Стенли Вейнбаум. Долина желаний

Стенли Вейнбаум

Долина желаний

Капитан «Ареса» Гаррисон оторвался от телескопа.

– Осталось две недели, – заявил он. – Противостояние Земли и Марса продолжается около семидесяти суток, и мы должны обязательно стартовать в этот срок. Иначе придется ждать полтора года, пока старушка Земля не сделает круг и не вернется на прежнее место. Или вы хотите провести здесь марсианскую зиму?

Дик Ярвис вздрогнул и поднял взгляд от блокнота.

– Лучше уж зимовать в контейнере с жидким гелием, – отозвался он. – Я сыт по горло и летними ночами с температурой минус восемьдесят.

– Стало быть, первая успешная экспедиция на Марс скоро завершится, – констатировал капитан.

– Она станет успешной только после того, как мы вернемся домой, – поправил капитана Ярвис. – Что‑ то я перестал доверять ракетам после того, как шлепнулся в пустыне. Хотя пешая прогулка по Марсу доставила мне массу новых впечатлений

– Хорошо, что ты об этом напомнил Надо бы отыскать твои пленки. Если мы хотим что-то заработать, то они нам просто необходимы Помните, как расхватывали первые фотографии Луны? Да за нашими снимками будут выстраиваться километровые очереди! Как, впрочем и за исключительными правами на радиорепортажи. Может, и для Академии что-то заработаем?

– Меня больше интересует моя собственная выгода, – вмешался Ярвис. – Можно написать книгу. Записки о путешествиях всегда были популярны. Как вам нравится название «Пустыни Марса»?

– Никуда не годное, – пробурчал капитан. – Кого интересу– ют пустыни? Вот если бы ты назвал книгу «Сексуальная жизнь марсиан»…

Ярвис расхохотался;

– Как бы там ни было, если мы вернемся на Землю, меня больше в космос не выманишь. Буду зарабатывать на чем смогу. После этого иссохшего и смерзшегося шарика я гораздо сильнее полюбил родную планету.

– Готов биться об заклад, что через два года ты как миленький вернешься сюда, – капитан улыбнулся. – Тебе наверняка захочется повидать своего приятеля – «страуса».

– Твиля? – Ярвис посерьезнел. – Жалко, что я потерял его в прошлый раз, он так хорошо знает местность. Если бы не он, не уйти бы мне живым из лап оборотня! А битва с «бочонками»? Я даже не успел его поблагодарить,

– Хороша парочка натуральных идиотов, – проронил Гарри– сон. Он посмотрел в иллюминатор на хмурое Киммерийское Море.

– А вот и солнце Слушай, Дик, бери‑ ка ракету и лети с Лероем за снимками.

– С Лероем? – недоуменно переспросил Ярвис. – А почему не с Путцем? Если с ракетой что‑ нибудь случится, только инженер сумеет доставить нас обратно.

Капитан указал на корму, откуда доносились удары молотка и проклятия инженера.

– Путц занят «Аресом», – пояснил капитан. – Он должен пересмотреть каждый винтик. После отлета ремонтировать будет уже поздно.

– А если мы упадем? Ведь это наша последняя исследовательская ракета!

– Найдете «страуса» и прогуляетесь пешком, – проворчал капитан. Потом он улыбнулся: – Если что‑ нибудь случится, мы прилетим за вами на «Аресе». Нам очень нужны эти снимки.

Он позвал биолога.

– Ты с Ярвисом полетишь к месту прошлого падения его ракеты, – распорядился Гаррисон. – Можете стартовать прямо сейчас. Связь каждые полчаса, я буду ждать.

Лерой сверкнул глазами.

– Можно сделать несколько посадок для сбора образцов?

– Если вам так хочется… Ничего опасного в округе как будто нет.

– Если не считать оборотней, – вполголоса сказал Ярвис и невольно вздрогнул. – Капитан, раз уж мы летим в ту сторону, может, стоит поискать дом Твила? По‑ моему, Твил – это самое интересное из всего, что мы встретили на Марсе.

Гаррисон заколебался:

– Если бы я был уверен, что вы не ввяжетесь в какие-нибудь неприятности… Да ладно, я согласен. Пища и вода в ра– кете есть, можете на пару дней задержаться. Но не забывайте о связи!

Ярвис и Лерой вышли через шлюз на серую равнину. Холодный разреженный воздух колол легкие и открытые части тела как иголками. Астронавты постепенно приспосабливались к марсианской атмосфере – помогали месяцы тренировок в барокамере. Ярвис слышал свое хриплое дыхание, лицо француза приобрело синеватый оттенок. Через несколько минут неприятное ощущение прошло, и астронавты поднялись. на борт исследовательской ракеты, стоявшей неподалеку от черного корпуса «Ареса».

Огненный вал обратил в прах почву под ракетой. Гаррисон проводил ракету взглядом и вернулся к своим делам.

Ракета вернулась через три дня. Случилось это под вечер, она прилетела с юга и медленно опустилась на огненном столбе. Ярвис и Лерой устало вылезли из люка и неторопливо направились к капитану. Гаррисон смотрел на друзей и не очень‑ то узнавал их. Ярвис походил на нищего оборванца, а от былой элегантности француза не осталось и следа. Биолог был даже бледнее Фобоса, который как раз поднимался над горизонтом. Мало того, что француз одет в лохмотья, его левое плечо было обвязано термомешком. Но больше всего капитана поразили глаза Лероя. В них затаился страх, что тем более странно, ведь Лерой отнюдь не был трусом. Но если страх еще можно бы–ло как‑ то оправдать, то как объяснить абсолютную неподвижность его взгляда, как у человека, погруженного в состояние транса или экстаза? Так мог выглядеть тот, кто увидел бы рай и ад одновременно. Впоследствии выяснилось, что капитан был не так уж далек от истины.

Но когда усталые путешественники упали в кресла, капитан уже не скрывал раздражения:

– Хороши, нечего сказать! Да и я не лучше! Надо же было додуматься отпустить вас одних! Что у тебя с рукой, Лерой? Нуждаешься в помощи?

– Все в порядке, – ответил за француза Ярвис. – Обычная резаная рана. Инфекции здесь опасаться нечего – Лерой гово–рит, что на Марсе нет микробов.

– Долго я еще буду ждать?! – рявкнул Гаррисон. – Докладывайте, черт побери! Из ваших сообщений по радио я ничего не понял. Что значит: «Мы в раю»? Черт знает, что такое!

– Я не хотел сообщать по радио подробности, – серьезно ответил Ярвис. – Вы бы подумали, что мы свихнулись.

– Я и без того думаю, что вы свихнулись.

– Я и сам почти уверен, – пробурчал чуть слышно Лерой.

– Рассказывать с начала? – спросил химик. – Самые первые наши доклады были достаточно подробными. – Он взглянул на Путца, который тихо вошел в кают‑ компанию и устроился рядом с капитаном.

– С начала, – постановил капитан.

– Ыу, хорошо, слушайте… Стартовали мы вполне успешно и полетели на юг, примерно по тому же маршруту, каким я летел на прошлой неделе. Я, можно сказать, уже привык к низкому марсианскому горизонту, и уже казалось, что я прикрыт сверху огромным колпаком. Но правильно определять расстояния я еще не научился. Для человека, который привык к земной кривизне, расстояние до предмета кажется вдвое большим, значит, и сам предмет словно увеличивается в размерах. Небольшой холм можно принять за высоченный пик, пока не пролетишь над ним.

– Это я знаю и без тебя, – нетерпеливо бросил Гаррисон.

– Ты – да, но для Лероя это было в новинку, я битый час потратил на то, чтобы растолковать ему, в чем тут дело. Когда до него, наконец, дошло, если вообще дошло, – мы уже летели над пустыней Ксантус. Потом мы пересекли канал и пролетели над местом, где Твил застрелил оборотня. Пьеру захотелось посмотреть, что от того осталось, и мы сели. Труп все еще был там. Мы не приметили никаких признаков разложения; их и не могло быть при отсутствии микроорганизмов.

– Как сердце старой девы, – поправил его биолог, который постепенно приходил в себя.

– Тем не менее в мертвое чудовище вцепилось около сотни маленьких серовато зеленых биолазов. Они растаскивали труп на части. Лерой подобрал палку и стал их отгонять. Те мигом расползлись по сторонам. Потом Лерой стал копаться в трупе, я отвернулся – даже мертвый оборотень был невероятно противен. А потом Лерой совершил невероятное открытие: чудовище оказалось наполовину растением!

– Это правда, – подтвердил биолог.

– Он оказался сородичем биолазов, – продолжал Ярвис. – Лерой считает, что вся жизнь на Map се – и растительная и животная одновременно. Он говорит, что флора и фауна здесь не разделились окончательно. Поэтому все организмы на Марсе имеют двойственную природу, даже те «бочонки», даже Твил. Возможно, он прав, я ведь помню, как Твил тюкнулся носом в песок и торчал так всю ночь. К тому же он ни разу при мне не ел и не пил. Возможно, он получал питательные вещества через нос, который служит для него своего рода корнем.

– Чепуха какая‑ то, – сказал Гаррисон.

– Лерой взял несколько образцов растений, – продолжал рассказ Ярвис. – Потом он захотел поймать несколько экземпляров ходячей травы – а перед самым нашим отлетом вдруг поя– вились «бочонки» с тележками. Они меня явно не забыли, по скольку дружно пробубнили: «Мы дррузья! Ой‑ ой‑ ой! » Лерой хо– тел убить одного «бочонка», разрезать его и посмотреть, что у него внутри. Но я вспомнил, как мы с Твилом воевали с эти– ми диковинными созданиями, и остановил его. Однако Лерой как будто догадался, зачем им нужен всякий мусор.

– Чтобы стряпать из грязи оладушки, – пробурчал капитан.

– Примерно, – согласился Ярвис. – Лерой считает, что это их корм. Если они отчасти растения, то именно это им и надо: почва, сдобренная органическими остатками. Для них это как бы удобрение. Вот почему «бочонки» собирали все, что им попадалось: песок, биолазов и прочую органику. Понятно?

– Не очень, – ответил Гаррисон. – А что ты скажешь о са моубийствах?

– У Лероя и на этот счет имеется подходящая теория. Самоубийцы прыгают в мельницу, когда в смеси становится слишком много песка и гравия – так «бочонки» обогащают ее состав.

– Экая мерзость, – с отвращением процедил Харрисон. – Что им стоит принести еще пару веток с поверхности?

– Так проще. Не забывайте, что этих чудаков нельзя оценивать по земным критериям: вряд ли они способны ощущать боль. Кроме того, они не являются суверенными личностями в нашем понимании. Весь их «рой» – как бы единое целое. Эти создания готовы точно так же погибнуть ради всего целого сообщества, как и муравьи.

– На это способны и люди, – задумчиво проговорил капитан.

– Если, конечно, понадобится.

– Согласен. Но люди‑ то при этом преодолевают страх смерти. Если патриотизм – они отдают жизнь за родину. А у этих созданий все совсем не так: для них это самое что ни на есть обычное дело. – Он помолчал. – Сделав пару снимков оборотня и «бочонков», мы отправились дальше. Потом полетели над Ксантусом, стараясь не очень отклоняться от меридиана. Вскоре мы пересекли ряд пирамид. Лерою снова захотелось утолить свое любопытство, и мы сели. За время моего отсутствия строитель сложил два полных ряда кирпичей. Он высился над нами, такой невозмутимый, словно перед ним была целая вечность, да так оно и было по большому счету. Лерой хотел разбить его разрывной пулей, но я решил, что создание, прожившее десяток миллионов лет, имеет право на уважительное к себе отношение, и не дал французу осуществить задуманное. Лерой заглянул в пирамиду и чуть не схлопотал по лбу, потому что «рука» чудища как раз доставала очередной кирпич. Потом Лерой отколупал от строителя несколько кусочков, но тот даже не заметил. Я нашел то место, которое ковырял я, и попытался определить, есть ли там признаки заживления. Определенно это можно будет сказать лишь через пару тысяч лет. Мы сфотографировали пирамиды и их строителя, а потом полетели дальше. В конце дня отыскали обломки моей ракеты. В ней все было так, как я оставил. Мы сняли все нужное оборудование и стали думать, что же дальше. Хотелось поискать Твила. Я вспомнил, что тот все время показывал на юг, и решил, что он живет где‑ то в районе Туле. Мы определили свое местонахождение и решили, что надо лететь на восток.

– А как двигатель? – прервал долгое молчание Путц.

– Как ни странно, совершенно без проблем. Твоя машина работала как часы. Мы поднялись на пятьдесят тысяч футов, под нами желтым ковром раскинулась Туле Вторая, потом долетели до какого‑ то залива Моря Крона. Залив оказался не слишком широким. Одолели его за полчаса и очутились над очередной желтой пустыней. Полетели вдоль кромки пустыни в сторону Южного Моря. После заката пустыня стала какой‑ то крапчатой.

– Крапчатой? – переспросил Путц. – В каком смысле?

– Испещренной всякими постройками. Нет, это были не грязевые курганы, какие встречаются вдоль каналов, хотя там был и канал. Сверившись с картой, мы решили, что этот канал является продолжением того, который Скиапарелли назвал Асканией. Вряд ли кто‑ то из жителей города мог как следует разглядеть нашу ракету на такой высоте, но ведь и мы сверху почти ничего не видели. Солнце уже садилось, и мы просто облетели вокруг города. Канал впадал в Южное Море, еще дальше белела полярная ледяная шапка. По каналу оттуда текла вода, нас слепил ее блеск. К юго‑ востоку, на самом берегу Южного Моря, лежала долина. Мы пролетели над ней.

Ярвис вздрогнул и замолчал, а Лерой побледнел.

– Долина казалась совершенно невинной, – продолжил рассказ химик. – По крайней мере, в тот момент. Пустое серое пространство, вероятно, населенное разнообразными ползучими тварями, как все такие места. Потом мы снизились и подлетели к городу. Вы не представляете, каким он был огромным! Просто невероятно! Сначала я решил, что это оптический обман, но ошибся. К тому времени солнце уже окончательно зашло. Я понимал, что мы углубились далеко на юг, но не знал, сколько длится ночь в этих широта.

Гаррисон взглянул на диаграмму Скиапарелли:.

– Примерно шестидесятый градус? В это время года ночь длится там около трех часов, А через три месяца ее не будет вовсе.

– Через три месяца? – переспросил удивленный Ярвис. Потом улыбнулся: – Я и забыл, что здесь времена года вдвое длиннее земных! Мы углубились в пустыню миль на двадцать, чтобы нас нельзя было разглядеть из города, и там провели ночь. Ты не ошибся, темнота длилась около четырех часов, мы за это время достаточно отдохнули. Потом позавтракали, сообщили вам свои координаты и вернулись к городу. Мы летели туда с востока, и он вырос перед нами совершенно внезапно, как горная цепь. Нет, таких городов мне видеть не приходилось. Не скажу, что в Нью‑ Йорке нет таких высоких зданий или что Чикаго меньше по площади… Но все вместе – такого на Земле нет. Совершен– но великанские пропорции! Вы ведь знаете, как устроены земные города: сначала пригород, потом кольцо жилых кварталов, потом промышленность, парки, сквозные трассы. Совсем иное дело здесь: город начинался резко и как‑ то сразу. Сама архитектура тоже была странной. Многие из архитектурных решений на Земле просто невозможны, некоторые здания, например, имели форму перевернутого конуса. Такие были бы весьма кстати в Нью‑ Йорке, где земля ценится на вес золота, но для этого не– обходимо перенести туда и марсианское тяготение.

Поскольку посадить ракету на улице было затруднительно, мы сели на границе города возле канала, взяли с собой фото– аппараты, оружие и направились к пролому в каменной стене.

Не успели мы сделать и десятка шагов, как нашли ответ на многие загадки. Город лежал в руинах. Он был покинут! Так мне, во всяком случае, показалось. Мостовая, если она вообще когда‑ то была, находилась глубоко под слоем песка.

– И сколько же лет было этим развалинам? – спросил Гарри– сон.

– А нам откуда знать? В следующую экспедицию на этот шарик для гольфа надо будет включить археолога и – как выяснится позднее – филолога. Здесь чертовски трудно определять возраст предметов. На Марсе все ветшает очень медленно, и большинство зданий казались совершенно новенькими. Здесь нет ни осадков, ни тектонических потрясений, нет и таких растений, которые разрушают постройки своими корнями. Единственные существенные факторы – атмосферная эрозия да резкие изменения температуры. Стоит упомянуть и о метеоритах. Время от времени они должны были падать и на город, ведь мы сами видели, как вблизи «Ареса» упали четыре метеорита.

– Семь, – поправил его капитан. – Еще три упали, пока вас не было.

– Как бы там ни было, метеориты постепенно разрушают го– род. Крупные падают редко, а мелким конструкции противостоят довольно успешно. Я, конечно, могу ошибаться, но, на мой взгляд, городу около пятнадцати тысяч лет. В любом случае он старше любой из земных цивилизаций.

В окружении этих огромных зданий мы с Лероем ощущали себя карликами, не решаясь говорить иначе как шепотом. Ей‑ Богу, аж дрожь пробирала, когда мы шли по мертвой, пустой улице. Когда входили в тень исполинских зданий, нам становилось не по себе, и не только потому, что там было прохладно. Мы были непрошенными гостями, и казалось, что великая раса, воздвигнувшая город сто пятьдесят веков назад, может прогневаться на нас за это вторжение. Тишина стояла как на кладбище, мы боязливо заглядывали в сумрачные переулки и поминутно оглядывались. Окон в зданиях почти не было, и если мы видели какой‑ нибудь проем, то долго не могли оторвать от него глаз, ожидая, что оттуда высунется какая‑ нибудь нечисть.

Мы подошли к зданию с огромными воротами, присыпанными песком. Я набрался смелости и заглянул внутрь; тут‑ то и выяснилось, что мы забыли прихватить с собой фонарик. Тем не менее мы шагнули в темноту, и коридор перешел в огромный зал.

Освещения было явно недостаточно – я не мог разглядеть даже стен помещения, но понимал, что размеры его просто не– вообразимы: когда я обращался к Лерою, слова мои стократным эхом отражались от невидимых стен. Потом мы услышали и другие звуки: шелест и шепот, затаенное дыхание. Вдруг над нашими головами пролетело что‑ то черное, а слева от нас вспыхнули три зеленых огонька. Потом они сместились в сторону.

– Это глаза! – завопил Лерой.

И был прав, это были чьи‑ то глаза. Несколько мгновений мы стояли как вкопанные, а отголоски крика Лероя разносились по всему залу. В темноте послышались бормотания, кто‑ то засмеялся, и глаза опять переместились. Мы бросились наутек. На улице мы немного успокоились, смущенно переглянулись, но возвращаться в здание больше не рискнули. Впоследствии мы побывали там еще раз, но об этом я расскажу в свое время. А пока мы взяли наизготовку оружие и пошли дальше.

Улица, по которой мы шли, петляла и раздваивалась. Я старался запомнить, куда мы поворачивали, ведь в этом гигантском лабиринте не мудрено было и заблудиться. Одна ночь без спальных мешков прикончила бы нас лучше всяких чудищ, которые могли скрываться в руинах. Постепенно выяснилось, что мы направляемся к каналу. Здания стали ниже, выглядели они какими‑ то неуклюжими, словно их построили из обломков прежних зданий. Я уже начинал жалеть, что нам не повстречались сородичи Твила, но вот мы в очередной раз повернули за угол и столкнулись с ним самим. Я закричал ему: «Твил! », а тот, уставясь на меня, молчал.

Только тут до меня дошло, что это вовсе не Твил, а другой марсианин. «Перья» у Твила были погуще, и к тому же тот был выше на несколько дюймов. Лерой аж подпрыгивал от возбуждения, а я пытался выполнить роль посредника. Я несколько раз повторил имя Твила, но марсианин так ничего и не понял. Тогда мы пошли к домикам, а он увязался за нами. Потом к нему присоединилась еще парочка марсиан. Попытался я и у них разузнать о Твиле. Но тщетно. Идем мы, значит, в компании аборигенов, и тут я понимаю, что во всем виноват мой выговор. Я вновь обратился к марсианам, пытаясь изобразить нечто похожее на «Тррвввииррл». И, знаете, помогло. Один из марсиан прощебетал: «Тррвииррл! » Тут из‑ за ближнего домика вылетел сам Твил и как шлепнется на нос, точнее говоря, на клюв!

Вы не представляете, как мы оба обрадовались! Твил квох– тал, как курица, бешено скакал и все шлепался на клюв. Я бы с удовольствием потискал его, но никак не мог поймать. Остальные марсиане и Лерой таращились на нас, как бараны, но как только Твил перестал скакать, тут такое началось…

Мы не шли в понимании друг друга дальше того, о чем договорились во время первой нашей встречи. Я называл его Твилом, он повторял: «Тик, – Тик, – Тик». Однако до вечера еще было долго, и я попросил Твила показать нам город, если он не очень занят. Похоже, он не был занят, потому что последовал за нами, и у француза аж дух захватило от его прыжков на полтораста футов.

Потом Твил показал нам город. В черной сумке у него нашелся фонарик: для небольших помещений его вполне хватало, а вот для больших он был слабоват. О назначении девяти из каждых десяти помещений я даже не догадывался: пустые объемы, да и только, они не походили на жилые помещения или магазины, возможно, так могли выглядеть электростанции, но кому нужен целый город электростанций? И куда оттуда подевались машины и механизмы? Таинственный город, короче говоря. Иногда мы проходили через залы, в которых без труда поместился бы океанский лайнер, но марсианин вовсе и не думал хвалиться чудесами архитектуры.

Наконец мы оказались в здании, назначение которого нам показалось понятным. Это было здание с глазами внутри, в которое мы уже заходили. Мы изрядно струхнули, но Твил повторял: «Да, да, да» и тащил нас за собой. Мы с Лероем пошли следом, ожидая вот‑ вот увидеть напугавшую нас тварь. Но помещение ничем не отличалось от всех прочих; трехглазое чудище где‑ то скрывалось.

Марсианин не переставая фыркал и свистел, затем поднял книгу и поставил ее на полку, где было множество других томов. Мы с Лероем недоуменно переглянулись. Неужели этот зверек с мордочкой чертенка читал? Или он просто поедал книгу? Все это могло оказаться самым обычным совпадением. Если бы зверек был вредителем, то гнев Твила вполне можно было понять. Но если это было разумное существо, пусть даже иной расы, зачем нужно было его прогонять? Книга показалась мне целой, я вообще не видел там ни одной испорченной книги. Но мне почему‑ то кажется, что если бы мы раскрыли тайну этого странного существа, то вместе с этим разрешилась бы загадка брошенного города и упадка марсианской культуры.

Твил понемногу успокоился и повел нас вдоль стены зала. Мне думается, что это была библиотека. На полках стояли тысячи томов с белыми волнистыми линиями на черных страницах. В некоторых книгах были иллюстрации, изображавшие соплеменников Твила. Это может означать лишь одно: построил город и отпечатал книги его народ. Я не знаю, сумеют ли лингвисты Земли перевести хотя бы одну строку из этих книг, ведь их создатели так сильно отличаются от нас.

Твил прощебетал нам несколько строк, а потом я попросил у него несколько книг. Про одни он говорил «нет», про другие «да». Может быть, он не дал мне книги, которые были нужны его народу, а может быть, просто считал их не столь понятны– ми, как другие. Те книги, что он разрешил взять, лежат в ракете.

Потом Твил посветил на стену, на которой было что‑ то на– рисовано. Боже мой, что это были за картины! Таинственные и огромные, они терялись во мраке. Я мало что понял в картине, занимавшей первую стену: там было изображено что‑ то похожее на большое собрание соплеменников Твила. Возможно, она символизировала Единение или Власть. На другой стене было нечто более понятное. Я увидел марсиан, работавших возле какой‑ то машины. Это могло символизировать Промышленность или Науку. Задняя стена облезла, но судя по тому, что я там разобрал, на ней было изображено Искусство. Но то, что мы увидели на четвертой стене, прямотаки потрясло нас. Я назвал бы ту кар– тину Исследования или Открытия. Эту стену мы видели чуть лучше благодаря свету, проникавшему через щель в потолке. На переднем плане виднелась фигура марсианина с длинным клювом, очень похожая на Твила. Марсианин выглядел изможденным и очень усталым: передние конечности его безвольно упали, голова низко клонилась на тонкой шее, словно марсианин с тру– дом справлялся с ее весом. Перед марсианином стоял, преклонив колени, человек!..

– Человек? – перебил его Гаррисон. – Ты сказал «человек»?

– Да, это был человек, хотя и с длинным носом, почти как у Твила. У него были волосы до плеч и пятипалые руки, в отличие от четырехпалых марсианских. Человек как будто поклонялся марсианину, а может быть, приносил ему жертву, ибо между фигурами был изображен какой‑ то горшок. Нам с Лероем показалось, что мы сходим с ума.

– Мы с Путцем придерживаемся такого же мнения, – расхохотался капитан.

– Похоже, у всех нас здесь крыша поехала, – отметил Ярвис и посмотрел на бледного француза. – Как бы там ни было, Твил пищал, тыкал в картину пальцем и повторял: «Тик, Тик, Тик»; стало быть, и он заметил сходство. А шуточки о моем носе можешь оставить при себе, – предупредил он капитана. – Потом Лерой показал на марсианина и сказал: «Тот! Бог Тот! »

– Да‑ да, – закивал биолог. – Как в Египте.

– Именно так, – подтвердил Ярвис. – Марсианин с клювом как две капли воды походил на египетского бога с головой ибиса. Как только Твил услышал слово «Тот», он такое учинил! Давай щебетать и пищать как полоумный. Показал на картинку, потом на себя и все повторял: «Тот, Тот…» Он пытался объяснить нам, что его раса зовется Тот. Поняли, что я хочу сказать?

– Я тебя понял, – отозвался Гаррисон. – Ты думаешь, что марсиане побывали на Земле, а египтяне сохранили память об этом в своей мифологии. Все это чепуха, дорогие мои! Пятнадцать тысячелетий назад еще не было египетской цивилизации.

– Ну как же! – Ярвис ухмыльнулся. – Жалко, что у нас в экспедиции нет археолога. Лерой сказал, что в ту пору в Египте был каменный век, или додинастическая цивилизация.

– Даже если и так, что из того?

– А то, что картина подтверждает мои догадки. Марсианин казался усталым из‑ за большей, чем на Марсе, силы тяжести. А само название «Тот»? Лерой говорит, что Тот был богом философии и создателем письменности. Дошло до тебя? Египтяне изобрели письмо, глядя на марсиан. То, что марсиане и Тот так похожи, не может быть простым совпадением.

– Черт возьми? А как же нос египтянина? Или ты хочешь убедить меня в том, что у египтян каменного века носы были длиннее, чем у обычных людей?

– Нет, конечно! Просто марсиане рисовали людей по своему образу и подобию. Люди ведь тоже склонны мерить все на свой аршин, точно так же и моряки видели в сиренах человеческие черты. Поэтому и марсианский художник, рисовавший с плохой фотографии или по описанию, автоматически удлинил нос до таких размеров, какие показались ему нормальными. Во всяком случае, я считаю именно так.

– Хватит теоретизировать, – пробурчал Гаррисон. – Расскажите‑ ка лучше, отчего вы вернулись в таком виде, словно побывали в преисподней?

Ярвис вздрогнул и покосился на француза. Биолог постепенно приходил в себя, но в глазах его все еще читался затаенный страх.

– В свое время я дойду и до этого. А пока что продолжу рассказ о Твиле и его соплеменниках. Как вы знаете, мы про– гостили у них почти три дня. Всех деталей нашего пребывания там я не припомню, но постараюсь резюмировать самое важное. Трудно оценивать эту иссохшую планету, пользуясь земными критериями. Мы сфотографировали все, что только было можно. Я даже попытался запечатлеть огромную фреску в библиотеке, но если лампа Твила не излучала актиниевых лучей, я сомневаюсь, что у меня получилось хоть что‑ то путнее. А жаль, это определенно самое важное из всех наших марсианских открытий, во всяком случае, с точки зрения обычного человека. Твил был очень гостеприимным хозяином, он показал нам все достопримечательности, включая новый водопровод.

У Путца загорелись глаза.

– Wasser leitung? – повторил он по‑ немецки. – Куда он вел?

– Конечно, к каналу! Чтобы вода текла, надо ее качать, – он посмотрел на капитана. – Ты ведь сам говорил, что пере– гонка воды с полярных шапок на экватор эквивалентна поднятию ее на вершину двадцатимильной горы, поскольку на полюсах Марс сплющен, а на экваторе выпукл, точно так же, как Земля.

– Это верно, – согласился Гаррисон.

– Стало быть, этот город был одной из компрессорных стан– ций, – пояснил Ярвис. – Жалко, что тебя, Карл, с нами не бы– ло. Их электростанция оказалась единственным годным хоть на что‑ то зданием. Она работает на солнечной энергии.

Гаррисон и Путц переглянулись.

– На солнечной энергии? – спросил капитан. – Но это же примитив.

– Да‑ да! – с нажимом повторил инженер.

– Не такой уж и примитив, – возразил Ярвис. – В центре вогнутого зеркала находится цилиндр, он поглощает солнечные лучи и преобразует их в электрический ток. На этом токе и работают их насосы.

– Термопара! ‑ дошло до Путца.

– Может быть. Ты все увидишь на фотографии. Но на электростанции было и кое‑ что поинтереснее. Самое забавное заключалось в том, что за оборудованием следили не соплеменники Твила, а такие же бочкообразные создания, что я встретил в пустыне Ксантус. – Ярвис окинул взглядом лица слушателей, однако никто из его товарищей не проронил ни слова. – Дошло до вас? – Все по‑ прежнему молчали. – По‑ моему, не очень. Лерой тут выдвинул одну гипотезу. Он считает, что «бочонки» и соплеменники Твила сосуществуют друг с другом в симбиозе, как, например, пчелы и цветы на Земле. Цветы дают пчелам мед, а пчелы их опыляют. Понятно? «Бочонки» обслуживают во– довод, а раса Твила строит систему каналов. Должно быть, и город на Ксантусе был такой же компрессорной станцией, это объясняет наличие загадочных машин, которые я видел. Лерой считает, что такой уклад существует по меньшей мере несколько тысячелетий и давно стал совершенно естественным. Тоты этих существ специально разводят!

– Чепуха! – не выдержал Гаррисон. – А как ты объяснишь факт, что город пустует?

– Очень просто: раса Твила вымирает. Когда‑ то были миллионы, теперь осталось несколько тысяч. Мне думается, что это специальный пост, оставленный здесь для обеспечения работы канала. Может быть, где‑ нибудь в тропиках и сохранилось несколько больших городов. Но марсианская раса, превзошедшая уровень нашего развития, теперь на грани вымирания.

– Вот как? – возразил капитан. – Тогда почему они вымирают? От недостатка воды?

– Вряд ли. За пятнадцать тысяч лет не могло произойти больших изменений в водном балансе. Нет, дело не в этом, хо– тя потери воды – тоже важный фактор.

– А куда девается вода? – вмешался Путц.

– Это понятно даже химику, – укорил его Ярвис. – На Земле, например, после каждого атмосферного разряда определенное количество пара разлагается на кислород и водород, и водород постепенно улетает в космическое пространство, не может же он вечно удерживаться земным тяготением. Точно так же должно быть и здесь. Кроме того, после каждого тектонического потрясения вода просачивается в глубинные слои планеты. Это очень медленный процесс, но неотвратимый. Ты со мной согласен, капитан?

– Пожалуй. Но здесь не бывает тектонических потрясений, как, впрочем, не бывает и гроз. Поэтому все это происходит еще медленнее. Отчего же, в таком случае, вымирает раса Твила?

– Все объясняется солнечной электростанцией, – ответил Ярвис. – На Марсе недостает горючего, здесь нет угля и нефти, тут вообще не было каменноугольного периода, как на Земле. Нет на Марсе и рек, на которых можно было бы построить гидроэлектростанции. Марсианам не остается ничего иного, кроме как черпать солнечную энергию. Вот поэтому они и вымирают.

– А как же атомная энергия?

– Они ее не знают и не знали никогда. Их космические корабли летали, должно быть, на каком‑ то другом горючем.

– Тогда почему ты считаешь их более развитыми, чем мы, люди? – удивился Гаррисон. – Человек сумел‑ таки расщепить атом.

– Конечно, но ему проще это сделать. На Земле были радий и уран. Чего бы мы добились без них? Ведь раньше человечество знать не знало ни о какой ядерной энергии!

– Что ты хочешь сказать? Неужели у них нет…

– Да ты же сам прекрасно знаешь, что плотность Марса составляет семьдесят три процента земной. Даже химику ясно, что это значит. На Марсе нет тяжелых элементов: осмия, урана, радия.

– Даже если и так, это еще не доказывает, что они более развиты, чем мы. Будь это так, они все равно открыли бы ядерную энергию.

– Может, и так, – нехотя согласился Ярвис. – Я не говорю, что они опередили нас во всех областях. Но в некоторых – несомненно.

– В чем например?

– В общественном отношении.

– Что ты этим хочешь сказать?

Химик поочередно посмотрел на каждого и заколебался:

– Не знаю даже, что вы на это скажете. Всяк привык к своему общественному строю… У нас на Земле существует три типа общества, так? Среди нас есть представители каждого из них. Путц живет в автократическом диктаторском обществе, Лерой является гражданином Шестой французской коммуны, а мы с капитаном американцы – жители демократической страны. Стало быть, у нас имеются три общества: автократия, демократия и коммунизм. Но народ Твила живет при особенном строе.

– Каком же?

– При таком, какого не знает ни один народ на Земле. Я говорю об анархии.

– Об анархии?! – выдохнули разом и капитан и Путц.

– Да, о ней.

– Но неужели ты полагаешь… – неуверенно начал Гаррисон.

– Что нас ждет то же самое? Анархия? Ну надо же такое придумать!

– Я не утверждаю, что это было бы лучшим выходом для человечества, – ответил Ярвис. – Но для них эта система подходит как нельзя кстати.

– Но это же… анархия! – Капитан был вне себя от возмущения.

– Если как следует разобраться, анархия – это идеальная форма устройства. Эмерсон говорил, что лучшее правительство

– Это такое правительство, которое меньше всего правит. Что‑ то подобное говорил и Джордж Вашингтон. Может ли власть ощущаться меньше, чем при анархии, где никакой власти вообще не существует?

Капитан все никак не мог успокоиться:

– Но это же… противоестественно! Даже у дикарей есть вожди. Даже в волчьей стае есть свой предводитель.

– Это доказывает всего лишь, что управление – очень примитивный механизм! – вызывающе бросил Ярвис. – Высокоразвитой расе не нужно никакое правительство. Власть означает признаки в собственной слабости, признание в том, что часть общества не желает сотрудничать с другой частью и что необходимы силы, которые держали бы их в узде. Если бы не было преступников и тому подобного, то отпала бы надобность и в законах, и в полиции, так ведь?

– Но власть‑ то ведь необходима! Как же быть с общественными работами, с войнами, с налогами?..

– На Марсе нет войн, хотя планету мы и назвали именем бога войны. Некому здесь воевать, население слишком малочисленно и разбросано по планете, к тому же система каналов требует сотрудничества всех без исключения жителей Марса. Налоги не взимаются, а в общественных работах все участвуют добровольно. Никто никому не мешает, любой может брать все, что хочет. Совершенной расе власть не нужна, как я и говорил!

– Ты считаешь марсиан совершенной расой? – поинтересовался капитан.

– Вовсе нет. Но их цивилизация старше земной, и потому в общественном плане она заметно нас опередила. Ей‑ Богу, странно. Мать‑ Природа словно задалась целью провести два разных эксперимента: у нас и на Марсе. На Земле проверялись очень восприимчивые к соревнованию народы в мире относительного изобилия, здесь же ставился опыт над спокойными и беззлобными марсианами во враждебном им мире. На Марсе нельзя выжить поодиночке. Здесь нет даже такого важного фактора, как половой инстинкт.

– Либидо, ты имеешь в виду?

– То, что ты слышал! Соплеменники Твила размножаются точно так же, как и «бочонки»: от двух индивидов отпочковывается третий. Вот тебе еще одно доказательство тезиса Лероя о том, что на Марсе нет чисто растительной или чисто животной жизни. Кроме того, Твил даже разрешил нам заглянуть ему в рот и обследовать его. Это еще более укрепило Лероя в его предположениях.

– Да‑ да, – отозвался биолог. – Так оно и есть.

– Но анархия?! – капитан презрительно скривился. – Чего еще можно было ждать от этого тронутого полумертвого шарика?

– На Земле пройдет еще несколько веков, прежде чем перед человечеством возникнут такие же проблемы. Ну ладно, слушайте дальше. Исползали мы этот городишко вдоль и поперек, фотографируя все подряд. А потом… – Ярвис поежился. – А по– том мне захотелось заглянуть в ту долину, которую мы видели с ракеты. Не знаю даже, почему меня так туда потянуло. Но едва мы попытались позвать с собой Твила, как дружище сразу разверещался. Я даже испугался, не свихнулся ли он.

– Так больше свихнуться вроде бы некуда! – насмешливо заметил капитан.

– Мы пошли к долине без него.

«Нет, нет, нет, Тик! » – стонал нам вслед Твил, но это лишь усиливало наш интерес. Как он только ни пытался нас остановить: пролетал над нами, шлепался на клюв, кудахтал. Когда выяснилось, что нас не остановить, он сдался и обреченно потащился за нами. Он мог добраться до места всего за десяток‑ другой скачков, но вместо этого он медленно следовал за нами, поминутно оборачивался на город и повторял: «Нет, нет, нет». Я и раньше видел разные штучки в его исполнении, но на этот раз было предельно ясно, что он не хочет пускать нас в долину.

– Почему? – спросил капитан.

– Ты спрашивал, почему мы вернулись такими оборванцами? – с дрожью сказал Ярвис. – Сейчас узнаешь. Мы поднялись на не– большую скалу, торчавшую у края долины. Твил не переставая твердил: «Не дышит, Тик, не дышит! » Теми же словами он описывал кремниевое чудовище, так же говорил о нереальности Фэнси Лонг. Я помнил это, но меня его слова не остановили…

Потом Твил попробовал объяснить мне все иначе: «Ты один – один – два, он один – один – два».

И тут до меня начало доходить: Твил хотел втолковать мне, что эти твари подстраиваются под чужие мысли и тем самым подманивают добычу. Я решил, что эти гнусные создания не смогут причинить нам вреда, если мы будем подготовлены к встрече с ними. Как я ошибался! Когда мы подошли к краю долины, Твил повернул голову, словно не хотел видеть долину. Мы с Лероем не могли оторвать глаз от развернувшейся перед нами картины. В первое мгновение это была обычная серая ложбина, подсвеченная отблесками ледяной шапки южного полюса. А потом мы очутились в… раю!

– Где‑ где? – воскликнул капитан.

– Ты можешь описать, что мы видели? – спросил Ярвис француза.

Тот бессильно развел руками.

– Невозможно, – пробормотал он. – Мне не хватит слов.

– Мне тоже, – проговорил химик, – Для этого надо быть поэтом. Это был и рай и ад одновременно.

– Объяснишь ты, наконец, в чем дело? – рявкнул Гаррисон.

– Попробую. Понимаете, в какое‑ то мгновение серая долина, поросшая пятнистыми растениями, превратилась… Боже мой! Это нельзя представить! Что бы ты сказал, если бы исполнились все твои желания?

– Это было бы просто здорово, – ответил капитан,

– Тогда отправляйся в эту долину. Но помни: исполнятся не только твои добрые желания, но и самые пакостные, будут удовлетворены твои самые отвратительные страсти, все хорошее и все плохое, чего ты добивался в жизни. Оборотни предлагают первоклассный товар, но они понятия не имеют о морали.

– Там были оборотни?

– Они самые. Долина так и кишела ими. Не знаю, сколько их там было, сотни или тысячи, во всяком случае, все мои желания исполнились, даже те, что таились в подсознании. Я был в раю. Я видел десяток Фэнси Лонг одновременно во всех платьях, какие я только видел на ней и каких не видел никогда. Я видел всех красивых женщин, которых мне случалось встречать, и все они умоляли меня обратить на них внимание. В долину были втиснуты все чудесные места, где я мечтал побывать. Но были там и… совсем другие вещи. – Он мрачно покачал головой. – Все это невероятно противно. Какие мы все‑ таки скоты! Если бы каждый человек мог хоть раз побывать в этой долине и увидеть все, что таится в нем самом, прок от этого был бы немалый. Как же я потом благодарил Бога за то, что Твил и Лерой видели свои собственные образы, а не мои…

Прежде чем продолжить рассказ, Ярвис помолчал.

– Мысли мои спутались, я был в каком‑ то экстазе, закрыл глаза, но и с закрытыми глазами видел ту же картину. Эта прекрасная и в то же время мерзкая фантазия гнездилась в мо– ем мозгу. Именно так действуют оборотни – через мозг своих жертв. Все это я прекрасно понимал, Твил мог и не предостерегать меня. Тем не менее я ничего не мог поделать с собой. Пусть я обречен был умереть, но что такое смерть в сравнении с этим дурманящим зрелищем!

– Каким именно зрелищем? – сухо проронил Гаррисон.

Ярвис покраснел,

– Это неважно. Вдруг Лерой закричал: «Ивонна! Ивонна! », и я понял, что он оказался в той же ловушке, что и я. Я убеждал себя, что надо остановиться, а сам сломя голову уже мчался в западню. И вдруг обо что‑ то споткнулся. Это был Твил! Он бросился мне под ноги, уронил меня, а потом устремился к… к той, в чьи объятия я бежал, нацелившись клювом в ее сердце.

– Вот как?! – воскликнул капитан. – В ее сердце?

– Это неважно. Когда я встал, видение исчезло, а Твил уже бился в сплетении черных щупалец. Твил не поразил ни один жизненно важней орган чудища, но отчаянно лупил его клювом. Чары развеялись. Я был всего в пяти футах от Твила. Преодолев отвращение, поднял револьвер и выстрелил в чудовище. Брызнувший фонтан отвратительной жижи окатил меня и Твила с головы до ног. Наверное, ее смрад помог нам избавиться от видения прекрасной долины. Так или иначе, нам удалось оттащить Твила от чудовища, и мы, хромая, покинули долину. У меня еще хватило духу все это сфотографировать, но я сомневаюсь, что на фотографии выйдет хоть что‑ то, помимо серой ложбины и переплетенных щупалец чудовищ. Все случившееся мы видели глазами души, а не телесными.

Ярвис поежился и помолчал.

– Мы добрались до ракеты, связались с вами и сделали все возможное, чтобы подлечиться. Лерой принял изрядную дозу коньяка. Потом мы вернулись сюда. Вот и все.

– Все? – спросил Гаррисон. – Стало быть, вы нашли ответы на все загадки Марса?

– Как бы не так! – парировал Ярвис. – Почти все вопросы остались без ответа.

– Это верно, – согласился Путц. – Как, например, они препятствуют испарению воды?

– Ты о каналах? Я думал над этим вопросом. При длине каналов в несколько тысяч миль и при таком атмосферном давлении потери воды должны быть значительными. Сверху она защищена от испарений тонкой масляной пленкой – вот в чем дело.

Путц удовлетворенно кивнул, но слово тут же взял капитан:

– Вот тебе другая загадка: как марсиане сумели соорудить такую мощную сеть каналов, располагая лишь электрической и тепловой энергией? Прежде чем ответить, вспомни о затратах по строительству Панамского канала.

– Это же так просто! – Ярвис улыбнулся. – Все дело в марсианской силе тяжести и в давлении марсианской атмосферы. Во‑ первых, грунт весит здесь втрое меньше, чем на Земле, во‑ вторых, работать приходится при давлении воздуха, которое меньше земного. А в‑ третьих, мотор здесь может быть втрое больше, чем на Земле при том же весе. Что ты на это скажешь, Путц?

Инженер кивнул:

– Да, паровая машина будет на Марсе в двадцать семь раз производительнее, чем на Земле.

– Вот разрешилась и последняя загадка, – задумчиво проговорил Гаррисон.

– Да неужто? – иронично переспросил Ярвис. – В таком случае скажи мне, зачем им понадобился такой большой город? На что марсианам каналы, если они не едят и не пьют? Правда ли, что в древнейшие времена они побывали на Земле, и какую энергию использовали их космические корабли, если марсиане не знакомы с атомной энергией? Если Твилу и его соплеменникам почти не нужна вода, то, может быть, они обслуживают каналы для других, более развитых существ? Имеются ли такие существа на Марсе? А если нет, то кем был маленький зверек с мордочкой чертенка, которого мы видели в библиотеке? Вот тебе еще несколько загадок.

– Я тоже хотел бы тебя кое о чем спросить, – капитан в упор посмотрел на Лероя. – Кто такая Ивонна? Твою жену ведь зовут Марией!

Биолог покраснел как рак.

– Да, – признался он с невероятно несчастным видом. – Вы же понимаете: Париж есть Париж. Пожалуйста, не говорите ни– чего Марии!

Гаррисон расхохотался.

– Это не мое дело, – сказал он, отсмеявшись. – Ярвис, я хочу тебя спросить. Что ты сделал перед тем, как вы верну– лись?

Химик смутился.

– Понимаешь… я решил, что мы многим обязаны Твилу… Мы доставили его к месту падения той, первой, ракеты. А потом,

– Ярвис замялся, – потом я подарил Твилу атомный двигатель и показал, как им пользоваться.

– Что?! – взвыл капитан. – Ты передал двигатель в чужие руки?! Потенциальному противнику?!

– Передал. На этом высохшем шарике никогда не сможет по– селиться большая колония землян. С таким же успехом можно колонизировать Сахару. Народ Твила никогда не станет нашим врагом. Но мы сможем торговать с ними. Так почему бы не дать его народу шанс выжить?! Располагая атомной энергией, марсиане смогут запустить всю сеть каналов, а не одну пятую, как сейчас. Они смогут снова заселить вымершие города, оживить искусство и промышленность, наладить торговлю с землянами. Я убежден, что мы сможем многому у них научиться, да и они у нас тоже, если разберутся в атомном двигателе. Лично я в этом не сомневаюсь; они ведь совсем не глупые, эти «страусы»!