Глава двадцать первая

Несколько градусов ниже нуля. – Исследование болот на юго‑ востоке острова. – Лисицы. – Вид на море. – Беседы о будущем Тихого океана. – Непрестанная работа инфузорий. – Будущее земного шара. – Охота. – Болото Казарок.

С этой минуты не проходило и дня без того, чтобы Пенкроф не отправлялся взглянуть на местечко, которое он с самым серьезным видом называл своим «хлебным полем». И горе насекомым, которые вздумали бы туда забраться! Им нечего было ждать помилования.

К концу июня после беспрерывных дождей окончательно установилась холодная погода, и 29 числа термометр Фаренгейта, наверное, показал бы не больше двадцати градусов выше нуля (6, 67° ниже нуля по Цельсию).

На следующий день, 30 июня, который соответствовал 31 декабря в Северном полушарии, была пятница. Суеверный Наб заметил, что старый год кончается тяжелым днем. Но Пенкроф с усмешкой возразил ему:

– Зато новый год начинается легким днем, а это гораздо важнее.

Несмотря на легкий день, новый год не очень любезно отнесся к колонистам и встретил их сильным морозом. В устье реки громоздились большие льдины, а озеро совсем замерзло, и можно было ходить по льду.

Из‑ за наступивших холодов запас топлива расходовался очень быстро, и колонистам пришлось несколько раз путешествовать в лес за сухим валежником. Пенкроф не стал дожидаться, пока река замерзнет, и плот за плотом сплавлял дрова по течению к устью реки. Там дрова выгружали на берег, а затем на тележке доставляли к подъемной машине и перетаскивали в одно из отделений кладовой, превращенной в дровяной сарай. Сплав леса производился до тех пор, пока реку не сковало льдом. К обильным запасам древесного топлива добавили и несколько тележек каменного угля, который добывали у подножия горы Франклина. Сильный жар от каменного угля был оценен по достоинству, когда температура понизилась еще на несколько градусов, – 4 июля было не больше восьми градусов по Фаренгейту (13° ниже нуля по Цельсию). Кроме печи в кухне, поставили еще камин в столовой, где обычно собирались все вместе в свободное время.

В эти морозные дни колонисты не раз хвалили Сайреса Смита за то, что ему пришла в голову остроумная мысль провести из озера Гранта небольшую струю воды прямо в Гранитный дворец. Эта маленькая струйка не замерзала всю зиму и, вытекая из‑ подо льда, бежала сначала по руслу старого водостока, а затем собиралась в небольшом резервуаре, вырытом в углу за кладовой. Избыток воды стекал в колодец, а оттуда – в море.

Погода в это время стояла сухая, и колонисты решили, закутавшись как можно теплее, посвятить один день исследованию юго‑ восточной части острова, между рекой Милосердия и мысом Когтя. Местность эта привлекала их обширными болотистыми пространствами, и они рассчитывали хорошо там поохотиться на водяных птиц.

Колонисты предполагали, что им придется пройти около восемнадцати миль – около девяти миль туда и столько же обратно, – так что прогулка должна была занять весь день. Кроме охоты, они рассчитывали еще исследовать эту неизвестную им часть острова, поэтому в экспедиции приняла участие вся колония. И вот 5 июня все колонисты поднялись еще до рассвета, и в шесть часов утра, едва только начала разгораться заря на востоке, Смит, Спилет, Герберт, Наб и Пенкроф, вооружившись копьями, луками и стрелами, вышли из Гранитного дворца и тронулись в путь. Топ с громким лаем весело бежал впереди отряда. Для утоления голода захватили с собой провизию, а Пенкроф на всякий случай взял с собой силки.

Путешественники выбрали кратчайший путь и решили идти напрямик, то есть перейти реку Милосердия по льдинам. Но, как справедливо заметил журналист, льдины, к сожалению, не всегда могут заменить собой настоящий мост. Поэтому постройка «настоящего» моста была включена в план будущих работ.

В этот день колонисты впервые вступили на правый берег реки Милосердия и вошли в прекрасный хвойный лес, покрытый снегом.

Не успели они пройти и полмили, как из густой чащи выскочило целое семейство четвероногих – вероятно, их потревожил лай Топа.

– А! Да это, кажется, лисицы! – воскликнул Герберт, смотря вслед убегающей стае.

Это и в самом деле были лисицы, но только очень крупные. Они заливались резким лаем, который удивил даже Топа, потому что он перестал их преследовать и дал этим быстроногим животным возможность скрыться.

Топ имел полное право удивляться, потому что он не знал естественной истории. Но эти лисицы своим лаем, похожим на собачий, рыжевато‑ серым цветом шерсти и длинными хвостами с белой кисточкой на конце, сами выдавали свое происхождение. Вот почему Герберт, не колеблясь, верно определил, каких именно животных он видел перед собой. Лисицы этой породы часто встречаются в Чили, на Фолклендских островах и на Американском континенте между тридцатой и сороковой параллелями. Герберт очень сожалел, что Топу не удалось поймать хотя бы одну лисицу.

– А их едят? – спросил Пенкроф, которого все животные на острове интересовали только с одной точки зрения: можно их есть или нельзя.

– Нет, – ответил Герберт. – Между прочим, зоологи до сих пор еще не определили, какой именно зрачок у этих лисиц: дневной или ночной, и не следует ли их отнести к роду собак.

Сайрес Смит не мог не улыбнуться, слушая рассуждения Герберта, высказываемые с таким серьезным видом. Что касается Пенкрофа, то после того, как он узнал, что мясо лисиц не годится в пищу, они перестали его интересовать. Однако он заметил, что, когда в Гранитном дворце будет устроен птичник, придется принять известные меры предосторожности против посещения этих четвероногих грабителей. Конечно, никто не стал ему возражать.

Обогнув оконечность небольшого мыса, выдававшегося почти посередине побережья, колонисты очутились на песчаном берегу, омываемом безбрежным океаном. Было еще только восемь часов утра. На ясном небе не было ни одного облачка, как это бывает во время продолжительных холодов. Но Сайрес Смит и его товарищи, разгоряченные ходьбой, почти не чувствовали холода. К тому же не было ветра, а при этом условии низкая температура переносится легче. Яркое, но почти не греющее солнце выплывало из‑ за синеющей глади океана, купаясь в волнах на горизонте. Благодаря полному штилю океан был удивительно спокоен в этот день. Синея, как небесная лазурь, он чуть колыхался, искрясь и переливаясь под косыми лучами утреннего солнца, напоминая средиземноморский залив. Мыс Когтя, изогнутый в виде ятагана, отчетливо виднелся не дальше чем в четырех милях к юго‑ востоку. Немного левее, прерывая линию болот, виднелся небольшой выступ вроде мыса. На этом берегу бухты Союза не было ни одного места, хотя бы немного защищенного от ярости морских волн, не было даже песчаной отмели, за которой мог бы укрыться корабль, гонимый восточным ветром.

Все указывало на то, что океан очень глубок у этих берегов. Позади, на западе, но не ближе чем в четырех милях, начинались леса Дальнего Запада. В этом месте колонисты сделали остановку для завтрака, развели костер из хвороста и сухих водорослей, и Наб подал холодную говядину и горячий чай освего.

Во время завтрака колонисты продолжали осматривать окрестности. Эта местность была совершенно бесплодна в противоположность западной части острова. Спилет заметил, что если бы воздушный шар упал на это побережье, то они получили бы самое печальное представление о своем будущем местожительстве.

– А мне кажется, что мы не смогли бы даже добраться до берега, – сказал инженер, – потому что море здесь глубоко и нет ни одной скалы. Вспомните, перед Гранитным дворцом тянется мель, и довольно большая, затем этот маленький островок… Нет, там было гораздо больше шансов на спасение, а здесь никаких!

– Странно только, – заметил Гедеон Спилет, – что на этом небольшом острове такая разнообразная почва. Подобная неоднородность характерна скорее для обширных материков. Право, можно подумать, что западная часть острова Линкольна, такая богатая и плодородная, омывается теплыми водами Мексиканского залива, а вдоль северного и юго‑ восточного берегов как будто бы проходит течение Ледовитого океана.

– Вы совершенно правы, дорогой Спилет, – сказал Сайрес Смит. – Я и сам думаю точно так же. И природа, и очертания нашего острова кажутся мне очень необычными. Здесь сплетаются все характерные особенности материка. Он совсем не похож на обычный остров, и я не был бы удивлен, если бы мне сказали, что некогда он был частью континента.

– Что! Континент среди Тихого океана? – с удивлением спросил Пенкроф.

– А почему бы и нет? – ответил инженер. – Разве нельзя допустить, что Австралия, Новая Зеландия – весь комплекс, который английские географы называют Австралазией, – вместе со всеми архипелагами Тихого океана составляли когда‑ то шестую часть света, такую же большую, как Европа или Азия, Африка или обе Америки. Я лично считаю, что все острова, поднявшиеся со дна этого обширного океана, в сущности – верхние точки материка, который существовал в доисторическую эпоху.

– Вроде Атлантиды, – заметил Герберт.

– Да, дитя мое… если только она когда‑ нибудь существовала.

– И остров Линкольна, значит, часть этого материка? – спросил Пенкроф.

– Возможно, – ответил Сайрос Смит, – и это вполне объясняло бы разнообразие почвы, флоры и фауны, которое мы замечаем на его поверхности.

– И изобилие всевозможных животных!.. Я просто не верю своим глазам, открывая чуть не каждый день все новые и новые виды, – прибавил Герберт.

– Да, дитя мое, – ответил инженер. – Этим ты даешь еще один довод в пользу моего предположения. За время пребывания на острове мы успели убедиться, что животный мир здесь очень разнообразен. На это, конечно, должны быть причины, и самая главная из них заключается в том, что остров Линкольна когда‑ то составлял часть обширного континента, который мало‑ помалу опустился в Тихий океан.

– Значит, в один прекрасный день, остаток этого древнего материка тоже может исчезнуть под водой, и тогда в этих местах не будет ни одного островка между Америкой и Азией? – спросил Пенкроф, скептически относившийся к этим умным рассуждениям.

– Нет, – ответил Сайрес Смит. – Наоборот, появятся новые континенты, которые строят миллиарды миллиардов микроскопических животных даже в эту минуту.

– Что это за каменщики? – спросил Пенкроф.

– Коралловые полипы, – ответил Сайрес Смит. – Непрерывному труду этих микроскопических животных обязаны, между прочим, своим существованием остров Клермон‑ Тонер, все атоллы и бесчисленное множество коралловых островов и островков, разбросанных по Тихому океану. Сорок семь миллионов коралловых полипов весят всего один гран[15]. Между тем, работая день и ночь и поглощая минеральные и другие твердые вещества из морской воды, микроскопические кораллы перерабатывают их и отлагают в виде известковой массы, которая быстро сохнет и делается такой же твердой, как гранит. Одни поколения кораллов сменяются другими, и незначительный вначале кусок коралловой массы разрастается все больше и больше как в высоту, так и в ширину. Когда‑ то, в начале существования нашей планеты, природа создавала острова и континенты с помощью подземного огня, а теперь она возложила этот труд на микроскопических животных. Динамические силы подземного огня внутри нашего сфероида, вероятно, значительно уменьшились, что доказывается, между прочим, тем, что многие вулканы в настоящее время уже потухли. Пройдут века, одни поколения коралловых рифов будут сменяться другими, и там, где сейчас плещутся волны Тихого океана, появится обширный континент, который заселят новые поколения людей…

– Ну, этого еще придется долго ждать! – заметил Пенкроф.

– Природа долговечнее нас и не любит торопиться, – ответил инженер.

– Все это прекрасно! – воскликнул Пенкроф, внимательно слушавший инженера. – Но скажите, пожалуйста, мистер Сайрес, наш остров тоже построен коралловыми полипами?

– Нет, – ответил Смит, – он чисто вулканического происхождения.

– Значит, в один прекрасный день он исчезнет?

– Возможно.

– Надеюсь, что нас здесь к тому времени не будет.

– Успокойтесь, Пенкроф, конечно, не будет, потому что ни у кого из нас нет ни малейшего желания умирать на этом острове, и я думаю, что рано или поздно нам все‑ таки удастся выбраться отсюда.

– А до тех пор, – сказал Гедеон Спилет, – будем устраиваться на нем, как если бы нам предстояло провести здесь всю нашу жизнь. Никогда ничего не следует делать наполовину.

На этом и прекратился разговор. Завтрак был окончен. Наб быстро уложил в сумку остатки провизии и посуду. Колонисты снялись с бивуака и пошли к болотам.

Это была сплошная топь, тянувшаяся примерно на двадцать квадратных миль. Почва здесь состояла из глинистого ила, смешанного с песком и перегнившими остатками болотных растений. Все болото было покрыто мхом, ряской, камышом и осокой, и только кое‑ где, как оазисы, виднелись небольшие пространства, покрытые зеленым ковром мягкой густой травы. Местами блестели под лучами солнца замерзшие лужи. Такое огромное болото не могло образоваться ни от дождя, ни от внезапного разлива реки. Могло быть только одно объяснение причины возникновения этого болота: вода просачивалась на поверхность сквозь почву. Так и было в действительности. А раз это так, то было основание опасаться, что во время летней жары воздух в этой местности наполняется миазмами, которые вызывают болотную лихорадку.

Над болотом носились тысячи водяных птиц. Такое место – настоящая находка для охотника, и хороший стрелок здесь не потратил бы даром ни одного выстрела. Дикие утки, чирки, бекасы и болотные кулики то и дело взлетали стаями чуть не из‑ под ног охотников, которых подпускали к себе очень близко.

Одним выстрелом дробовика можно было бы уложить дюжину этих птиц, – так много было дичи на болоте. Но у охотников, к сожалению, не было ни одного ружья, и они ограничились стрельбой из лука, убивая птиц стрелами.

Такая охота, конечно, не дала особенно блестящих результатов, но имела и свое преимущество – бесшумные стрелы не распугали пернатых, которые при первом же выстреле из ружья разлетелись бы во все концы болота. Охотники удовольствовались на этот раз дюжиной уток, белых с коричневым пояском, зеленой головой, пятнистыми крыльями и плоским клювом. Герберт сказал, что это казарки. Топ тоже принимал деятельное участие в охоте, подбирая подбитых уток, названием которых охотники окрестили эту болотистую часть острова.

Еще одно важное открытие. Колонисты могли в любое время раздобыть здесь дичь, которая считается очень вкусной. Кроме того, можно было надеяться, что многие виды птиц удастся приручить или хотя бы акклиматизировать в окрестностях озера, что значительно приблизит их к потребителям.

Часов около пяти Сайрес Смит и его спутники двинулись в обратный путь и, миновав болото Казарок, опять пересекли реку Милосердия по ледяному мосту. В восемь часов вечера они были уже дома, в Гранитном дворце.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒