Ана Мария Морецон, Рикарду Линьярес, Мария Кармем Барбоза, Марсия Пратес 26 страница

– А, это, наверное, те, которые были здесь несколько дней назад?! – сказал швейцар.

– Это, наверное, мои друзья, впрочем, я не уверен. Как они выглядели?

– Мне они показались немного странными, я даже принял их за мать с сыном.

– А женщина, как она выглядела?

– Прелестная, настоящая красавица, настоящая дама.

– У неё короткая стрижка? Волосы каштанового цвета?

– Совершенно верно! Чудная женщина! Такие редко встречаются. Знаете, она так…

– А парень? – нервно перебил Конрадо.

– Парень как парень, я особенно на него не смотрел, я от этой женщины глаз отвести не мог.

– У него тёмные гладкие волосы, да? И накачанные мускулы?

– Совершенно верно. Так это они и есть ваши знакомые?

– Да, они и есть мои знакомые! – мрачно сказал Конрадо.

Он вернулся на работу и вызвал к себе Аугусто.

– Садись, сынок, я хочу сообщить тебе о моём решении. В моём возрасте человек забывает о своём праве на счастье, у меня столько обязанностей, от меня все чего‑ то ждут. А жизнь тем временем проходит. И что остаётся? Дети, доходы, комфорт. Но однажды вдруг спрашиваешь себя: а что же, со мной? Как же я? Счастлив ли я? Сбылись ли мои мечты? С одной стороны – да, а с другой… Я прожил с твоей матерью двадцать пять лет. Целую жизнь! Я дал ей всё: я делал всё, что было в моих силах, чтобы она чувствовала мою нежность, чувствовала себя уверенной во мне, мне казалось, что мы любим друг друга по‑ настоящему, что нам не грозят все те неприятности, которые подстерегают другие семьи. Но оказалось, что я был не прав. Мы отдаляемся друг от друга, как две льдины, – Конрадо закрыл лицо руками.

– Отец, я ничего не понимаю. Мама тоже переживает из‑ за ваших отношений, почему вы не хотите поговорить откровенно обо всём? Поверь мне, любовь дороже гордости, дороже ревности, дороже унижения…

– Есть обстоятельства, которые не обсуждаются. По сути, нам не о чем разговаривать с Лаис. Отношения говорят сами за себя. Они умерли. Нам больше незачем жить вместе.

– Мне трудно в это поверить.

– Да, в это поверить трудно, но я принял решение.

– И всё же я очень прошу тебя – поговори с мамой.

Но разговор Конрадо и Лаис не принёс радости, ни ему, ни ей. Они встретились на набережной в роскошном кафе, Конрадо смотрел, как к нему приближается удивительно красивая женщина – его жена.

Он видел восхищённые взгляды мужчин, которыми они провожали Лаис, почтительность обслуги, угадывавшей в ней настоящую леди, и думал: «Эта женщина была моей, и я был счастлив с ней… Я был счастлив с ней каждую секунду, она никогда не вызывала во мне раздражения. Зачем ей понадобилось разрушать это всё? »

Лаис была одета в ослепительно белую кофту, вышитую мексиканским орнаментом, и этот орнамент удивительно шёл к её скуластому лицу и чуть раскосым глазам.

– Что тебе заказать? – спросил Конрадо.

– Только апельсиновый сок. Извини, я ушла с работы, мы можем начать разговор сразу?

«Она ушла с работы, где её ждёт этот альфонс, этот жигало – любитель стареющих красавиц», – с ненавистью подумал Конрадо.

– Я не буду обвинять тебя, Лаис, ведь этого ты ждёшь? И не стану сваливать ответственность со своих плеч. Я прожил с тобой двадцать пять лет – целую жизнь, и это сделало меня лучше. Поэтому я не хочу опускаться до обвинений. Мне очень жаль, что всё так получилось, Лаис. А ещё я больше сожалею о том, что ничего не смог поделать, чтобы это предотвратить, что был слеп. Я уверен, всё то, что произошло, произошло не по твоей воле. Эта роковая случайность, совпадение, ведь ты очень наивный и доверчивый человек. А возможно, мы стали другими. Возможно, мы перестали замечать, как раньше, что происходит с другим, угадывать его желания. Мне кажется, мы теряем взаимное уважение, теряем достоинство. Я не хочу, чтобы это случилось, поэтому я решил уйти из дома. Я оставлю дверь открытой, надеясь на перемены. Но говорить подробно о деталях трагедии, – да, для меня это трагедия! – у меня нет никакого желания.

– По‑ моему, мы сейчас переживаем кризис. Давай успокоимся, всё пройдёт, и когда всё будет позади…

– Я не желаю разговаривать об этом, Лаис, – перебил её Конрадо. – Что пройдёт, почему пройдёт – это меня не касается. Есть вещи, которые я не смогу забыть. Я слишком уважаю себя, той женщины уже нет…

– Что ты говоришь, Конрадо? – в ужасе воскликнула Лаис. – Ты не слышишь себя!

– Возможно, я себя не слышу, но я себя хорошо знаю. К прошлому возврата нет.

– Ну что ж, – Лаис встала. – У меня к тебе только одна просьба: поговори с детьми сам, я не могу этого сделать. И, пожалуйста, постарайся избегать подробностей.

– В этом ты можешь быть уверена. – Конрадо смотрел, как от него уходит единственная любовь его жизни! Его единственная женщина!

Лаис приехала в офис, прошла в кабинет, села за стол, стала перебирать бумаги. Но через минуту отодвинула папку.

– Что случилось, Лаис? – спросила сидящая рядом за этим же длинным столом Рутинья.

– Я просто в отчаянии! Господи, какая же я несчастная! Подумать только: я готова была на любые унижения, я готова была умолять его остаться, я хотела сказать ему, что согласна на всё, что я буду ждать, когда всё это пройдёт. Какое счастье, что он не допустил этого сам. Что теперь со мной будет, как мне теперь жить без Конрадо?

– Будешь заниматься делом. Это хорошо, что ты не стала перед ним унижаться. Ещё чего не хватало! Я думаю, Конрадо нелегко было принять решение расстаться с тобой, но он ведь сам сделал выбор, ты‑ то ведь не хотела его менять на Буби? …

– Буби? О чём ты говоришь, причём здесь Буби?

– Лаис, не хитри со мной.

– По‑ твоему, у меня роман с Буби? С чего ты это взяла?

– Лаис, ну что за детские разговоры, вы всё время куда‑ то исчезаете вдвоём…

– Боже мой, какая чушь! Ты моя лучшая подруга, и ты меня не знаешь? Ты не понимаешь, что такое просто немыслимо? Я никогда не изменяла Конрадо!

– Я тоже так думала, но вас часто видят вместе, у вас какие‑ то совместные дела…

– Ты понимаешь, я помогаю Буби решить одну проблему – очень личную и очень серьёзную. От неё зависит судьба других людей, поэтому я тебе ничего не рассказываю, это не моя тайна. Прости меня и поверь, что я не обманываю тебя, я говорю правду.

– Тогда вся эта ситуация – полный абсурд, это просто идиотизм.

– Я бесконечно несчастна, какой же это абсурд? Что мне делать, Рутинья? Как жить дальше?

– Я ничего не могу тебе посоветовать. Весь ужас в том, что я никогда не любила.

Рутинья была в дурном настроении: сегодня утром без звонка, без предупреждения к ней в дом пришла Женуина. Дверь открыл Родриго, чей вид однозначно свидетельствовал об их отношениях с хозяйкой дома: он был в коротком халате, накинутом на голое тело. Рутинье понадобилась вся выдержка, чтобы спокойно выслушать разговор матери и сына. Женуина упрекала сына в том, что у него есть мать, есть невеста, а он вдруг оказался в доме незамужней женщины, которая, к тому же, старше него. Она была остроумной, эта уличная торговка, сказав сыну, что он отцепился от её юбки для того, чтобы ухватиться за подол другой женщины, что он нашёл себе новую мамочку. Родриго вёл себя достойно: он сказал, что он уже взрослый и что волен сам выбирать себе образ жизни. И всё это пришлось выслушать, притом, что по утрам у Рутиньи вообще бывало самое скверное настроение.

ГЛАВА 37

Вагнер любил входить неожиданно в комнату Изабелы. Он велел снять все замки в доме и поэтому открывал дверь ванной, туалета, спальни тогда, когда хотел. Он распахнул дверь кабинета и увидел Изабелу за письменным столом.

– Ну чего ты там пишешь? – спросил он громко. – Можно заглянуть? – Он подошёл сзади и, обняв её, заглянул через плечо.

Это уже стало игрой‑ травлей. Изабела быстро сложила листок и положила его в лифчик.

– Не прикасайся ко мне, я пишу письмо отцу.

– A‑ а, понятно, хочешь его уговорить вернуться в дом. А знаешь, по‑ моему, единственный, кто может помочь, – это мы. Разве тебе не хочется, чтобы они вновь жили вместе в мире и согласии? У нас есть один способ, ведь мы можем подарить им внука, правда? – Вагнер начал расстёгивать пуговицы на её блузке. – И тогда, наверное, все станут счастливы, и мы с тобой тоже.

И в этот момент Изабела вынула из‑ за пазухи опасную бритву. Вагнер отскочил.

– Знаешь, что это такое, Вагнер?

– Ах ты, сука, вот до чего ты дошла!

– А теперь мы с тобой поедем к отцу, и я отдам ему это письмо, пусть он узнает, как ты вынудил меня стать твоей женой.

– Ты сумасшедшая тварь!

– Так ты едешь со мной или нет?

– Я не поеду с тобой в одной машине.

– Как угодно.

Они подъехали к дому почти одновременно и вошли в него как бы вместе.

– Изабела, прошу тебя, не делай этого! – успел прошептать Вагнер.

В гостиной они застали Конрадо и Венансию, в передней стояли чемоданы: это Конрадо съезжал в отсутствие Лаис, чтобы избежать ненужных разговоров.

Венансия и Конрадо тут же замолчали и с удивлением смотрели на молодожёнов.

– Отец! – сказала Изабела, протягивая ему письмо. – Положи это в свой сейф!

– Что это? – удивлённо спросил Конрадо.

– Это… Это моё завещание.

– Но ты ещё так молода, Изабела! – мягко сказала Ве‑ нансия. – Тебе рано думать о смерти!

– Если папа уходит от мамы, значит, мир рухнул! Во всяком случае, для меня. Ты извини, папа, я не буду тебя провожать.

– Я тебя понимаю, Изабела.

Изабела и Вагнер ушли.

Пришла беда, открывай ворота!

Патрисия, Уго и Оливия пробрались в дом с чёрного хода и, к ужасу лакея Северино, опустошали бар на кухне. Деликатный Северино понимал, что в нынешней ситуации идти в гостиную, сообщать о том, что творится на кухне, было бы просто бесчеловечно, тем более что к Венансии и Конрадо присоединилась Лаис. Северино очень любил Лаис – она была доброй, великодушной хозяйкой, никогда не унижала его и вникала во все его проблемы. Поэтому он с горечью смотрел, как подростки опрокидывают бокал за бокалом.

– …Я надеюсь, что это всё шутка?! – попробовала повернуть ситуацию Венансия.

– Мрачная шутка, мама.

– И неуместная, – добавила Лаис. – Мне кажется, Конрадо, ты бы мог отложить свой отъезд до лучших времён. Прости, но это похоже на бегство крыс с тонущего корабля.

– Этот корабль идёт на дно не по моей вине.

– Дети, такое случается в самых лучших семьях, не преувеличивайте трагедии. Я не желаю на это смотреть, ради Бога, прекратите этот ужас!

– Ты права, мама, продлевать этот кошмар незачем! Я уже поговорил с Пати, Изабела в курсе, Аугусто тоже. Я могу сделать для тебя ещё что‑ нибудь, Лаис?

– Да, ты мог бы… Но не захотел. Мне очень жаль.

Конрадо поднялся и позвал:

– Северино! Помоги мне вынести чемоданы!

Лаис опередила его: быстрыми шагами она вышла из гостиной, завела машину и уехала.

Северино помог Конрадо уложить чемоданы в машину, вернулся в гостиную и, смущаясь, сказал:

– Дона Венансия, мне кажется, вам не мешало бы зайти на кухню.

Уго, Оливия и Патрисия напились почти до бесчувствия. Особенно Патрисия.

– Пати, с тобой точно всё в порядке? – с пьяной озабоченностью спрашивала Оливия.

– Всё нормально, мне сейчас очень хорошо, – отвечала Патрисия, и слёзы текли по её лицу.

– Ты дойдёшь до своей комнаты?

– Я пошла. Нет, останьтесь со мной, давайте выпьем ещё чуть‑ чуть, мне так плохо.

– Нет, – сказал Уго и встал, качаясь. – Нам пора идти.

– Нет‑ нет, не уходите.

– Ложись спать, Патрисия. Утро вечера мудренее, всё образуется, никуда не денется твой папаша.

– Мне пора домой, – сказала Оливия. – Я ухожу! Пока!

Патрисия осталась одна и снова налила себе большой бокал виски. И в этот момент на кухню вошли Северино и Венансия.

– Дона Венансия, я просто не знаю, как быть…

– Нет‑ нет, не извиняйся, ты ни в чём не виноват, Северино.

– Я сейчас заварю ей кофе покрепче.

– Не хочу я никакого кофе! – пробормотала Патрисия. – Я лучше ещё выпью, ведь отец больше не живёт с нами, а мать совсем не пьёт.

– Подожди, дочка, – Венансия подошла к ней, – дай бутылку бабушке.

– Нет‑ нет, не отдам. – Патрисия прижала к себе бутылку.

– Хорошо, только оставь бабушке хоть немного…

– Бабушка, только ты одна не зануда…

– Да, конечно, всё нормально…

– Тогда выпей со мной. Выпей со мной, бабушка.

– Я сейчас, сейчас… А теперь хватит.

– Послушай…

– Хватит, иди спать.

– Это ликёр, очень хороший… Его тут всем хватит. Знаешь, мне здесь так хорошо…

– Хорошо, хорошо, только с тебя уже хватит, девочка… Идём спать.

– Я не хочу… Это прямо как на американских горках, всё куда‑ то проваливается…

– Идём в постель, полежишь, отдохнёшь.

– Не хочу.

– Идём со мной… Северино, помоги мне: она такая тяжёлая, мне её не дотащить.

Они подхватили Патрисию и стали волоком поднимать её по лестнице. Хрупкая Венансия на высоких каблуках изнемогала от тяжести, тем более что Патрисия вырывалась. В какой‑ то момент нога Венансии (бабушка никогда не изменяла правилу ходить только на высоких каблуках) соскользнула со ступеньки и, охнув, Венансия скатилась вниз.

– Северино, я, кажется, сломала ногу! – спокойно сказала она. – Позвони по тому телефону, что дал Аугусто, и попроси его приехать.

Аугусто примчался немедленно. Венансия, белая от боли, лежала на диване, куда её перенёс Северино, и сразу же заявила Аугусто:

– Ничего страшного, мальчик! Самое неприятное в этой истории ‑ это то, что я не могу и не хочу ехать в больницу. Я не могу оставить Патрисию, тебе станет ясно почему, когда ты увидишь её: она у себя в спальне. Она напилась с горя, бедная девочка!

– Бабушка, но сначала надо вызвать «скорую помощь» к тебе, а не к Патрисии, правда?

– Нет, я не поеду в больницу, я найму сиделку.

– Эти сиделки только берут деньги, а мало что могут, – робко вставил Северино.

– Так: прежде всего, вызываем хирурга, сиделку я беру на себя, у меня есть одна на примете, она живёт на той же улице, что и я. Потерпи, бабуленька. – Аугусто пошёл к телефону. – Ты у меня умница, – говорил он, набирая номер, – и очень мужественная. А с Патрисией я разберусь! Всё образуется!

– Мерседес, почему ты не хочешь никуда пойти? Давай пойдём в какой‑ нибудь бар, а потом можно потанцевать в Морро де Урка. Ты не против? Почему ты молчишь, Мерседес?

– Мне не хочется никуда идти. Мне неловко в этом дурацком платье, которое подарила твоя мачеха, и с этим вульгарным колье! Не приставай ко мне, я никуда не пойду! – Мерседес включила, телевизор и отсутствующим взглядом уставилась в него.

Дуглас опустился на колени перед креслом, где она сидела.

– Я понимаю, ты огорчилась из‑ за того, что нам пришлось отказаться от путешествия. Но я всё улажу, поверь. Я обещаю: прежде чем мы отправимся в Барселону, ты увидишь Нью‑ Йорк, Лондон, Париж – всё, что ты ни пожелаешь…

– Так мы едем? – в дверях возникла разнаряженная в пух и прах Китерия. За её спиной стоял Жордан.

Мерседес даже не обернулась.

– Я не пойму, что с ней творится! По‑ моему, она переживает из‑ за этой истории с поездкой. Я останусь с ней, мы никуда не пойдём сегодня, лучше ляжем спать пораньше.

– Если бы я тоже мог! – взвыл тихо Жордан.

– Жордан! То, что они лягут спать пораньше, вовсе не значит, что им хочется спать, не равняй себя с ними! ‑ отчеканила Китерия.

– На что ты намекаешь? Хорошо, давай останемся дома. Ты этого хочешь? Я покажу тебе, на что я способен. Давай, остаёмся.

– Успокойся, ты сможешь продемонстрировать свои способности и после спектакля.

Мерседес закрыла уши руками, прошептав: – О Господи, как мне всё это надоело!

– Китерия, папа, идите, развлекайтесь. Вы ещё молодые, – сказал Дуглас. – А мы побудем одни, посидим тихонько.

Но тихонько им посидеть не пришлось. Не постучавшись, к ним в спальню ввалилась абсолютно пьяная Оливия.

– Дуглас, милый, я такая несчастная! – завопила она с порога.

– Ты не несчастная, ты пьяная, Оливия! Сейчас мы позаботимся о тебе.

– Не мы, а ты! Я здесь абсолютно ни при чём! – отчеканила Мерседес, не отрываясь от телевизора.

– Дуглас, ты такой хороший парень, только мне тебя жалко. – Оливия повисла на брате.

– Молчи, молчи, Оливия, не говори ничего, не надо! Сейчас я уложу тебя в постель.

– Она вышла за тебя замуж, хотя она мизинца твоего не стоит, – выкрикнула Оливия уже в коридоре. – У неё есть мужик, ты об этом не знаешь, у неё мужик есть.

Мерседес вскочила с кресла и крикнула им вслед:

– Слушай, Оливия, хватит молоть чепуху! Ты просто пьяная свинья!

– Да, я пьяная. – Оливия, качаясь, стояла в дверях своей спальни. – Я пьяная, но я не лгунья, как ты! У тебя ведь есть дружок, правда? Дуглас, спроси у неё потом, кто такой Аугусто?

– Я всё знаю, Оливия. Наверное, у Мерседес было много знакомых, но меня это не интересует. Всё это было раньше, чёрт побери, у меня тоже хватало подружек.

– Пусти меня, Дуглас, я набью ей морду!

– Тихо, успокойся. Ложись в постель и благодари Бога, что я не надавал тебе тумаков. Ишь, чего выдумала: нагрузиться в таком возрасте. Ты что, рехнулась?

Дуглас захлопнул дверь спальни перед носом Оливии и вернулся в комнату, где Мерседес всё тем же отсутствующим взглядом смотрела в телевизор.

Уезжая на помощь Венансии, Аугусто попросил Буби побыть у него дома: недавняя кража сделала его более осторожным.

Нелегко было Конрадо расстаться с Лаис, и он решил заехать в клуб поговорить с ней ещё раз. Но в клубе Лаис не было, и Конрадо поехал к Аугусто. Туда же поехала и Лаис. Она приехала раньше Конрадо и застала Буби, который сказал ей, что Аугусто помчался домой: там что‑ то случилось.

– Хорошо, я зайду ещё раз, в другое время. Передай ему, пожалуйста, чтобы он разыскал меня через Рутинью.

– Хорошо, дона Лаис, я знаю о ваших проблемах.

– У меня нет желания говорить на эту тему! – остановила его Лаис.

– Я только хотел сказать, что мне очень горько, что я невольно…

– Я же сказала, что у меня нет желания говорить на эту тему! Проводи меня!

Они вышли вместе из квартиры Аугусто, и Конрадо, подъехавший в этот момент, с горечью и отчаянием смотрел, как они шли к машине Лаис. Он резко развернул машину и уехал прочь.

– О, Господи! – сказала Лаис. – Ну почему я такая невезучая, ведь это же был Конрадо! Вот теперь всё кончено по‑ настоящему!

– Ты знаешь, Эмилия, – сказал Урбано, – может, не стоит, чтобы в нашем доме всё время толклись люди? …

– Почему? – спросила Эмилия.

– Вольно или невольно, но жизнь других людей в нашей гостиной становится достоянием всех.

– Ты имеешь в виду проблемы Женуины? Если этому шуту Тулио хочется искать Диего в Сан‑ Паулу, чтобы доставить удовольствие Жену, это его трудности.

– А я думаю, что не стоит обсуждать эту историю при всех!

– Кого ты имеешь в виду?

– Я имею в виду Вашингтона и даже Эрме.

– А мне наплевать! Что это ты так оберегаешь её жизнь? Мне лично интересно, что происходит в нашем квартале!

– Я предупредил тебя, Эмилия, что всё это может кончиться какой‑ нибудь драмой, но ты ведь никогда не слушаешь меня.

Предчувствие не обманывало Урбано. Когда Вашингтон вышел из бара, он услышал тихий свист: так свистел только один человек – Манэ Бешига! У Вашингтона упало сердце. Он пригляделся и увидел в тени дома напротив коренастую фигуру Бешиги. Бешига призывно свистнул ещё раз.

– Ну‑ ка расскажи мне, что там происходит у Женуины? Кого она ищет, где она ищет? Как она ищет?

– Как кого? Диего, мужа доны Жену. Ищет Тулио. Одна старуха, мать друга Диего, сказала, что Диего живёт в Сан‑ Паулу.

– Что за старуха?

– Какая‑ то старуха живёт в приюте. Честное слово, я больше ничего не знаю!

– А я как раз хочу знать, откуда им стало известно про старуху, про приют. Завтра в это же время я должен знать все подробности. Все, понимаешь? Кто эта старуха? В какой богадельне её искать, ясно? А теперь проваливай до завтра. Я буду ждать тебя здесь, в это же время.

– Погаси свет, – сказал Вагнер. – Пора спать!

– Но я хочу читать.

– А я сказал: погаси свет!

– Тогда я уйду в другую комнату! – Изабела попыталась встать с кровати, но Вагнер грубо опрокинул её на спину.

– Ты сволочь! Это твоё завещание не имеет смысла, это всё блеф. Я знаю, ты ничего не сделаешь. Ты прыгнула в море, потому что знала, что тебя спасут. Ты думаешь, я забыл, что ты была чемпионкой по плаванию? Все эти твои аварии, бритвы, плевал я на них, я сделаю то, что я хочу.

– Не прикасайся ко мне! – крикнула Изабела и вырвалась из его объятий.

– Я заставлю тебя спать в ванне, сука паршивая! – Вагнер вскочил, затолкал Изабелу в ванную и закрыл за ней дверь снаружи.

Вернувшись в спальню, он выключил свет и попытался уснуть. Но сон не шёл: в ванной было подозрительно тихо. Вагнер, подождал немного, встал, подошёл к двери ванной и толкнул дверь. Но дверь не открывалась!

– Эй, ты, подлюка, открывай, я разрешаю тебе спать в гостиной из уважения к состоянию твоего отца.

В ответ ни звука.

– Ты что, не слышишь? Я сейчас взломаю дверь!

Ни звука.

Вагнер с силой выбил дверь плечом. В ванне, полной крови, лежала Изабела. Она взрезала себе вены бритвой.

Вагнер, выросший в нищем квартале, видал такие сцены: так кончали жизнь проститутки, наркоманы, обезумевшие от безысходности люди. Но чтобы с ним, добившимся положения в обществе, случилось такое, – этого он допустить не мог! Он знал, что делать в таких случаях: в считанные минуты он перетянул жгутом руки Изабелы, наложил повязки на запястья и только после этого вызвал по телефону своего приятеля‑ врача. Тот наложил швы, сказал, что Вагнер успел вовремя и, покачав головой, заметил: «Где капля счастья, там, на страже иль преступленье, иль порок».

– Какое там счастье! – махнул рукой Вагнер.

– Она что, наркоманка?

– Не знаю, не знаю! – сказал Вагнер, привыкший никогда не отрезать пути к отступлению.

Через несколько дней несчастное семейство Соуто Майя собралась в бывшей когда‑ то уютной, полной смеха и любви гостиной.

За Венансией уже ухаживала Эрме, которая успевала помогать и Северино. Они сразу поладили друг с другом, может, потому, что оба были чёрные.

Положив загипсованную ногу на стул, как всегда причёсанная и элегантная, Венансия принимала посетителей.

– А что с руками у Изабелы? – шёпотом сказала Венансия невестке. – Она специально надела платье с длинными рукавами, но я отлично вижу, что у неё забинтованы запястья.

Обняв дочь, Лаис отвела её в сторону.

– Что случилось, девочка?

– Ничего, мама, ничего страшного.

– Покажи мне твои руки, что это значит?

– Ничего не значит, – пророкотал своим бархатным баритоном подошедший Вагнер. – Это произошло случайно.

– Ты не хочешь ничего мне сказать, девочка? – спросила Лаис.

– Нет, мама, то, что я хотела сказать, я написала в письме, и это письмо у папы в сейфе.

– Вот как? – Лаис подняла брови. – У папы в сейфе? Ну что ж, ты уже взрослая женщина, и ты вправе решать свои проблемы с теми, кого ты выбираешь сама.

ГЛАВА 38

Доктор Конрадо был чернее тучи. Он сообщил секретарше, что уезжает на несколько дней, и попросил забронировать ему номер в Чикаго.

– Зайдите ко мне, Элза! – сказал он в селектор.

Элза возникла на пороге и голосом рядового, отчитывающегося перед генералом, сообщила: «Я уже распорядилась отменить все ваши встречи, бронь в гостинице подтвердили».

– Посмотри, пришла ли Лукресия? Если она на месте, пригласи её ко мне, а потом никого не пускай!

– Не беспокойтесь, пока я здесь, вам никто не помешает! – Элза исчезла и через минуту в кабинет вошла Лукресия.

– Присаживайся, пожалуйста.

– Доктор Конрадо! …

– Извини, пожалуйста! … Прости, Лукресия, я никак не могу собраться, у меня будет к тебе одна просьба личного плана. Ты можешь сразу отказаться… Ты, наверное, знаешь, что Аугусто вновь будет работать со мной, и это меня очень радует. Только я знаю, что Аугусто и Вагнер не могут нормально ужиться друг с другом. Аугусто исполнен благих намерений, ему хочется делать всё, как положено, но я хорошо знаю собственного сына и понимаю, что за него нельзя поручиться. Рано или поздно у них с Вагнером снова начнётся сражение!

– И вы хотите, чтобы я этому помешала? – спросила Лукресия.

– Нет, нет! Такое задание было бы просто невыполнимо… Лукресия, мне сейчас очень нелегко, я развожусь с женой… Я говорю тебе об этом для того, чтобы ты знала, как для меня сейчас важно, чтобы Аугусто был рядом. Мне необходимо, чтобы мой сын остался со мной!

– Я понимаю.

– Я решил обо всём рассказать тебе, – продолжал Конрадо, – потому что ты лучше меня знаешь, в чём причина разногласий между Аугусто и Вагнером. Я не прошу тебя шпионить… Ради Бога, не подумай так, ни в коем случае. Мне только нужно, чтобы ты предупредила меня, когда между ними станет назревать конфликт.

– Доктор Конрадо, я всегда восхищалась вами как человеком и как специалистом. Я готова выполнить любое ваше поручение. Вы можете положиться на меня.

– Спасибо, Лукресия, когда я распорядился пригласить тебя сюда, я не сомневался, что всегда могу рассчитывать на твою помощь и, может быть, даже на более близкие отношения…

– Конечно!

Лаис вошла в приёмную комнату решительными шагами.

– Доктор Конрадо у себя? – спросила она Элзу.

– Да, но… видите ли…

Лаис толкнула дверь в кабинет.

– Я на минуту! – бросила она Элзе.

Увидев Конрадо и Лукресию, сидящих рядом, она застыла на пороге.

– Извини, Конрадо, я бы никогда не позволила себе столь неожиданного и неловкого для тебя вторжения, если бы речь не шла о твоей матери. С ней случилось не очень большое, но очень неприятное происшествие. Мне кажется, тебе следует навестить её.

Конрадо хотел что‑ то сказать, но Лаис уже закрыла за собой дверь.

Лукресия вышла из кабинета с гордо поднятой головой и торжествующей улыбкой.

Уго замыслил плотную осаду Мерседес. Время от времени он позванивал ей домой и сообщал, что написал ей письмо, грозился передать это письмо в руки Оливии.

Мерседес знала, что Оливия ненавидит её. Она очень хорошо видела, что девчонка влюблена в своего сводного брата и твёрдо решила, во что бы то ни стало выжить Мерседес из дома. Мерседес с иронией относилась к этой идее: она знала, что Дуглас никогда не расстанется с ней. Но она не знала до конца, на что способен Уго, поэтому на его звонки и просьбы приехать повидаться отвечала, что она сделает это тогда, когда ей будет удобно.

Уго пугал не только Мерседес, он решил не отпускать от себя и Кима. Время от времени он предлагал ему небольшие, но очень рискованные мероприятия. Вот и сейчас он предложил Киму отнести конверт Аугусто.

– Я не буду ничего больше делать для тебя, – сказал Ким.

– Но ведь ты уже сделал.

– Ну и что, я ведь несовершеннолетний и ничего не знал. В случае чего я скажу, что ты меня заставил.

– Значит, ты решил прикинуться дурачком.

– Это лучше, чем быть вором.

– Слушай, то, о чём я прошу тебя сейчас, совсем не опасно. Это любовная игра. Когда Аугусто вернётся, подсунь этот конверт ему под дверь.

Уго позвонил Мерседес и сказал, что она слишком долго тянула со встречей, и он отдал письмо Аугусто.

– А что там, в этом письме?

– То же самое, что и в предыдущем.

– Ничего у тебя из этого не выйдет, Уго! – Мерседес бросила трубку.

И всё же она была встревожена. Но уйти сейчас она не могла, потому что в доме вовсю громыхал скандал: Дуглас продал квартиру, которую он купил для себя и для Мерседес.

– Так расстроить нашу милую Мерседес, и всё ради того, чтобы выручить свою глупую мамашу! – кричала Китерия.

Но Дуглас хладнокровно не замечал её. Главным для него было оправдаться перед Мерседес.

– Мерседес, дорогая, я должен был это сделать, чтобы получить разрешение на выезд. Я мог получить необходимые деньги, только продав нашу квартиру. Теперь мы можем уехать в Барселону и там я куплю другую квартиру для тебя.

– Это ты посоветовал такую глупость Дугласу? Иуда! – крикнула Китерия мужу. – Как только у тебя хватило наглости поступить так со мной!

– А причём здесь ты, Китерия? Эта квартира принадлежала им, и Дуглас волен распоряжаться ею, как хочет.

– Нет, это не он распоряжался, это твоя чёртова бывшая жена. Куда она девала деньги, которые посылал ей Дуглас? Пока мы здесь отказывали себе во всём, она истратила целое состояние.

– Кто это здесь отказывает себе во всём? Это филе «миньон», которое мы сейчас едим, этот туалет от Кардена? Это всё называется нуждой? – язвительно спросил Дуглас.

– Да‑ да‑ да! – кричала Китерия. – Вы и ваша мамаша обираете нас с Мерседес.

– Да ты просто ненормальная! – взорвался Дуглас. – У тебя просто талант загребать всё под себя.