8. Как в данном эпизоде «Отцов и детей» намечается основной конфликт произведения?

‒ Вот мы и дома, ‒ промолвил Николай Петрович, снимая картуз и встряхивая волосами. ‒ Главное, надо теперь поужинать и отдохнуть.

‒ Поесть действительно не худо, ‒ заметил, потягиваясь, Базаров и опустился на диван.

‒ Да, да, ужинать давайте, ужинать поскорее, ‒ Николай Петрович без всякой видимой причины потопал ногами. ‒ Вот, кстати, и Прокофьич.

Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке с медными пуговицами и в розовом платочке на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за спину.

‒ Вот он, Прокофьич, ‒ начал Николай Петрович, ‒ приехал к нам наконец... Что? как ты его находишь?

‒ В лучшем виде-с, ‒ проговорил старик и осклабился опять, но тотчас же нахмурил свои густые брови. ‒ На стол накрывать прикажете? ‒ проговорил он внушительно.

‒ Да, да, пожалуйста. Но не пройдете ли Вы сперва в вашу комнату, Евгений Васильич?

‒ Нет, благодарствуйте, незачем. Прикажите только чемоданишко мой туда стащить да вот эту одежонку, ‒ прибавил он, снимая с себя свой балахон.

‒ Очень хорошо. Прокофьич, возьми же их шинель. (Прокофьич, как бы с недоумением, взял обеими руками базаровскую " одежонку" и, высоко подняв ее над головою, удалился на цыпочках. ) А ты, Аркадий, пойдешь к себе на минутку?

‒ Да, надо почиститься, ‒ отвечал Аркадий и направился было к дверям, но в это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной; особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов.

Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивую руку с длинными розовыми ногтями, ‒ руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику. Совершив предварительно европейское " shake hands" (рукопожатие (англ. )), он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек, и проговорил: «Добро пожаловать».

Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки не подал и даже положил ее обратно в карман.

‒ Я уже думал, что вы не приедете сегодня, ‒ заговорил он приятным голосом, любезно покачиваясь, подергивая плечами и показывая прекрасные белые зубы. ‒ Разве что на дороге случилось?

‒ Ничего не случилось, ‒ отвечал Аркадий, ‒ так, замешкались немного.

12 3 Следующая ⇒