Ана Мария Морецон, Рикарду Линьярес, Мария Кармем Барбоза, Марсия Пратес 7 страница

«Не буду я влезать в чужие дела, – решила Мерседес. – Если эта нелепая дура Китерия не видит сама, что вытворяют её доченька с подругой, то мне и подавно наплевать». Кроме того, Мерседес побаивалась Уго. Она хорошо знала этот сорт молодых начинающих бандитов. Они были способны на всё, потому что были молоды и глупы, а главное – потому, что знали: за них заступятся авторитеты.

Была ещё одна причина.

Уго был братом Нанды, а Нанда дружила с Флавией, этой плаксивой тёлкой, в которую был влюблён Родриго и собирался притащить её в дом матери.

Мерседес с ужасом думала об этом. Глупая мать, конечно же, отдаст им спальню, а сама вместе с Мерседес переберётся в крошечную комнату Родриго. Или, что ещё хуже, придётся спать на диване в гостиной.

Если Уго влипнет в историю, то тень падёт и на Нанду, следовательно, и на Флавию, и зловещая перспектива женитьбы Родриго отодвинется или растворится вообще.

Но женитьба отодвинулась и так, без участия Мерседес.

Родриго съездил в Сан‑ Паулу и там подыскал работу, связанную с видеоклипами. Он решил, что будущее его вполне надёжно, они с Флавией могут пожениться и переехать в Сан‑ Паулу.

Сразу по возвращении из Сан‑ Паулу он, не заходя домой, примчался к Флавии. Но Флавия совсем не была готова к важному решению. Она считала, что Родриго должен обустроиться, встать на ноги, а уж потом вешать себе на шею её, Флавию. Флавия была занудной, разумной девушкой, которая всегда хотела другого.

Если Родриго предлагал жениться, она говорила, что он делает это из жалости, если же он молчал и не заговаривал о женитьбе, она начинала ныть, что он её разлюбил. Ceйчас она сказала, что лучше им подождать с женитьбой и встречаться то здесь, то в Сан‑ Паулу. Кроме того, она тоже будет занята всё больше и больше, так как занятия на курсах стюардесс становятся более напряжёнными. Они, поупрекали друг друга, потом помирились в постели, и Родриго поплёлся домой. После бессонной ночи в автобусе и примирения с Флавией он еле передвигал ноги. Перспектива увидеть надутую мордочку сестры тоже не радовала, и Родриго решил зайти в бар Калисто, выпить баночку пива.

Ему не повезло: Женуина сидела в баре и болтала с Калисто.

Они вспоминали её мужа Диего, какой он был азартный игрок. Он затевал такую игру, что бар приходилось закрывать, чтоб посетители не мешали игре…

– А все мои денежки уплывали к Диего, – смеялся Kалисто. – Он был большой плут.

– Сын! – вскочила Женуина. – Мы говорили о Диего, и входишь ты – точная его копия. Даже дрожь берёт! Это совпадение неспроста, я сегодня что‑ то узнаю о Диего.

Родриго поморщился.

– Успокойся, мама. Это вошёл я, а не он. Только что вернулся, устал жутко. Сюда я зашёл показаться тебе и успокоить, что вернулся… Ну ладно – пошёл спать.

Предчувствия Женуины оправдались.

Чуть не сбив Родриго, в бар влетела Эрме.

– Жену… только что… я была на дежурстве и…

– Мерседес?! Она в больнице? – крикнула Женуина.

– Нет, нет… Я видела Диего.

Женуина побледнела и потеряла сознание.

Калисто и Эрме засуетились вокруг неё.

Когда Женуина пришла в себя и увидела тёмное встревоженное лицо Эрме, она сразу поняла, с какой новостью Эрме вбежала в бар.

– Где ты видела его? Где? Отвечай! В больнице? Он болен? Он… Не скрывай от меня… – Женуина вскочила и с неожиданной силой для человека, который только что лежал в глубоком обмороке, стала трясти Эрме за плечи.

– Да не тряси ты меня! – Эрме выкатила белки глаз от возмущения. – Я видела его из окна автобуса на улице Седьмого Сентября. Он переходил улицу. Я выскочила на остановке, побежала за ним, но он повернул за угол и пропал.

– Пропал! – всплеснула руками Женуина.

Калисто за её спиной делал Эрме знаки, показывая, что не надо было всё это сообщать.

– Пропал! Как ты могла потерять его из виду! Я пятнадцать лет жду его, а ты позволяешь ему повернуть за угол и исчезнуть! Позволяешь моему счастью выскользнуть из рук, как кусок мыла. Но скажи мне, ты уверена? Это был он? Это был мой Диего?

Эрме кивнула, косясь на Калисто. Но Женуина не замечала никого вокруг. Глаза её сияли.

– Какая же я дура! Мне бы кричать от радости, зажечь свечу, ведь мой Диего жив и здоров, он вернулся, как и обещал, и я найду его, во что бы то ни стало – найду! Идём, Эрме, идём, расскажешь Тулио…

– Прости, мне некогда. Я ведь с ночного дежурства, – сказала Эрме, и Калисто похвалил её решение кивком.

Тулио и Зели восприняли известие о том, что Диего жив и Эрме видела его на улице Седьмого Сентября, как‑ то странно. Ну ладно, Тулио, – может быть, в нём говорила ревность, а вот отчего Зели принялась допрашивать как прокурор? …

Женуина смотрела на подругу ошарашенно.

– Знаешь, я не уверена, что тебе следует его искать, – с затруднением говорила Зели. – С какой стати? Ведь ему известно, где живёт его семья, правда? И это не ты, а он исчез пятнадцать лет назад.

– Но как ты не понимаешь, ведь он бежал от стыда, что так много проиграл! Объясни ей, Тулио!

Тулио не отвечал и смотрел в сторону.

– Но ведь он ни разу не дал о себе знать, правда?

– Правда. Ну и что? Что ты этим хочешь сказать?

– А то… впрочем, разбирайтесь сами! Тулио, что ты молчишь, ведь ты не поддерживал связь с Диего после того, как он исчез!

– Зачем ты это говоришь, Зели! Ты ведь знаешь, что уже лет семь он не звонит мне.

– А раньше звонил? И ты молчал! – В глазах Женуины была такая боль, что Тулио отвернулся.

– Прости меня, Женуина, но я не мог нарушить слово. – Тулио сел на стул и опустил голову.

– Ладно! – неожиданно весело хлопнула его по плечу Женуина. – Не делай похоронного лица! Эрме видела Диего на улице! Это же счастье! Я обойду все дома на улице Седьмого Сентября, все квартиры, я найду его.

– Ну что ты говоришь, Жену, – махнул рукой Тулио, – Это всё равно, что искать иголку в стоге сена.

– А может, он никуда не уезжал, а живёт с другой женщиной, и не звонил тебе, потому что не хотел? – высказала предположение Зели.

– Тулио, погадай мне по руке – женился Диего или нет, и вообще, это был он или не он?

– А вдруг Эрме ошиблась?

– Ошиблась! Чтоб Эрме выскочила из автобуса, купив билет? Да вы плохо её знаете. Только чрезвычайное событие могло заставить Эрме купить новый билет. Погадай, Тулио.

Тулио посмотрел на свою любимую женщину долгим взглядом.

– Я не могу… Жену, мне незачем гадать по твоей руке. Ты не вдова. Диего ждёт тебя… ждёт все пятнадцать лет.

– Даже если мне придётся перетряхнуть дом за домом весь квартал – я найду Диего, – спокойно сказала Женуина.

А Зели посмотрела на Тулио с тем же немым укором, с каким Калисто смотрел на Эрме.

ГЛАВА 9

Лаис видела, что сына гнетёт печаль, и сердце её разрывалось от жалости. Но однажды она дала себе слово – не требовать от детей откровенности, как требовала от неё её умная и властная мать.

Наглядные уроки деликатности и всесильного женского лукавства преподавала ей свекровь. Венансия, притворяясь простодушной, умело увлекала внуков какой‑ нибудь игрой и, будто ненароком, выведывала у них их маленькие тайны.

Но теперь даже ей не удавалось вызвать Аугусто на откровенность. Венансия предложила внуку сыграть с ней в лото, пообещав ему хороший приз в случае выигрыша, но Аугусто, извинившись, отказался. Свекровь многозначительно посмотрела на Лаис.

Когда Аугусто ушёл, Венансия принялась рассказывать какую‑ то длинную историю из юношеских времён Конрадо.

– Они так одиноки в эту пору. Я вспоминаю времена, когда была подростком, с ужасом. Столько было проблем. А у юношей ещё прибавляются и проблемы секса. Я читала, что для них это просто мучительно. Как жаль, что Конрадо всё время занят…

Лаис поняла намёк и вышла из гостиной.

Аугусто сидел за письменным столом и делал вид, что работает. Это Лаис поняла по тому, как его рука невольно потянулась к компьютеру, чтобы включить дисплей.

– Ничего, если я немного побуду у тебя? – спросила Лаис. – Рядом с тобой я чувствую себя спокойней.

– Ты нервничаешь из‑ за Пат? Мамочка, она уже почти взрослая.

– В том‑ то и дело, что почти. Как у тебя дела?

– Неплохо. Вот сижу и думаю, какой новый ход придумать для рекламы сигарет.

– Я бы вообще запретила их рекламировать.

– И мы бы разорились, – засмеялся Аугусто.

– Почему? Можно рекламировать спортивные клубы, путешествия…

– Но больше всего платят за сигареты.

– Я рада, что ты увлечён работой… Не хочу вмешиваться в твою жизнь, но мне казалось последнее время, что тебя что‑ то гнетёт.

– Я просто обязан погрузиться в работу, чтобы забыть Мерседес.

– Неужели настолько серьёзно? Я никогда не видела, чтобы ты так мучился.

– Да, серьёзно. Я даже работу для неё нашёл. – Аугусто встал из‑ за стола и хотел, видимо, пройтись по комнате, но что‑ то в нём надломилось, и, опустившись на колени перед матерью, которая сидела в кресле, он положил голову ей на колени.

– Ах, мама, если б ты знала, что случилось… Она украла… просто не верится… но это, кажется, так…

– Как ты можешь это знать? Это слишком серьёзное обвинение…

– Я понимаю, нельзя выяснить обстоятельства у посторонних людей, и шпионить я не хочу, я должен спросить её саму: украла она драгоценности или нет.

– Так это драгоценности?

– Да. И я сам спрошу у неё. Надеюсь, после этого мне не станет ещё хуже, чем теперь.

– Сыночек, родной мой, как мне тебя жаль! И как помочь? Это, конечно, звучит холодно, но должна тебе сказать, что подобные события составляют часть нашей жизни… именно после них люди взрослеют…

В глубине дома раздался звонкий голос Патрисии: «Мама! Где ты? »

– Вот видишь, и скоротали время, – горько усмехнулся Аугусто.

Патрисия начала жить новой жизнью. О прежней – пресной, запрограммированной – она вспоминала с отвращением. Нынешняя жизнь была полна тайны и… любви. Сегодня они с Уго посидели немного в кафе, а потом они поехали на пляж и там произошло то, о чём она только читала в книгах и с чем тайком знакомилась на запретных видеокассетах. Патрисия стала женщиной и очень гордилась этим. Ведь теперь она была не такой, как все девчонки в классе, и хотя и тайно, но сравнялась с матерью и Изабелой.

– Когда мы снова увидимся? – спросила она Уго, когда он остановил мотоцикл.

– Ты же знаешь, где я работаю.

– Можно мне прийти, проведать тебя? Ведь я теперь твоя девушка!

– Ты не жалеешь?

– Ну что ты! Я счастлива!

– Счастлива? У тебя такой дом, а ты счастлива, что тебя трахнул посыльный…

– Меня трахнул ты, Уго.

– Но я вкалываю в магазинах с тех пор, как могу достать до прилавка, моя мать шьёт на заказ, отец нас бросил…

– Ты хочешь сказать, что, будь моя мать портнихой, ты бы не влюбился в меня?

– Смешная ты. Но если серьёзно, дело такое: как бы это сказать… Ты не думай… я хочу, чтобы ты не просто была со мною… Я хочу, чтобы ты меня полюбила…

– Поцелуй меня.

– Нас могут увидеть.

– Поцелуй!

Сирота Вашингтон целый день проводил на улице, зарабатывая на хлеб насущный разными, иногда не очень благовидными, способами. Он был добрым парнем, но детство без ласки, без любви наложило на него отпечаток, – Вашингтон был доверчив и глуп. Казалось, мальчишка, проведший всю жизнь на улице, должен был знать законы фавел, где обман и жестокость – норма жизни, но Вашингтон доверял первому встречному. Вашингтон, конечно же, мечтал разбогатеть. Ночуя под открытым небом, глядя на низкие яркие звёзды, он мечтал, как найдёт кошелёк, туго набитый деньгами или станет королём рэпа и будет выплясывать в Нью‑ Йорке в Радио‑ Сити под светом юпитеров.

И действительно, и брейк‑ данс и рэп он исполнял не хуже звёзд мировой эстрады.

Как всякий бездомный мальчишка Рио, он жил от карнавала до карнавала. Все деньги, которые ему удавалось заработать за год, он прогуливал во время карнавала и тратил на карнавальный костюм. Пройтись, пританцовывая, по стадиону – вот ради чего жил Вашингтон! Ради этого он был готов вступить в любые сомнительные торговые аферы.

Он деловито перетаскивал какие‑ то ящики из магазина Эмилии на улицу и складывал их друг на друга.

– Эй, Вашингтон, так ты перегородишь моим покупателям путь к прилавку, – крикнула Женуина. – Урбано знает, что ты что‑ то выносишь из магазина?

– Знает! Дона Эмилия не разрешила мне торговать неё.

– А что это?

– Это замечательные и очень дешёвые вещи. Это миксеры.

– Миксеры! Иди сюда!

После короткого допроса Женуина выяснила, что миксеры действительно отдают за полцены, потому что при транспортировке на корпусе некоторых из них появились царапины.

– Будем торговать у меня, Вашингтон, – решила Женуина. – И тебе хорошо, а мне так просто необходимо. Я по уши в долгах. А накладные в порядке?

– В порядке. Вот смотрите. – Вашингтон протянул ей накладные.

– Я без очков теперь плохо вижу.

– Да всё в порядке, не сомневайтесь, донья Женуина, – вот увидите, товар будет нарасхват, а когда Родриго поедет в Сан‑ Паулу, мы и с ним отправим.

– Никуда Родриго не поедет! Болтовня всё это!

– А я точно знаю, что он уезжает.

– Как это уезжает?! Пускай ему наплевать на мать и сестру, но у него есть невеста.

– О Флавии позаботится Лоуренсо! – Вашингтон захохотал, показав ослепительные зубы и, приплясывая, пошёл за очередной коробкой.

– Эй, Вашингтон! Ну‑ ка постой, вместо меня поторгуй, а я сбегаю к Родриго, а то после работы он закатится куда‑ нибудь – и никакого разговора! – Женуина натянула на плечи старенькую кружевную кофточку и отправилась в книжный магазин, где Родриго работал продавцом.

Родриго был неприятно удивлён, увидев мать. Её старые, стоптанные босоножки, цветастая юбка с провисшим неравномерно подолом, старомодная кофточка‑ самовязка, вызывали в нём не только жалость, но и презрение.

– Зачем ты пришла?! – прошипел он.

– Да потому что узнала о твоих замыслах. Это что ещё за выдумки – уехать в Сан‑ Паулу и бросить здесь бедняжку Флавию?

– Не кричи.

– Ты обязан жениться на ней, и ты женишься. А не то я свяжу тебя верёвкой и потащу… прямёхонько к алтарю.

– Мама, ты меня неправильно поняла!

– Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не врал мне, когда говорил, что не поедешь в Сан‑ Паулу.

– Мама, давай поговорим об этом дома.

– Так значит, ты всё‑ таки солгал своей матери?

– Мама, поговорим потом, не здесь.

– Нет, никаких «потом», сейчас! Один раз ты меня уже обманул, и больше этот номер не пройдёт.

– Мама, не отвлекай меня от работы.

– А что, в магазине кроме тебя работать некому? Покупателями займётся кто‑ нибудь другой.

– Простите, сеньор Жаир, вы не позволите… мне надо отлучиться на минутку. Я поговорю и тут же вернусь. – Родриго потащил мать к выходу.

На улице он заговорил громче и нахальней,

– Не устраивай скандала, мама!

– Разве это я устраиваю скандал, Родриго?

– Говори тише.

– Я и так говорю тихо, это ты орёшь.

– Мама, я тут работаю, нечего сюда ходить.

– А мне какое дело? Я твоя мать!

– Мама, ты должна понять, нельзя являться ко мне на работу, чтоб скандалить.

– Ты говорил мне, что не будешь жить в Сан‑ Паулу, что съездил просто так.

– Я не говорил этого.

– Ты считаешь свою мать глухой?

– Ты просто неправильно меня поняла.

– Значит, я идиотка?

– Мама, дай мне договорить! Ты истолковала мои слова так, как тебе хотелось.

– Я ничего не истолковывала, я не словарь какой‑ нибудь, чтобы истолковывать.

– Флавия не уезжает, а я уезжаю. Вот тебе, правда!

– Я знаю своего сына. Ты не способен поступить так подло со своей невестой.

– Мама, но она сама уговаривает меня ехать!

– Она совсем ещё девочка и не знает жизни, но я‑ то знаю! Я поговорю с ней.

– Мама, я же не на край света еду.

– Она уговаривает тебя ехать, а ты скажешь ей, что не уедешь. И вы немедленно поженитесь.

– Мы решили повременить со свадьбой.

– Так не годится.

– Мама, я уезжаю, это дело решённое. Говорить тут не о чем. Тебе пора идти.

– И ты считаешь, что так всё и будет? Не рассчитывай!

– Мама, умоляю тебя, не вмешивайся!

– Я этого не допущу!

– Мама, не вмешивайся в мою жизнь! Я проживу её так, как считаю нужным… И не ходи за мной. Ты и так опозорила меня, придя в магазин.

– Я этого не допущу! – крикнула ему вслед Женуина. – Я не допущу, чтобы стали болтать, что ты ещё хуже, чем твой отец! У отца были причины скрываться, а ты, ты по какой причине убегаешь из дома?

Прохожие оглядывались на неё.

Женуина даже себе не призналась бы, что беспокоит её не только судьба Флавии, но и страх за свою судьбу. Её бросил муж, и вот теперь бросает сын. Её замученная мыслями о деньгах, проблемами детей голова шла кругом. В сумятице мыслей вдруг с необычайной чёткостью всплыла одна: она должна найти Диего, во что бы то ни стало – найти.

А в куриные мозги Китерии тоже запала идея, высказанная ей подругой. Отделка дома подходила к завершению, и пора было составлять список гостей на «Open house».

И так как Китерия, заплатив огромные деньги, наняла знаменитого дизайнера Лауриньо, он должен был отработать свой гонорар. Ему в обязанность было поставлено условие, пригласить всех своих знатных друзей и заказчиков. Но в первую очередь Лаис Соуто Майя. Китерия просто помешалась на этой женщине.

Мерседес всячески подогревала это умопомешательство, убеждала Китерию, что без Лаис информация о приёме не попадёт в светскую хронику, что они наверняка подружатся с Лаис и для Китерии откроются новые горизонты.

Мерседес знала, что хочет слышать Китерия, и преподносила это как своё озарение. Сама она рассчитывала встретить на вечеринке богатого жениха.

– Я буду тихо сидеть в уголке, и наблюдать за всеми вами. В нужную минуту я приду на помощь. Дона Китерия, вам просто необходимо моё присутствие.

– Нужно, чтобы посреди стола стоял лебедь, настоящий, с перьями, – задумчиво отвечала Китерия. Но вдруг её охватило сомнение. – Слушай, Мерседес, а вдруг Лаис не придёт и эта её подруга, Рутинья, тоже? – Китерия выглядела растерянной, но тут же брала себя в руки. – Нет, нет, все придут. В наше смутное время достаточно повесить у двери кусок мяса, и придёт кто угодно.

Действительно, приём удался на славу. Правда, к огорчению Мерседес, все мужчины пришли с жёнами, а к огорчению Китерии, Лаис задерживалась. Китерия ждала до упора и медлила с распоряжением подавать шампанское, которое в огромном количестве получил, в качестве бартера за мясо, её муж сеньор Жордан.

Ему не терпелось похвастаться необыкновенным шампанским, приплывшим из‑ за океана. Он привёл на приём своих русских компаньонов. Это были мужчины с блеклыми незапоминающимися лицами и вкрадчивыми повадками. Костюмы, купленные в дешёвом универмаге, сидели на них дурно. Лишь один походил на бразильца или аргентинца – черноволосый, кудрявый, с волосатыми руками. Костюм на нём был подороже, но такого дурного вкуса, что гости решили, что кто‑ то из присутствующих, как Калигула в сенат своего коня, ввёл в дом охранника. Но выяснилось, что черноволосый родом из далёкой страны Джорджии, не имеющей никакого отношения к одноимённому штату в Америке.

Сеньору Жордану надоело ждать неведомую Лаис, и он приказал подавать шампанское. Дизайнер Лауриньо показал удивительный аттракцион, ловко сшибая горлышки бутылок острым ножом для разделки мяса.

Гости были в восторге, и в этот момент появились Оливия и Патрисия в нарядных и очень открытых вечерних платьях.

Потерявшая надежду увидеть Лаис Китерия, как видно, сорвала злость на дочери. Она отозвала девчонок в сторону и приказала им немедленно убираться (это означало, что убраться должна Патрисия), тем более что вид их совершенно непотребен.

– Дай денег на кафе, и мы уйдём, – сказала Оливия.

– Я дам денег на автобус, – шипела Китерия.

– Да, мама просила передать, что не может прийти, у неё срочное деловое свидание, – сказала, отступа к выходу, Патрисия.

– Какая ещё мама!

– Как, мамочка, ты забыла? – давясь от смеха, сказала Оливия. – Ты ведь пригласила сеньору Лаис Соуто Майя.

Девчонки исчезли, а Китерия с горя напилась шампанским так, что бродила между гостей, повторяя: «Сегодня день национального позора! Но Оливия заплатит мне за это».

Мерседес увела её в спальню, там отпаивала алка‑ зельцером, подставляла таз и утешала.

Время от времени в дверях возникал счастливый сеньор Жордан и сообщал, что он заключил новый контракт с русскими или, что джорджиан мэн пляшет удивительный танец, зажав в зубах нож для разделки мяса.

ГЛАВА 10

Изабела зашла в бар гимнастического клуба не замеченной никем. Она вообще любила и умела возникать неожиданно и незаметно. Кроме того, ей важно было знать, нет ли кого в раздевалке.

В углу за столиком сидели Аугусто и Рената. Они не видели никого, увлёкшись разговором.

Девчонки, секретарши из офиса, стоя спиной к залу, судачили об Изабеле.

– Эта толстая тёлка Изабела воображает, что все мужчины мечтают о ней, а они мечтают о деньгах сеньора Конрадо.

Изабела вынула из сумки вязанье и уселась рядом со стойкой бара. Девицы, допив сок, обернулись от стойки и замерли.

– Изабела, какая неожиданность!

– Неожиданность что? – отрывисто спросила Изабела, не отрываясь от вязанья.

– Ты пришла позаниматься, подвигаться, как здорово! – наперебой лепетали девицы.

– Да нет, это уж вы двигайтесь, – насмешливо сказала Изабела, – а я посижу.

Рената и Аугусто, наклонившись, друг к другу и сблизив головы, изливали душу.

– Аугусто, ты напряжён, это видно невооружённым глазом. Ты всё время стараешься доказать, что ты не просто папенькин сынок. Не напрягайся: ты – талантлив, и не надо это доказывать никому, – горячо, вполголоса, внушала Рената Аугусто.

Смуглое лицо Аугусто, с крупными чертами, с внимательным взглядом было так близко от неё и… так далеко.

Рената замолчала и отодвинулась.

– Я ни с кем не могу говорить, кроме тебя и мамы. Ты меня понимаешь, а Вагнер всё передаёт отцу… и, кроме того, он плохо говорит о моей девушке…

– Как её зовут?

– Мерседес. Он говорит, что она воровка, а я не верю. Хочу поговорить с ней сам, хочу услышать от неё правду.

– Ты выбрал трудный путь.

– Я знаю. Но я должен, должен знать правду! – Лицо Аугусто выражало муку.

– Аугусто. – Рената положила тонкую холёную руку на сжатую в кулак Аугусто. – А если девушка невиновна? Ты подумал, чем обернётся такой разговор? Ты потеряешь её навсегда.

– Она будет моей. Я не отступлюсь!

Вагнер вошёл в бар, подмигнул заговорщицки барменше, с которой он спал время от времени, и сразу оценил обстановку. «Изабела как всегда отлынивает от тренировки, дуется на всех. Но это поправимо. А вот то, что происходит в углу, мне не нравится. Рената слишком серьёзно относится к моему поручению развлечь Аугусто. Они теперь – разлей вода, и многое из того, что он должен доверять мне доверяется ей. Так я окажусь крайним и, в конце концов, меня уволят, когда этот страдалец всерьёз займётся работой. Его нужно держать в напряжении, он должен думать только об этой профурсетке, и ни о чём другом».

– Изабела, дорогая! Ну почему ты не хочешь потренироваться! – Вагнер подошёл к Изабеле, нежно поцеловал её щёку.

– Потому что я толстая тёлка, – спокойно ответила Изабела, не отрываясь от вязанья.

– Это что‑ то новенькое.

– Почему новенькое? За моей спиной давно говорят гадости твои подчинённые.

– Изабела, родная, ну что за мнительность!

– Почему мнительность, вот только что слышала. – Изабела не выдержала роли: на вязанье закапали слёзы.

Вагнер вынул белоснежный платок и стал осторожной нежно промокать им слёзы на щеках Изабелы.

Женуина бродила по улице Седьмого Сентября и разговаривала вслух сама с собой.

«Я брожу по этой улице уже третий день. Я ищу Диего. Какой он теперь, Диего? Он тебя бросил пятнадцать лет назад, но никто не знает о том, что он тебя бросил, все думают, что он уехал на заработки. Диего тебя бросил, перестань его ждать и думать о нём. Посмотри на Тулио. Он тебе нужен, он тебя любит, и он подходит. Родриго уезжает потому, что с нами нет Диего». Прохожие не обращали на неё внимания. В Рио много сумасшедших бродит по улицам.

Какая‑ то мысль оживила печальное лицо Женуины, и она поспешила домой.

Прежде всего, она зашла к Зели и, нервничая, торопясь, потащила её к себе.

– Садись! – приказала она Зели.

Полезла в шкаф и вынула заветную шкатулку. Отперла ключиком, висевшим на цепочке, на шее, и вынула золотые чётки.

– Вот, – Женуина показала чётки Зели.

– Какая красота! Откуда они у тебя? Как ты ухитрилась их сберечь?

Женуина поцеловала крестик и положила чётки на ладонь.

– Это Диего подарил мне. Они – испанские. Предки Диего происходят из старинного и знатного рода. В этом роду был один по имени Сид. Диего водил меня смотреть про него кино. Так вот, Зели, я решила заложить эти чётки я купить Родриго видеокамеру, чтобы он не уезжал в Сан‑ Паулу. В Сан‑ Паулу всегда идут дожди.

– Женуина, не валяй дурака! – строго сказала Зели. – Не бросай свою жизнь и своё прошлое под ноги детям. Живи своей жизнью.

– Как я могу жить своей жизнью, если мои дети несчастны! Послушай, что ты говоришь. Я заложу эти чётки, Родриго останется дома, и Флавия будет счастлива.

– Ты живёшь в вымышленном мире,

– Да, наверное. Но разве мой мир хуже настоящего?

– Ты завтра опять пойдёшь на улицу Седьмого Сентября?

– Конечно. Но теперь я возьму фотографию Диего. Может, кто‑ нибудь узнает его и скажет, где он находится.

В кабинете Конрадо шло деловое совещание. Обсуждалась реклама новых сигарет.

Конрадо и Аугусто еле сдерживали раздражение. Вагнер, как всегда, был невозмутим, а Рената печально смотрела в окно.

– Почему ты упрямишься, Аугусто? Почему всегда ты обязательно хочешь настоять на своём? – Конрадо старался говорить спокойно.

Аугусто, в своей неизменной кожаной жилетке тоже сдерживался с трудом. Но на скулах его ходили желваки.

– Дело не в моей амбиции, как ты даёшь понять. Дело в разности подхода. Принципиальной разности. Полуголые девицы – это атрибутика третьего мира, а я не хочу быть третьим миром и не хочу, чтобы им были мои соотечественники.

– А я, значит, хочу. Или я не соотечественник?

– К чему эта ирония, мы говорим о деле.

– Аугусто, прислушайся к тому, что говорят другие, – мягко встрял Вагнер. – В последнее время…

– Что ты мне внушаешь «последнее время», – Аугусто передразнил вкрадчивые интонации Вагнера, – что я «последнее время», я всегда один и тот же, а вот ты как флюгер. В такой обстановке проводить совещание бесполезно.

– Ну что ж, отложим до лучших времён. Но я лечу в Чикаго, и по возвращении мне нужен проект рекламы. – Конрадо захлопнул папку, показывая, что разговор окончен.

– У Аугусто совсем плохо с нервами, – тихо сказала Рената Вагнеру в коридоре.

– Это всё из‑ за девки. Надо вывести её на чистую воду, и он успокоится. А я пойду, успокоюсь тоже, выпью кофейку.

В баре было безлюдно. Тоненькая, похожая на японку Жулия, опершись локтями о стойку, смотрела телевизор. Её круглый задик был соблазнительно оттопырен. Вагнер подкрался сзади и обнял Жулию. Она обернулась, засмеялась и, крепко прижавшись к нему, обвила его шею.

Вот такими – целующимися – и увидела их Изабела.

Вскрикнув, Изабела бросилась к двери.

Вагнер обернулся и, увидев её спину, досадливо поморщился и отстранился от Жулии.

– Иди, догони её, придумай, что хочешь в оправдание.

– В оправдание кого?

– Меня, конечно. Скажи, что давно любишь меня, что не справилась с собой. Беги! Иначе тебя уволят.

Жулия догнала Изабелу, когда та садилась в машину.

– Изабела, умоляю, не говорите никому о том, что видели. Это – мой позор. Я люблю Вагнера, люблю давно и безнадёжно. Сегодня у меня день рождения, и я умолила, просто умолила поцеловать меня. Боже мой, какой стыд! – И она так искренне разрыдалась, что Изабела усадила её в машину, погладила по голове и пообещала, что никто‑ никто не узнает о маленьком происшествии в баре.

Измученная Женуина брела по подземному городу – городу шикарных лавок, кафе, салонов красоты. Она решила принести Мерседес поесть, но заблудилась в лабиринте стеклянных витрин.

Вот она остановилась у шикарной витрины «Валентино», пытаясь найти вход. Она понятия не имела о том, что, стоит пройти чуть дальше, и перед ней автоматически откроются такие же стеклянные двери.

Она постучала легонько в стекло. Нарядная продавщица, увидев чучело в соломенной шляпке с узелком в рукав, возникла в разъехавшихся дверях.

– Вам что? – строго спросила она.

– Я ищу Мерседес, она куколка.

– Вам нужен магазин игрушек?

– Да нет, магазин постельного белья Жордан, там работает моя дочь, я принесла ей поесть.

– Это направо. Но вы испачкали стекло, когда трогали его.