Ана Мария Морецон, Рикарду Линьярес, Мария Кармем Барбоза, Марсия Пратес 5 страница

– Нет. Мне, наверное, придётся покончить с моей привычкой к эксцентричным выходкам, как выражается бабушка. Я должен с ней расстаться, на этот раз она, кажется, вышла мне боком.

– У тебя что‑ то случилось? Может, ты мне расскажешь, сынок? – Лаис присела рядом, взяла руку сына.

– Мне неприятно об этом вспоминать. Я познакомился с одной девушкой… Она мне очень понравилась, только она не желает знаться с гостиничным швейцаром.

– То есть, она решила, что ты… Боже мой! Ах, Аугусто, мне казалось, такое бывает только в кино. Сынок, ты должен скорее объяснить ей, кто ты есть на самом деле.

– Я пробовал это сделать, но она мне не верит. А я не знаю, стоит ли мне связываться с девушкой, которой нужны только мои деньги.

– Это тебе самому решать. Только скажи, сынок, ты на самом деле её любишь? – Лаис заглянула в глаза сына.

Они очень любили друг друга и были друзьями.

– Да, мама, ради её счастья я сумел переломить себя и уступить требованиям отца, стать таким, каким он хочет меня видеть.

Лицо Аугусто выражало страдание.

– Значит, это вполне серьёзно… Только стоит ли эта девушка таких жертв, с твоей стороны? – Лаис поняла, что сын стал взрослым и то, что с ним случилось, – начало жизни взрослого мужчины.

– Я уже тысячу раз задавал себе этот вопрос и так и не нашёл ответа.

– Я бы с удовольствием помогла тебе, сынок, но не знаю как… И никто не знает.

– Я понимаю. Это касается только меня одного и ни кого больше. Ах, мама, мне так тяжело!

Лаис поняла, что нельзя дать сыну расслабиться, переложить своё страдание на её плечи.

– Я всегда воспитывала вас независимыми. Я считала, так вы скорее найдёте своё счастье. Неужели я ошиблась? Неужели матерям иногда необходимо принимать решения за своих детей или наставлять их на путь истинный? Я да» не знаю, что думать… Изабела такая неуравновешенная, а с Патрисией вообще никакого сладу нет… И ты несчастлив…

Лаис заплакала.

Её слезы испугали Аугусто.

– Что с тобой, мама? Ты не уверена в себе? Ты сделала всё, что могла. Ты не виновата, что мы такие…

Аугусто обнял мать и стал её укачивать, как ребёнка.

Совсем другие отношения были в доме Китерии Жордан.

Безделье и дурной характер вовлекали Китерию в самые нелепые и ненужные предприятия. Даже дочь Оливия была для неё лишь орудием достижения очередной никчёмной цели. Хитрая Оливия своим маленьким, но уже изворотливым умишком тоже извлекала пользу из слабостей матери.

Вот она пришла из лицея. На вид – благонравная девочка в тёмной короткой юбочке, в белых носочках. Но взгляд её цепок, смышлён и насмешлив. Она видит, что мать вырядилась в дорогое, но безвкусное платье – значит, ждёт кого‑ то. А раз так – есть шанс улизнуть из дома.

– Привет, дочка. Что новенького в колледже? – томно спросила Китерия.

– Всё, то же самое. Обычный колледж, одно занудство! – Оливия швырнула ранец.

– Аристократический, не забывай! Самый подходящий для такой девушки, как ты. А как дочь Лаис Соуто Майя? Ты с ней познакомилась?

– Нет, мама, её не было на уроках. Она, наверное, заболела. Я её не видела. – Оливия со скучающим видом принялась листать журнал.

– Какая же ты бестолковая! Неужели ты моя дочь? Если бы ты с ней подружилась, ты бы могла прийти к ней в гости, а я – вместе с тобой. У меня был бы предлог попасть в дом Лаис. Тебе придётся отправить ей хотя бы открытку с добрыми пожеланиями.

– Я сама знаю, что мне делать, мама.

– Ну что ты уткнулась в этот журнал! Сейчас придёт знаменитый дизайнер. Он будет отделывать наш дом, куча денег, но зато я смогу пригласить Лаис и других знаменитых людей. Я это сделаю его руками. Здорово я придумала?

– Гениально, – насмешливо сказала Оливия.

– Но ты ещё не всё знаешь. Я хочу приобрести картину, которую видела в Испании. Знаешь, портрет какого‑ то мрачного человека с тяжёлым взглядом. Она выставлена в музее Прадо. Её написал какой‑ то Гойя…

– Гойя? Ты представляешь, сколько она стоит, мама? Кстати, ты знаешь, кто такой Гойя? Если бы этот портрет выставили на аукцион, за него пришлось бы выложить целое состояние.

– Можно сделать копию, эффект будет тот же самый! Я бы очень хотела поставить здесь большую вазу, говорят, сейчас это очень модно. И самое главное, мне нужна старинная мебель. Придётся купить.

– Старинную мебель не покупают, а получают в наследство, мамочка!

Если женщина глупа и вздорна, если её голова не занята ничем, кроме чепухи, то неважно, живёт она в аристократическом районе или в предместье, содержит модный магазин или жалкую лавчонку, – материя, из которой состоит их жизнь, одна и та же. И если им достаются кроткие, покладистые мужья – их участь, их быт до удивления схожи.

Ни Китерия не знала о существовании Эмилии, ни Эмилия о существовании Китерии, но суть этих женщин была одинакова.

Эмилия – бездельница и сплетница, презирающая соседей, мечтающая перебраться поближе к центру, оживлялась, найдя занятие, хоть и другого масштаба, нежели отделка дома и водружение на стену плохой копии великого художника, но столь же, идиотического.

Она притащила в дом маленький ручной пылесос и с увлечением пылесосила им себя. Пылесосила не только платье, но и лицо, руки, шею.

– Эмилия, что ты делаешь? – спросил оторопело Урбано.

– Смотри, как здорово! Теперь я знаю, как работает эта штука.

– Ты дашь мне поесть?

– Какая прелесть, Урбано, ты только посмотри! Я весь город обошла, пока она мне попалась. Можно сэкономить на массажистке.

– А аппарат для измерения давления тебе опять не попался? Мне он необходим, ты же знаешь.

– Ты как старая пластинка, заладил одно и то же.

– Я действительно немолод, хотя и не пластинка. И у меня гуляет давление, аппарат – не блажь, а…

– Поводи мне по спине, – попросила Эмилия.

– Ты что? Что это значит? – изумился Урбано.

– Поводи этой штукой по спине, неужели непонятно. Как приятно! Это так приятно…

– На самом деле? Но у него какой‑ то странный звук и попахивает горелым…

– Ерунда. Поднимись выше. Дурак, ты порвал цепочку, неужели трудно было отодвинуть цепочку?

– Цепочку можно починить у Баррозо, а вот эта диковина сгорела.

– Если с тобой свяжешься – сплошные убытки, какая же я дура, что вышла за тебя замуж! У меня были такие женихи…

– Не горюй. Ещё лет двадцать, и я исправлюсь.

– Я пошла к Баррозо.

И Эмилия, уложив цепочку в бумажку, отправилась в ювелирную лавку.

Урбано повертел в руках дешёвый пластмассовый пылесос и выбросил его в мусорное ведро со словами:

– Господи, как же с ней тяжело!

Эмилия вошла в лавку Баррозо как раз в тот момент, когда хозяин давал Мерседес расчёт.

– Вот всё, что тебе причитается, – он протянул Мерседес несколько купюр. – Честно говоря, я мог бы удержать эти деньги в счёт долга твоей матери.

– Мои расчёты с вами – это мои расчёты, а ваши расчёты с матерью – это ваши расчёты. Не надо их путать. – Мерседес положила деньги в сумочку.

– Вот как?! – Баррозо насмешливо поднял брови. – Твоя мать придерживается другого мнения, и когда…

– Извините, сеньор Баррозо, я бы хотела получить от вас рекомендацию.

– Я решил этого не делать…

– Но мама сказала…

– А теперь передумал, – отрезал Баррозо. – Послушай, ты же по существу обворовала меня. Если бы Жену тебя не выручила, ты бы сидела за решёткой.

Мерседес резко повернулась и пошла к двери. Увидев Эмилию, она словно споткнулась, но взяла себя в руки и гордо подняла голову.

– Фу ты, ну ты, какие мы, – сказала ей вслед Эмилия.

Эмилия пришла домой, запыхавшись.

– Теперь я всё знаю, – сообщила она мужу с порога. – Теперь понятно, почему Жену вдруг передумала выкупать магазин. Она отдала деньги Баррозо. Кто бы мог подумать – Мерседес со своим ангельским личиком оказалась воровкой! А Жену, дура этакая, покрывает их. Дочь – воровка, из‑ за сыночка погиб Алваренга.

– Не выдумывай, Эмилия. Давай обедать.

– Я устала. Накрой на стол, милый.

– Ты всё преувеличиваешь, Эмилия, – укорил Урбано, расставляя тарелки. – Ты бы ещё сказала, что Алваренга сам бросился под машину.

– Не исключено.

– Эмилия, пожалуйста, не обостряй отношений с соседями. Жену хорошая женщина. Она ведь не виновата, что у неё такие дети. Правда?

– А нечего задирать нос! Ты хочешь, чтобы я никому не говорила, что эта кривляка оказалась воровкой? – Я тебя не понимаю. Впрочем, посторонние для тебя всегда были ближе, чем родная жена.

– Боюсь, что всё это плохо кончится, – сокрушённо сказал Урбано, разливая суп.

Дочь Зели Нанда примчалась к Флавии сияющая.

– Флавия, я договорилась с мамой, ты будешь жить у нас!

– Смотри. Это то, что осталось от матери, – Флавия протянула подруге брошь.

– Красивая штука.

– Она жестяная, ничего не стоит, но я не отдам её ни за какие деньги. – На глазах Флавии показались слёзы.

– Хватит, хватит. Пошли!

Нанда, видимо, не мечтала застать дома брата – красивого подростка Уго. И не напрасно. Не стесняясь Флавии, Уго заявил резкий протест.

– Я желаю спать в своей комнате, ясно? – отрезал он

– С чего ты взял, что это твоя комната, она и моя тоже, сопляк!

– Подожди, Нанда… – пыталась погасить скандал Зели, – нельзя так называть собственного брата.

– Это моя комната тоже! Понятно, дебил недоразвитый!!!

– Ещё раз так скажешь, и я тебе всю рожу разобью, ясно?! – Глаза Уго стали бешеными.

– Ну, ты, козёл, ты сам сейчас у меня заработаешь по харе!

– Немедленно прекратите, кому говорят?! Прямо как кошка с собакой! – Зели схватилась за голову.

– Кто заработает по харе? – надвигался на сестру Уго.

Но Нанда не боялась его.

– Ты, конечно!

– Замолчите! Просто какой‑ то кошмар! Господи! За что мне такое наказание? – Зели с ужасом смотрела на своих детей.

– Положи её спать в свою комнату, мама, – приказал Уго.

В этом подростке уже чувствовалась сила уголовника.

– Послушайте, мне всё равно где спать. Только не ссорьтесь из‑ за меня, пожалуйста, – жалобно попросила Флавия.

– Ничего, Флавия, – он шутит. – Зели постучала по лбу сына. – Подумай, умник, как она будет спать на этом диване, если я сажусь шить ни свет ни заря? Да, вам придётся немножко потесниться, только не делай из этого проблему. Флавии нужно прийти в себя, понимаешь? А потом это ненадолго, только до её свадьбы.

– Но я же мужчина. Почему я должен спать вместе с женщинами? Даже с двумя женщинами? Только этого мне не хватало!

– Кстати, Уго, почему ты до сих пор дома? Тебе давно пора быть в колледже, – ехидно сказала Нанда.

– Учитель сегодня не пришёл.

– Тогда объясни, пожалуйста, почему маму вдруг срочно вызывают в колледж? Что ты там натворил?

– Не твоё дело! Мама, у нас собирают деньги на праздник в честь окончания учебного года. Можешь не ходить. Это вовсе не обязательно.

– Я и не собиралась, у меня нет времени и нет денег. Может, Нанда сходит за меня? Как, дочка?

– Мы пошли за вещами Флавии. – Нанда потянула подругу за собой.

– Ты знаешь, я ведь специально заговорила о колледже, чтоб он заткнулся. Его выгоняют.

– О Господи!

– Этого следовало ожидать.

– Может, не стоит напрягать отношения из‑ за меня, Нанда?

– Напрягать? С этим придурком у меня нет отношений!

А Зели, обняв сына, внушала ему:

– Зачем ты задираешься? Ты же добрый мальчик. Вот что – бери эти свёртки. Раз у вас в колледже нет занятий, тебе придётся мне помочь. Давай, бери, отнесём их заказчице.

В магазине Китерии тоже происходили неприятные события.

– Обратите внимание на это покрывало с вышивкой и кружевами. Ещё у нас есть тёмно‑ зелёные и стального цвета. – Продавщица Роза разворачивала перед покупательницей товар.

– Кот за дверь – у мышей праздник! Вас здесь не было уже целую неделю с лишним! Или вы хотите, чтобы я вычла из вашей зарплаты? Я точно вычту с вас за каждую минуту! И радуйтесь, что я вообще не выставила вас на улицу. Быстро принимайтесь за работу. Ничего себе посыльный, – набросилась Китерия на мальчишку, принёсшего коробки.

Хулиганистого вида парень бросил коробки и отчеканил:

– Если вы это сделаете, будете сожалеть до конца дней, дона Мария Китерия!

– Не подходи ко мне! – взвизгнула Китерия.

– Советую переменить решение, – наступал парень.

– Я не привыкла идти на попятную! Я тебя не боюсь! Иди, если ты мужчина! Ну, давай!

– Я вас хорошо разукрашу. – Парень играл ножом перед лицом Китерии.

– Помогите! На помощь! – визжала Китерия.

Продавщица спряталась за штору.

– Помогите! Кто‑ нибудь! Ради Бога! – Китерия прижалась спиной к стене.

В магазин вошли Зели и Уго со свёртками.

– Зови полицию, Зели! Вызывай полицию! – крикнула Китерия.

Уго тотчас рванулся к посыльному.

– Уго, осторожно! – крикнула Зели.

– Я с ним разберусь, мама! А ну, вали отсюда, пока из тебя не сделали решето! – Уго показал парню финку.

Зели набирала номер полиции.

– Мы ещё встретимся, щенок! – сказал с угрозой парень, отступая к двери.

– Давай, давай, сваливай! Живо! – Уго показывал финку так, чтобы Зели не видела.

Но мать углядела финяру.

– Откуда у тебя этот нож, Уго?

– Это не мой. Мне его дали. На один день.

– Где покупательница? А это кто с тобой, Зели?

– Это Уго, мой сын. Он помог мне донести вещи.

– Молодец. Я всё видела. Ты храбрый парень. Всегда будь таким. Зели, ты не хочешь, чтобы он работал у меня вместо этого типа? У меня теперь нет ни рассыльного, ни секретарши, никого.

– Дона Кика, понимаете, Уго ещё учится. Он ходит в колледж, у него ничего не получится. Но зато я знаю, кого предложить вам в качестве продавщицы.

Аугусто вошёл в кабинет к Вагнеру и устало опустился в кресло. Лицо его осунулось, глаза погасли. Теперь он совсем не походил на того подтянутого смешливого юношу, каким видели его служащие и жильцы гостиницы «Хилтон».

– Я решил к тебе заглянуть, чтобы обсудить новую рекламу мыла, Вагнер, по‑ моему, всё надо оставить без изменений.

– У тебя нет никаких претензий? Не верю! Может, ты всё‑ таки посмотришь текст и добавишь туда каких‑ нибудь марсиан, которые моются космической пылью вместо мыла?

– Пыль? Пожалуй, неплохо! Всё вокруг пыль и прах… Смейся, сколько влезет… Я устал, понимаешь, Вагнер? По‑ моему, будет лучше, если мы станем работать так, как хочет отец, – без лишнего риска. Бесполезно: мир всё равно не переделать.

Вагнер вынул из бара бутылку виски. Налил в стаканы.

– Что с тобой случилось в этой гостинице? Ты подхватил лихорадку? Выпей. Это лучшее средство от усталости и разочарования.

– Я там познакомился с одной девушкой. Она, кажется, очень несчастна. И я хочу ей помочь, успокоить её. Поэтому я больше не желаю рисковать. Ты же знаешь – я не пью.

– Но ты и не любил. С тобой произошло большое событие. Стоит выпить за него. Мне просто не терпится взглянуть на эту таинственную незнакомку, из‑ за которой ты так изменился. За её здоровье! – Вагнер поднял стакан.

– Не поясничай! Для меня это слишком серьёзно. У нас проблемы. Я вас познакомлю после того, как они исчезнут. Её зовут Мерседес.

– Мерседес? Ты сказал, вы познакомились в гостинице? Она, случайно, не блондинка с голубыми глазами? – Вагнер рассматривал содержимое стакана на просвет.

– Откуда ты знаешь?

– Если это та самая девушка, о которой я сейчас думаю, я тебе не завидую. Вот так, мой друг.

– Что за зловещие намёки? Я уверен, мы говорим о разных девушках. Откуда твоя блондинка с голубыми глазами?

– Из «Хилтона». Я заказал кольцо для Изабелы на день рождения, она принесла его, заметь – из ювелирной лавки. Мы улыбнулись друг другу, я пригласил её в бар, а потом мы договорились вечером пойти на презентацию к Рутинье. Не валяй дурака, Аугусто! Ты же был на презентации и видел её со мной, я вспомнил… Она пришла в неплохих серьгах, я ещё тогда удивился. А потом их, по её словам, у неё спёрли в туалете. Ты можешь поверить в то, что у женщины можно спереть серьги так, что она этого не заметит?

– Могу.

– А я – нет. Она выдумала эту историю. Я уверен в этом, потому что, когда я предложил ей вызвать начальника охраны, и упомянул о полиции, она слиняла. Зачем‑ то устроила эту кутерьму и слиняла.

– Как она выглядела? Я имею в виду её социальное положение. Из богатой семьи или из среднего класса?

Таким профурсеткам ничего не стоит прикинуться кем угодно. Ложь – их профессия. Но я видел, как у неё разгорелись глазки от всего, что она увидела на презентации.

– Ты знаешь её адрес, телефон?

– Нет.

– А у меня есть её адрес.

– Уверен, что это либо Вийера Соуто или Делфинь Морейра.

– Тепло.

– Ладно, Аугусто, не переживай, забудь. Тебе ещё не одна такая попадётся. Научись их распознавать. Они все стригут крыжовник и продают его за виноград.

– Не верится, что это одна и та же девушка… Хотя совпадений много.

– Наплюй и забудь. Давай займёмся делами. Дела – вот лучшее лекарство от любви.

– Приходи ко мне в кабинет. – Аугусто вышел усталой походкой.

«У этих сынков богатых родителей нет никакого иммунитета к чёрным сторонам жизни. И девицы типа голубоглазой шлюшки берут их голыми руками. Если бы этот красавчик в детстве видел то, что пришлось видеть мне, он бы на пушечный выстрел не подошёл к цветочку, выросшему на помойке», – думал Вагнер, глядя вслед Аугусто.

ГЛАВА 6

Жители шумной, заставленной ларьками с бросовым товаром улочки готовились к возвращению Тулио. Тулио был сердцем, душой этой улочки. Здесь могли ссориться, говорить друг другу друг о друге плохое, но сущность каждого была взвешена на невидимых весах с той точностью, с какой взвешиваются знаменитые бразильские алмазы. И пороки и добродетели – все на виду, все многократно обсуждены, прощены, утверждены.

Тулио любили не только за то, что он годами ждал платы у попавших в стеснённые обстоятельства квартиросъёмщиков в своём «доходном» доме, и не за то, что умел составлять гороскопы и предсказывать будущее. В нём чувствовалось спокойствие сильного и справедливого человека; к нему приходили с бедой и радостью; приглашали стать третейским судьёй; он был крёстным многих мальчишек и девчонок, обречённых родиться на этой улице и прожить на ней всю жизнь.

В отсутствие Тулио улица словно бы лишилась души. Мало кто сумел бы выразить это состояние словами, но чувствовали – все.

Поэтому в день возвращения Тулио решено было устроить роскошный ужин, украсить кафе фонариками и даже устроить маленький фейерверк.

Женуина готовила шурраско, Зели – кокосы с сахаром на десерт.

Женщины хлопотали на кухне Женуины, когда Мерседес, громко хлопнув дверью, вошла в дом. Таким способ она выказывала недовольство работой в уличной палатке.

– Мерседес, ты так хлопаешь дверью, будто Бразилию уже кто‑ то завоевал! – весело крикнула Женуина.

Мерседес злобно проворчала что‑ то себе под нос.

– Сейчас, скажем? – спросила Зели подругу.

Она уже рассказала Женуине о своей идее устроить Мерседес продавщицей в модную лавку Китерии Жордан.

– Давай сейчас. Мы угостим её сладким рисом, она подобреет, и ты скажешь.

Но сладкий рис не подействовал на Мерседес.

– Чтобы я продавала какие‑ то салфетки и покрывала! Вы что? – высокомерно поинтересовалась Мерседес. – Кому из вас эта идея пришла в голову? Тебе, мама?

– Нет, идея пришла мне, – миролюбиво сказала Зели. – Я работаю для этого магазинчика. Он очень элегантный. Называется «Каза Жордан». О нём даже писали. Там товары из Германии, Бельгии и наши, но очень хорошего качества. И потом, работа есть работа. Попробуй, поищи что‑ нибудь лучше.

– Искала, – уныло откликнулась Мерседес, – ничего нет.

– Я сказала доне Кике, что мы завтра придём, – обрадовалась Зели. – Ты не думай, там и мужчины бывают, ведь им нужны носовые платки…

– Доченька, мы решили устроить Тулио настоящий праздник, чтобы он понял, что здесь его очень любят. Помоги нам, почисть маниоки, пожалуйста.

– Сходи к нам, возьми в холодильнике. Заодно с Нандой повидаешься, – предложила Зели.

Женщинам явно хотелось остаться одним. Как только Мерседес ушла, Зели сказала:

– Слушай, Жену. У Тулио как‑ никак повреждено лёгкое. Ему понадобится особый уход… Я думаю, ему не обойтись без человека, который будет заботиться о нём… Тулио запросто может жениться.

– Хорошо, и правильно сделает. – Женуина быстро и ловко рубила большим ножом овощи.

– Не притворяйся, Жену. Ты знаешь, почему я завела этот разговор. Тулио неравнодушен к тебе.

– Но я замужем.

– Жену! Диего нет уже пятнадцать лет, и где он – неизвестно. Даже по закону ты считаешься разведённой.

– По закону – может быть, а по сердцу – нет.

– Жену, ты не молодка, на детей рассчитывать нельзя.

– На моих можно, – так и вскинулась Женуина.

– Хорошо, хорошо, можно. Но у них будет своя жизнь. Не обманывай себя, ты ждёшь Диего. Но ведь это безумие!

– Пускай. Смотри, какое замечательное шурраско. – Женуина вынула из духовки противень. – Я правильно сделала, что приготовила его по всем правилам, в тесте и с яйцами. – Она явно хотела переменить тему разговора.

Зели грустно покачала головой.

В доме Эмилии и Урбано тоже готовились к празднику.

Эрме причёсывала Эмилию, а юноша по имени Буби играл с Урбано в шахматы.

– Женуину надо поставить на место, – важно изрекла Эмилия. – Ей взбрело в голову, что она должна выйти замуж за Тулио.

– А по‑ моему, всё как раз наоборот, Эмилия. Тулио давно влюблён в Жену, – не согласилась простодушная Эрме.

– Он что, никого получше найти не может? – фыркнула Эмилия. – Но как бы там ни было, – противно, что Женуина воспользовалась его возвращением из больницы, чтобы устроить праздник, где она будет хозяйкой.

– А по‑ моему, она делает это от чистого сердца, – заметил, не отрываясь от игры, Буби.

– Она просто влюблена в Тулио.

– Здесь все любят Тулио, – сказал Урбано.

– Но по‑ другому. Женуина просто из кожи лезет, чтобы Тулио женился на ней.

– Я обещал ей, что займусь флажками и фонариками, – сообщил Буби.

– Флажками? Фонариками? Этого ещё не хватало! Она что, решила, что это праздник Святого Жуана? Тогда пусть разведёт костёр… Впрочем, это было бы неплохо. Я бы бросила в этот костер её саму.

– Какой ужас вы говорите, сеньора Эмилия!

– Да, Эмилия очень кровожадная, – миролюбиво пошутил Урбано.

…Подростки собрались в доме Тулио, чтобы помочь Киму и Лоуренсо навести порядок. Здесь было много замечательных и загадочных вещей. Хрустальный глобус, ароматические палочки из Индии, старинные «карты судьбы».

– Ты попросишь отца, когда он вернётся, погадать мне, что ждёт меня в будущем? – спросил Кима мальчик Лури. – Сумею ли я исправить математику?

– Мой отец больше не будет заниматься такой ерундой.

– Но ведь он неплохо зарабатывал на этом! Он надевает чалму, когда гадает?

– Не болтай чепуху! Это только в кино предсказатели носят чалму, а мой отец – серьёзный человек.

– Смотрите, в этой коробке хрустальные шарики! – восхищённо воскликнул мальчик по имени Болише. – Для чего они?

– Чтобы заряжать людей энергией, – не отрываясь от книги, сказал Лоуренсо.

– Я привёл в порядок книжные полки в его кабинете, – сообщил Родриго, входя в комнату. – Лоуренсо, мне нужно с тобой поговорить.

Юноши уединились в кабинете Тулио.

– Я очень люблю Флавию, Лоуренсо. Я вижу, что и она неравнодушна ко мне. Но знаешь… когда тебе в ботинок попадает камень, то всё равно идёшь дальше, хотя тебе и больно. А потом наступает момент, когда этот камень надо выбросить, иначе он натрёт ногу до крови.

– Ты говоришь очень красиво, но непонятно. Что ты имеешь в виду под камнем? Я не понял.

– Мы не понимаем друг друга.

– Флавия сейчас очень несчастна. Ты должен думать не о себе, а отнестись к ней с пониманием и любовью.

– Я как раз хочу поговорить с ней.

– Да не говорить нужно, а заботиться, помогать! Ты знаешь, что ей нечем платить за квартиру? Что она продаёт одежду отца?

– Не может быть! Она мне ничего не говорила.

– Разве об этом говорят!

Рената вошла в кабинет Вагнера, чтобы взять папки с рекламными вырезками.

– Рената, – окликнул её Вагнер, – ты нашла адрес, о котором тебя просил Аугусто?

Рената обернулась, лицо её выразило изумление.

– Откуда ты знаешь, что он просил меня об этом? Мне он…

– У нас нет секретов. Давай адрес.

– А чей это адрес, ты знаешь?

– Нечего меня проверять! Это какая‑ то шлюшка. Аугусто не понимает, с кем связался, но, насколько я понял из его рассказа, он обеспокоен тем, что она что‑ то замышляет. Но ведь ты знаешь его деликатность, поэтому я хочу предупредить эту порчушку, чтоб не рыпалась и сидела на своей помойке тихо. Давай адрес!

– Я думаю, мне стоит сначала поговорить с Аугусто, – неуверенно сказала Рената.

– И это будет величайшая глупость с твоей стороны. Во‑ первых, мужчину унижает, когда женщины вмешиваются в его интимные дела, во‑ вторых… если его придётся утешать, а такой вариант не исключён, то лучше всего это сделаешь ты. Ты – девочка из хорошей семьи, красивая, умная, благонравная – то, что ему надо.

– Что ты собираешься делать? – Рената протянула Вагнеру листочек с адресом.

– Я знаю, как толковать с такими девицами. Я вырос рядом с ними.

– Аугусто сильно в неё влюблён? – дрогнувшим голосом спросила Рената.

Она действительно была благонравной девушкой из хорошей семьи, получила хорошее образование и воспитание. Об этом свидетельствовали её манеры, интонации, стиль одежды. Её тёмные глаза смотрели прямо и внимательно.

– Рената, Рената, – Вагнер погладил её по голове, – мужчина никогда не знает, сильно он влюблён или нет, об этом знает женщина. Это женщина решает, насколько сильно влюблён в неё мужчина, а ты живёшь с поражением в душе. Избавься от этого комплекса, и у тебя всё будет в порядке. Ты же красивая.

Однажды Оливия и Патрисия примчались из лицея в жутком возбуждении. Нужно было быстренько перекусить, пока Китерия в лавке, и бежать в маленькое кафе, где собирались свои. Патрисия видела, какую жестокую игру ведёт Оливия с матерью, скрывая от неё, кто такая она, Патрисия, и эта игра забавляла её.

– Розалин, – крикнула горничной Оливия, – дай нам шоколаду. Патрисии покрепче, она любит крутой.

– Давайте пейте скорее и выкатывайтесь, а то вернётся твоя мать и нам всем влепит. – Розалин пыталась открыть банку с растворимым шоколадом «Нестле».

– Дай сюда, неумёха! – Оливия схватила банку. – О, чёрт!

– Дай я помогу! – Патрисия потянула банку к себе.

– Оливия! Что здесь происходит?! – гневно воскликнула Китерия, возникнув на пороге кухни. – А ну дай сюда банку, паршивая девчонка! Что ты здесь распоряжаешься, как дома!

Патрисия, будто случайно, тряхнула банку, передавая Китерии, и всё лицо Китерии оказалось обсыпанным шоколадной пудрой.

– Ну и видик! – расхохоталась нагло Патрисия.

– По‑ моему, мамочке очень к лицу, – подтвердила Оливия.

– Гони ты эту дрянь отсюда! – завизжала Китерия. – Гони, пока я не вышвырнула её в окно!

– За ней должны заехать.

– Заехать! Вот тебе деньги, езжай на автобусе! Садись в любой автобус, только проваливай отсюда!

Ярость Китерии уже была опасна, и Патрисия выскользнула из кухни.

– Мама, ты знаешь, кто она такая? – спросила Оливия,

– И знать не хочу! – отрезала Китерия. – Девчонка с улицы, сразу видно. Пока дочь Лаис болеет, ты завела дружбу с последней хулиганкой колледжа. За это ты будешь всю неделю сидеть по вечерам дома.

Лучшими минутами были те, когда вечером, перед сном, она открывала заветную шкатулку и любовалась своими сокровищами.

Изабела вынимала серьги, кольца, часики, любовалась игрой камней, примеряла. Стук в дверь заставил её быстро захлопнуть крышку шкатулки, она приложила ладони к пылающим щекам.

– Дочка, можно к тебе? – спросила за дверью Лаис.

– Входи, мама.

– Почему ты уехала из клуба одна?

– Я не люблю потеть.

Наступила пауза. Изабела всем видом давала понять, что визит матери несвоевремен, и не нужен. Лаис кусала губы – дочь была совершенно чужой.

– Что тебе хочется? Может, ты отправишься в круиз?

– Нет. Я уже была везде, – где хотела. Одно и то же.

– Ты не хочешь со мной разговаривать? Ты не в духе?

– Почему? Всё нормально. Ты напрасно так переживаешь, мама.

– Изабела, – Лаис осторожно прикоснулась к плечу дочери. – Я бы хотела…

– А я бы хотела почитать. Ты не оставишь меня одну?

– Конечно. Извини, дочка.

Лаис, стараясь сдержать слёзы, вышла из спальни дочери.

В соседней комнате раздались звуки Бетховенской сонаты. Это Аугусто вернулся с работы. Изабела, проявив необычайную живость, вышла в коридор, постучала к брату.

– Слушай, Аугусто, не понимаю, зачем тебе понадобилась та девчонка, которая была с Вагнером на презентации у Рутиньи?

– У нас не офис, а сыскное бюро. Скажи, а ты никогда не видела её раньше, хотя бы мельком?