Предисловие 9 страница

Однако не следует думать, что внутренняя жизнь христианских общин представляла собой идиллию и что все эти нормы легко и просто входили в повседневное поведение христиан. Ведь люди, приходившие к христианам, чтобы порвать с окружающим миром, неминуемо приносили в экклесии свои привычки и предубеждения. В посланиях к фессалоникийцам не случайно настойчиво подчеркивается необходимость трудиться: среди христиан этого города, как явствует из Второго послания, были такие, которые «поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся» (II Фес. 3: 11). Не все христиане делились своим достоянием с собратьями. По-видимому, в связи с отсутствием четкой организации и постоянных должностных лиц, управляющих общиной, первоначально на общие христианские трапезы – важнейшую составную часть ритуальной жизни – каждый приносил что мог. Такая ситуация вызывала конфликты, отраженные в Первом послании к коринфянам: каждый торопится съесть свою пищу, так что «иной бывает голоден, а иной упивается», такой порядок унижает неимущих (11: 21-22). Между тем общая трапеза была связана с обрядом причащения в память тайной вечери Иисуса, и Павел напоминает об этом коринфским христианам: «Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе» (11: 29).

На собраниях христиан произносились проповеди, повторялись «речения Иисуса», читались послания, произносились пророчества о скором конце мира. Пророки играли огромную роль в раннехристианских экклесиях: христиане верили, что на пророках – благодать божия, что их устами вещает дух святой, поэтому общение с пророками было для христиан священнодействием. В каждой общине были свои пророки; пророчествовали и мужчины и женщины (автор Апокалипсиса осуждает пророчицу Иезавель, и в посланиях Павла упомянуты пророчествующие женщины). Но были и странствующие пророки, которые ходили из общины в общину. Кроме пророков из общины в общину переходили апостолы. Слово это означает «посланец», «посол»; христиане употребляли его в значении «посланец божий». Странствующие апостолы проповедовали евангелие – благовестие. Как ясно видно из Павловых посланий, слово «евангелие» относилось первоначально к устной проповеди (например, в Послании к галатам: «евангелие, которое я благовествовал…» или во Втором послании к коринфянам: «…если бы кто, придя, начал проповедовать иное евангелие…»). Апостолов было много, каждый из них считал, что именно ему открыта божественная истина. Одним из таких апостолов был Павел. Исключительно к ученикам Иисуса это слово стало применяться позже. Поддержать сознание избранности у малочисленных последователей нового учения, противопоставлявших себя стихии языческого мира, могла только глубокая, основанная не столько на разуме, сколько на чувстве вера. Проповедники-фанатики, страстно верившие в истинность каждого своего слова, внушали эту веру и своим слушателям. Такой проповедник стремился сплотить христиан вокруг своего «благовестия», и в этой борьбе за сплочение каждый называл другого, хоть в чем-то расходящегося с ним проповедника лжепророком.

Борьба между проповедниками отразилась уже в таких ранних произведениях христианства, как Апокалипсис и Послания Павла. В Послании к галатам Павел упрекает галатийских христиан, что они переходят к «иному благовествованию», и призывает проклятие на головы тех, кто благовествует иначе, чем он. Внутри христианских общин были приверженцы разных проповедников. В Первом послании к коринфянам упоминаются споры, которые вели между собой такие приверженцы: «…у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов» (1: 12). Чем больше появлялось пророков и проповедников, чем больше отличались их проповеди друг от друга, тем острее становились вероучительные споры среди христиан. Проблема пророков и лжепророков серьезно обсуждалась в христианской литературе конца I – начала II в. В Первом послании Иоанна верующих убеждают не верить всем, одержимым духом, но испытывать духов, «от бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (4: 1).

Споры, связанные с вероучением, были не единственными спорами среди христиан. Сталкиваясь друг с другом во «внешнем мире», они могли вступать в различного рода конфликты (в том числе, вероятно, и имущественные). Как поступать в таком случае? В Первом послании к коринфянам Павел гневно упрекает тех христиан, которые судятся друг с другом у официальных властей («Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых?.. Неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими? » (6: 1, 5). Конфликты могли быть связаны и с недостойным поведением того или иного члена общины (в том же послании перечислены блудники, лихоимцы, злоречивые и т. д. ). Как относиться к таким людям? Открытость христианских экклесий неизбежно приводила к появлению в них людей случайных, которыми двигала не столько вера в Христа, сколько ненависть к окружающему миру. Многие из них с течением времени сами покидали ряды христиан, но нужно ли было дожидаться этого? И как быть с мелкими нарушениями требований христианской этики людьми, которые продолжали считать себя христианами? Кумранская община, отгородившаяся от внешнего мира, имела, как уже говорилось, разработанную систему наказаний. Для христиан самым страшным наказанием было наказание, которое ждет всех неверных во время страшного суда, или немедленное воздаяние, которое посылает бог. В Евангелии от Матфея осуждаются люди, которые ругают своих братьев: тот, кто скажет «рака» («пустой человек»), подлежит синедриону (т. е. собственно иудейскому суду), а кто скажет «безумный» – подлежит «геенне огненной» (Мф. 5: 22). Таким образом, в среде первых христиан представления о собственно христианском суде еще не было. В знаменитом эпизоде с Ананией и Сапфирой из Деяний апостолов, утаившими имущество от иерусалимской общины, бог наказывает их смертью. Этот эпизод должен был внушить христианам необходимость выполнения правил общины, поскольку в условиях полной добровольности христианских объединений никаких дисциплинарных мер разработано еще не было. Павел в Первом послании к коринфянам убеждает христиан не общаться с теми из своих собратьев, кто занимается блудом, с лихоимцами, злоречивыми, и призывает к изгнанию таковых из общины. Однако, как показывают настойчивые повторения в том же послании («Но я писал вам не сообщаться…»), эта мера применялась не везде. Во Втором послании к фессалоникийцам автор его предлагает применять к провинившимся («если же кто не послушает слова нашего в сем послании») более мягкую меру – иметь на замечании, не общаться с ним (по-видимому, временно), чтобы устыдить и вразумить, но не считать за врага (3: 14-15). Такое временное «отлучение» заключалось в том, что провинившиеся не допускались к причастительной трапезе, но могли слушать проповедников вместе с теми, кто готовился принять крещение.

Вопрос о том, за какие проступки наказывать и как, дискутировался среди христиан еще в III в., т. е. практически вплоть до того времени, когда в руках руководителей церкви оказалась реальная возможность использовать принуждение.

Естественно, что в начальный период существования христианских общин проблема регулирования отношений между верующими стояла очень остро, и еще более обострялась она по мере того, как происходил отход христиан от нормативного иудаизма, который регулировал не только религиозную, но и повседневную жизнь. Чтобы не раствориться среди множества различных религиозных течений и союзов, чтобы сохранить свою сплоченность и обособленность, христиане должны были создать более четко оформленные организации; им нужны были авторитеты, которым можно было бы доверять и в вопросах вероучения, и в житейских конфликтах.

Уже в посланиях Павла ясно ощущается стремление упорядочить внутреннюю жизнь экклесий. Он выдвигает на первое место идею единства всех христиан, ибо «много членов, а тело одно». В то же время в Первом послании к коринфянам он подчеркивает, что христиане имеют разные дары от бога и должны действовать в соответствии со своим призванием; одних бог поставил апостолами, других – пророками и учителями, «иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки» (12: 28). Ни один из этих людей еще не выдвигается на первое место, все необходимы, как члены – телу, но в то же время среди призваний отмечается призвание к руководству, на которое не должны претендовать все члены экклесий. В Послании к ефесянам, которое, по мнению большинства ученых, создано уже после смерти Павла его последователями, сказано, что одни поставлены апостолами, другие – пророками, иные – евангелистами, иные – пастырями и учителями (4: 11). Пастыри и учителя, по-видимому, те люди, которым «уготовано» руководство общиной. Интересно появление в этом послании «евангелистов». В более ранних посланиях возвещали евангелие (благую весть) апостолы, в этом же послании апостолы и евангелисты разделены. Возможно, речь идет о тех людях, которые в конце I в. начали производить записи устных преданий, прежде всего «речений Иисуса», а также рассказов о его жизни; такие записи были необходимы для устранения разногласий. Шли годы, и все меньше и меньше становилось проповедников, которые могли сослаться на то, что они сами слушали учеников Иисуса: записи священных текстов должны были заменить авторитет устного предания. Потребность в таких записях неизбежно вела к выделению людей, которые могли такие записи осуществлять, – назывались они учителями или евангелистами. Но следует иметь в виду, что люди, которые записывали уже сложившуюся устную традицию, не считались авторами «священных книг» – первоначальные записи были, по всей вероятности, анонимны, а затем различные евангелия, содержавшие поучения и жизнеописание Иисуса, стали возводиться к его ученикам. Имя непосредственного ученика Иисуса придавало авторитет записям, «освящало» их. Переписчики евангелий искренне верили, что излагают учение, переданное людьми, слышавшими проповеди Иисуса (недаром новозаветные евангелия в греческом подлиннике называются «По Марку», «По Матфею» и т. д. ). Однако, как ни велика была роль реальных евангелистов, производивших записи христианского учения, они не могли претендовать на обладание особой благодатью и не могли соперничать с пророками, которые произносили свои проповеди, как бы получив откровение непосредственно от бога.

Специальные люди были нужны и для руководства повседневной жизнью общин: чтобы собирать взносы, распределять помощь, подготовлять убежище для преследуемых, навещать больных и заключенных. По-видимому, еще в I в. в некоторых общинах появляются старейшины-пресвитеры. Существование старейшин было традиционно для всех общинных организаций древности; неудивительно, что старейшины появляются и в христианских экклесиях. Пресвитеры были не во всех общинах; распространение этой должности шло постепенно. Согласно Деяниям апостолов, в иерусалимской общине были апостолы и пресвитеры – вероятно, этот факт должен был служить образцом для подражания, как и остальное описание этой – уже не существовавшей ко времени создания Деяний – общины. Функции пресвитеров были, насколько можно судить, организационно-хозяйственными, они выбирались общиной и вводились в должность апостолами (обряд рукоположения); иногда наиболее почитаемые проповедники сами выдвигали пресвитеров. Павел, по преданию, рукоположил несколько пресвитеров. В Деяниях апостолов и в посланиях Павла пресвитеры называются также епископами, т. е. надзирателями (В кумранской общине существовала аналогичная должность – надзиратель (меваккер) над работой). Это не были две разные должности, просто «надзор» входил в обязанности старейшин. В Деяниях апостолов сказано, что Павел собрал пресвитеров христиан Эфеса. В своем обращении к ним Павел назвал их «епископами» (в русском переводе – блюстителями). Оба эти термина употребляются по отношению к одним и тем же лицам и в Послании к Титу. Автор послания обращается к адресату, требуя, чтобы тот «довершил недоконченное» и поставил пресвитеров по всем городам; а затем перечисляет, какими качествами должен обладать пресвитер: непорочен, муж одной жены, детей имеет верных и т. д., «ибо епископ должен быть непорочен…». Никаких сомнений в том, что пресвитеры и епископы одни и те же лица, эти тексты не вызывают. Из них же следует, что пресвитеров могло быть несколько, как в христианской общине Эфеса, и что были города, где пресвитеров не было вообще. В посланиях Павла (прежде всего в тех, которые считаются относительно поздними) подчеркивается необходимость установления должности епископов. В Первом послании к Тимофею прямо говорится: «Кто епископства желает, доброго дела желает» – и дальше подробно перечисляются качества, необходимые епископу. Кроме уже упомянутой непорочности епископ должен был происходить из относительно зажиточных людей, «хорошо управляющий домом своим»; епископа не рекомендовалось избирать из новообращенных. Хотя Павел и его сторонники пытались внушить верующим, что дар управления, пастырства – это дар божий, в конкретном перечислении того, какими качествами должен обладать епископ или пресвитер, речь идет о вполне земных свойствах, которые надлежит проверять поведением в реальной жизни; мало того, согласно Первому посланию к Тимофею, епископ должен быть уважаем язычниками («надлежит ему также иметь доброе свидетельство от внешних», т. е. нехристиан, – 3: 7). Дар же пророков и апостолов, обладавших благодатью (харизмой (Поскольку в христианских экклесиях особое положение занимали люди, обладающие, как в это верили христиане, харизмой, в научной литературе такие общины часто называют харизматическими (см.: Ленцман Я. А. Происхождение христианства. М., 1958)), проявлялся, с точки зрения первых христиан, сам собой; могли быть только люди, которые выдавали себя за пророков и апостолов. Поэтому естественно, что в общине I в., где каждый мечтал обрести божественную благодать, где все чувствовали себя «детьми божиими» (как это было впоследствии сформулировано в Евангелии Филиппа: спасение обретают только «сыны божии»), апостолы и пророки пользовались значительно большим авторитетом, чем люди, занимавшиеся организацией повседневной жизни. Авторитет Павла утверждался настойчивым повторением, что он обладает благодатью (I Тим. 1: 14); Тимофей, адресат посланий, призывается не пренебрегать своим дарованием, которое дано «по пророчеству» (I Тим. 4: 14), это дарование – дарование учить, наставлять, благовествовать.

Поскольку апостолы рукополагали пресвитеров, к ним, как к проповедникам, обладавшим особым авторитетом, обращались с жалобами члены общин на действия своих старейшин. Это создавало, по-видимому, сложные ситуации: управлять общиной при отсутствии каких бы то ни было средств принуждения было достаточно трудно. В Первом послании к Тимофею, которое, по существу, является сводом правил для внутренней жизни общины, указывается, что достойным пресвитерам нужно оказывать особую честь; обвинение против пресвитера можно принимать только при двух или трех свидетелях. Таким образом, к концу I – началу II в. постепенно утверждался авторитет пресвитеров-епископов (во II в. происходит разделение этих должностей, но об этом будет сказано ниже).

Кроме этой должности в общинах появляются и служители низшего ранга – дьяконы, среди которых могли быть и женщины (в Послании к римлянам упоминается дьяконисса Фива – 16: 1; Плиний Младший в письме к императору Траяну говорит о допросе под пыткою двух рабынь-дьяконисс). В том же Первом послании к Тимофею, где сформулированы требования к людям, занимающим должности епископов, сказано, что дьяконы должны быть непорочны, не пристрастны к вину, некорыстолюбивы. Дьяконы и дьякониссы прислуживали во время причастительных трапез; судя по настойчивому требованию не быть корыстолюбивым, дьякон, как и епископ (тот также не должен быть корыстолюбцем – см. Тит 1: 7), имел отношение к общинной кассе, производил необходимые расходы. По данным II в., дьяконы относили после причастия освященную пищу больным собратьям и тем, кто попал в заключение.

На попечении у христианских общин находились вдовы. Павел в Первом послании к Тимофею особо останавливается на положении вдов. Он призывает христиан, у которых есть родственницы-вдовы, самим заботиться о них, а не перекладывать эту заботу на общину. По-видимому, для оказания помощи вдовам из них выбиралась одна, которая и наблюдала за ними. Павел указывает, что вдовица должна выбираться не моложе 60 лет, «бывшая женою одного мужа, известная по добрым делам, если она воспитала детей, принимала странников, умывала ноги святым, помогала бедствующим и была усердна ко всякому доброму делу» (5: 9-10). Функции такой «избранной вдовицы» не вполне ясны; впоследствии институт этот развития не получил, но упоминание избрания вдовицы говорит о поисках организационных форм, о появлении различных должностей внутри христианских экклесий – одни из них закреплялись в дальнейшей практике, другие – отмирали.

Наиболее полное представление о христианской общине рубежа I и II вв. дает нам памятник раннехристианской литературы, открытый учеными в 1875 г., – Учение двенадцати апостолов, или Дидахе (Отрывки из Дидахе в переводе А. Б. Рановича приведены в книге: Раковин А. Первоисточники по истории раннего христианства. М., 1933). Некоторые ученые считают, что Дидахе создано между 70 и 110 гг., другие относят это произведение ко второй четверти II в. Есть мнение, что даже если Дидахе и создано во II в., то отражает оно положение такой общины (предположительно, сирийской), где дольше сохранились черты первоначального христианства. Дидахе состоит из трех частей. Первая, вероучительная, рассматривает «путь жизни», т. е. путь спасения и «путь смерти», затем идет характеристика обрядов и молитв, и, наконец, устанавливаются правила, регулирующие внутреннюю жизнь общины.

В составе христианской общины, где было создано это произведение, преобладали низы общества, что следует из призывов к обязательному труду и взаимопомощи («Не отвращай от себя нуждающегося, но делай брата своего соучастником своим во всем и не говори, что это твоя собственность»). Но при этом среди христиан были и зажиточные люди, владеющие рабами, так как в Дидахе специально оговаривается необходимость мягкого обращения с рабами-единоверцами, а рабы призываются повиноваться господам своим «как образу бога». В Дидахе даются правила совершения древнейших христианских обрядов – крещения в проточной воде и причащения, приводится текст молитвы «Отче наш», упоминаются молитвы, которые должны произноситься после причащения (евхаристии). В одной из таких молитв встречается арамейская фраза, означающая «господь пришел», произносится осанна «богу Давида», т. е. сохраняются иудейские и иудеохристианские элементы. В то же время христиане стремились утвердить свою обрядность в противовес иудаизму. Так, в Дидахе упоминаются посты, причем специально оговорено, что поститься нужно не тогда, когда постятся «лицемеры» (т. е. иудеи), а в другие дни и молитвы нужно иметь особые. Правда, христианская обрядность еще не сложилась окончательно; пророки могли произносить молитвы, «какие им угодно». Члены общины совершали покаяние в грехах на совместных собраниях: таким образом, для них именно собрание, экклесия, включавшая всех верующих этого округа, обладала благодатью; публичность покаяния имела ритуальный смысл. Еще не выделились люди, которые владели исключительным правом отпущения грехов.

Своеобразный «переходный период» переживала община, чья жизнь отражена в Дидахе, и в отношении своей организации. В Дидахе упоминаются странствующие пророки и апостолы. Один из вопросов, который разбирается в этом произведении, кого нужно считать истинным пророком и апостолом, а кого ложным? Ложные проповедники узнаются по их поведению: странствующий апостол или пророк не должен оставаться в общине больше двух дней; уходя, он может взять хлеб на дорогу, но если он попросит денег, то он лжепророк. Если во время своих пророчеств он устраивает трапезу для бедных, но сам не ест, то он пророк истинный, если ест сам, то ложный. В этих наивных правилах отразились и сравнительная бедность общины и обилие проповедников, которые подчас стремились использовать средства общины в корыстных целях.

Наряду со странствующими пророками были и пророки, постоянно жившие в том городе, где имелась христианская община. Дидахе разрешает пришлому пророку селиться в качестве ремесленника («если же он не владеет ремеслом, то нужно подыскать ему занятие»). Однако уже появляются и такие «истинные пророки», и «истинные учителя», которые сами не работают, а только проповедуют и пророчествуют. Жили такие пророки за счет сборов с верующих: «от произведений точила и гумна, от быков и овец»; часть отдается от пищи и вина, от одежды и серебра «сколько найдешь нужным» (т. е. не существовало определенных размеров этих сборов). Если же пророка нет, то собранное отдавалось нищим. В общине, описанной в Дидахе, имелись также епископы и дьяконы: «Рукополагайте себе епископов и дьяконов, – сказано там, – достойных господа, мужей кротких, истинных, испытанных; они тоже исполняют у вас службу пророков и учителей. Поэтому не презирайте их – они ваши почтенные, наряду с пророками и учителями». Последняя фраза знаменательна: должности епископов и дьяконов пользовались меньшим авторитетом, поскольку эти люди занимались хозяйственными делами; и вот составители правил, сведенных в Дидахе, пытаются переломить несколько пренебрежительное отношение к этим должностям. Повышение авторитета епископов достигалось, по-видимому, тем, что они стали брать на себя функции учителей и пророков, т. е. становились руководителями не только в организационно-хозяйственных вопросах, но и в вопросах вероучения.

Переходный период рубежа I-II вв., отраженный в Дидахе, характеризовался ожесточенной борьбой внутри христианских общин и между ними. Боролись сторонники сохранения связей с иудаизмом и противники его, новые обряды воспринимались отдельными группами как отход от принципа духовного очищения, почитавшегося единственным средством спасения. Выделение новых должностных лиц епископов-пресвитеров также происходило в обстановке острой борьбы. В письме, адресованном коринфским христианам (по-видимому, начало II в. ), авторство которого приписывается руководителю римских христиан Клименту, говорится о крупном конфликте внутри христианской общины Коринфа: более молодые члены ее выступили против своих старейшин, устранили епископов (в этом письме слова «пресвитеры» и «епископы» употреблены как синонимы). Автор письма увещевает «молодых» слушаться своих епископов. Конфликт, по-видимому, затрагивал и вероучительные вопросы, в частности «молодые» выступали против учения о воскресении во плоти.

Итак, на рубеже I-II вв. в малочисленных еще группах христиан в разных городах империи идут сложные процессы становления христианского учения, создания новой, собственно христианской обрядности и новой организации; начинает складываться аппарат управления христианскими общинами.

Становление епископальной церкви

Римская империя во II-III вв.

На рубеже I и II веков в основном завершилось становление имперской государственной организации. В 96 г. был убит император Домициан из династии Флавиев, вызвавший ненависть своими беспощадными расправами со всеми неугодными ему людьми. Императором был провозглашен находившийся в опале старый сенатор Марк Кокций Нерва. Нерва усыновил и назначил своим преемником талантливого полководца и администратора, уроженца Испании Траяна. Так началось правление династии Антонинов, совпавшее со временем наивысшего расцвета империи и с началом ее кризиса. Репрессии I в. сломили всякую реальную и потенциальную оппозицию. Сенат пополнялся в значительной степени за счет провинциальной знати, получившей римское гражданство. Сначала в нем преобладали выходцы из западных провинций, а при Антонинах императоры стали широко включать в сенат и знать восточных областей. Многие из этих людей затем возвращались в провинции, откуда они были родом, уже в качестве наместников или других высоких должностных лиц провинциального управления; они становились главной опорой императора в провинциях.

В период Антонинов создавалась единообразная система управления империей: главную роль играл императорский совет, куда со времени Адриана (117-138 гг. ), третьего императора этой династии, назначались наиболее способные администраторы, юристы и т. п. Хорошо организованный бюрократический аппарат держал под неусыпным контролем всех жителей империи. Во многих самоуправляющихся городах и общинах появились кураторы – римские чиновники, следившие за финансовыми делами этих поселений. Центральная власть вмешивалась во все детали внутренней жизни на местах. На императорскую службу шли вольноотпущенники, а также выходцы из средних слоев населения Италии и провинций. Для людей, находившихся на государственной службе, был введен строгий порядок прохождения должностей от низших к высшим. Каждой должности соответствовал почетный титул: превосходнейший муж, виднейший муж, светлейший муж и т. д.

Важнейшим фактором общественного развития империи была нивелировка входивших в нее областей. В период II – начала III в. постепенно уравнивается положение на востоке и на западе. В западных провинциях, особенно в Галлии, происходит усиленное градостроительство; галльские города получают права самоуправления наподобие италийских. Продолжается процесс (начатый еще в I в. ) раздачи прав римского гражданства знати западных провинций, которая занимает в городах руководящие должности, созданные по римским образцам. Позиция римлян ярко выражена в речи, которую Тацит вкладывает в уста Цериала, римского полководца, подавлявшего восстание в Галлии в 70 г. Цериал говорит, обращаясь к представителям галльских племен: «…мы использовали свое право победителей для единственной цели – взыскивали с вас лишь то, что необходимо для поддержания мира… Во всем остальном мы с вами равны: вы командуете многими из наших легионов, вы управляете провинциями, и этими и другими; нет ничего, что было бы доступно нам и недоступно вам… Любите же и охраняйте мир, любите и охраняйте Город (т. е. Рим. – И. С. ), который все мы, и победители, и побежденные, с равным правом считаем своим». Итак, здесь выражена идея единого государства, где провинциалы и римляне, по существу, равны. Что же касается податей, которые выкачивались этим совершенным бюрократическим аппаратом, то императорское правительство стремилось внушить населению, что взимаются они для его же пользы, для поддержания порядка и мира, «римского мира», pax romana, который провозглашался величайшим достижением империи. Мир означал прекращение внутренних раздоров и широких внешних завоеваний (от которых Антонины отказались со времени правления Адриана). Это был мир римский, т. е. общеимперский, поскольку империя все больше и больше становилась единой в результате романизации. На деле умиротворение, как пишет советский историк Г. С. Кнабе, «означало широко и глубоко проведенную монополизацию политических решений принцепсом и его ближайшим окружением и соответственно отделение народа от политики, переставшей быть близким и жизненно важным для него делом» (Кнабе Г. С. Римское общество в эпоху Ранней империи. – История древнего мира, т. 3, с. 84).

Урбанизации и романизации западных провинций способствовали поселения ветеранов: отслужившие срок службы солдаты получали земельные наделы и образовывали поселения, которые часто со временем превращались в самоуправляющиеся города. Прошедшие длительную выучку в римской армии ветераны приносили с собой римские обычаи, латинский язык военных команд, разнообразные культы, с которыми они познакомились во время походов и гарнизонной службы в самых разных уголках империи. Ветераны были той реальной живой силой, которая способствовала нивелировке не только форм управления, но и обыденной жизни провинций. Со II в. и в восточных провинциях начинает ощущаться эта нивелировка. Трудно найти город, в котором не было бы амфитеатра: сначала их строили римляне (как правило, жрецы императорского культа), но затем они стали строиться и на средства городской казны. Рядом с древними многоколонными храмами воздвигались бани и триумфальные арки наподобие римских. Единообразие жизни было следствием не только подражания римлянам, но и того, что все города имели одни и те же органы управления, одни и те же общественные организации, которые власти, если не юридически, то фактически, поставили под свой контроль. Адриан легализовал коллегии, так как бороться с частными сообществами было уже невозможно, но действовали они под надзором городских властей или специально назначенных надзирателей. Так, в малоазийском городе Тиатире, центре красильного ремесла, за красителями «надзирал» некий Аврилий Артемидор, который одновременно занимал руководящую должность в городском управлении. Членов коллегий старались приобщить к официальной деятельности городских властей. До нас дошли совместные постановления городских органов самоуправления и ремесленных союзов, принятые в честь различных лиц, главным образом связанных с римской администрацией. Те же явления наблюдались и в западных провинциях. Например, патроном коллегии столяров в Нарбонской Галлии был жрец императорского культа, исполнявший, как сказано в надписи в его честь, «все высшие должности». Итак, единый «порядок» должен был охватить всю общественную жизнь Римской державы, прежде всего жизнь городов.

В области сельского хозяйства II век был временем распространения колонатных отношений; вырабатываются типовые уставы, на основе которых земля сдается в аренду. Наряду со свободными крестьянами-арендаторами в имениях землевладельцев появляется все больше рабов, посаженных на землю, которые обрабатывали небольшие наделы земли и платили оброк своему господину. Благодаря этой форме эксплуатации землевладельцы избавлялись от необходимости содержать аппарат надсмотрщиков, а у рабов появлялась заинтересованность в результатах своего труда. Происходило сближение положения таких рабов и колонов. Согласно указаниям римских юристов, раба, оказавшегося на положении колона, нельзя было оторвать от земли, он уже не входил в «инвентарь имения», т. е. перестал считаться вещью. Со II в. и. э. стирание резких различий между рабами и свободными работниками, которое началось раньше, проникает в сферу права и социальной психологии. Издается ряд законов, запрещающих произвол господ в отношении рабов: император Адриан запретил хозяевам убивать своих рабов; за проступки рабов должны были судить обычным судом. Его преемник Антонин Пий приравнял ответственность за убийство собственного раба к ответственности за убийство чужого раба. Все эти законы выразили, с одной стороны, общую тенденцию к смягчению рабства (что явилось выражением кризиса рабовладельческого хозяйства), а с другой – стремление государства регулировать все стороны жизни своих подданных, в том числе и отношения между хозяином и его собственностью – рабом; рабы теперь становились непосредственно подчиненными высшей – по сравнению с властью господина – власти божественного императора.