тебе, вообще, ничего это не понадобится… Ничего с нами не будет – мы на ладони его! Да так… вроде присказки. Но с адвокатом свяжись обязательно и сделай все, как я сказал.

Кладет смартфон на стол, отодвигает в сторону папки, подпирает щеку рукой, да так и замирает – улыбаясь чему-то далекому и невидимому.