Андрей Миля. АГРЕССИЯ 15. Записи Чернова Н.А.

Андрей Миля

АГРЕССИЯ 15

Записи Чернова Н. А.

ВАЖНО!!! ВАЖНО!!! ВАЖНО!!!

Не знаю, найдет ли кто эти записи или нет, но если вы их читаете, вероятно – как бы банально это не звучало, – меня нет в живых…

Я лежу на полу, накрытый ванной, чтобы они не нашли меня.

В правой руке – шариковая ручка, в левой – фонарик.

Я проснулся полчаса назад, и все эти полчаса думал, с чего начать запись. В итоге, начал с того, что вы прочли первым.

Мне страшно…

Я начал эту запись, потому что хочу, чтобы вы знали о том, что здесь произошло. Не буду ходить вокруг да около, а сразу перейду к делу, тем более тетрадь хоть и общая, но в ней не так уж много страниц, а магазин с канцтоварами сгорел.

ПОЖАЛУЙСТА, ЕСЛИ ВЫ НАЙДЕТЕ ЭТУ ТЕТРАДЬ, ПРОЧТИТЕ ЕЕ!!! ЭТО ВАЖНО!!!

Извините, уверен, изложение будет кривым. Про пунктуацию и орфографию извиняюсь в особой степени. Здесь нет черновых рукописей. Здесь только эта тетрадь и шариковая ручка. Я пишу лишь то, что лезет в голову, и когда оно лезет.

Но прежде чем начать, хочу, чтобы вы знали – я не виновен в том, за что меня осудили.

Итак. Меня зовут Чернов Николай Анатольевич. 1988-го года рождения. Личный номер - 686.

Меня судили в первые дни после отмены моратория на смертную казнь.

Но все это не так важно, как то, что за пару дней до исполнения приговора мне предложили сделку и я согласился.

У меня едва сердце не выскочило. Кто-то ходил по квартире. Я уверен, что это был один из них – на моих часах только 9 вечера (если я не проспал лишние 12 часов), а в это время они бодрствуют.

На улицах полно изувеченных тел. Думаю, их немало и в домах.

Я уже 14 часов лежу под ванной, терпя охренительную боль в переполненном мочевом пузыре. Пару раз я думал, что он вот-вот лопнет. Я не хочу такой смерти. Я вообще не хочу ни какой смерти. Если доживу до ночной вылазки, то обязательно найду бутылку для мочи.

Но вернемся к сделке.

Я должен был месяц участвовать в каком-то правительственном эксперименте, по окончанию которого с меня должны были снять все обвинения.

Конечно, все выглядело чересчур сказочно. Уж слишком много меда влили в эту ложь, и, разумеется, я купился. А как иначе? Считая часы до смерти, я был готов дать в жопу, лишь бы отсрочить казнь. А тут месяц какого-то эксперимента и моя жизнь почти вернется на круги своя.

Один из врачей сказал, что эксперимент вышел из-под контроля. На самом деле из-под контроля он вышел в отношении тех врачей, а в остальном все идет по плану…

Нашлось 700 таких же добровольцев, как и я, у которых было 2 пути: участие в эксперименте или смертная казнь.

Каждому из нас присвоили личный номер. Я - №686. Эти цифры нам вытатуировали на тыльной стороне шее. Чем не концлагерь? Уже тогда стоило догадаться, что в душевой вместо воды нас будут ждать кристаллы «Циклона-Б».

Мы прошли всевозможные медицинские обследования, о существовании половины из которых я не подозревал. Среди нас оказались люди с такими заболеваниями как ВИЧ, эпилепсия, болезнь Паркинсона, гепатиты А, В, С, сифилис, онкологические заболевания. У каждого третьего имелось что-то подобное. Наверное, я тоже один из этих третьих, хотя у меня и нет заболевания такого рода.

У меня 45 хромосом.

Нет, никаких патологических проявлений нет, у меня даже был здоровый сын с сорока шестью хромосомами. Просто мои восемнадцатая и девятнадцатая хромосомы соединились в одну.

Не кривитесь, когда бог ваял вашу вторую хромосому, он просто взял у шимпанзе двенадцатую и тринадцатую, и сунул их в одну упаковку. Так что у вас тоже есть четыре хромосомы соединенные в две.

Про взятые у шимпанзе хромосомы – шутка. Мы не произошли от них, у нас был общий предок.

Черт, я трачу бумагу, чтобы напомнить вам то, что вы изучали в школе.

На военных вертолетах нас доставили на остров - небольшой клочок земли хрен знает где, радиусом километров в 8. С учетом того, сколько у нас тратят на оборонку, не удивлюсь, если этот остров имеет искусственное происхождение.

Он поделен на две части.

Первая представляет собой непроходимые заросли – девственная природа.

Вторая – имитация мелкого городишки: несколько многоэтажек, магазины, аптека, церковь и т. д. Есть даже шеренга биотуалетов.

С нами ни то, чтобы никто не церемонился, нам даже ничего не объяснили. Просто партиями по 10 человек доставили на остров и сказали, что наша задача – прожить здесь 1 месяц. Что нет никаких правил, нужно жить – так, как мы считаем нужным.

Это был рай.

Шикарный песчаный пляж. Прилавки аля-магазинов ломились от съестного, алкоголя и прочего.

Променять тесноту тюремной камеры на море, пляж и бухло – почти все уверовали в то, что их ангел хранитель сам Бог. Все это убило какие-либо сомнения в правильности заключения сделки.

Было не ясно лишь одно – что именно от нас требовалось? В чем заключался эксперимент? В том, чтобы узнать, что же мы будем выбирать из всего ассортимента бесплатных товаров из магазинов без охранников и продавцов? В том, какие телепрограммы мы будем смотреть по телевизору? В том, сколько времени мы потратим на купание в море? А может в том, сколько времени нам потребуется, чтобы озвереть и перегрызть друг другу глотки?

Увы, попав сюда из камеры смертников, нас эти вопросы не интересовали.

Признаюсь, не все было так гладко.

Хотя каждый второй заявлял, что попал под суд случайно, думаю, большинство из них балаболило. То есть, реальных преступников было большинство. И кто знает, какие законы с их подачи могли воцариться на острове.

С другой стороны преступником можно стать непредумышленно, случайно. Переусердствовать в самообороне и пойти под статью.

К вечеру первого дня несколько умников решили приватизировать пару пивных ларьков. Закончилось тем, что одному проредили зубы. Второму сломали руку. Третьего едва не утопили, после чего хорошенько отпинали ногами.

Было еще несколько случаев, когда кто-то пытался сесть на несуществующий трон и стать самопровозглашенным государем острова. Таких королей умывали их собственной кровью и запирали в подвалах.

Это утешало. Говорило, что большинство из присутствовавших – адекватные люди.

На часах 23: 49. Они уже должны уснуть, а мне пора рискнуть и выйти на улицу. Ужасно хочется есть, не ел уже двое суток – боялся покинуть дом. Ну хоть вода была… в туалетных бачках.

Не знаю, выживу или наткнусь на одного из них.

Мне страшно.

Вам проще, вы видите конечное количество исписанных листов. Если это последний лист – значит, меня больше нет. Есть листы – значит выжил.

Ладно, пошел…

Как понимаете – я выжил. Снова лежу под ванной, и опять хочу по малой нужде.

Мне повезло – не встретил не одного из них. Однако и выживших тоже не было. Никого.

На прилавке ближайшего из магазинов, нашел полбуханки черствого хлеба с корочкой зеленой плесени в одном месте. Меня это не остановило, но, разумеется, плесень я стер. Вы не можете представить, какое это было блаженство. Черствый хлеб – райское наслаждение.

Хлеб с трудом глотался. Он словно цеплялся за стенки горла, упирался в них хлебными ручками и ножками, будто знал, куда попадет.

В разбитом холодильнике нашел банку теплой «Coca-Cola». Честно говоря, я не люблю газированные напитки. Не то чтобы они настолько омерзительны, просто мне не удается утолить ими жажду. Даже наоборот после них она лишь усиливается. Но этой ночью я сделал исключение. Мне нужна была любая жидкость, чтобы хлеб не застревал в горле. Я жадно глотал хлеб и запивал его черной водой. Было тяжело дышать, но я не останавливался. Уж слишком сильный голод поселился в желудке.

А потом меня стошнило.

Четверть буханки в руке и четверть на полу. Еда не в таком изобилии, чтобы разбрасываться ею, и вы сами можете догадаться, что я собирался сделать с уже пережеванным и размоченным хлебом – повторюсь, двое суток до этого не ел.

Я уже встал на колени, когда луч света выхватил лежавшую у стены помятую банку говяжьего паштета.

Уже через минуту я вскрыл ее ножом. Пальцами зачерпывал паштет и отправлял в рот.

Это был самый вкусный паштет в моей жизни.

Наверное, найдя гнилую луковицу и съев ее, я бы сказал тоже самое. Голод контролирует вкусовые рецепторы, обманывает мозг, лишь бы хоть что-то попало в желудок.

Ел я медленно, чтобы снова все не выблевать.

Поев, я полностью обыскал магазин и нашел бутылку минералки. Окажись она без газа, счел бы это за божье вмешательство, а так – просто праздник мирового значения. В большинстве туалетных бачков вода стухла.

В укрытие я взял воду и остатки хлеба. Паштет доел в магазине.

Я уже поднимался по лестнице, когда разболелся живот и, накатила тошнота. Складывалось ощущение, что желудок вот-вот лопнет. С каждым шагом я отрыгивал Кока-колой. Мерзкое ощущение, особенно, когда думаешь, что следом отрыгнется все съеденное.

Я уже был на нужном этаже, когда во мраке угла заметил чей-то силуэт.

Посветил – это был парень, который сидел рядом со мной в вертолете. Кирилл. №223. Тогда он мне показался веселым малым, он постоянно шутил, «травил» анекдоты.

А сейчас он спал сидя в углу, и самое страшное – корка запекшейся крови вокруг его рта говорила, что, скорее всего, он был инфицирован.

Мне безумно хотелось думать, что это не так, что это его кровь. Что он разбил себе рот, а тут уснул от обессиления.

Но скорее всего он был одним из них. Когда я уходил на поиск еды, его здесь не было, значит - если Кирилл инфицирован, то он бодрствовал в темное время суток, значит, теперь они забирают себе и ночь. А может он все же не был инфицирован.

Все же надеюсь, что он был нормальным. Жаль, у меня не было права рискнуть и выяснить это. Риск слишком велик. На этом острове нет больше места альтруизму. Слишком мало ресурсов, чтобы делиться ими с кем-то. Здесь человек человеку – волк.

Одним движением я перерезал ему горло.

Сам удивляюсь хладнокровности, с какой сделал это.

Кровь вялым ручейком побежало по нагому торсу, а голова наклонилась вперед, явив жуткую картину – у Кирилла отсутствовал затылок.

Желудок отреагировал весьма болезненно, но не вывернулся наизнанку.

Как оказалось, затылок был вбит вовнутрь головы.

Если бы это сделал инфицированный, то с большой вероятностью он бы что-нибудь съел, но на Кирилле отсутствовали следы от укусов. А если бы это сделал кто-то из выживших, я бы вряд ли нашел в кармане Кирилла три пальчиковые батарейки. Может его убили военные? Но зачем и почему таким способом? Почему просто не застрелили?

Много вопросов, а ответов нет.

Что касается мародерства - Кириллу батарейки уже не пригодятся, а у меня в фонарике они почти сели. Без них я не смогу дальше делать записи. Поэтому не считаю свой поступок мародерством.

Вернувшись в укрытие, я почти сразу заснул. Сон был крепким, но все равно я чувствовал, как болел живот.

Теперь вернусь к тому, о чем изначально хотел рассказать.

Первый день на остров мы провели как в раю. Пили, ели, купались, загорали. Над островом беспрестанно летали дроны – мониторинг. Они и сейчас летаю днем и ночью.

Все началось на четвертый день, когда прилетел вертолет. Из него вышло с десяток людей в штатском. Они представились врачами и вызвали к себе десятерых из нас - №13, №142, №333, №389, №467, №551, №590, №615, №645, №699.

Точно знаю, что №590 был диабетиком и у него заканчивался инсулин. Под каким предлогам остальным из них ввели «Агрессию15» мне не известно.

А потом…

Начну с приятного – по непонятным причинам вертолет не смог взлететь. Пилот нервничал. Нервничали врачи. Они шептались между собой и постоянно смотрели на двоих «привитых» ими, которые вместе со многими из нас стояли у вертолета.

Остальные «привитые» разошлись по занятым ими квартирам.

Устав следить за бестолковым пилотом, мы уже начали расходиться, когда №615 потерял сознание.

Он не издал ни звука, просто качнулся, закатил глаза под лоб, упал на землю и начал биться в эпилептических конвульсиях. Из его рта текла пена.

Парень, который стоял рядом со мной, бросился к нему. Он надавил инфицированному на скулы, сунул несколько пальцев ему в рот и достал язык, чтобы тот им не подавился.

Дебил.

Так нельзя делать. Запавший в горло язык – это миф. Но, видимо, парень на уроках ОБЖ плохо слушал.

В какой-то момент пена стала розовой от прикушенных пальцев.

Врачи не побежали на помощь. Думаю, Гиппократ ими не доволен. Более того, они даже дверь вертолета закрыли.

№615 продолжал биться в конвульсиях и стискивать зубами пальцы орущего горе-спасателя.

Челюсть сама разжалась, и внимание большинства перекинулось на парнишку, который теперь плакал и дул на окровавленные пальцы.

Я не знал, чем помочь ему, да и в помощи больше нуждался №615. Я посмотрел на него как раз в тот момент, когда его глаза вернулись в нормальное положение.

Честное слово, я хотел как-то помочь, но ноги отказались подчиняться. Мозг отправил им команду идти вперед, но вместо этого они отступили на пару шагов назад.

№615 перестал дергаться. Теперь он лежал без движений, как покойник. Глаза вновь закатились под лоб, а изо рта вытек финальный сгусток розовой пены.

Над ним склонился №304 – Илья, тоже веселый малый. Все радовался сделке, так как его жена была беременна, и он сможет к ней вернуться. Сначала он приложил пальцы к его шее. Пульс видимо не прощупывался, поэтому Илья прильнул ухом к его носу.

№615 впился Илье зубами в шею и вырвал кусок мяса.

Я смотрел, как из рваной раны захлестала кровь, и как она хлестала из куска мяса в зубах шестьсот пятнадцатого.

Илья схватился за шею, пошатнулся, упал.

№615 вскочил на ноги. Его глаза горели красным, точно в них разом лопнули все капилляры.

Лица врачей стали болезненно бледными.

Они сидели в вертолете и пялились на происходящее через иллюминаторы закрытой двери.

Вот только они забыли, что у вертолета и с другой стороны была дверь, и что ее тоже следовало закрыть.

Если бы №142 сохранил дар речи, он непременно бы поблагодарил их за такую оплошность.

Они смотрели на бесноватого шестьсот пятнадцатого, когда 142 напал на них сзади.

Я увидел, как один из иллюминаторов залило красным, как открылась дверь и врачи вывалились из вертолета на встречу шестьсот пятнадцатому.

Он схватил одного из них за голову, оторвал от земли и начал глодать шею.

Раздались выстрелы – это пилот застрелил сто сорок второго.

Все еще парализованный страхом, я следил за происходящим. Видел, как пилот прострелил головы двум полуживым врачам, валявшимся в вертолете.

№615 ударил врача-очкарика в лицо.

Очкарик заорал, пустив глазами множество бликов от солнца.

Плохие новости, голубчик – ваше зрение ремонту не подлежит!

Через пару секунд кровь запачкала осколки линз, и блики исчезли.

№615 не стал его есть, а схватил следующую жертву ниже пояса. Высокий. Телосложение говорило, что этот врач находил время потягать в тренажерке железо. Он визжал как девочка и медленно сгибался пополам, пока его голова не очутилась на уровне рта шестьсот пятнадцатого.

Пилот уже стрелял по всем подряд, как и кто-то из врачей.

Что было дальше, не знаю – мне наконец-то удалось сбежать.

Я забежал в один из домов. Несколько раз едва не споткнулся, перепрыгивая через 3-4 ступеньки.

Лишь оказавшись на пятом этаже, осмелился перевести дыхание.

Я вошел в первую попавшуюся квартиру и захлопнул за собою дверь. Просто захлопнул – в тех квартирах, которые были открыты, отсутствовали дверные замки. А те квартиры, где они имелись – были закрыты. Хочешь в нее? Взламывай, если ума хватит!

Сел на пол. В голове закопошились вопросы. Во что я вляпался? Что там произошло? Какой бес попутал шестьсот пятнадцатого и сто сорок второго?

Вопросы из головы прогнало рычание.

Подняв голову, я увидел, слева в дверном проеме между кухней и прихожей №699. У него были красные глаза, а на губах блестела пена. Он смотрел на меня.

Повезло с выбором квартиры, нечего сказать.

Я стал медленно отползать вправо, скользя спиною по стене. Я пытался не смотреть ему в глаза, боясь, что это может его спровоцировать на преждевременное нападение.

Неожиданно открылась дверь, и в квартиру вбежали два врача. Они оказались между нами и ничего не успели сообразить.

№699 набросился на новых гостей.

Я проскочил мимо них на кухню, схватил со стола нож и бросился обратно в прихожую. Один врач лежал с вывернутой на 180 градусов головой. На другом сидел №699 и грыз лицо. Я воткнул ему в спину нож и убежал в туалет. Закрылся.

Дверь заходила ходуном, когда 699 стал в нее ломиться.

Грянул такой сильный раскат грома, что показалось, будто молния ударила прямо в дом. Лишь когда дверь перестала трещать от ударов, а что-то упало, я осознал, что это был не гром, а выстрел.

Я вышел из туалета и увидел лежащего №699. Он лежал на полу лицом вниз, истекая кровью и мозгами. В спине торчал нож.

У входной двери, сидел врач. Все его лицо было обезображено. Кончик носа откушен. Щеки разорваны, через них виднелись зубы. В правой руке он сжимал пистолет.

Я подбежал к нему, выхватил пистолет и отбросил в сторону – не хватил, чтобы он и меня пришил.

Я встал на колени, схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. Он посмотрел мне в глаза. Крепко сжал мою руку и сказал:

- Прости.

- За что?

- За это. Я не хотел, но у меня не было выбора. – На самом деле, из-за дыр в щеках его слова было трудно разбирать. – У нас приказ. А сейчас слушай внимательно, пока я – еще я. У меня мало времени. Это вирус. «Агрессия 15». Это первое полевое испытание штамма на людях. Он передается через кровь и слюну. Противоядия нет. В темное время суток инфицированные не активны. Смена в поведении наступает менее чем через полчаса после заражения. Вирус меняет мозг. И хотя со временем иммунитет распознает и убивает его, изменения в мозгу не обратимы. Первое время у них обострено обоняние. Я заражен. Подай мне пистолет или сделай это сам.

- Что сделать?

- Убей меня.

Его речь нарушилась, и уже было почти невозможно разобрать хоть что-то. А моя куча вопросов только росла.

Я принес пистолет. Хотел было вложить ему его в руку. Но передумал, когда увидел, выступившую на его губах пену.

Собравшись с силами, я нацелил пистолет ему в голову, но спустить курок не хватило духу.

Я просто убежал оттуда.

Потом выяснил, что в пистолете не было патронов, и я выбросил его.

Вот в принципе и все что я хотел рассказать. Если вспомню еще что-то, то напишу. Сейчас 00: 13, можно выйти справить биологические потребности. Потом хочу сходить в дальние магазины.

Меньше слов – больше действий. Я пошел. Вы знаете, если больше не напишу, значит…

Не знаю, какое сегодня число, какой день недели и сколько времени я провел на чертовом острове.

Да, мой почерк поменялся. Теперь я пишу левой, хотя правша.

Я должен кому-то поплакаться, и я поплачусь вам, хотя даже не знаю, найдете ли вы вообще эту тетрадь, или она сгниет здесь, или ее сожгут, даже не открыв. А может вы чертовы уроды, которые организовали этот ад?

Вы уже задались вопросом – почему я пишу левой? Потому что правая затекла? А вот и нет! Я отрезал ее себе по локоть.

После той последней записи я вышел из квартиры. Осмотрелся, но №223 нигде не было. На лестничной площадке тут и там валялись куски одежды и плоти.

Я даже обрадовался, что его нет - значит, мне не нужно таскаться с ним.

Я вышел на улицу в душное затишье, предвещавшее скорый дождь. Нужно было спешить. Не хотел оставить за собой мокрые следы, по которым меня могли вычислить. Отойдя от дома примерно метров на сто, я наконец-то справил малую нужду. И тут мне в глаза бросился деревянный туалет, с дырочкой в виде сердечка в двери. Я пошел к этому туалету.

Осветил его фонариком.

Подошел вплотную, дернул на себя дверь и ударил ножом в пустоту, так, на всякий случай.

Понимаю, там мог прятаться кто-то из выживших. Но и вы не забывайте, что человек человеку – волк.

В туалете никого не оказалось. Зато там нашелся нетронутый рулон туалетной бумаги. Я закрыл за собой дверь, снял штаны, сел на корточки и наконец-то расслабился. Впервые за три дня было чем.

Потом обыскивал ближайшие магазинчики на наличие съестного. Зашел в аптеку. Прихватил на всякий случай бинт.

По курсу возник еще один магазин. Я раньше в нем не бывал, поэтому без раздумий зашел в туда.

И все.

Тьма.

Очнулся я от сильной боли в правой руке. И это не удивительно – она была придавлена… раздавлена невесть откуда взявшимся куском железобетонной плиты весом, наверное, в полтонны. И к магазину этот кусок не имел никакого отношения.

С матерными молитвами, я взял фонарик и начал искать нож.

Все происходило так медленно, что казалось, пока тусклый лучик отыскал его, прошли часы.

Нож лежал у моих ног.

Следовал поднапрячься, чтобы достать его – когда ваша рука на 1/3 находится под куском железобетонной плиты, даже стук сердца отдается в ней адской болью, не говоря уже о любых телодвижениях, которые хоть как-то могут ее потревожить.

Я стонал, скулил, плакал, выл, пока пытался подтянуть нож ногой.

В какой-то момент вновь была тьма, укравшая у меня минут 30 времени, оставив до рассвета не больше часа.

Я потерял прилично крови, от чего стал медлительным.

После длительных мучений нож таки оказался в руке.

Я положил фонарик так, чтобы свет падал на то место, где моя правая рука уходила под плиту. Разрезал футболку, кое-как стянул ее с себя и с огромными усилиями наложил из нее жгут чуть выше локтя. Мой учитель по ОБЖ за такой жгут избил бы меня учебником.

И вот настал самый ответственный момент.

Я решил резать прямо в локте, по суставу. Да, так я терял часть нетронутого предплечья, но в суставе в отличие от все того же предплечья нет кости.

А потом я начал резать.

Жаль, что я родился с сорока пятью хромосомами, а не с высоким болевым порогом.

Помните песню у Ляписов?

Знаешь, Жека, мужчины не плачут. А слезы от ветра, слезы от пепла.

Хрена с два! Мужики плачут, ревут взахлеб и обссыкаются!

Это вам вместо описания того, как я вжал лезвие в локоть и начал и водить вперед-назад. Знаете, сколько нервных окончаний в локтях? Даже если и знаете, все равно не сможете представить, насколько это больно резать собственную руку.

Я не слышал своих криков и плача. С какого-то момента даже почти перестал видеть, причем не так от слез, как из-за облюбовавшей мое сознание тьмы. Но я не позволил ей снова украсть у меня время.

И вот все позади. Я отрезал себе полруки.

Мозг сходил с ума, и я все еще чувствовал боль отрезанной конечности.

Я взял один конец двоечного жгута в зубы, а другой в левую руку и затянул потуже.

Пошатываясь, встал на ноги. Расстегнул ширинку, согнулся, поднес рана и обеззаразил ее. Удивительно. Мне казалось, что весь антисептик я истратил еще во время ампутации. Жаль, что мочевая кислота убивает далеко не всех бактерий, но мне казалось, лучше хоть что-то, чем ничего.

После этого, я все же решил бегло посетить магазин. Быстро отыскал отдел с алкоголем. Взял бутылку водки, зажал ее между ног и свинтил крышечку.

Культя полыхала огнем, когда я обливал ее водкой.

Согласен, мочиться на культю было не обязательно, но я тогда не знал, что найду водку.

Я отставил бутылку в сторону, достал из кармана бинт и минут 15 перебинтовывал локоть. Затем надел на культю с десяток целлофановых пакетов, и перевязал все это бинтом, надеясь, что это хоть немного сдержит запах. Не спорю, бред. Но врач говорил про обостренное обоняние инфицированных, а от меня и так воняла мочой, и много чем еще.

Восток начинал брезжить зарей. Времени добежать до укрытия оставалось мало.

Дождя ночью так и не было.

Прихватив еще одну бутылку водки, я покинул магазин.

Солнце уже начинало выглядывать из-за горизонта, когда я, шатаясь, вбежал в дом, где меня настигла удача вселенского масштаба. Я свернул с лестничной площадки не на четвертом этаже, где была моя квартира с перевернутой ванной, а на третьем, где все квартиры были закрыты.

Снизу послышались топот по лестнице.

Неужели инфицированные спешили за мной?

С оставшимися у меня силами, я бы не смог подняться к себе, поэтому шагнул к двери первой из квартир и… открыл ее.

Она не была заперта! Хотя я все их уже проверял.

Теперь у меня появилась возможность запереться на день, что с моей вонью было спасением.

Топот приближался.

Я шагнул в квартиру и закрыл дверь на замок.

Занес для удара нож, чтобы проверить квартиру на наличие в ней инфицированных, но не успел сделать и пары шагов, как кто-то начал неистово стучать в дверь.

- Эй, сука, открывай! Это моя хата! Я ее вскрыл! Э, урод!..

Я не открыл. Под поносящую меня брань и угрозы я проверил все комнаты. Квартира оказалась пустой. В ней даже нашлось немного провизии: полбанки тушенки и треть кастрюли разваренного риса с кислым запахом.

Хозяин всего этого продолжал стучать в дверь, когда я лег на кровать.

Наверное, у него не имелось при себе инструментов, чтобы еще раз вскрыть замок.

Человек человеку – волк.

Мне совестно, но что я мог сделать? Впустить его, чтобы он убил меня или вышвырнул из квартиры? Я был слишком слаб, чтобы дать хоть какой-то отпор.

Сон накрыл меня почти сразу, но я все же услышал, как тот мужик перешел на нечленораздельный ор, как рычал напавший на него инфицированный. А вот чавканье, скорее всего, мне приснилось.

Я проснулся ночью. Поел отвратного риса и тушенки. Кое-как сходил в старое укрытие за тетрадью и ручкой. Это похождение меня сильно вымотало, поэтому я снова лег спать.

Сейчас день. Рука болит. Вечером нужно выбраться в аптеку.

Пакеты не спасли от вони. Надеюсь, гангрены нет. Я просто не вынесу, если снова придется резать себя.

Ладно, посплю до ночи.

Рука болит так, что не могу уснуть. Если бы работал холодильник, я сунул бы культю в морозилку, чтобы хоть на время притупить боль.

Все же поспал немного.

Нужно в аптеку.

Если четно, не хочется оставлять квартиру. Вдруг ее займет какой-то мудак.

С последней записи минуло трое суток.

Оказавшись на улице, я пошел к морю.

Разделся. Избавился от пакетов. С последним из них было трудно – он влип в запекшуюся кровь. Я сунул руку в воду, чтобы размягчить корку, которая стала с бинтом чем-то цельным. Больно от соленой воды не было. Первое время. Зато снятие бинта было длительным и болезненным. Культя кровоточила, бинт отрывался с коркой и прихватывал кусочки и без того воспаленной плоти.

Из глаз текли слезы. Нервная система охреневала от этого мазохизма.

Покончив с бинтом, я начал мыть руку, тут-то морская вода и отыгралась за то первое безболезненнее омовение.

Эстафету у соленой воды приняла водка, которой я продезинфицировал культю. Немного водки ушло в желудок, чтобы притупить боль.

Забинтовал остаток руки, и вернулся в море. Обмыл себя водой, чтобы убавить источаемое мной зловоние. Там же сходил по большому.

Пока обмывался, вспомнил семью. Курносую супругу Олю. Сорока шести хромосомного Ваню. Даже Мистера Пиклза – не по-собачьи умного овчара. Пиклзом его назвал Ваня. Хороших воспоминаний было много, но почему в голову лез тот вечер, когда я нашел их мертвыми.

Мистер Пиклз лежал во дворе с размозженной головой. Я бросился в дом и увидел это.

Их было двое. Как потом узнал – семнадцатилетки, хотя на вид им было под тридцать. Не местные. Рыжий насиловал мертвую Олю, а лысый смотрел на это и мастурбировал. Оба ржали. Они были настолько «уделаны» своим «спайсом», что даже не обратили на мое появление внимания.

На полу лежал увесистый металлический прут с налипшей на него собачей шерсткой.

Я поднял его, подошел к Рыжему и ударил его по голове. Он упал, закричал, а я согнулся над ним и начал бить, зверея с каждым ударом, с каждым хрустом его костей.

Я бил, Рыжий кричал, а Лысый продолжал смеяться и мастурбировать.

Когда крики смолкли, я накинулся на Лысого.

Оля успела вызвать полицию, прежде чем наркоманы ворвались в дом и задушили ее. Когда стражи порядка ворвались в дом, грудь и голова Лысого размягчились из-за раздробленных костей. Травмы Рыжего тоже оказались несовместимы с жизнью.

Что? Скажите, это не согласуется с моими заверениями о невиновности? Так знайте, я не считаю себя виновным в убийстве двух молодых людей. Я выбросил из большого и сложного механизма именуемого обществом две лишние, бракованные детали, представлявшие для него опасность.

Вероятнее всего эти упоротые уроды искали «закладку». Они зашли в наш двор. Видео регистратор заснял, как на них бросился Мистер Пиклз, и как Рыжий ударил его прутом в голову. Пиклз дергался на земле, а наркоман все бил и бил. Пес затих, издох, и Лысый стал прыгать на его голове. На видео отчетливо запечатлелись их широкие улыбки.

В это время Оля звонила в полицию.

Они уже ломились в дом, когда во двор вбежал мой семилетний Ваня. Он увидел Пиклза, увидел наркоманов и почему-то побежал не обратно на улицу, а в огород. Рыжий бросился за ним.

Полицейские нашли Ваню за домом, до огорода он так и не добежал. Рыжий одним ударом прута сломал моему малолетнему сыну позвоночник, другими – проломил череп так, что у Вани вытек глаз. Еще у Вани были вывернуты руки.

И вы хотите сказать, что этих отморозков можно назвать людьми, а избавление мира от них – убийством?

А что, если бы им вздумалось искать «закладку» в вашем дворе?

Понимаю, законодательство касательно лечения наркоманов у нас тупое. Государство не спешит помогать им. Зато удивляется, когда они теряют человечность, превращаются в бешеных собак, и осуждает за их несогласованный «отстрел».

Меня приговорили к смерти за то, что я наказал убийц моего ребенка, моей жены. Наказал бешеных зверей, которые в свою человеческую бытность не получили своевременную помощь от государства.

Так за вытекшие последствия из хромой (если не отсутствующей) социальной программы по реабилитации наркозависимых людей, я получил свой смертный приговор.

Чуть обсохнув, я двинулся в аптеку. Набросал там в пакет бинтов, обезболивающих и антибиотиков. Проглотил пару таблеток антибиотиков. Потом подумал, что это была не самая лучшая идея, после пригубления водки.

Увидел упаковку «Анаферона». Вот ее-то я и сожрал на месте. Сахар в упаковке с закосом под лекарство и соответствующей ценой все равно остается сахаром. Это был первый раз в жизни, когда я обрадовался гомеопатической хрени в аптеке.

Заглянул в неприметную «палатку» с вещами, где разжился рубашкой.

По пути в продуктовый магазин, мое внимание привлекла что-то у мусорного контейнера. Это что-то оказалось человеческой рукой. Отрезанной по локтю. Расплющенной. С торчащими осколками костей.

Вы тоже подумали о том, о чем подумал тогда я? Да, это была моя рука. Но какого лешего она делала здесь, если я оставил ее под железобетонной плитой в магазине, который находился минутах в трех ходьбы?

Благо у меня был фонарик, и я заметил, что запястье руки опоясывала леска, тянувшаяся в мусорный контейнер.

Ловушка? Кто ее сделал? Зачем?

Наверное, стоило просто уйти. Я – не я, и хата не моя. Но какие-то силы удержали меня.

Контейнер был закрыт, а мне не хватало одной руки, чтобы держать наготове нож (я заменил им фонарик) и поднять крышку.

Не знаю, о чем я думал (может, на подсознательном уровне мне хотелось умереть, покончить со всем этим кошмаром? ), но, не выпуская ножа, я откинул крышку контейнера назад и отбежал в сторону, пока она не загрохотала. А грохотание было о-го-го, хотя за ним ничего и не последовало.

Тот врач говорил, что инфицированные в темное время суток неактивны, но неужели настолько? Они что, впадают в кому? Хотя есть более простое объяснение – в контейнере никого не было.

Тем не менее, я тихой поступью подкрался к нему и заглянул вовнутрь. Ничего не увидел – туда проникало слишком мало света. Пришлось отложить нож и взять фонарик.

Инфицированный лежал на дне. Пузырящаяся на лице толи пена, толи слюна свидетельствовала, что он жив. К его руке была примотана леска.

Я взял бы ту конечность, леска потянулась и дернула его за руку. Однако с учетом того, что он не проснулся от грохота крышки, сомневаюсь, что его разбудила бы леска.

Но пугал сам факт того, что они способны делать подобные ловушки…

Тут же подумал о том куске железобетонной плиты, не был ли и он ловушкой?

А что, если они и замки научатся вскрывать?

Возле контейнера лежало несколько кирпичей.

Я никогда не понимал, почему в фильмах или книгах про зомби люди не убивают монстров при любой возможности. Ты оставляешь его в живых сегодня, а завтра он откусывает тебе щеку.

Инфицированные - не старые «добрые» ожившие мертвецы. Но это не меняет сути дела. У меня был шанс ликвидировать его сейчас, чтобы завтра он не убил или не заразил меня.

Зажимаю зубами фонарик и беру кирпич.

Такой весит 3 с лишним килограмма, но с учетом моего физического состояние, его вес кажется раз в 5 больше.

Сил швырнуть (да так чтобы попасть) у меня не было.

Я просто уронил его на голову инфицированного.

За секунду до того, как разжались мои пальцы, он открыл глаза. Красные. Даже кровавые. А потом ему на лоб упал кирпич.

Не знаю, насколько лобная кость крепка, но кирпич оказался крепче, да и упал он уголком, оставив во лбу инфицированного вмятину. Врач говорил, что у них происходит изменения в мозгу. Я тоже внес лепту в это изменение.

Для верности сбросил ему на голову еще два кирпича.

Можно сказать, в тот вечер я объявил им войну, стал охотником, палачом.

В магазине, где я потерял руку, плита была сдвинута в сторону. Видимо, у инфицированных силушка богатырская. А может, они действуют сообща? Даже не знаю что хуже. Хотя знаю – умные, сильные инфицированные, которые действуют сообща.

С подоспевшим осознанием, что у контейнера была моя рука, я обшарил прилавки. Еды заметно поубавилось.

Открыл банку «Тунца в томатном соусе». Без хлеба вкус был слишком насыщенным. Распихал по карманам и в пакет три банки консервов и бутылку минералки.

За время моего отсутствия квартиру никто не захватил.

Проснулся засветло от гула пролетающего вертолета.

Рука болела так, что в любом случае спать оставалось не долго.

Поглотал таблетки.

Рис окончательно скис, но я все же съел его немного с консервой.

Боль в культе утихла, но обострился зуд, от которого хотелось ползать по стенам. Я психовал. Едва не порвал тетрадь, когда хотел сделать запись, но вовремя одумался и швырнул ее за диван от греха подальше.

Пытался уснуть. Считал овечек-самоубийц, которые прыгали через трехметровый кирпичный забор. У забора образовалась куча из овечьих туш. Следующие овцы взбирались на это кучу и. радостно блея, перепрыгивали препятствие. Они ведь не знали, что по ту сторону была пропастью.

Не вспорю, «кукушку» двинулась, но все же я уснул.

Проснулся к вечеру – съеденный рис дал о себе знать.

Благо, когда квартира закрывается на замок, можно позволить себе воспользоваться туалетом без функции смыва - инфицированные не унюхают.

Пока сидел в царской позе, меня осенила гениальная мысль: нужно сходит в квартиру, где врач застрелил №699. Если у этого врача было оружие, оно могло иметься и у того, со свернутой головой.

К моменту вылазки сменил бинт, и у меня поднялась температура. Я горел, но все равно пошел в ту квартиру.

Ночь была довольно светлой и оставалось надеяться, что для инфицированных это все равно темное время суток.

Словно уловив, что я прохожу мимо биотуалетов, живот напомнил о рисе. Напоминание было таким резким и болючим, что я забыл о руке. Согнулся в три погибели. Выронил из кармана фонарик и побежал в биотуалет.

Я даже не городской житель, избалованный теплым унитазом. Мне известно, что такое ночью спросонья в минус 20 идти в туалет, что в начале огорода.

Но тут мне приспичило сделать дела в синей кабинке. Может подсознательно я думал, что в момент беззащитности буду в каком-никаком, но укрытии?

Не закрывая дверь, я стянул соответствующую одежду, уселся на «общественный трон» и… перехотелось.

Мое удивление нельзя передать словами. Секунду назад я был уверен, что у меня лопнет кишка и в брюшной полости начнется говноизлияние, а теперь все прошло.

Больше никогда в жизни не буду есть рис.

Получалось, пока последняя молекула рисовой заразы не вы покинет мой организм, меня может прижать в любой момент. А в нынешних условиях это угроза для жизни.

Я решил, что нужно посидеть и потужиться.

Но не успел я оказать нужное давление на соответствующий сфинктер, как что-то коснулось моих «бубенцов».

Я взвизгнул, подпрыгнул, скинул из кишечника весь балласт, подтянул трусы со штанами, приземлился на ноги и выскочил на улицу, захлопнув за собой дверь – хорошие манеры.

Из биотуалета послышалось толи чваканье, толи чавканье, грохот и скрипы. Дверь распахнулась, явив инфицированного, который, не долго думая, бросился на меня.

К моему удивлению, двигался он крайне неуклюже. Должно быть, изменение в мозгу плохо сказалось на его координации движений. Думаю, благодаря этому, «бубенцы» по-прежнему со мной, наверняка в туалете у него были на них иные планы.

Я увернулся от него, случайно сделав ему подсечку. Он упал, и прежде чем смог подняться, получил в тыльную сторону шеи нож.

Одним ударом не обошлось. Со счета я сбился после седьмого.

Теперь от его татуировки «№444» ничего не осталось.

Он стал моей второй жертвой.

Погодя, вытирая лезвие о туалетную бумагу, я решил, что не стоит этим ножом открывать банки с паштетом и вообще касаться еды. Наверняка на нем осталось полным полно вирусов.

Простите, за грубость, но там, откуда он вылез, было темно как в жопе. Получалось, не настолько уж они и неактивны в темное время суток.

В горле пересохло, поэтому я внес поправки в маршрут.

Кусок железобетонной плиты исчез из магазина, а вот на стеллажах с прошлой ночи изменений не выявилось.

Утолив жажду минералкой, я наконец-то додумался разжиться большим пакетом и набить его всем необходимым.

Желудок в очередной раз выразил недовольство рисом. Пришлось воспользоваться служебной уборной.

Включил свет, зашел, закрылся и т. д. а потом в середине процесса на меня снизошло озарение. Свет. Я включил свет. Электричество отсутствовало с того дня, когда врачи привили вирус первым из нас, но какого хрена в этом туалете был свет?

Эта загадка так и осталась неразрешенной. Скорее всего, в магазине имелись источники резервного питания. А холодильники не работали из-за того, что кто-то повыдергивал их штепсели из розеток. Диверсант хренов. А в остальных местах магазина свет просто был выключен.

Прежде, чем отправиться за оружием, я отнес пакет в квартиру – он был увесист и отнимал много сил.

Разумеется, мародеры меня оперелили, все проверили и забрали. Я сейчас о квартире, где были убиты врачи. В ней осталось только 2 трупа – врача со свернутой шеей (а еще со вспоротым животом и полупустым нутром) и №699.

Заглянул в соседнюю квартиру. Там лежало двое с простреленными головами. Один из них врач, которого я тогда оставил в живых.

Обшманав их карманы я разжился зажигалкой. Знаю, в магазине таких можно было нагрести пакет, причем новых, но хз, какой-то черт дернул меня забрать эту зажигалку.

- Не шевелись! – скомандовал кто-то. – Что с рукой? Тебя укусили?

Из соседней комнаты вышел человек, направляя на меня пистолет. Когда на него упал лунный свет, я понял, что уже видел его, хотя он был не из наших. Наши в камуфляже не ходили.

- Нет. Не укусили. Несчастный случай.

- Развернись.

- Я…

- Развернись, сука.

Я повиновался. На самом деле эта сцена была более эмоциональна, но от нее у меня сохранились смутные воспоминания, потому что он огрел меня по голове чертовым пистолетом.

Когда я вернулся в сознание, его уже не было. Как и моего фонарика. Спасибо, хоть нож оставил с часами.

Выходя на улицу, я, почему-то, думал о том, что происходило сейчас в других местах. Кто-то спит, кто-то смотрит телевизор или занимается сексом. Кто-то бухает шумной компанией, а кто-то пускает по вене наркотики через грязную иглу, чтобы словить заражение, потерять руку и стать похожим на одного мужчину, который на проклятом богом острове пытается выжить.

Оказавшись на улице, я понял, что дело шло к рассвету. Ноги понесли меня к убежищу, но тут раздался крик, и они сменили маршрут. Зачем? Может от удара еще не оклемался, или сожранные таблетки подавляют здравый рассудок? Человек человеку – волк! Так какого черта я делал?

Свернув за угол, я не заметил кота, дремавшего у края тротуара, и наступил ему на хвост. Барсик заверещал и пулей скрылся в кустах.

Не знаю, откуда здесь взялся кот, но наверняка он единственный такой на всем острове, и я все равно умудрился наступить на него.

Перепугавшись, я застыл на месте, начиная осознавать идиотию беготни на крик.

- Сдохни! Сдохни! – заорал кто-то за домом. Зазвучали выстрелы.

Проклятые ноги снова проявили ненужную инициативу.

Кричавший оказался военным, но не тем, который вырубил меня. Спиной вперед он отползал от шестерых застреленных инфицированных, оставляя за собой черной след (кровь в лунном свете не красная). Патроны закончились, а инфицированные – нет. Он бил вцепившегося ему в торс инфицированного пистолетом. Другой подбирался к его ногам.

Я не понял, как оказался близ военного. Но мне не оставалось ничего, кроме как пустить в ход нож. Понятия не имел, что можно так глубоко воткнуть лезвие в голову через ухо. Сантиметров на десять. Еще не имел понятия, что так сложно потом его оттуда вытащить. Пришлось наступить инфицированному на голову и дернуть раз 5.

Этим временем второй схватил военного за ногу, поднял его в воздух, и начал разрывать ногу.

Прежде чем военный завопил, клянусь, по округе разнесся звук рвущихся жил, мышц, связок, кости и всего остального, из чего состоит нога.

Крик военного заглушил тот звук.

Должно быть, все это легло мне на психику непосильным грузом, из-за чего запустились защитные механизмы, которые ластиком подтерли воспоминания.

Иначе как объяснить этот пробел в памяти?

Вот военный начинает орать, а в следующий момент он уже пытается зажать остаток ноги, остановить потерю крови. Рядом с ним лежит инфицированный с торчащей из подбородка рукоятью ножа. Моего ножа.

- Ремень! Снимай свой, дятел! Или ты хочешь кровью истечь?

С его стороны не последовало никаких действий, и мне пришлось ударить его по лицу, чтобы привести в чувство (да и просто хотелось приложиться военному в рыло), и пока он считал сыпавшиеся из глаз звезды, я стянул с него ремень и начал перевязывать ему ногу. С одной рукой это было сложновато, благо он быстро пришел в себя и без лишних вопросов сам все сделал.

Пока он заканчивал, я извлек из инфицированного нож, зашел военному за спину, и как только он управился с ремнем, приставил к его горлу лезвие.

Он был обречен в любом случае. С такой ногой он бы не выжил, да и бронежилета на нем зря не оказалось – это бы могло уберечь грудь от всех тех кровящих укусов.

- Кто ты?

- Я обычный солдат. Я ничего не знаю, пожалуйста.

- Как ты сюда попал?

- Нас высадили с вертолета.

- Зачем?

- Не знаю.

- Врешь! – Кожа на его шее начала расходиться под ножом. Я этого не видел, но знал, что так оно и было.

- Мы должны были поймать нескольких зомби.

- Зомби? Вы так их называете?

- Да. Сначала их именовали «збоми» – зараженные биологическим оружием массового истребления, но, разумеется, все стали называть их «зомби».

- Юмористы херовы! «Все» – это кто?

- Задействованные в проекте.

- Каком?

- По испытанию вируса.

- «Агрессия 15»?

- Откуда…

- Молчать! То есть, говори, рассказывай про испытания!

- Я знаю не все.

- Говори, что знаешь!

- Сейчас параллельно испытывают 3 штамма «Агрессии» на трех островах – тринадцатую, четырнадцатую и пятнадцатую здесь.

- Суки, сколько же вы людей губите на этом?

- Не знаю, я не знаю…

- Дальше что?

- У «Агрессияи15» развилась крайне высокая скорость мутагенеза. Вирус быстро мутирует. Возможно, на острове уже появились другие штаммы. Нас послали взять образцы у нескольких зомби. Если прогнозы верны, и вирус мутирует слишком быстро, придется его уничтожить.

- Уничтожить? Как?

Признаться, в большей степени вопрос был риторическим. Я начинал догадываться как, но солдат все же ответил.

- Остров выжгут напалмом.

Он начал наваливаться на меня.

- Ты что творишь?

Я чуть не перерезал ему горло, решив, что он что-то надумал. На деле, его сознание начало угасать. Причем быстро.

Вопросы один за другим слетали с моих губ, а его губы затягивала пены. Густевшая в солдатских глазах тьма говорила, о лопавшихся капиллярах.

Я не воспользовался ножом, а просто снял с его культи ремень и поспешил в укрытие. Рассвет уже дышал в затылок.

Вбегая в дом, я размышлял, как сильно все усложнилось из-за возможности использования напалма. Или же упростилось? Поведение инфицированных меняется. Некоторые из них уже активны в темное время суток, ну или перед рассветом. Что будет, если они отберут себе и ночь? К тому же, запасы еды на острове ограничены, и новых не подвезут. Жрать травку в той зеленой части острова? Не думаю, что это такой уж выход. Значит, дальше будет только хуже? А если еще и гангрена начнется?

С этими мыслями я добежал до нужной квартиры, потянул ручку двери и… ничего. Дверь была закрыта на замок.

- Э, сука, открывай! – заорал я, тарабаня в дверь. – Это моя квартира! Там моя еда!

- Пошел на х…

Ответ был весьма лаконичным.

Надеяться, что в душе того мудака разгорится костер совести, и он меня впустит, смысла не было.

Мне не оставалось ничего, кроме как подняться на этаж выше и спрятаться под ванной.

Я уже успел отвыкнуть как это ни комфортно, скрючившись, лежать на холодном полу в темноте. Культю снедала боль, так как все мои таблетки остались в квартире. Я то проваливался в омут кошмаров, то выныривал из него в мерзкую реальность. Несколько раз слышал далекие крики.

Единственным нормальным способом отвлечься от всего, было погрузиться в размышления. И доразмышлялся я до того, что решил свалить с острова. Но об этом позже.

Несколько раз приподнимал ванну и видел, что в коридоре все еще светло. Зачем тот военный забрал мой фонарик? Чтобы осложнить мне жизнь? Что ж, у него получилось.

У меня вновь поднялась температура.

Я кое-как выбрался из-под ванной. Не знаю, сколько было времени, но уже солнце отлеживалось за горизонтом.

Дурнота одолела, едва дошел до лестницы. Я сел и начал подумывать о вскрытии вен.

Наверное, сидел долго, пару раз засыпал, а потому чудом услышал, как ночную тишину нарушил щелчок замка. Снизу.

Я оживился.

Тихой поступью на лестницу прокрался чей-то силуэт и все так же тихо двинулся вниз.

Немного выждав, я, разумеется, вернул себя ту квартиру.

Не знаю, что побудило узурпатора покинуть ее – еда еще оставалась, - но он это сделал.

Я хотел дождаться его возвращения, его битья в стену, криков, что это его хата. Зачем? Да чтобы лаконично ответить ему, что он заблуждается.

Хотел дождаться, но чуть поев и закинувшись таблетками, я уснул и проспал до этого дня. Даже не знаю, возвращался ли он.

Сейчас мне намного лучше. Температура спала.

Перевязал руку. Но мне чертовски не нравится, как от нее пахнет. Так пахнет в мясных отделах супермаркетов, когда у вас после нескольких дней отказа от курения обострено обоняние. Знакомая тема про обостренное обоняние.

Сумерки уже настолько сгустились, что мне трудно писать.

Рискну вновь покинуть квартиру – нужно наведаться в аптеку. Надеюсь, того узурпатора нет в живых. Или что я хотя бы вернусь сюда раньше него. Тетрадь прячу обратно за диван.

Узурпатор не появлялся. Но в квартире я теперь не один. У меня появился друг – Барсик. Серый, худой и самый лучший в мире кот!

Он сейчас мурлыкает обожравшись тушенки.

Думаю, это тот самый кот, которому я тогда наступил на хвост.

Дело к вечеру, поэтому особо не буду все расписывать.

Чувствую себя не очень. Температурит. Таблетки не шибко помогают унять боль. Рука воняет все сильнее. За сегодня дважды менял бинт из-за обильного гноя. В общем – рука гниет, а медицинский полис тут предъявить негде.

Поэтому надеюсь, что ночью смогу покинуть остров.

Коротко о вчерашней вылазке.

По дороге в аптеку я заметил инфицированного. Приватизация ими темного времени суток проходила весьма быстро. До сих пор не могу привыкнуть называть их «зомби». Пьяной походкой он вычерчивал по дороге зигзаги. Крадучись, я двинулся следом. Возможно, у него отсутствовало пресловутое острое обоняние, по крайней мере, эксклюзивный аромат гниющей руки он не учуял.

Мы приближались к моему «любимому» магазину, в котором горел свет. Это всего лишь предположение, но что-то подсказывает, что его включил один из инфицированных. Возможно, в свете им легче ориентироваться. Но скорее всего, это ловушка для выживших дуралеев, которые считают инфицированных дневными хищниками.

Он зашел в магазин и побрел между стеллажами.

Я крался за ним точно тень. Оставалось сделать несколько финальных шагов и пустить в ход нож, когда сзади меня раздался рык. Я обернулся не для того, чтобы увидеть кто это, а чтобы узнать на каком он от меня расстоянии.

Метра 2.

Помимо мен на рык обернулся и первый инфицированный. Он остановился от меня в трех метрах.

Итого: я стоял в пролете меж стеллажей, где оба выхода перекрывали инфицированные. Проще говоря – я был в жопе.

Они зашагали в мою сторону.

Если бы не рука, не температура и не уйма всего прочего, я бы сиганул через стеллаж, воспользовавшись полками, как ступеньками, но рука, температура и так далее…

Недолго думая, я замахнулся ножом и двинулся на изначальную жертву. По крайней мере, знал, что его координация движений нуждалась в медицинском вмешательстве, а я мог предоставить ему бесплатную эвтаназию. Шутка не удалась, да?

Я увернулся от него и вместе с этим, вспороло ему живот, после чего, оказался у него за спиной. Прежде, чем первая кишка коснулась пола, я ткнул его ногой в поясницу, и он полетел в ноги второму инфицированному.

Увы, толи слабость в мышцах сыграла свое дело, толи, просто поскользнувшись, я присел на кафель.

Второй споткнулся о Первого, а потом они начали обнюхивать друг друга. Второй взял кишку первого, лизнул, сунул в рот и начал жевать. Первый вел себя спокойно, словно происходящее не выходило за рамки нормального. Не прошло и полминуты, как он тоже положил себе в рот сине-зеленую ленту и начал ее жевать. Самоед ети его за ногу.

Я намертво прикипел взглядом к этому зрелищу, поэтому пропустил появление Третьего.

Он как гребанный терминатор сомкнул пальцы на моем левом плече (чуть ниже плечевого сустава), едва не сломав мне руку.

От боли я выронил нож, заорал, а какая-то часть меня даже приготовилась к смерти.

И тут на сцену выпрыгнул мой спаситель, мой новый лучший друг – Барсик!

С каким-то булькающим толи воем, толи хрипом (как это у них называется? ) он соскочил со стеллажа и вцепился Третьему в голову.

Это был не просто кот – это был Сатана. Он заслонил собой лицо Третьего и начал зверствовать.

Инфицированный отпустил меня, но я продолжал сидеть и смотреть. С моего ракурса казалось, что Барсик царапал, рвал его всеми четырьмя лапами, не забывая пользоваться клыками. Простите за выражение, но он его просто еб*шил!

Третий неуклюже схватил Барсика за шкирку и оторвал от того, что секундой ранее было его лицом - кот вспорол ему щеки, изорвал губы, выцарапал глаза и много чего еще, что нельзя было увидеть из-за обильного кровотечения и моего ракурса.

Он пытался посмотреть на Барсика отсутствовавшими глазами (а может какие-то сигналы по зрительному нерву и поступали в деформированный мозг – хз). Пока он этим занимался, я всадил нож ему в солнечное сплетение и рассек живот до паха.

Чудом успел податься назад, в сторону Первого и Второго, иначе меня бы залило зараженной кровью и засыпало вывалившимися кишками.

Барсик тоже не терял времени, он разодрал руку Третьего, вскрыв все находившиеся в доступности вены.

Свободной рукой инфицированный принялся ощупывать изрядно опустевший живот.

Я обернулся и увидел, что его кишки заинтересовали Первого со Вторым.

Встав на ноги, я несколько раз ударил Третьего ножом в область сердца. Он выпустил Барсика, а тот, недолго думая, снова запрыгнул на него, только теперь его мишенью стало горло инфицированного. До сих пор не пойму, откуда у него такая неприязнь к ним.

Он соскочил с падающего Третьего, так и не успев добраться до его артерии, и кинулся на Первого. Точнее в Первого. За время поедания кишок инфицированные знатно раздраконили ему брюхо (это на сколько высокий болевой порог должен быть? или голод? ), поэтому Барсик без затруднений вскочил в брюхо и начал второй акт беснования.

Понимая, что коту не спастись, я бросился спасать его – как-никак был обязан ему жизнью.

Второго Барсик не интересовал, его взгляд метался от кишок Первого, до кишок Третьего с систематическими остановками на мне.

Он все еще сидел, поэтому не так уж и сложно было вогнать нож ему в темя, в отличие от того, чтобы потом его вытащить. Помимо всего прочего задачу осложняли конвульсии, в которых билось тело Второго.

В какой-то момент я забил на нож и с разворота зарядил ногой Первому в голову. Он упал и не попытался встать.

И тут я заметил какое-то движение внутри его груди.

Не буду утомлять лишними описаниями. Короче, Барсик к тому времени уже погружался в его легкие.

Убедившись, что последний инфицированный тоже мертв, я вернулся ко Второму и кое-как все же вытащил нож.

К моменту, когда мне это удалось, Барсик уже сидел возле Первого и вылизывался. Не знаю, насколько эффективным было это вылизывание, ведь от кончика носа до кончика хвоста он был измазан в… во всем, в чем там только можно было измазаться.

О том, что он мог заразиться, у меня мыслей не было. Хотя его бесноватость в отношении инфицированных настораживала. Я даже не предположил, что он мог стать переносчиком вируса.

Барсик подошел ко мне и, заурчав, начал тереться о ногу. Я обтер его туалетной бумагой (истратил полрулона), но все равно он остался грязным. Даже сейчас в его шерстке видны кусочки засохших всякотей.

Прижимая его к груди, я сходил в аптеку, взял несколько шприцов и вернулся в квартиру.

Зачем шприцы?

Чтобы не просто сбежать, но и отомстить! За себя, за остальных, за всех!

Что-то мне подсказывает, что их база отрезана от материка. Возможно это такой же остров. И на том острове скоро начнется ад. Конечно, если мне все удастся.

Двух шприцов по 50 мл мне должно хватить, чтобы заразить парочку военных, а на остальное воля Божья.

Последнее, что я сделал, вернувшись в квартиру, прежде чем уснуть – вкусил себя в предплечье здоровой руки. Укус не должен казаться свежим.

Еще не решил, брать с собой Барсика или нет. Скорее всего да.

Блин, не знаю.

Уже темнеет и плохо писать. Да и писать больше не о чем.

Подожду немного и пойду разживаться кровью инфицированных и ловить вертолет.

Пожелайте удачи.

Искренне ваш,

Чернов Николай Анатольевич.

Личный №686

P. s.

Если рядом с вами котик погладьте его, согрейте своей лаской.

Котики – милые. Котики – хорошие.

P. p. s.

А люди, в большинстве своем – говно!