ПАЛАТЫ КЕНДРИКА

Повозка громыхала на всю степь, легко поднимаясь на частые холмы из торфяника, чтобы потом с головокружительной скоростью нырять в низины между ними. Две великолепные лошади, серая кобыла и темно-рыжий мерин, непринужденно тянули небольшую двухколесную платформу. Приземистые, быстрые животные метались туда-сюда, мгновенно отвечая на все команды кучера.

Возничий не пользовался кнутом, но держал вожжи сильными, уверенными руками. Утепленный от утреннего холода кожаными штанами и шерстяным плащом, ловкий человек легко балансировал на крошечной, покачивающейся платформе, подлетая в воздух каждый раз, когда повозка наезжала на кочку. Крепкая, кожаная кепка покрывала голову ездока, незначительная защита в случае жесткого падения.

На востоке воды Сигова залива мерцали на утреннем солнце. То же сияние, в мельчайших деталях, было запечатлено и на скалистом плато Предела Фэйргейта. Горный хребет растянулся на всю длину горизонта на западе, в то время, как вверху блестело синее небо – первая безоблачная погода после штормовых месяцев. Только за горами, далеко на западе, еще виднелся край облаков, задержавшихся на горизонте.

Впереди повозки простиралось, на первый взгляд, бесконечное пространство холмистых лугов. Возница уверенно управлял мчащейся упряжкой, время от времени прыгая на узкое дышло между лошадьми. Там он, взгромоздясь на него, с подбадриванием и похвалой, побуждал коней тянуть повозку дальше. Небольшое транспортное средство, кренящееся позади лошадей, следовало теперь за животными в овраг, на гравийном дне которого плескался ручей, а затем подпрыгнуло вверх на крутой берег.

Возница удержался, ведя двуколку вокруг валунов по едва заметному пути, чтобы выскочить вновь на открытый торфяник.

– Н-но, вперед, теперь! Давай, Брит! Быстрей, Мышка! – голос был напряженным, и глаза возничего устремились к морю. Лошади двинулись вперед с новой силой, выбивая копытами огромные ошметки грязи. Ветер хлестал приседающего водителя, еще раз взгромоздившегося на дышле между напряженными животными. С разгону преодолев крутой подъем, повозка взлетела над землей так, как будто ничего не весила.

Кер Каллидирр предстал перед глазами, блестя на солнце своими алебастровыми стенами. Туман простирался между холмами, и замок ясно выделялся на его фоне. Высокие крепостные стены тянулись между трех холмов вдоль города, прижавшегося одним своим краем к заливу. Его башни вздымались ввысь, по крайней мере дюжина из них была выше, чем какие-либо другие строения на всех островах Муншаез, представляя из себя то великолепие, которое подходило для дворца и замка Высокого Короля, правителя всех ффолков.

Упряжка начала длинный спуск с галопа, но постепенно возница утихомирил коней и к тому времени, как они подъехали к конюшне, расположенной за пределами замка, замедлились до легкой трусцы.

Здесь крепкие руки возничего показали кротость, слегка натянув вожжи, вынуждая двух взмыленных коней остановиться. Поднявшись вверх, эти руки сняли кожанную кепку, выпустив каскад волос соломенного цвета. Немного завиваясь, похожие на пышную охапку пшеницы, они опустились, словно одеяло, вдоль стройной фигуры, до половины гибкой и величавой спины.

Алисия Кендрик, Принцесса Муншаез, возвратилась в замок, с раскрасневшимися от легкого бриза щеками и бешено колотящимся сердцем.

– О боже, что за поездка!

Она распорядилась, обращаясь к вышедшему навстречу содержателю конюшни, чтобы распрягли ее измученных лошадей. Легко ступив на землю, она сбросила свой плащ, быстро подхваченный подоспевшим слугой. Алисия неспешно зашагала к двери конюшни. Хотя замок был огромен, Кендрик выстроил свои конюшни вне его стен для удобства и еще потому, что за всю свою жизнь, Алисия не помнила никаких угроз ни его высоким стенам, ни другой части королевства ее отца.

Никаких военных угроз, поправила она себя. Она не могла забыть о погодных бедствиях, которые, казалось без причины, постоянно сотрясали Муншаез и сегодняшняя теплота стала определенным вызовом к разбушевавшейся природе.

В течение прошедших пяти лет, которые составляли четверть жизни молодой девушки – острова Муншаез перенесли нападение ужасной силы, но этой силой была взбесившаяся природа, не человек. Зимы с сильными морозами, прерываемые только снежными бурями, которые выли со стороны Великого Бесследного Моря, стремясь похоронить землю под тоннами мокрого, липкого снега, ознаменовали каждый из этих пяти лет. Потом наступала весна, сменяя зиму похожими друг на друга днями с проливными дождями, градом и ветром, казалось решившим оторвать сторожевые башни от земли, выдернув их из ненадежных насестов, и выкинуть в море, объединившимися, чтобы разрушить осажденные острова в течение многих месяцев подряд.

Но хуже всего, возможно, было лето: засуха, неделями разрушавшая землю высокой температурой, не прерываемая ни облачком, ни даже намеком на дождь, сменялась периодами сильных гроз. Молнии полосовали землю, и неистовые, влажные ураганы дули от моря, вырывая с корнями деревья и разрушая дома. Штормы уходили в осень, продлеваясь до самой зимы.

И сегодня, когда они приблизились к началу пятого лета, погода сделала паузу, как будто собирая силы для следующего ужасного разрушения. Небеса оставались ясными в течение многих часов, и ветер смягчился достаточно для того, чтобы напитаться теплотой от солнца, теплотой, от которой принцесса не могла отказаться.

Алисия резко остановилась, когда увидела высокую, худощавую фигуру, возникшую в дверном проеме конюшни. Это был молодой человек в длинном коричневом плаще. Его узкое лицо не было неприятным, хотя имело нездоровую на вид бледность. Он был чисто выбрит, а каштановые волосы были заведены за уши и лежали на его узких плечах. И теперь, словно отвыкший от солнечного света, он, щурясь, смотрел на нее.

– Привет, Кин, – сказала она, одарив его самой обаятельной улыбкой, при этом ослепительно сверкнув свими зелеными глазами. Россыпь веснушек отметили ее щеки и нос, и они, казалось, плясали на ее лице, выражая свой восторг.

Высокий человек, однако, не разделял ее веселого настроения. Его густые брови сдвинулись, когда он предпринял попытку смотреть на нее с гневным негодованием. Хоть и старше Алисии, все же он был еще слишком молод, чтобы эффективно играть роль недовольного учителя.

– Ваши уроки! – напомнил он ей резко. – Ваш отец оторвет мне голову, если вы не сможете продекламировать «Балладу о Симрике Хью» на совете в день летнего солнцестояния.

Алисия вздохнула.

– Я сожалею Кин... я правда учила ее, каждый день, но сегодня. Но этим утром, впервые за много десятидневок, светило солнце. Мышка и Брит тоже были в нетерпении и нуждались в небольшой тренировке, как и ты!

– Вы, не ты, – поправил наставник машинально.

Потом Кин тоже вздохнул.

– На самом деле я не осуждаю вас. Эти последние штормы – одни боги знают, что они значили для всех нас! Эти черные тучи с дождем и градом – даже я был бы рад провести день снаружи.

Действительно, непогода обрушилась на земли Муншаез с необъяснимой яростью в течение прошедшей зимы и весны. Даже среди дикого нагромождения штормов, засух, наводнений и ураганов, которые изводили острова, уничтожая зерновые культуры, замораживая домашний скот и разрушая дома и другие постройки, последние шесть месяцев были особенно изнурительны.

– И даже ты когда-то был молод, то-есть вы, не так ли Кин?

Наставник поморщился, и Алисия почувствовала угрызения совести. Он был не намного старше ее. Кин прожил свою двадцать седьмую зиму, в то время, как Алисии осенью будет двадцать.

– Я сожалею, – добавила она торопливо. – Это было несправедливо. Но я хочу, чтобы вы поняли – в такой день, как этот, у меня не могло быть другого выбора.

– Я знаю, – Кин покачал головой. – Интересно, как король будет меня казнить – отрубит голову или просто повесит.

Алисия засмеялась, понимая, что недовольство ее учителя прошло – по крайней мере, до того момента, когда он мог шутить с ней.

– Скажите мне, что вы предпочитаете больше, и я увижу, смогу ли использовать свое влияние на него. Я – его старшая дочь, вы же знаете.

Она последовала за мужчиной в замок, зная, что Кин не был в опасности, ведь от ее отца не исходило никакой угрозы к нему. Действительно, то уважение, какое ощущали король и королева к наставнику, стало причиной, по которой ему доверили воспитание принцесс.

Когда-то Кин был учеником могущественного чародея, но у Алисии сложилось вечатление, что колдовство оказалось выше его способностей. В конечном итоге, он оставил изучение магии, чтобы посвятить все свое время образованию королевских дочерей. Тристан и Робин Кендрики могли предоставить самых лучших наставников, со всех королевств, своим детям, но они выбрали Кина.

– Ах! Это напомнило мне, – сказал Кин. – Ваш отец послал за вами. Он встречается с графом из Фэйргейта, лордом землекопов и лордом кузнецов в Большом Зале. И в настоящий момент, он, несомненно, с некоторым раздражением, задается вопросом, что же с вами случилось.

Алисия засмеялась снова, при этом совсем не переживая.

– Не сомневаюсь, что он нас обоих четвертует, – поддразнила она Кина, наслаждаясь его раздраженным взглядом, брошенным на нее, пока они шли через высокую сторожку замка.

* * * * *

С яростным напором поднималась холодная сила, проявляясь в виде вздымающихся волн в бушующем море Муншаез. Похожие на зубчато-рваный горный хребет, они, гигантскими валами, двигались во все стороны. И эти гребни были постоянно в движении, вырастая в вышину, чтобы потом обрушиться каскадом на очередной водный вал. Пасмурное небо затмило море, придавая ему угольный оттенок, и дождь хлестал по его гребням и впадинам, заставляя их разрастаться еще больше.

Лежащий под разрываемой штормами поверхностью, мир не прогревался, хотя он и был более спокойным... и более зловещим. Серые глубины стали черными, и даже если бы солнце пробилось сквозь тучи, его лучи не смогли бы проникнуть достаточно далеко под холодную поверхность.

И все же дальше в глубинах давление нарастало и тьма в них была столь непроглядной, будто облитой ледяными чернилами. Даже рыба не осмеливалась заплывать настолько глубоко, и заросли ламинарии оставались намного выше.

Дальше было дно океана – пустынная, заваленная илом равнина, усеянная редкими скелетоподобными образованиями, такими, как остов корабля или кости какого-нибудь морского животного. Невыразительная и плоская, донная равнина тянулась на много миль, пока не достигла места, где опустилась еще ниже, образовав пропасть, похожую на кровоточащую рану на ровной поверхности морского дна. Голые, ровные стены уходили в невообразимо глубокое, намного дальше самых нижних границ обитания рыб и животных, пространство. И все же даже на этой ужасной глубине, под гнетом давления и темноты, была жизнь.

В этом подводном каньоне, занимая всю площадь по обе стороны от круто скошенных стен, сахуагины построили свой город Крессилак. Водные гуманоиды постоянно были злы и голодны, смертельные враги дышащих воздухом людей. Покрытые твердой чешуей, а мужские особи еще и с шипами на спине, рыбы-люди сформировали ужасающую армию, с которой они пробивались все дальше и дальше вверх. Они носили оружие из бронзы, щиты из раковин и сбивались в большие, копошащиеся группы.

Из Крессилака, двадцатью годами ранее, раздалась Песнь Глубин, заманив полчища людей-рыб в войну с ффолками и северянами поверхностного мира. Это была война, во время которой войска сахуагинов потерпели сокрушительное поражение.

После битвы, с сильно прореженными рядами и растоптанной гордостью, самолюбивые воины этой злой подводной расы возвратились в свой отдаленный город, чтобы здесь зализать свои раны, прославить своих покойников, наказать своих священнослужителей... и позволить медленно тлеть своей ненависти.

Священнослужители поклонялись Баалу, и это был их призыв, приведший сахуагинов к злополучной войне. Баал теперь был мертвым богом. И поэтому, жрицы медленно умирали с большими страданиями, казненные способом, которым сахуагины предпочитали избавляться от своих врагов.

Только король Крессилака, крупный самец людей-рыб, именуемый Ситиссалом, едва избежал резни, причиненной жрецам, ему помогли в этом лишь его вопли о мщении, ведь он утверждал, что якобы сам был ослеплен грязным колдовством, которое привело к ярости сахуагинов, но он не поклонялся тому, кто привел их к катастрофе.

Таким образом, ненависть короля Ситиссала к обитателям поверхности имела даже более глубокие основания, чем мстительная кровожадность его подданых. И все же, хотя он и во всеуслышание разглагольствовал о человеческом вероломстве и жадности и часто посылал своих самых ретивых воинов вперед, чтобы преследовать и топить корабли людей, король никогда не появлялся на поверхности со времен последней битвы, катастрофы, приведшей к крайнему упадку его морального состояния. Ведь его армия бежала тогда в беспорядке из города Кер Корвелл назад к защищающей темноте моря.

Это поражение открыло нечто более важное для короля Ситиссала. Оно породило в нем глубокое и мстительное недоверие ко всем церковным предметам.

Храмы богов хаоса и зла давно стояли в широких галереях, вдоль длинных, слегка изогнутых скал-стен города. Изваяния Баала и Малара Повелителя Тварей, Талоса-разрушителя и Аурил Ледяной Девы, а также многих других, занимали эти святые места в течение невыразимых веков, но король повелел их все разрушить. Таким образом в то время, когда Новые Боги предъявляли свои права на вероисповедание ффолков, злые боги, почитаемые в глубинах, были отвергнуты своими последователями, а вместе с этим была утрачена и власть над ними.

Отвергнуты все, кроме одного. Верные священники и жрицы Талоса-разрушителя предвидели, с поразительной точностью, день, когда власть их бога достигнет потрясающей известности в Муншаез. Эти чешуйчатые клирики сразу поняли, что сахуагины, в отличие от жителей поверхности свободные от влияния добрых богов и жалких человеческих ценностей, в состоянии достигнуть огромной власти во всем мире. Владение островами было мечтой, которая очень скоро могла стать реальностью!

Ключ к будущему расы сахуагинов, Ситиссал знал это, можно было найти, только победив ненавистных людей и их союзников – дышащих воздухом, дворфов, эльфов и хафлингов. Его отвращение к народам поверхности переросло в явную ненависть, настолько сильную, что для короля Крессилака она стала смыслом жизни.

Служители Талоса подготовили короля к пришествию своего бога. Они послали ему достигших полового созревания жриц для Великого Нереста и они ему очень понравились. В то время, как король отдыхал, жрицы-рыбы нашептывали слова пророчества рыбьему монарху, и Ситиссал мечтал о великом пророке. Король видел, как тот идет, всюду распространяя слово бога, которое приведет людей к их собственной гибели. Талос и его верующие будут властвовать!

Ситиссал видел того, чья кожа была похожа на его собственную чешую. Но этот вестник заявлял свои права на все небо и двигался в его высотах с той же легкостью, с какой король скользил в морской воде. Ситиссал видел, что посланник был не только существом смерти, но и страшной силы.

Готовясь к прибытию посланника – хотя король и не знал, что будет из себя представлять предвестник Талоса – главный сахуагин мечтал о подарке, который он сделает ему. Он хотел встретить великого гостя способом, который будет свидетельствовать о могуществе и богатстве Крессилака. И поэтому Ситиссал решил лично возглавить войско, отправленное на поверхность, чтобы еще раз попробовать на вкус теплую человеческую кровь.

Город сахуагинов лежал глубоко в Море Муншаез, но все же не был далеко удален от торговых путей, соединяющих восточные города островов – прежде всего Кер Каллидирр – с богатыми королевствами Побережья Мечей. Подсознательно король хотел нападать на ффолков и грабить их; давняя месть требовала этого. К тому же их суда двигались намного медленнее, чем ладьи северян, становясь более легкой добычей для стремительных людей-рыб.

Впервые за два десятилетия, король Ситиссал направил великие полчища своих воинов из города в восточном направлении и вверх к солнечному свету и воздуху. И он знал, что в конце его будет ждать приз. А тогда, когда предвестник богов прибудет к ним, сахуагины будут готовы принять его.

Вскоре жрицы поведали королю, что предвестник прилетит в Муншаез и тогда месть сахуагинов сможет осуществиться.

* * * * *

Следуя за Алисией к совету, Кин понял, почему принцесса не беспокоилась о том, накажет ее отец или нет за опоздание. Король потворствовал прихотям Алисии и ее сестры Дэйдры, и такая его манера часто раздражала придворного учителя. Будучи Высоким Королем, Тристан Кендрик был самым могущественным правителем на островах Муншаез, и все же дочерям он всегда отводил больше места в своих мыслях и поступках, и поэтому обе девочки стали несколько испорченными по мнению их трудолюбивого наставника.

Кин наблюдал, как шла Алисия. Она двигалась уверенной походкой воина, что было необъяснимо вместе с очаровательной чувственностью, которая позволяла не принимать ее за мужчину. Он покачал головой, смущенный, но не удивленный осознанием ее женственности. Это было знание, которое посещало его мысли с тревожащей частотой. В течении многих лет он отгонял их, но теперь, когда принцесса стала взрослой, Кин понял, что не поддаваться этим мыслям становится намного тяжелее.

Алисия доверяла ему и обычно относилась к нему с уважением. Из этих двух девочек, она была наиболее приятна в общении, хотя дни, как сегодняшний, заставляли его задаваться вопросом, так ли это. Но независимо от того, что Алисия делала, – даже если это шло в разрез с ее учебой – она делала это с энергией, энтузиазмом и юмором.

Кин знал, что идеальный противовес к Алисии, можно было отыскать в ее младшей сестре, Дэйдре. Родившаяся только спустя год после Алисии, Дэйдра, казалось, была противоположностью своей сестры во всем. Она была мрачной и молчаливой, даже угрюмой, в то время, как Алисия обладала добросовестностью и общительностью, что свидетельствовало о ее смелости. Они обучались одним и тем же человеком, но Кин не чувствовал такого взаимопонимания с младшей сестрой, какое у него было со старшей. Действительно, Дэйдра иногда беспокоила его, поскольку, казалось, она оставалась абсолютно равнодушной ко всем попыткам Кина завязать с ней дружбу, в то же время с жадностью поглащая любую информацию, которую он передавал.

В учебе, надо признать, Дэйдра затмила свою старшую сестру по каждому предмету. Всегда сосредоточенная и настойчивая, темноволосая девушка стояла на своем, когда он пробовал уличить ее в незнании материала или давал непроверенные факты.

Десять лет назад, Дэйдра, возможно, последовала бы за друидами, как когда-то ее мать. Теперь, однако, друиды – те, кто еще жил – в основном только присматривали за сужающимися участками дикой земли, которые еще можно было найти в королевстве ффолков. Их магические способности, которые позволяли им держать контроль над всеми аспектами природы, были утрачены после смерти Богини Матери-Земли двадцатью годами ранее.

Часто размышляя о тех годах, Кин видел в этом большую иронию: ведь тогда были великие победы Тристана Кендрика, которые вознесли ффолков к вершине единства и власти, которую они не знали в течение сотен лет. Владея легендарным клинком, мечом Симрика Хью, молодой король тогда воспользовался помощью друидов и древнего народа островов, дворфов Горных Чертогов и эльфов-ллевирров Синнории.

Все же ценой в той победе было изменение в вероисповедании, от священного поклонения природе при Богине Матери-Земле до превосходства сельского хозяйства, предлагаемого Чантеа, богиней посевов, орошений и тихих, спокойных пастбищ. Великая Мать погибла во время наивысшего триумфа ффолков, и теперь Чантеа и другие Новые Боги уравляли землей.

Размышления Кина были прерваны, когда они достигли дверей в Большой Зал Кер-Каллидира. Огромные дубовые створки нависли над ними, а затем качнулись наружу, открываемые парой гвардейцев в синей ливрее.

Король Кендрик принял решение проводить аудиенции в Большом Зале чаще, чем в его внушительной тронной комнате. Он говорил, что его посетители проявляли большую склонность к общению, когда собирались вокруг огромного очага с постоянным пламенем.

– Привет, пап, – сказала Алисия, игнорируя раздражительный взгляд короля, бегло брошенный на нее.

– Входи, – нетерпеливо произнес Тристан. – Вы, тоже, Кин.

Тристан Кендрик, Высокий Король ффолков, был человеком, добившимся высокого положения, находясь в этой роли. Он сидел в огромном кресле, его длинные каштановые волосы были по-прежнему густы, хотя седина кое-где и осветлила их края. Его борода, подстриженная в полном соответствии с традиционной манерой ффолков, покрывала верхнюю половину его груди.

Расписанная серебром, на его синей тунике была вышита голова одинокого волка, личный герб короля. Над очагом, оскалившись со стены, висела голова огромного медведя, символизирующая единство четырех земель ффолков.

Еще один человек сидел в соседнем кресле, а Дэйдра, с волосами цвета воронового крыла, почти исчезла в маленьком диване, расположенном в нескольких футах от огня. Вверху, тяжелые дубовые доски потолка пересекались между собой и были покрыты сажей и копотью. Темный деревянный потолок терялся в тени, хотя большие окна вдоль каждой из сторон комнаты были открыты, впустив на этот раз свежий воздух, вместо того, чтобы запечатлеть бесконечный шторм.

– Вы знакомы с Эрлом Блэкстоуном, владельцем Фэйргейта, – начал король, указав на посетителя. – Лорды кузнецов и землекопов здесь кратко обсудили свое производство чугуна и угля. Они ушли по своим делам в городе.

– Милорд.

Алисия вежливо кивнула черноволосому, суровому на вид дворянину, жалея про себя, что не прибыла в то время, когда другие два лорда еще присутствовали. Она знала, что управляющие делами кузнецов и землекопов представляли из себя неказистых сельских лордов, ни один из них не обладал блестящим умом, но оба были верными и прямыми.

Не таков был граф из Фэйргейта. Садясь, она снова украдкой взглянула на него. Густые брови графа срослись над его большим носом в виде клюва, и его полные губы под черной бородой разошлись в улыбке, от которой легкий холодок спустился вниз по спине Алисии. Как всегда, она чувствовала беспокойство, находясь рядом с Блэкстоуном, которого совершенно не могла понять.

Среди подданных ее отца Ангус Блэкстоун был самым влиятельным дворянином во всем Каллидирре, осуществляя контроль над территориями у подножия гор Фэйргейт. Здесь располагались поселки шахтеров и литейщиков, которые поддерживали королевство ффолков все эти годы. И все же, каждый раз, когда она была вынуждена находиться в одной комнате с ним, что случалось по счастью редко, принцесса испытывала чувство тревоги, которая заставляла ее плотнее укутываться в плащ и не спускать с самодовольного графа настороженного взгляда.

– К делу, – резко бросил Тристан, и Алисия ощутила, что король раздражен Блэкстоуном. – Продолжайте свой рассказ, – обратился он к могучему дворянину.

Блэкстоун помрачнел.

– Он появился откуда ни возьмись, бредя как сумасшедший. Мой сын спустил на него собак, но он начал колдовать. Собаки сбежали, перепрыгнули через частокол и исчезли в ночи.

– Вы их видели с тех пор? – спросил король.

– Нет, сир. Они, возможно, преследовали какую-то тень на земле! Потом сумасшедший пришел в бешенство от ярости. Моему сыну, Керрэгу, пришлось убить его, чтобы защитить себя!

– Тело? – поинтересовался король.

– Мы сожгли его; ведь он был колдуном или любым другим грязным чародеем! Ублюдок унес жизнь моего старшего сына! – кипятился граф Блэкстоун. – Это было колдовство, Ваше Высочество. Я знаю это!

Он закончил ужасное повествование рассказом об обнаружении тела Керрэга, разбившегося о камни внутреннего двора, о том, как, даже после жестокой силы удара после падения, его лицо сохранило ту отвратительную, как-будто он подвергался пыткам перед смертью, гримасу ужаса.

– У вас ведь есть еще два сына, насколько я знаю? – сочувственно поинтересовался Тристан.

– Да. Гветч и Хэнральд. Старший, Гветч, является моим наследником теперь. Он – хороший рыцарь, Ваше Величество.

«Это любопытно, – подумала Алисия, – что он ничего не сказал о своем младшем сыне, сэре Хэнральде». Она задумалась о рыцаре, способном разочаровать даже такого человека, как Блэкстоун.

– Бред, – подавшая голос из тени, Дэйдра удивила всех, заговорив с графом. – Что говорил сумасшедший?

Дворянин повернулся к младшей принцессе, его темные брови сосредоточенно сошлись.

– Он вышел из шторма. Он стал кричать о гибели, как я припоминаю. И он сказал, чтобы охранники, чтобы они сбежали... сказал, что это был их единственный шанс на выживание. Избежать тьмы, которая возвысилась бы, или что-то в таком же роде.

– Что еще? – упорствовала Дэйдра, ее голос стал резким. – Должно было быть что-то еще.

Блэкстоун ощетинился.

– Я не знаю! Я не могу вспомнить!

– Достаточно, – король Кендрик обратился к графу. – Когда мой посланник прибудет в Фэйргейт, вы предоставите ему охранников и любых других свидетелей, доступных для допроса. Это – все.

– Да, сир, – Блэкстоун согласно кивнул.

– Теперь, – продолжал Тристан, – расскажите мне о деле, которое привело вас в Кер-Каллидирр.

– Конечно, сир. Это дело, как мне кажется, относится к хорошим новостям. Разумеется вы же знаете о том изобилии золота, которое мои горняки вынули из Гранитного Гребня.

– Безусловно. Я получил от этого средства для закупки продовольствия на все эти годы – продовольствия, без которого тысячи моих людей умерли бы с голоду.

– Ну, Ваше Величество, кажется, что золотоносная жила простирается дальше, чем мы даже раньше надеялись. Наши предварительные исследования указывают, что новая находка более обширна и богата, чем любая другая предыдущая жила на островах.

– Превосходно! Увеличение казны позволит нам увидеть, как наши закрома будут полны к зиме. Это все новости, которые вы принесли нам в замок? Или, как я подозреваю, у вас есть что-то еще?

Блэкстоун вздохнул, очевидно с большим сожалением.

– Так, мелочь... пустяки. Я даже не хочу беспокоить вас, Ваше Величество, по этому поводу.

– Лунный Источник, – произнес Кин без обиняков.

– Прошу прощения, что вы сказали? – король Кендрик, нахмурясь, повернулся к только-что говорившему молодому человеку. Даже его любимый молодой учитель, должен был соблюдать границы дозволенного. Между тем, граф Блэкстоун мрачно зыркнул на Кина.

– Это – причина, по которой он приехал сюда, – Кин выпалил, как бы сожалея о своей прошлой реплике, но теперь полный решимости продолжить свое высказывание. – Получение доступа к новой жиле подразумевает разрушение Источника.

– Действительно ли это правда? – король повернулся, чтобы посмотреть на графа.

– Да – если вы можете называть застоявшуюся выгребную яму Лунным Источником! – Блэкстоун подался вперед. Гнев к Кину усиливал его голос. – Все мы знаем, что Матери-Земли не стало, и с нею ушло все очарование ее Источников – всех! Я знаю, что некоторые друиды с дикими глазами все еще ухаживают за ними, но только для того, чтобы сохранить их воды от засорения! Их власть существует только в памяти!

– Мы всегда соблюдали обычай расставания с ее безмятежными Лунными Источниками. Великая Мать – символ и наследие ффолков! – Кин смело противостоял аргументам графа. Король казался довольным, позволяя этим двум вести словесную борьбу; он тихо сидел, наблюдая за каждым спорщиком по очереди.

– Никто не подвергает сомнению мудрость этой политики, – тон Блэкстоуна не был столь же искренним, как его слова. Это прозвучало так, как будто он очень хотел подвергнуть сомнению такую политику. – Но сейчас – дело другое. Исключение требуется!

– Место священно! – упорствовал Кин.

– Достаточно, – король Кендрик заставил спорщиков замолчать. Он посмотрел сначала на участников спора, а затем на своих дочерей. Какое-то время все молчали, понимая, что Тристан собирается говорить.

– Я отправляюсь в Муранн, что на побережье Амна, на этой неделе, – сказал он. – Независимо от погоды. Штормы рассеяли половину последнего каравана торговых судов, и мы потеряли много крайне нужного нам провианта. Лорд Польдо уже участвует в экспедиции к Глубоководью, но даже с его навыками торговать, чтобы помочь нам, ему будет нужно нечто большее! – голос короля усилился, и он внезапно стал казаться очень усталым. – Кроме того, наша казна опасно уменьшилась. Продавцы зерна из Глубоководья и Амна соглашаются торговаться, только пока золота в моих руках много, – Тристан вздохнул. В течение краткого мига он выглядел очень старым. – Мое следующее путешествие исчерпает казну до предела. Я не могу, с чистой совестью, позволить королевству голодать, за счет сохранения памятников исчезнувшей богине.

Кин опустил глаза в пол. Алисия почувствовала внезапный всплеск негодования на быструю капитуляцию своего отца. Еще более тревожащим было его случайное упоминание о Матери- Земле, как об «исчезнувшей богине».

Все же, хоть и возражения сформировались на ее языке, она посмотрела на короля Кендрика и поняла, что бремя его решения уже большим грузом лежит на нем. Она не сделала бы ничего хорошего, добавив свои упреки к его горю.

Вместо этого она повернулась к своей сестре. Дэйдра, казалось, не уделяла особого внимания обсуждению, но Алисия знала, что это было не так. Темные глаза ее сестры были наполовину закрыты, ее тяжелые темные волосы – волосы, которые Дэйдра унаследовала от своей матери – упали на щеки. Она симулировала незаинтересованность теперь, как это делала много раз в своей жизни, возможно чувствуя, что чем меньше людей знает о ее мыслях, тем большую выгоду она может извлечь из этого преимущества. И Алисия знала, что ее сестра, хоть и была еще молодой девушкой, искала преимущество везде, где она могла его найти.

Алисия внезапно поняла, что мужчины встали. Она не услышала последнюю часть разговора, который, оказалось, закончился. Блэкстоун уехал, и, сопровождаемая Дэйдрой, она медленно, в раздумьях, пошла к выходу. Алисия остановилась у двери, задаваясь вопросом о роли Кина во встрече.

Принцесса хотела заговорить с ним, но король остановил долговязого наставника.

– Останьтесь на одну минутку, Кин, – скомандовал он. У двери Алисия занялась своим ботинком, намереваясь подслушать.

– Как вы узнали, что он хочет выкопать Лунный Источник? – спросил король. По его тону было ясно, что он уже понял – как.

– Удачное предположение, я полагаю, сир.

Тристан Кендрик мягко хихикнул.

– Не так, я же знаю вас.

Кин понурил взор, затем вновь взглянул на короля.

– Возможно, Ваше Величество, это потому, что у Блэкстоуна слишком много привилегий. Он кичится своей властью, управляя, как король, в своем собственном графстве! По большей части, он делает все, как ему нравится. И вообще, это просто попытка устранения короля. Лунный Источник – единственная часть его имения, где он по-прежнему чувствует себя обязанным советоваться с вами.

Король кивнул, не обижаясь.

– Боги могут проклинать его, но мне он нужен прямо сейчас. Без золота Блэкстоуна королевство не сможет продержать себя в течение шести месяцев.

– Я знаю, сир.

На мгновение Кин почувствовал всплеск сочувствия к монарху. Это было открытие, видеть, как аккуратно король был пойман в ловушку, которую установили будто бы по необходимости.

Тристан хлопнул молодого человека по плечу.

– Вы нужны здесь, Кин. Что вы здесь делали сегодня, предъявляя свои доказательства, как мне, так и графу – мне нужно, чтобы вы продолжали делать это и впредь, – король сделал паузу, задумавшись на мгновение, мягкая улыбка играла на его губах. – Когда вы приехали в замок – когда это было, лет семнадцать поди уже? – и попросил отдать себя в учение к моему Совету волшебников, я мало задумывался о том, кем вы могли бы стать.

– Я всегда буду благодарен вам, сир, за тот первый шанс.

– Не вы – я должен быть благодарен, – король говорил с искренностью. – Вы больше, чем мой советник. Вы дали моим дочерям образование, которое далеко превосходит мое собственное, и я хорошо знаю, что они не самые прилежные ученицы!

– Я прилагаю все усилия, – ответил Кин, неловко кашляя, тайком бросив взгляд на Алисию. У двери, принцесса торопливо затянула шнурок на ботинке и упорхнула.

Король Тристан улыбнулся и хлопнул высокого волшебника по плечу. Он поднял голову, рассеянно глядя мимо молодого человека.

– Я знаю это, мой мальчик, – сказал он хрипло, но ласково. – И я верю, что могу рассчитывать на тебя.

Кин подумал, увидев, как глаза короля сосредоточились на каком-то отдаленном месте – где-то далеко за пределами Большого Зала, – что монарх выглядит грустным.

* * * * *

Алисия быстро спустилась в прихожую, необычно взволнованной. Она догнала Дэйдру, приблизившуюся ко входу в библиотеку магических принадлежностей, где младшая принцесса проводила большую часть своего времени.

– Дэйдра?

Алисия видела, как сестра медленно повернулась к ней, ее глаза все еще были полузакрыты. Темноволосая девушка некоторое время с тревогой всматривалась в нее, находясь у дверей в библиотеку. Затем Дэйдра возвратилась к своей сестре, смотря на Алисию пустым взглядом.

– Что ты думаешь обо всем этом? – спросила Алисия. – Должны ли они вскопать Лунный Источник для золота?

– Богиня ушла. Те источники – не что иное, как грязные болота, – парировала Дэйдра.

– Но... разве это не кажется кощунственным?

Дэйдра пожала плечами и повернулась назад к двери. Алисия отвернулась, понимая, что мыслями сестра была уже в другом месте.

Младшая принцесса скрылась за темно-филенчатой дверью, и Алисия бесцельно побрела по коридорам, под их высокими потолками. Блуждая по длинной лестнице, смутно помня утреннюю хорошую погоду, она прошла через хрустальные двери, которые вывели ее на высокий внутренний двор.

Этот внутренний двор фактически служил крышей для Большого Зала, тронной комнаты, королевских кухонь и других помещений, которые составляли сердце Кер Каллидирра. Окруженный каменной зубчатой стеной, он имел вид обширной открытой площадки с хорошим видом на все четыре стороны. Действительно, только башни замка соперничали с ним по высоте.

Она увидела синие воды залива и заметила, что они седеют. Со вздохом она посмотрела вверх на стену грозовых туч, катящихся к Каллидирру, затмив небо за горами Фэйргейт и обещая скоро скрыть всю остальную часть острова под своей холодной тенью.

Вмиг разозлившись, Алисия повернулась и зашагала внутрь. Был только полдень, и первые часы хорошей погоды, случившиеся почти через шесть месяцев, уже закончились. Принцесса не могла даже предполагать, насколько больше дней пройдет, прежде чем она снова сможет увидеть солнце.

* * * * *

Размышления арфиста:

После беспокойных снов, я тихо поднимаюсь и иду вдоль парапетов Кер Корвелла. Граф Рэндолф, регент короля, которому здесь доверяют, любезно предоставил мне свободу своего замка, и его гостеприимство согрело меня в течение долгой зимы и защитило от холода ветренной весны. (Действительно, граф, красивый вдовец, нашел много способов отвести холод от моих старых конечностей).

Также лорд Польдо – восхищаюсь, как всегда. Я никогда не буду утомляться его компанией. Даже сейчас, после всех этих лет, он плетет небылицы, которые я никогда не слышал и заставляет меня смеяться способами, которыми я когда-то доводил до головокружения молодых девушек.

И только в Корвелле могу я созерцать великолепие Кер Алисинн. Замок был чудесным образом перемещен сюда Богиней Матерью-Землей двадцать лет назад, в знак того, что она одобрила власть, тогда еще молодого короля, Тристана Кендрика. Как раз когда сила Матери стала исчезать, высокие стены замка поднялись, как гордый символ ее памяти.

Но из этой памяти так много исчезло. Я ощущаю присутствие ее магии лишь в струнах моего сердца, да пустых надеждах моего поколения. Я всегда скучал по ней, но теперь, впервые, я также боюсь.

Скоро, с приходом лета, мне нужно покинуть Кер Корвелл, садясь на судно до Аларона, ко дворцу моего короля. Но все же я не уверен, что готов к отбытию. Я не знаю наверняка, чего я жду, но я ощущаю эту потребность задержаться так же сильно, как любое другое предупреждение, которое я когда либо видел. Я жду некоего символа, некоего знака, означающего, что я должен быть здесь, когда это произойдет.

Когда произойдет – что? Я не знаю... не могу даже предположить. Но я останусь в Корвелле, пока не настанет пора действовать. Тогда я сообщу об этом своему королю.