- Ты когда-то пел: «Я хочу умереть молодым». Молодость, вроде, уже на исходе.

- Ты когда-то пел: «Я хочу умереть молодым». Молодость, вроде, уже на исходе...

- Все песни, еще раз повторяю, они немножечко «раки» у нас. «Все идет по плану», например — страшная ведь песня, трагическая, и не «ура» в ней звучит. Она ведь не буквально воспринимается. Таким же образом «Я хочу умереть молодым». Написана от имени определенного человека, на минорной рок-н-ролльной основе. Да, это серьезно. Но это издевательство. Чтобы правильно наши вещи воспринимать, нужно послушать песню, например, «Солдатский сон».

- Что ты считаешь кризисом своего жанра?

- Кризисом своего жанра я считаю кризис всего искусства, кризис культуры. Проявление культуры в том виде, в котором она проявляется. В кино, в литературе, в музыке. Это кризис. Видимо, что-то должно появиться другое. Сейчас люди живут как идиоты, в определенных схемах, полностью заторможенные, заквашенные в этих схемах — какие бы они не были — политические, эстетические, искусствоведческие. Панки-не панки — все равно дураки. Если человек себя как-то назвал — значит, дурак. Если в какой-то одной схеме ценностей находишься — все, обречен! Ты заточен в определенной системе и уже больше ничего не увидишь. Все, что мы делали в этой жизни — мы ломали любые схемы, мы и сейчас их ломаем, и дальше будем ломать. Пока мы живы.

- В одном интервью ты сказал, что чувствуешь себя засланным шпионом. А сейчас что чувствуешь?

- Чувствую, что я здесь родился. Если раньше я чувствовал свою непричастность к тому, что происходит кругом, то теперь чувствую причастность. Может, потому что старый стал. Ощущение такое, что я наконец-то Родину почувствовал под своими ногами. Я здесь живу, да. Я отсель. Не хочу никуда больше.