|
|||
14 июня, воскресенье. 15 июня, понедельник14 июня, воскресенье Утром уехали Фраер с Марихуаной. Забили с ними в Симфере стрелу, проводили до трассы. Ромашка сбегал в магазин за папиросами и хлебом, но вернулся только с хлебом. Курева не было. Да, что-то я курить много начал в последнее время. Все Немет, гад, виноват. Я прекрасно помню этот момент — этой весной дело было, — когда мы очнулись у него дома и я обнаружил, что трава кончилась. А курнуть страсть как хотелось. Он и предложил: забей, говорит, в папиросу табаку, и будет у тебя иллюзия, что это трава. Я выбил из двух папирос табак, вытянул штакет, забил. Затянулся, а меня как вперло! Так зачем, думаю, трава, когда обычный табак так башню сносит?! Так и закурил. Первую неделю вставляло, потом перестало, а уже втянулся. Днем пошел дождь. Сильный какой, с ветром! Пересидели в пещере, потрепались. Солнце вернулось так же внезапно, как и ушло, даже позагорать успели. 15 июня, понедельник Понедельник — день тяжелый. Часа в три ночи был великий туман — не видно ни зги. Даже до ветру отойти было страшно, как бы не свалиться с обрыва. К шести туман ушел, мы с Натху проснулись, покушали — и в путь. Ромашка остался на Челтере, решил к морю не ездить. До Танкового шли пешком, там застопили машину до Сирени. На станции сварганили маленький костерок и посушили верхушечку, которую я умудрился сорвать в Малосадовом. Там тако-о-о-ой плантарь у человека! Прямо в кустах и покурили. На стрелке в Симферополе не было ни Фраера, ни Марихуаны, что неудивительно, учитывая то, что мы опоздали на три часа. Сели на «оленя» до Алушты, а там начались обломы. Катера не ходят из-за отсутствия в незалежной Украине топлива. Автобус до Рыбачьего только в восемь вечера. Билет на него стоит шесть рублей. Делать нечего, пошли пешком. Пёхали километров пять, а потом повезло — самый тяжелый серпантин пронеслись на автобусе. К счастью, только после этого водитель выяснил, что вознаграждение мы выплачивать ему не собираемся и вообще думали, что он проявил человеколюбие. Оказалось, водитель мизантроп, и дальше мы снова шли пешком аж пятнадцать километров до самой Рыбачки. Устали страшно. Пришли к девяти. А на побережье пусто. Ни одного волосатого, лишь несколько дикарей-туристов на машинах с палатками. Сидим грустно на берегу, курим остатки верхушечки малосадовской. Приехали, блин. Пойду, думаю, стрельну у кого-нибудь хотя бы хлеба. Стукнул в соседнюю палатку. — Люди, — говорю, — добрые. Дайте пожрать что-нибудь. — А ты кто такой? — спрашивают. — Хиппи, что ли, немытый? — Почему? — Я даже обиделся. — Я вполне себе мытый хиппи. — А откуда ты такой мытый взялся? — Из Москвы, — отвечаю, — взялся. — А, это интересно. А Ринго знаешь из Москвы? Я маленько офигел, конечно. — Знаю, — говорю, — а что такое? Я, — говорю, — его очень хорошо знаю. Я, в общем, его знаю лучше всех. Потому что я Ринго и есть. Полы палатки распахнулись, и из нее вывалилась... моя старинная знакомая Света Татаренко из Харькова, по прозвищу Семь Сорок, с компанией! Вот бывают же чудеса! Когда радость от встречи немного утихла и мы смогли поговорить, Светка поведала, что все, на самом деле, здесь! Мы пошли в бухту Любви, по этой опасной тропинке, чертыхаясь и подсвечивая путь фонариком, стараясь не улететь за падающими вниз из-под ног камнями. Все волосатые там и стоят, прячутся от произвола местных и ментов. И Эйч Питерская с Балабахой, Рома, Сережа и еще куча хиппанов. Посидели с народом, покурили. Тихо у них там, спокойно, но и нерадостно как-то. Наверное, поэтому долго засиживаться в гостях не стали. Когда вернулись к себе на пляж, поиграли, попели. — Лена! Где ты была, сука?! — нечеловеческий вопль рассек ночь. — Что это? — вздрогнул я. — А, не обращай внимания, дринчи там стоят какие-то. Каждый день орут. Спать легли только в два.
|
|||
|