ПОСЛЕДНИЙ КОРОЛЬ СЕВЕРА

Рассветное солнце поднималось вверх, создавая сияющую рябь на поверхности реки. Сине-зеленые воды Трезубца плескались, подгоняемые деревянными веслами. Где-то совсем недалеко, впереди, виднелся берег, который зарос высоким камышом так густо, что за ним нельзя было увидеть те человеческие силуэты, которые Торрхен пытался разглядеть. Именно к ним он плыл. Именно ради них ему пришлось сесть в эту деревянную лодку и слушать, как тяжелое весло с плеском опускалось в воду и отталкивалось, гоня лодку вперед, к южному берегу Трезубца. Вперед к месту, где ему суждено будет коснуться коленом земли.

Короли Севера никогда не касаются коленами земли. Не для этого им Старые Боги дали власть, дали честь и силу! На Севере правит сильнейший и каждый северянин привык к тому, что этот сильнейший – КорольСтарк из Винтерфелла, свирепый лютоволк, который за их покорность дает им защиту и возможность проснуться завтра живым. Торрхеном был одним из этих Старков, одним из сильнейших. Но что делать, если впервые за тысячи лет нашелся тот, чья воинская слава, чье могущество и воля могут повергнуть Старка в прах? Торрхеном был воином. Он был рожден бороться. А бороться за власть, за свое место под неласковым северным солнцем было для него чем-то необходимым. Его внутренний волк жаждал схватки, а его разум требовал смирения. Король Севера, всегда уверенный в себе, не мог до конца понять, кто же все-таки выиграл и кто же был прав. Пока, его разум одержал победу. Если бы не он, то Торрхен бы не плыл сейчас через Трезубец. Но что-то внутри глодало его.

- О чем вы размышляете, Ваше Величество? – услышал северянин звонкий голос лорда Мандерли. – Небось, пытаетесь понять все свое содеянное?

ВейлонМандерли, высокий и поджарый, с острым, скуластым лицом, светловолосый, с обескураживающей улыбкой и острым языком, был порядком младше Торрхена, но при этом уже успел завоевать его благосклонность и даже уважение. Уважать его можно было за многое, кроме его пагубной привязанности к алкоголю. Пьяный Вейлон преображался и будто терял контроль над собой, отчего и совершал различные выходки, начиная с банальных приставаний к роскошной кухарке Мине, и заканчивая чем-то постыдным, вроде ведра с помоями, надетого на голову. Бочонок борского золото, столь обожаемый им, раскрепощал лорда Белой Гавани и пускал в ход его острый язык, который Торрхену иногда хотелось вырвать раскаленными щипцами, если бы этот же язык не выдавал чего-нибудь мудрого время от времени. Именно на это и рассчитывал сейчас Король Севера.

- Скажите мне, лорд Вейлон, о чем будут рассказывать легенды, сочиненные про меня – о трусливом короле, который с большим позором и без всякой борьбы склонил колено пред врагом, или же о мудром короле, который спас свой народ, жертвуя собственным титулом? – спросил его Торрхен.

Лорд Вейлон рассеяно улыбнулся и почесал свой подбородок.

- Это зависит от взгляда человека на жизнь, Ваше Величество. Могу точно сказать только одно: вы – король, который лишил любимых подопечных Эйгона еды.

- Я ждал серьезного ответа, милорд.

- Эйгон тоже ждал серьезного ответа и все-таки дождался. Надеюсь, вы не пришлете ко мне мейстеров и своего брата только из-за того, что мой скудный ум не смог придумать умного ответа на ваш вопрос?

Торрхен лишь вздохнул в ответ. В воздухе повисла тяжелая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь его слугой, который с плеском опускал весла в воду. Король снова повернулся и посмотрел вдаль, на приближающийся берег. Силуэты еще не были видны, но из зарослей камыша едва выглядывали три головы, одна из которых, черная как смола, была видна яснее всех. Это было все три дракона вероломного валирийца, которых он привел с собой. Королю не доводилось их видеть, но он все равно испытывал страх к ним где-то глубоко внутри. Дыхания одного Балериона хватило, чтобы огонь поверг величайшего тирана, именуемого Харреном Хоаром, и разрушил его огромный замок. А дыхания всех трех хватило, чтобы солдаты Простора и Запада, еще не сгорающие в агонии, бежали оттуда, гонимые животным страхом. Страхом, лишившим их разума. Он не сомневался, что среди юных вояк, переживших Пламенное Поле, было немало тех, что поседели за одну ночь, подкрепляемую бессонницей и ужасными видениями, приходящими, когда те едва закрывали глаза. Если три бестии были бы вновь выпущены, вся могучая армия Торрхена, а потом и его дом, были бы сожжены дотла и потеряны навсегда. Разве не из-за этого действительно надо дать клятву, что ты отказываешься от своего титула и своей гордости?

- По правде говоря, Ваше Величество, я бы на вашем месте поступил бы также, - нарушил тишину лорд Мандерли, - а все ваши вассалы, что предлагают бороться или хотя бы обороняться, просто форменные глупцы. Хотя винить их в этом сложно – они просто не знают правды. Они не говорили с Хоарами, с бедным Лореном Ланнистером, который со стыдом бежал с поля боя, и прочими.

Лорд Вейлон не скрывал своего отношения к упрямым, вспыльчивым лордам Севера. Он считал их недалекими, а они за глаза именовали его «выскочкой из Простора», несмотря на то, что Мандерли бежали с зеленых земель на Север вот как уже тысячи лет назад. И поэтому когда Амберы, Гловеры, Болтоны и прочие знатные лорды, северяне от мозга до костей, наперебой советовали Торрхену отступать ко Рву Кейлин или же наоборот, перейти в наступление, Лорд Вейлон с нескрываемым неудовлетворением смотрел на них молча. А его собственная позиция вызвала шквал недовольства. Он был единственный, кто хотел мира.

- Как мы можем говорить с ними, милорд? Они мертвы. Для нас это значит, что Эйгон сильнее нас и мы должны подчиниться ему; для других это значит, что Эйгон сильнее нас и мы должны перебороть его. Мы с вами слышали истории о Харренхолле и Пламенном Поле из первых уст и поняли, что надо делать. Мы передали эти истории другим, но лорды Севера с нами категорически не согласны, я не говорю о собственном брате. В ком правда? – заговорил в ответ король.

- Правда в том, чьи поступки принесут Северу процветание и счастье. Я не знаю, насколько будут все счастливы от того, что Север потерял независимость, но они по крайней мере будут живы – по- моему, это огромный повод для того, чтобы быть довольным нынешним положением северян.

- Другие лорды этого не поймут. Им мало жизни – они жаждут свободы.

Лорд Мандерли сначала широко улыбнулся, а потом громко и раскатисто засмеялся. Слуга вздрогнул и разжал пальцы правой руки от неожиданности, от чего одно из весел с плеском устремилось в воду и достигло бы дна, если бы мальчишка, слезно извиняясь, не поймал его. Торрхен показал недовольство своим выражением лица, а Вейлон засмеялся еще пуще прежнего – наверное, валирийцы могли услышать его с того берега.

- Так, о чем мы говорили? Ах да, о лордах, жаждущих свободы. Скажите мне, Ваше Высочество, насколько свободными они будут, когда под заревом будут лежать их обгорелые трупы? Обретет ли ваш брат- бастард свободу, когда его меч, оставивший лишь царапину на толстой коже драконов, упадет наземь, раскаленный докрасна горячим дыханием потревоженного Балериона? – с насмешкой в голосе говорил лорд Вейлон.

Король Торрхен нахмурился. Его брат Брандон Сноу не был бы самим собой, если бы не показал свою доблесть и отвагу, предложив единолично пробраться в логово Эйгона и отрубить голову каждому из его драконов. Стоило ему предложить это, как в глазах многих он показался величайшим смельчаком, а в глазах не менее большого количества людей – величайшим глупцом. Сам король относил себя ко второй группе северян.

- Вы ведь прекрасно знаете, милорд, что вы правы. Надо лишь подождать – тогда и другие поймут это. Северяне всегда были чуть больше воинами и чуть меньше дипломатами. Они бы с удовольствием преподали валирийцам урок – выжгли бы их земли, как выжигают их драконы, бросили бы на пол их обнаженных жен и изнасиловали, а потом ограбили бы их дома. Но вечно воевать невозможно! – сказал король.

- Особенно когда есть вероятность, что, скорее всего, урок преподадут тебе. Я бы сказал, очень большая вероятность. Но при этом никто даже в мыслях не пытается ставить себя на место проигравшего. Интересно, почему? – съязвил лорд Мандерли. После небольшой паузы он внезапно снова заговорил. – Знаете, неплохо было бы сейчас выпить кружку вина. Да хотя бы даже кружку того тошнотворного эля, который подают в северных тавернах!

Король приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать, но отчего-то замялся и умолк. Помолчав немного, он все-таки ответил:

- Да. Неплохо было бы, милорд.

Торрхен облокотился на борт лодки, отчего та немножко накренилась вбок со скрипом. Он окинул взглядом воды Трезубца, которые под ярким светом солнца, уже стоявшего высоко над их головами, были еще чище и ясней. Поверх илистого дна Торрхен увидел свое лицо, которое было настолько серьезным, настолько холодным, что казалось, будто от одного взгляда его глаз Трезубец покроется толстой коркой льда. Но при этом в его взгляде сквозила не то странная, непривычная ему усталость, не то смятение. Король зачерпнул в ладонь немного воды, еще не прогревшейся солнцем, и плеснул ею себе в лицо.

Даже такое освежающее утреннее омовение не придало ему ни ясности в голове, ни спокойствия в сердце. Казалось, будто на данный момент существует лишь Трезубец, слуга-гребец, который с тихим плеском и мелодичным свистом опускал весла в воду, язвительный лорд Вейлон и южный берег, к которому они подбирались все ближе. А на нем его ждали высокие, белобрысые валирийцы, во главе с Эйгоном, и три мейстера, вместе с его братом Брандоном. Торрхен молил Старых Богов, чтобы Бран не наделал ничего глупого и не воплотил в жизнь ни одну из его безрассудных идей, которые он, с упрямством и порывом истинного северянина, отстаивал в Винтерфелле, размахивая мечом. Этим мечом он поклялся перерезать горло всем драконам «заморской крысы», но судя по глубокой и даже угрожающей тишине, на другом береге реки не происходило ровно ничего.

Торрхен снял с себя корону и задумчиво повертел в руках. В письме мейстеры сообщили, что помимо преклонения колена, он должен будет отдать Эйгону еще и свою корону, чтобы окончательно отречься от своей власти. Король не сомневался, что брат его счел этот жест унизительным и попытался оспорить его право на существование – другой причины на то, чтобы переговоры длились целых несколько дней, сложно было придумать. Сам же Торрхен не считал это нечто постыдным. Скорее, ему жалко было саму корону. Он не знал, какие короны у валирийцев, но северная на их фоне наверняка выглядела проще. Совершенно обычная, сделанная из грубого, твердого железа, она лучше всего отражала всю широкую душу, живущую в сильных телах северян. Потерять ее значило больше, чем потерять статус короля. Это значило потерять кусок древней, многотысячной истории Старков и оставить ее своим потомкам лишь в виде мейстерских записей, что звучало удручающе. Ведь бумага стареет, желтеет и крошится, но железо крепко всегда.

- Мне кажется, что мы совсем близко, Ваше Величество! – громко сказал слуга.

Торрхен надел на себя корону и обернулся. Слуга был прав. Если раньше берег Трезубца был далек, то сейчас до него было почти рукой подать. По всему пологому берегу, к тому же еще и пустив корни под воду, в самое дно реки, рос сочно-зеленый камыш. Чем ближе их лодка приближалась к берегу, тем выше и выше он становился и, качаясь на толстой зеленой ноге, он склонял свою коричневую голову к путникам. Лорд Вейлон, ухмыльнувшись, дотронулся до него рукой. Торрхена же мало интересовал растительный мир Речных Земель – он считал секунды, которые оставались до того момента, когда их лодка, пересекшая всю реку за утро, наконец уткнется в рыхлый, илистый берег. Секунд он сосчитал немного – слуга решил напрячь все свои скромные силы и из-за всех оттолкнулся веслами от воды, отчего лодка со свистом рассекла своим носом южный ветер, закачавший головы камыша, и аккуратно пришвартовалась к берегу.

Настал тот момент, которого Король Севера долго дожидался и при этом оттягивал.

Опершись на борт лодки, Торрхен встал и ступил на землю. Сразу за ним из лодки вышел лорд Мандерли. Слуга тоже хотел выйти, но король замотал головой, указывая ему, что тот должен остаться там, где был. Сам же король вместе с лордом Вейлоном поднялся вверх, погружая свои ноги в вязкую землю. Двое мужчин вышли из зарослей камыша и, как по волшебству, вместо рыхлой почвы их нога ступила на твердую и каменистую, на которой росла короткая трава и неприметные кустики. В воздухе витал едкий горелый запах, словно кто-то развел костер прямо у берега. На самом деле, оба знали, кто или что источает такой запах.

В небесах парили три дракона. Торрхен слыхал, что они очень огромны, но он и представить не мог, что на свете есть живое существо, которое может достигнуть таких необъятных размеров. Больше всего выделялся самый рослый из них – Балерион, личный дракон Эйгона. Эта адская тварь была больше всех королевских замков, которые только видел северянин, наверняка даже Харренхолла – учитывая его незавидную судьбу. Торрхен не сомневался, что если этот дракон пролетит над Винтерфеллом, он полностью накроет его тенью своих широких крыльев. Он и сам был как тень – его угольно-черная чешуя покрывала его с головы до пят и на ней выделялись лишь ярко-желтые глаза, как две луны на небе морозной ночью. Увидев чужаков, Балерионзастыл на одном месте и обнажил свои клыки, которые показались северянам настолько длинными, что если поставить друг на друга двух людей, те своим ростом никак не сравнятся с длиной драконьих клыков. Наиболее устрашающий вид им придавала их острота. Сколько бы ты ни точил свой меч, он никогда не будет столь же острым, как клыки Балериона. Король представил, как они бесшумно вонзаются в плоть поверженной жертвы, и даже побледнел. Он не побоялся бы смотреть в лицо многотысячной армии Эйгона, которая в полтора раза превышала армию Севера; но смотреть в глаза дракону долго не смог бы никто из тех великих храбрецов, коих воспевают барды.

Помимо Балериона, в небе летали еще два дракона, которые принадлежали сестрам валирийца – их имена были мудреные и Торрхен их не запомнил. Они обе были мельче, чем их черный собрат, но одна драконих все равно выделялась своим ростом и наверняка когда-нибудь могла стать даже больше, чем дракон Эйгона. Она тихо и грациозно бороздила небо над берегом, а ее серебряная чешуя переливалась под лучами солнца, как великолепный и смертоносный меч из крепкой стали. Мимо нее летала вторая дракониха, самая маленькая из всех трех тварей. Она была зла и беспокойна, как воин перед кровопролитным боем, и с огромной скоростью летала во все стороны, едва ли не сбивая своего брата и сестру. Она громко ревела, а из ее ноздрей клубами валил черный дым. Застывши в небе, она, неожиданно для всех, раскрыла свою пасть и пустила длинную струю ярко-красного пламени. Ее пасть была даже больше, чем Торрхен ожидал. В нее наверняка могли въехать все его всадники, один за другим. Король начал понимать, насколько глупы были советы его вассалов, подстрекавших его к битве.

Прямо под тремя драконами расположился военный лагерь валирийцев. Своим масштабом он, хоть и не мог сравниться с драконами, все равно поражал двух северян. Бесконечные палатки тянулись далеко за горизонтом, и не было счета солдатам, которые сновали под развешанными везде флагами дома Таргариенов. Каждый из воинов делал что-то свое – чистил меч, разговаривал со своими соратниками, искал что-то в палатке. Среди них можно было увидеть всех: просторцев, речных и штормовых лордов, знатных людей Запада…. Торрхен сбился, пытаясь подсчитать знамена всех домов, которые он мог увидеть. Но всех этих людей объединяло одно – они пришли бороться за валирийцев, ибо те были сильнее и могучее их. Если бы Король Севера смог взять бы с собой всех остальных своих вассалов, то их воинственный пыл наверняка уступил бы трезвому рассудку, который бы убедил их, что скрестить мечи в бою с этой могущественной армией было бы равносильно добровольной смерти.

Наконец, перед лагерем, ближе всего к двум северянам, стоял его предводитель – сам Эйгон. По правую руку от него стояли четыре лорда, тоже валирийцы. Эйгон, как и его лорды-соратники, был высок, мускулист и, без сомнений, хорош собой. Легенды о красоте этих чужеземцев ходили везде, и сейчас эту красоту можно было увидеть воочию. У него были короткие волосы необычного серебряного цвета и фиолетовые глаза – такого сочетания никто из вестеросцев раньше не видал, поэтому валирийские воины и их предводитель вызывали у многих не то замешательство, не то благоговение. Сам Эйгон они был гладко выбрит и его лицо не покрывал ни один шрам. Но при этом один его взгляд показывал всю его воинскую мощь, его достоинство и силу, которая была в этом человеке. Он был одет в цвета своего дома – его тело покрывала кольчужная рубашка из черных чешуек, которая давала ему сходство с его драконом, а на плечах был застегнут кроваво-красный плащ, достающий до земли. Голову драконьего короля венчала корона, которая представляла собой простой стальной обруч со вставленными в него рубинами, под цвет плаща. Опирался он на меч с черной рукоятью в виде голов дракона и острым и длинным лезвием, сделанным из яркой, переливающейся стали – такой, какой Торрхену видать не доводилось.

По левую руку от него стояли три мейстера в своем одеянии и сам Брандон Сноу, брат-бастард Торрхена. Эти люди были совсем не похожи на валирийцев, которые стояли напротив. Это выглядело так, как будто столкнулись два мира, совершенно разных и совершенно чуждых друг другу, между которыми ранее лежала большая пропасть. Брандон был невысок, но широкоплеч и коренаст. У него были темные волосы, доходящие до плеч, и жесткая, густая борода. Несмотря на то, что в Речных Землях было гораздо теплее, нежели на Севере, он не отказался от своего северного одеяния и тяжелого плаща с мехом. Лицо Брана было жестким и холодным, было видно, что, несмотря на согласие на союз с врагами, он питал к ним неприятие, которое, ввиду его упрямства, вряд ли когда-нибудь перерастет в дружбу. Он стоял неподвижно, сжимая рукоять своего меча и свербя своими серыми глазами иноземных лордов.

Торрхен надеялся примириться с валирийцам и принять их владычество, но не пустить их близко к северу. Ведь валирийцы был воплощенным пламенем, способным бушевать и уничтожать все на своем пути, а северяне были настоящим льдом, холодным и стойким. И каждый знает, что пламя всегда плавит лед.

- Брат! – радостно воскликнул Брандон, на время убравший с себя свой угрюмый лик. Он подошел к Торрхену и пожал ему руку. – Я рад, что ты наконец сюда добрался!

- Я тоже рад тебя видеть, брат. Я вижу, переговоры прошли успешно, - ответил Торрхен.

- Если ты это называешь успехом – твое право, - ухмыльнулся ему брат. После этого он перевел взгляд на его спутника. – Здравствуй, лорд Мандерли.

- Я тоже чрезвычайно рад видеть вас, лорд-бастард.

Бран вновь нахмурился. Он будто хотел что-то сказать, но низкий голос Эйгона прервал его:

- Я вижу, что вы, северяне, цените семейные узы и относитесь уважительно друг к другу. Я считаю это одним из лучших достоинств не только вашего народа, но и моего. Поэтому я надеялся на разумный диалог с вашими представителями и получил его. Раз вы уже здесь, король Торрхен, вместе с вашим близким советчиком, не стоит ли нам перейти к тому, ради чего вы пришли к нам?

- Бесспорно, король Эйгон, - улыбнулся во всю ширь лорд Вейлон.

К сожалению, сам Король Севера не обладал таким обаянием, как свой друг из Белой Гавани. Он лишь медленно кивнул и подошел ближе.

- Согласно условиям, которые мы обсудили с вашим дражайшим братом и тремя мейстерами, вы, король Старк, обязуетесь склонить свое колено и признать меня, Эйгона из дома Таргариенов, своим сюзереном и королем объединенных королей Вестероса. Признав мою власть над собой, вы отдадите под мое командование всю свою армию для помощи в завоевании. В обмен на это, я оставляю вам и вашим вассалам не только жизнь, но и власть, - говорил Эйгон. - Мейстеры запишут это событие в свои свитки, чтобы оно вошло в историю Вестероса, а доверенные лица с обеих сторон, включая моих ближайших лордов-советников, вашего брата и вашего спутника лорда Мандерли, станут свидетелями легитимности нашего соглашения.

- Все верно, Ваше Величество… Я готов, - ответил Торрхен.

Северянин сделал глубокий вдох и подошел еще ближе. Он чувствовал себя почему-то спокойнее, чем раньше. Возможно, это из-за знакомства с валирийцем – раньше ему доводилось верить лишь слухам, поэтому тот внушал ему некий страх и, несомненно, неприязнь. Но нахождение рядом с ним давало странные чувства. Некоторые из них он понять не мог, но он точно знал, что среди них есть уважение. А завоевать уважение северянина можно было лишь одним способом – показать, что ты сильнее и могущественнее его. Об этом Торрхен подозревал и раньше, слыша рассказы о бесславном конце тирана Харрена и мятежныхГарденеров. Но увидеть это воочию было гораздо важней всех рассказов. Эйгон был, без сомнения, человеком выдающимся, и мог стать не менее выдающимся королем. Северянина утешало то, что встать на колено перед таким мужчиной было почетнее, чем перед мужчиной тщеславным или трусливым.

Наконец, Торрхен встал на свое левое колено. Он медленно поднял руки к голове и снял свою корону. Он знал, что держит ее в последний раз, но иного пути не было. Корона была аккуратно опущена прямо на землю, к ногам валирийца. Прежде чем произнести клятву, Торрхен бросил быстрый взгляд на своих соратников. Брандон был еще серьезнее, чем прежде. По его лицу можно было сказать, что он напряжен, а его глаза смотрели в одну точку – на Эйгона, будто он был лучником, целящимся в свою жертву. Вейлон же стоял расслабленно, с руками за спиной и легкой полуулыбкой на лице. Его плащ с символом дома Мандерли колыхался на ветру, а меховой плащ Брана даже не колыхнулся – это будто отражало их мысли и чувства. Наконец, Старк повернулся обратно, поднял голову вверх и посмотрел Таргариену прямо в его фиолетовые глаза.

- Я, Торрхен из дома Старков, первый своего имени, король Севера, отказываюсь от своего королевского титула, и признаю вашу власть надо мною, король Эйгон из дома Таргариенов. Я клянусь, что стану верным поданным для вас и вашего новообразованного королевства, в которое войдут мои родные земли Севера, а мои солдаты будут бороться под вашими знаменами так же отважно, как они боролись под моими. Примите эту корону, король Эйгон, как знак того, что отныне властвовать над моим народом будет лишь один король – и им являетесь вы.

Эйгон наклонился и взял корону. Осмотрев ее, он с удовлетворительным видом кивнул и посмотрел на Торрхена с неким снисхождением в глазах. После этого он подозвал одного из своих лордов, что-то шепнул ему и отдал корону. Взгляд его был снова обращен на северянина.

- Вчера, когда еще сгущались сумерки над вашими землями, вы были королем. Но сегодня, с рассветным солнцем, вы приобрели титул лорда Старка и Хранителя Севера. Я благодарю вас, лорд Старк, за то, что вы признали меня вашим королем, и прошу вас встать, - сказал Эйгон.

Наконец, все было окончено. Торрхен было такое чувство, будто с него сняли какую-то тяжкую ношу, что давно давила на его плечи. Он встал и еще раз почтительно поклонился перед своим новым королем. Тот же, несколько удивившись такому жесту, снова кивнул ему в ответ. Северянин хотел попрощаться и поскорее вернуться на тот берег, к солдатам, но вдруг заметил нечто странное, что захватило его внимание - над ними всеми появилась огромная, черная тень. Лорд Вейлон задрал голову наверх и с немым удивлением показал пальцем в небо. Торрхен тоже посмотрел наверх и увидел, как над ними кружил Балерион, опускаясь ниже и ниже. Никто даже не успел среагировать, как дракон приземлился на траву прямо рядом со своим повелителем. Над землей поднялось огромное облако пыли, разлетающееся из-за черных хлопающих крыльев огромного ящера. Мейстеры начали судорожно кашлять, лорд Вейлон будто потерял дар речи, Брандон напрягся еще сильнее, а валирийские лорды, хоть и были менее удивлены, с непривычки шарахнулись от Балериона. Сам Торрхен замахал рукой, стараясь разогнать пыль, и сквозь рассеивающееся облако он четко увидел черную тварь, преспокойно сидевшую рядом с хозяином. Она опустила голову к земле, а из ее ноздрей валил дым, еще темнее, чем сама чешуя. Два больших желтых глаза были сощурены. Эйгон широко улыбнулся и положил руку на голову Балериона.

- Пугает ли вас мои драконы? – спросил он.

- Не то слово. Ужасающий зверь! – резко сказалБран, скорее со злостью, нежели со страхом в голосе.

- Я думаю, что наш дражайший друг пытался сказать, что ваши заморские создания, несомненно, поражают своими масштабами, - мягко добавил лорд Мандерли.

- Это правда. Вы, вестероссцы, раньше не видали ничего подобного. Знаете девиз моего дома? «Пламя и кровь». Кровь – воплощение наших доблестных воинов, это то, что они несут. А пламя – воплощение наших драконов, великих и смертоносных, - сказал Эйгон.

- Так же как и лед – воплощение нас, северян! – воскликнул Брандон.

«И пламя всегда плавит лед» - подумал Торрхен.