Джейн Фэйзер. Свадебное пари. Аннотация. Джейн Фэйзер. Свадебное пари. Пролог

Джейн Фэйзер

Свадебное пари

ACT; 2013

ISBN 978‑ 5‑ 17‑ 077775‑ 4

Аннотация

Леди Серена Кармайкл – невольная сообщница шулера‑ отчима, который использует ее красоту как приманку для великосветских хлыщей в своем игорном заведении. Она ненавидит свою жизнь, но повинуется деспоту… до поры до времени.

Однажды отчим приказывает ей соблазнить богатого аристократа – и терпению Серены наступает предел.

Она будет принадлежать единственному мужчине – благородному и смелому Себастьяну Салливану, которого полюбила с первого взгляда и который отвечает ей пылкой страстью.

Однако удастся ли Себастьяну вырвать возлюбленную из западни?..

Джейн Фэйзер

Свадебное пари

Пролог

Лондон, 1759 год

Молодой человек упругой походкой, как пристало влюбленному, шел по Чарлз‑ стрит, внимая звукам разухабистой музыки, доносившейся с Ковент‑ Гарден‑ Пьяцца. Незнакомец был высок, элегантен, на голове ловко сидела треуголка, отделанная тем же серебряным кружевом, что и перчатки, камзол и панталоны темно‑ золотистого шелка. Обтянутые шелковыми чулками с узором из золотистых циферблатов ноги были на удивление стройны.

Стояло прекрасное майское утро, как нельзя более подходящее для радостей любви. На деревьях уже распустились свежие молодые листья, еще не тронутые загрязненной атмосферой, дымом, выходившим из десятков тысяч дымовых труб, едкий запах которого смешивался со смрадом сточных канав. В открытые окна домов вливался прохладный душистый воздух, а прохожие улыбались, словно в предвкушении начала новой жизни.

Молодой человек остановился у высокого узкого дома в середине Чарлз‑ стрит и, выжидающе улыбаясь, взялся за дверной молоток с уверенностью гостя, которого ожидает радушный прием.

Пришлось подождать несколько минут, прежде чем дверь тихо открылась.

– Доброе утро, Фланаган, – приветствовал молодой человек, снимая шляпу. Золотистые волосы ярко блеснули на солнце. Протиснувшись мимо слуги, он все с той же уверенностью вошел в переднюю и с недоуменным видом остановился. Шляпные коробки, сундуки и саквояжи буквально устилали пол.

– Кто‑ то куда‑ то едет, Фланаган? – спросил он, оглядываясь на слугу, все еще стоявшего у полуоткрытой двери. Прежде чем тот успел ответить, из тени за лестницей донесся резкий голос:

– Как видите, Салливан, именно так. Мы с падчерицей уезжаем в Европу.

На свет выступил джентльмен средних лет с густой копной седых волос, идеально прямой спиной и осанкой бывшего военного.

– Это несколько неожиданно, не находите, сэр?

Достопочтенный Себастьян Салливан с внезапным подозрением уставился на генерала Джорджа Хейуорда.

– Вчера вечером, когда мы с Сереной виделись, она ничего не сказала.

– Полагаю, Серена ничего не знала о моих планах, – беззаботно ответил джентльмен. – Но теперь я ее известил. Боюсь, в настоящее время она занята подготовкой к отъезду Мы отбываем сегодня днем.

– Сегодня днем? – с ужасом переспросил молодой человек. – Я… я не понимаю, генерал Хейуорд.

Прежде чем ответить, генерал взял из табакерки понюшку табаку и слегка улыбнулся.

– Не вижу причин, почему вы должны что‑ то понимать, Салливан. Вряд ли мои планы касаются вас.

Внезапный гнев сверкнул в ясных голубых глазах Салливана.

– Я считаю, что планы Серены очень меня касаются, сэр.

– В таком случае вы еще наглее, чем я полагал, молодой человек. У вас нет никаких прав на мою падчерицу – ни сейчас, ни в будущем.

Себастьян огромным усилием воли подавил взрыв ярости. Все верно. Серена не хозяйка себе, она живет под властью отчима, который не делал тайны из того факта, что едва терпит частые визиты достопочтенного Себастьяна в свой дом, если только дело не касалось игры в комнатах наверху, где было устроено нечто вроде игорного клуба.

– Могу я видеть ее, сэр? – с деланым спокойствием спросил он.

– Она слишком занята, чтобы принимать визитеров, – отмахнулся сэр Джордж.

– Не слишком, сэр, – донесся сверху ясный, чистый голос, и мужчины поспешно обернулись. Молодая женщина остановилась на середине лестницы и, опершись о перила, спокойно их разглядывала.

– Идите сюда, Себастьян, – попросила она, прежде чем снова подняться наверх.

Себастьян не нуждался в разрешении генерала, и поэтому ринулся за девушкой, перепрыгивая через две ступеньки разом. Добравшись до верхней площадки, девушка свернула в маленькую гостиную, окна которой выходили на улицу. Из распахнутого окна доносился стук колес экипажей по булыжной мостовой.

– Серена… Серена, любовь моя, что случилось?

Себастьян швырнул треуголку на стул и шагнул вперед, протягивая руки.

– Какого дьявола затеял генерал? Он заявляет, что сегодня днем вы уезжаете.

– Так и есть.

Она не сжала его рук, и Себастьян безвольно опустил их, ошеломленно глядя на нее.

– Насколько мне известно – в Брюссель, – пояснила она.

– Зачем?

– У генерала там какие‑ то дела, – пожала плечами Серена. – Он считает, что лучше всего вести их на континенте. Кто я такая, чтобы протестовать?

– Ты не можешь ехать, Серена… не должна ехать… как же мы? – потрясенно бормотал он.

Девушка снова пожала плечами.

– Боюсь, что у меня нет выхода. Но в принципе я готова к переменам. В Лондоне становится ужасно скучно, а карточная игра потеряла свою привлекательность. Игроки не делают достаточно высоких ставок, что нам жизненно необходимо, и власти проявляют к нам весьма неприятное и пристальное внимание. Пора перебираться в другое место.

– А что будет с нами? – спросил он упавшим голосом.

– А что с нами? – удивилась Серена. Поразительные фиолетовые глаза на белоснежном лице были на удивление бесстрастны. – У нас был прекрасный роман, дорогой мой, но и только. Отчим никогда не рассматривал возможность моего брака с аристократом без пенни за душой, даже если твоя семья согласилась бы принять в свой круг одну из дочерей фаро[1], – невесело рассмеялась она. – И не говорите, что сами считали наши отношения чем‑ то значительнее короткого флирта. Потому что я уж точно не воспринимала их иначе. И если у вас сложилось такое впечатление, мне очень жаль.

Говоря это, она откинула со щеки локон цвета воронова крыла.

Себастьян вдруг побелел как полотно.

– Вы знаете, что это неправда. Я люблю вас, Серена. И вы меня любите, сами знаете, не отрицайте.

Она нетерпеливо тряхнула головой.

– Вы еще так молоды, Себастьян. Что вы знаете о жизни? Я боялась, что вы расстроитесь, поэтому и хотела объявить вам все сама. Но поверьте, дорогой, я никогда не любила вас. Я не могу позволить себе такой роскоши, как любовь. Скоро вы найдете женщину, которая вам подходит. Но эта женщина не я.

Ответом ей было молчание. Наконец он очень тихо выговорил:

– Выходит, я не знаю вас. Совсем не знаю.

Развернулся, взял шляпу и оставил гостиную, прикрыв за собой дверь.

Серена стояла неподвижно, глядя на закрытую дверь. Лицо непроницаемое, глаза стеклянные…

Грохот захлопнувшейся входной двери, казалось, сотряс дом. Серена вздрогнула, подошла к окну, глянула вниз и увидела, как Себастьян, не оглядываясь, идет по улице.

– Молодец, ты прекрасно выполнила мой приказ. Отослала его ни с чем.

Она снова вздрогнула и повернулась к генералу, плотно сжав губы, расправив плечи.

– Как вы велели, сэр, – холодно обронила она. – В точности как вы велели.

– Я бы предпочел, чтобы вы вообще не виделись, но поскольку именно ты настояла на этом разговоре, вини себя, если он тебя расстроил. Поспеши. Через час мы уезжаем в Дувр.

Глава 1

Лондон, 1761 год

Джаспер Сент‑ Джон Салливан, пятый граф Блэкуотер, с насмешливой улыбкой обозревал своих братьев‑ близнецов.

– Итак, дорогие, я со своей стороны сделал все. Теперь и вам предстоит выполнить условия завещания нашего достойного дядюшки.

Достопочтенный Себастьян Салливан вопросительно уставился на своего близнеца, который тупо рассматривал дорогой обюссонский ковер на полу.

– Итак, Перри, Джаспер нашел себе жену. Как мы собираемся последовать его примеру?

– Это безумие, чистое безумие, присущее исключительно обитателям Бедлама, – объявил достопочтенный Перегрин, поднимая наконец глаза. Обычно безмятежные, как воды глубокого озера, сегодня они презрительно сверкали.

– Из‑ за прихоти старика нам приходится искать женщин, нуждающихся в нравственном или духовном спасении, чтобы получить по трети состояния каждый. Что за абсурд?

– Но подумай о самом состоянии! – мягко напомнил Джаспер, беря понюшку табаку. – Девятьсот тысяч фунтов, дорогой Перри. Это вам не пустяки!

Он уронил эмалевую табакерку в глубокий, отделанный кружевом карман фрака.

– Несметные богатства, – согласился Себастьян. – Но я поверю в них, только когда увижу, а пока предпочитаю считать дьявольской шуткой.

– Тебя вполне можно за это извинить, – хмыкнул Джаспер. – Наш достойный дядюшка – дьявол во плоти, сколько бы ни проповедовал покорность, раскаяние и ни клялся в своем искреннем возвращении в лоно церкви.

– Но стоит ли доверять ему? – не отставал Себастьян. – Он в любую минуту может переписать завещание, пока мы стараемся вернуть какую‑ то особу на праведный путь.

Но Джаспер покачал головой:

– Нет, в этом, Себ, я сомневаюсь. Виконт Бредли обладает весьма странным чувством чести и не лишит семью огромного состояния, если это зависит от него. Ему просто хочется наблюдать, как мы корчимся, извиваемся и идем на все, чтобы как‑ то выполнить его условия.

Джаспер поставил бокал с шерри на каминную доску и пожал плечами.

– Что же, полагаю, вы не успели истратить все пять тысяч фунтов, которые он дал вам, чтобы помочь в поисках спутниц жизни, и предлагаю приняться за дело. Трудно сказать, сколько проживет старик.

– О, возможно, он назло нам никогда не покинет этот бренный мир! – воскликнул Себастьян.

Старший брат рассмеялся.

– Несомненно, он будет тянуть сколько возможно, на это и надо рассчитывать! – заверил он и пошел к двери, захватив по пути шляпу и трость с серебряным набалдашником. – Я приглашен на ужин, так что простите: нужно идти.

Дверь за ним закрылась, и близнецы молча уставились друг на друга.

– И что теперь? – пробормотал, наконец, Перегрин. – Я старался даже не думать об этом сумасбродном предложении, но Джаспер прав. Он сумел найти жену, так что теперь остается нам выполнить свой долг. Но где искать падшую женщину? Тем более что я ни на секунду не поверил, будто Кларисса может оказаться этой самой падшей женщиной.

Себастьян рассмеялся, вспомнив молодую жену брата.

– Тут ты абсолютно прав. Но Лондон кишит подлинными отступницами. Давай погуляем по Пьяцце.

– Никогда не находил шлюх привлекательными, – вздохнул Перри. – И будь я проклят, если женюсь на таковой, невзирая ни на какие состояния.

– Ну, братец, у меня не столь утонченные вкусы, – ухмыльнулся Себастьян. – Лакомый кусочек из тех, что подороже, может оказаться неплохим развлечением. По крайней мере всегда знаешь, с кем имеешь дело.

По его лицу, однако, прошла тень, мгновенно замеченная сверхнаблюдательным и сверхчувствительным Перегрином.

Тот ничего не сказал, хотя понял, что брат думает о Серене Кармайкл, женщине, которую любил, женщине, бросившей его без всяких объяснений. За три года, прошедших после измены Серены, Себастьян развлекался как хотел, но никогда не позволял отношениям с женщинами стать чем‑ то более значительным, чем мимолетная интрижка. Он выбирал любовниц из дам полусвета, балерин и продавщиц апельсинов, а раз или два имел дело с куртизанками из высших кругов общества, но никогда ничего серьезного.

Себастьян поднялся, вальяжно потянулся и направился к двери.

– Что же, мне пора. У Харви есть пара гнедых, которые он подумывает продать. Неплохо бы на них посмотреть. Они прекрасно подойдут для той коляски, о которой я мечтал последний год.

– И как это поможет в твоих поисках идеальной невесты? – осведомился брат.

– Внешние признаки богатства неодолимо притягивают женщин того сорта, которые нам нужны, – весело пояснил Себастьян, выходя на Страттон‑ стрит. – Ты идешь?

Перегрин обдумал вопрос:

– О, почему бы нет? Сегодня у меня нет никаких особых дел.

– Твой энтузиазм буквально ошеломляет, братец, – усмехнулся Себастьян, взмахом трости останавливая кеб.

Лорд Харли уже хотел уходить, когда братья явились в его дом на Стрэнде. Он приветствовал их вялым взмахом руки.

– Себ… Перри… чем обязан такому удовольствию?

– Хотелось бы взглянуть на ваших гнедых, Харли, если вы по‑ прежнему намерены их продать, – пояснил Себастьян, бросив извозчику монету.

– Достойному покупателю по достойной цене, – осторожно ответил его милость. – Пойдем на конюшню.

– Уверены, что мы вам не помешали? Похоже, вы куда‑ то торопились, – заметил Перегрин.

– О, ничего такого, что не может подождать, – заверил Харли. – На Пикеринг‑ плейс только что открылся новый игорный дом, вот я и подумывал туда заглянуть. Мне говорили, что там стоит побывать.

– Кто владелец?

– Понятия не имею. Какие‑ то приезжие. Кроули прошлой ночью играл там… говорит, очень высокие ставки.

Лорд Харли свернул в аллею, ведущую в конюшни.

Себастьян опытным глазом оглядел гнедых.

– Что ты думаешь, Перри?

– Не знаю. Джаспер сказал бы, что они выглядят чересчур броско, – ответил Перегрин хмурясь.

– Вздор, – фыркнул Себастьян, наклоняясь, чтобы проверить их копыта и бабки.

– Великолепные создания, Харли.

– Пятьсот гиней, – немедленно отреагировал владелец.

– Я подумаю, – помрачнев, бросил Себастьян и покачал головой: – Я намеревался истратить не более трехсот.

– Что же, я не спешу расстаться с ними.

Харли жестом велел конюху увести гнедых.

– Обдумайте и дайте мне знать. Кстати, не знаю, как вы, но у меня обед в «Уайтс» и затем визит на Пикеринг‑ плейс. Не хотите составить компанию?

– Только не я, – отказался Перегрин. – Я обедаю в Королевском обществе.

– Астрономы или ученые? – поинтересовался Себастьян, ничуть не удивленный словами брата.

– Ни то ни другое – рассмеялся Перегрин. – В данном случае я обедаю с двумя философами и довольно средненьким поэтом.

– Что же, наслаждайся их обществом.

Себастьян хлопнул брата по плечу.

– А я буду наслаждаться хорошим обедом и визитом в игорный дом на Пикеринг‑ плейс.

– Не трать все деньги сразу, – предостерег Перегрин уходя.

– Что это означает? – осведомился Харли.

– Просто небольшая братская перепалка, – улыбнулся Себастьян. – Едем в «Уайтс».

В кофейне было полно народу, и мужчины быстро присоединились к сидящим за длинным раскладным столом перед камином, где, несмотря на теплый осенний день, горел огонь. Над ним висел котел с водой, из которого наполняли кофейники, выстроившиеся на буфете у стены. Официанты метались туда‑ сюда с блюдами жареной баранины и графинами вина. В одном углу шла игра в кости, сопровождаемая возбужденными выкриками игроков, в другом собрались более сдержанные игроки в карты, говорившие спокойно и на пониженных тонах.

Себастьян оглядел комнату, приветствуя друзей и знакомых кивками и взмахами руки, а спутников – поднятым кубком. Как полагается, он вел за столом разговоры на подобающие темы, хотя мыслями был далеко. Треть от девятисот тысяч фунтов – почти невообразимое состояние, особенно для того, кто беден как церковная мышь. Джаспер как глава семьи делал все, чтобы обеспечивать братьев из постоянно уменьшавшихся доходов от Блэкуотер‑ Хауса, но сам постоянно жаловался, что вот‑ вот попадет в долговую тюрьму. Тон при этом у него был самый шутливый, хотя младшие братья знали, что угроза вполне реальна. Положение Джаспера только ухудшалось требованиями и просьбами многочисленных родственников, которые, похоже, считали, что упорное игнорирование этих просьб вызвано скорее скупостью, чем отсутствием средств.

Для того чтобы получить состояние, подвешенное прямо перед их носами чудаковатым дядюшкой, братьям приходилось выполнять условия завещания. Все трое должны были обратить на правильный путь и жениться на женщине, каким‑ то образом сбившейся с прямой дороги.

Кто надоумил старика на этот коварный план? Впрочем, на этот счет у Джаспера была довольно логичная теория. Виконт Бредли с самой молодости считался паршивой овцой в семействе Блэкуотер. Истинной причины никто не знал, но родные никогда не упоминали его имени. В ответ Бредли порвал все связи с семьей и уехал в Индию, где сколотил огромное состояние торговлей, чем вызвал еще большее презрение семьи. Представить невозможно: виконт, занимающийся столь низким ремеслом! И, как несколько раз мрачно упоминал Джаспер, виконта критиковали куда чаще, чем любого другого члена семьи, отклонившегося хотя бы на дюйм с пути истинного.

Поэтому Джаспер считал, что завещание брата – акт чистой незамутненной мести. Внедрив трех абсолютно неподходящих женщин в лоно семьи Блэкуотер, Бредли мог сойти в могилу с ангельской улыбкой. Драгоценным камнем в короне этого плана должна была оказаться совершенно нежелательная невеста Джаспера. Он был главой семьи, и его графиня должна была стать первой дамой этой самой семьи. Какая остроумная шутка: графиня – бывшая распутница! Мало того, грязное состояние виконта должно спасти финансы семейства! Даже братья искренне наслаждались замыслом дядюшки. А вот привести его в действие – дело другое.

– Себастьян, передай мне вина. На этом конце стола все умирают от жажды!

Себастьян, очнувшись, извинился и подвинул графин по столу, а сам насадил на вилку кусочек жареной баранины и щедро полил луковым соусом.

– Мы с Салливаном идем в новый игорный дом на Пикеринг‑ плейс, – объявил лорд Харли, наполняя бокал. – Кто‑ нибудь хочет присоединиться?

– Боюсь, что мое квартальное содержание уже улетучилось, – проворчал сидевший напротив молодой человек. – Повезет, если я следующие два месяца смогу играть на яичные скорлупки.

С этими словами он уткнулся в бокал.

– В таком случае, Коллинз, вам лучше держаться подальше от Пикеринг‑ плейс, – посоветовал лорд Харли. – Судя по тому, что я слышал, начальная ставка – тысяча гиней.

Себастьян тихо присвистнул. Его собственный лимит на сегодняшний вечер равнялся сотне. Не более того. Теперь его так и подмывало передумать и сейчас, и впредь избегать Пикеринг‑ плейс. Ведь игра отнюдь не была в его крови. Выиграет он или проиграет – все равно не превысит раз навсегда определенного предела. Пожалуй, сегодня он пойдет, и если ставки окажутся слишком высоки, просто удалится.

Себ и Харли собрали компанию еще из двух любопытных игроков, и все четверо отправились в игорное заведение. Они с удовольствием прогулялись по Сент‑ Джеймс‑ стрит, дружески болтая и наслаждаясь теплым вечерним воздухом, прежде чем свернуть на Пикеринг‑ плейс. Игорный дом располагался в красивом здании. Ничто не намекало на незаконную деятельность, происходившую за величественным двойным фасадом. Лорд Харли провел тростью вдоль отполированных перил, ведущих к массивным дверям.

– Ничто не может привлечь нежелательного внимания. Очевидно, владельцы знают, что делают.

Себастьян согласно кивнул. Закрытые игорные клубы, доступные исключительно их высокопоставленным членам, – это одно, но игорные заведения, открытые для каждого, кому по карману высокие ставки, – незаконны. Хотя если не возникнет никаких публичных скандалов, закон редко их беспокоил. Чем знатнее посетители, тем выше ставки, а избранная публика не любит рисковать быть пойманной и преданной всеобщему осуждению.

– Войдем?

Дверь открыл ливрейный лакей в напудренном парике, который с поклонами проводил их в вестибюль с колоннами и мраморным полом, откуда элегантная двойная лестница вела на галерею, где хрустальные люстры лили свет с украшенного фресками потолка. Сверху доносились музыка и приглушенный говор. Двери справа вели в большую столовую.

Себастьян и его друзья отстегнули шпаги и положили на длинные подставки вдоль стены. Вооруженные люди в игорном заведении, где ссоры вспыхивали нередко, не приветствовались в подобных местах. Джентльмены поднялись по лестнице в большой салон. Официант предложил им пунш и шампанское. Несколько минут они стояли, изучая обстановку.

Салон был уставлен игорными столами, между которыми ходили слуги, приглушенными голосами называя ставки. Играющие тихо переговаривались. Иногда раздавался стук костей или хлопок карт. Двери из главного салона открывались в другие комнаты, где стояли столы поменьше, за которыми пары играли в пикет.

Спутники Себастьяна прошли в салон, время от времени останавливаясь у столов и оценивая шансы на выигрыш или проигрыш. Себастьян оставался у двери, привычно оглядываясь. Расходы на заведение подобного рода – с официантами, тонкими винами, дорогими ужинами – доходят самое малое до тысячи гиней в год, Владельцы должны держать очень успешный банк фаро, чтобы иметь хорошую прибыль. Должно быть, тут что‑ то не чисто и банкометы мошенничают в пользу заведения.

Он допил пунш, шагнул в комнату и буквально замер. Высокая молодая женщина в верхнем платье светло‑ сиреневого шелка с нижним, из фиолетового шелка, цвета ее глаз, как раз брала две карты из коробки банкомета за столом на дальнем конце салона. Ее ненапудренные волосы цвета темной ночи обрамляли лицо гроздьями буколек.

Себастьян стоял как зачарованный, не сводя глаз с женщины, которая как раз подняла голову, чтобы оглядеть людный салон. Их взгляды встретились, и на секунду последние три года словно исчезли, если не считать, что она стала еще красивее.

Он шагнул к ней, и она опустила глаза в карты. В этот же момент генерал Уильям Хейуорд встал перед Себастьяном.

– Итак, Салливан, вы пришли играть?

В глазах Себастьяна стыла откровенная ненависть, но голос был холоден и сдержан.

– Итак, генерал, вы вернулись с континента?

– Как видите, – согласился генерал. – Так вы пришли играть, сэр?

Себастьян проигнорировал вопрос.

– Как видно, ваш бизнес процветает, сэр Джордж, если вы устроились в Лондоне с такой роскошью.

– Так и есть, но вряд ли это касается вас, Салливан.

Улыбка едва заметно мелькнула на тонких губах генерала.

– Но позвольте отвести вас к столу, где вы, вне всякого сомнения, найдете достойное общество.

Он взял Себастьяна под руку и отвел от стола Серены.

Себастьян ощутил, как годами таившийся гаев вспыхнул ярким пламенем. Тогда он был влюбленным теленком, но сейчас повзрослел, поумнел, приобрел опыт, и теперь способен смеяться над незрелостью подобной страсти. Серена и ее отчим могут не бояться, что он снова станет ухаживать за девушкой. Не глядя на нее, он позволил усадить себя за столик, где играли в хесед[2].

Себастьян не любил эту игру, где выигрыш был маловероятен, но хотел отвлечься от неверной черноволосой красотки.

Серена готовилась к неизбежной встрече к Себастьяном… по крайней мере она так считала. Три года – долгий срок. Себастьян скорее всего уже женился и даже обзавелся ребенком. Она никогда не говорила о нем с английскими путешественниками, проходившими через различные европейские салоны, где они с отчимом играли в свои игры. В свою очередь, она ни разу не слышала упоминания о братьях Салливан.

Серена рассматривала короткие месяцы их любовной идиллии как романтичный сон наивной парочки молодых глупцов, которые еще не обточили зубы о реальный мир. Последние три года заставили ее стать взрослой, и теперь она приобрела циничный взгляд на многие вещи, поняв, насколько двулична и лицемерна жизнь.

И все же она ощутила присутствие Себастьяна прежде, чем увидела: недаром по ее спине прошел озноб. Стоило их взглядам скреститься, как последних трех лет словно не бывало. Он по‑ прежнему красив, строен, изящен, и когда невольно шагнул к ней, ее сердце, казалось, куда‑ то покатилось. Но все тут же закончилось: отчим встал перед ним, загородив ее от взора Себастьяна.

Теперь ее руки слегка тряслись, и обычная сосредоточенность куда‑ то подевалась, хотя она твердила себе, что худшее позади. Первая встреча обычно самая неловкая, но им нет нужды даже разговаривать друг с другом: достаточно поздороваться при встрече, как с очень дальним родственником. Больше ее не застигнут врасплох.

Правда, сейчас она была в таком состоянии, что не могла в полной мере себя контролировать. Она не должна была этого допустить! Но Серена сказала себе, что иногда неплохо и проиграть: пусть все видят, что такое возможно, – иначе опытные игроки перестанут садиться с тобой за стол, где банк постоянно оказывается в выигрыше.

Часы пробили девять. Серена глянула на дверь, где стоял дворецкий, готовый объявить первый ужин, и улыбнулась игрокам:

– Джентльмены, предлагаю спуститься вниз и поужинать. Небольшой перерыв в игре всех освежит.

Мужчины охотно согласились, бросили карты и отодвинули стулья.

– Могу я проводить вас, леди Серена? – с поклоном спросил молодой виконт в напудренном парике. Внешность херувима трагически контрастировала с красными опухшими глазами человека, почти прикончившего вторую бутылку бургундского.

– Спасибо, лорд Чарлз.

Серена, едва прикоснувшись к парчовому рукаву, повела посетителей из салона по широкой лестнице в роскошно обставленную столовую, а сама постоянно курсировала между длинными, нагруженными блюдами буфетами, где гости ели, пили шампанское, лучшее рейнское и бургундское, следя за тем, чтобы блюда и графины вовремя пополнялись.

Генерал Хейуорд, казалось, находился одновременно повсюду: обменивался грубоватыми шуточками с джентльменами, отпускал цветистые комплименты леди, сам наполнял бокалы, как подобает гостеприимному хозяину. Посторонний человек предположил бы, что перед ним званый ужин, куда приглашены только избранные, а вовсе не тщательно спланированное развлечение, где гости проигрывают целые состояния. За этот обильный ужин им придется дорого заплатить.

Себастьян и его друзья тоже спустились в столовую. Себастьян немного помедлил на пороге, украдкой наблюдая за Сереной, идеально игравшей свою роль, и поймал себя на том, что пытается найти повод для критики. Хотя она по‑ прежнему прекрасна, но что‑ то изменилось и в глазах появились настороженность, жесткость, которых не было раньше. И смех был какой‑ то неестественный. Но волосы были по‑ прежнему черны, фигура – стройна и грациозна, и он никак не мог оторвать от нее взгляда.

– Себ, Себ! – Лорд Харли вывел его из транса, тряхнув за плечо. – Ты остаешься на ужин или нет?

Себастьян с трудом отвел глаза от женщины в сиреневом платье. Та над чем‑ то смеялась – очевидно, над остротой херувимчика‑ виконта, допивавшего огромный бокал бургундского. Себастьян едва удержал себя от порыва ринуться к ней, выволочь на улицу, принудить к чему‑ то… к чему‑ то… он сам не знал, что должно случиться между ними: во всяком случае, нечто истинное и реальное. Не то что последнее, холодное, фальшивое прощание, в котором не было ни капли правды.

– Нет, – резко ответил он, – не останусь.

Повернувшись, он вышел в вестибюль, взял шпагу и направился к выходу.

Прохладный воздух немного прояснил голову. По стандартам лондонских игроков было еще рано: и полуночи не пробило, – и все же Себастьян не мог придумать, куда пойти, чем заняться. Ни одно из многочисленных лондонских развлечений не привлекало его. Ему хотелось остаться одному. Друзья только раздражали.

Он свернул с Сент‑ Джеймс‑ стрит в переулок и на полпути остановился перед ярко освещенным кабачком, откуда доносились громкие голоса. Грубые шутки перемежались откровенными непристойностями.

Себастьян протолкнулся через толпу у входа. Тяжеловесный мужчина, обозлившись, схватил его за руку. Себастьян повернул голову и в холодном молчании уставился на препятствие. Его рука легла на рукоять шпаги. Последовал момент безмолвного поединка, но что‑ то в глазах молодого человека заставило грузного мужчину отступить и пробормотать нечто вроде извинений.

Себастьян, продолжая расталкивать людей, подошел к грубо сколоченной стойке и потребовал пинту портера. Перед ним поставили кружку, и он, прихлебывая горькую жидкость, невидящими глазами оглядывал пивную. К нему никто не подходил.

Портер отнюдь не улучшил его настроения. Себастьян поморщился, бросил монету на прилавок и вышел. Шагая к Сент‑ Джеймс‑ стрит, он что‑ то ощутил, словно по спине прошел легкий ветерок, и, молниеносно развернувшись, схватил тощего мальчишку, уже собиравшегося припустить назад по переулку.

– Минуту, – пробормотал Себастьян, крепче сжав руки. Грязный оборванец смотрел на него огромными испуганными глазами.

– Прошу прощения, сэр.

Себастьян хотел что‑ то сказать, но не успел: мальчишка неожиданно извернулся, нагнул голову и укусил его за руку. Себастьян с воплем отпустил его, парень мгновенно улизнул, а он обнаружил, что маленький кошелек, лежавший во внутреннем кармане камзола, исчез.

– Глупец, – выругал он себя, изучая укус. – Хорошо хоть не до крови!

Он оглядел переулок. Эти уличные сорванцы могли мгновенно исчезнуть в дыре, куда и кошка не пролезет! Вполне обычное происшествие для тех, кто гуляет по темным переулкам! Ему следовало быть бдительнее!

Но как ни странно, это приключение немного подняло ему настроение. Во всяком случае, вернуло на землю.

Выйдя на широкую улицу, он направился к Страттон‑ стрит, в дом, где жил вместе с Перегрином.

В окнах гостиной горел свет. Входная дверь открывалась прямо на улицу, и Себастьян вошел в узкую переднюю.

– Перри, ты дома?

– Да, иди сюда.

Себастьян переступил порог маленькой, но уютной гостиной. Перегрин читал, сидя в глубоком кресле у жаровни, где горел небольшой огонь, отгонявший прохладу ночи. Содержимое бокала с бренди, стоявшего на маленьком столе, отливало янтарем в сиянии свечи.

Перри приветствовал брата улыбкой и закрыл книгу, используя палец вместо закладки.

– Как прошел вечер?

– Так себе, – пожал плечами Себастьян и, наполнив бокал, уселся напротив брата.

– Мы с Харли побывали на Пикеринг‑ плейс.

У Перегрина сделалось встревоженное лицо. Что‑ то беспокоило брата, и причина, по его мнению, была одна.

– Ты слишком много проиграл?

– Нет, – покачал головой Себастьян. – Ты знаешь меня, Перри. Мне нравится играть, но я держу себя в руках. За игорным столом я застенчив как младенец и скуп как ростовщик. Ставки были слишком высоки. Это Джаспер может себе такое позволить.

– Джаспер тоже не любит проигрывать, – заметил Перри, вытягивая ноги.

– Джаспер, дорогой мой, вообще никогда не проигрывает, – возразил брат, и оба рассмеялись. Граф Блэкуотер поистине обладал талантом карточного игрока.

Себастьян повертел бокал, наблюдая, как свет играет на янтарной поверхности. Перегрин долго наблюдал за ним, прежде чем спросить:

– Так в чем дело?

– Владельцы игорного заведения – Серена и ее проклятый отчим, – не поднимая глаз, ответил брат.

Неприятный озноб дурного предчувствия прошел по спине Перегрина. Он всмотрелся в лицо брата, и предчувствие стало еще сильнее. На лице Себастьяна было то же унылое, безнадежное выражение, которое преследовало его столько мучительных месяцев после отъезда Серены. Тогда братья ничем не смогли помочь ему, как ни старались. Он ни с кем не делился своими бедами в отличие от тех времен, когда был счастлив. Целый год он прожил с женщиной, которую называл любовью всей своей жизни. Джаспер тогда скептически вскинул брови и пробормотал что‑ то насчет щенячьей любви, но не попытался пригасить радостное волнение Себастьяна. Перри просто наслаждался счастьем брата и был рад за него. Братья делили на всех горести и радости своей жизни.

Но внезапно мир Себастьяна рухнул. Братья долго допрашивали его, прежде чем тот коротко объяснил, что леди Серена и ее отчим покинули страну. Большего братья не добились. Просто наблюдали и выжидали, пока не утихнет боль. В конце концов Себастьян вернулся в общество. Некоторое время он предавался излишествам. Но со временем он вновь стал тем Себастьяном, которого они знали и любили, веселым и добрым.

И теперь Перегрин смотрел на брата и боялся, что плохие времена вернулись снова. Его обуревали гнев и ненависть к женщине, которая так жестоко бросила его брата, и вот теперь появилась снова, чтобы бередить старые раны.

– Надеюсь, больше ты не будешь там играть, – с нарочитым спокойствием заметил Перегрин, – потянувшись к бокалу.

Себастьян холодно улыбнулся:

– Как я уже сказал, Перри, игра на Пикеринг‑ плейс мне не по карману.

Глава 2

– Должна сказать, дорогая, что эта шляпка очень тебе идет.

Марианна Саттон кивнула. Ее высокая, изысканно уложенная и напудренная прическа опасно качнулась, но Марианна, ничего не замечая, с довольным видом рассматривала единственную дочь.

– Такая милая маленькая штучка! Неудивительно, что генерал так увлекся.

– Мама, я этому не верю, – запротестовала мисс Саттон, краснея до корней светлых волос. – Генерал Хейуорд слишком… привык к светским дамам, чтобы найти во мне что‑ то интересное для себя.

На самом деле она имела в виду, что генерал достаточно стар, чтобы быть ее дедом, и абсолютно безразличен молоденькой девушке, которой едва исполнилось семнадцать. К тому же впереди ее ждал первый лондонский сезон.

– Вздор, дитя мое, – отрезала мисс Саттон, с треском закрывая веер. – Помяни мои слова: как только генерал вернется в Лондон, твой отец быстро приведет его в чувство еще до Рождества.

Она блаженно вздохнула, откидываясь на спинку сиденья очень модной коляски и поднимая лорнет, чтобы оглядеть людную Пиккадилли. Знакомых было так много, что она поминутно кивала.

Поскольку они хотят удачно выдать замуж дорогое дитя, любимый муж, достойный всяческого восхищения мистер Саттон, велел жене не упускать возможности войти в лондонское общество. Он обещал позаботиться, чтобы они не нуждались в деньгах, и хотел помочь жене, которая претендовала на то, чтобы вращаться если не в высших кругах, то по крайней мере в тех, что ниже ярусом.

– О, кажется, это леди Барстоу…

Марианна с улыбкой поклонилась проезжавшей в ландо даме и получила в ответ едва заметный кивок. Улыбка ее сразу померкла, и голос стал язвительным:

– До чего же убогий экипаж! А ведь лорд Барстоу вполне может позволить себе купить жене что‑ то поприличнее. Смотрится она настоящей вороной.

Абигайль ничего не ответила, давно усвоив, что лучше предоставить матери распространяться на любые темы. Сама она, забившись в уголок коляски, любовалась уличными сценками. Она пробыла в Лондоне всего три недели, и для нее он по‑ прежнему оставался городом чудес. Абигайль никогда не уставала рассматривать магазинные витрины с их разнообразным содержимым или наблюдать за дамами, которых часто сопровождали маленькие чернокожие пажи, помогавшие хозяйкам втиснуть широкие юбки с фижмами в узкие дверные проемы.

А джентльмены! Что за великолепные создания: в напудренных париках, вышитых камзолах с широкими манжетами и драгоценными булавками в галстуках тонкого кружева.

Она жаждала поскорее стать частью этого общества, уверенно порхать среди этих ярких бабочек, отвечать на поклоны и приветствия изящным реверансом и элегантным наклоном головы. Но, увы, дебют только еще предстоял. В Лондоне собралось не так много представителей высшего общества, да и сезон официально начнется после открытия очередной сессии парламента, а пока что светская жизнь ограничивалась визитами к друзьям родителей и немногим знакомым, которых они приобрели во время двухмесячного путешествия по Европе.

Абигайль не понравился Париж, и еще меньше – Брюссель. От чужого языка, на котором так бойко трещали местные жители, у нее болела голова. Кроме того, все они были так высокомерны, что смотрели сквозь нее. Если не считать генерала Хейуорда и его падчерицы, леди Серены, не будь которой, Абигайль, наверное, умерла бы с тоски. Леди Серена познакомила ее с библиотеками и музыкальными салонами, сопровождала в походах по магазинам, тактично объясняла, что Абигайль идет, а что – нет. Она была хорошо знакома с обычаями света, знала куда больше мамы о нынешних модах, и Абигайль чувствовала, что обрела кого‑ то вроде старшей сестры. Они пообещали друг другу встретиться в Лондоне, и Абигайль каждый день ждала визитной карточки, которая откроет ей волшебный мир.

Но пока что ничего не получила. Генерал Хейуорд знал, где они остановились: отец Абигайль догадался дать ему адрес, прежде чем они покинули Брюссель, – но, возможно, генерал с падчерицей еще не вернулись в Лондон. Они оставались в Брюсселе, когда Саттоны сели на пакетбот, идущий в Дувр. Такое объяснение было куда предпочтительнее мысли о том, что леди Серена напрочь забыла свою протеже. Или их лондонский адрес был из тех, куда никогда не приедет светская дама? Этот страх преследовал Абигайль. Что знал ее отец о фешенебельных кварталах, где проживает все лондонское общество? Он был невежественным, добродушным торговцем из Срединных графств Англии, но проницательным, неглупым и достаточно богатым, чтобы удовлетворить честолюбивые претензии жены. Претензии, которые невозможно было претворить в жизнь в графстве Стаффордшир. Но нужно отдать Марианне должное: она старалась не столько ради себя, сколько ради дочери. А Уильям Саттон был любящим отцом, готовым на все ради золотоволосого ангела, которым считал Абигайль.

Она достойна самого лучшего. И поэтому ее послали в школу для молодых леди, очень далеко, в Кент, где она безумно тосковала по дому. Зато ее речь лишилась стаффордширского выговора, и девушку заставляли ходить с книгой на голове, пока ее спина не стала идеально прямой, а позы – грациозными. Несколько недель на континенте должны были завершить ее образование и подготовить к лондонскому дебюту.

Иногда Марианна позволяла себе помечтать о том, как дочь представят его величеству, если, конечно, они попадут в те круги, где можно найти патронессу, которая стала бы покровительницей Абигайль. Если такое чудо случится, девушку могут принять и в «Олмаке». Мечта вряд ли исполнится, но ведь в лондонском обществе вращались не только «верхние десять тысяч». Кроме них, в столице проживало достаточно джентльменов – небогатых аристократов, готовых обменять имя и происхождение на приданое, которое дадут за дочерью Уильяма Саттона.

Генерал Джордж Хейуорд, чья усопшая жена была вдовой некоего неизвестного шотландского графа, мог считаться слишком старым для Абигайль, но отзывы о нем были безупречными. Он прекрасно ладил с Уильямом, которого представил военным, толпившимся в салонах и клубах Брюсселя, а его падчерица леди Серена стала идеальным примером и наставницей для Абигайль. Марианна постаралась выбросить из головы сомнения касательно возраста генерала и сосредоточилась на восхитительных перспективах для дочери. Сделав удачную партию, она по праву войдет в высшие круги общества, о которых сама Марианна могла только мечтать.

– Надеюсь, генерал Хейуорд не потерял карточки, которую дал отец, – выразила вслух Марианна мысли, которые тревожили дочь.

– Он не сказал, когда они вернутся в Лондон, мама.

– Ты права. Но прошло уже три недели, – расстроено пробормотала Марианна, принимаясь барабанить пальцами по колену, прикрытому теплой шерстяной шалью.

– Возможно, генералу не пристало появляться на Брутон‑ стрит, – высказалась наконец Абигайль, пытаясь говорить непринужденно, словно шутя.

– Вздор, дорогая. Твой отец поговорил со знающим человеком. Это очень фешенебельный адрес. И ты должна согласиться, что дом весьма красив и хорошо меблирован.

Абигайль кивнула. Что верно, то верно, но она сомневалась в том, что отец разбирается в тонкостях светской жизни. Она горячо любила отца, но после кентской школы была вынуждена признать, что его манеры оставляют желать лучшего, а добродушный юмор здесь считается грубым и неподходящим для изысканного общества. Вполне возможно, что те, на чье мнение он полагался, вряд ли принадлежат к сливкам общества.

Коляска остановилась у дома на Брутон‑ стрит, и Абигайль была вынуждена признать, что сверкающие окна, блестящая краска и величественные входные двери явно придают дому элегантный вид.

Она пошла вслед за матерью. За ними шел нагруженный пакетами лакей.

Заслышав шаги, из библиотеки показался широко улыбавшийся Уильям Саттон, держась одной рукой за солидное брюшко.

– А, вот и вы… как всегда, прелестны. Накупили безделушек? Повезет, если вы меня не разорите! Приятная прогулка, дорогие мои?

– Очень. Спасибо, папа.

Абигайль привстала на носочки, чтобы поцеловать отца в щеку.

– Честное слово, мы тебя не разорим. Всего лишь шарф и новые ленты для старой шляпки да еще кружево для маминого голубого платья.

– О, я просто шутил, кошечка, и ты это знаешь, – хмыкнул Уильям, потрепав дочь по щечке. – Для тебя только самое лучшее. Но ты должна покупать новые шляпки, а не отделывать старые. Стыдитесь, миссис Саттон, я ведь велел вам не стесняться в расходах!

– Я и не стеснялась, дорогой сэр!

Жена погладила его по щеке.

– Возвращайтесь в библиотеку, и я велю Моррисону подать второй завтрак. Со времени первого прошло несколько часов, и я знаю, как ты голоден. Обед будет сервирован только в шесть. Помни, мы живем по лондонскому времени.

– Как я мог забыть, – притворно пожаловался Уильям. – Понять не могу, как можно обедать так поздно, а потом ложиться спать.

– Но, папа, люди обычно не спят после обеда. Они редко ложатся раньше двух‑ трех ночи, а иногда не спят и до рассвета.

Отец резко вскинул глаза и покачал головой.

– Я так не смогу, дорогая. Но ты молода… это совершенно другое дело. Помни только: я не позволю, чтобы ты исхудала и осунулась.

– О, папа, конечно.

Абигайль сделала реверанс, нежно улыбнулась, что заставило его рассмеяться и назвать дочь плутовкой, после чего поспешила к себе. Она развязала ленты шляпки и швырнула ее на кровать, прежде чем уныло побрести к окну. Улица внизу была почти безлюдна, но она слышала звуки огромного города: стук колес по булыжным мостовым, крики уличных торговцев‑ пирожников и ломовых извозчиков, вопли кучеров, сидевших на козлах кебов.

Абигайль не хотела пребывать в покое своей комнаты. Не хотела находиться на тихой улице, тянувшейся под ее окном. Лондон, весь мир у ее ног, а она сидит взаперти и ждет, пока кто‑ то раздобудет ключ к двери в этот мир. Но ведь она может прогуляться сама? По Пиккадилли, ведь это совсем недалеко, в конце улицы. Дома она постоянно гуляла одна. И ничего не случится!

Забыв о шляпке, Абигайль быстро сбежала вниз в надежде не встретить слугу. К счастью, никто не вышел в переднюю. Девушка ступила на крыльцо и глубоко вздохнула. Здравый смысл подсказывал ей, что этого нельзя делать, по крайней мере без эскорта. Это Лондон, а не провинциальный город, к которому она привыкла. Нужно было попросить лакея или хотя бы горничную проводить ее, но бесшабашность и авантюризм бурлили в крови.

Абигайль тряхнула головой, наслаждаясь свободой, и быстро зашагала по улице, тревожно оглядываясь и каждую минуту ожидая повелительного окрика. Но она благополучно добралась до конца улицы и свернула на Пиккадилли.

Здесь картина была куда более оживленной, а городской шум – громче. Люди с любопытством оглядывали хорошо одетую девушку без плаща, шляпы и сопровождения. Но Абигайль было все равно: это только добавляло остроты ее приключению. Поэтому она продолжала брести по Пиккадилли, пока молодой щеголь в кричащем золотистом с алыми полосами жилете не поднял к глазам лорнет и не стал нагло ее рассматривать. Девушка гордо отвернулась и ускорила шаг. И вдруг сообразила, что он преследует ее. Испугавшись, она нырнула в узкий проход и оказалась на шумном дворе, окруженном с четырех сторон высокими кирпичными стенами зданий.

Девушка панически оглядывалась. Грязная растрепанная женщина с трубкой в зубах прислонилась к стене на дальней стороне двора, наблюдая за Абигайль. Рядом с ней какой‑ то мужчина строгал кусок дерева. Оба оценивающе рассматривали новоприбывшую.

Абигайль повернулась, чтобы убежать, и увидела перед собой щеголя в полосатом жилете.

– Так‑ так‑ так, что за хорошенькая штучка тут у нас? – спросил он неприятно высоким голосом, растягивая слова, отчего у нее заныли зубы.

– Позвольте пройти, сэр, – потребовала она как можно более уверенно, но услышала, как дрожит ее голос.

– О, мне что‑ то не хочется, – ответил он, сжав ее предплечья. – Это все равно что смотреть дареному коню в зубы. Такой лакомый кусочек сам попал в мои руки. Поцелуй меня, цыпочка!

Он нагнул голову. Блестящие от слюны губы почти коснулись ее рта.

Абигайль вскрикнула и ударила его по ноге. От него пахло вином и потом, смешанным с тяжелыми духами. Девушка снова вскрикнула, перед тем как он прилип к ее губам. Ей показалось, что она сейчас задохнется от мерзкого смрада.

Но он вдруг отлетел от нее, ударился о стену и жалобно взвыл.

– Он сделал вам больно, дорогая? – спросил спокойный голос.

Она перестала яростно тереть рот в попытке уничтожить отпечаток гнусных губ, отняла руку и взглянула на спасителя, молодого человека с золотистыми волосами, связанными на затылке черной бархатной лентой, и сиявшими в полумраке двора и встревоженными голубыми глазами. Абигайль подумала, что никогда доселе не видела столь прекрасного создания.

– Н‑ нет, не думаю… спасибо, сэр, – заикаясь, пролепетала она.

Себастьян недоуменно моргнул, услышав мягкие интонации и прекрасный выговор молодой, хорошо воспитанной женщины. Он предполагал, что жертвой щеголя стала посланная с поручением служанка или даже девушка из ковент‑ гарденского борделя, но теперь, рассмотрев модное платье, свежее личико, элегантность осанки, понял, что ошибался.

Ее оскорбитель так и прилип к стене, кашляя и задыхаясь, при этом пытаясь втянуть воздух в легкие после мощного удара в пах. Очевидно, он предположил, что одинокая молодая женщина без шляпки – легкая добыча.

– Пойдем.

Себастьян взял девушку за руку, вывел из душного двора на залитую солнцем улицу, где воздух был куда чище, и Абигайль сразу успокоилась.

– Где ваша горничная… гувернантка… кто был с вами? – спросил Себастьян, оглядывая улицу.

Абигайль неохотно покачала головой, прекрасно понимая, что подумает и кем посчитает ее этот человек, узнав, что она вышла на улицу одна.

– Я… со мной никого нет, – призналась она, низко опустив голову. – Мне просто захотелось немного свободы, вот и все.

Себастьян молча уставился на нее. Он понимал это желание. Потому что часто наблюдал, как женщины, особенно молодые, иногда находили невыносимыми ограничения, накладываемые на них обществом. Даже Серена, которая пользовалась большей свободой, чем многие женщины, держалась в рамках приличий. Впрочем, сейчас, может, и нет. Он не знает, кем она стала.

– Где вы живете? – спросил он наконец.

– Брутон‑ стрит.

Он кивнул. Как и предполагалось, весьма респектабельный квартал.

– Ваши родные, должно быть, вне себя от тревоги.

Он не хотел ее упрекать, но темно‑ голубые глаза девушки наполнились слезами, а губка дрогнула. Он понял, что она еще почти ребенок и вела себя как любая маленькая озорница!

– Я не хотел журить вас, – поспешно сказал он, – тем более что не имею на это права.

Мужчина с легким поклоном предложил ей руку, что отчасти вернуло Абигайль утерянное достоинство.

– Себастьян Салливан к вашим услугам, мисс.

Абигайль умудрилась присесть.

– Абигайль Саттон, сэр, и я искренне благодарна за помощь.

– Очень рад, – добродушно рассмеялся он.

Во время короткой прогулки до Брутон‑ стрит Себастьян многое узнал об Абигайль Саттон. Она с поразительной скоростью пришла в себя и щебетала так, словно встретила старого друга.

– Мне не слишком понравился Париж, – призналась она, – но мама посчитала необходимым, чтобы я приобрела некоторый жизненный опыт на континенте, а заодно попрактиковалась во французском. Боюсь, я не сильна в иностранных языках, которые изучала в школе. Мой французский ужасен, но я немного говорю по‑ итальянски и неплохо рисую, по крайней мере так утверждала моя преподавательница, мисс Трентон. Она даже говорила, что я талантлива. Немного играю на фортепьяно и пою, так что с этим все в порядке, хотя арфа для меня – сущее проклятие.

– Понять не могу, почему нужно обязательно уметь играть на арфе. По‑ моему, этот инструмент более всего подходит для немолодых леди солидной комплекции и с уродливыми прическами, – торжественно объявил Себастьян, чем вызвал восторженный смешок спутницы.

Они подошли к дому, и Себастьян немедленно покинул бы подопечную, но дверь распахнулась еще до того, как он успел поднять молоток, и на крыльцо выскочила дородная и явно расстроенная леди.

– Абигайль! Дитя мое, где ты была? Твой отец вне себя от тревоги. Я рву на себе волосы!

В качестве наглядного доказательства она помахала руками над напудренной куафюрой. Легкие пряди вырвались из шпилек, и теперь локоны в беспорядке обрамляли ее лицо. Алые румяна ярко выделялись на фоне белых от пудры щек.

– О чем ты только думаешь? – продолжала она, повышая голос. – И кто это? Мужчина… тебя видели на улице в сопровождении незнакомого мужчины… Что это за человек, способный воспользоваться беспомощностью молодой девушки… отцу придется вызвать его на дуэль, и должна сказать…

– Минуту, мэм, – холодно перебил Себастьян, оборвав начинающуюся истерику. – Мне кажется чрезмерной такая реакция на то, что было всего лишь учтивостью, основанной на самых добрых намерениях. Я всего лишь проводил мисс Саттон домой после ее весьма неприятной встречи на Пиккадилли.

Сняв шляпу, он поклонился.

– Себастьян Салливан к вашим услугам, мэм.

Марианна стояла как громом пораженная. Наконец она сумела разглядеть незнакомца. Все в нем говорило об утонченности и хорошем воспитании.

– О Господи, сэр, я не имела в виду ничего дурного, вы так много сделали для моей дочери! Входите, пожалуйста. Муж, несомненно, захочет лично вас поблагодарить.

Абигайль умирала от стыда, видя мать глазами Себастьяна. Отчетливый провинциальный выговор, растрепанные волосы… какой позор!

Но Себастьян улыбался миссис Саттон, склоняясь над ее рукой, словно не замечая ее очевидную простоту.

– Для меня это большая честь, мэм. Но поверьте, все это такие пустяки, и я искренне наслаждался обществом мисс Саттон.

Он повернулся к Абигайль и показал на открытую дверь.

– Мисс Саттон, позвольте мне закончить взятую на себя задачу и проводить вас в дом.

Абигайль покраснела и поспешила переступить порог. Как она и опасалась, отец немедленно выглянул из столовой, не успев снять заткнутую за воротник салфетку. Его лицо пылало.

– В чем дело, Абигайль? Где ты была? Мама едва с ума не сошла от беспокойства.

Его взгляд упал на Себастьяна, и лицо побагровело еще больше.

– Кто вы такой, сэр? И какие у вас дела с моей дочерью?

Себастьян, поняв, что дело вот‑ вот дойдет до скандала, снова поклонился и представился:

– Себастьян Салливан к вашим услугам, сэр. Я проводил вашу дочь домой.

– Домой, вот как? Откуда, позвольте спросить?

– О, папа, ты не должен говорить в таком тоне, – пролепетала Абигайль, окончательно погрузившись в бездну стыда. – Мистер Салливан спас меня от ужасного человека, и я так ему благодарна! Ты не смеешь так с ним обращаться!

Уильям бросил взгляд на жену, которая кивнула:

– В самом деле, Уильям, мы должны быть крайне благодарны этому джентльмену. Он оказал Абигайль огромную услугу.

– Все это было бы ни к чему, – фыркнул Уильям, – если бы она не оказалась на улице. Но, полагаю, я должен вас поблагодарить… Салливан, не так ли?

Он протянул руку.

– Да, сэр, – кивнул Себастьян, крепко сжимая пальцы Уильяма. – Поверьте, я не сделал ничего особенного.

– Можете говорить все, что угодно, но я этому не верю. Заходите и пообедайте с нами. Полдень уже пробило. Надеюсь, вы не против перекусить и выпить эля.

Он повел Себастьяна в столовую, оставив Абигайль с матерью.

– Иди наверх, дитя мое, расскажешь, что произошло.

Марианна взяла себя в руки и уже подумала, что глупое приключение Абигайль может обернуться немалым преимуществом.

– Какой представительный молодой человек, – заметила она. – Приведи себя в порядок, переоденься, а потом можешь любезно поблагодарить мистера Салливана за доброту.

Абигайль молчала, пока мать хлопотала над ней и звала горничную, чтобы та помогла дочери переодеться и привести в порядок волосы.

– Итак, что произошло, Абигайль? – допрашивала Марианна, прикрепляя косынку к вырезу ее муслинового платья дочери с узором из веточек и листьев.

– На меня напал мужчина. Нет, мама, ничего такого, но я немного испугалась и мистер Салливан предложил проводить меня домой.

Она скрыла, что была смертельно напугана, рассудив, что не стоит расстраивать мать, и, кроме того, не хотела вновь воскрешать события сегодняшнего утра.

– Представить не могу, что он должен был подумать… молодая девушка… гуляет в одиночку по Пиккадилли… Должно быть, посчитал, что ты дурно воспитана! Ты никогда не сделаешь приличную партию, если сплетники услышат о том, что случилось. Все мои усилия, все деньги твоего отца пошли прахом!

Она тяжко вздохнула, и Абигайль прикусила губку, зная, что теперь мать только об этом и будет говорить все последующие дни… пока что‑ то еще ее не отвлечет.

Марианна, слегка нахмурившись, рассматривала дочь. Светло‑ зеленый муслин очень скромен, особенно с косынкой. Не слишком широкие фижмы как раз подходят для девушки, только что закончившей школу. Светлые локоны связаны простой розовой лентой. Такого же цвета атласные туфельки подчеркивали изящество маленьких ножек. Она выглядела фарфоровой куколкой, такой же невинной и свежей.

Наконец мать кивнула. Невозможно поверить, чтобы это милое дитя было способно на что‑ то нескромное и неприличное. Даже аристократичный мистер Салливан найдет ее неотразимой.

– Прекрасно! – объявила Марианна. – Теперь спускайся и поблагодари мистера Салливана как следует.

– Да, мама.

Абигайль присела и последовала за матерью в столовую. Она втайне побаивалась предстоящего. Но оказалось, что Себастьян как ни в чем не бывало сидит за столом, держа кружку с элем и с интересом слушая хозяина, рассказывавшего о последней охоте на лису в стаффордширских лугах.

– А вот и дамы! – с очевидным удовольствием объявил Уильям. – Заходите, дорогие. И садитесь. Дитя, ты уже оправилась от своих приключений?

– Да, папа, конечно.

Абигайль присела и улыбнулась Себастьяну:

– Я еще не поблагодарила вас как подобает, сэр. Мне не следовало выходить одной. Надеюсь, вы забудете всю нелепость моего поступка.

Себастьян рассмеялся и встал.

– Дорогая мисс Саттон, я не заметил ничего предосудительного. А если и заметил, поверьте, буду нем как могила.

Говоря это, он поднес ее руку к губам, и сердце Абигайль затрепетало как у пойманной канарейки.

Но тут во входную дверь постучали.

– Интересно, кто это? – удивилась Марианна.

– Леди Серена Кармайкл, мадам, – доложил дворецкий.

– О Боже. Немедленно проводите ее в гостиную, Моррисон! Как мило! – рассеянно воскликнула Марианна, гадая, удобно ли покинуть благородного джентльмена и идти к долгожданной гостье. Она могла послать Абигайль к Серене, но тогда девочка расстанется с мистером Салливаном, а этого пока допустить нельзя.

– Леди Серена! – захлопала в ладоши Абигайль. – О, я немедленно пойду к ней. Простите, мистер Салливан… старая подруга.

Себастьян поклонился.

– Разумеется, мисс Саттон. – Я все равно должен уже попрощаться. По‑ моему, я перешел все границы приличий, засидевшись так долго.

Сможет ли он выскользнуть из дома, пока Серену провожают в гостиную? Фальшь официальных представлений друг другу в подобных обстоятельствах невыносима. Как они смогут кланяться, приседать, что‑ то вежливо бормоча? Немыслимо… Он уже убедил себя, что, пока не будет посещать Пикеринг‑ плейс, они не смогут встретиться в обществе. Вряд ли Серену будут принимать в тех домах, где бывает Себастьян, несмотря на ее благородное происхождение: содержатели игорных заведений не всегда желанные гости в лучших домах. И вскоре Хейуорд и его падчерица устанут от здешних мест и будут искать нового пристанища в новой стране. Таков их обычай.

Горькие воспоминания желчью обожгли глотку.

– Благодарю вас, мистер Саттон, за превосходный эль. Миссис Саттон…

Он поклонился, поцеловал руку леди и поспешно вышел из комнаты.

Серена стояла в передней, вынимая из ридикюля визитную карточку. И подняла глаза как раз в тот момент, когда вышел Себастьян. Минута, казалось, тянулась целую вечность. Они застыли, молча глядя друг на друга. На какой‑ то момент взгляды их скрестились. Она видела себя в голубых глубинах, он утонул в фиолетовых озерах…

Их привычная игра, когда они заглядывали в души друг другу. Опасная игра, которой не было места в этой реальности.

– Мистер Салливан, какой сюрприз!

Серена сама удивилась тому, как беспечно прозвучал ее голос, ничем не выдававший внутреннего смятения.

– Не знала, что вы знакомы с мистером и миссис Саттон.

– Ну откуда же вам знать? – учтиво сказал он кланяясь. Теперь глаза его были полуприкрыты, так что их выражения нельзя было разглядеть.

– Дело в том, что мы знакомы совсем недавно. Но как мило встретиться с вами здесь. По‑ моему, с нашей последней встречи прошло несколько лет.

«И каждая минута этих трех лет была потрачена напрасно», – думала Серена. Она считала, что это время не лучшим образом отразилось на ее характере и внешности. Но Себастьян выглядел таким беззаботным и ничуть не изменившимся. Он по‑ прежнему воплощение сверкающего мужского совершенства. Может, она только вообразила это мгновение единения душ? Потому что очень этого хотела?

– Неужели так много, сэр? Поверить невозможно. Как быстро летит время.

Холодная улыбка коснулась ее губ, но не фиолетовых глаз.

Лживая тварь! Она прекрасно знает, как невыносимо тянулось время!

Но Себастьян просто улыбнулся.

– О Боже. Так вы знакомы, леди Серена? – воскликнула Абигайль. – Представь, мама, мистер Салливан и леди Серена знакомы! Поразительно!

– Да, дорогая.

Марианна жестом заставила дочь замолчать и тепло улыбнулась Серене.

– Моя дорогая леди Серена. Как прекрасно, что вы нас посетили! Пожалуйте в гостиную. Моррисон, принесите прохладительного, пожалуйста.

– Спасибо, миссис Саттон. Всего хорошего, мистер Салливан. – Она вежливо склонила голову. Улыбка ее выглядела холодноватой. Повернувшись, она последовала за хозяйкой.

Абигайль на секунду задержалась. Ей казалось неприличным бросать своего спасителя посреди передней и бежать за гостьей, словно она была рада видеть последнюю, а заодно избавиться от первого. Себастьян понял, в чем ее затруднение, и, несмотря на мрачные мысли, немного развеселился. Он очень мало времени проводил с молодыми девушками. У него было несколько родственниц, но все они не интересовали братьев Салливан. Он припоминал застенчивых девочек в крахмальных оборках, всегда прячущих лица в материнских юбках. Теперь же они выросли, беспрерывно трещали о модах, хихикали и мечтали поймать богатого мужа.

– Вы должны идти к гостье, мисс Саттон, – улыбнулся он. – Вы и так уделили мне много времени. Я не вправе ожидать большего.

Он поднес ее руку к губам, и она, краснея, присела. Себастьян быстро ушел и почти пробежал половину улицы, прежде чем замедлил шаг.

Как некстати появилась Серена! Мог ли он представить, что их глаза снова встретятся? Неужели она намеренно пыталась возобновить старую игру, когда они пытались потеряться в глазах друг друга?

Глупости! Нет никаких оснований так думать. Но с другой стороны, невозможно уйти и оставить все как есть. Нужно было что‑ то сказать. Он не знал, что именно. Что‑ то такое, чтобы прояснить отношения между ними. Слишком долго его преследовали воспоминания о том, как они прощались.

Серена краем уха слушала щебет Абигайль. Интересно, что же привело Себастьяна в этот дом? Он не мог встретить Саттонов при обычных обстоятельствах. У них просто не было общих знакомых, не считая ее, но это не важно. Она ждала перерыва в болтовне Абигайль, чтобы задать свой вопрос, но Абигайль было что сказать об ужасном переходе через Ла‑ Манш и доброте некоего молодого человека.

– Он очень приличный джентльмен, леди Серена, из семейства Веджвуд, они живут почти рядом с нами. Но раньше мы никогда не встречались. Я так замерзла на палубе, а он одолжил мне свой плащ, потому что в каюте я оставаться не могла: сразу начиналась морская болезнь. А вам было плохо, когда пересекали канал?

– Нет, я хорошо переношу путешествия, – полупрезрительно бросила Серена, хотя не намеревалась оскорбить собеседницу, и, заметив, как омрачилось лицо Абигайль, немедленно раскаялась: – Мне повезло, знаете ли. Некоторые люди вовсе не страдают от качки, но их так мало.

Серена неожиданно вспомнила о дне, проведенном на озере Лох‑ Морар, близ Шотландского нагорья, где она родилась и провела детство до смерти отца. Они с Себастьяном сидели в маленькой лодке, когда вдруг поднялся ветер, как часто бывает в этих местах, и черный шквал пронесся над спокойными водами. Себастьян всю жизнь плавал на озерах Камбрии и отнюдь не выглядел испуганным яростью короткого шторма. Он управлял лодкой с уверенностью, потрясшей Серену, наставляя, как двигаться и что делать, голосом таким же спокойным, какими были воды всего несколько минут назад. Но когда он сумел под маленьким парусом подвести лодку к одному из островков, то встал на колени на усыпанный галькой берег и долго корчился в приступе рвоты, проклиная слабость желудка, не вынесшего яростного раскачивания лодки.

Серена промокла, но смеялась, радуясь тому, что опасность пронеслась мимо. Приступ морской болезни у Себастьяна изумил ее. Ей нравилось думать, что она скрыла удивление и легкое чувство превосходства, но Себастьяну явно не понравилась ее невосприимчивость к болезни и только вечером он перестал дуться.

В других обстоятельствах воспоминание заставило бы ее улыбнуться… воспоминание о ночи, которую они провели позже, все еще наполняло ее…

Хватит! Сколько можно?

– Расскажите, Абигайль, как вы познакомились с достопочтенным Себастьяном Салливаном, – попросила она с улыбкой и отказалась от бокала ратафии. Приторная сладость напитка вызывала тошноту, хотя бушующие моря были ей нипочем. – Нет, спасибо, мэм.

– О… это не слишком приятная история.

Абигайль умоляюще взглянула на мать. Можно ли доверить леди Серене правду о столь неприличном поведении?

– Когда Абигайль была в магазине, горничная на минуту отлучилось, – объяснила миссис Саттон. – Злосчастное создание что‑ то высмотрело на витрине и исчезло, оставив мое бедное дитя в одиночестве. Последовала неприятная встреча с каким‑ то джентльменом, и мистер Салливан был настолько добр, чтобы вступиться и защитить Абигайль. Он благополучно привел ее домой, за что мы очень ему благодарны, не так ли, дорогая?

Улыбнувшись, она похлопала сложенным веером по руке дочери.

– Такое глупенькое дитя…

Абигайль надулась от унижения, но здравый смысл подсказал ей, что лучше поддержать мать. Ее версия выглядела вполне приличной.

– Думаю, тут скорее виновата Мэри, чем я, мама.

– Возможно, но какое счастье, что беды не случилось. Могу я предложить вам кофе, леди Серена?

– Благодарю, но я должна идти, мэм.

Серена поднялась.

– Сегодня у меня еще одно дело. Но я хотела нанести вам визит, как только мы прибыли в город, и узнать, как вы поживаете. Какой красивый дом… Повезло вам снять его до того, как начнется сезон. Абигайль, может быть, совершим совместную прогулку как‑ нибудь утром?

– Но у меня нет пони… – расстроилась Абигайль.

– Мистер Саттон еще не укомплектовал конюшню, – вмешалась Марианна. – Можете быть уверены, он приобретет лошадь для Абигайль.

– В таком случае нас ожидает много приятных прогулок, – заметила Серена, надевая перчатки.

– Возможно, генерал Хейуорд посоветует мистеру Саттону, каких лошадей лучше купить, – нерешительно предложила Марианна. – Если он, конечно, не слишком занят. Но мистер Саттон никогда не был на аукционе «Таттерсоллз», а ведь именно там покупают лошадей.

– Совершенно верно, мэм. Я передам отчиму. Уверена, он будет счастлив помочь, – без особенного энтузиазма промямлила девушка.

– Для нас визит генерала Хейуорда – большая честь, – заметила Марианна, дернув за ленту сонетки.

– О, если бы вы только знали! – едва не воскликнула Серена, хорошо усвоившая: для того чтобы водить за нос отчима, требовалась хитрость.

Она изобразила любезную улыбку и протянула руку:

– Абигайль, я оставлю карточку у вашего дворецкого. Навестите меня. Мы поболтаем, и вы расскажете о том молодом человеке на корабле.

Абигайль вспыхнула, а Марианна резко бросила:

– Молодой мистер Веджвуд сейчас не в Лондоне. Уверена, что он вернулся в Сток‑ он‑ Трент.

В Брюсселе Серена много слышала о прелестях «гончарных городов», а особенно о Сток‑ он‑ Тренте. А вот Абигайль считала, что ее родной город куда красивее европейских столиц.

Серена снова улыбнулась и последовала за дворецким, появившимся из передней, где терпеливо ждала горничная девушки. Свежий воздух был приятным облегчением после удушливой жары гостиной, и Серена глубоко вздохнула в надежде, что это прояснит голову и избавит от мучительных мыслей о прошлом.

Глава 3

Серена и ее горничная пошли пешком. Когда они свернули на Беркли‑ сквер, от ограды сада наперерез шагнул Себастьян.

– Леди Серена. – Он низко поклонился. – Нельзя ли мне вас проводить?

– Как видите, у меня уже есть эскорт.

Она показала на горничную, идущую следом.

Себастьян прищурился.

– Тем не менее я с радостью вас провожу.

– Но мне это не доставит радости.

Несмотря на холодность тона, сердце ее снова бешено колотилось. Нужно держать его на расстоянии, поддерживать иллюзию равнодушия к нему. Ничего не изменилось. Кроме Себастьяна. Юношеская мягкость, доверчивый идеализм теперь исчезли, и Серена чувствовала, что от него уже так легко не отделаться. Серене не следовало бы встревожиться, но она почему‑ то разволновалась. Правда, сразу же взяла себя в руки.

Его лицо ожесточилось, но он сказал едва слышным шепотом:

– Бросьте, Серена, эти препирательства; вы не хуже меня знаете, что мы должны выяснить отношения. Невозможно жить на одном участке в четыре квадратные мили и никогда не сталкиваться друг с другом. Это нереально, и я не готов жить в постоянном ожидании новой встречи. При одной мысли о том, что мы снова должны соблюдать эти пустые светские условности, меня в дрожь бросает!

Он, разумеется, прав. Нужно прояснить ситуацию, чтобы потом встречаться как добрые знакомые.

– Вы все еще живете на Страттон‑ стрит? – так же тихо спросила она.

– Да.

– Я напишу вам, и мы встретимся и поговорим наедине, – пробормотала она и, присев, повысила голос: – В другой раз, сэр. Всего вам доброго!

– Мэм. – Себастьян поклонился ей вслед.

Горничная поспешила за Сереной.

Он долго смотрел им вслед. Как хорошо он помнит ее энергичную походку! Больше всего он любил в Серене пренебрежение женскими хитростями. Серена никогда не стремилась казаться хрупкой, деликатной и слабой, неспособной пройти более нескольких ярдов в атласных туфельках. Она не обращала внимания на тех, кто осуждал женщин, которые имели собственное мнение и не стеснялись его высказывать. Ее отец, чудаковатый шотландский граф, счел своим долгом дать единственному ребенку нетрадиционное воспитание, а его влияние на Серену всегда было весьма ощутимым. А вот ортодоксальные принципы матери вызывали у нее отторжение. Себастьян всегда любил их с Сереной остроумные дискуссии, частые споры, которые, как правило, заканчивались страстной схваткой на простынях.

При этих воспоминаниях его плоть отвердела. Напрасно: ведь все осталось в прошлом. Между ними больше ничего нет, кроме горечи этих воспоминаний. Они просто найдут способ сосуществовать как малознакомые люди. Но сейчас по какой‑ то причине он нуждался в ободряющем присутствии старшего брата, а также его саркастическом юморе.

Серена быстро вернулась на Пикеринг‑ плейс. Дворецкий открыл дверь, она переступила порог и привычно оглянулась, проверяя, готовы ли салоны к вечеру. Днем дом казался жилищем богатого джентльмена. Превращения начинались вечерами.

В столовой были сервированы столы, маленькая игорная комната на противоположной стороне вестибюля предназначалась для самых серьезных игр среди непримиримых соперников и была уже готова: крытый зеленым сукном стол был вычищен так, что ни крошка пыли, ни ниточка не могли помешать падению костей. Новая колода карт ожидала, пока ее откроют, в подсвечниках стояли ни разу не зажженные свечи, графины были наполнены спиртным.

Довольная Серена поспешила наверх. Большой салон еще только готовили к вечеру, но на первый взгляд все было в порядке. Она велела расставить побольше свеч и уже собралась идти в свою спальню в противоположном крыле дома, когда из библиотеки вышел отчим:

– Показалось, что я слышу твой голос, Серена. Зайди. У меня Бредфорд, хочет пожелать тебе всяческих благ.

Он добродушно потер руки, но в его голосе звучали раздраженные нотки, а глаза недобро блестели.

Серена ненавидела графа Бредфорда. Но у него закладная на этот дом: единственный способ, с помощью которого генерал смог устроиться с такой роскошью.

Предполагалось, что все расходы непременно окупятся и деньги по закладной будут выплачены не более чем за два года. Серена всегда считала подобный прогноз вполне реалистичным.

– Я только собиралась снять шляпку и ротонду, сэр, – отговорилась она, направившись к коридору.

– Сделаешь это позже. Бредфорд хочет тебя видеть.

Генерал сильно, до боли, сжал ее руку, но Серена немедленно вырвалась.

– Хорошо. Но я подумала, что могу более гостеприимно приветствовать его милость, если сниму уличную одежду.

Она протиснулась мимо отчима и вошла в библиотеку.

Граф Бредфорд был вдовцом – на вид лет около шестидесяти. Густая, львиная грива серебряных волос обрамляла лицо с характерными резкими чертами. Его странные, почти бесцветные глаза были абсолютно непроницаемы, не выдавая никаких эмоций. На лице обычно играл румянец, характерный для человека, пристрастного к бургундскому.

Серена прямо с порога присела.

– Добрый день, милорд.

– А, прелестная Серена. Подойдите поближе, дорогая. Позвольте взглянуть на вас. Я не видел вас с самого Брюсселя!

Серене, остро сознававшей, что отчим стоит за спиной, не оставалось ничего, кроме как пройти в библиотеку.

– Когда вы прибыли в Лондон, милорд?

– Неделю назад, но у меня были дела в деревне. Весьма скучные и утомительные. Надоедливые арендаторы… но не стоит забивать этим вашу милую головку!

Он поднял лорнет и стал изучать Серену с откровенно хозяйской ухмылкой, от которой ее едва не затрясло.

– И в самом деле ужасная скука, милорд, – бросила она, отходя в сторону, поближе к буфету. – Наполнить ваш бокал?

– Пожалуйста.

Он не сводил с нее взгляда, пока она наполняла бокал. Эти странно бесцветные глаза обладали свойством выводить ее из себя.

– А теперь, если вы не против, пойду сниму шляпку и ротонду.

Она проворно прошмыгнула мимо отчима, присела перед графом и выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. И только оказавшись в вестибюле, не смогла сдержать дрожь. Она сама не понимала, чем ей так неприятен Бредфорд. Отчим пресмыкался перед ним, вел себя так, словно граф был его лучшим другом, и все‑ таки Серена знала, как он боится этого человека. Впрочем, неудивительно: Бредфорд обладает над генералом властью кредитора.

Она поспешила к себе, захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Жест был автоматическим. Она давно усвоила неприятный урок: никогда не оставлять дверь незапертой под крышей дома отчима.

В камине будуара приветливо горел огонь. Сняв ротонду и шляпку, она уселась и протянула ножки в элегантных полусапожках к железной решетке.

Как странно, что Себастьян оказался в доме Абигайль в тот момент, когда Серена планировала примирение, как только окажется подальше от надзора отчима. Себастьян прав: невозможно жить на одном участке в несколько квадратных миль и не столкнуться друг с другом, даже если ее не пускают в гостиные, которые часто посещает Себастьян. Как глупо с ее стороны полагать, что этой встречи не произойдет! Она поверила, что может жить в Лондоне, держать банк фаро, строить собственные планы и напрочь забыть о страстной идиллии, случившейся три года назад…

Но конечно, это ей не удалось. Воспоминания жили в ней, стали частью ее души. Обрамляли каждую мысль о будущем, каждую надежду на то, какой должна стать ее жизнь. И она невольно сравнивала их с безнадежным унынием ее нынешнего существования.

Не находя себе места, она встала и стала мерить шагами комнату, от двери к окну и обратно. Да, ее существование жалкое, но ведь все может измениться. Скоро у нее будет достаточно своих денег, чтобы сбежать. Каждое утро она делала подсчеты вчерашних операций и брала немного, чтобы не возбуждать подозрений. Генерал, хоть и был безобразно жаден, охотно передоверял ей утомительную бухгалтерскую работу. Он ни за что не сознался бы, что она гораздо умнее и способнее его в подобных сложных делах, и громко рассуждал, что обязанность женщины – вести домашние счета. Серена с ним не спорила.

Но он украл у нее деньги матери, большую сумму, которая должна была перейти к Серене по достижении совершеннолетия. Все состояние таинственно исчезло. Сначала Серена винила доверчивость матери, неспособность видеть ни в ком дурное, но в глубине души знала, что леди Элинор смертельно боялась второго мужа. Она ни в чем ему не возражала, даже если это означало, что дочь останется нищей и в лапах генерала.

Серена остановилась. Не стоит растравлять себя горечью воспоминаний. А прогнать их можно, только если что‑ то делать.

Она надела шляпку и ротонду и спустилась вниз по черной лестнице, чтобы не встретиться с отчимом. Напольные часы в вестибюле пробили четыре раза. Дом откроется для посетителей еще через четыре часа.

Фланаган, дворецкий, которого генерал унаследовал от матери Серены, появился откуда‑ то из кухни. Вернее, материализовался, как всегда, когда Серена была рядом.

– Снова уходите, леди Серена? – спросил он с явным неодобрением.

– На Сент‑ Джеймс‑ плейс. Прогуляться.

– Одна, миледи?

– Да, Фланаган. Я не стану отходить далеко от дома. – Она льстиво улыбнулась. – Вы прямо как мать‑ наседка, Фланаган. И я ценю вас за это. Но поверьте, ваши опасения совершенно напрасны.

– Если вы так считаете, миледи… – Он придержал ей дверь. – А если генерал спросит?

– Скажите, что я отдыхаю у себя в комнате. И что у меня разболелась голова. Меня не будет с полчаса.

Она вышла и быстро направилась к Сент‑ Джеймс‑ стрит.

Себастьян прибыл в Блэкуотер‑ Хаус на Аппер‑ Брук‑ стрит, как раз когда брат шел по улице с противоположной стороны. Он задержался у крыльца, ожидая Джаспера.

– Себ! Вот так сюрприз! Я ожидал тебя! – помахал рукой Джаспер.

– Значит, ты ясновидящий, – объявил Себастьян ухмыляясь. – Если я не вовремя, приду позже.

Быстрый осмотр сказал Джасперу о настроении брата куда больше, чем тот думал. Джаспер вообще был человеком наблюдательным, и очень немногое ускользало от его взора. Возможно, близнецы очень удивились бы, узнай они, какие подробности их жизни известны брату.

Джаспер дружески хлопнул Себа по плечу:

– Ничуть! Я ничем не занят. И всегда рад тебя видеть, как ты знаешь. А где Перри?

– Как тебе известно, Джаспер, мы не приклеены друг к другу, – буркнул Себастьян, ожидая, пока брат откроет дверь своим ключом.

– А в детстве были, – возразил Джаспер, распахивая дверь. – Стоило только увидеть одного, как становилось ясно: второй где‑ то поблизости.

– Полагаю, что так, – смягчился Себастьян. Когда‑ то они с Перри действительно были неразлучны.

Себастьян оглядел вестибюль.

– А прекрасная Кларисса дома?

– Нет, увезла своего шалопая‑ братца за покупками. После Рождества он едет в Харроу, где, надеюсь, встанет на путь исправления.

Джаспер покачал головой, но сказал Себастьяну правду. Он знал, что тот очень любит Френсиса, младшего брата жены.

– А, Крофтон! – приветствовал Джаспер дворецкого. – Мы будем в библиотеке. Там есть кларет?

– На буфете, милорд.

– Кларет? Из погребов Блэкуотера?

Себастьян последовал за братом в скромно обставленную, но уютную библиотеку. Несмотря на появление в доме леди Блэкуотер, парадные комнаты использовались редко. Джаспер заявлял, что содержать их открытыми очень дорого, и Кларисса не спорила. Главный салон использовался для приема гостей, а они довольствовались библиотекой, маленькой столовой, гостиной Клариссы и смежными спальнями. Слуг тоже было ровно столько, сколько требуется. Конечно, когда будет получено наследство виконта Бредли, все изменится… если, конечно, братья умудрятся выполнить условия завещания старика.

На вопрос брата Джаспер с сожалением покачал головой.

– Последним, кто пополнял погреба, был наш дед. Но и этот кларет довольно сносный.

Он поднял графин к свету:

– Кто знает, если мы сможем угодить дядюшке Бредли, вероятно, погреба Блэкуотера увидят лучшие сорта вин.

Он налил кларет в бокалы и протянул один брату.

– Мне бы не хотелось считать, что это просто дружеский визит…

Он сел, скрестил ноги и вопросительно уставился на брата.

– И да, и нет, – тихо признался Себастьян. Пригубив вина, он одобрительно кивнул и уставился в выцветший ковер.

– Помнишь леди Серену Кармайкл?

Выражение лица Джаспера не изменилось, хотя внутренне он насторожился.

– Разумеется, – обронил он бесстрастно. – А в чем дело?

Себастьян поскреб подбородок.

– Возможно, ты не забыл, какие отношения были между нами.

– Да, и еще помню, что это плохо кончилось.

– Так вот, они с отчимом вернулись в город и держат игорное заведение на Пикеринг‑ плейс. Очень высокие ставки, совершенно другой класс по сравнению с предыдущим заведением на Чарлз‑ стрит.

Джаспер уставился на брата поверх краев бокала.

– Я слышал о новом игорном доме, но понятия не имел, что его владельцы – Хейуорд и его падчерица.

– Я и сам не знал, пока не оказался там.

– Полагаю, если бы знал, избегал бы это заведение как чумы.

– Именно, – вздохнул Себастьян, уставившись в огонь.

Джаспер снова наполнил бокал и немного выждал, прежде чем осторожно спросить:

– Что же случилось?

Себастьян тряхнул головой, словно пытаясь ее прояснить.

– Тогда ничего, но дьявол столкнул нас сегодня утром. И я понял, что мы не можем жить в городе, без того чтобы случайно не встретиться.

Джаспер безмятежно глотнул вина.

– Да, вижу, что ситуация достаточно неловкая.

– Слабо сказано! – взорвался Себастьян. – Стоило мне увидеть ее, как все вернулось!

Он рассеянно провел рукой по волосам, едва не сорвав черную бархатную ленту.

– Я вспомнил все. Каждую мелочь, все, что любил, все, что сводило меня с ума. И горечь, гнев… – Он покачал головой, словно пытаясь найти нужные слова, и продолжил: – Я думал, что забыл о ней. Да разве могло быть иначе, после того как она со мной обошлась? Но теперь… теперь… не знаю… Я больше не в силах снова пройти через это…

Он поднял голову и взглянул на брата, заметившего в его глазах ту же ледяную тоску, которую узрел и Перри.

– Ты прав, – согласился Джаспер, сознавая, что больше не может видеть страданий Себа. И трудно представить, что почувствует Перри, узнав обо всем. – Чем я могу помочь, Себ?

Себастьян вдруг улыбнулся:

– Только будь здесь, как был всегда. Я попытаюсь выяснить отношения с ней. Чтобы учтиво кивать при встрече. Я просто немного опасаюсь, что вновь могу поддаться ее чарам, только и всего.

– Хочешь, я поговорю с ней?

– Нет, – покачал головой Себастьян, – не стоит. Я сам должен сделать всю черновую работу. Ты часто помогал мне в прошлом, но я уже вырос, старший брат.

Джаспер усмехнулся:

– Не сомневаюсь, Себ. Но помни: мы с Перри всегда стоим у тебя за спиной. Иногда не стыдно попросить поддержки у родных.

– Мне понадобится стойкость, – вздохнул Себастьян.

Они услышали стук входной двери, и леди Блэкуотер почти сразу же появилась в библиотеке.

– О, Себ, я рада тебя видеть!

– Почему бы тебе не побыть с нами? – улыбнулся Джаспер. – А где парень?

– По пути в Грин‑ парк мы встретили мальчиков Лэнгстон и их наставника, так что он пошел с ними. Его приведут вечером.

Кларисса поцеловала деверя в щеку.

– Как ты, Себ? Перри не с тобой?

Себастьян с притворным раздражением покачал головой.

– Почему все предполагают, что мы идем по миру рука об руку?

– Потому что по большей части так оно и есть, – заявила Кларисса. – Оставить вас наедине?

– Нет, конечно, нет, – поспешно пробормотал Себастьян. – Я все равно собирался уходить.

– О, неужели это я тебя прогнала?

– Ни в коем случае, дорогая. – Он чмокнул ее в щеку. – Мне действительно пора. Спасибо за кларет, Джаспер… и за то, что выслушал.

– Всегда готов служить и тем и другим, малыш.

Джаспер проводил брата до двери и долго стоял в вестибюле, хмурясь и вздыхая.

Серена быстро подошла к ничем не примечательному дому на Сент‑ Джеймс‑ плейс и подняла медный молоток. Дверь немедленно открылась. Горничная присела перед Сереной.

– Ваша хозяйка дома?

– Не знаю, принимает ли она, мэм.

– Вот как…

Серена поколебалась. Если Маргарет развлекает одного их своих клиентов, то вряд ли потерпит чье‑ то вторжение. Даже лучшей подруга.

– Она одна?

– О да, миледи. Джентльмен ушел с полчаса назад.

– Тогда спросите, примет ли она меня. Я подожду здесь. Если она не сможет, я оставлю записку, – мягко предложила Серена.

Девушка снова присела и поспешила наверх. Серена стала изучать картину, которую до сих пор не видела. Дом Маргарет был ее собственностью, хотя оплаченной по большей части друзьями‑ джентльменами, но она никогда не соглашалась перейти на содержание ни к кому из них. Серена давно завидовала ей и была полна решимости в один прекрасный день приобрести собственный домик и развлекать там друзей. Вот только образ жизни Маргарет никак не подходил ей, хотя она и подумывала о том, чтобы избрать тот путь, по которому идет подруга.

– Мадам немедленно примет вас, миледи, – сообщила запыхавшаяся горничная.

– Спасибо, не трудитесь. Я сама найду дорогу.

Серена поднялась в красиво обставленную гостиную с окнами, выходившими на улицу.

Маргарет Стэндиш была молодой вдовой, чей короткий брак с престарелым торговцем сделал ее довольно обеспеченной. Но она, несмотря на это, зарабатывала деньги собственным телом, принимая многочисленных друзей‑ джентльменов в очаровательном домике и не гнушаясь подношениями благодарных клиентов.

– Моя дорогая, как я вам рада! – искренне воскликнула она при виде Серены, простирая руки в приветственном жесте. – Последний час я грустила, и мне срочно необходимо развлечься. Не могу сказать, как счастлива получить вашу записку, где сказано, что вы снова в Лондоне. Брюссель, надеюсь, остался в далеком прошлом?

Она расцеловала гостью и подвела к огню.

– Раздевайтесь, и я попрошу принести чаю.

– Спасибо, – кивнула Серена, снимая шляпу и ротонду, и положила их на стул. – Мы были так заняты, устраиваясь в доме, что у меня не было времени вас навестить.

– Но теперь все в порядке? Дом на Пикеринг‑ плейс? Я не ошиблась? Клара, чай, пожалуйста.

Она кивнула горничной, которая пришла, заслышав звонок.

– Мы начали всего неделю назад, но генерал, кажется, доволен, – многозначительно подчеркнула Серена.

Маргарет с участливым пониманием кивнула. Кому, как не ей, знать, что, если генерал несчастлив, окружающие страдают куда сильнее.

Серена пожала плечами, явно не желая говорить об отчиме.

– Почему вы грустите? На вас не похоже.

– О, мне пришлось отказаться от общества молодого лорда Питера, – пояснила Маргарет, поворачивая на запястье изящный бриллиантовый браслет. – Он вел себя слишком по‑ хозяйски. Но при этом был таким пылким… я буду по нему скучать.

Серена фыркнула. Маргарет была старше ее на несколько лет и, как ни странно, извлекала пользу из своей необычной внешности. Черты ее были резки и угловаты, орлиный нос слишком велик, подбородок остер. Бледная кожа была усыпана веснушками, волосы пылали морковным цветом, зато в этой женщине чувствовалось обаяние, дополняемое чарующим взглядом зеленых глаз, отвлекавших внимание от всех ее недостатков. Ее одежда всегда была сшита по последней моде, драгоценности могли бы сделать честь герцогине, низкий вырез открывал не слишком пышную грудь. Зато она была умна, остроумна, язык ее разил без промаха. Единственный человек, с кем Серена могла быть собой. Единственный человек, кому она могла довериться.

Если не считать Себастьяна.

Но Серена попыталась выбросить Себастьяна из головы и сосредоточиться на сложившейся ситуации. Горничная принесла чай, и Серена с рассеянной улыбкой приняла чашку.

Маргарет немедленно заметила эту рассеянность и, прищурив глаза, помешала чай изящной серебряной ложечкой.

– Итак, дорогая, это обычный светский визит или желание излить душу?

– И то, и другое, – откровенно призналась Серена. – Мне нужно тихое, спокойное место для рандеву.

– И что может быть лучше, чем мое маленькое любовное гнездышко? – Маргарет обвела рукой окружающую обстановку. – Какая‑ то новая связь? – В глазах ее сверкнуло любопытство. – Я думала, ты не интересуешься подобного рода романами.

Серена энергично потрясла головой.

– Не интересуюсь. Речь о другом. Я должна раз и навсегда выяснить отношения с Себастьяном.

Глаза Маргарет широко раскрылись.

– Вот как? Значит, он снова появился?

– В последнее время встречаешься с ним едва ли не на каждом шагу, – с некоторым раздражением бросила Серена. – Сначала он нагрянул на Пикеринг‑ плейс, а потом вдруг оказался у Саттонов, когда я пришла к ним сегодня утром.

– Саттоны?

Маргарет вскинула выщипанные брови.

– Я помню их по Брюсселю. Довольно порядочные люди. Но вряд ли Блэкуотерам подходит такое общество.

– Очевидно, он оказал Абигайль некую услугу, когда у нее случилась какая‑ то неприятность на улице. Себастьян – истинный рыцарь, как тебе известно.

Она почувствовала язвительные нотки в собственном голосе, и это дало ей некую защиту от чего‑ то неведомого ей самой.

Маргарет задумчиво рассматривала подругу:

– Значит, предполагается ваше примирение с Себастьяном?

– Нет, ни в коем случае. Вы же знаете, Маргарет, как обстоят дела с моим отчимом.

Подруга мрачно кивнула.

– Он опять взялся за свое?

– Не совсем, но думаю, что вместе с мерзким лордом Бредфордом замышляет что‑ то! – Серена заломила руки. – Но на этот раз у него ничего не выйдет!

Она говорила едва слышно, но Маргарет различала каждое слово.

– Если вам нужно убежище, найдете его здесь.

Она осторожно взяла руки Серены, остановив их беспорядочные движения.

– Знаю, Маргарет, и, поверьте, мысль об этом бесконечно меня утешает. Но мне не хотелось бы стеснять вас. И, думаю, я смогу справиться с генералом. Предупрежден – значит, вооружен.

– По крайней мере так говорят.

Маргарет снова села.

– Итак, когда вы хотите встретиться с достопочтенным Себастьяном? Только назовите день и время, и я немедленно покину дом.

– О, я не хотела бы выгонять вас, Маргарет. И в этом нет нужды. Минутный разговор – все, что необходимо. Надо же прояснить ситуацию. Мы можем встретиться внизу, в столовой.

– Слышать ничего не желаю! Вы примете его в полном комфорте и поговорите по душам.

Маргарет встала, подошла к секретеру и перелистала страницы ежедневника.

– В четверг меня не будет целый день. Четверг вам подойдет?

– Мне не нужен целый день, – запротестовала Серена. – Достаточно будет часа или даже получаса.

– В четверг меня не будет целый день, – твердо ответила Маргарет. – Эта получасовая встреча может быть назначена от одиннадцати утра до позднего вечера. Собственно говоря… я могу не вернуться даже к вечеру.

– Новое завоевание? – заинтригованно спросила Серена.

– Возможно. Посмотрим, как он покажет себя в четверг. У него есть маленький охотничий домик в Виндзор‑ террас, и поскольку он очень красив и очень богат, мне не терпится испытать его.

Серена рассмеялась, чувствуя, как впервые за несколько недель полегчало на сердце.

– Вы неисправимы, Маргарет! Хорошо, я напишу Себастьяну и предложу встретиться здесь в полдень четверга.

Изящные позолоченные часы на каминной доске пробили пять. Серена поднялась.

– Нужно идти. Мы обедаем в шесть, потому что двери дома открываются в восемь.

Она надела шляпку, поправила перед зеркалом, накинула ротонду и обняла подругу.

– Не знаю, как и благодарить вас, Маргарет!

– Вздор! – отмахнулась та. – Я бы во многом помогла вам, Серена, если бы вы только позволили.

Маргарет тоже обняла гостью, отступила и всмотрелась в ее лицо.

– Почему бы вам просто не собрать вещи и не уйти от него, дорогая?

– Еще не время, – таинственно улыбнулась Серена. – Сначала мне нужно разрушить один план.

– Вот как?

Маргарет снова подняла брови.

– Он запустил когти в невинную девушку с очень богатым папой. Мне нужно помешать генералу, а для этого я должна поминутно за ним наблюдать, чтобы вмешаться в нужный момент, иначе бедного ребенка ждет участь моей матери.

Маргарет ничего не сказала. Да и что тут говорить? Она слишком мало знала о жизни Серены и ее матери с генералом Хейуордом, до того как последняя, по словам Серены, умерла от горького отчаяния. Но того, что она знала, было достаточно, чтобы убедить ее в решимости Серены не дать еще кому‑ то пострадать от той же участи.

– Вам лучше знать, разумеется, – кивнула Маргарет и проводила Серену до крыльца. – Но не забывайте, в любой момент, когда понадобится, что у вас есть друг и убежище.

– Спасибо.

Фиолетовые глаза Серены на секунду наполнились слезами, пока она боролась с искушением забыть обо всем и броситься подруге на грудь. Но сейчас еще не время. Придется собраться с силами и выдержать еще немного.

Глава 4

Вечером Себастьян получил записку Серены, короткую и без излишних подробностей.

«Буду ждать вас по адресу: Сент‑ Джеймс‑ плейс, 12, в следующий четверг в полдень. Ответа не нужно. С».

Себастьян впился глазами в записку. Он так хорошо знал ее почерк, и при виде его сердце всегда начинало биться сильнее. Они часто писали друг другу в прошлом: целые страницы лирической прозы, воспоминания о страстных ночах и столь же страстных днях. Серена никогда не стеснялась выражать свои чувства, и, Боже, как он наслаждался откровенностью ее желания, нескрываемым сладострастием, так ярко выраженным в чувственных описаниях их эротических встреч. Теперь он смотрел на единственную строчку и испытывал невыразимую печаль.

Где она? Женщина, которая так его воспламенила…

Всякий раз, думая о тех ужасных моментах предательства, он снова и снова повторял, что ошибся в Серене. А ведь так страстно любил ее. Он скорее всего никогда не знал ее толком. Холодная особа, распрощавшаяся с ним такими жесткими, бесстрастными словами, оказалась ему чужой, словно некий злой дух вселился в прелестное тело Серены. И судя по сдержанным указаниям, изложенным на гладкой мелованной бумаге, ничего не изменилось.

Себастьян в последний раз прочитал письмо, прежде чем бросить в огонь, налил себе бокал мадеры и, опершись на каминную доску, стал смотреть в камин.

– Хандра, Себ?

В гостиную вошел Перри. Лосины и сапоги были припорошены мелким песком аллеи для верховой езды в Гайд‑ парке.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что ты смотришь в огонь, только когда на душе тяжело, – заметил брат, швырнув стек на стол. – Что случилось?

Он тоже налил себе мадеры.

– Пока ничего. Какие планы на вечер?

– Ничего такого, чего нельзя изменить.

Перри с подозрением прищурился.

– Серена? – предположил он.

Себастьян коротко усмехнулся и отошел от камина.

– Она самая. Вчера я столкнулся с ней при странных обстоятельствах.

Он описал события дня брату, внимательно его слушавшему:

– Полагаю, она познакомилась с этой семьей в Брюсселе. Абигайль много рассказывала о своих путешествиях, хотя особого впечатления они на нее не произвели.

Он улыбнулся уже веселее и снова наполнил бокалы.

– Этакая резвая маленькая невинность. Но не более того. Отец порядочный человек, добрый и честный. Этим описание семьи и ограничивается.

– Торговец? – уточнил Перри.

– Несомненно. Не знаю подробностей, но, видимо, из «гончарных городов». У них в соседях – сами Веджвуды[3].

– Похоже, покровителей в «Олмаке» они не найдут, – покачал головой Перри. – Не уверен, что Веджвуды, несмотря на добрую славу, приняты в обществе.

– Может, и нет, но люди они порядочные, – отпарировал брат.

– Разве я что‑ то имею против? – удивился Перри.

– Нет, разумеется. Но ты прав: я сомневаюсь, что еще раз увижу мистера и миссис Саттон и хорошенькую Абигайль.

Себ поставил графин на буфет.

– Как насчет бараньей отбивной в «Уайтсе» сегодня вечером, а также партии‑ другой в вист? Там всегда найдется кто‑ нибудь, чтобы составить четверку играющих.

Перри пожал плечами. Несмотря на беспечный вид брата, сразу было видно, что тот нуждается в обществе и некоторых развлечениях, которые он готов предоставить.

– Рад любому предложению. Сегодня у меня ни с кем не назначено свидания.

Он встал, потянулся и направился к двери:

– Пойду переоденусь.

В это время миссис Саттон серьезно беседовала с мужем, который, по ее мнению, недостаточно понимал всю жизненную важность необходимых связей в обществе.

– По‑ моему, стоит пригласить мистера Салливана в гости. Не на обед, разумеется, но ничего официального…

– Господи, дорогая, что плохого в обеде? Бьюсь об заклад, что мистер Салливан, каким бы ни было его происхождение, не едал лучших блюд в самых знатных домах Англии! – воскликнул мистер Саттон. – Мои погреба не хуже, чем у других, и куда лучше, чем у многих, а ты, моя дорогая, идеальная хозяйка.

– Да‑ да… Уильям… конечно, – поспешила успокоить жена, прежде чем он окончательно выйдет из себя. – Разумеется, мы можем подать такой обед, какого не бывает и на королевском столе, но сумеем ли найти такое общество, которое Салливан найдет равным себе?

– Мне он кажется порядочным и прямым человеком. И ничуть не гордецом. Пьет эль, как всякой нормальный мужчина. Если хочешь, приглашу старых Парсонсов – они какие‑ то дальние родственники титулованного джентльмена. Это пойдет?

Он добродушно улыбнулся жене.

Уильям сочувствовал ее амбициям относительно дочери, но никак не понимал, почему она так тревожится. По его мнению, они ничем не хуже других и его деньги так же хороши, как золото любого герцога.

– О, дорогой… не знаю…

Марианна воткнула шпильку в волосы и покачала головой.

– Конечно, если на вечере будет леди Серена, придется пригласить генерала.

Она сосредоточенно нахмурилась. Генерал казался ей хорошей партией для дочери, пока не случилось чудесной встречи с красавцем Себастьяном Салливаном. Абигайль такая хорошенькая, жаль выдавать ее за старика! Кроме того, если речь идет о положении в обществе, простой генерал вряд ли выдержит сравнение с братом графа.

Она решила не выражать эту мысль вслух и продолжила:

– Нам нужны люди помоложе, люди, с которыми мистер Салливан может свободно говорить. Но, кроме дорогой леди Серены, мы пока не знаем в Лондоне никого подходящего.

– В таком случае попроси помощи у леди Серены, – благоразумно предложил муж. – Она составит список гостей. Попроси ее разделить с тобой обязанности хозяйки. Она сможет пригласить своих друзей. Этот Салливан, похоже, знает ее, так что все будет выглядеть вполне естественно.

Он просиял, довольный своей сообразительностью.

– О как вы правы, мистер Саттон! Как вы умны, дорогой мой!

Марианна поцеловала мужа и поспешила выйти.

Уильям с ласковой улыбкой развернул «Газетт».

Этим же вечером большой старомодный экипаж остановился перед впечатляющим особняком на Стрэнде. Кучер в белом парике и темно‑ зеленой ливрее стоял у дверцы экипажа, на которой сверкал герб виконта Бредли, и нетерпеливо смотрел на плотно закрытую дверь особняка. Он ждал уже более получаса и полагал, что, как бывало часто, управитель выйдет к нему и скажет, что здоровье его светлости ухудшилось и он сегодня никуда не поедет.

Похоже, бедный кучер всю жизнь провел в ожидании, а лошади, давно застоявшиеся в конюшне, только жирели без дела.

Но как раз в ту минуту, когда он решил, что проведет всю ночь, стоя на холоде, двойные двери распахнулись и оттуда вышел престарелый джентльмен в напудренном парике и великолепном камзоле из синего атласа, украшенном золотой тесьмой, в черных панталонах до колен и белых чулках, опираясь на руку ливрейного лакея в парике.

Кучер открыл дверцу экипажа и поклонился старику, который, тяжело опираясь на трость, поковылял к экипажу. Кучер помог хозяину сесть, получив за свои труды яростные проклятия, лакей накрыл хозяина пледом и подложил ему под ноги горячий кирпич. Кучер поднял подножку и закрыл дверь.

– Куда? – осведомился он.

– Пикеринг‑ плейс… новое игорное заведение, – бросил лакей. – Он в ужасном настроении, так что поберегись.

– А когда он был в другом настроении? – фыркнул кучер, взбираясь на козлы и разбирая поводья. Экипаж неторопливо покатил по Стрэнду.

Через четверть часа он остановился на Пикеринг‑ плейс, где светлился из каждого окна, а входную дверь сторожил швейцар. Лакей опустил подножку, и виконт вышел и оглядел дом. Швейцар широко распахнул дверь и что‑ то быстро пробормотал лакею, после чего поклонился и пробормотал:

– Добрый вечер, милорд!

Виконт, не соизволив ответить, проследовал в хорошо освещенный вестибюль, где еще один лакей поспешил предложить свою помощь, взяв у его светлости треуголку и отороченные серебряным кружевом перчатки.

– Лорд Бредли, какая честь!

Навстречу поспешно шел генерал Хейуорд, предупрежденный слугой.

– Я уж и не смел надеяться, что мы будем иметь честь развлекать вас в нашем новом доме.

Он низко поклонился.

– Будете играть в салоне, милорд, или предпочитаете закрытую комнату? Там несколько джентльменов играют в кости.

– Фаро, – коротко ответил виконт, медленно продвигаясь к лестнице. – Эта ваша падчерица по‑ прежнему держит банк?

– Серена, милорд… По‑ моему, она играет в хесед в верхнем салоне, но будет счастлива видеть вас.

Генерал проводил клиента наверх.

Серена проиграла опытному игроку, и сейчас была занята не слишком серьезной игрой в хесед с молодыми игроками, когда появились виконт и генерал. Она засмеялась над какой‑ то остроумной шуткой, бросила кости, но, случайно подняв глаза, оцепенела. Смех застыл на губах. Отчим повелительно позвал ее. Она извинилась и поднялась из‑ за стола.

– Милорд! – воскликнула она приседая. Голос потерял всякое выражение. Как и лицо.

Виконт поднял монокль и стал ее рассматривать:

– Вы ничуть не изменились после всех путешествий, дорогая. Все такая же красавица. Кто на этот раз попал в ваш капкан?

– Не знаю, о чем вы, милорд, – спокойно ответила она.

Он презрительно усмехнулся.

– Вижу‑ вижу, уж такая скромница…

Повернувшись к генералу, он добавил:

– Не могу осуждать вас за то, что продолжаете держать ее на рынке. Полезно для бизнеса, полагаю.

Генерал бросил предостерегающий взгляд на падчерицу, прежде чем ответить улыбкой на шутку виконта.

– Во что будете играть, сэр?

– О, эта милая молодая штучка сыграет со мной в пикет, – ответил виконт, вынимая из кармана японскую лакированную табакерку с перламутровыми инкрустациями. – Вашу ручку, дорогая, если будете так добры.

Серена протянула руку и сцепила зубы, скрывая брезгливость, когда он уронил щепотку табака на внутреннюю сторону ее запястья, нагнул голову и втянул ноздрями душистый порошок, прежде чем отпустить ее.

– Ведите меня к столу, дорогая. Я готов предложить забавную ставку: сто золотых гиней против поцелуя и одного темного локона. Достаточно справедливо, надеюсь.

– О весьма, и действительно забавно, – поспешил согласиться генерал, глаза которого жадно блеснули. – Серена будет счастлива угодить вам, милорд. Уверен, что она очень польщена. Не так ли?

Серена ответила взглядом, полным невыразимого презрения. Конечно, генерал его проигнорирует, но ей стало легче. Она подошла к маленькому игорному столу в нише боковой стены салона, уселась и стала тасовать карты. Лорд Бредли прекрасно играл в пикет, это Серена знала давно, но за последние два года она тоже отточила мастерство и быстро поняла, что его светлость давно не практиковался. Она же играла в холодном расчетливом молчании, обдумывала каждый ход, старалась не делать ошибок и сравнительно легко выиграла первые две партии.

– Две партии из трех дают мне право выигрыша, сэр, – объявила она, кладя карты на стол.

Виконт ответил не сразу. Вынул из кармана столбик золотых гиней, бросил на стол и покачал головой.

– Вы многому научились с тех пор, как мы в последний раз играли вместе. Но я настаиваю на утешительном призе, дорогая.

Он неожиданно схватил ее за руку, и она подивилась удивительной силе его пальцев.

– Один поцелуй.

Серена едва скрывала отвращение. Два года назад лорд Бредли сделал ей неприличное предложение, которое она решительно отвергла. Генерал пришел в бешенство, когда она отвергла покровительство виконта, но прежде чем смог предпринять какие‑ то меры, чтобы убедить Серену, виконт по какой‑ то причине взял свое предложение назад. Теперь, глядя в морщинистое лицо, на котором одни глаза еще напоминали о том красивом энергичном человеке, которым он был когда‑ то, у нее сжалось сердце. Неужели он повторит свое предложение?

– Никаких поцелуев, милорд, – твердо ответила она, вырывая руку. – Но если подождете, я дам вам локон.

Она быстро отошла от стола как раз в тот момент, когда генерал, наблюдавший за ними от столов, где играли в фаро, шагнул вперед.

Сколько еще ей придется это терпеть?

Серена смертельно устала. У нее почти не осталось сил, словно ставкой в игре была ее жизнь, а не унизительный поцелуй. Все дни проходили примерно как этот, и она не могла ни на секунду расслабиться. Неизвестно, что выкинет отчим в следующий раз.

Оказавшись в убежище своей спальни, она немного отдохнула. И долго изучала свое отражение в зеркале. Лицо еще сохраняло напряженное выражение: в углах губ и глаз виднелись тонкие линии, под глазами лежали голубые тени. Пока все это было еще не слишком заметно, но если так будет продолжаться дальше, ее лицо скоро избороздят глубокие морщины.

Она взяла маленькие золотые ножницы и отрезала локон за ухом. Так потеря не будет заметна. Два года назад она бы не стала раздумывать над косметическими ухищрениями, ее свежесть и красота в этом не нуждались, но времена меняются.

Она мрачно улыбнулась. А когда вернулась в салон, настало время второго ужина.

– Я сам провожу вас вниз, леди Серена, – объявил виконт, сунув локон во внутренний карман парчового жилета и предлагая ей руку.

Нахмурившись, Серена положила ладонь на его рукав и повела процессию в столовую.

Последнее время у виконта почти не было аппетита, несмотря на роскошные крабовые паштеты, суфле из омара, запеченные в раковине устрицы и другие блюда, доказывающие гостеприимство генерала. Диета Бредли по необходимости была пресной и безвкусной, и он от всей души ее презирал. Глядя на вкусные блюда, которые ему было запрещено есть, он еще больше раздражался. Отверг шампанское, выпил два бокала кларета и холодно уставился на сидевшую рядом Серену, занятую живой беседой с молодыми людьми, разделявшими с ними столик.

Наконец он резко отодвинул маленький позолоченный стульчик.

– Довольно. Велите подать мой экипаж, – приказал он и, схватив трость, поднялся.

Испуганная Серена вскочила.

– Что‑ то случилось, милорд? – спросил подбежавший Хейуорд. – Помочь вам?

– Нет. Велите подать экипаж. Для меня здесь больше нет ничего интересного.

Он замахнулся тростью на собравшихся, прежде чем окинуть яростным взглядом Серену, будто именно она была причиной всех его бед, и поковылял к двери.

– Что ты наделала? – прошипел падчерице генерал, прежде чем поспешить за виконтом.

– Он всегда был раздражительным старым медведем, – сказал лорд Карлтон со смешком. – Очень редко бывает в обществе. Я слышал, что несколько недель назад он лежал на смертном одре. Удивительно, что приехал сюда сегодня.

– О, он просто хотел поиграть в пикет с прекрасной Сереной, – ухмыльнулся другой молодой человек. – И кто может его осуждать?

– Невозможно играть в пикет с леди Сереной и надеяться выиграть, – пожал плечами Карлтон. – Я наблюдал за вашей игрой, Серена. Вы вели ее мастерски.

– Спасибо, вы очень добры, – кивнула Серена. – Мне нужно идти и попытаться уладить все мирно. Прошу меня простить, джентльмены.

Оказалось, что генерал уже успел усадить гостя в экипаж, а сейчас рвал и метал.

– Что ты ему сказала? – завопил он.

– Почти ничего, – честно заявила Серена. – Мы ни о чем не беседовали. И вообще он не любит пустой болтовни. Просто рассердился из‑ за проигрыша.

– Ты должна была позволить ему выиграть. Его гордость была задета. Могла бы отдать хотя бы одну партию.

– Это продлило бы мучения для нас обоих. И кроме того, я дала ему свой локон.

– Но он хотел поцелуй, – процедил генерал. – Что тут дурного?

– Это дурно для моей репутации, сэр.

– Репутации? – усмехнулся он. – Ты одна из дочерей фаро, и по закону тебя могут публично высечь на телеге. Взгляни правде в глаза, девочка! Ты не более респектабельна, чем любая ковент‑ гарденская шлюха или хозяйка борделя.

Повернувшись, он ушел в столовую.

Серена долго не шевелилась, рассеянно слушая доносившиеся до нее отголоски разговоров. Генерал сказал правду, но это он превратил ее в дочь фаро. И пока у нее не будет достаточно денег, чтобы обрести независимость, ничего не поделаешь: придется оставить все как есть.

Виконт Бредли бессильно скорчился в экипаже, уносившем его на Стрэнд. Настроение у него было хуже некуда. Кем себя вообразила девчонка? Она не многим лучше шлюхи, и самое большее, на что может надеяться, – получить респектабельного богатого покровителя, и то пока молода и красива. Однажды она отказала ему, и он перестал преследовать ее, но лишь потому, что питал некоторую симпатию к племяннику.

Он почти улыбнулся при воспоминании о Себастьяне, белом от ярости, назвавшем его отступником и старым извращенцем, угрожавшем вызвать на дуэль. Пистолеты на рассвете… или шпаги?

Бредли прикрыл глаза, когда экипаж завернул за угол. Он предполагал, что Себастьян хотел заполучить Серену в содержанки, и поэтому благородно отошел в сторону, но вскоре узнал, что генерал с падчерицей закрыли свое заведение на Чарлз‑ стрит и уехали за границу. Так что женщина не досталась ни ему, ни Себастьяну.

Экипаж остановился, и виконт с трудом вывалился из него, проклиная ревматизм, неуклюжесть слуг и холодный воздух. Оказавшись наверху, в своей спальне, где ярко горел огонь, занавески были задвинуты на окнах и постели, виконт опустился в глубокое кресло и понял, что совершенно не хочет спать. Нужно сначала немного успокоиться.

Виконт энергично тряхнул маленький колокольчик, стоявший перед ним на столе.

– Что угодно, милорд? – спросил Луи, его камердинер, немедленно появившийся из смежной комнаты.

– Пошлите сюда эту черную ворону, Косгроува. Я хочу кое‑ что записать, – пробормотал Бредли из глубин кресла. – И принесите коньяк.

– Сию минуту, милорд.

Луи поставил графин и бокал на столик около виконта и пошел за несчастным отцом Косгроувом, чьей тяжкой обязанностью было исполнять роли личного исповедника, священника и секретаря виконта, долженствующего записывать под диктовку мемуары его светлости, включавшие повествования о многочисленных романах и любовных связях. Молодой священник едва скрывал шок от такого непотребства, но чем больше он ужасался и возмущался, тем большее удовольствие доставляло виконту подробно излагать детали каждого романа.

Отец Косгроув, разбуженный от глубокого сна в своей маленькой монашеской комнатке под самой крышей, устало надел рясу и спустился к хозяину дома, который приветствовал его словами:

– Приготовьтесь записывать, ворона. Я вспомнил очередную историю, которая так и просится на бумагу.

Молодой священник сел за секретер, заточил перо, опустил в чернильницу и, сдерживая зевки, стал ждать. Бредли решил изложить свои фантазии относительно прелестной леди Серены, фантазии, которым он предавался, когда впервые увидел ее. И поскольку решил сделать очередную пакость, описал этот вымысел как нечто реальное, насочинял как только мог, населив их прекрасными женщинами, сжимавшими друг друга в объятиях, восхищаясь нежной кожей Серены, ее упругими грудями и попкой, гибкими руками и ногами.

Отец Косгроув извивался, мучился, терзался, но честно записывал каждое слово.

Только через два часа настроение виконта немного улучшилось, и к этому времени он так погрузился в мир фантазий, что стал похотливее сатира. Увы, он понимал, что всего на несколько минут превратился в чувственного сладострастного мужчину…

– Идите спать, ворона, – устало бросил он. – И пошлите ко мне Луи. Я тоже готов лечь в постель.

Молодой священник исчез так же быстро и бесшумно, как появился, и Луи помог хозяину.

Но сон пришел к нему не сразу. Он лежал тихо, и когда мозг очистился от злобы, нахлынули воспоминания о том, каким он был в молодости. Честолюбивым, но открытым для любви. И как он любил Аврору! Весьма затейливое имя для горничной, но она для него была воплощением розового рассвета, или так он считал, затерянный в приторно‑ сладком царстве телячьей любви. По крайней мере они это называли именно телячьей любовью. Ему твердили, что он очень быстро забудет о предмете своей страсти, велели поискать жену в своем кругу, клялись, что он опозорит имя Блэкуотеров. И по какой‑ то идиотской причине он им поверил. Решился пожертвовать любовью ради семьи, пока не узнал, что они сделали с Авророй. Выбросили ночью на улицу, без единого пенни, без рекомендаций, предоставив самой заботиться о себе. Она могла быть и беременной, этого он не знал. Но понимал, что такое вполне возможно. И хотя он искал ее повсюду, семья, похоже, ухитрилась стереть девушку с лица земли. Можно было подумать, ее никогда не существовало… Если не считать отпечатка, оставленного в его сердце.

Родственнички должны были заплатить. Он позорил семью как мог, в то же время сколачивая состояние самым неблагородным, по их мнению, способом. Но его последняя месть воистину будет сладостной. Ханжи и моралисты клана Блэкуотеров будут вынуждены принять в свое лоно имеющих самую постыдную репутацию невест трех братьев. А после его смерти этот маленький литературный шедевр опубликуют… Это будет скандальный памфлет, который потрясет и возмутит высшее общество. Жаль, что он этого не увидит. Его шансы наблюдать за всем с розового облака на небесах ничтожны.

Бредли криво усмехнулся. Вряд ли можно ясно увидеть покинутый им мир из огненных глубин царства Люцифера.

Наутро Серена, сидя в маленькой гостиной, которую считала своей, обсуждала с кухаркой меню ужина, когда на пороге появился Фланаган.

– Миссис Саттон и мисс Саттон желают знать, дома ли вы, миледи.

– О…

Серена нахмурилась. Она не ожидала, что Саттоны явятся так скоро.

– Да, конечно, Фланаган. Пригласите их. Думаю, миссис Дрейк, мы обо всем договорились.

– Полагаю, что так, леди Серена. Холодные жареные куропатки – самое что ни на есть изысканное блюдо.

Серена неопределенно улыбнулась, помня, что первыми исчезают со столов самые дорогие деликатесы. Встав из‑ за секретера, она подошла к камину и поворошила кочергой уголья. День выдался облачным, на улице дул холодный ветер, бесцеремонно проникавший через щели в оконных рамах. Нужно будет сказать Фланагану, чтобы заткнули щели еще до начала зимы.

Серена выпрямилась и отложила кочергу. Дверь открылась, и Фланаган впустил посетителей.

– Миссис Саттон… Абигайль, дорогая, как мило с вашей стороны навестить меня. Фланаган, принесите кофе, пожалуйста.

– Сейчас, миледи.

Он вышел, а миссис Саттон с любопытством оглядела комнату.

– Дорогая леди Серена, какая очаровательная обстановка, да и сам дом тоже! – объявила она. – Куда роскошнее, чем наше маленькое жилище на Брутон‑ стрит.

– Ваш дом просто восхитителен, миссис Саттон, и находится в очень фешенебельном квартале. Пожалуйста, садитесь.

Она показала на диван, а сама устроилась напротив.

– Надеюсь, Абигайль, больше у вас не случалось неприятных приключений?

Абигайль покачала головой:

– О нет. Конечно, нет. Все это было не слишком серьезно. Думаю, было глупо тревожиться. Сегодня утром мы с мамой пошли на Пиккадилли за покупками, и все казалось таким обыденным, что я не смогла понять, почему накануне так испугалась. Но мистер Салливан был таким галантным! Я всегда буду ему благодарна. – Она тихо вздохнула. – Мы с мамой думаем, что мне следует написать ему записку и поблагодарить за доброту. Как по‑ вашему, леди Серена?

– Если вы с мамой так считаете, конечно… Спасибо, Фланаган… не стоит его разливать, я сама все сделаю.

Серена кивнула дворецкому, который поставил перед ней поднос с кофе.

– К сожалению, он не оставил карточки, и я не знаю его адреса, – пожаловалась Абигайль. – Вы, случайно, не помните, куда ему писать?

– О, у меня точно есть его карточка, – кивнула Серена. Для одинокой женщины было бы странно знать наизусть адрес холостяка, который к тому же ей не родственник. – Сейчас поищу.

Она налила кофе и подала гостям чашки.

– Какие планы у вас на сегодняшний день?

– Видите ли… именно поэтому мы и приехали, – возбужденно затараторила Абигайль. – Хотели попросить вас кое о чем очень важном.

– Абигайль, позволь мне объяснить… и ни к чему трещать как сорока. Что о тебе подумает леди Серена?

Миссис Саттон слегка ударила сложенным веером по колену дочери, и Абигайль мгновенно притихла.

Серена улыбнулась.

– Ну что вы, мэм, какие пустяки. Неудивительно, что Абигайль так взволнована, оказавшись впервые в Лондоне. Ей предстоит столько всего увидеть! Львов на бирже, лондонский Тауэр, Воксхолл и сады Раналей – и это только начало.

– Да, в свое время мы все это посмотрим, – кивнула миссис Саттон. – Но я хотела попросить вас, леди Серена, помочь нам дать званый обед в узком кругу.

– Помочь вам, мэм? Но чем? – удивилась Серена.

– С гостями, – выпалила Абигайль – Видите ли, мы совсем не знаем нужных людей, кроме вас и генерала, конечно. Полагаю, можно сказать, что теперь мы знакомы с мистером Салливаном. Он пил эль с папой… Но в этом‑ то и сложность… Мы не знаем, как пригласить его, потому что неизвестно, где он живет. А для него нужно собрать приличных гостей. Папа говорит, что он может в любое время прийти к нам и попробовать баранину и церемонии тут вовсе ни к чему, но думаю, в Лондоне так не принято. Как вы считаете?

Она остановилась, чтобы отдышаться.

– Ну, примерно так, леди Серена, – кивнула мать, укоризненно глядя на Абигайль. – Я хотела все рассказать по порядку, но эта болтушка вечно выскакивает первой. Если вы пригласите своих друзей на ужин, это может быть началом дебюта Абигайль.

– Понимаю.

Серена пригубила кофе. Просьба была абсолютно необычной, скорее из ряда вон выходящей, но в ней был определенный смысл. Мало того, просьба ее позабавила. Весьма приятный контраст с теми развлечениями на Пикеринг‑ плейс, к которым она привыкла.

– У ваших друзей не найдется причин пожаловаться на мое гостеприимство, – настаивала миссис Саттон, видя колебания Серены. – У меня прекрасный стол, а мистер Саттон разбирается в винах, хотя он человек простой и незатейливый. Он знает, что почем, и сделает все, чтобы наша дочь вошла в светское общество. И не остановится ни перед какими расходами.

– О, мэм, я в жизни бы не подумала ни о чем таком, – запротестовала Серена. – И уверена, что мои друзья будут счастливы посетить ваш дом. Но мне нужно время подумать.

Хотя Серену никогда не приняли бы в гостиных высшего света, молодые люди, посещавшие игорные салоны на Пикеринг‑ плейс, в отличие от их родителей, будут рады принять ее приглашение.

– Уверена, что вы сможете найти подходящее общество для мистера Салливана, – кивнула Марианна. – Не то что мы. И мы будем рады еще раз поблагодарить его за услугу, оказанную Абигайль. Поэтому вы назначьте день, а я все подготовлю. Может, пригласить оркестр? Или устроить танцы?

Ее глаза игриво блеснули.

– Всего несколько пар, ничего грандиозного. Что вы об этом думаете, леди Серена? Неплохо бы устроить настоящую вечеринку для молодых людей.

– Совершенно верно, – согласилась Серена, несколько потрясенная скоростью, с которой миссис Саттон перескочила от обеда в узком кругу к балу с танцами. – Однако я думаю, что лучше пригласить для начала всего несколько пар, как средство утвердиться в обществе… ну, вы понимаете.

Абигайль была явно разочарована, но мать тут же кивнула:

– Вам лучше знать, леди Серена, как полагается в высшем свете. Предоставляю все вам. Только скажите, кого пригласить, и я все сделаю.

Она отставила чашку с кофе.

– Но мы не можем отнимать у вас столько времени. Пойдем, Абигайль. Нужно ехать к модистке на примерку. Вы знаете мадам Бетти, леди Серена? Мне сказали, что она лучшая модистка и шьет только на избранных.

– Уверена, что так и есть, – пробормотала Серена, хотя никогда не слышала о такой модистке. Сама она шила у женщины, работавшей еще на ее мать, тихой француженки с безупречным вкусом и избранными клиентами.

Дверь в гостиную со стуком распахнулась.

– Как мило! Миссис Саттон и очаровательная мисс Саттон! – воскликнул генерал, расплывшись в улыбке и потирая от удовольствия руки. – Я сразу не поверил, когда Фланаган рассказал мне о вашем визите. Вы оказываете нам огромную честь, навестив так скоро после возвращения в Англию.

– Леди Серена была так добра, что приехала к нам вчера, генерал, – пояснила Марианна, приседая.

Генерал низко поклонился и поцеловал ей руку, прежде чем повернуться к Абигайль.

– Итак, мисс Саттон, как вам понравился город? Должно быть, оправдал ваши ожидания. Сегодня вы выглядите особенно прелестно. Свежи как маргаритка.

Абигайль покраснела до корней волос и, сделав реверанс, пролепетала:

– Вы слишком добры, сэр… слишком добры.

– Я говорю чистую правду, дорогая. Чистую правду. А мистер Саттон не поехал с вами?

Генерал оглянулся с таким видом, словно ожидал, что из‑ за дивана немедленно появится солидная фигура Уильяма.

– У мистера Саттона сегодня дела, но он дал мне крайне важное поручение, генерал, – призналась Марианна, обмахиваясь веером.

– Все, что угодно, дорогая… мэм. Ради вас я готов на любой подвиг! Прошу вас, садитесь.

Он придвинул ей стул, и Марианна села, продолжая орудовать веером. Серена опустилась на диван и сделала знак Абигайль сесть рядом с ней. Та с благодарной улыбкой приняла приглашение. У генерала была неприятная привычка похлопывать по ее колену, ладони, даже плечу. Поэтому она была рада сесть подальше от него: подобная фамильярность не была принята в обществе. И вообще, по ее понятиям, леди и джентльмены обычно не сидят рядом на диване, если только они не помолвлены или не находятся в родстве.

– Итак, дорогая мадам, чем могу служить?

– О, это не мне. Дело в мистере Саттоне. Он в затруднении… никак не может закупить лошадей… поскольку не знает, как дела подобного рода делаются в «Таттерсоллз».

– Буду счастлив помочь мистеру Саттону, – заверил генерал. – Всем известно, что я прекрасно разбираюсь в лошадях и, конечно, могу дать добрый совет вашему мужу.

– Вряд ли муж нуждается в подобных советах, – заверила Марианна. – Он гордится тем, что у него лучшие в городе конюшни. И фермеры, и аристократы приводят своих кобыл на случку к его жеребцу. Сомневаюсь, чтобы в графстве кто‑ то лучше его разбирался в лошадях.

Серена скрыла улыбку при столь очевидном, хотя и ненамеренном, оскорблении. Она видела, как расстроился отчим. Но ему оставалось только проглотить досаду.

Резко вскочив, он проворчал:

– Что я на это могу сказать? Только повторить, что готов любым способом служить мистеру Саттону. Пусть навестит меня. Утром я обычно бываю дома. А теперь, доброго вам дня мэм… мисс Саттон.

Он поклонился и вышел из комнаты, печатая шаг.

Марианна и Абигайль не задержались, оставив Серену наслаждаться воспоминаниями о поражении генерала и удивляться необычайному требованию мамы и дочки Саттон. Пригласить собственных друзей в чужой дом… просто невероятно!

Она была рада помочь дебюту Абигайль, в меру своих сил, разумеется. Высшие круги общества так же далеки от нее, как и от Саттонов, хотя последние об этом не подозревали. Они считали генерала и его падчерицу безупречными завсегдатаями высшего света. И пусть считают… пока Абигайль не вырвется из лап генерала. Она могла бы обличить перед Саттонами себя и отчима, правда судя по тому, что знала об Уильяме, тот немедленно увезет дочь и жену обратно на север. Но Серена не видела причин лишать Абигайль дебюта и возможности сделать хорошую партию только потому, что Хейуорд вышел на охоту. Само сознание, что может помешать ему, доставляло Серене невероятное удовольствие.

Конечно, было время, когда высшее общество не отвергало Серену. Но какой смысл вспоминать счастливые годы до второго брака ее матери.

Серена решительно тряхнула головой. Эти мысли только расстраивают ее, из‑ за чего нынешнее существование становится еще более невыносимым. По крайней мере мать не дожила до худшего. Жизнь ее со вторым мужем и без того была достаточно скверной, но она не дошла до самого мерзкого унижения, и это служило Серене некоторым утешением.

Она заставила себя думать о более интересных вещах. И миссис Саттон, и ее дочь, похоже, рады продолжить знакомство с Себастьяном Салливаном. Неужели мечтают о чем‑ то большем? Интригующая идея, но совершенно невозможная. Себастьян никогда не решится на подобный мезальянс. Не то чтобы он так уж придерживался светских правил, но есть в жизни некоторые вещи, которые просто не позволены человеку его происхождения.

Глава 5

– Нет, так не пойдет. Помогите мне снять это, Бриджет, – попросила Серена, с неудовольствием рассматривая свое отражение в зеркале. Когда‑ то ей нравилось платье из сиреневого шелка, и оно по‑ прежнему ниспадало изящными складками с ее точеной фигурки, но этот цвет больше ей не шел. Кожа казалась желтоватой, и хотя платье было сшито в тон ее глазам, они казались тусклыми и унылыми.

Горничная помогла ей снять платье и повесила его в шкаф.

– Так что же вы наденете, миледи?

Серена перегнулась через плечо Бриджет и стала перебирать платья. Даже когда у генерала не было и двух пенни в кармане, она носила платья по последней моде. Это считалось необходимыми деловыми расходами.

– Зеленый с белым муслин поверх зеленой атласной нижней юбки, – решила она, глядя на каминные часы. Было уже одиннадцать, а встреча с Себастьяном назначена на полдень.

Платье было очень простым. Рукава перехвачены на локтях темно‑ зеленой бархатной лентой, из‑ под которой вырываются веера кружев. В разрезе верхней юбки из светлого муслина видна нижняя, из темно‑ зеленого шелка. Вырез обрамлен широким кружевом, а белая косынка, повязанная над грудью, придавала наряду необходимую скромность.

Серена, прищурившись, снова осмотрела себя в зеркало. Сойдет и так…

– Наденете темно‑ зеленый плащ, миледи? На улице довольно холодно, и он будет очень хорошо гармонировать с платьем, – нерешительно предложила Бриджет.

– О, простите меня, – улыбнулась Серена оборачиваясь. – Я сегодня похожа на старую злобную кошку. Плохо спала. Да. Зеленый плащ подойдет.

Она действительно плохо спала, что бывало очень часто в последние дни, но твердила себе, что это не имеет ничего общего с предстоящей встречей.

Горничная накинула ей на плечи короткий плащ с капюшоном, застегнула гагатовую пуговицу и подала темно‑ зеленые лайковые перчатки, точного оттенка ее туфелек на каблуках.

– Вы прекрасно выглядите, леди Серена, – восхищенно прошептала она.

– Спасибо, вы очень добры. – Серена поцеловала девушку в щеку. – Если генерал спросит про меня, передайте, что я скоро вернусь.

– Сказать ему, куда вы пошли?

– Как вы можете что‑ то сказать, если ничего не знаете? И, пожалуйста, приготовьте вечером ванну. До обеда, если можно. Я надену шелк цвета слоновой кости.

– Да, миледи. – Бриджет присела.

Серена вышла на улицу и поспешно направилась к дому Маргарет. Дверь открыл лакей.

– Миссис Стэндиш велела нам подождать вас, леди Серена. Когда прикажете, мы подадим прохладительное.

Он взял плащ и перчатки Серены и проводил ее в гостиную Маргарет.

Комната показалась ей очень уютной. В камине горел огонь, графины с шерри, мадерой и кларетом стояли на буфете, живые цветы красовались на подоконниках и пристенных столиках, новые свечи только ждали огнива и кремня.

Серена невольно подумала, что оказалась в настоящем любовном гнездышке. Как и замышляла Маргарет. В глазах последней рандеву есть рандеву, и всякое может случиться. Впрочем, она не знала истории этой встречи. А вдруг Себастьян не так ее поймет? Вряд ли. Он слишком обижен и рассержен. Ее намеренная жестокость возымела свое действие. Она вспомнила холодность его голоса, искры презрения в глазах. Он требовал этой встречи, чтобы выяснить отношения. Чтобы встречаться без всякой неловкости, как подобает старым знакомым. Что же, она вполне с ним согласна.

– Привести вашего гостя, как только он прибудет, леди Серена, или сначала доложить о нем?

Дворецкий Маргарет Стэндиш прекрасно знал свое дело.

– Приведите достопочтенного Себастьяна Салливана, как только он придет, Хорас. Спасибо.

После ухода дворецкого она подошла к окну и взглянула на улицу. Отсюда она могла видеть, как Себастьян заворачивает за угол. Серена так разнервничалась, что смяла угол занавески и стала поправлять цветы в вазах. Было без десяти двенадцать. Себастьян, как всегда, пунктуален и учтив.

Ровно без двух минут двенадцать Себастьян подъехал к дому. Он был одет в лосины, темную шерстяную куртку, а на его треуголке, отороченной серебряным кружевом, красовался алый плюмаж. Сердце Серены перевернулось. Сколько раз в былые времена он вот так приезжал к ней, пока она ждала в маленькой комнате на втором этаже гостиницы на Кинг‑ стрит, сгорая от нетерпения.

Наблюдая, как он спешивается, Серена почти представила, что прошлое вернулось… через минуту она услышит его шаги на лестнице. Он спешит к ней… Распахнет двери, как часто это делал, и в два шага окажется рядом, схватит ее в объятия и завладеет губами в долгом поцелуе, который, кажется, вытянет душу из ее тела.

Наконец она услышала его решительный стук, и, кажется, задохнулась, и почувствовала, как вспыхнуло лицо, когда его шаги простучали в коридоре. Он о чем‑ то спросил дворецкого, и тут дверь комнаты открылась.

– Мистер Салливан, миледи, – объявил дворецкий отступая.

Дверь закрылась, и они остались одни.

Себастьян сунул стек под мышку и стал снимать перчатки.

– Итак, Серена, – обронил он, глядя на нее странно светящимися голубыми глазами.

– Итак, Себастьян, – в тон ответила она, безуспешно стараясь принять беспечный вид.

Само его имя пробуждало столько воспоминаний, вызывавших боль и ощущение потери.

Она поспешно отвернулась, опасаясь, что он заметит слезы в ее глазах, и сухо пробормотала:

– Спасибо, что пришел.

– Не за что, – вежливо ответил он, отбрасывая стек, шляпу и перчатки на консоль.

Серена поняла, что Себастьян ждет от нее первого шага. Какая несправедливость, учитывая, что это он настаивал на встрече! Раздражение осушило слезы, и она довольно резко спросила:

– Итак, о чем ты хочешь поговорить?

Себастьян рассмеялся: коротко и невесело.

– Не будь абсурдной, Серена.

Она резко развернулась, яростно сверкая глазами.

– Ты меня называешь абсурдной? Ты, который настаивал на выяснении отношений? Ну что же ты? Начинай выяснять отношения!

Он вздохнул и огляделся.

– Милый домик. Кому он принадлежит?

Ей следовало помнить его привычку менять тему, когда назревала ссора, поэтому Серена ответила ему в тон:

– Старой подруге. Она сегодня уехала из города.

– Понятно. Действительно тайное свидание. Не иначе. Можно предложить тебе бокал вина?

Серена едва сдержала привычный порыв запустить в него чем‑ нибудь. Теперь он пытается вывести ее из себя, указав на полное отсутствие гостеприимства. Еще одна из его раздражающих привычек, которые она так хорошо помнила. В старые времена, правда, она над этим смеялась, но все это в прошлом.

Она спокойно улыбнулась и показала на буфет.

– Прошу.

– Будешь пить, как обычно, шерри, или твои вкусы изменились? – бросил он не оборачиваясь.

Ей очень хотелось сказать, что да, изменились, но это будет так по‑ детски… и не причинит боли никому. Кроме нее.

– Спасибо.

Себастьян налил вина и подал ей бокал.

– За выяснение отношений! – воскликнул он, поднимая свой в шутливом салюте.

Серена покачала головой и пригубила вино, прежде чем спросить:

– Как идут дела?

Она не рассказала, как жадно хваталась за все английские газеты, опасаясь увидеть в них объявление о помолвке или женитьбе.

– Все в порядке. А как ты? Все хорошо?

Она хотела дерзко ответить, что все великолепно, но слова не шли с языка. Вместо этого она пожала плечами.

– Дела идут прекрасно. Генерал доволен.

Несколько секунд он молча смотрел на нее, потому что не верил. Что‑ то было не так. Перед ним была не прежняя Серена, полная чувственной энергии, веселья, живости, которые он так любил. В ней словно погасло пламя. Впрочем, погасло оно уже три года назад, когда она сказала, что никогда ничего к нему не питала.

– Но ты? Как живешь ты? – настаивал он. – Мне абсолютно безразлично игорное заведение, которым ты управляешь.

Как он может? И что знает о ее жизни?

Серена горько вздохнула.

– Мое благосостояние и успех нашего бизнеса нераздельны, – процедила она ледяным тоном, ставя стакан.

Он снова долго молчал, прежде чем тихо сказать:

– Почему ты предала меня, Серена? Неужели разлюбила всего за одну ночь? Только не говори, что никакой любви не было. Мы любили друг друга безоглядно, и, что бы ты ни говорила, не убедишь меня в ином.

Серена покачала головой.

– Мы испытывали друг к другу какие‑ то чувства: не стану этого отрицать, – но то были юношеские забавы, и, конечно, они не могли длиться долго… Так случается в молодости. Ты же не воображаешь, что это могло стать вечным? Я одна из дочерей фаро, ты – младший сын графа, без всяких перспектив, хоть и из благородной семьи. На что бы мы жили? Питались воздухом?

В голосе ее было столько презрения, что Себастьян побелел как полотно. На щеке задергалась предательская жилка.

– Мы вполне смогли бы прожить, – уверил он. – Если бы ты имела мужество смотреть правде в глаза, все бы у нас получилось. Ты струсила, Серена.

Он осушил бокал.

– Это все, что я хотел сказать.

Он взял шляпу, перчатки и стек и шагнул к двери.

Ужасающая несправедливость обвинений потрясла ее. Несколько секунд она боролась с собой, прежде чем язвительно констатировать:

– Насколько я поняла, это и есть выяснение отношений. Теперь мы можем обмениваться вежливыми кивками, если, по несчастью, где‑ нибудь столкнемся.

Себастьян, поджав губы, резко обернулся, но продолжал стоять, похлопывая перчатками по ладони, раздувая ноздри, стараясь подавить ярость, вызванную ее оскорбительным тоном. Все повторялось, как и три года назад, хотя тогда он был сражен ее словами, теперь же был зол, как никогда прежде.

Она отвернулась от него и отошла к окну: спина прямая, плечи расправлены, взгляд устремлен на дома напротив.

И ее неподвижность была так красноречива, что пробила панцирь его гнева. Она вдруг показалась ему такой беззащитной, такой уязвимой; ее белая длинная стройная шея казалась слишком хрупкой, чтобы выдержать тяжесть головы. Он любил целовать эту шею… и сейчас воспоминания об этом были так реальны, что он ощутил свежий аромат розовой воды, который шел от ее кожи.

Поколебавшись, Себастьян сказал уже тише:

– Мне не следовало называть тебя трусихой. Прости. Полагаю, у тебя были свои причины. И если я принял мимолетное влечение за более глубокое чувство, значит, ошибка моя.

Он грустно усмехнулся.

– Тогда я был таким глупым и влюбленным… По молодости!

Голос его звучал тихо, но напряженно, и Серена медленно повернулась. Губы Себастьяна были решительно сжаты, голубые глаза – ясны, взгляд прям. И она, вздрогнув, поняла, что нежный, любящий, беззаботный юноша из той долгой, страстной идиллии, закончившейся три года назад, повзрослел, превратился в широкоплечего, излучавшего силу, уверенность и решимость мужчину. Черты лица стали более жесткими, а глаза, как всегда сияющие, теперь были грустными и серьезными.

Она вдруг задалась вопросом, могут ли они так же легко зажечься смехом, как раньше? Жаль, если он лишился способности привносить в жизнь немного иронии.

– Ах, не стоит об этом думать, – пожала она плечами. – Ну что, перемирие?

– Перемирие, – согласился он, протягивая руку.

Серена шагнула вперед и вложила пальцы в его ладонь. На мгновение их глаза встретились, и они снова затерялись друг в друге. Себастьян поспешно уронил руку, отвел взгляд, и невидимая связь прервалась.

– До свидания, Серена, – попрощался он, направляясь к двери.

– До свидания. Хорас проводит тебя.

– Спасибо.

Она долго прислушивалась к удалявшимся шагам, к разговору Себастьяна с Хорасом. Наконец входная дверь захлопнулась. Серена подошла к окну, встала сбоку, защищенная бархатной шторой от взглядов с улицы, и принялась наблюдать, как он отвязывает лошадь и садится в седло. И вдруг поднял голову!

Серена поспешно отступила, хотя знала, что он не может ее видеть.

Себастьян пришпорил лошадь и поскакал в сторону Сент‑ Джеймс‑ стрит.

Почувствовав невыразимую усталость, словно пробежала марафонскую дистанцию, Серена опустилась в низкое кресло у огня и, положив голову на спинку, закрыла глаза. Впервые она увидела Себастьяна на маленькой вечеринке, которую давал один из постоянных клиентов игорного заведения генерала Хейуорда на Чарлз‑ стрит.

Молодой хозяин клялся в вечной любви к леди Серене Кармайкл и следовал за ней повсюду как заблудившийся щенок. Будь ее воля, Серена очень мягко отвадила бы его, но отчим приказал держать молодого человека на поводке. Ему предстояло унаследовать большие деньги, да и сейчас он не бедствовал, и, следовательно, проигрывал в заведении генерала огромные деньги. Серена, как обычно, повиновалась. Молодой лорд Фэрфакс не понесет серьезного урона. Во всяком случае, такого, который навлечет на него отцовский гнев.

Но на эту вечеринку явился Себастьян Салливан, златовласый Адонис с поразительной глубины голубыми глазами и солнечной улыбкой. Казалось, новый гость всего лишь мельком глянул на нее, прежде чем присоединиться к кружку друзей, но не прошло и нескольких минут, как он оказался рядом и вручил ей бокал шампанского со словами:

– У меня такое чувство, что вы очень хотите пить.

Она рассмеялась, спросила, как он угадал, и Себастьян ответил:

– О, мне кажется, я точно знаю, что вы любите и что вам понадобится в следующую минуту.

Она даже задохнулась от такой дерзости, и даже сейчас, разбитая и уничтоженная, Серена улыбнулась, вспомнив, как затрепетала при этих словах. И Себастьян сдержал свое слово до последней мелочи.

Пока… пока она не сделала того, что должна была сделать. И теперь он не сможет простить ее. Да и как, если она сама себя простить не сможет!

Глава 6

Молодой человек, стоявший у дома на Брутон‑ стрит и смущенно поправлявший галстук, явно нервничал. Одет он был с безупречным вкусом: в камзол и панталоны из темно‑ коричневого шелка, а также жилет цвета темного золота в зеленую полоску; черные кожаные туфли начищены до блеска, на красных каблуках ни единой царапины, трость с серебряным набалдашником стоит под принятым правилами углом, черная треуголка красиво отделана золотом. Дважды он подходил к двери, чтобы взяться за медный молоток, и дважды отступал. Наконец он отошел за угол, оглянулся и, очевидно приняв решение, вернулся к дому.

Абигайль наблюдала за сценой из окна гостиной.

– О, мама, только посмотрите, мистер Веджвуд снова возвращается. Как по‑ вашему, он опасается, что пришел не по тому адресу?

– Понятия не имею, Абигайль. А теперь отойди от окна. Настоящие леди не глазеют на улицу подобным образом. Что подумают соседи? – недовольно пробурчала Марианна, занятая вышиванием.

– Вряд ли соседям есть дело до того, что творится на улице, мама, – надулась Абигайль. – Здесь любопытных нет, если ты успела заметить. Дома всегда все знают, что происходит на улице: кто к кому приехал… кто с кем разговаривает, – это же вполне естественно.

– Подобное стремление совать нос в чужие дело в обществе не одобряется, – процедила мать. – А теперь берись за вышивание. Если к нам явится визитер, нельзя, чтобы он видел, какая ты бездельница!

Абигайль послушно взялась за пяльцы, всем своим существом прислушиваясь к раздававшимся внизу звукам, и все же подскочила от стука дверного молотка. Легкий румянец оживил ее хорошенькое личико, но она упорно не отрывала глаз от работы и не подняла головы, когда в дверях появился дворецкий.

– Мистер Джонас Веджвуд, мэм, желает знать, дома ли вы.

Марианна вздохнула. Как неприятно, что Абигайль привлекла внимание этого молодого человека! Несмотря на известность его семьи в местном обществе, не такого брака Марианна хотела для дочери. Но хорошие манеры запрещали отказать в гостеприимстве сыну семьи, считавшейся одной из самых важных в Сток‑ он‑ Тренте.

– Разумеется, Моррисон. Просите.

Дворецкий с поклоном удалился, и через несколько минут в комнату вошел молодой человек.

– Миссис Саттон… мэм… мисс Саттон, – пробормотал он с низким поклоном, – как любезно с вашей стороны принять меня! Я надеялся оставить карточку… не смел представить, что вы окажетесь дома.

Он не отрывал глаз от Абигайль, которая так и не отвлеклась от своего вышивания.

Марианна отложила пяльцы и учтиво улыбнулась:

– Садитесь, мистер Веджвуд. Мы не ожидали столь раннего визита. Видимо, вы приехали по делам? Поручение дяди?

– Так и есть, мэм. Но дела не заняли много времени и дядюшка разрешил мне полюбоваться достопримечательностями Лондона.

Он глянул на Абигайль, которая наконец подняла голову и застенчиво улыбнулась.

– Я надеялся, что мисс Аби… мисс Саттон примет приглашение в театр с последующим ужином. У меня есть ложа в театре «Друри‑ Лейн». По‑ моему, дают спектакль «Буря», и если вы не сочтете это за дерзость, мэм, окажете мне большую честь…

Речь бедняги постепенно затихала. Шляпа была окончательно измята, трость упала на пол, и Джонас, залившись краской, нагнулся, чтобы ее поднять.

Абигайль восторженно захлопала в ладоши.

– О, мама! Как чудесно… пойти в театр… я так мечтала… Кто играет Миранду, мистер Веджвуд? Вы знаете?

Он покраснел еще гуще, выпрямился и положил трость на колени.

– Боюсь, что нет, мисс Саттон… Не успел…

По правде говоря, он понятия не имел, о чем идет речь, знал только, что пьеса классическая, а следовательно, на нее можно водить порядочных девушек. Он умоляюще уставился на мрачную как ночь Марианну. Та ответила ледяной улыбкой.

– Нужно спросить у мистера Саттона. Он может посчитать театр неподходящим местом для молодой девушки. Абигайль нужно думать о своей репутации.

Сгорая от стыда, молодой человек пролепетал, что ни в коей мере не оскорбил дам. Он просто хотел доставить мисс Саттон удовольствие… и ее матери, конечно. Марианна ответила еще одним ледяным кивком, и в комнате воцарилось молчание.

– Я… Я надеюсь, папа нам позволит, мистер Веджвуд, – неловко пробормотала Абигайль. – Я бы очень хотела пойти, и вы ни на секунду не должны думать, что такое приглашение может оскорбить… Скорее наоборот.

Она вызывающе уставилась на мать.

– Я немедленно пойду спрошу папу.

Она подбежала к сонетке и, прежде чем Марианна успела возразить, энергично за нее дернула. Тут же появился Моррисон.

– Пожалуйста, попросите папу прийти и решить кое‑ что, Моррисон, – протараторила Абигайль, не давая матери вставить слово. – Скажите, что это очень важно.

Марианна не могла отменить распоряжение дочери в присутствии слуги, только плотно сжала губы и снова принялась за вышивание.

Через несколько минут в гостиную ворвался мистер Саттон.

– Что случилось, дорогая доченька? Что тебе нужно от твоего старого отца? О, да это Джонас Веджвуд! Добро пожаловать, молодой человек! – Он сердечно потряс руку Джонасу. – Как идут у вас дела? Рассказывайте все. Я буквально изголодался по доброй деловой беседе.

Он так пожирал глазами молодого человека, словно хотел унести его в библиотеку, чтобы обсудить финансовые проблемы, которые так его интересовали.

– Нет, папа! – воскликнула Абигайль вскакивая. – Ты не можешь увести мистера Веджвуда, пока не узнаешь о его приглашении. Он пригласил меня и маму в театр. Я так давно мечтала там побывать и умираю от желания пойти, но мама говорит, что ты должен дать позволение.

– Ах вот как?

Уильям глянул на жену и без труда понял ситуацию. Марианна ожидала, что он запретит поездку в театр, хотя Уильям в толк не мог взять почему. Обычно, если речь шла о дочери, он во всем подчинялся желаниям жены, твердя себе, что женщины лучше мужчин разбираются в подобных вещах, но Абигайль так умоляюще смотрела на него, сжимая загрубевшую ладонь своей маленькой ручкой, а кроме того, молодой Джонас Веджвуд ему нравился. Уильям много лет знал его дядю и всю семью.

– Не вижу ничего дурного, – объявил он. – Тебе полезно побывать в театре, кошечка, познакомиться с городской жизнью. Не так ли, любовь моя?

Он льстиво улыбнулся жене, но та лишь поджала губы.

– Если вы одобряете, сэр, мне остается молчать, – процедила она, яростно тыча иглой в канву, словно это была рука ее несчастного мужа.

– Ну, теперь, когда все улажено, я должен увести Джонаса в библиотеку. Выпьем по кружечке эля и потолкуем о состоянии рынков. Идемте же, друг мой. Попрощайтесь с дамами. Не сомневаюсь: вы еще не раз увидитесь с ними.

Схватив за руку, он потащил молодого человека за собой. Джонас едва успел поклониться дамам.

– О, мама, что мне надеть? – тараторила Абигайль, подскакивая от возбуждения. – Немедленно пойду и выберу. Бекки мне поможет. Как, по‑ твоему, синий бархат с верхней юбкой из небесно‑ голубого газа пойдет мне? В точности цвета моих глаз – так сказала модистка. И еще голубая соломенная шляпка с газовой вуалью… а может… желтый муслин… или он слишком легок для вечера?

– Перестань трещать, дитя мое, – вздохнула Марианна, пытаясь умерить восторг дочери. – Это всего лишь посещение театра. Никто тебя не увидит, ты не вращаешься в обществе.

Абигайль перестала прыгать.

– Люди будут смотреть на меня, мама. Все, кто придет в театр. Конечно, это не то, что бал, но я впервые выхожу на люди и они меня непременно заметят. Как всегда, – добавила она с довольной улыбкой.

– Должна признаться, ты довольно хорошенькая, – кивнула мать. – Но девушке неприлично привлекать к себе внимание своей красотой. Садись и продолжай работу.

Абигайль поколебалась, но послушалась. Она одержала победу, самую важную, и теперь, как искусный политик, будет почивать на лаврах. Не стоит торопиться и форсировать события.

– Итак, вы уже поговорили с девушкой?

Граф Бредфорд, заложив руки за спину, стоял в библиотеке Пикеринг‑ плейс.

Прежде чем ответить, генерал Хейуорд наполнил кларетом два бокала и подал один графу.

– Еще нет. Не успел.

Он поднял стакан в молчаливом тосте, на который не получил ответа.

– И когда вы намереваетесь ей сказать? Говорю вам, Хейуорд, я не собираюсь ждать вечно. И хочу девушку сейчас, а не когда она потеряет свою свежесть. Мне показалось, что вчера ночью она выглядела уставшей и осунувшейся.

– Уверяю, Серена абсолютно здорова, лорд Бредфорд, – надменно бросил генерал. – Я поговорю с ней, когда у меня на руках будут закладные.

Граф резко рассмеялся.

– Неужели? Считаете меня идиотом, готовым заплатить до того, как отведал качество товара?

– В таком случае вы вообще его не отведаете, милорд.

Генерал Хейуорд был истинным игроком и сейчас из‑ под полуприкрытых век наблюдал за гостем, прикидывая, как далеко сможет зайти, прежде чем граф сообразит, что противник блефует.

– А если девушка не согласится? Такой вариант вы не рассматриваете?

Бредфорд сменил тактику и, критически нахмурившись, пригубил вина.

– Неплохо… совсем неплохо. Единственное, что могу сказать в вашу пользу, Хейуорд, вы держите хорошие погреба.

Генерал благодарно улыбнулся, но ответил на вопрос неопределенным жестом.

– Серена поступит как ей велят, лорд Бредфорд, можете быть уверены.

Его милость скептически фыркнул:

– Перейдем к делу?

– Разумеется.

Генерал показал на кресло.

– Может, устроимся поудобнее?

Граф сел, вытянул толстые ноги в модных полосатых чулках и стал вертеть ножку бокала.

– Итак, условия нашего соглашения… Я получаю эксклюзивные права на вашу падчерицу, пока мне этого хочется, а в обмен возвращаю вам закладные на эту собственность и она становится вашей.

– Совершенно верно, милорд.

Глаза генерала блеснули. Он слегка подался вперед.

– Предлагаю вам в моем присутствии сжечь две закладные на самую маленькую сумму – девятьсот гиней, – и тогда я полностью отдаю Серену в ваши руки. Как только вы… скажем… э… осуществите вашу связь, мы уничтожим остальные две, на десять тысяч гиней. После этого Серена будет принадлежать вам на любой угодный срок.

Граф размышлял, по‑ прежнему вертя пустой бокал. Генерал потянулся к графину и вновь налил гостю вина.

– Поговорите сначала с ней, – решил наконец Бредфорд. – И если заверите меня, что она понимает свое положение… я уничтожу первую закладную. Через неделю, если она не взбрыкнет, сожгу вторую.

Генерал закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. Конечно, есть способы заманить Серену в постель графа, но покорится ли она потом? Это большой вопрос.

Наконец он открыл глаза. Граф наблюдал за ним, цинично скривив губы.

– Полагаю, Бредфорд, после того как я доставлю вам падчерицу, обеспечить ее покорность – ваше дело. В конце концов меня там не будет.

– Вы сомневаетесь в ее покорности? – резко спросил граф.

– Это целиком зависит от вас, милорд. Как я уже сказал, гарантирую ее сотрудничество до двери спальни. Остальное – дело ваше.

Граф поставил бокал и поднялся.

– Я пришлю записку, когда буду готов принять решение. Всего хорошего, Хейуорд.

Генерал вскочил, собираясь проводить гостя до двери. Он был почти, но не до конца уверен, что победа осталась за ним. Однако следует доиграть эту партию до конца.

– Я буду ждать вашего послания, сэр, – заверил он, почтительно кланяясь.

Серена с горничной как раз подходила к дому, когда на крыльцо вышел граф и обернулся к хозяину дома, чтобы попрощаться. При виде графа мурашки поползли по коже девушки. Может, она еще успеет нырнуть в переулок?

Но было уже поздно. Он оглянулся в ее сторону, и у нее не осталось времени на побег.

– Леди Серена! Какая встреча!

Он спустился с крыльца и остановился, ожидая, пока девушка к нему подойдет. Она присела и пробормотала «милорд» в надежде быстро протиснуться мимо, но он загородил ей дорогу, положив руку на перила крыльца, оценивающе улыбаясь, отчего ее немного затошнило. Он словно определял достоинства кобылки в «Таттерсоллз».

– Где же вы были в это прекрасное утро? Приятная прогулка, полагаю? А, вижу, горничная несет пакеты. Ходили по магазинам? Что‑ то изящное, чтобы подчеркнуть вашу идеальную фигуру?

Замечание было оскорбительным, джентльмен не скажет такого леди, но точно передавало все, что он думал о положении Серены в этом мире. Сверхъестественным усилием воли она сдержалась и лишь посмотрела на него в высокомерном молчании, прежде чем повернуться к горничной, словно графа здесь не было.

– Отнесите пакеты в мою комнату, Бриджет. Можете идти первой.

Его милости пришлось отступить перед горничной, которая поспешила в дом. Серена молча прошла вслед за ней и исчезла в передней, оставив графа стоять на тротуаре.

Девушка не сразу поняла, что ее трясет, хотя опасность, казалось, ей уже не грозит. Но она была не готова к встрече с отчимом, который собирался войти в библиотеку.

– А, Серена! Ты видела лорда Бредфорда?

– Да, мы с ним столкнулись у крыльца.

– Надеюсь, ты была с ним учтива, – коротко бросил он. – Стоит ли напоминать, что его милость держит закладные на этот дом?

– Не стоит, сэр. Его милость при каждом удобном случае напоминает, что мы его должники. А теперь, прошу извинить, у меня много дел.

Не дожидаясь ответа, она поспешила наверх.

Хейуорд смотрел ей вслед, о чем‑ то размышляя. Она так не похожа на мать. Замешана из куда более крутого теста, но именно это делало ее хорошим партнером по бизнесу. Умна, прекрасный игрок, хорошо ведет книги, не мотовка… ему невыгодно восстанавливать ее против себя. Но она должна понимать, что ее согласие в этом мерзком деле абсолютно необходимо, если их предприятие должно выживать и дальше. При необходимости он потребует ее сотрудничества. Бредфорд хочет ее? Ну что ж, граф ее получит. Но он невольно надеялся, что предпринимать неприятные меры не понадобится.

В дверь забарабанили, возвещая о приходе Перри, обедавшего в Королевском обществе. Себастьян отложил книгу, которую рассеянно перелистывал, и стал ждать, пока Перри войдет в гостиную.

– Как дела, Себ? – весело приветствовал его Перри, потирая раскрасневшиеся от холода щеки. – Проводишь тихий вечер? На тебя не похоже.

Он бросил плащ и перчатки на стул и протянул руки к огню.

– Ну и ветер!

– Зато здесь тепло, – заверил брат. – Ты поужинал? Если голоден, имеется прекрасный пирог с фазаном.

Он показал на буфет, где стояли закрытые блюда.

– Джаспер привез четырех фазанов из Блэкуотера, когда ездил туда на прошлой неделе, а миссис Хогарт испекла превосходные пироги. Наш заботливый брат прислал один.

– Он хорошо поохотился?

Перри стал поднимать крышки с блюд, решив, что поужинает попозже, хотя пирог действительно выглядел соблазнительно. Налив вина, он уселся напротив брата.

– Очевидно. Но он расстроен тем, что семье требуются деньги, а доходы от продажи леса – ниже обычного.

– М‑ да…

Перегрин кинул в камин выпавшее из огня полено.

– Невозможно уже скрывать, что Блэкуотер нуждается в значительном притоке капитала. Наверное, Джаспер теряет всякое терпение из‑ за нас. В конце концов он удовлетворил условия завещания Бредли.

– Если он и раздражен, то ничего не сказал, ничем не дал понять. Кстати, Перри, ты добился каких‑ то успехов в охоте на невесту?

– Пока не знаю, – пожал плечами Перегрин. – Возможно, но слишком рано что‑ то утверждать. А ты?

Себастьян нахмурился, пытаясь выразить словами чувства, которые сам еще не успел определить. Но его брат был человеком надежным.

– Говоря по правде, Перри, мой энтузиазм по этому поводу сильно поугас.

– Вот как? И на это есть причины?

Перри прищурился. Он готов биться об заклад, что тут замешана леди Серена Кармайкл.

Себастьян ответил не сразу. Он нагнулся, чтобы подложить в камин очередное полено, и помешал в золе кочергой. Сегодняшняя встреча с Сереной вывела его из равновесия, да так, что он до сих пор не опомнился. Старое вернулось вновь, а вместе с ним и обида, и гнев, но сильнее всего были сладостные воспоминания о той давней страсти. При виде ее в душе снова поднялась буря.

Его голова слишком забита мыслями о Серене, чтобы там нашлось место для другой женщины. И все же он помнит долг перед семьей и выполнит свою часть сделки. Но как найти невесту, которая отвечала бы критериям Бредли, если он не может забыть Серену? А ведь братья на него полагаются.

Только сейчас он заметил чуточку насмешливый и одновременно тревожный взгляд брата.

– Полагаю, появление Серены усложнило дело, – заметил он, надеясь, что Перри не станет слишком настойчиво его расспрашивать.

– Каким образом?

Себастьян досадливо тряхнул головой.

– Не знаю, Перри. Я не могу простить ее и все же, когда вижу… нет, не знаю, как объяснить. Она словно наполняет меня.

Перегрин немного помолчал, после чего поднялся.

– Думаю, самое время попробовать фазаньего пирога.

Он отрезал солидный кусок и вернулся на место.

– Значит, леди Серена прекрасна, как прежде, – промямлил он с полным ртом.

– Да, но внутренне изменилась. Она, конечно, стала старше, но в ней еще появилось нечто такое, что я не могу определить. Что‑ то во взгляде. Думаю, это грусть. Словно в ней что‑ то погасло.

Он глубоко вздохнул.

– Когда я вижу это, Перри, то невольно забываю о своем гневе. И гадаю, что же случилось с ней за эти три года.

Перри проглотил очередной кусок.

– Почему ты просто не спросил ее?

– Потому что не хотел снова попасть в те же сети, – яростно прошипел брат. – Я думал, что все кончено, а теперь уже ничего не понимаю, но предчувствую, что она, кроме бед, ничего мне не принесет. И не годится для брачной охоты.

– Вижу, в чем проблема. Но у меня нет решения.

– Ничего, я придумаю что‑ нибудь.

Себастьян глотнул вина, чувствуя себя немного лучше. Какое облегчение – исповедаться Перри, который всегда умел найти верный ответ, хоть и не мог предложить ничего конкретного.

Перри решил, что тема закрыта, по крайней мере на этот момент.

– Как я скучаю по стряпне миссис Хогарт! Миссис Крофт с ней не сравнить! – неожиданно произнес он.

– Ничего, мы всегда можем получить приглашение на Аппер‑ Брук‑ стрит. Кларисса будет рада нас видеть.

– Верно. Ты расскажешь Джасперу о своей проблеме? – поинтересовался Перри. И ничуть не удивился, когда брат покачал головой. – Скорее всего ты прав, – согласился он.

– Нет смысла зря раскачивать лодку, – пояснил Себастьян. – И я уверен, что скоро все разрешится само собой.

Перегрин не был в этом так уж уверен, но не стал возражать. Сам дьявол снова привел Серену в жизнь Себа. А этот рогатый горазд на проделки.

* * *

В эту ночь Себастьян долго не мог заснуть. Никак не удавалось найти удобного положения в мягкой постели. Огонь почти погас, в комнате стало холоднее, и ветер свистел в окнах. Он не привык к бессоннице, поскольку засыпал, едва голова касалась подушки, и потому раздражался все больше. Часы текли, а он все не смыкал глаз, слушая дребезжание стекол в рамах и потрескивание перекрытий старого дома.

Он, конечно, понимал, в чем проблема. Злосчастная Серена. Она не шла у него из головы. Эти огромные фиолетовые глаза, затуманенные грустью, тонкие напряженные линии у глаз и губ. Та, другая Серена была более беспечной, иногда импульсивной. Но эта Серена не могла поддаться порыву. Она словно постоянно следила за чем‑ то, ждала внезапного удара, как кролик посреди голого поля. Что? Что произошло за эти три года?

«Почему ты не спросил ее? »

Тогда он отмахнулся от вопроса Перри, но теперь понял, что попросту струсил. Побоялся, что все начнется сначала, что его снова ранят… Вернее, что он откроется и снова будет беззащитен для предательского нападения.

Себастьян перевернулся на другой бок в попытке найти местечко попрохладнее. Все равно выбора у него нет. Он никогда не найдет мира и покоя в своей душе, пока не поймет, что так изменило Серену. И, может, разгадав тайну, наконец осознает, почему она предала их любовь три года назад.

Глава 7

Генерал Хейуорд нашел Серену сидевшей в маленькой гостиной за секретером.

– А, дорогая моя, я очень рад тебя видеть! – воскликнул он, с сияющей улыбкой закрывая за собой дверь.

– Выглядишь ты, как всегда, прекрасно. Этот оттенок темно‑ красного особенно тебе идет. Впрочем, у тебя прекрасный вкус. Ты всегда одевалась по последнему слову моды… совсем как твоя бедная матушка.

Серена ничего не ответила. Просто отложила перо и внимательно посмотрела на генерала.

– Вы хотели видеть меня, сэр?

– Да… совершенно верно.

Он потер руки, словно собираясь объявить прекрасные новости:

– По правде говоря, дорогая, нам нужно обсудить крайне срочное дело.

– Вот как?

Она вскинула брови:

– Что‑ то со счетами? Нашли ошибку?

– Нет‑ нет… ничего подобного. У тебя, как всегда, все верно, дорогая. Такая умная кошечка… такая светлая головка…

Его улыбка стала еще ослепительнее.

Серена подумала, что сейчас он ужасно похож на горгулью. Улыбка казалась какой‑ то гримасой на его одутловатом лице с отвисшими щеками. Кроме того, она не достигала глаз, маленьких, жестких и подозрительных. Именно поэтому ей стало не по себе.

Он сел на шезлонг, потом снова встал и подошел к окну, заложив руки за спину.

– Дело в том, дорогая, что у меня весьма неприятные известия.

Серена ничуть не удивилась. Она крепко сцепила руки на коленях и стала ждать.

– Видишь ли, лорд Бредфорд… – пробормотал он почти извиняющимся тоном, что ее поразило, – он держит закладные на дом.

– Да, – коротко подтвердила она, полная решимости пропустить мимо ушей все, что бы он ни сообщил дальше.

– Да… две закладные.

Она молча наклонила голову.

– В таком случае я сразу к делу: Бредфорд готов уничтожить обе.

– В обмен на что? – холодно осведомилась Серена, хотя под ребро ткнулся крошечный осколок льда. – Или его милость страдает от приступа великодушия?

– Не мели чепухи, Серена. – Сквозь дружелюбную ободряющую маску проглянул прежний Хейуорд. – У Бредфорда бесполезно просить даже прошлогоднего снега.

– Так чего он хочет? – откровенно спросила Серена, хотя уже все поняла. Крошечный осколок льда вонзился еще глубже.

– Да, дочь моя. Он хочет тебя.

Генерал вытащил платок и промокнул лоб, словно в гостиной было слишком жарко.

А вот Серена промерзла до костей.

– Нет, – бросила она. – Я этого не сделаю.

– Сделаешь! – Все притворное дружелюбие мигом растаяло. – Это твой дочерний долг.

– Вы мне не отец, генерал Хейуорд.

Серена едва удержалась, чтобы не вскочить, когда он устремился к ней со сжатыми кулаками. Лицо его угрожающе побагровело.

– Ты сделаешь как тебе велено. У тебя самой нет и пенни. Если я выброшу тебя на улицу, что сделаю без колебаний, как ты будешь жить? Продавать себя на Пьяцце? Еще до конца года так и будет!

Брызги слюны ударили ей в лицо. Она брезгливо вытерлась рукой и грациозно поднялась с кресла.

– Если мне придется стать проституткой, то исключительно на моих условиях, – объявила она. – Я не позволю продать меня Бредфорду. И если вы сделаете хотя бы малейшую попытку коснуться меня, я вас убью.

Голос ее был мертвенно‑ спокоен, фиолетовые глаза словно подернулись льдом.

Серена неожиданно повернулась и отомкнула ящик секретера. А когда снова взглянула на генерала, тот увидел в ее руке маленький, отделанный серебром пистолет, так что сомневаться в серьезности ее угрозы не приходилось.

– Где ты взяла это? – прошептал он.

– Это вас не касается, сэр. Ваше дело – знать, что я пущу его в ход, если попробуете проделать со мной то, что проделали в Брюсселе.

Ноздри генерала раздулись, глаза потрясенно расширились.

– Я не понимаю, о чем ты.

Серена подняла пистолет и улыбнулась, когда он отпрянул. На лице промелькнул страх.

– Вы лжете… в отличие от меня, сэр. Я убью вас.

– И будешь болтаться в петле, – почти выплюнул он.

– За это… с радостью. Поверьте мне.

И он поверил.

Какой‑ то напряженный момент генерал сверлил злобным взглядом падчерицу, после чего выбежал из комнаты, с такой силой захлопнув дверь, что со стены упала картина.

Серена нагнулась, чтобы ее поднять. Повесила на крючок, поправила, медленно, почти автоматически, двигаясь как во сне. На самом деле кошмар был вполне реален.

В прошлом году, в Брюсселе, холодной зимней ночью…

Она все еще чувствовала вкус еды, поданной на стол, вкус вина на языке. Странный горьковатый привкус, удививший ее. Она ничего не сказала, потому что вместе с генералом была в гостях у одного из постоянных клиентов, испанского гранда, с аккуратной бородкой лопаточкой и пронзительными черными глазами, которых он не сводил с Серены. Три дня он флиртовал с ней, и она старалась отвечать как можно любезнее. В конце концов это всего лишь бизнес. Ее улыбка влечет игроков к игорным столам – стало быть, надо чаще улыбаться.

Но в ту ночь взгляды этого испанца вызывали мучительную неловкость. Серена старалась держать тебя в руках. Остальные гости становились все развязнее, по мере того как вино в бутылках убывало. Если они и заметили странный привкус, то ничем не дали этого понять, и Серена решила, что ей, должно быть, показалось. Той ночью она выпила больше обычного, и это помогало не замечать жадного взгляда испанца.

Она смутно помнила, как ее запихнули в экипаж, доставивший обоих в снятый генералом дом, где в тот момент процветало его игорное заведение. И так же смутно помнила, как горничная укладывала ее в постель, игриво упрекая за невоздержанность, хотя такого никогда раньше не бывало. Она не помнила, как заснула. Но помнила пробуждение.

Все было таким омерзительным, таким странным… она словно оказалась в густом тумане, не в силах пошевелиться или отреагировать, но сознавала при этом все. Воспоминание до сих пор наполняло ее липким страхом. Сначала она сознавала только, что кто‑ то растягивает ее, укладывает, раздвигает ноги, поднимает руки над головой. При этом все было тихо. Но вдруг над ней нависло лицо испанца. Она ощущала сначала запах вина из его рта, а потом и вкус его омерзительных губ. Серена хотела сопротивляться, отвернуть голову, пнуть его ногой. Но была обездвижена, парализована каким‑ то зельем. Он вошел в нее, и она чувствовала каждое движение, каждый короткий выпад. Наконец он отвалился и встал, а генерал укрыл падчерицу простыней, благочестиво отводя глаза. Прикроватные занавески были задвинуты, и она опять осталась одна, и красная дымка забытья снова завладела ею.

Утром она проснулась поздно. Голова раскалывалась, тошнота подкатывала к горлу, кошмар все еще был так жив в памяти, словно произошел на самом деле. И ужас, затопивший ее, когда тело подсказало ей, что так все и было…

Три дня она не выходила из комнаты. Отчим посылал записки, стучался в запертую дверь, сначала молил, потом требовал его впустить. Но она ни на что не обращала внимания. А когда вышла на четвертый день, словом не упомянула о той ночи. Сначала он был сбит с толку и сконфужен, когда она продолжала молчать, но потом на его лице появилось видимое облегчение, словно он уверился, что падчерица не подозревает о насилии. Что зелье, парализовавшее ее тело, лишило также разума. А Серена позволяла ему в это верить. Пока не настало время бросить правду ему в лицо.

Вернувшись к реальности, она подумала, уж не потратила ли зря козырную карту, но сердцем чувствовала, что была права. На этот раз он не опоит ее так легко. Правда, существовали и другие способы лишить ее сознания, дать Бредфорду то, чего он жаждал. Но подобное больше не должно случиться! Ни с ней, ни с Абигайль! Если генералу удастся заполучить Абигайль в жены, он легко продаст ее тому, кто даст больше, как сделал с падчерицей. А Абигайль слишком наивна, неопытна и не сможет постоять за себя. Серена была совершенно уверена, что Абигайль вряд ли поддастся ухаживанию генерала, но, ободряемая матерью, не сумеет противостоять предложению человека, который по возрасту годится ей в отцы. Девушка нуждается в защите, и только Серена сможет ее уберечь. Она не уйдет из дома, пока не спасет бедняжку Абигайль.

Нужно проделать все это, не возбудив подозрений в мистере Саттоне. Прежде всего он вряд ли поверит Серене, даже если та расскажет чистую правду. Ведь та же Серена открыто поощряла интерес отчима к Абигайль, почему же вдруг неожиданно пошла против него? И даже если она убедит мистера Саттона, реакция последнего легко предсказуема. Мечта Абигайль о лондонском сезоне и хорошей партии развеется в прах.

Значит, нужен другой поклонник. Если Абигайль влюбится в безупречного молодого человека, который удовлетворит даже честолюбивые претензии миссис Саттон, генерал останется ни с чем и даже не узнает о роли падчерицы в этом деле. Но как найти идеального поклонника?

Она вдруг представила Себастьяна. Абигайль и ее мать уже заинтересовались им. И даже устраивали специально для него званый обед. Может, как‑ то это использовать? Если Себастьяна попытаться убедить выказать внимание к милой девушке, у Серены останется время найти кого‑ то другого. Но кроме того, что это очень сложно, как она может ожидать от Себастьяна шагов навстречу после того, что между ними произошло? Они так и не выяснили отношений, лишь углубили пропасть между ними.

Очевидно, эти три года Себастьян следовал путем любого молодого аристократа. После больно ранившего его предательства он удивительно быстро собрал осколки своей жизни. Стоит взглянуть на него, чтобы это понять. Он стал спокойным, уверенным в себе и в правильности своей жизни. А она… тогда ей едва исполнилось двадцать, а теперь ей всего двадцать три, но последние три года лишили ее надежд на будущее, оставив впереди лишь голую пустыню. Теперь ей нечего предложить Себастьяну. И почему он должен в чем‑ то идти ей навстречу?

Она убрала пистолет в ящик секретера и заперла ключиком, который носила в потайном карманчике юбки.

В комнату, постучав, вошел Фланаган с запечатанным письмом на подносе.

– Это принес посыльный, леди Серена, – с поклоном сказал он, протягивая поднос.

– Спасибо, Фланаган.

Она глянула на почерк. Похоже, ее мысли каким‑ то образом материализовались в сложенном листке бумаги.

– Посыльный ожидает ответа, миледи.

– Да, – пробормотала она, глядя на записку. Только Себастьян оживлял строго начерченные буквы завитушками, когда на него находила такая прихоть. И это всегда ее веселило. Но почему он пишет ей сейчас?

Что же, она не узнает, пока не развернет записку.

– Попросите посыльного подождать.

– Конечно, мэм.

Серена разрезала письмо ножом и развернула листок.

«Приходи на Страттон‑ стрит в три сегодня днем. Возьми закрытый экипаж, чтобы никто тебя не узнал. С. С. ».

Себастьян всегда заботился о ее репутации. Куда больше, чем о своей собственной. Похоже, ничего не изменилось. Но зачем он хочет ее видеть? Разве между ними осталось что‑ то недосказанное? Однако она почти против воли взяла листок бумаги и написала одну короткую фразу.

«Приеду в три».

Сложила и запечатала записку, позвонила Фланагану, велела передать ее посыльному, после чего поднялась в спальню. Не важно, зачем она понадобилась Себастьяну: гордость и тщеславие требовали, чтобы она выглядела как можно лучше. Конечно, темно‑ красный шелк ей к лицу, но после того как его похвалил генерал, она никогда больше не наденет это платье.

Серена решила вызвать Бриджет и принялась нетерпеливо дергать за шнуровку.

– Господи, леди Серена, что с этим платьем? Посадили пятно? – ахнула горничная. – Вы порвете шнуровку!

– Помогите, Бриджет, мне в нем неудобно!

Серена направилась к шкафу, не обращая внимания на возившуюся со шнуровкой Бриджет.

– Да постойте хоть минутку! – взмолилась горничная.

– Мне нужно что‑ то более легкое, более фривольное.

Серена принялась копаться в богатых шелках, муслинах, бархатах и дамастах.

– Вот это!

Она вытащила шелк цвета вереска, вышитый изящными гирляндами красных роз. В центре каждой красовался крошечный аметистик.

– Правда, красиво, Бриджет?

– В высшей степени, миледи. Вы уходите?

– Да, – кивнула Серена, разглаживая складки кембриковой нижней юбки. – Обруч поменьше, Бриджет.

Горничная привязала к талии Серены небольшой обруч и помогла надеть платье, так чтобы элегантные фижмы соблазнительно колыхались на каждом шагу и при этом юбка не развевалась слишком сильно.

Серена подошла к зеркалу. Себастьян всегда любил простоту. Он сам не носил жабо и оборок, и хотя любил модную одежду, предпочитал видеть Серену в менее экстравагантных нарядах. Поскольку она придерживалась таких же взглядов, то всегда была рада угодить возлюбленному. Мягкий сиреневый цвет красиво контрастировал с темными волосами и очень шел к цвету глаз. Декольте было отделано кружевной оборкой и открывало грудь почти до самых сосков. Нет, конечно, она хотела понравиться не Себастьяну, а себе!

– Сойдет, – решила она наконец. – Черную фетровую шляпу и черный шерстяной плащ, пожалуйста.

Бриджет принесла требуемое, и Серена надела шляпу с широкими полями, почти скрывавшими лицо. Воротник широкого плаща можно было поднять.

– Господи, миледи, вы теперь немного похожи на разбойника с большой дороги, – объявила Бриджет, – только маски не хватает.

– На улице холодно, – улыбнулась Серена. – Не хотелось бы простудиться. Бегите вниз и попросите Фланагана нанять мне кеб.

Бриджет присела, перед тем как поспешить вниз, и Серена последовала за ней. К тому времени как она спустилась вниз, кеб уже ожидал перед домом.

Она дала извозчику адрес и уселась в экипаж, в котором пахло чем‑ то прокисшим. Пришлось примоститься на самом краю, чтобы не касаться засаленной кожи сидений. Было чересчур холодно, и дул слишком сильный ветер, чтобы поднять кожаную занавеску, прикрывавшую окно, поэтому она старалась не дышать глубоко. К счастью, до Страттон‑ стрит было недалеко, и через десять минут экипаж остановился у дома Себастьяна.

Она открыла дверь и вышла, подобрав юбки, чтобы не замочить их в грязной воде канавы. Заплатила извозчику и подняла руку к дверному молотку, но дверь тут же распахнулась и ее втащили внутрь.

– Никто не должен тебя видеть, – прошептал Себастьян. – Давай свой плащ.

Он расстегнул застежку у нее на шее, пока она пыталась оглядеться и едва не рассмеялась. Как типично для Себастьяна. Он никогда не тратил энергию зря. Никогда не произносил лишних слов и никогда не колебался, если нужно было действовать. Ей следовало снять плащ, и он прежде всего занялся именно этим.

Она позволила ему повесить плащ на вешалку и стянула перчатки. Он взял их и положил на скамью под вешалкой, после чего отошел и вопросительно уставился на Серену.

– Ты снимешь шляпу? Мне бы хотелось, чтобы ты немного задержалась.

– Зачем? Зачем тебе нужно было видеть меня? – нахмурилась она.

Он протянул руку и легонько прижал палец к ее губам.

– Давай на этот раз оставим враждебный тон. Я не собираюсь снова ссориться с тобой.

Она глубоко вздохнула, остро ощущая тепло его пальца. И неожиданно ей пришла в голову абсурдная мысль втянуть его палец в рот, поласкать языком, прикусить, как она часто делала раньше, но тут она перехватила его хитроватый взгляд и поняла, что он подумал именно о том же.

Серена отвела голову и развязала ленты шляпы.

Себастьян взял ее, положил рядом с перчатками и, сжав руки Серены, склонил голову набок. Глаза его блеснули.

– Спасибо, что пришла.

– Ничего не могла с собой поделать, – бросила она, слегка пожав плечами. – Так объяви наконец, зачем хотел меня видеть.

Он сжал ее руку, и время куда‑ то подевалось. Они снова вернулись на три года назад, и Серена почувствовала, что соскальзывает в странный транс. Больше она не хотела ничего, хотя здравый смысл вопил, что это безумие, которое ни к чему хорошему не приведет. Все это они уже проходили.

– Подойди к огню, у тебя руки замерзли.

Он обнял ее за плечи и привел в теплую светлую гостиную.

– Здесь нам будет удобнее.

Серена огляделась, пытаясь обрести душевное равновесие. Она впервые была в этом доме. В прошлом они снимали маленькую комнату в гостинице на Кинг‑ стрит. Гостиная была безупречно чиста, но здесь явно жили холостяки. Никаких вышитых подушек, шторы немного коротки, ни одного цветка, сухого или живого, ни одной женской безделушки, никаких украшений. Зато пахло кожей и немного потом, в сочетании с запахами свечного воска и горящего дерева. Ничего неприятного, но так, вероятно, пахло в мужском клубе.

– Где твой брат? Я думала, ты живешь вместе с ним.

Ее голос звучал на удивление спокойно, даже деловито.

– О, Перри часто не бывает дома, – так же беспечно ответил он. – У него свой круг друзей. Странные это люди – ученые и философы, поэты и журналисты, пишущие памфлеты для просвещения невежд.

Он с легкой самоуничижительной улыбкой покачал головой.

– Уверен, что Перри решительно относит меня к последней категории.

– Я встречалась с ним несколько раз. Вы невероятно похожи, иногда я вас даже путала.

Себастьян усмехнулся.

– Не только ты, но и очень многие люди, если не считать старшего брата. Но между нами есть небольшие различия. У Перри хохолок на лбу.

– И у тебя тоже.

– Но у него он заметнее. И мой нос длиннее.

– Только этим вы различаетесь? – рассмеялась Серена.

– Внешне – да, но во всех других отношениях мы словно небо и земля.

Он подошел к дивану.

– Ты не сядешь?

– Спасибо.

Серена села. Подушка под ее спиной была жесткой и царапалась, из ткани вылезал конский волос.

– Чай? – спросил Себастьян. – Или кофе?

Он дернул за шнур сонетки.

– Чай, если можно, – попросила Серена и снова задала мучивший ее вопрос: – Почему я здесь, Себастьян?

– Господи, ну почему все так сложно? – резко воскликнул он. – Мне нужно побыть с тобой наедине, чтобы никто не помешал. Я точно знаю, что хочу сказать, но чувствую себя школьником, с красными лапами и огромными ногами, которые не идут в нужном направлении.

Серена хотела встать, но дверь открылась и мальчик, помогавший экономке, спросил:

– Что угодно, сэр?

– Принеси чаю, Барт.

Себастьян обрадовался приходу мальчишки, давшему возможность немного собраться с мыслями. Он не ожидал взрыва столь внезапного желания. Все дельные мысли были сметены невероятной потребностью снова прижать ее к себе, ласкать великолепное тело, найти потаенные местечки, которые когда‑ то были так ему знакомы. Столько прошло времени, столько обид омрачило нежные воспоминания, что он воображал себя непроницаемым для старых желаний, – но оказалось, что ошибается.

– Удивительно, на холостяцкой квартире подают чай, – заметила Серена, пытаясь найти нейтральную тему. Напряжение было так велико, что между ними словно потрескивали крошечные молнии.

– Перри иногда пьет чай.

Себастьян нагнулся, чтобы поворошить дрова в камине.

– Я, признаться, терпеть не могу этот напиток.

– А мне иногда нравится, – пожала она плечами, гадая, долго ли будет продолжаться эта бессмысленная светская беседа, прежде чем Себастьян наконец перейдет к делу.

Парнишка вернулся с подносом, на котором стояла маленькая коробочка с чаем, две мелкие чашки, фарфоровый чайник и медный котелок с кипятком.

– Вода только что вскипела, мэм, – пояснил он, ставя поднос рядом с Сереной.

– Спасибо.

Она улыбнулась и открыла коробочку.

– Значит, ты не пьешь чай, Себастьян?

Тот покачал головой и поморщился.

– Не люблю. Предпочитаю кларет.

Серена засыпала чаю в заварочный чайничек и налила кипятку. Немного подождала, пока Себастьян наливал себе кларет. Прозрачная жидкость полилась в небольшую чашку. Она поднесла чашку к губам и попробовала чай, чувствуя пронизывающий взгляд Себастьяна.

– Я тосковал без тебя, Серена, – тихо признался он.

Она почувствовала, как напряжение медленно ослабевает, как сама она готова принять все, что должно случиться, все, о чем она знала с того момента, как получила записку. Между ними еще ничего не кончено.

– Когда ты пришел на Пикеринг‑ плейс, я, уловив твой презрительный взгляд, подумала, что ты никогда не простишь меня, никогда не поймешь, – ответила она так же тихо, как он. – У меня не было иного выхода, Себастьян. Я подумала…

Ее голос стих.

– Что ты подумала?

Его голос стал немного резче, глаза впивались в ее лицо.

Серена пожала плечами.

– Что три года назад я глубоко ранила и возврата больше нет.

Она поставила чашку на блюдце.

– Я пыталась сделать именно то, что сделала, и мне следовало бы радоваться, но я была так несчастна, так безмерно несчастна…

– А я рассердился, – признался он. – Нет, я был взбешен, ранен в самое сердце, потому что не понимал. И сейчас не понимаю. Я знаю, ты говорила неправду, но почему… почему?! Этот вопрос не дает мне покоя.

Она поколебалась, обводя мизинцем вышивку на юбке. Насколько она сможет быть с ним откровенной? Истина была настолько унизительной и гнусной, что полностью она не могла открыться никому. И если она способна поведать хотя бы часть этой истины, то только этому мужчине.

Глубоко вздохнув, она заговорила, медленно произнося каждое слово, отделяя то, что можно сказать, от того, что нужно скрыть любой ценой.

– Когда генерал женился на моей матери, она не знала… да никто из нас не знал, что он находился в одном шаге от долговой тюрьмы. Он нуждался в состоянии матери, и, получив его, немедленно увез нас в Париж, где потерял все, до последнего пенни, за игорными столами. Потом потащил нас в Брюссель, и на те жалкие гроши, которые у него еще оставались, открыл игорное заведение. Но некоторым посетителям не понравились правила игры: они стали подозревать, что их обманывают, – и отчим ускользнул от них в Вену, потом в Зальцбург, туда, где игра велась по высоким ставкам. Зачастую мы были вынуждены бежать посреди ночи, чтобы не попасть в руки тех, кого он обманул.

Мать не смогла вынести подобной жизни. Она таяла день за днем, и чем слабее становилась, тем требовательнее становился он, пока она не умерла. Вот и вся печальная история.

– Но это история твоей матери. Не твоя, – возразил Себастьян. – Понимаю, что ты не смогла покинуть свою мать, пока та была жива, но после ее смерти… могла же ты обратиться к кому‑ то за помощью?

– Очевидное решение, разумеется, – ответила она так горько, что Себастьян невольно сжался. – Но это не так легко, как кажется. К тому времени у меня не было друзей, генерал об этом позаботился. Он растратил и состояние, которое должно было перейти ко мне после смерти матушки, так что я осталась совершенно одна, во всем от него зависимая. Когда он объявил, что игорное заведение на Чарлз‑ стрит разорилось и мы должны снова бежать, пришлось последовать за ним. Я не могла сказать тебе правду.

Она сморгнула неуместные слезы. Не время выказывать свою уязвимость. Она не хочет жалости Себастьяна.

Тот стоял у камина, опершись на каминную доску и глядя в огонь.

– Но почему ты посчитала, что не сможешь рассказать правду? Почему так уж невозможно было во всем мне признаться? Хотя не стану утверждать, что в те времена знал, как помочь тебе…

Он невесело усмехнулся.

– Я был так молод, так наивен, что, возможно, протестовал бы и предавался гневу. Но ведь этим ничего не добьешься. Теперь я это понимаю. Но если бы ты сказала мне, я по крайней мере знал бы, что ты не изменилась. Не стала другой. И что любовь между нами была настоящей и чувства тоже были настоящими.

– О, Себастьян, я думала, что, если внушу отвращение к себе, твоя рана будет не так глубока, – призналась она с беспомощной улыбкой. – А ведь это была наша первая любовь. Но, столкнувшись с жестокостью реального мира, эта любовь не имела ни единого шанса.

– Не согласен, – тихо сказал он, поднимая глаза. – Мы умели любить, и это была не фантазия.

Серена низко склонила голову.

– Да, – согласилась она тихо. – Мы умели любить.

Себастьян отставил бокал:

– И сейчас умеем.

Он шагнул к ней, протягивая руки.

– Может, попытаемся снова? – чуть улыбнулся он.

Она молча вложила руки в его ладони и позволила поднять себя с дивана. Ею владело ощущение неизбежности, но кроме того – всепоглощающая потребность в его ласках, прикосновениях, его теле, в силе его желания, сиявшего ярко и ослепительно, как солнце в пустыне. Голубые глаза, казалось, пожирали ее. Он исцелит ее, снова сделает цельной, вернет душевный покой. Только страсть и любовь Себастьяна способны это сделать, а ее ответные любовь и страсть вернут и ему радость жизни. В огне этой страсти сгорят все печальные воспоминания.

Он стал целовать ее, сначала нежно, словно вновь открывая свою любовь. Его язык скользнул по ее губам, ныряя в уголки рта. Она вдыхала его запах, пробовала губы на вкус, с пронзительной сладостью вспоминала, как было между ними, и с радостью понимала, что все так же чудесно, так же восхитительно, чувственно и сладострастно, как прежде.

Его руки скользнули к ее бедрам, сжали попку, притянули к вздыбленной плоти. И Серена, охваченная желанием, стала ласкать напряженный бугор, грозивший вырваться из панталон.

Не прерывая поцелуя, он сделал несколько шагов, уложил ее на шезлонг и сам лег сверху и стал целовать то местечко в ложбинке горла, где быстро бился пульс. Поднял юбку и стал ласкать затянутое в шелк бедро.

Она, в свою очередь, сжала его тугие ягодицы и положила ногу на его бедра, притягивая к себе еще ближе. Он спустил с ее плеч платье. И припал губами к соскам. Она охнула от восторга, когда он стал обводить их языком, сосать, прикусывать чувствительные местечки, и впервые за целую вечность затерялась в восхитительном водовороте сладострастия.

Она приподняла бедра, едва он задрал ей юбки до талии. Серена нащупала завязки его панталон и стала нетерпеливо дергать, когда его пальцы нашли крошечный узелок, затерянный во влажных складках, и стали его теребить. Наконец его плоть высвободилась, и восторженный смех сорвался с ее губ, когда она провела сжатым кулачком по оплетенному венами пульсирующему фаллосу.

Себастьян вдруг отстранился и в растерянности уставился на Серену, словно обнаружил то, чего не ожидал.

Она погладила его по щеке, правильно поняв, о чем он думает. Потому что это были ее мысли.

– Любимый мой, всегда приятно осознать, что истинные чувства остаются неизменными.

Он рассмеялся и, скользнув вниз, зарылся головой между ее бедрами.

– Как ты права, – пробормотал он, покусывая крошечный узелок, лаская языком, ощущая, как возбуждается ее плоть.

– Как приятно обнаружить, что воспоминания не пустые фантазии.

Он приподнялся, раздвинул ее бедра и вошел в нее, глядя в глаза, именно так, как она хорошо помнила. В этом страстном единении они сливались не только телами, но и душой, нежась в радостных волнах наслаждения, словно и не было последних трех лет.

Они долго лежали, сплетясь в объятиях, прежде чем Себастьян поцеловал ее в губы, отодвинулся и стал возиться с завязками панталон.

– Я люблю тебя, – с улыбкой прошептал он. – Всегда любил. Еще до того как родился.

Серена тоже улыбнулась и провела пальцами по его губам.

– Ты сумасброд, но я люблю в тебе и это.

Она приподнялась на локтях.

– Помоги мне встать.

Себастьян поправил одежду и протянул руки Серене, но едва успев поднять ее, снова сжал в объятиях. Отстранился и обвел ее взглядом.

– Что будем делать? Ты голодна? После наших игр ты всегда говорила, что проголодалась.

Серена, одергивая юбки, призадумалась.

– Я бы выпила кларета и поклевала хлеба с сыром, но сначала хотелось бы освежиться. Тазик с водой и полотенце.

Она красноречиво провела рукой по телу.

– Разумеется.

Себастьян поспешил к двери.

– Пойдем ко мне в спальню.

Он повел ее по лестнице наверх, где по обе стороны узкой площадки находились две двери.

Он открыл одну и с преувеличенно почтительным поклоном пригласил Серену.

– Сейчас принесу воду и полотенце.

Он исчез, оставив Серену оглядывать квадратную комнату. Из обстановки здесь были только кровать под балдахином, комод, шкаф и тазик с кувшином. В камине горел огонь. Помещение было хоть и чистым, но тоже безликим. Немытое окно выходило на задний сад, где несколько встрепанных кур копались в грязи.

Себастьян появился с кувшином кипятка и полотенцем.

– Мадам, позвольте мне…

Он налил воды в тазик и повернулся к ней, сладострастно улыбаясь.

– Откуда прикажете начать?

– Ниоткуда, – отрезала Серена. – Оставь меня одну и принеси лучше хлеб с сыром и кларет. Я задержусь не больше чем на десять минут.

Он разочарованно вздохнул, но подчинился.

– Один поцелуй перед уходом?

– Один поцелуй, – согласилась она, но когда он попытался поцеловать ее в губы, подставила щеку.

Он сжал ее лицо и крепко поцеловал в губы. Она снова высвободилась и вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Нет! Никогда! Я не хочу целовать тебя и не буду!

Он непонимающе смотрел на нее.

– Я не хотел тебя обидеть… мы только что любили друг друга… что я сделал не так?

Серена глубоко вздохнула. Раньше она ответила бы что‑ нибудь игривое, но теперь…

– Ничего. Ты ни в чем не виноват. Я просто не люблю, когда кто‑ то сжимает мою голову.

Она попыталась засмеяться, но не получилось.

– Все было так давно, Себастьян. Мне придется снова к тебе привыкать.

– Как хочешь, – кивнул он. – Всегда поступай как тебе нравится, Серена. Я пойду принесу поесть.

Он ушел, тихо прикрыв дверь. Серена зажмурилась. Ей нужно забыть ту ночь, и она было поверила, что уже успела забыть. Собственная реакция поразила и ужаснула ее и шокировала Себастьяна. Но он не виноват. А она не сможет ему объяснить. Дурацкая ситуация!

Глава 8

– Миссис Крофт, вы что‑ то испекли? Что у нас есть в кладовой? – спросил Себастьян, входя в кухню и с наслаждением вдыхая аромат свежеиспеченного хлеба.

Экономка, согнувшаяся у плиты, выпрямилась и, вынув из духовки золотистый каравай, ловко выложила на кухонный стол.

– Но для обеда еще рано. Пяти нет.

– Знаю, но у меня гостья. Хлеб выглядит чудесно, а пахнет еще лучше.

Он отломил кусочек горячей корочки и сунул в рот.

– Восхитительно. Остается найти, с чем его есть.

Он вошел в кладовую, осмотрел холодные мраморные полки, выбрал головку чеддера, половину холодного цыпленка и кусочек масла.

– Прекрасно! Где мне найти поднос?

– Господи, мистер Себастьян, возвращайтесь в гостиную, а я пришлю Барта.

Миссис Крофт закрепила шпилькой седую прядь, выбившуюся из пышного узла на затылке. Она не привыкла видеть хозяев на кухне и не была уверена, что это ей нравится. Явный непорядок!

Она достала тарелки из валлийского шкафа.

– Нет, я сам принесу, – запротестовал Себастьян. – Ножи. Нам нужны ножи.

Он огляделся.

– Я пошлю Барта с подносом, – повторила экономка, отмахиваясь от Себастьяна как от надоедливой мухи. – Идите к вашей гостье, сэр.

Себастьян, удивленный тем, что его присутствие на кухне так расстроило экономку, неохотно сдался.

– Так и быть, миссис Крофт, я только достану бутылку кларета из погреба.

Он направился к погребу, не дожидаясь возражений экономки.

– Вам понадобится фонарь, мистер Себастьян. Там темно, хоть глаз выколи.

– Полагаю, вы правы. Где у нас фонарь?

– На стене у задней двери. Там же и кремень с огнивом.

Про себя она подумала, что сама сделала бы это быстрее, но принялась выставлять на деревянный поднос еду, ножи и тарелки.

Себастьян поднял фонарь и стал спускаться по крутой лестнице. Проходя мимо полок, он хмурился. Почему Серена так отреагировала на поцелуи? Очень странно, если учесть, чем они занимались перед этим. Не знай он ее лучше, поклялся бы, что это отвращение. Но чем же оно вызвано?

Все еще хмурясь, он выбрал бутылку, смахнул паутину и вернулся на кухню.

– Барт отнес поднос, – объявила экономка.

– Я вытащу пробку из бутылки.

– Нет‑ нет, миссис Крофт, я вполне способен сделать это сам. Только скажите, где штопор.

Миссис Крофт вздохнула и открыла ящичек кухонного стола.

– Возьмите, сэр.

– Спасибо.

Себастьян одарил ее ослепительной улыбкой и покинул кухню.

Когда он вернулся в гостиную, Барт расставлял содержимое подноса на маленьком столике у окна.

– Это все, сэр?

Себастьян наскоро оглядел столик и кивнул.

– Подложи дров в огонь, пожалуйста!

Он вытащил пробку из бутылки, понюхал и немного налил в бокал.

– Хорошее вино? – весело спросила Серена с порога.

– Одно из твоих любимых, – улыбнулся он и повернулся к ней. Но в глазах стоял вопрос. – Бордо из Нюи‑ Сен‑ Жорж.

Он налил бокал и подал ей.

Она понюхала вино, одобрительно кивнула и грустно сказала:

– Удивительно, что ты помнишь.

Глаза Себастьяна затуманились.

– Я помню о тебе все.

Она многозначительно кивнула в сторону мальчика, разжигавшего огонь, и Себастьян повернулся к столу.

– Что предложить вам, мэм? Немного холодного цыпленка, если позволите?

Барт поднялся и выбежал из комнаты. Себастьян отрезал толстый ломоть еще теплого хлеба, щедро намазал маслом и положил на тарелку Серены кусочек куриной грудки. И снова вопросительно глянул на нее. Она нерешительно улыбнулась.

– Прости, Себастьян. Не знаю, что нашло на меня… наверное, потому, что мужчины вечно лапают меня во время игры. Можно подумать, я привлекаю их не меньше карт и они имеют на меня такое же право, как на очередной ход.

Себастьян побледнел. Вокруг рта появились белые круги.

– Хейуорд позволяет им это?!

Если бы он только знал!

Серена беспечно пожала плечами.

– Он не видит в таком обращении ничего дурного, особенно если это каждый вечер приводит игроков в заведение. Но меня это раздражает.

Она взяла тарелку и жадно принюхалась:

– Почему самая простая еда всегда кажется самой вкусной?

Она положила грудку на хлеб и откусила большой кусок.

– Как же хорошо!

Себастьян понял, что она не желает говорить о своих проблемах, и внешне смирился, но позже решил вернуться к тому, что его волновало.

– Все кажется вкусным, когда голоден, – заметил он, отломив ножку.

– О… кстати… ты получил приглашение на обед к миссис Саттон?

– Пока нет. А должен был? – удивился Себастьян.

– Еще получишь, – заверила она. – Миссис Саттон решила дать званый обед, чтобы расширить круг знакомых Абигайль. Но поскольку сама она никого не знает, то попросила меня составить список гостей из моих знакомых.

Ее глаза весело заблестели при виде сбитого с толку Себастьяна.

– В приглашенном мной обществе ты будешь чувствовать себя непринужденно. Как рыба в воде.

Себастьян с куриной ножкой в руке бросился в кресло.

– Это какая‑ то шутка?

Серена покачала головой.

– Нет, по крайней мере в том, что касается Саттонов. Они хотят поблагодарить тебя за услугу, оказанную Абигайль, но не знают, как лучше это сделать. И попросили меня помочь.

Серена выпила вина и принялась с аппетитом жевать свой бутерброд.

Себастьян растерянно пожал плечами.

– Но я не хочу быть почетным гостем. Я их совсем не знаю.

– Ситуация, которую они жаждут исправить, – уведомила Серена с безмятежной улыбкой. – Не расстраивайся, все может быть не так уж плохо, и, клянусь, гости тебе понравятся. Они не из высшего общества, в этом можешь быть уверен.

– А как насчет генерала? Если он будет на обеде, я не приду. Не могу преломить хлеб за одним столом с этим типом.

Он замолчал и осушил бокал.

Серена кивнула:

– Понимаю. И сделаю все, что в моих силах, чтобы исключить его из списка. Чем меньше он будет видеть Абигайль, тем лучше, И чем меньше у него возможностей втереться в доверие к ее родителям, тем в большей безопасности будет вся семья.

– Вот как? – с подозрением прищурился Себастьян. – Как‑ то очень сложно.

Серена поколебалась, снова разрываясь между неприятной правдой и необходимостью привести достаточно веский довод.

– По‑ моему, он ухаживает за Абигайль, хотя слишком стар для нее. И потом…

– И потом? – резко спросил Себастьян.

Она отставила тарелку и подалась вперед.

– После того как он свел в могилу мою мать, я не могу видеть Абигайль очередной жертвой. Кроме того, – с некоторым раздражением добавила она, – какой сладчайшей местью будет отнять у него намеченную добычу!

Себастьян задумался. Что ж, Серена права, и недаром хочет отомстить. Значит, она не потеряла силы духа.

– Вполне справедливо, – весело заметил он.

– Я рада, что ты так думаешь, – прошептала она с улыбкой, осветившей, казалось, все ее существо, улыбкой, согревшей ему душу.

– Видишь ли, у меня есть план, который воспрепятствует отчиму ухаживать за Абигайль, и план этот включает тебя.

Себастьян насторожился.

– Каким это образом?

– Абигайль ты нравишься, – начала Серена, осторожно выбирая слова. – Ты ее рыцарь в сверкающих доспехах! И, по мнению ее матери, ты куда лучшая партия, чем генерал. По крайней мере так мне кажется.

– Я?!

– Да, дорогой, именно ты.

При виде его искаженного ужасом лица она невольно рассмеялась.

– Я не прошу делать ей предложение. Хотя она раз и навсегда сможет решить твои финансовые проблемы, но, боюсь, это мне ничуть не понравится.

– Но этого и не случится! Какой‑ то абсурд, Серена, – энергично покачал головой Себастьян.

– Послушай меня, пожалуйста.

Она подалась вперед и положила руку ему на бедро.

– Я всего лишь прошу, чтобы ты выказал к ней немного интереса. Этого будет достаточно, чтобы держать генерала на расстоянии. Я убеждена, что ее родители привечают генерала просто потому, что считают его представителем высшего света. Да и на примете больше никого нет. Если появится соперник и куда более подходящий поклонник, они в два счета отделаются от генерала.

– Да, но какова моя роль во всем этом?

Он взял ее руку и решительно убрал со своего бедра.

– Ты не обведешь меня вокруг пальца таким образом. Какова моя роль?

– Ну… тут в моем почти безупречном плане есть один недостаток.

Серена нахмурилась, гадая, как лучше подойти к щекотливому вопросу.

– Продолжай, – мрачно приказал Себастьян.

– Ты не можешь сделать Абигайль предложение. Можешь только ухаживать и подавать надежду…

– Что?! Каким подлецом я должен выглядеть в ее глазах. Серена, предупреждаю, ни слова больше!

Серена, смеясь, покачала головой:

– Нет‑ нет, Себастьян. Выслушай меня! Конечно, я не хочу, чтобы ты совершал дурные поступки. Но если позволишь миссис Саттон хотя бы питать надежды, она не станет так поспешно поощрять ухаживания генерала. Абигайль – простая душа. Она наслаждается безвредным флиртом, а пока будем надеяться, что она отчаянно влюбится в подходящего молодого человека. И потом все будут жить долго и счастливо.

Она умоляюще улыбнулась.

Но Себастьян был в полном ужасе.

– Ни за что.

Серена наморщила носик: бессознательный жест, который Себастьян видел во сне последние три года.

– Я найду ей подходящую партию, если ты дашь ей время, – взмолилась она – И только подумай… это идеальный план. Ее родители считают меня кем‑ то вроде респектабельной старшей сестры Абигайль. И они будут рады видеть меня в роли ее дуэньи, если ты пригласишь ее на прогулку верхом, или в экипаже, или пешком. Подумай, сколько времени мы будем бывать вместе!

Себастьян потрясенно уставился на нее, после чего рассмеялся, громко и восторженно.

– О, Серена… Серена, – выдохнул он наконец. – Я совершенно забыл, какие сумасбродные планы ты умеешь строить! Но должен сказать, этот самый что ни на есть поразительный.

– Я рада, что ты одобряешь, – кивнула Серена, ничуть не обескураженная его смехом. – И мы начнем прямо с утра. Ты нанесешь визит Саттонам, якобы для того, чтобы справиться о здоровье мисс Саттон, после всех ее испытаний, а я столкнусь с тобой на пороге. Мы войдем вместе, и я защищу тебя от всех происков мамаши.

Себастьян покачал головой:

– Я буду следовать твоей коварной интриге, пока не решу, что она выходит из‑ под контроля. И можешь быть уверена, милая, я решу это задолго до того, как мисс Абигайль воспылает ко мне истинными чувствами.

Что ж, и это неплохо, решила Серена.

Напольные часы в передней пробили шесть, и она вздохнула.

– Нужно идти. Проверить, готовы ли комнаты к сегодняшнему вечеру и не придется ли улаживать кухонные драмы.

– У тебя когда‑ нибудь бывает свободный день? – спросил Себастьян, поднимаясь вместе с ней.

– Иногда… если генерал решит, что стоит принять другое предложение, более полезное для бизнеса. Тогда он открывает только маленький салон и ведет игру, пока я выполняю свое задание за обеденным столом, в бальном зале, на званом вечере… Я играю много ролей, Себастьян. Вот так!

Он ничего не ответил, хотя в душе ворочался ком гнева. Несправедливо злиться на Серену, и все же при мысли о том, что она так легко и спокойно мирится со своим положением, ему хотелось тряхнуть ее за плечи.

Ему казалось, что она живет в каком‑ то фарсе, словно во сне. И никакое зло не может ее коснуться. Она сохранила чистоту духа, чистоту намерений, хоть и подчинялась диктату негодяя. Но если так будет продолжаться, она лишится моральных принципов, совсем как ее проклятый отчим. И что тогда?

– Почему бы тебе просто не оставить его? – хрипло бросил он. – Ради всего святого, Серена, уходи. Ты не дитя малое, у него нет над тобой законной власти. Любая другая жизнь будет лучше, чем та, которую ты ведешь сейчас.

В ее фиолетовых глазах блеснуло нечто похожее на презрение.

– Ты действительно так и не стал взрослым, Себастьян. Так и остался маленьким наивным ребенком, искренне верящим в то, что в этом мире живут только порядочные люди.

Она шагнула к двери.

– Если бы ты видел столько, сколько видела я, то понял бы, почему для меня пока что невозможно это простое решение.

Она вышла в переднюю и потянулась к плащу.

Но Себастьян успел раньше. Теперь к неприязни примешался гнев. Как она может небрежно отталкивать его, обращаться так покровительственно?

– Думаю, ты права в одном, – сухо процедил он. – Вероятно, я не понимаю того, что понимаешь ты, но не потому, что не испытал того, что пришлось пережить тебе. Я просто не принимаю твоего пассивного согласия со сложившейся ситуацией. Твоего смирения. Но не стану спорить: тебе, как говорится, виднее.

Он накинул плащ ей на плечи и позвал Барта.

– Найди кеб, – коротко велел он, вручая Серене шляпу и перчатки.

– Итак, я увижу тебя завтра? – так же сухо спросила она.

Он хотел отказаться: хотел сказать, что не желает видеть ее, пока она не поймет его точку зрения, – но совершенно точно знал, что, если скажет это, она уйдет и больше они никогда не увидятся. А он не сможет это вынести, особенно после того, как снова ее нашел.

– Разумеется, – холодно обронил он. – В какое время лучше приехать на Брутон‑ стрит?

– В одиннадцать.

Она натянула перчатки, изнемогая от тоски и дурных предчувствий. Нельзя, не стоит расставаться вот так, когда между ними вновь появилась пропасть. Но как перекинуть через нее мостик? Сейчас это невозможно. Они все еще плохо понимают друг друга.

Серена взглянула на Себастьяна, поколебалась, пытаясь найти слова, но он неожиданно сжал ее руки.

– Послушай, Серена, мы ведь не расстанемся вот так? Нелепо и глупо.

Она нерешительно улыбнулась и, прильнув к нему, поцеловала в уголок губ.

– Прости меня. Я… слишком выбита из колеи и, когда мы вели эту беседу, плохо понимала сама себя. Не сердись.

– Я бы ни за что не хотел выбить тебя из колеи. И не назвал бы это беседой, – сухо улыбнулся он, приподняв ее подбородок.

– А если я поцелую тебя, хотя бы часть гармонии восстановится?

Она улыбнулась, и на этот раз в этой улыбке не было ни следа нерешительности.

– Да, пожалуйста.

Он долго целовал ее, игнорируя Барта, стоявшего в дверях с глазами, круглыми как блюдца.

Но когда Себастьян поднял голову и коснулся губами лба Серены, мальчик громко выпалил:

– Если угодно, сэр, экипаж ждет. Как вы приказали, сэр.

Себастьян и Серена обменялись растерянными взглядами. Оба совершенно забыли о Барте.

– Спасибо, Барт, – поспешно пробормотал Себастьян. – Мэм, могу я проводить вас к экипажу?

Он предложил ей руку.

Серену вдруг обуял приступ неодолимого смеха. Едва сдерживаясь, она положила руку на рукав Себастьяна и, с деланым достоинством выдавив «спасибо, сэр», позволила ему проводить ее к экипажу.

– О, бедное дитя, – хихикнула она. – Возможно, тебе следует усадить его и поделиться жизненным опытом.

– Какой вздор! – провозгласил Себастьян. – Готов поклясться, что это он мог бы кое‑ чему меня научить. Увидимся завтра в одиннадцать.

Он закрыл дверцу экипажа и дождался, пока скрипящий кеб исчезнет из вида. Порыв холодного ветра ударил в лицо, и Себастьян, вернувшись в дом, сразу направился в гостиную, где ждала бутылка кларета. В тот же момент открылась входная дверь и послышался жизнерадостный голос Перегрина:

– Привет, все дома?

– Я тут, – откликнулся Себастьян.

Перри вошел, быстро огляделся, заметил два бокала, тарелки и остатки пиршества.

– Гость? – осведомился он.

– Что‑ то вроде.

Перегрин пристально присмотрелся к брату.

– Звучит интригующе.

Подняв полупустую бутылку, он тихо присвистнул.

– Гость, достойный Нюи‑ Сен‑ Жорж, не меньше! Интересно, кто это мог быть?

Себастьян предпочел проигнорировать и вопрос, и многозначительный взгляд брата, и показал бокалом на бутылку в руках Перри:

– Прекрасное бордо. Интересно, как оно попало в наш погреб? Не помню, чтобы мы его покупали.

Перегрин поставил бутылку.

– Джаспер прислал нам целый ящик из погребов Блэкуотера. Разве не помнишь? Он сказал, что вину пора быть выпитым, потому что не собирается оставлять его в поместье на радость нашим алчным дядюшкам.

– О да, теперь припоминаю, – кивнул Себастьян. – Так где ты был?

– Почему у меня создалось впечатление, что ты стараешься отвлечь меня от всего, что случилось сегодня днем? – протянул Перегрин, поднимая пустой бокал Серены и поднося к свету. – По крайней мере поклянись, что пивший из этого бокала абсолютно здоров. Я намереваюсь его позаимствовать.

– Ты в полной безопасности, – беззаботно отмахнулся Себастьян.

– А вот я весьма приятно провел день. – Перегрин наполнил бокал Серены и уселся перед огнем. – Надеюсь, и ты тоже.

Он отпил вина и вопросительно вскинул брови.

Себастьян сдался.

– Видишь ли, здесь была Серена.

– Вот как? – Лицо Перри стало серьезным. – По твоему приглашению?

– А как же еще?

Себастьян подался вперед, чтобы наполнить бокал.

– Нужно было окончательно выяснить отношения. Слишком много всего накопилось, Перри, чтобы просто не обращать внимания.

Перегрин медленно наклонил голову. Ему было не по себе, и он не мог объяснить, почему именно. Здравый смысл буквально вопил, что Себастьяну просто опасно вновь связываться с леди Сереной Кармайкл. Но как сказать это, не оскорбив брата?

– И ты выяснил?

– Можно сказать, что так, – пробормотал брат, не отрывая глаз от огня. – Она кое‑ что мне объяснила, но я не убежден, что это вся правда и ничего, кроме правды.

– Мудро ли это, возвращаться к прошлому, Себ? – напрямик спросил Перри. – Она так жестоко тебя ранила. Как можно быть уверенным, что больше это не повторится?

– Никак, – честно ответил брат. – Но весь ужас в том, что я так и не разлюбил ее, Перри.

– А леди Серена? Она тебя разлюбила?

– Не думаю, – покачал головой Себастьян.

– Но ты не уверен.

– Нет, черт возьми. Почему ты допытываешься, Перри?

Перегрин смущенно пожал плечами.

– Я не хотел совать нос в твои дела. Но мне очень важно… что ты чувствуешь… что с тобой происходит.

У Себастьяна не было готового ответа. Он представлял, что испытывает Перри, потому что они знали друг о друге все. Даже самые потаенные мысли, которые делили на двоих. Делили скорби и радости. Конечно, Перри нужно все рассказать. Но как?

Выждав паузу, Себастьян пробормотал:

– Мне нужно время, Перри. И Серене тоже. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, к чему все это приведет. У нее слишком тяжелая жизнь, чтобы не сказать больше, – мрачно улыбнулся он. – У меня тоже непростая – из‑ за завещания дядюшки Бредли. Давай пока не будем это обсуждать. Я сам не все понимаю. Так что пока не о чем говорить.

– Согласен.

Брат поднял бокал, и они оба выпили.

– Может, нам следует усерднее искать себе невест? – предложил он. – И почаще навещать болящего родственника, чьим наследником тебе предстоит стать?

– Здравая мысль, Перри. Мы навестим его в ближайшее время.

Перегрин согласно кивнул и, сочтя тему закрытой, поднялся.

– Ты обедаешь дома?

– Меня пригласили Сефтон, Карлтон и Рипли на ужин и партию в карты. Хочешь присоединиться?

Перри покачал головой и направился к двери.

– Не получится. У меня свидание.

– Кто‑ то интересный?

– Вряд ли тебе понравится, – засмеялся Перри и стал подниматься наверх, чтобы переодеться к вечеру.

Себастьян последовал за ним. Перри что‑ то скрывал. Вернее, не был до конца откровенен. Перегрин считал, что имеет право знать, что происходит в жизни Себастьяна, но и тот остро чувствовал, что у Перри есть свои тайны. Может, это как‑ то связано с поисками невесты, достойной наследства?

Перри, разумеется, все скажет, когда будет готов, но и Себ считал, что при необходимости настоит на откровенной беседе. Правда, сейчас у него было достаточно своих проблем, чтобы лезть в дела Перри. Хотя брату не стоит рассчитывать, что это будет продолжаться слишком долго. Себастьян все узнает.

Он невольно улыбнулся, и уже успел добраться до середины лестницы, когда в дверь постучали. Себастьян нахмурился. Слишком рано для гостей, слишком поздно для визитеров, бродячие торговцы подошли бы к черному ходу.

Он остановился. Барт выбежал из кухни и отпер дверь. Чей‑ то голос хрипло произнес:

– Письмо для господина Себастьяна Салливана.

Барт пробормотал нечто неразборчивое, запер двери и снова вернулся в переднюю, оставил послание на столике у двери и бегом вернулся к своему ужину.

Себастьян снова спустился в переднюю и взял письмо. Почерк был неразборчивым, но определенно женским, слишком затейливым на его вкус. Он и сам любил украшать буквы завитушками, когда пребывал в хорошем настроении, но это уже не письмо, а целый сад вьющихся растений. К тому же бумага надушена.

Он осторожно сломал печать и развернул листок:

«Мистер и миссис Уильям Саттон надеются на присутствие уважаемого Себастьяна Салливана на обеде в среду, 31 октября, в 20 часов, в их доме на Брутон‑ стрит».

Себастьян покачал головой. Похоже, Серена предупредила его как раз вовремя. Конечно, если бы она не упросила его, он ответил бы вежливым, но категоричным отказом, и сразу выбросил бы всю эту чушь из головы. Теперь он связан словом.

Себастьян бросил листок на столик и снова поднялся наверх. Все равно ему нужно вернуться на Брутон‑ стрит утром. Не впервые он гадал, почему именно Серена способна подвигнуть его на неожиданные поступки, которые могут выставить его не в лучшем свете. В этом случае ему грозит репутация негодяя, мерзавца, труса и подлеца.

Глава 9

Серена легла в постель, как обычно, на рассвете. Ночь выдалась удачной, и банк остался в значительном выигрыше. Лорд Бредфорд тоже присутствовал, но на этот раз не пытался вовлечь Серену в разговор. Однако она весь вечер чувствовала на себе его взгляд, хотя он не приблизился к ней даже за ужином. Отчим почти не разговаривал с ней, но тоже не спускал глаз. Очевидно, история с предложением Бредфорда не закончена, и поэтому она нервничала. Потребовалось все ее самообладание, чтобы сосредоточиться на игре, постараться, чтобы банк остался в выигрыше.

Она давно уже не терзалась угрызениями совести из‑ за различных приемов, которыми добивалась успехов в делах. Кроме того, Серена с наслаждением пользовалась своим тонким умом, что было необходимо для достижения выгодного результата. В ее жизни не было места для моральных принципов. Она флиртовала, льстила молодым и старым, обращалась с дамами дружелюбно и с уважением.

Иногда за столами появлялись очень молодые леди в сопровождении молодящихся кавалеров. Обычно это были молодые жены престарелых аристократов, пребывавшие на седьмом небе от внезапно обретенной независимости, свалившихся с неба огромных денег «на булавки» и лестного внимания молодых поклонников.

Только тогда Серена позволяла себе поступать по совести. Улыбаясь, она брала очередную глупышку под руку и вела к столам, где ставки были не так высоки, стараясь, чтобы женщина не проигралась, и иногда вмешивалась, когда та была готова бросить на стол фамильную драгоценность, стоимость которой намного превышала величину ставки.

Иногда она заслуживала горячую привязанность молодых женщин, которых вынуждала покинуть дом вместе с упиравшимся кавалером. Последнего она, не стесняясь, упрекала в том, что подверг наивное дитя опасностям азартных игр.

И ни разу ей не пришло в голову, что сама она не намного старше этих молодых женщин, которых считала своей обязанностью защищать.

Перед тем как лечь, она попросила горничную разбудить ее в девять и на удивление быстро заснула. Возобновление отношений с Себастьяном породило желание новой встречи. Теперь, когда сны стали явью, она проснулась восхитительно свежей, словно спала не четыре часа, а все двенадцать.

– Вот ваш горячий шоколад, леди Серена, – сказала Бриджет, ставя серебряный поднос на кровать. – Какой сегодня чудесный день! Немного прохладно, но так приятно увидеть солнце!

Она захлопотала, собирая разбросанную одежду Серены.

– Что вы наденете сегодня утром?

Серена откусила кусочек хлеба и нахмурилась.

– Я навещаю подругу. Поэтому достаньте серое бархатное платье с накидкой из серебристой лисы.

Бриджет одобрительно кивнула и вынула платье из шкафа, проверяя, не помялось ли.

– Сейчас я наскоро его проглажу и вернусь.

Она поспешила из комнаты, оставив Серену за горячим шоколадом и горкой записок, обычно подаваемых с утренним подносом.

Среди них она обнаружила приглашение к Саттонам на 31 октября. Интересно, получил ли такое же Себастьян? Скорее всего.

Она откинула одеяло и подошла к секретеру, чтобы написать о своем согласии. Пусть записка прибудет до того, как они с Себастьяном нанесут сегодняшний визит.

Вернулась Бриджет с отглаженным платьем. За ней шла судомойка с кувшином горячей воды.

– Сегодня, Бриджет, вы меня сопровождаете, – распорядилась Серена, наливая воды в тазик.

– Да, миледи. Позавтракаете в столовой или принести еду в вашу гостиную?

Серена вовсе не желала столкнуться с отчимом, а он наверняка сейчас в столовой. Она выжала тряпочку для мытья и приложила к лицу.

– Принесите в гостиную, пожалуйста. Яйцо всмятку и хлеба с маслом.

Она села на скамью у изножья кровати, чтобы натянуть шелковые чулки, закрепив их подвязками, пока Бриджет расправляла сильно накрахмаленные нижние юбки, прежде чем зашнуровать корсет Серены.

– Достаточно туго, миледи?

– Да, вполне, – объявила Серена, глубоко вздохнув. Бриджет привязала маленький обруч к талии и опустила поверх нижние юбки. Серое бархатное, платье было одно из любимых. Под него надевалась нижняя юбка из бирюзового бархата. Рукава до локтей заканчивались воланами тонкого кружева, перехваченными лентами из бирюзового бархата. Такое же кружево обрамляло декольте. На шее висел бирюзовый кулон.

– Какую прическу вам сделать, мэм?

Бриджет знала, что госпожа не признает пудру, за исключением тех случаев, когда нужно ехать на бал или званый вечер. Зачем? Зачем покрывать эту великолепную гриву иссиня‑ черных волос липким белым порошком?

Серена задумалась, изучая себя в зеркало.

– Завейте с боков букли, Бриджет, а остальные заплетите и уложите короной. Если на улице ветрено, прическа не растреплется.

Стиль был простой, ее собственный, словно созданный для ее маленькой аккуратной головки и подчеркивавший большие глаза. А сегодня Серена хотела выглядеть красивой. Ради Себастьяна. Знакомое чувство, которое она хорошо помнила, и теперь, как в прежние дни, сопровождалось приятным волнением.

Она с энтузиазмом принялась за свой завтрак, любуясь солнечными лучами, проникавшими в окно гостиной. Как красивы языки пламени в камине, как вкусны яйца с хлебом и маслом, как восхитителен аромат кофе! Впервые за много‑ много времени она чувствовала себя воистину живой и наслаждалась новыми ощущениями.

Все это продолжалось и тогда, когда она пересекала вестибюль в сопровождении Бриджет. На улице уже ждал кеб… но из библиотеки выступил отчим.

– Куда ты, Серена?

При звуках его голоса Серене показалось, что с нее заживо сдирают кожу.

Она остановилась и стала натягивать перчатки.

– На Брутон‑ стрит, навестить Саттонов, – спокойно объяснила она.

– Вот и хорошо, – бросил он, отводя глаза. – Я сам намерен навестить мистера Саттона немного позже. Он хотел получить совет относительно своей конюшни. Передай, что я буду иметь честь нанести ему визит перед полуднем, и упомяни, с каким нетерпением я жду встречи с прелестной мисс Саттон.

Черт! Себастьян и отчим не должны столкнуться у Саттонов. Значит, Себастьяну следует уйти в половине двенадцатого. Возможно, ей удастся выманить из дома и Абигайль, прежде чем явится генерал!

Они с Бриджет сели в кеб. Перед тем как захлопнуть дверь, служанка назвала кучеру адрес.

Всю дорогу Серена задумчиво хмурилась. Бриджет сопровождала ее ради соблюдения правил приличия и могла легко сойти еще за одну дуэнью, если Серена убедит Марианну позволить дочери прогуляться с ней и Себастьяном. Тогда они смогут улизнуть до появления отчима, убив сразу двух зайцев.

Кеб остановился перед домом ровно в одиннадцать, и женщины вышли. Тут же на улице появился Себастьян, прибывший к дому на секунду позже Серены.

– Какая встреча, леди Серена! – учтиво поклонился он, сняв шляпу. – Прекрасное утро, не находите?

Голубые глаза весело, заговорщически блестели, словно и он вспоминал вчерашний день. Он отступил, давая ей дорогу, и из‑ за ее плеча поднял молоток.

Дверь открыл дворецкий.

– Доброе утро, Моррисон, – поздоровалась Серена. – Миссис Саттон дома?

– По‑ моему, да, миледи. Как представить джентльмена?

– Сэр Себастьян Салливан. Миссис Саттон его знает.

– Разумеется, миледи.

Моррисон поклонился и величественно направился к гостиной. Леди были заняты вышиванием, хотя Абигайль умирала от скуки. Когда Моррисон объявил о посетителях, она вскочила.

– О, мама, как чудесно! Это Серена и любезный мистер Салливан. Пригласите их, Моррисон.

Дворецкий глянул на госпожу, ожидая подтверждения. Марианна отложила пяльцы.

– Да, Моррисон, пригласите их. И принесите прохладительного. Думаю, мистер Салливан захочет выпить шерри… или мадеры.

– Да, мэм.

Моррисон с поклоном вышел и через несколько минут объявил:

– Леди Серена Кармайкл и сэр Себастьян Салливан, мэм.

– Миссис Саттон, надеюсь, я нахожу вас в добром здравии. Абигайль, моя дорогая, вы просто цветете. Лондон идет вам на пользу.

Серена вошла в комнату, присела перед миссис Саттон и обняла Абигайль.

– Смотрите, кого я нашла у вас на пороге.

Она показала на Себастьяна, который раздавал поклоны, целовал руки и бормотал все полагающиеся банальности.

– Надеюсь, мы увидим вас на нашем маленьком обеде на следующей неделе, мистер Салливан, – объявила миссис Саттон с чарующей улыбкой. – Леди Серена была так добра, что приняла приглашение.

Себастьян наклонил голову.

– Совершенно верно, мэм, буду счастлив.

– Думаю, вам понравится, – изрекла Марианна непререкаемым тоном. – У мистера Саттона прекрасные вина, а моя кухарка сделает честь даже поварам королевского дворца.

– Но, мама, не думаю, чтобы мистера Салливана интересовали столь прозаические вещи, – запротестовала Абигайль, слегка краснея.

– О, вы ошибаетесь, мисс Саттон, – улыбнулся Себастьян. – Меня очень интересуют гастрономические тонкости. Но должен сказать, что и без этих приманок я никогда не подумал бы отказаться от такого любезного приглашения.

Улыбка казалась приклеенной к его губам, и все это время он старался не смотреть в сторону Серены, слишком хорошо представлял себе выражение ее лица – коварную смесь веселости и удовлетворенности.

– В самом деле, сэр?

Миссис Саттон кивнула, словно иначе и быть не могло.

– Выпьете шерри или мадеры? Леди Серена, могу я что‑ то предложить вам?

– Шерри, если можно, мэм.

– Шерри, спасибо, – в свою очередь, пробормотал Себастьян.

Хозяйка сделала знак Моррисону, и тот наполнил бокалы. Стук дверного молотка заставил Серену встрепенуться. Она взглянула на часы. Еще только четверть двенадцатого, генерал просто не успел бы приехать так рано. Но она настороженно прислушивалась, пока дворецкий не объявил:

– Мистер Джонас Веджвуд, мэм.

Марианна поджала губы, но Абигайль покраснела. Серена заметила реакцию обеих и с интересом уставилась на новопришедшего. В дверях появился безупречно одетый и довольно красивый молодой человек, на лице которого желание произвести хорошее впечатление сочеталось с самоуверенностью мужчины, знающего себе цену.

Марианна холодно улыбнулась. Абигайль присела и трепетно прошептала:

– Доброе утро, мистер Веджвуд.

– Вижу, у вас уже гости, – сказал Джонас кланяясь. – Надеюсь, я не помешал.

– Ничуть, сэр, – заверила Серена.

– Позвольте представить леди Серену Кармайкл и сэра Себастьяна Салливана, мистер Веджвуд, – начала Марианна, постаравшись подчеркнуть титулы гостей и едва слышно пробормотать имя ничтожного торговца.

Себастьян выступил вперед, протягивая руку. Он ненавидел снобизм, как многие, уверенные в своем месте в обществе.

– Как поживаете, мистер Веджвуд? Имеете какое‑ то отношение к изготовителям фарфора?

– Непосредственное, сэр.

Джонас с облегченной улыбкой пожал ему руку.

– Семья Веджвуд очень известна в обществе нашего города, мистер Салливан, – вставила Абигайль с застенчивой улыбкой.

– Но это так далеко отсюда, – фыркнула Марианна. – Не стоит утомлять леди Серену и мистера Салливана нашими провинциальными сплетнями.

– Но, мэм, мне очень интересны подобные беседы, – возразила Серена, занятая размышлениями. Вот он, идеальный ответ на все проблемы! Абигайль и Джонас Веджвуд! Она ясно видела их взаимное влечение. Судя по широко раскрытым глазам и румянцу, было ясно как день, что мистера Джонаса Веджвуда в этом доме интересует исключительно Абигайль. Стоит немного подтолкнуть их друг к другу, и из них выйдет прекрасная пара. Генерал пусть ищет другую добычу, а она… она, о, дорогая фортуна… она будет свободна!

– Мы надеялись, мэм, что вы позволите Абигайль сопровождать меня и мистера Салливана на прогулку в Грин‑ парке. Сегодня такой чудесный день – жаль проводить его в доме. Если вы посчитаете это необходимым, с нами будет моя горничная.

– О нет, дорогая леди Серена, я считаю вас достаточно надежной дуэньей. Вы для нас как старшая сестра нашей дорогой Абигайль.

– Я польщена, что вы считаете именно так.

Серена старательно избегала смотреть на Себастьяна.

Абигайль немедленно вскочила.

– Пойду за шляпкой и ротондой! – воскликнула она и немедленно исчезла в вихре муслиновых юбок.

Джонас выглядел совершенно подавленным, но что он мог сделать? Его даже сесть не пригласили, и он стоял, неуклюже вертя шляпу в руках, пока Серена не сказала:

– Если вам в сторону Грин‑ парка, может быть, вы согласитесь проводить нас туда, мистер Веджвуд?

– О, я буду счастлив, – обрадовался молодой человек.

Миссис Саттон снова поджала губы, но промолчала.

Себастьян отвел его в сторону и завел разговор о книге по производству фарфора, которую недавно прочитал. Манеры Себастьяна были, как всегда, безупречны. Серена слушала с восхищением. Она была потрясена тем, что он нашел время прочитать руководство по столь далекому от него предмету. Он явно старался сделать все, чтобы Джонас чувствовал себя непринужденно.

Вернулась Абигайль в изящной соломенной шляпке, украшенной розами из коричневого бархата, и коричневой бархатной ротонде, отделанной серым мехом. Серена подумала, что девушка выглядит очаровательно, недаром мужчины с видимым одобрением разглядывают ее.

– Мисс Саттон…

Себастьян с улыбкой предложил ей руку. Миссис Саттон немного смягчилась и даже сумела довольно улыбнуться.

– Прогулка тебе не помешает, дорогая. Но не более часа. Не хочу, чтобы ты простудилась.

– Совершенно верно, мэм, – торжественно согласился Себастьян. – Но не беспокойтесь: стоит ей только вздрогнуть от холода, и я немедленно провожу мисс Саттон домой.

Серена глянула на часы. Почти без четверти двенадцать, им давно пора идти. Она улыбнулась молодому мистеру Веджвуду:

– Готовы, сэр?

– О да… простите меня, мэм. Могу я предложить вам руку?

Серена попрощалась с Марианной, и все четверо ушли. Только когда они завернули за угол, она облегченно вздохнула. Пока что они в безопасности. Абигайль болтала с Себастьяном, который слушал, наклонив к ней голову, и иногда вставлял словцо.

– Вы надолго в Лондоне, мистер Веджвуд? – весело спросила Серена, видя страдальческие взгляды, которые тот бросал на идущую впереди пару.

Но он был слишком хорошо воспитан, чтобы игнорировать даму.

– Я здесь по делам своего дяди, мэм, и решил немного продлить пребывание и посмотреть город. Остановился в «Голове королевы», на Генриетта‑ плейс.

– И что вам в Лондоне особенно понравилось? – осведомилась она с улыбкой.

К счастью, вопрос оказался удачным, и молодой человек принялся красочно описывать увиденные им достопримечательности.

Они добрались до Грин‑ парка, но Джонас, словно этого не заметив, прошел вместе с ними в ворота. На газоне щипали травку коровы, которых пасли три доярки.

– Коровы! – с восторгом воскликнула Абигайль. – Посреди Лондона! Поразительно! Я словно дома очутилась.

– Не хотите чашку молока, мисс Саттон? – поспешно спросил Джонас, подходя ближе. – Доярки надоят прямо при вас. Если пожелаете, конечно.

– О да! Разумеется!

Абигайль направилась к коровам, и Джонас, конечно, последовал за ней.

Себастьян глянул на Серену и расплылся улыбке.

– Оставим их ненадолго?

– Согласна. Не считаешь, что это идеальная пара?

– Сомневаюсь, что миссис Саттон согласится. Похоже, она не слишком расположена к людям своего круга.

– Посмотрим, – пожала плечами Серена. – Мистер Саттон куда более практичен и обожает Абигайль, бережет ее как зеницу ока. Вряд ли он не позволит ей выйти за человека, которого она любит, даже если последний не во всем соответствует требованиям ее матери.

Себастьян кивнул. Они стояли не слишком близко друг к другу, сознавая, что находятся в публичном месте, но оба остро ощущали приятное возбуждение, предвкушение нового свидания.

– Когда я снова увижу тебя? – тихо спросил он.

Серена поняла, что говорит он не о визите.

– Жаль, что у нас нет своего домика. Мне будет неприятно столкнуться с твоим братом. И хотя я уверена, что Маргарет иногда сможет позволить нам побыть у нее дома, все равно в этом есть что‑ то нечистое, как будто мы делаем нечто запретное.

– Нет ничего нечистого в том, что я испытываю к тебе, – возразил Себастьян. – Нечистое тут только одно: омерзительное влияние твоего отчима. Если согласишься оставить его, мы найдем выход из этого положения.

– Не начинай опять, Себастьян, – горько вздохнула Серена. – Я уже сказала: пока что это невозможно. Я единственная, кто может защитить от него Абигайль. И пока она не окажется в безопасности, я не уйду от отчима.

– Значит, приносишь себя в жертву ради девчонки, чья мать готова продать ее, чтобы удовлетворить свои глупые претензии?

Он говорил резче, чем намеревался, и слишком поздно увидел, как ее глаза гневно сверкнули, а губы сжались.

– Я не желаю продолжать разговор в таком тоне, – бросила она, отходя к стаду коров, где доярка окунала чашку в ведро с только что надоенным молоком.

– Восхитительно, леди Серена, – воскликнула Абигайль. – Хотите попробовать?

– Да, позвольте мне, леди Серена, – вставил Джонас, как раз заплативший доярке и с готовностью открывший кошелек снова.

– Нет‑ нет, спасибо, мистер Веджвуд. Я не слишком люблю молоко, – с вымученной улыбкой ответила Серена. – Абигайль, думаю, нам пора возвращаться. Я только что вспомнила, что мне нужно на примерку.

Она решительно игнорировала Себастьяна, стоявшего у нее за спиной.

– Возможно, мистер Веджвуд будет так добр проводить нас на Брутон‑ стрит. Мистеру Салливану тоже нужно идти.

Себастьян едва не взорвался, но слишком хорошо понимал, что лучше сдержать достойный ответ, так и просившийся на язык.

– Я буду иметь честь навестить вас снова, мисс Саттон, если примете меня, – с поклоном сказал он.

И без того огромные глаза Абигайль раскрылись еще шире.

– Разумеется, сэр, я буду очень рада.

Себастьян кивнул на прощание Джонасу.

– Мистер Веджвуд… был рад познакомиться. Леди Серена.

Он сухо поклонился, повернулся и пошел по дорожке.

Джонас, получивший столь неожиданный подарок, просиял:

– Леди, могу я…

Он предложил правую руку Серене, левую – Абигайль, и все трое вернулись на Брутон‑ стрит.

– По‑ моему, это конь генерала Хейуорда, – заметила Абигайль, когда они свернули на Брутон‑ стрит.

Черный мерин генерала был привязан к перилам крыльца, и Серена выругалась про себя. Она намеревалась пробыть в парке еще с полчаса, чтобы избежать встречи с отчимом, но Себастьян нарушил ее планы.

– Да… совсем забыла… отчим сказал, что у него дела с мистером Саттоном, – уклончиво пробормотала она. – Думаю, нам пора прощаться, мистер Веджвуд.

Она протянула руку молодому человеку. Тот поцеловал ее пальчики, оказал ту же любезность Абигайль и подождал, пока они войдут в дом, прежде чем энергичной походкой отправиться по своим делам.

– А вот и вы, дорогие, – приветствовала их Марианна, выходя из библиотеки. – Приехал генерал Хейуорд. Он здесь. С твоим отцом. Спрашивал о тебе. Зайди в библиотеку и поздоровайся с ним, дитя мое. Вы тоже зайдете, леди Серена?

– Нет, спасибо, мне нужно к модистке. Можно попросить Моррисона привести мою горничную?

Дворецкий поклонился и отправился за Бриджет, занятой увлекательной беседой с горничной из верхних покоев. Поправив шляпку, она поспешила к Серене и невольной гримасой встретила сообщение о возвращении на Пикеринг‑ плейс. Но она привыкла к тому, что хозяйка обожает пешие прогулки, и молча присела.

Марианна подождала, пока за гостьей закроется дверь, прежде чем вернуться в библиотеку. Абигайль стояла у письменного стола. Генерал Хейуорд, устроившийся у камина с бокалом в руках, ослепительно улыбался девушке, держа ее руку и время от времени целуя пальчики.

– Поздравляю, миссис Саттон. Ваша дочь – само совершенство. Я и мистеру Саттону то же самое сказал. Какая радость – иметь в доме столь прелестное создание!

В Брюсселе Абигайль находила цветистые комплименты генерала весьма приятными, но теперь считала все его ухищрения дурным тоном. Трудно представить, чтобы обаятельный Себастьян Салливан сказал нечто подобное, не говоря уже о скромном Джонасе Веджвуде!

Девушка постаралась высвободить руку и искоса глянула на мать, которая улыбалась и кивала, словно комплименты предназначались ей.

– Вы так добры, генерал. Так добры!

– О да. Мы очень гордимся нашей хорошенькой кошечкой! – объявил Уильям своим гулким басом и пощекотал дочь под подбородком. – Ты гуляла с леди Сереной? Не так ли?

– Да, папа. Мы были в Грин‑ парке. Мистер Веджвуд купил мне чашку молока у доярки… только представьте, сэр, стадо коров в парке, посреди города!

Абигайль была более чем счастлива изложить события сегодняшнего утра, и хотя отец слушал с благосклонной улыбкой, мать при упоминании Джонаса привычно поджала губы.

– Итак, Саттон, если вы собираетесь посетить «Таттерсоллз», едем сегодня же днем.

Генерала не интересовали приключения Абигайль в Грин‑ парке. Он предположил, что мистер Веджвуд – член семьи Веджвуд и всего лишь друг дома, а поэтому ему не соперник.

– Превосходно… превосходно, не станем откладывать назавтра то, что можно сделать сегодня. Но сначала пообедайте с нами, генерал. Ничего особенного, хотя миссис Саттон может накрыть самый изысканный стол.

Генерал принял приглашение и предложил Абигайль руку. За столом он сидел рядом с ней и всячески старался очаровать.

– Вы уже побывали на здешних балах, мисс Саттон?

– О нет, я еще не выезжала, сэр. Мама говорит, сначала нужно завести круг знакомых.

Она уже хотела упомянуть о званом обеде, но вовремя проглотила язык. Серена успела намекнуть, что генерал не захочет оказаться в неподходящем для него обществе молодых людей, и Абигайль видела в этом определенный смысл. Генерал принадлежит скорее к поколению ее родителей. Хоть бы мама не упомянула о званом обеде.

Но ей не стоило волноваться. Марианна решила держать генерала в резерве, а сама мечтала о кандидате помоложе и побогаче.

– В таком случае мы должны поехать в театр, – предложил генерал. – Нужно же показать вас публике. Помяните мои слова: едва вы появитесь в моей ложе, начнутся вопросы и предположения, а в антракте нас посетят немало визитеров!

Абигайль глянула на мать. Марианна все‑ таки убедила мужа, что визит в театр в качестве гостьи мистера Веджвуда вряд ли поможет появлению их дочери в светском обществе. Уильям, как человек добродушный, поспорил с женой, но, наконец, согласился, ссылаясь на ее более обширные знания в подобных делах, и приглашение мистера Веджвуда было отклонено в сухой записке, посланной Марианной.

– Генерал, да это чудесная мысль! – воскликнула Марианна. – Но для молодой дебютантки подходит только классическая пьеса. Или возможно, концерт… что‑ то весьма изысканное.

– Разумеется, конечно. Не забывайте, что у меня тоже есть дочь. Я знаю, как надлежит развлекать молодых леди.

Он осушил бокал и положил на тарелку большой кусок великолепного пирога с телятиной и ветчиной.

Миссис Саттон не нашла ничего удивительного в этом ответе. Леди Серена была идеальной дочерью, хотя выглядела старше своих лет. Но потерявшие матерей дети быстро растут.

– Странно, почему леди Серена до сих пор не замужем, – заметил Уильям. – Будь она моей дочерью, я бы давно нашел ей мужа. Она так красива!

Абигайль густо покраснела от такой бестактности отца, до ничего не могла сказать в присутствии гостя, который действительно выглядел растерянным.

– Видите ли… Серена совершенно самостоятельный человек. Она найдет мужа, когда будет готова, но пока что предпочитает присматривать за мной.

Он громко рассмеялся и знаком велел лакею наполнить бокал.

– Ну, Абигайль недолго будет искать мужа, – гордо улыбнулся Уильям. – Такая хорошенькая кошечка! Как только ей исполнилось пятнадцать, я палкой отгоняю от двери влюбленных поклонников. И если не ошибаюсь, даже сейчас у нее есть воздыхатель.

Он поднес к губам кружку с элем.

Абигайль покраснела еще сильнее.

– Как не совестно, папа! Я не знаю, о чем вы.

– Мистер Саттон, о таких вещах не говорят прилюдно, – пришла ей на помощь Марианна. – Вы заставляете краснеть бедное дитя.

– О, она не стыдится своего глупого отца! – объявил Уильям. – Старому папаше позволено многое, вы согласны, Хейуорд?

– Конечно! – Генерал слегка растянул губы в саркастической улыбке. – Можно спросить, мисс Саттон, кому же вы отдаете предпочтение?

– Мой отец ошибается, сэр, – с негодованием объявила Абигайль. – А если бы и не ошибался, я не настолько неделикатна, чтобы вступать в подобную дискуссию.

Она снова глянула на мать. Та одобрительно кивнула.

– Абигайль совершенно права, мистер Саттон. Подобные вещи не предмет застольного обсуждения.

– Но мы среди друзей, миссис Саттон, – хмыкнул муж. – Не так ли Хейуорд? Моррисон, бренди!

– Совершенно верно, – согласился генерал.

Марианна отодвинула стул.

– Пойдем, Абигайль, оставим джентльменов за их бренди.

Абигайль с огромным облегчением последовала за матерью в гостиную, куда Моррисон уже принес кофе.

– Терпеть не могу, когда папа говорит с генералом подобным тоном! – воскликнула Абигайль.

– Ну такова уж его натура.

Марианна налила кофе.

– Он желает для тебя самого лучшего, дитя мое.

Но про себя она решила держать мужа как можно дальше от общества. Она ничего не имеет против Уильяма, и хотя он ничего не жалеет для дочери, его разухабистые манеры совершенно неприемлемы в светских кругах, где она надеялась найти Абигайль мужа.

Абигайль пила кофе и, совершенно забыв о генерале, думала о молодых людях. С одним она была накоротке, слишком много у них было общего. Другой же, настоящий аристократ, с прекрасными манерами и вхож в самые высшие круги света.

Она решила при удобном случае расспросить Серену. Похоже, они старые друзья или по крайней мере знакомые.

– Графство Блэкуотер одно из старейших в стране, – неожиданно сказала мать, угадав, о чем думает дочь. – Если нынешний граф не будет иметь наследников, его брат получит титул. У графа двое братьев, близнецы, но Себастьян старше своего близнеца на две‑ три минуты.

– Откуда ты знаешь?

Абигайль всегда поражалась способности матери добывать информацию буквально из воздуха.

– О, мне кое‑ что рассказал Моррисон. Очевидно, горничная леди Серены много чего наговорила об их семье, когда сидела у нас на кухне. Очень часто слуги знают о знатных семьях то, что неведомо господам.

– А как зовут брата? – заинтересовалась Абигайль.

– Граф – Джаспер Салливан. Младший брат – Перегрин Салливан.

– Хотелось бы знать, они похожи?

Два голубоглазых златовласых Салливана, фланирующих по лондонским улицам, казались Абигайль слишком большим счастьем.

– Этого я сказать не могу, – пожала плечами мать. – Но вдруг леди Серена захочет пригласить Перегрина на наш званый обед?

– А вдруг она плохо с ним знакома?

Марианна промолчала и, взяв с подноса печенье, обмакнула в кофе.

– Все может быть. Во всяком случае, я жду большого успеха. Но не следовало ли пригласить генерала? Он всегда может отказаться.

– Зачем наживать себе лишние беды, мама? – спросила Абигайль, взяв в руки «Ледиз газетт». – Вы сами сказали, что это вечеринка для молодых людей.

– Возможно, ты права.

Марианна устроилась поудобнее и закрыла глаза, решив подремать.

Глава 10

Себастьян вернулся домой, ругая себя за то, что спровоцировал нелепую ссору, и все же убежденный, что не мог придержать язык, когда речь идет о чем‑ то столь жизненно важном, как благоденствие Серены, не говоря уже о ее счастье. Разве пристало ему стоять в стороне, ломая руки, когда ей угрожает опасность? А он не сомневался, что существование под одной крышей с отчимом рано или поздно приведет к беде. Если бы она питала к Себастьяну искренние чувства, признала бы его право высказывать свое мнение. Конечно, он был чересчур резок, но ведь его, в свою очередь, спровоцировали! Возможно, стоит смириться с тем, что любовь к нему Серены не так глубока, как его любовь к ней. Но если это так, основываясь на прошлом опыте, нужно бежать от нее как можно быстрее.

Он пытался противиться этой мрачной мысли, но она нависла над ним, как мрачная тень над залитым солнцем лугом.

Когда он вошел в дом, Перегрин как раз спускался по лестнице.

– Выглядишь так, словно потерял гинею, – заметил он, надевая перед зеркалом шляпу.

– Хотел бы я, чтобы все было так просто, – криво усмехнулся Себ. – Куда идешь?

– Думаю, самое время нанести визит старику. Я не видел нашего достославного дядюшку Бредли с прошлого месяца. Не хочешь составить мне компанию?

– Почему нет? – вздохнул Себастьян. – Надо же чем‑ то заполнить день.

– Не хочешь откровенно поговорить? Я не спешу.

Себастьян покачал головой:

– Не сейчас, но спасибо за предложение. Я не в своей тарелке, и не знаю, с чего начать. Дурацкое положение.

Перегрин без труда разгадал причину скверного настроения брата. Слишком часто он видел это выражение его лица за последние три года, и про себя пожелал леди Серене Кармайкл отправиться куда‑ нибудь подальше. Она никогда не приносила Себу ничего, кроме бед. Но есть граница, которую не может пересечь даже любимый брат.

Поэтому Перри счел за благо оставить эту тему.

– Прогуляемся? – предложил Себастьян.

– Если хочешь. День выдался неплохой, – с готовностью согласился Перри. И оба направились к Пиккадилли и Стрэнду. Шли молча. Вести разговор и без того было бы трудно из‑ за воплей уличных торговцев и носильщиков портшезов, стука железных колес по булыжникам, лая бродячих собак, неожиданного ржания лошади, слишком резко остановившейся перед каким‑ то препятствием.

Себастьян, казалось, отстранился от всего земного, не замечая даже раскрашенных и напудренных жриц любви в платьях с вырезами, обнажавшими грудь. Они рассекали толпу, сопровождаемые своими горничными, и словно предлагали товар прямо на ходу. Такая рассеянность брата была совершенно для него нехарактерна и свидетельствовала о душевном расстройстве. Обычно Себастьян с интересом оглядывал проходящих дам через лорнет, бросая изредка непристойные комплименты. Что же, черт побери, такого в этой женщине, которая приобрела неодолимую власть над Себастьяном?

Они остановились у величественного особняка виконта Бредли на Стрэнде и, вздохнув, приготовились к тому, что ожидало их внутри. Непонятно, в каком настроении пребывает дядюшка. Разумеется, он в любом состоянии ехиден и язвителен, просто иногда чувствовал себя получше.

Луи, правая рука дядюшки, открыл дверь на стук братьев. Он был неподражаем в своей зеленой ливрее и пудреном парике.

– Мистер Себастьян… мистер Перегрин. Сейчас спрошу, примет ли вас его светлость. Сейчас у него лорд Блэкуотер.

– Вот как? – поднял брови Себастьян. – Что же, поднимемся?

Он шагнул к лестнице.

– Предлагаю подождать в другой комнате, пока лорд Блэкуотер не уйдет. И тогда я точно узнаю, готов ли его светлость принимать других визитеров.

И хотя все это было высказано почтительным тоном, в устах Луи звучало как повеление. Братья кивнули и прошли по лестнице на галерею. Дверь открылась в устланную толстым ковром комнату. Братья так привыкли к богатой обстановке в индийском и восточном стилях, к золотым и серебряным безделушкам, фарфоровым статуэткам и картинам в тяжелых позолоченных рамах, что едва их замечали. Виконт Бредли нажил значительное состояние в Индии и на Востоке, и его дом и обстановка были отражением этой жизни.

– Интересно, что привело сюда Джаспера?

Себастьян подошел к графинам на буфете и стал рассматривать их через лорнет.

– Господи, хотя бы раз в жизни увидеть здесь приличный коньяк! Ничего, кроме шерри!

– Полагаю, все, что подороже, он держит для себя. Перри нахмурился.

– Я не видел Джаспера пару недель. Возможно, делает обязательный визит, как и мы.

В этот момент дверь спальни виконта открылась, оттуда вышел Джаспер и без особого удивления оглядел братьев.

– Себ, Перри. Как вы? Выбрали для визита неудачное время. Он в ужасном настроении и готов ругать всех и вся.

– А ты не захватил с собой Клариссу, – лукаво заметил Перри. – Вот старый черт и злится.

Джаспер улыбнулся и покачал головой. Перегрин вспомнил тот день, когда вместе с Себастьяном впервые увидел миссис Клариссу Ордуэй, нынешнюю графиню Блэкуотер.

– Нет, я оберегаю ее от этого сатира как только могу.

Он налил себе шерри.

– Будьте там поосторожнее, – остерег он, кивком показывая на дверь спальни.

В это время раздался отчаянный звон колокольчика. Прежде чем замерла последняя нота, из боковой двери появился худой, одетый в черную рясу мужчина и, не обращая внимания на братьев, скользнул в спальню.

Джаспер поморщился.

– Бедняга. Если представится случай, взгляните на мемуары старика! Он терзает невинного бенедиктинца, которого сделал своим секретарем, совершенно непристойными описаниями своих похождений.

– О чем ты, Джаспер?

– Наш почтенный дядюшка пишет мемуары, нечто вроде последней исповеди. В роли духовника отец Косгроув, так что дядюшка предстанет перед Создателем очищенным от всего земного. И выделяя нам наследство на спасение душ, он ошибочно считает, что получит полное отпущение грехов и попадет в рай.

Джаспер коротко усмехнулся, осушил бокал и поставил на буфет.

– Но ты сам нашел не совсем уж потерянную душу, – заметил Перегрин. – Кларисса вовсе не нуждалась в спасении.

– Совершенно верно, – согласился Джаспер. – Но этот секрет мы не станем никому открывать. Достаточно, что виконт всему поверил. А вы? Как идут ваши поиски?

– Не так хорошо, как твои, – пожал плечами Себастьян.

Нет, сейчас не время советоваться с братьями. И вообще неясно, настанет ли такое время.

– Говоря по правде, Джаспер, мне это не нравится, – неожиданно выпалил Перри – Мы играем по правилам дядюшки. Он забросил наживку, а мы попались на крючок. Как форель.

– Ты не прав, – перебил его Джаспер. – И, как я уже говорил, Перри, ты не смеешь уклониться от долга по отношению к семье. Если мы не выполним условий завещания Бредли, то потеряем поместья: они и так уже заложены и перезаложены, – а имя Блэкуотеров будет обесчещено. Понимаю, это не выглядит справедливым, но в жизни мало справедливости. Мы не ответственны за бремя долгов, но я отвечаю за то, чтобы вытащить семью из глубокого болота, в котором она оказалась. И я нуждаюсь в вашей помощи. Поэтому найдите себе таких жен, как требует Бредли. Мне плевать, как вы это сделаете, но вы это сделаете. Надеюсь, вам ясно?

Побелевший Перри кивнул:

– Ясно.

– Вот и хорошо. Приходите на обед на следующей неделе.

Дверь за ним захлопнулась. Братья переглянулись.

– Мне что‑ то расхотелось общаться с дядюшкой Бредли, – пробормотал Перри.

– Я тебя понимаю, – вздохнул Себастьян. – Не припомню, когда Джаспер так нас отчитывал.

– Но на нем действительно лежит бремя фамильных обязательств и управления поместьями. Он пребывает в постоянной тревоге. Но, черт побери, Себ, я не говорил, что отказываюсь выполнить требование дядюшки, просто высказывал свои опасения. И не говори, что у тебя их нет.

Себастьян подумал о Серене. Если их отношения будут продолжаться в том же духе, он не сможет выполнить свою часть сделки, но после выволочки, которую задал им Джаспер, стыдно было в этом признаться.

– Конечно, есть и у меня опасения. Ты прав.

Перри кивнул.

– Мы найдем путь через лабиринт. Но сейчас я просто не могу видеть несносного дядю Бредли. Одна словесная порка в день – это мой предел. Ты остаешься?

– Да, раз уж я сюда пришел. Кроме того, мне интересно заглянуть в скандальные мемуары.

Проводив графа, Луи заглянул к братьям.

– Я спрошу, принимает ли его светлость.

– Только обо мне, Луи, – предупредил Себастьян. – У моего брата неотложные дела.

– Как вам угодно, сэр.

Луи постучал в дверь спальни и, услышав приглушенный голос, вошел.

Перегрин махнул рукой на прощание и поспешил вниз. Трудно осуждать брата за желание зализать раны. Джаспер так редко на них сердился, но когда это происходило, в выражениях не стеснялся.

– Его светлость примет вас, мистер Себастьян, – объявил Луи с порога.

Себастьян кивнул и переступил порог душной спальни, где в массивном камине пылало пламя. Тяжелые бархатные шторы были задернуты, отсекая свет осеннего солнца. В комнате горели десятки восковых свечей. В воздухе стоял приторный запах старости и болезни.

Себастьян поклонился фигуре, сидевшей в кресле у огня. Старик был укутан в отделанный мехом халат. На коленях лежал меховой плед. На желтоватом морщинистом лице блестели поразительно молодые глаза, устремленные на племянника.

– Два племянника в один день! Я польщен. А где твой брат? Вы обычно приходите вдвоем.

– У Перри срочное дело, сэр. А как вы? Как ваше здоровье? Надеюсь, вам лучше?

– Предпочитаю обойтись без этих банальностей, – махнул рукой дядя. – У меня нет на них времени.

Он повелительно указал на стул напротив.

– Косгроув, ворона ты этакая, принеси стакан вина для моего племянника.

Себастьян, глянув в темный угол комнаты, различил на фоне стены еще одну тень, черную. Тень выступила вперед и превратилась в высокого изможденного священника в темной рясе, с тяжелым крестом на шее и четками на поясе.

– Добрый день, отец Косгроув, – приветствовал Себастьян с вежливой улыбкой.

– Добрый день, сэр.

Священник наполнил бокал и принес гостю. Его угловатое лицо было бесстрастным, если не считать, что в глазах стыло затравленное выражение, как у беглеца, которого преследуют гончие. Себастьян не испытывал к нему ничего, кроме сочувствия. Он снова улыбнулся, взял бокал, и священник растаял в тени.

– Угадай, кого я видел позапрошлой ночью, – ухмыльнулся виконт, в глазах которого блестела веселая злоба.

– Я не думал, что вы выезжаете из дому по ночам, сэр.

Себастьян пригубил вина. Несомненно, лучше, чем шерри в комнате напротив.

– О, только когда у меня бывает желание и настроение.

Старик откинулся на спинку кресла, по‑ видимому, очень собой довольный.

– Я услышал, что на Пикеринг‑ плейс только что открылось игорное заведение. Вот и решил посмотреть, что там происходит.

– В самом деле, сэр?

Себастьяну стало не по себе. Какой сюрприз его ждет?

– Надеюсь, вы хорошо провели время.

Прежде чем ответить, Бредли припал к бокалу.

– О, даже очень! Играл в пикет с прелестной леди Сереной. Должен сказать, за последние два года она стала еще красивее. Несколько лет блужданий по Европе творят чудеса с дамами полусвета: сглаживают шероховатости, придают лоск, учат тонкостям… профессии.

Себастьян сохранял полное спокойствие. Дядя наблюдал за ним из‑ под опущенных век.

– Я собираюсь возобновить свои притязания. Что думаешь, мальчик? Она согласится стать моей содержанкой?

– Не знаю, сэр.

Себастьян наклонился и пинком отправил в огонь выпавшее из огня полено, что дало ему время взять себя в руки.

– Да и откуда мне знать? Я не слишком хорошо знаком с этой леди.

– Вот как?

Виконт стукнул донышком бокала о стол. Свет стоявшей рядом свечи упал на массивный рубин, сверкавший на странно моложавой, тонкой и изящной белой руке.

– Косгроув!

Отец Косгроув немедленно выступил вперед с графином в руке, долил вина в бокал виконта и снова отполз в тень.

– Что же, племянник, если ты еще не посетил Пикеринг‑ плейс, предлагаю это сделать, и немедленно. Она – настоящий лакомый кусочек. Я слышал, что Бредфорд предлагает ей покровительство. Не могу решить, вступать ли с ним в бой за обладание девчонкой. Старый дурак Хейуорд заинтересован только в том, кто больше даст, так что я могу легко перекрыть ставку Бредфорда. Вот только стоит ли она таких усилий?

Бредфорд? Тому, кто больше даст?

Себастьяна неожиданно затошнило. Вино отдавало горечью на языке. Хочет ли виконт просто лишний раз ударить в больное место, или Хейуорд действительно намерен продать падчерицу? Серена ни слова не сказала об этом, когда описывала несчастья своей жизни. Она что‑ то говорила об унижении, которому подвергалась, присутствуя в игорном заведении, о невыплаченных долгах, о поспешном бегстве от кредиторов, но о том, чтобы стать содержанкой, ни слова.

– Простите, но я никак не могу помочь вам принять решение, – с ледяным спокойствием выдавил он. Его взгляд упал на стопку покрытых мелкими буквами листов бумаги на столе у кресла виконта.

Тот проследил за его взглядом и неожиданно хмыкнул, что лишь усилило дурные предчувствия Себастьяна.

– Мои мемуары, мальчик. Я только что показывал их Блэкуотеру. Возможно, и ты хочешь посмотреть. Косгроув, ворона, принеси мне главу о Чарлз‑ стрит.

Он повелительно щелкнул пальцами.

Себастьян сжал кулаки. На Чарлз‑ стрит находилось первое игорное заведение генерала Хейуорда. Именно там Себастьян впервые встретил Серену. Дядя был постоянным клиентом генерала и, как большинство игроков, ухаживал за Сереной. Он не мог знать о природе отношений между ней и племянником, поскольку они были очень осторожны, но теперь Себастьян подумал, что, возможно, оба заблуждались. В таком тесном, маленьким кругу невозможно сохранить тайну.

– Думаю, не стоит… – начал он и осекся, когда священник принес требуемое. Любопытство взяло верх. Какой бы неприятной ни была правда, нужно посмотреть, что там нафантазировал дядюшка.

– Я устал, мальчик. Отнеси это в комнату напротив, – резко закончил разговор виконт. – Ворона, позвони Луи. Пусть уложит меня в постель.

Отец Косгроув молча отдал Себастьяну рукопись и позвонил в колокольчик.

Себастьян поднялся и поклонился дяде.

– Доброго дня, сэр. Надеюсь, вы почувствуете себя лучше…

– Я уже сказал, что не терплю банальностей, – раздраженно бросил виконт. – Уходи и оставь меня одного.

Себастьян молча вышел, уселся в комнате напротив, рядом с непристойной скульптурой из Индии, изображавшей мужские и женские тела, сплетенные в самых невероятных позах, и взял первый листок. Повествование начиналось так:

«День с прелестной Сереной… как это восхитительно – поставить гордую красотку на колени, научить ее, как угодить…»

Новая волна тошноты накатила на Себастьяна. Виконт намекает, что Серена побывала в его постели, но ничего подобного не могло быть. Или он слишком уверен в себе? Серена многого ему не говорила. А теперь еще известие о Бредфорде… что это означает? Неужели Хейуорд заставил ее продаваться? А если да, как часто это случалось?

Но он все равно не мог поверить, что Серена спала с Бредли. Просто не мог. Старик опять плетет интриги и сеет рознь. Как всегда. В нем горит неутолимая жажда ранить, калечить, изводить людей, и если он знал или догадывался о давней связи племянника с Сереной, наверняка понимает, как будет плохо Себастьяну от его разнузданного бреда.

Себастьян решительно принялся за чтение. И неожиданно, сквозь туман отвращения, увидел истину. Его дядя излагает свои извращенные фантазии, представляя, как будет отвечать Серена на его гнусные требования. Интересно, сколько еще эпизодов, старательно записанных благочестивым отцом Косгроувом, произошло на самом деле? Неужели все это непристойные, но неосуществленные мечты жалкого грязного старикашки?

Он дочитал до конца, и грязное воображение виконта заставило Себастьяна почувствовать себя запачканным.

Закончив, он аккуратно сложил страницы на резном столике и незаметно ушел.

Он шагал быстро, радуясь, что холодный ветер выдувает из головы мутные остатки мерзких фантазий дядюшки.

Себастьян был так погружен в свои мысли, что даже не замечал, куда идет. И остановился только на Ковент‑ Гарден‑ Пьяцца. В это время дня здесь было полно народу. Куртизанки и обычные шлюхи предлагали свой товар, пьяницы в различных стадиях опьянения вываливались из кабаков, а у колоннады шла нарасхват продажа непристойных гравюр.

Себастьян повернул к пабу «Голова Шекспира» и заказал кружку эля. Нашел укромный уголок и стал лениво наблюдать шумную сцену. И пока он сидел, внезапно нашел ответ на свою дилемму. Кристально ясный ответ.

Как он мог не увидеть очевидного? И если бы он не прочитал омерзительных мемуаров виконта, до сих пор ни о чем бы не догадывался. Но теперь он разом решит проблему с лордом Бредфордом, генералом Хейуордом и виконтом Бредли.

Если только… но это очень важно. Разделит ли Серена его точку зрения? Осталась ли она той женщиной, которую он любил?

Себастьян не знал. Она стала загадкой. Что, если она действительно продавала себя по всей Европе? И даже если делала это не по собственной воли, сможет ли он жить с такой правдой?

Несколько дней спустя Серена читала в своей гостиной, когда Фланаган объявил, что ее желает видеть лорд Бредфорд.

– Скажите, что я не принимаю, – бросила она, даже не подняв глаз от книги. При мысли о разговоре с его светлостью по коже поползли мурашки. Генерала дома не было, и она спокойно может отказать графу, не боясь, что кто‑ то отменит ее решение.

– Да, миледи, – с поклоном ответил Фланаган и ретировался, величественно шагая в библиотеку, где ждал граф.

– Леди Серена не принимает.

Граф раздраженно уставился на бесстрастного дворецкого, который стоял, придерживая дверь, готовый проводить визитера к выходу.

– Передайте хозяйке, что у меня дело неотложной важности: я должен немедленно ее видеть.

Фланаган поколебался. Он не мог выкинуть графа из дома силой, но его верность и преданность прежде всего принадлежали Серене.

– Я передам ваши слова, милорд, но леди Серена была очень тверда в своем решении.

– Идите и делайте как вам велено, – повелительно бросил граф.

Фланагану ничего не оставалось, кроме как вернуться.

– Прошу прощения, миледи, но лорд Бредфорд настаивает на том, что у него дело неотложной важности и он должен немедленно вас увидеть.

Серена ощутила знакомое чувство безнадежности, с которым боролась каждый день своей жизни. Она твердила себе, что свободна в своих поступках, но так ли это? Она могла повторить Фланагану отказ принять лорда Бредфорда, и тот будет вынужден уйти. Он не может ворваться в ее гостиную. Но это означает оттягивать неизбежное. Она все равно увидится с ним рано или поздно, и придется его выслушать. Пока генерал будет позволять графу думать, что ее капитуляция неизбежна, тот продолжит преследования. Теперь самый подходящий момент, когда отчима дома нет и он не сможет вмешаться и не станет уговаривать ее.

– Хорошо, Фланаган, проводи его в малую гостиную внизу.

Она отложила книгу и посмотрелась в зеркало над камином. Странно, выглядит она неотразимой и словно сияет от счастья.

Серена грустно усмехнулась. Подумать только, глаза сверкают, кожа – как густые сливки, в волосах переливаются сине‑ черные отблески. Такая картина должна была понравиться ей, но сейчас она желала бы выглядеть менее привлекательной: убогая внешность, повисшие волосы, серое лицо, предпочтительно украшенное бородавками и веснушками, большое красное пятно на носу – все, что угодно, лишь бы отпугнуть графа.

Но, видно, ничего не поделать. Она такая, какая есть. Вероятно, утренняя ссора с Себастьяном на свежем воздухе Грин‑ парка сотворила чудо.

Она спустилась вниз, в гостиную, куда Фланаган привел графа.

– Милорд, – приветствовала она его, приседая, – надеюсь, ничего страшного не случилось? Ваше послание было весьма тревожным.

– Нет‑ нет, леди Серена.

Он низко поклонился и выпрямился, пожирая ее глазами.

– Простите, если напугал вас, но мне вот уже несколько недель хочется поговорить с вами наедине, а вы, похоже, всегда окружены людьми. И по вечерам вы так заняты за столами, что просто невозможно поймать вас одну.

– Думаю, сэр, что выражение «поймать вас одну» вряд ли пристало джентльмену.

На ее губах играла холодная улыбка, глаза словно подернулись льдом.

Яркий румянец залил и без того красное лицо графа, сделавшего видимое усилие, чтобы сдержать взрыв негодования.

– Простите, если оскорбил вас, но мое предложение может быть сделано только с глазу на глаз, и мне не терпится высказаться.

– Понятно. А вам не приходило в голову, милорд, что я вовсе не рвусь его принять?

Она осталась у двери и не пригласила графа сесть.

Румянец на его щеках стал еще гуще.

– Ваш отчим желает, чтобы вы выслушали меня, мэм.

Серена согласно наклонила голову. Видно, никуда не деться, пусть говорит.

– Может быть, и так. Я выслушаю вас исключительно из вежливости, но никто не сможет заставить меня принять ваше предложение. И я сразу говорю, милорд: нет, нет и нет.

Граф вздохнул, прошелся по комнате и подступил к Серене.

– Давайте не станем вмешивать сюда вашего отчима. Это только наше с вами дело, леди Серена. Скажу прямо: я желаю сделать вас своей любовницей. Я положу вам щедрое содержание, и вы ни в чем не будете нуждаться. А когда наша связь закончится, что совершенно неизбежно, я обеспечу ваше будущее. Я богат. И что может быть справедливее моего предложения?

– Я нахожу его оскорбительным, милорд.

– О, не нужно притворяться, девочка, в моих словах нет ничего оскорбительного. Каждый день женщины соглашаются на подобные сделки. Почему вы считаете, будто слишком хороши для этого? Вы одна из дочерей фаро… да‑ да, ваш отец был аристократом, но с тех пор ваше положение сильно изменилось, дорогая моя. Пора вам вернуться к реальности.

Она словно слышала отчима. Его философия, его слова…

Серена взирала на графа с неприкрытой брезгливостью.

– Думаю, нам больше не о чем говорить, милорд.

Она шагнула к двери, но он оказался проворнее и схватил ее за руку.

Серена круто развернулась, яростно сверкнув глазами.

– Уберите руку, сэр.

Она замахнулась, готовая ударить его, если он немедленно не отпустит ее. Граф немного растерялся, но тут же улыбнулся и разжал пальцы.

– О, вы выглядите абсолютно неотразимой, когда ваши глаза так сверкают, дорогая.

Он по‑ прежнему стоял очень близко.

– Выслушайте меня, прошу вас. Я держу закладные на этот дом, и если предъявлю их в суд, вы и ваш отчим будете разорены. Как вам понравится путешествие в долговую тюрьму? Жизнь там не слишком приятна, уверяю вас.

– Шантаж, милорд? – пренебрежительно усмехнулась она, вскинув брови. – Разве это по‑ джентльменски?

Ей вдруг показалось, что граф ударит ее, но тот с усилием сдержался.

– Всего лишь правда, дорогая. Ваш отчим обещал мне вас в обмен на закладные.

– Но я не принадлежу отчиму, я ведь все‑ таки не вещь, и он не имел права ничего обещать, – холодно напомнила она.

– Теперь я это вижу, – заверил он спокойным, рассудительным тоном, но маленькие светлые глазки расчетливо блеснули.

– Что скажете, если я отдам закладные вам, как часть нашего договора? Тогда отчим будет целиком от вас зависеть.

Он снова попытался взять ее руку, но Серена быстро отвела ее за спину.

– Что скажете? – настаивал он.

На этот раз растерялась Серена, ослепленная такими блестящими перспективами. Подумать только, после стольких лет, когда она была вынуждена плясать под дудочку генерала, он окажется полностью в ее власти! Она станет владелицей игорного заведения, и вся прибыль станет принадлежать ей, а сама она будет обеспечена. О, будущее не слишком почтенное, ну и что? Зато она будет сама себе хозяйкой и сама станет принимать решения!

И тут она подумала о Себастьяне.

– Что скажете? – повторил Бредфорд, алчно усмехаясь, когда увидел ее колебания. А ведь искушение было велико.

– Доброго дня, мистер Бредфорд.

Серена повернулась и выскользнула из двери, прежде чем он оправился от удивления.

– Надеюсь, вы подумаете об этом? – крикнул он ей вслед.

– Доброго вам дня, сэр, – повторила Серена, взлетая по лестнице. Скорее в убежище своей гостиной. Неужели она сделала глупость? И действительно забыла о реальности?

Серена подошла к окну, наблюдая, как граф Бредфорд выходит из дома. Он постоял минуту, глядя на дом, и она отступила в тень штор. У него был смущенный, нерешительный вид, и Серена поняла, что он все еще полагает, что не получил решительного отказа. И он прав. Она не отказала сразу...

Глава 11

Несколько ночей лорд Бредфорд не появлялся в игорном заведении, и отчим Серены делал вид, будто ничего не знает о ее отказе, хотя наверняка снова подступился бы к ней с угрозами, прикажи ему Бредфорд это сделать. Она пришла к выводу, что еще ничего не кончено и что граф дает ей время обдумать его предложение. Когда генерал упомянул о длительном отсутствии графа, она, усмехнувшись, сказала:

– Возможно, он играет где‑ то еще.

Отчим нахмурился, услышав такое предположение, но поскольку оно было вполне правдоподобным, не стал спорить.

Серена играла роль идеальной хозяйки, и никто, глядя на нее, не мог представить, как она ночь за ночью мечтала о том, чтобы Себастьян пришел в салон, осветив его своей прирожденной грацией, сияющей улыбкой, яркими голубыми глазами, которые загораются счастьем при виде ее. Но он не придет, тем более что это будет означать ссору с Хейуордом. И все равно ее сердце жаждало встречи с ним. Она горько жалела, что ушла от него в парке, и хотела только одного – лежать в его объятиях. Все ссоры были забыты. Весь остальной мир исчезал, когда она находилась рядом с ним.

Но он не придет Она ничего не знала о нем. Ни одной записки…

На третью ночь после их ссоры, когда она покидала столовую после обсуждения меню второго ужина, в дверь постучали, и Фланаган пошел открывать.

– Записка для леди Серены Кармайкл, – пропищал чей‑ то юный голос.

Сердце Серены куда‑ то покатилось. Она знала этот голос. Он принадлежал парнишке, работавшему в доме Себастьяна и его брата. Она поспешила к Фланагану, прежде чем появится отчим и спросит, кто это приносит записки в такой неурочный час.

– Это для меня, Фланаган?

– Да, леди Серена.

Он подал записку, не позаботившись положить ее, как полагается, на серебряный поднос.

Она взяла записку, мельком взглянула на почерк и поспешила к лестнице.

– Если кто‑ то спросит меня, Фланаган, я пришиваю оторванную оборку.

Она взлетела по ступенькам, вбежала в гостиную, со вздохом облегчения закрыла дверь и разорвала письмо: не хватило терпения разрезать его ножом.

«Приезжай на Страттон‑ стрит завтра с утра, как можно раньше. Буду тебя ждать. Необходимо, чтобы ты провела со мной весь день, хотя бы до вечера. Люблю. С».

Серена слегка нахмурилась. Если не считать последнего слова, тон записки был абсолютно повелительным.

Она перечитала записку. Почему ее приглашают на целый день? Похоже, у него появился какой‑ то план. После их ссоры она сомневалась, что он захочет новой встречи.

В ее глазах засветилась улыбка. Не важно, что у него на уме; важно, что они побудут вместе. Пусть Себастьян строит любые планы, какие считает нужным, лишь бы им встретиться. Она всю жизнь потратила на то, чтобы найти решения, позволявшие избежать падения в ямы, ловушки, обойти капканы и препятствия. Но если Себастьян сможет найти выход из лабиринта… это просто бальзам на душу, смягчающий все тяжести и беды ее существования.

Она сунула записку в ящик секретера и вернулась в игорные комнаты.

Остаток ночи тянулся бесконечно, но в четыре они наконец закрылись. Серена разделась и отослала Бриджет в постель, а сама открыла окно. Холодный ночной воздух помогал прояснить голову. Много времени провела она в душной комнате, где горели бесчисленные свечи, пылал огонь в каминах, пахло потом, смешанным с тяжелыми духами, которые не могли замаскировать вонь немытых тел.

Луна висела совсем низко, и звуки города были приглушены, хотя сюда доносились отдельные крики или стук окованных железом колес ломовой телеги. Часы пробили половину пятого. По спине Серены прошел озноб, и она неохотно закрыла окно. Куда девалась усталость! Энергия в ней так и бурлила! Через несколько коротких часов она и Себастьян снова будут вместе. Вряд ли он написал бы записку, если бы собирался и дальше на нее дуться. И если все будет хорошо, она со своей стороны сделает все, чтобы их любовная связь больше не прерывалась.

Наконец Серена легла, утонув в пышной перине. Она поспит несколько часов, а потом отправится на Страттон‑ стрит. И ей не нужно будет объясняться с отчимом, если она вернется за несколько часов до вечерних развлечений.

Серена проснулась в восемь, позвонила Бриджет, и та принесла поднос с горячим шоколадом, хлебом и маслом.

– Вы так рано, миледи? – удивилась она. – Обычно раньше девяти вас не поднять. О, да вы спали с раздвинутыми шторами… неудивительно, что проснулись рано. Я уверена, что задернула их прошлой ночью.

– Так и есть, но я перед сном их раздвинула. Такая прекрасная ночь, и луна как на картинке.

Бриджет с сомнением покачала головой:

– Но это нездорово, мэм. Нехорошо впускать ночные испарения. Вы открывали окно?

– Чуть‑ чуть, – призналась Серена с улыбкой. – И поверь мне, Бриджет, воздух был слишком холодным, чтобы содержать какие‑ то нездоровые испарения.

Горничная уставилась на нее так, словно не понимала ни слова из сказанного госпожой.

– Не знаю, миледи. Принято считать, что ночной воздух вредно вдыхать.

– Если не будешь дышать, Бриджет, – фыркнула Серена, – к утру просто умрешь.

– Полагаю, что так, миледи. Но я закрываю нос и рот одеялом и никогда не распахиваю окон. А что вы сегодня наденете?

Серена откинулась на подушки, чтобы обдумать вопрос. Трудно решить, не зная, что собирается делать Себастьян.

Отправятся ли они на прогулку верхом? Пешком? Или будут нежиться нагими в принадлежащем им раю? Типичный мужчина. Они никогда не думают о подобных вещах. Детали им неинтересны.

– Розовый бархат с пунцовой полосатой нижней юбкой. И самый маленький обруч.

Она не сможет ездить верхом в таком наряде, но все остальное ей по силам. И если в ход пойдет последний сценарий, какая разница, что она наденет?

И снова улыбка расцвела на ее губах.

К девяти Серена была готова. Было еще очень рано для визита, но Себастьян сам просил ее приехать как можно раньше.

Может, позавтракать как следует? Нет, ей не до еды.

– Попроси Фланагана нанять портшез, Бриджет. Сегодня ты останешься дома.

Бриджет явно удивилась, но присела и отправилась за дворецким. Четверть часа спустя Серена в темном бархатном плаще с капюшоном спустилась вниз. Портшез ждал у двери, и она едва слышно прошептала адрес носильщикам, чтобы никто не мог его подслушать. Носильщики устремились к Страттон‑ стрит и вскоре поставили портшез у двери Себастьяна. Не успела она поднять руку к молотку, как дверь открылась, Себастьян втащил ее внутрь и крепко обнял.

– Я увидел тебя из окна. Не поверишь, но я стоял здесь с семи, – смущенно усмехнулся он.

Серена прижалась к нему и подняла голову, ожидая поцелуя.

– Я так тосковал по тебе… даже не знал, что можно страдать так сильно, – бормотал он ей в губы.

– Знаю, – согласилась она. – Я боялась, что настолько рассердила тебя, что ты решил от меня отречься.

– Никогда.

Он увел ее в гостиную, где ярко горел огонь в камине.

– Ты просто не можешь рассердить меня настолько, чтобы я расстался с тобой, хотя не раз была к этому близка.

Он расстегнул ее плащ, бросил на стул, стянул перчатки и положил на плащ.

– Я и сама могу это сделать, – рассмеялась Серена.

Себастьян покачал головой:

– Я стану все делать для тебя. Весь сегодняшний день. Так оно и будет, ясно?

Он погладил ее щеку.

Серена ощутила дрожь приятного предвкушения, и огонь желания загорелся внизу живота, увлажнил ее лоно. Она коснулась губ кончиком языка и ничего не ответила.

– Ясно? – повторил он, обводя пальцем ее губы.

– Если ты так хочешь, – кивнула она.

– О да, именно этого я хочу.

Себастьян наклонил голову и поцеловал, сначала нежно, потом с нарастающей страстью. Его язык требовал входа, и ее губы раскрылись для него. Ее собственный язык вел с его языком восхитительный фехтовальный поединок, заставивший Серену вспомнить те счастливые дни три года назад, прежде чем мир обрушился на них.

Она прильнула к нему, так что ее лоно прижалось к твердому бугру его плоти. Его руки легли на ее ягодицы, притягивая еще ближе, и стали мять упругие полушария. Наконец он, тяжело дыша, поднял голову и улыбнулся.

– О, моя сладкая, как я скучал по тебе.

– И я тоже, – пробормотала она, гладя его лицо. За ее спиной распахнулась дверь.

– О, простите, я не знал, что леди Серена уже прибыла.

Перегрин поклонился Серене.

– Простите за вторжение, мэм.

Она немедленно почувствовала, что брат Себастьяна не одобряет ее появления. В его манерах и голосе было нечто скованное, холодное, несмотря на безупречную учтивость приветствия. Она улыбнулась как можно теплее и присела.

– Нет, это я должна просить прощения, сэр. Непростительная оплошность – тревожить мужчину до завтрака.

– Вздор! – сердечно провозгласил Себастьян, хмуро взирая на брата. – Перри знал, что ты будешь рано, и с удовольствием готов разделить с тобой завтрак.

– Совершенно верно, мэм.

Перегрин снова поклонился и направился к накрытому для завтрака столу.

– Позвольте мне…

Он выдвинул стул.

Серена нерешительно глянула на Себастьяна.

– Садись, Серена, – спокойно велел он. – Даже если ты уже позавтракала, наверняка будешь рада выпить кофе.

Серена поколебалась, но, вздернув подбородок, села на стул, который придержал Перегрин.

– Спасибо, – пробормотала она. – Кофе я бы выпила.

Себастьян кивнул и дернул за шнур сонетки. Когда появился Барт, с интересом разглядывая присутствующих, Себастьян велел ему принести завтрак и кофе для дамы. Сам он сел напротив Серены, гадая, как лучше ослабить некоторую напряженность. Вчера вечером Перегрин не возражал открыто против визита Серены, но и особой радости не испытывал. Себастьян понимал, что отношение брата к Серене вызвано беспокойством за него, но понемногу начинал раздражаться. Перри следовало бы знать, что Себастьян способен решить собственные проблемы. И будь он проклят, если позволит Перри смущать Серену!

Барт принес блюда с телячьими котлетами и яичницей, поставил кофейник на стоявший в камине треножник, а кувшин с элем – на стол.

– Это все, сэр? – спросил он, по‑ прежнему не сводя глаз с Серены.

– Пока – да.

Себастьян жестом велел ему уйти, и когда за мальчиком закрылась дверь, сказал:

– Не могу осуждать его за то, что он влюблен в тебя, Серена, но это несколько надоедает. Пора бы ему знать свое место.

– Но он совсем еще ребенок, – возразила Серена. – И, кроме того, заинтригован необычной ситуацией.

– Совершенно верно, – согласился Перри. – Могу я положить вам яичницы, леди Серена?

Серена обдумала предложение Перегрина.

– Не хотелось бы отрывать вас от завтрака, сэр.

Перри озадаченно уставился на нее и немедленно покраснел, очевидно что‑ то поняв. Леди Серена умело забросила мяч на его поле, призывая к искренности. Что же. Пусть будет так.

– Как вы верно заметили, леди Серена, ситуация крайне необычная. Я буду более чем счастлив постоянно видеть вас за завтраком, если это угодно вам и моему брату. Если же ваша встреча подобна кораблям, встретившимся в ночи, я бы хотел быть заранее предупрежденным о неминуемом кораблекрушении.

– Перри, что за аллегория? Ты говоришь глупости. – Себастьян негодующе привстал.

Но Серена подняла руку.

– Нет, Себастьян, подожди. Твой брат по‑ своему прав. Вы живете под одной крышей и связаны родственными узами. И если на горизонте собирается гроза, он должен быть предупрежден.

К удивлению Себастьяна, оказалось, что Перри улыбается и протягивает руку.

– Хорошо сказано, леди Серена. И я благодарю вас. Всегда лучше говорить прямо, чтобы избежать недоразумений. А теперь могу я положить вам яичницы?

Себастьян покачал головой.

– Рад, что вы пришли к соглашению, – сухо обронил он и, взяв тарелку у Перегрина, положил туда еды и поставил тарелку перед Сереной.

– Кофе?

– Да, спасибо, – сказала она с покорной улыбкой.

Следующие полчаса, они, казалось, существовали в некоей иррациональной субстанции, или по крайней мере она и Себастьян. Они ели, говорили о пустяках. Перегрин великолепно играл роль свойского парня, но Серена постоянно думала о том, что ждет ее сегодня, и наслаждалась растущим предвкушением. Но что ее ждет? Не ошиблась ли она?

Серена знала, что у Себастьяна есть какой‑ то план, но тот молчал и казался таким спокойным, таким непринужденным, словно ничто не могло испортить ему настроения. Поэтому она позволила себе отдаться необычному чувству беспечного наслаждения. Что будет, то будет.

Перегрин если и ощущал нетерпеливое волнение брата и Серены, ничем этого не выказал. Он явно решил позволить всему идти своим чередом и старательно не замечал взгляды украдкой, полуулыбки, которыми обменивались влюбленные.

Наконец Себастьян откинулся на спинку стула и побарабанил пальцами по столу. Серена отложила вилку.

– Ты куда‑ то спешишь, Себастьян?

– О нет, не торопись, я подожду, – пробормотал он настолько неубедительно, что она рассмеялась.

– Я уже готова… к чему угодно.

Себастьян вскочил.

– Я заказал экипаж на десять. Должно быть, он уже ждет.

– Экипаж?

Перегрин вскинул брови.

– Откуда экипаж?

– Из Блэкуотер‑ Хауса, – уведомил брат. – Джаспер был очень рад одолжить мне на день Бейкера и экипаж. Сам знаешь, Джаспер редко им пользуется.

– Да, – кивнул Перегрин, – он предпочитает свою коляску, и не могу сказать, что это плохо.

– Верно, но, к несчастью, наш блистательный братец, великодушие которого беспредельно, никому и ни за что не одолжит своих лошадей. Так что остаются Бейкер и экипаж.

– Куда вы едете?

– Да, – поддакнула Серена, – куда мы едем?

– Узнаешь на месте.

Он казался ужасно довольным собой.

– Пойдем же!

Они вышли в переднюю, где Себастьян накинул на Серену плащ, застегнул и осторожно натянул ей перчатки.

– О, давай я сама, – рассмеялась она. – Я с трех лет сама надеваю перчатки.

– Стой смирно, – скомандовал он, сжимая ее руку. – Ну вот, готово.

Он открыл входную дверь и нетерпеливо попросил:

– Скорее, Серена. Нам пора.

Совершенно заинтригованная, она вышла на улицу, там стоял старомодный экипаж, запряженный четверкой. На дверцах красовался герб Блэкуотеров, рядом находился кучер в ливрее.

– Доброе утро, Бейкер, – приветствовал Себастьян кучера, которого знал почти всю жизнь.

– Доброе утро, мистер Себастьян. – Кучер коснулся полей шляпы и с поклоном добавил: – Доброе утро, мэм.

Он опустил подножку и придержал дверь.

Серена улыбнулась ему.

Себастьян подсадил ее в экипаж. Она отодвинулась в угол и расправила юбки на выцветшем бархате сиденья. Себастьян о чем‑ то вполголоса совещался с кучером, прежде чем сесть напротив.

Кучер закрыл дверь, оставив их в тускло освещенном пространстве.

Себастьян вытянул ноги и стал рассматривать Серену с самодовольной, хозяйской улыбкой.

– Я умру от любопытства, Себастьян, если немедленно не объяснишь мне, что происходит.

Серена нашла улыбку волнующей и одновременно лишающей сил. Она ощущала, что Себастьян каким‑ то непостижимым образом завладел ею. И не могла понять, почему так рада, если обычно боролась изо всех сил за контроль над ситуацией. Именно собственная необычная реакция выводила ее из себя. Что с ней происходит?

– Ничего не скажу. Не желаю портить сюрприз, – заявил он.

– Приятный сюрприз? – осторожно переспросила Серена.

– Стыдись! – попенял он. – Разве я когда‑ нибудь делал неприятные сюрпризы? Это больше в твоем стиле.

– Ты знаешь, почему так случилось, – тихо запротестовала она. – Я объяснила тебе. Неужели это должно по‑ прежнему стоять между нами?

Себастьян сообразил, что ему грозит опасность потерять все, ради чего он так усердно трудился. И во всем будет виноват он. Не стоит вспоминать о прошлом. Но беда в том, что рана так до конца и не зажила, хотя они сейчас по‑ прежнему были близки. А может, именно поэтому.

Он подался вперед, взял ее за руки и притянул Серену себе на колени. Экипаж замедлил ход, рожок грума прозвучал у ворот.

Серена снова стала гадать, где они, но вопрос тут же вылетел у нее из головы.

– Моя вина, милая, – прошептал Себастьян, укладывая ее на колени, так что она смотрела ему в лицо, и провел языком по ее векам. Влажная ласка изгнала все дурные предчувствия. Она обхватила его шею и поцеловала в уголок губ.

– Все плохое кончилось, – пробормотала она. – Все осталось позади. Не стоит горевать о прошлом.

– Ты права, – кивнул он.

Экипаж снова тронулся. Лошади ускорили бег. Он просунул ладонь ей под голову и стал целовать, сжимая грудь свободной рукой, обводя изгибы тела.

– Скорее бы снять с тебя это злосчастное платье, – проворчал он. Рука двинулась дальше, под ее юбки, поверх ножки в чулке, погладила бедро, скользнула выше. Серена вздрагивала от наслаждения под его беспощадными ласками. Он удвоил натиск; она выгнула спину, и сладостная пытка продолжалась, пока она не вскрикнула. Он поймал крик губами. Серена балансировала на грани экстаза. И когда взрыв смел все окружающее, ее выбросило на берег, обмякшую и обессиленную.

Себастьян прижал ее к себе, пока экипаж сворачивал за угол, и улыбнулся в ее раскрасневшееся лицо. Глаза ее открылись, и она улыбнулась в ответ.

– Ты всегда был изобретательным любовником, – прошептала она, проводя пальцем по его губам. – Но сейчас превзошел себя. Я не ожидала.

– А хотела? – вскинул брови Себастьян.

– Нет‑ нет, я не это имела в виду… ты ведь знаешь, – запротестовала она.

– Вот что я скажу, моя обожаемая Серена. Я решил, что отныне вся моя жизнь будет посвящена тому, чтобы делать тебе сюрпризы. Ты сжата как пружина, дорогая. И сегодня я всеми силами постараюсь это напряжение ослабить. Обещаю, что ты никогда не узнаешь, какие сюрпризы я готовлю, пока не увидишь все своими глазами.

Себастьян помог ей сесть напротив, положил голову на спинку сиденья и стал с улыбкой наблюдать, как она поправляет юбки и пытается привести себя в порядок в тесном экипаже. Волосы выбились из узла на затылке, а букли развились, и она безуспешно пыталась их уложить, наматывая на палец.

– Как я выгляжу? – простонала она. – Что подумают люди, когда я выйду?

– Там не будет людей, мнение которых имеет значение, – заверил он с ленивой улыбкой. – Ты выглядишь очаровательно растрепанной, что для меня совершенно новое зрелище. Мне это нравится, поэтому, сделай одолжение, оставь все как есть.

– Хорошо, если ты так считаешь, – сдалась она, рассматривая его из‑ под полузакрытых век и находя, что он очень изменился последние дни, и эти изменения безмерно ее волновали.

Через несколько минут она села прямее и отодвинула кожаную занавеску на оконном проеме. Судя по какой‑ то заставе, они оставили Лондон позади, и катили через прелестную деревушку, состоящую из коттеджей под черепичными крышами, усеявших разбитую дорогу по обеим сторонам. За коттеджами расстилались зеленые поля, на которых мирно паслись коровы.

– Где мы?

Себастьян выглянул в окно.

– О, прекрасно, мы почти приехали. Это деревня Найтсбридж. Очень спокойная, очень сонная.

– Значит, мы проехали заставу. Я не знала, что мы едем в деревню.

Судя по всему, она была крайне удивлена. Себастьян всегда казался ей исконно лондонским жителем.

– Ты и не должна ничего знать, – ответил он с очередной довольной ухмылкой и, высунувшись из окна, крикнул кучеру: – Последний коттедж справа.

– Будет сделано, сэр.

Вскоре кучер натянул поводья, грум поспешил открыть дверь и опустить подножку.

Себастьян спрыгнул вниз, обойдясь без подножки, и, протянув Серене руку, помог спуститься на дорожку. Она огляделась. Коттедж стоял в ухоженном саду, засаженном хризантемами и георгинами. Небольшая калитка вела на узкую тропинку, извивавшуюся между двумя маленькими клочками газонов к входной двери, по обе стороны которой красовались эркеры.

– Как мило, – заметила она, восхищенная идиллическим убежищем. – Что ты задумал, Себастьян?

– Отведи лошадей в гостиницу, Бейкер. Там вас ждут. Уедем в четыре часа.

Кучер кивнул и направил лошадей к гостинице.

– Тебе нравится? – тихо спросил Себастьян, глядя на Серену.

– Нравится, но к чему все это? – улыбнулась она.

– О, Серена, неужели не догадалась? А я считал тебя умной. Как же я так ошибся?

Серена состроила гримаску.

– Я умнее, чем ты предполагаешь. Но откуда я знаю, что у тебя на уме?

Он молча смотрел на нее, и она, вдруг поняв, что действительно сглупила, удивленно ойкнула.

– Именно, – кивнул Себастьян. – Ты хотела получить убежище, где мы могли бы встречаться. Вот оно.

Он широким жестом обвел коттедж.

– Я снял его на полгода. Этого должно быть достаточно, чтобы устроить будущее мисс Абигайль.

Серена восхищенно покачала головой:

– Но откуда ты взял деньги?

Себастьян с шутливым упреком покачал головой.

– Это, моя дорогая девочка, тебя не касается. – Он открыл калитку. – Абсолютно бестактный вопрос. А теперь войдем.

Он положил руку ей на талию и бесцеремонно подтолкнул вперед, к двери, где поднял сверкающий медный молоток.

Дверь открыла пухленькая улыбчивая женщина средних лет и присела, разглаживая передник.

– Вот и вы, сэр. И молодая леди, о которой вы упомянули.

Она оглядела Серену испытующе, но не враждебно.

– Надеюсь, вам здесь понравится, мэм.

Серена, все еще ошеломленная, оглядела маленькую переднюю. Все блестело, а в воздухе носился аромат воска и сухой лаванды.

– Я уверена…

– Это мистрис Грин, Серена. Она хозяйка коттеджа и будет заботиться о нас, пока мы здесь, – пояснил Себастьян.

– Думаю, вы будете рады немного освежиться после поездки.

Мистрис Грин открыла дверь в гостиную, эркер которой выходил в сад.

– Сейчас принесу вина и кексов. Сама испекла.

И правда, к ароматам воска и лаванды примешивался запах свежевыпеченной сдобы. Серена подошла к огню и стала снимать перчатки. Решетка была начищена так, что глаза слепило.

Себастьян подошел сзади и положил руки ей на плечи, чтобы расстегнуть плащ и бросить на деревянный диванчик.

– У нас впереди целый день. Здесь нас не потревожат. Никто, кроме Бейкера, не знает, где мы.

– Все прекрасно, любимый.

Она повернулась в его объятиях и улыбнулась.

– Какой ты умный, что нашел этого Бейкера.

– О, это только одно из того, что я успел найти! – объявил он с усмешкой, гладя ее щеку. Но он еще не был готов выложить свой главный козырь. И не станет этого делать, пока не будет уверен в ответе Серены. На этот раз он ничего не станет принимать как должное. И ни за что не станет рисковать.

Мистрис Грин осторожно постучала и вошла с подносом, который поставила на квадратный стол в эркере.

– Когда освежитесь, мэм, я покажу вам дом.

– В этом нет нужды, миссис Грин, – поспешно заверил ее Себастьян. – Я все уже видел. И сам покажу дом леди Серене.

– Как будет угодно, сэр.

Хозяйка присела, прежде чем оставить их одних.

– Как ты обнаружил это местечко?

Серена отпила вина и переломила надвое маленький кекс. Ей вдруг показалось очень важным продлить этот момент, дать напряжению между ними накопиться, а желанию, которое скоро будет удовлетворено, расти, пока оно не станет невыносимым.

Себастьян, склонив голову набок, рассматривал ее.

– Пришла охота вести светскую беседу, солнышко?

– Пытаюсь тебя отвлечь, – поправила она с коварной улыбкой.

Себастьян со звоном поставил бокал на стол.

– Довольно. Мое терпение на исходе. Перейдем к делу.

Глава 12

Серена тоже отставила бокал. Голубые глаза, казалось, удерживали ее в плену, притягивали, словно они были соединены невидимой цепью. Она медленно выступила вперед, пока не оказалась настолько близко, что ощутила его дыхание, тепло его тела. И заметила, что он смотрит на нее мрачно и пристально, совсем не как обычно – весело и беспечно.

– Что? – прошептала она.

– Я люблю тебя. Люблю до боли. Не знаю, что бы я сделал, не будь тебя здесь.

Она склонила голову, внезапно почувствовав огромную тяжесть ответственности. Она подвела его, предала их любовь однажды, и не сможет, не должна сделать это еще раз. И все же не могла ответить таким же безусловным признанием в вечной любви. Она способна дать ему только то, на что имела право.

– Я люблю тебя тоже. Больше, чем умею сказать.

Если он и был разочарован, то не подал вида.

– Пойдем! – велел он и, к изумлению Серены, подхватил ее на руки и прижал к себе.

– Я слишком тяжелая, – слабо запротестовала она, когда он понес ее к двери.

– Ты ничего не весишь, – весело отозвался он.

– Это неправда…

Но она обняла его, положила голову ему на плечо и позволила себе ощутить полную восхитительную беспомощность перед лицом всей этой мужественности. Но что такое любовная игра, как не арена для притворства?

Себастьян поднялся наверх и остановился перед дверью на маленькой площадке.

– Подними задвижку, любовь моя. У меня руки заняты.

Серена подняла задвижку, Себастьян толкнул ногой дверь и с плохо скрытым вздохом облегчения уронил Серену на стеганое покрывало.

– Говорила я, что слишком тяжела, – засмеялась она, пока он старался отдышаться. Ты, возможно, мог бы унести Абигайль одной рукой, но не забывай: во мне течет шотландская кровь. Мы все высоки и ширококостны.

– Согласен, что высока, но отрицаю, что ширококостна. Однако я должен как следует тебя рассмотреть.

Он наклонился над ней, ловко стащил туфельки, прежде чем поднять ее.

– Ты должна встать. Я не могу раздеть тебя, пока ты лежишь.

Серена повиновалась и встала у кровати. Себастьян расстегнул ее платье, стянул с плеч, и оно упало на пол. Потом развязал тесемки обруча, отбросил его и занялся шнуровкой корсета, распутав ее с легкостью, приобретенной немалым опытом.

– Ты вполне можешь заменить камеристку, – пробормотала Серена с тихим смешком. – Похоже, три года разлуки не прошли для тебя даром.

– Крайне неделикатно с твоей стороны, – упрекнул он, швырнув корсет на пол, после чего расстегнул крошечные жемчужные пуговички сорочки, снял ее, и она осталась нагая, если не считать чулок с подвязками.

Себастьян отступил, оглядывая ее с восторженной улыбкой.

– Великолепно. Я подчас забываю, какое роскошное у тебя тело.

Он провел руками по ее покатым плечам в неспешной ласке, погладил ребра и остановился на бедрах, прежде чем воздать дань ее животу, наполнить ладони упругими полушариями грудей и слегка потеребить соски.

Серена стояла не шевелясь, только по коже перекатывались волны сладостных ощущений и пульс в ложбинке горла бился сильнее обычного.

Он взял ее руки и прижался губами к мягкой коже запястий, сквозь которую просвечивали голубые вены и где пульс бился так же быстро, как на шее.

Он нагнулся над ней и отстегнул подвязки, прежде чем осторожно скатать шелковые чулки. И по очереди поднял ее ноги, целуя пальцы и не сводя глаз с ее лица.

– Скорее, – прошептала она ложась. Вместо ответа он провел языком по ее высокому подъему. Она невольно приподнялась, когда вожделение, мощное и повелительное, пронзило ее.

Себастьян уронил ее ногу на кровать, отступил и стал раздеваться. Каждое движение было соблазнительно неспешным и подчеркнутым. Серена легла на бок, положила щеку на ладонь, упиваясь зрелищем.

Когда он тоже остался обнаженным, она потянулась к его восставшей плоти, сжала и стала гладить, чувствуя набухшие вены, пульсирующие в ее руке.

Себастьян встал на колени, оседлав ее, но она продолжала держать его, пока он ласкал ее соски, обводя их кончиком пальцев. Серена застонала, и только тогда он сунул руки под ее попку, приподнял бедра и вошел в ее гостеприимное лоно, очень медленно, невыносимо медленно, и она поняла, что не сможет вынести этой муки: каждое ощущение было невероятно острым, каждый чувствительный нерв трепетал от восторга, когда он наконец наполнил ее собой.

Гораздо позднее, когда бледное солнце заглянуло в окно спальни, Себастьян отстранился от Серены и слегка вздрогнул: огонь в камине почти погас. Он подбросил дров. И когда пламя занялось, добавил еще поленьев.

– Который час? Нам уже пора?

Серена приподнялась на локте, испытывая чувство горькой потери. При мысли о необходимости покинуть это убежище, вернуться к жизни, которую она ненавидела, ее охватила тоска.

– Еще рано; я думал, ты спишь.

Себастьян задернул занавески, подошел к кровати и стал любоваться ее нежным упругим телом, сияющим в свете огня в камине.

– Ты голодна?

– Ужасно.

Она потянулась и изобразила улыбку, не желая, чтобы он почувствовал, как она несчастна.

– Сюда доносятся восхитительные запахи.

– Миссис Грин что‑ то готовит для нас. Я пойду узнаю.

Он натянул панталоны и рубашку и босым спустился на кухню, где хозяйка хлопотала у горшков и кастрюль.

– О, сэр, вы меня испугали! – воскликнул она, увидев его.

– Прошу прощения, миссис Грин. Пахнет восхитительно, а мы очень голодны.

Хозяйка просияла.

– Видите ли, не зная, что предпочтете вы и леди, я сварила суп с артишоками, поджарила чудную уточку с соусом из можжевеловых ягод и испекла вкусный пирог с яблоками и ежевикой. Яблоки из нашего сада, да и ежевику я сама собирала с куста и варила всего с месяц назад. Подходит?

– Идеально, миссис Грин.

– Накрыть стол в гостиной или будете обедать наверху?

Себастьян подумал о Серене, нагой и бессильно раскинувшейся на большой кровати, и поспешно сказал, что они поедят наверху и он сам отнесет поднос.

Хозяйка кивнула и поставила на поднос супницу, столовые приборы и тарелки. Все это Себастьян с трудом отнес наверх. Выходя, он оставил дверь незапертой и смог локтем открыть ее достаточно широко, чтобы протиснуться в дверной проем. Серена, все еще голая, сидела на коврике перед камином, поставив локоть на поднятое колено и глядя в потрескивающее пламя.

– Бесстыдница, – упрекнул он с ухмылкой, опуская свою ношу на столик у огня. – А вдруг сама миссис Грин принесла бы поднос?

– Она постучала бы, – отмахнулась Серена, вставая и жадно принюхиваясь.

– Есть и второе блюдо, – пробормотал он, мгновенно увлекшись разглядыванием ее изящной фигурки и проводя ладонью по ее спине. – Ради Бога, сядь, пока у меня не возникли другие идеи.

Серена хихикнула и, усевшись, развернула квадратную льняную салфетку.

– Не хотелось бы расплескать суп.

– Не хотелось бы, – согласился он, наливая суп в глубокую тарелку и ставя перед ней. – Это было бы неприятно.

Она улыбнулась, но сказала только:

– Сколько у нас времени, Себастьян?

Он съел ложку супа, украдкой наблюдая за ее лицом.

– Сколько хочешь, дорогая.

– Но ты же знаешь, что я должна быть дома не позже семи, – растерялась Серена.

– Сегодня да.

Он передал ей ломтик хлеба.

– Его испекла миссис Грин. По‑ моему, он превосходен!

Беря хлеб, Серена задумчиво сказала:

– Интересно, смогу ли я придумать достаточно веский предлог, чтобы провести с тобой ночь. Представляешь, как чудесно: целая ночь вдвоем!

Себастьян улыбнулся, скрыв разочарование.

Он надеялся… собственно говоря, он сам точно не знал, на что надеялся. Что она даст ему возможность изложить хотя бы вкратце его великий план? Но еще слишком рано. Лучше продвигаться постепенно, шаг за шагом.

– Еще бы не чудесно! – согласился он. – Доедай суп, и я принесу жареную утку.

Она съела суп, обдумывая, как остаться здесь на целую ночь. Должен же быть способ!

Себастьян спустился за вторым блюдом, а вместе с ним принес и бутылку бургундского. Наполнил бокалы, прежде чем разрезать утку с жареным картофелем и грибами под соусом. Они ели в молчании, каждый был занят своими мыслями. Наконец Себастьян отложил нож и вилку, наполнил бокалы и с деланой беспечностью спросил:

– Бредфорд один из тех, кто лапает тебя за игорным столом?

Серена резко вскинула голову. Вопрос выглядел слишком грубым после сегодняшних событий. Да, она помнила, как увернулась от поцелуя Себастьяна, объяснив это приставаниями клиентов на Пикеринг‑ плейс. Но почему он упомянул именно Бредфорда? Что он знает о том, как реально обстоят дела?

– Странный вопрос, – ответила она, небрежно пожав плечами. – Ты хорошо знаком с графом?

Себастьян покачал головой:

– Не совсем, но я слышал кое‑ что… ходят сплетни, что он сильно интересуется тобой.

– Возможно, – засмеялась она. – Но не он один. Похоже, я произвожу впечатление на многих мужчин.

Себастьян вдруг задохнулся от горчайшего гнева. Она казалась такой безразличной к тому, что стала предметом похоти десятков мужчин. Можно подумать, это совершенно нормально!

– Полагаю, в твоей работе подобные вещи вполне естественны.

Серена нахмурилась. Ей почему‑ то стало холодно, словно из комнаты выдуло тепло, хотя огонь по‑ прежнему горел ярко.

– Не понимаю, о чем ты.

– Я имею в виду, дорогая, что, поскольку ты одна из дочерей фаро, непристойные предложения, исходящие от клиентов, не должны тебя удивлять. Бредфорд уже сделал тебе такое предложение?

Говоря это, он отлично понимал, что не хочет произносить обличающие слова. Похоже, гнусные фантазии дядюшки змеями вползли в его мозг и отравили мысли.

Серена вздрогнула.

Себастьян изменился. В знакомом ей теле Себастьяна поселился незнакомец. Она никогда не видела такого выражения в его глазах.

– Я замерзла, – обронила она. – Мне нужно одеться.

Себастьян поднялся, подошел к шкафу и вернулся с тяжелым парчовым ночным халатом, который накинул на нее. Но не отошел и продолжал стоять, положив руки ей на плечи.

– Он делал тебе предложение, Серена?

– Какая разница, предлагал он мне что‑ то или нет?

– Как ты можешь спрашивать? – воскликнул он. – А если предлагал, ты бы согласилась?

Серене стало нехорошо.

– Если ты способен думать обо мне такое, почему мы здесь?

– Я должен знать, – просто ответил он.

Она столкнула его руки с плеч и одним гибким движением поднялась.

– Так уж получилось, что он сделал мне предложение, и такое, от которого было трудно отказаться. Он предложил мне закладные на дом, если я стану его содержанкой. Можешь представить удовольствие при мысли, что жизнь отчима окажется в моих руках.

– Значит, ты согласилась?

– Я этого не сказала.

«Уклончивый ответ…»

Серена закуталась в халат и подняла на Себастьяна сверкающие гневом фиалковые глаза, но он мог поклясться, что в их глубинах таится неуверенность.

– Не вижу смысла в этом разговоре или допросе. Я хочу одеться и вернуться в город.

Какого же дьявола он творит?! Словно кто‑ то чужой вселился в его тело! Серена права: допрос ни к чему не ведет. Он знал, чего хочет от нее, и нет никакого способа этого добиться. Его гнев растаял, как масло на солнце.

– О, Серена, дорогая, прости меня. Не знаю, что на меня нашло. Я не должен был сомневаться… Просто… иногда так трудно видеть тебя в этом месте, представлять жизнь, которую ты там ведешь. Пожалуйста, не сердись.

Он потянулся к ней, рывком привлек к себе и зарылся лицом в волосы.

– Прости меня, любимая.

Серена не отстранилась, но и не прильнула к нему, как он того хотел.

– Конечно, я тебя прощаю, – устало пробормотала она. – Трудно винить тебя, учитывая все обстоятельства. Но они такие, какие есть. И пока я не оставлю отчима, они не изменятся.

– Тогда оставь его сейчас. Сегодня вечером, – настаивал он.

– Нет. Я не буду стоять в стороне, пока он пытается заманить Абигайль в капкан. Он очаровал миссис Саттон, и даже мистер Саттон находит его общество приятным. Если я не буду осторожной, он уговорит их: не успеем мы и глазом моргнуть, как Абигайль станет леди Хейуорд.

– Как может женщина быть очарована этим животным? – удивился Себастьян, гладя ее волосы. – Этим сукиным сыном?

– О, ты понятия не имеешь, каким обаятельным он может быть, если это служит его целям.

Она коротко, невесело рассмеялась и, отодвинувшись, уселась за стол. Взяла вилку и стала рисовать узоры на скатерти, отвернувшись, чтобы он не видел ее лица.

– Я наблюдала, как он втирается в доверие к моей матушке, как постепенно становится своим в доме. Все началось после смерти отца. Мама была вне себя от горя, она всегда полагалась на отца во всем, и неожиданно осталась одна. Кроме того, она любила отца, как и он любил ее. Я ничего не могла сделать, потому что сама была ребенком, но думаю…

Серена покачала головой и с грустной улыбкой продолжила:

– Полагаю, что даже тогда многое понимала лучше матери. Мама не могла представить, как будет жить одна, без мужчины. Меня ей было недостаточно, хотя я прекрасно умела вести домашнее хозяйство и проверять счетные книги. Отец поощрял мой интерес к подобным делам. Думаю, он предчувствовал, что недолго сможет о нас заботиться.

Короче говоря, вскоре на сцене появился генерал: сплошное очарование и заботливость, – и мать попалась в ловушку. После свадьбы она передоверила ему все, чем владела, хотя я умоляла положить часть денег в трастовый фонд.

Серена пожала плечами.

– Возможно, я пыталась защитить себя, но ничего не получилось. Мое наследство тоже перешло к генералу.

Себастьян подсел к столу и пристально наблюдал за ней, жалея, что не видит ее глаз. Когда она замолчала, он откинулся на спинку стула, вытянул ноги и скрестил щиколотки. Настал момент его предложения, и все же что‑ то его удерживало. Если Серена не готова по собственному желанию покинуть отчима и оставить свою нынешнюю жизнь, возможно, что‑ то в этой жизни ей нравилось, чем‑ то она наслаждалась. Как знать…

Что он делает? Снова позволяет яду дядюшкиного воображения отравить его собственное! Но знает ли он ее по‑ настоящему? Нет… недостаточно для того, чтобы быть в ней уверенной. Надо доверять собственным суждениям. Однажды она предала его без лишних слов и объяснений. Что помешает ей сделать это снова, если она посчитает необходимым?

– Итак, поговорим о молодой Абигайль, – деловито начал он. – Насколько я понимаю, мистер Веджвуд не приглашен на обед к Саттонам.

– Вряд ли.

Она впервые взглянула ему в глаза.

– Что мы сможем сделать для того, чтобы устроить этот брак, если мамаша против?

Серена задумалась, с облегчением устремляясь мыслями к тому, что рано или поздно можно разрешить.

– Джонас Веджвуд остановился в «Голове королевы», на Генриетта‑ плейс. Думаю, нужно поскорее нанести ему визит. Узнаем, каковы его намерения и действительно ли он увлечен Абигайль, как мы думаем. Я осторожно поработаю с Абигайль и попытаюсь заронить пару мыслей в голову мамы… Может, она пригласит его на обед. Он такой надежный молодой человек!

– А если Абигайль не увлечена Джонасом?

– Поверь, Себастьян, я знаю, что увлечена, – слегка улыбнулась Серена. – Стоит взглянуть на нее, и все станет ясно как день.

– Может быть, женщине и ясно, – согласился он. – Мужчине труднее определить, нравится ли он женщине, за которой собирается ухаживать. Раз за разом придется доверять гордость и самооценку изменчивой природе женщины.

– Это действительно так? – оживилась Серена. Шутливая перепалка – вполне безопасная почва, дареный конь, которому в зубы не смотрят.

– Исхожу из собственного опыта, – заметил он. – Но все же вопрос остается открытым. Как преодолеть сопротивление миссис Саттон?

– Все очень просто. Убрать со сцены остальных поклонников. Как только мать Абигайль поймет, что Джонас Веджвуд не только избранник ее дочери, но и единственный ухажер, она капитулирует. Веджвуды – респектабельная, очень уважаемая семья в «гончарных городах», и готова побиться об заклад, что мистер Саттон будет вне себя от радости от перспективы такого брака. Дочь станет жить совсем рядом, не говоря уже об укреплении связей с лучшими семьями.

– Понимаю, – кивнул Себастьян.

– Но ты все равно должен проявлять некоторый интерес к Абигайль, – настаивала Серена. – Чтобы миссис Саттон не стала навязывать дочери генерала.

– Если он способен быть таким обаятельным, можно ли утверждать, что он не очарует Марианну?

– Трудно сказать, – серьезно ответила Серена. – Поэтому я и должна быть начеку.

Себастьян медленно кивнул.

– Спорить с тобой бесполезно. Теперь я это понимаю.

Он встал, обошел вокруг стола и поднял ее на ноги.

– Но у нас еще остается немного времени до отъезда. Не можем ли мы попытаться забыть обо всем плохом?

– Можно попробовать, – еле слышно выдавила она.

Он приподнял ее подбородок и поцеловал, прежде чем спустить с плеч парчовый халат.

…Они оставили свое убежище через час, сознавая, что все ласки и поцелуи только тонким ледком затянули раны, открытые ссорой. Но никто не собирался говорить об этом вслух, растравлять раны. Они сидели рядом. Покачивание экипажа скоро погрузило Серену в дремоту, пока они снова не оказались на улицах города.

Себастьян откинул кожаную занавеску, и в карету проник слабый свет. Экипаж замедлил ход, когда свернул на Стрэнд, и встал в конце очереди носильщиков, ожидавших клиентов. Грум открыл дверь и опустил подножку.

– Я велел Бейкеру остановиться здесь, – пояснил Себастьян, спускаясь вниз. – Вряд ли мне стоит показываться у твоего дома.

– Конечно, – согласилась Серена, беря его под руку. К ним тут же подскочили два носильщика и поставили на землю портшез.

– Отвезите леди на Пикеринг‑ плейс, – велел Себастьян и поцеловал Серене руку. – До скорого свидания, Серена.

Он отступил на шаг, когда она села в портшез.

– Я постараюсь быть терпеливой, – улыбнулась Серена.

Он послал ей поцелуй, подождал, пока носильщики поднимут портшез и потрусят по Стрэнду, и только потом уселся в экипаж.

По мере приближения к дому дурные предчувствия Серены усиливались. Сама мысль о предстоящем вечере казалась невыносимой. Каждый раз, когда ей удавалось вырваться из дому, подальше от человека, удерживавшего ее там, возвращаться становилось все труднее.

Носильщики остановились у дома и снова поставили портшез на землю. Серена вышла, заплатила и поднялась на крыльцо.

Дверь открыл Фланаган. Она вошла в вестибюль и оказалась лицом к лицу с отчимом. Его трясло от ярости. Лицо побагровело, на виске пульсировала вена, и, похоже, он с трудом находил нужные слова.

– Что‑ то случилось, сэр? – осведомилась она с деланым спокойствием, за которым скрывалась тревога. Она расстегнула плащ и с радостью отметила, что пальцы не дрожат.

– Случилось?

Он судорожно ловил губами воздух.

– Я жду тебя в библиотеке.

Он шагнул к ней, словно намереваясь схватить за руку, но она ловко увернулась и пошла впереди него. Сердце Серены бешено колотилось, но она не выкажет страха!

– Где, черт возьми, ты была весь день?

Дверь с грохотом захлопнулась за отчимом.

Серена медленно снимала перчатки, отчаянно пытаясь сообразить, что вызвало у него такую ярость. Что, если сказать, что она была у Саттонов? Это наверняка его успокоит, но ложь может легко выйти наружу.

Вместо этого она сказала:

– У меня были кое‑ какие дела, потом примерка у модистки, и я встретила старую подругу матери. Она пригласила меня к себе, отказать было невозможно.

Вот эту ложь он никогда не опровергнет, поскольку не знал ни одной приятельницы своей жены, так как уговорил ее порвать со всеми, сразу после того, как они поженились.

Он уставился на нее, словно пытаясь решить, говорит ли она правду, но тут же покачал головой, решив разобраться с этим позже.

– Как ты посмела отказать Бредфорду вопреки тому, что тебе было велено?

– Я уже сказала вам, сэр, что не продаюсь и не покупаюсь, – спокойно ответила она, стараясь не выказать страха. – А теперь, прошу простить, мне нужно переодеться перед обедом.

Она хотела пройти мимо, но он стиснул ее руку и дернул на себя.

– Нет, я не извиню тебя, девчонка. Я обещал тебя Бедфорду, и ты сделаешь как приказано!

Серене показалось, что под злобой и бешенством скрывается отчаяние, и это придало ей мужества.

– Я не продаюсь и не покупаюсь, сэр.

Он ударил ее по лицу так неожиданно, что она не успела отскочить. Серена пошатнулась и прижала ладонь к щеке, потрясенно глядя на отчима полными слез глазами.

– Ты сделаешь как тебе велено, дочь. И нечего ломаться, – прошипел он, подступив так близко, что она ощутила его несвежее дыхание. – Ты дашь графу все, что он пожелает, униженно и покорно. А он отдаст мне закладные. Понятно?

Она попыталась отодвинуться, но он опять притянул ее к себе.

– Я сломил дух твоей матери и сломлю твой. А когда женюсь, выброшу тебя вон. Отныне ты мне не нужна, и можешь зарабатывать себе на хлеб, шляясь по улицам. Когда я покончу с тобой, больше ты ни на что не будешь годна.

Она вспомнила о пистолете, лежавшем в ее гостиной. Сейчас оружие ей не поможет. Он вывернул ей запястье так, что она вскрикнула от боли. До сих пор он не прибегал к насилию. Оно всегда присутствовало под внешне лощеной маской, но Серена никогда не думала, что он сорвет злобу на ней. И неожиданно припомнила жалобные крики, доносившиеся из спальни матери.

Это было вскоре после свадьбы, как раз когда они приехали в Париж, по уверениям генерала, в свадебное путешествие. Но вскоре стало ясно, что это не увеселительная поездка, а начало сложной интриги генерала с целью сколотить состояние, открыв игорный дом на деньги жены. Как‑ то мать отказалась занять свое место в игорном салоне, потому что ей не нравилось тамошнее общество. Муж ничего не сказал в присутствии Серены, но той ночью она слышала вопли матери. После этого случая жена генерала во всем ему покорялась и держала дочь на расстоянии.

– Ты поняла, дочь?

Он снова вывернул ей запястье и Серена прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.

– О, я прекрасно поняла. Но и вам стоит понять, сэр, что я не во всем похожа на свою мать. И меня нельзя ни уговорить, ни заставить делать за вас грязную работу. Если хотите, чтобы я сегодня появилась в салонах, лучше отпустите меня.

Генерал, похоже, растерялся, осознав, что его испытанные методы на этот раз не помогли.

– Ты сделаешь как я сказал, – в последний раз бросил он, и она вырвала руку, закусив губы от боли, и многозначительно коснулась щеки, прежде чем шагнуть к двери.

Серена взялась за ручку и вдруг решила открыть ему правду, даже не задавшись вопросом, стоит ли и дальше провоцировать отчима. Но она была слишком зла, чтобы думать о последствиях.

– Вам следует знать, сэр, что лорд Бредфорд ведет собственную игру. Он обещал отдать закладные мне, если соглашусь стать его содержанкой. Если я решу продаться ему, то лишь в обмен на закладные. И, поверьте, это бесконечно более привлекательная перспектива, чем та, которая у вас на уме. Должна сказать, что соблазн велик. Владеть домом и всем, что есть в нем, – весьма неплохое будущее. Но вы, возможно, больше не захотите настаивать на том, чтобы я стала любовницей лорда Бредфорда, поскольку в такой ситуации ваше положение станет крайне шатким.

На секунду ей показалось, что его хватит удар. Лицо налилось кровью, на висках выступили вены, язык ему не повиновался.

Серена вышла, захлопнув за собой дверь. Следовало ли рассказывать о предложении графа? Но испытанное удовлетворение того стоило.

Она поспешила в спальню и заперлась. Вряд ли он придет за ней, но нет смысла рисковать. Он тиран, а с тиранами нужно бороться. Ей очень не хотелось встречаться с ним еще раз прямо сейчас. Этот случай яснее ясного дал понять, что нужно как можно скорее положить конец ухаживаниям отчима за Абигайль. Поскольку планы отчима в отношении Бредфорда, похоже, расстроились, генерал неизбежно начнет преследование Абигайль. А та совсем еще ребенок и легко поддается влиянию, в ней нет ни капли присущей Серене силы.

Она посмотрелась в зеркало. Пощечина оставила отпечаток, но это не так страшно, он скоро побледнеет, а вот на запястье уже стали появляться синяки. Придется надеть платье с длинными рукавами и длинные перчатки.

Но нет, она сегодня не спустится вниз! У нее прекрасный предлог. Он сам виноват! Она не может показаться на публике, пока не сойдут синяки. Иначе будет скандал. И даже генерал не посмеет это оспорить. Он знал, что натворил. Пусть подумает. А она скроет то обстоятельство, что легко сможет эти синяки замаскировать. Нет, пусть генерал сам управляется в салонах!

Стук в дверь заставил ее подскочить, но девушка тут же расслабилась, услышав голос Бриджет:

– Все в порядке, леди Серена? Помочь вам одеться?

Серена отперла дверь.

– Входите, Бриджет. Сделайте мне ванну. Сегодня я не спущусь вниз к обеду. Не могли бы вы попросить Фланагана принести мне поднос наверх? После ванны, конечно.

Бриджет изумленно уставилась на нее. Леди Серена никогда не обедала одна наверху, тем более что заведение скоро откроется. Но горничная потрясенно разинула рот, увидев лицо Серены:

– Боже! Что с вами стряслось? Ваше лицо… и рука!

– Несчастный случай. Я споткнулась и ударилась о перила. Ничего серьезного… нужны арника и гамамелис, и все пройдет. Но у меня разболелась голова и я останусь в постели. Пусть Фланаган уведомит сэра Джорджа.

– Да, мэм… я немедленно сделаю вам ванну. И принесу из кладовой арнику и гамамелис.

Бриджет поспешила из комнаты, а Серена села за туалетный столик и всмотрелась в отпечаток на щеке. Пощечина была сильной. Нужно этим воспользоваться. Вечер принадлежит ей!

Глава 13

– Прекрасный молодой человек этот мистер Джонас Веджвуд, – объявил за обедом мистер Саттон, благосклонно кивая жене и дочери. – Я собираюсь пригласить его пообедать послезавтра. По средам у нас всегда прекрасный стол. Вам это подходит, миссис Саттон?

– О, мистер Саттон, вы совсем забыли! Не знаю, сколько раз я вам повторяла, что на этот день у нас назначен званый обед. Все гости приглашены, и леди Серена очень нам помогла. Этот обаятельный мистер Салливан принял предложение вместе с шестью другими парами, которые выбрала леди Серена.

– В таком случае за столом хватит места еще для одного. Пригласите молодого Веджвуда, мадам. Мне он нравится.

Мистер Саттон с привычной сияющей улыбкой положил себе, на тарелку жареной говядины.

– Но у него нет пары. Нельзя же сажать за стол нечетное количество гостей!

– Думаю, немало одиноких леди будут рады хорошему обеду. Как насчет моей родственницы, той, что была компаньонкой некоей воинственной леди в Кенсингтоне? Уверен, она будет рада приглашению.

Жена привычно поджала губы, зная, что, если она намекнет мужу, что вышеупомянутая родственница ничем не поможет Абигайль попасть в избранное общество, тот еще больше заупрямится. Несмотря на желание устроить будущее дочери, он имел совершенно несчастную склонность иметь собственное мнение, подчас отличающееся от мнения супруги.

– Насколько мне известно, уже поздно рассылать приглашения. Сразу станет ясно, что они отправлены в последний момент, а это крайне невежливо.

– Неужели? – удивился Саттон. – По моему разумению, еще никого не оскорбили хороший обед и дружеская беседа. Что ты скажешь, Абигайль? Пригласить мистера Веджвуда? В конце концов обед дают ради тебя.

Абигайль не знала, что ответить. Она чувствовала себя на редкость непринужденно в присутствии Джонаса и была рада поболтать с ним обо всем, что придет в голову. С другой стороны, все ее внимание должен занимать красавец мистер Салливан. Это выбор ее матери, и нельзя отрицать, что в его присутствии она испытывала странное волнение, лишалась дара речи и вела себя крайне скованно. Мало того, ужасно смущалась. Неплохо бы иметь на вечере кого‑ то, с кем бы ей было легко и приятно.

И хотя она боялась рассердить мать, все же кивнула.

– Пожалуй, стоит пригласить его, папа. Но может, будет уместнее позвать его на семейный обед, а потом вы сможете поговорить о делах за портвейном.

– Значит, сделаем и то и другое, – ухмыльнулся отец. – Ты пошлешь ему приглашение на среду, а я – на какой‑ нибудь другой вечер, где мы сможем пообедать в узком семейном кругу. Как вам это, миссис Саттон?

Миссис Саттон выглядела крайне недовольной. Но что она могла поделать?

Она промокнула тубы платочком и осторожно пригубила вина с водой.

– Абигайль, пора удалиться в гостиную.

Та послушно поднялась, присела перед отцом и вышла вслед за матерью из столовой в гостиную, где горничная как раз ставила на стол чайный поднос.

Девушка взялась за вышивание, пока мать разливала чай. Горничная принесла Абигайль чашку. После ухода прислуги Марианна сказала:

– Абигайль, дорогая, я считаю, что не стоит приглашать мистера Веджвуда, но, конечно, если твой отец этого желает, так тому и быть. Но после этого, каждый раз, когда он будет приходить с визитом, нет никакой нужды принимать его в гостиной наверху.

– Мне он показался приятным джентльменом, мама, – пробормотала Абигайль.

– Совершенно верно. Уверена, что так и есть. Разумеется, он приятный и очень респектабельный и наверняка найдет себе жену среди лучших семейств «гончарных городов».

– Я всегда считала, что мы – одно из лучших семейств в этих городах, мама, – заметила Абигайль, чей скромный тон маскировал коварный блеск глаз. – Разве мы не подходим для Веджвудов?

Маргарет недовольно взглянула на дочь:

– Это Веджвуды нам не подходят. Ты прелестная девушка, хотя не стоило бы перехваливать тебя. И к тому же богатая наследница. Ты вполне можешь надеяться на что‑ то более стоящее, чем Веджвуды.

– Даже на родственников графа? – спросила Абигайль, с невинным видом глядя на мать. – Вы имеете в виду мистера Салливана, мама?

– Ты прекрасно понимаешь, кого я имею в виду, – раздраженно бросила мать. – Не изображай простушку. Мы с отцом хотим для тебя самого лучшего. Подумай только, что это значит. Свадьба в церкви Святого Георгия на Гановер‑ сквер и представление ко двору. Тебя будут приглашать повсюду. И я сделаю все, чтобы это произошло. А нашего дорогого папочку нужно… – Она помолчала, подбирая слова. – Обойти. Он не совсем разбирается в предпочтениях истинной аристократии. О, пойми меня правильно. Твой отец прекрасный человек, великолепный человек, но… немного косный. Не сознает одного: то, что нужно и правильно для него, не всегда бывает нужно и правильно для единственной дочери.

Абигайль взялась за иглу и прикусила язык. Мать, не дождавшись ответа, потрепала ее по колену.

– Дорогая, ты должна понять, что истинные джентльмены видят все в ином свете. И нам приходится достигать своих целей, позволяя джентльменам считать, что все их желания немедленно исполняются. Неплохо бы тебе затвердить этот урок еще до свадьбы, дорогая. Все мужья, в сущности, одинаковы. А умные женщины умеют ими управлять.

Судя по улыбке, она считала, что выполнила свой долг.

– Ты не поиграешь немного, дорогая? – спросила она, беря чашку.

– Разумеется, мама.

Абигайль отложила вышивание и подошла к арфе, приобретенной по настоянию Марианны для лондонского дома. В семье истинного джентльмена должен быть музыкальный инструмент, и дочь этого джентльмена должна на нем играть. Абигайль обучали музыке, и на фортепьяно она играла совсем неплохо, и к тому же обладала мелодичным голоском. К сожалению, с арфой дело обстояло похуже, и она ненавидела этот инструмент, однако играла для матери, которая не слышала фальшивых нот, поскольку думала о своем.

Сейчас Абигайль была не в настроении. Ей совсем не нравилось отношение матери к Джонасу Веджвуду. Он прекрасный молодой человек, образованный, хорошо одетый, уверенный в себе. Неужели между ним и Салливаном такая уж большая разница? Джонас, конечно, моложе года на два. Но когда они вместе никто не подумает, что между ними существуют некие социальные различия. Нет, они, конечно, имели место: Абигайль не так наивна, чтобы не видеть реальности, – но упорное сопротивление матери вызывало невольное сочувствие к Джонасу.

Кроме того, нельзя отрицать, что она куда лучше чувствует себя в обществе мистера Веджвуда, чем в обществе мистера Салливана. Что подумает леди Серена? Она всегда так рассудительна и отвечает даже на вопросы, которые Абигайль считала глупыми. Но леди Серена и виду не подавала, что они кажутся глупыми. Абигайль решила посоветоваться с ней. Тайком от матери, разумеется.

Она слишком энергично дернула струну и с беспокойством глянула на мать, но та тихо клевала носом на диване.

Себастьян проводил взглядом Серену и задумался, что делать дальше. Нужно немедленно что‑ то предпринять! Ситуация не разрешится сама собой. И если Серена упорно не желает уйти от генерала, пока не вырвет Абигайль из его паутины, нужно сделать все, чтобы это случилось как можно раньше. Пора навестить мистера Веджвуда.

…Он нашел Джонаса сидевшим над грудой бумаг в отдельной гостиной «Голова королевы». При виде Себастьяна молодой человек вскочил, опрокинув стул.

– Мистер Салливан… какая честь, сэр, – с поклоном пробормотал Джонас, польщенный столь неожиданным визитом. – Садитесь, пожалуйста… Может быть, бокал вина? Прошу вас…

Он показал на стул у камина.

– Думаю, там удобнее всего.

– Спасибо, с удовольствием выпью вина.

Себастьян сел и тепло улыбнулся хозяину.

– Надеюсь, вы простите мое вторжение… я проходил мимо и подумал, что вы, может быть, дома.

– Э… как видите, сэр. И я счастлив вас принять. Вечера становятся чертовски унылыми, когда нечем заняться, – признался Джонас, поднося Себастьяну бокал кларета. – Думаю, вам понравится… любимое вино моего дяди. Его поставщики «Рэндалл и Кокс», так что я заказал ящик и себе, пока живу здесь.

Себастьян поднял бокал к свету, понюхал и осторожно пригубил, прежде чем провозгласить:

– Прекрасный букет! Должен сказать, что удивлен, найдя вас в одиночестве. Неужели вам нечем заняться по вечерам? В городе столько развлечений и соблазнов. Многие молодые люди с трудом находят время для сна, особенно во время первого посещения Лондона.

Джонас покачал головой.

– По правде говоря, я понятия не имею, куда пойти вечером, если, конечно, не получаю приглашения от деловых партнеров дядюшки. Моя семья не имеет членства ни в одном из клубов, и…

Он вспыхнул.

– Я обнаружил, что не питаю склонности к женскому обществу… в местах, где можно найти таковое. Вы меня понимаете…

Бедняга покраснел еще гуще.

– Что же. Это, возможно, к счастью, – оптимистично заметил Себастьян. – Если гулять по улицам Ковент‑ Гардена, можно найти не только женское общество, но и подцепить кое‑ что совершенно нежелательное. А чтобы попасть в лучшие дома, необходимо, чтобы вас представили. Если захотите, я могу ввести вас в общество. Окажите мне эту честь.

Джонас энергично потряс головой.

– О нет, не стоит… Благодарю вас, но не думаю… Понимаете, у меня нет привычки… Там, откуда я родом, совершенно другие обычаи.

– Вполне можно поверить. Дело ваше, разумеется. Но если передумаете, обратитесь ко мне.

До Себастьяна вдруг дошло, что поощрять поклонника Абигайль посещать бордели Ковент‑ Гардена не лучший способ выполнить наставления Серены. Откашлявшись, он сменил тему.

– Видимо, сегодня вы очень заняты, – заметил он, показав на заваленный бумагами стол.

– О, всего лишь обычные дела, – мрачно бросил Джонас. – Ничего срочного.

Себастьян наконец нашел способ подобраться к интересующей его теме.

– Насколько я понял, ваша семья очень уважаема в «гончарных городах».

– О да. Мой дед имел прибыльную гончарную мастерскую, а его сыновья унаследовали бизнес. Отец умер два года назад, и дядя Джозайя открыл собственную мастерскую. Я работаю на него.

– Но не как гончар?

– Нет. У меня нет таланта художника. Зато есть способности к учету, и я ищу и нахожу заказчиков для мастерской дядюшки. Не то чтобы у меня были особые таланты, но мне удается убедить людей в достоинствах его изделий. Есть еще люди, умеющие ценить красоту.

– Полагаю, вы обладаете особым талантом, – уверил Себастьян, решив, что этот скромный молодой человек на редкость ему симпатичен. – И насколько мне известно, ваша семья хорошо знакома с Саттонами.

– Да, по крайней мере мой дядя и мистер Саттон часто встречаются в обществе. Мистер Саттон торговец и не имеет прямого отношения к производству керамики, но, как и мой дядя, принимает большое участие в делах Сток‑ он‑ Трента и соседних городов.

Себастьян кивнул и весело заметил:

– Наверное, вы и мисс Саттон в детстве играли вместе. Легко предположить.

Джонас снова покраснел.

– Ну… да… я видел ее в магазинах и на местном рождественском балу для детей видных семейств. Однажды пригласил ее танцевать, но наступил на подол. Она разразилась слезами и побежала к матери.

Он рассмеялся.

– Я остался один, сгорая от стыда, и, по‑ моему, с тех пор не танцевал.

– Да, такой конфуз потряс бы самого серьезного мужчину, – фыркнул Себастьян. – Она помнит?

Джонас покачал головой.

– Честно говоря, не знаю. Но сомневаюсь. Я был ничем не примечательным, долговязым неуклюжим мальчишкой. Если наберусь храбрости, как‑ нибудь спрошу, помнит ли она о том досадном эпизоде.

Себастьян повертел бокал.

– И когда же вы возобновили знакомство?

– На пакетботе, который отправился из Кале.

Джонас вскочил, чтобы принести бутылку с вином.

– Бедная мисс Саттон очень плохо себя чувствовала, и пришлось ей сидеть на палубе. Мать почти без памяти лежала в каюте, и горничная тоже. Только на мистера Саттона ничто не действовало и он спокойно играл в вист в салоне. Я предложил Аби… мисс Саттон мой непромокаемый плащ и составил компанию на палубе. Думаю, она была благодарна, – мягко улыбнулся Джонас. – Так или иначе, она дала мне свой лондонский адрес, и я пообещал заехать и оставить карточку.

– Что и сделали, когда мы встретились. Миссис Саттон, похоже, хочет устроить дебют дочери в лондонском обществе, – сообщил Себастьян, украдкой наблюдая за Джонасом.

– Совершенно верно, – согласился тот, и Себастьян с тайной радостью увидел, как ожесточилось лицо молодого человека и как сухо звучит его голос.

– Достойные амбиции, не так ли? – допытывался Себастьян, по‑ прежнему наблюдая за хозяином.

Тот брезгливо поморщился:

– Абсурдные, если хотите знать. Абигайль – уроженка «гончарных городов». Прелестна, талантлива, неотразима. Но лондонское общество так жестоко. Оно не примет ее.

Голос Джонаса дрожал от гнева, и Себастьян заметил, что его самообладание куда‑ то подевалось.

– Она еще ребенок. Как она может выстоять против старых кошек, которые будут смотреть на нее сверху вниз и шептаться, что у нее провинциальные манеры?

Себастьян улыбнулся, хотя его поразило стремление Джонаса защитить Абигайль. Это правильно, это по‑ мужски.

– Вы сами‑ то знакомы с этими дамами? С кошками?

– Слава Богу, нет, – покачал головой Джонас. – У меня хватает ума держаться от них подальше. Но вполне их представляю.

– Возможно, вы правы, – согласился Себастьян и, посмотрев на каминные часы, добавил: – Если вам нечего делать сегодня вечером, почему бы не пойти со мной? Я должен обедать с друзьями в кабачке «Лебедь», ничего особенного, но мы будем рады видеть вас в своем кругу.

– Вы же не можете ручаться за друзей, – с сомнением пробормотал Джонас.

– О, разумеется, могу! – пожал плечами Себастьян и поднялся. – Пойдемте приятно проведем вечер. Мне кажется, вам понравится.

Джонас выглядел так, словно не понимал, шутит Себастьян или нет, но увидев широкую улыбку собеседника, облегченно вздохнул:

– Я бы очень хотел пойти с вами. Надеюсь, что не буду обузой.

– Вздор. Берите шляпу и плащ.

Серена была бы довольна сегодняшним вечером, решил Себастьян, сопровождая Джонаса Веджвуда в «Лебедь», представляя его друзьям и наблюдая, как он быстро обрел почву под ногами. Он станет превосходным мужем для Абигайль. Но препятствием на пути к их счастью стоит мать. Впрочем, эту проблему пусть решает Серена. Его дело – убедить молодого человека. Серена позаботится об остальном.

Серена долго наслаждалась горячей ванной. Генерал ничего не ответил, узнав, что она не спустится вниз. Очевидно, понял, что мудрее всего пока что оставить ее в покое. Бриджет вымыла ей голову, сполоснула волосы водой с запахом флердоранжа, помогла надеть бархатный халат, а Фланаган принес жареного каплуна в лимонном соусе с эстрагоном, блюдо артишоков в масле и крем с рейнвейном. Все это она запивала бургундским и ела медленно, наслаждаясь каждым глотком, удивленная, что еще может испытывать аппетит после сегодняшней жареной утки. Занятия любовью отнимают много сил…

Серена улыбнулась и протянула ноги к огню.

Но потом они опять поссорились. Как же это случилось?

Серена выпрямилась и нахмурилась. Она понимала ревность и нервозность Себастьяна, но почему он не хочет понимать всей сложности ее положения? Если он, как утверждает, любит ее, значит, должен понимать. Но может, он просто не любит ее так глубоко, как воображает? Иначе почему стал так резко допрашивать насчет Бредфорда? Может, решил, что не так уж это мудро – любить даму полусвета, одну из дочерей фаро, которая умеет ловко мошенничать за столами, обманывая самых знатных людей. И стоит ли его за это осуждать? Разве не она, пусть и на секунду, задумалась над предложением Бредфорда? При одной этой мысли она чувствовала себя грязной, недостойной, продажной.

Но ведь это не так. Она порядочная честная девушка. Конечно, жизнь изрядно ее потрепала. Со многими неурядицами ей пришлось в конце концов смириться. А что было делать? Способен ли Себастьян принять ее такой, какой она стала, какой ее сделали обстоятельства? Сможет ли он разглядеть за маской дочери фаро ту самую страстную, отчаянную, молодую любовницу, которой она была три года назад? И все еще оставалась таковой.

Для этого ему придется войти в ее мир, признать его реалии и примирить Серену, заключенную в этом растленном существовании, со своей прежней молодой любовью. По силам ли ему такая задача?

Они всегда встречались на нейтральной территории, в зданиях, находящихся далеко от развратного грязного мира, созданного сэром Джорджем Хейуордом. Но должен же Себастьян увидеть, что чистота их чувств и страсти никоим образом не скомпрометирована ее окружением? И тогда его неуверенность и недоверие, которое он так ясно выразил сегодня днем, растают как снег на солнце.

Она позвонила Бриджет.

– Вам что‑ то принести, миледи? – спросила Бриджет с полным ртом. Очевидно, она тоже ужинала на кухне.

– О, я не дала вам поесть, простите, – покаялась Серена. Ей следовало бы знать, что в эти часы горничная свободна, потому что госпожа обычно ужинает с сэром Джорджем.

– Все в порядке, мэм, мы почти закончили.

– Как по‑ твоему, нельзя ли немного позже послать человека с запиской?

– Почему нет, мэм? Куда?

– На Страттон‑ стрит.

Не один Себастьян горазд на сюрпризы!

– Это не слишком далеко.

– О, юный Тимми все отнесет, мэм. До того как начнет чистить обувь.

– Прекрасно.

Не доев крем, она подошла к секретеру, нацарапала несколько строчек на листке бумаги, сложила, накапала воска из свечи, написала адрес и вынула шиллинг из шкатулки с деньгами.

– Дай это Томми и скажи, что шиллинг – это на портшез, если он захочет его взять, если же нет, пусть оставит себе.

– Да, мэм. Деньги немаленькие за такую короткую поездку, – неодобрительно добавила Бриджет. Она не считала нужным баловать молодых людей ниже ее по рангу.

– Сейчас поздно и холодно, – напомнила Серена.

– Если вы так считаете, миледи, – пожала плечами Бриджет и ушла, унося записку.

Серена снова уселась за стол, но потеряла интерес к еде, поэтому уже через несколько минут подошла к окну с бокалом в руках. Конечно, если Себастьяна нет дома и он вернется к себе только на рассвете, ее маленькое приключение не состоится.

До нее доносился шум из салонов: смех, приветствия, звон бокалов, звяканье столовых приборов. По крайней мере один из банков фаро не будет сегодня в выигрыше. Он не сможет управиться сразу с обоими и придется отдать банк одному из игроков.

Она нашла эту мысль весьма приятной.

Пришедший лакей убрал посуду, оставив ей графин с вином и блюдо с засахаренными фруктами. Через несколько минут появилась Бриджет и сказала, что Тимми оставил записку по указанному адресу, но слуга, принявший ее, сказал, что джентльменов нет дома.

Серена была немного разочарована, но не удивлена. У братьев было много друзей, и вряд ли они станут скучать дома в разгар осеннего сезона. Она тяжело вздохнула и стала решать, что делать дальше.

Если Себастьян не получил записки, то не сможет войти в дом: никто не ответит на стук в боковую дверь. Значит, придется самой ее отпереть и так оставить. Главное – найти подходящий момент. Если она явится слишком рано, слуги могут обнаружить незапертую дверь и снова ее запереть, а если слишком поздно, Себастьяну придется стоять в переулке на холоде Бог знает сколько, прежде чем она доберется туда. И с чего это она взяла, что он захочет ждать?

Итак, когда?

Слуга из салона не улягутся, пока не уйдет последний игрок. Но обычные слуги уйдут отдыхать, как только соберут посуду после первого ужина. Поднимутся они рано, чтобы убрать остатки второго ужина, так что время между обоими ужинами – самое подходящее. Боковой дверью редко кто пользовался, и слуги, которые работают в салонах и обслуживают второй ужин, не подумают ее проверить. Если Себастьян точно последует указаниям, то, невидимый и неслышимый, проникнет в ее спальню.

Перегрин пришел рано, поскольку пьеса, которую он смотрел с друзьями, оказалась неинтересной, а разговоры – скучными.

Извинившись, он, под предлогом важного свидания, ушел и отправился домой. Себастьяна, конечно, не было дома. Зато на столе лежала адресованная ему записка. Перри взял ее, лениво посмотрел на почерк, гадая, узнает ли его. Женская рука, неизвестно кому принадлежащая. Но он догадывается. Он постоял в передней, похлопывая письмом по ладони. Насколько это важно?

Все еще держа записку в руке, он отправился на кухню, где у печи дремал Барт. Заслышав шаги, он вскочил:

– Вам что‑ то нужно, сэр?

– Нет, просто хотел узнать, когда принесли записку моему брату.

Барт потер глаза.

– Точно не скажу, сэр. Наверное, час назад.

– Хорошо, спасибо. Сегодня ты не понадобишься, так что можешь идти спать.

Перегрин вернулся в переднюю и, хмурясь, снова посмотрел на записку. Должно быть, дело неотложное, если она прислана так поздно.

Решившись, он снова надел шляпу и вышел.

Себастьян не возвращался домой с тех пор, как уехал вместе с леди Сереной. Если они все еще вместе, вряд ли она послала бы записку. Перегрин вспомнил, что Себастьян что‑ то говорил насчет ужина в «Лебеде» за собором Святого Павла. Можно посмотреть, там ли он еще.

Он нанял кеб и отправился в таверну.

Войдя, он долго старался рассмотреть хоть что‑ то в облаках табачного и угольного дыма. Здесь было полно народу. Но Себастьян наверняка ужинает наверху. Перри пробился к стойке, где хозяин наполнял кружки элем.

– Наверху ужинает какая‑ нибудь компания?

Мужчина выпрямился и вытер руки о грязный передник.

– Да. Они еще там, и пока ничего не заплатили.

Перегрин благодарно кивнул и поднялся по узкой деревянной лестнице наверх, где сразу услышал голоса, доносившиеся из комнаты налево. Он толкнул дверь. За столом, уставленным грязной посудой и бокалами, сидели шестеро. Один тряс стаканчик с костями, остальные что‑ то ободряюще кричали, постукивая бокалами о стол.

– Перри! Иди к нам! – позвал Себастьян. – По‑ моему, ты знаешь всех, кроме мистера Джонаса Веджвуда.

Он показал на раскрасневшегося молодого человека, чьи слегка помутившиеся глаза указывали на хорошо проведенный вечер.

– Джонас, мой брат, сэр Перегрин Салливан.

Джонас с трудом поднялся, покачнулся и снова плюхнулся на стул.

– Большая честь, сэр, прошу прощения, – промямлил он.

Перегрин понимающе улыбнулся, прежде чем шепнуть брату:

– Час назад это принесли тебе. Я подумал, что это важно.

Себастьян взял записку, и выражение его лица мгновенно изменилось. Он отступил от стола, подошел к окну и повернулся спиной к обедающим. Содержание было коротким и простым:

«Сегодня вечером я одна. Боковая дверь будет открыта после полуночи. Поднимайся по задней лестнице. Моя комната в передней части дома. Я привяжу на ручку красную ленточку. Буду ждать. С. ».

Себастьян немного растерялся, но скоро смысл записки дошел до него. Серена приглашает его на свидание в логово льва. Все это настолько не похоже на обычно рассудительную Серену, что первой мыслью было: она в беде, – но тон записки выглядел достаточно спокойным.

Он сунул записку во внутренний карман и повернулся, сознавая, что взгляды присутствующих устремлены на него.

– Все в порядке, Себ? – осведомился Перри, пристально глядя на брата. Обычно он прекрасно понимал, о чем тот думает, но сейчас не был уверен. Себастьяна обуревают весьма сложные чувства к леди Серене с самой встречи на Пикеринг‑ плейс, и после сегодняшнего совместного завтрака остается непонятным, как они провели день. Хотя вполне можно догадаться… Но настроение Себастьяна нельзя назвать приподнятым, как можно было ожидать после дня, проведенного в любовных играх. Правда, и напряженным, как в последние дни, он тоже не казался.

– О да, все хорошо, – кивнул Себастьян. – Но боюсь, что должен вас покинуть.

Его взгляд упал на Джонаса. Тот уперся локтями в стол и положил голову на руки, очевидно, задремав. Нельзя оставлять его здесь в таком состоянии. Сам он домой не доберется.

– Перри, не хотелось бы тебя обременять, но не мог бы ты…

Он показал на молодого человека.

– Генриетта‑ плейс. «Голова королевы».

Перегрин покачал головой:

– Стыдись, Себ. Позволил ему дойти до такого состояния. Он явно не привык пить.

– Лучше получить первый опыт среди друзей. Хотя, честно говоря, я не следил за ним достаточно пристально, в чем и винюсь. Не мог бы ты доставить его домой?

Перегрин пожал плечами.

– Разумеется. Но думаю, лучше начать прямо сейчас, пока он не свалился окончательно.

Он взял Джонаса под мышки и поднял.

– Пойдем. Пора домой, дружище.

Джонас старался удержаться на ногах, и один из сидевших вскочил.

– Вдвоем мы быстрее стащим его вниз. А на улице возьмем кеб.

Себастьян бросил на стол горсть соверенов.

– Моя доля, джентльмены. Прошу прощения, что ухожу в такой спешке, но дело действительно неотложное.

Они добродушно пожелали ему доброго пути. Он спустился вниз и на улице увидел Перри и своего друга, запихивающих в кеб почти бесчувственного Джонаса.

Себастьян шагал быстро, не глядя по сторонам. Часы на соборе Святого Павла пробили полночь почти час назад. Нужно спешить. Серена вызвала его по какой‑ то важной причине, и он не желал, чтобы она отказалась от него, если он опоздает на рандеву.

Двое носильщиков переминались с ноги на ногу на углу улицы и курили, привалившись спинами к портшезу. Он поднял руку, и они немедленно схватились за шесты и потрусили к нему.

– Куда, сэр?

– Пикеринг‑ плейс. Как можно быстрее.

Он сел. Носильщики пустились рысью. До Пикеринг‑ плейс было вовсе не далеко, но он не мог бежать по улицам, не привлекая ненужного внимания, а носильщики доставят его туда быстро и никто ничего не заметит.

Глава 14

Носильщики опустили портшез на углу Пикеринг‑ плейс. Себастьян не хотел, чтобы его видел кто‑ то из клиентов игорного заведения, тем более что в половине первого ночи развлечения еще в самом разгаре.

Стараясь держаться в тени, он пошел по улице. Нужно найти переулок, который ведет к боковой двери дома. Он не помнил такового раньше, но наверняка что‑ то подобное существует. Правда, гости входят в дом через парадную дверь.

К своему удивлению, он нашел переулок быстро. Узкий, темный, он шел вдоль дома и вел в конюшню, обслуживавшую дома на Пикеринг‑ плейс. Сам дом горел огнями, но здесь освещение ограничивалось мигающим факелом в конце переулка. Дверь тут располагалась ближе к кухне. Он повернул ручку, опасаясь, что замок будет заперт, но дверь легко подалась, открывая путь в темное, тесное пространство. Себастьян быстро вошел и немного постоял, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку.

Он оказался в маленьком коридоре, в глубине которого виднелась узкая лестница. Вероятно, та самая, о которой писала Серена. Он стал бесшумно подниматься, боясь, что каждый скрип старых досок пола выдаст его. Откуда‑ то, видимо из кухни, доносились голоса. Еще одна лестница, справа, вела вниз, скорее всего на кухню. Дверь туда была закрыта, но в щелях виднелся свет. Винтовая лестница слева вела на верхние этажи. Поднявшись, Себастьян очень медленно открыл дверь на верхней площадке. В конце коридора ярко сиял свет – именно там находились главные игорные салоны.

Спальни скорее всего располагаются в этом коридоре. Он, едва дыша, двинулся вперед. В записке говорилось, что спальня Серены находится в передней части дома. Нужно искать красную ленту на дверной ручке.

Себастьян повернул направо, потому что улица шла именно в этом направлении. Хотя эта дорога вела также и к салонам. Интересно, почему Серены сегодня там нет? Судя по доносившемуся шуму, игра в полном разгаре.

Он ускорил шаги. Сердце забилось сильнее, когда он продолжал идти, держась ближе к стене. Красная лента казалась ярким огоньком на фоне кремовой двери. Себастьян отвязал ленту и уже взялся за ручку, но тут же замер, услышав смех и знакомый голос генерала, прижался к стене и стал ждать.

– Черт побери, Хейуорд, клянусь, сам дьявол вам помогает, – объявил явно пьяный игрок. Генерал что‑ то ответил, но Себастьян не расслышал. Голоса замерли, когда мужчины спустились вниз.

Немного подождав, он повернул ручку и скользнул в спальню. Немедленно заперся, и щелканье замка показалось неестественно громким. Комната была погружена в полутьму, горела только свеча на столе у кровати, и еще одна – на каминной доске. Себастьян почти сразу увидел Серену. Она поднялась с сиденья‑ подоконника. Мягкие складки ночной сорочки цвета слоновой кости колыхались на каждом шагу. Длинные волосы обрамляли лицо.

– Ты пришел, – вполголоса сказала она.

– А ты думала иначе?

Он оставался на месте, спиной к двери, чувствуя, как растет знакомое напряжение.

– Почему ты послала за мной, Серена?

– Разве непонятно? – тихо спросила она.

– Не знаю. Раньше ничего подобного не было. Я подумал, что, может быть, тебе грозит беда.

Она подошла к нему и положила руки на плечи.

– Никакой беды. Просто я потеряла голову. Знаю, такая беспечность непростительна, но… я ничего не смогла с собой поделать.

Она осторожно коснулась его губ.

– Ты не сердишься?

Себастьян задумался, почему‑ то осознав, как важен его ответ. Из игорных салонов до сих пор доносились слабые звуки. Именно в этих комнатах мужчины лапали ее, а она флиртовала и играла в любую игру, которую они пожелают.

Его охватило странное ощущение нереальности происходящего, словно столкнулись два разных мира: его любовь к Серене и ненависть ко всему ее окружавшему. Как разделить эти миры?

Огромные фиолетовые глаза не отрывались от его лица, сияя мягким светом в полумраке, и Себастьян понял, каким должен быть ответ. Достоверный ответ.

Он медленно покачал головой.

– Нет‑ нет, я пошел бы за тобой к вратам ада, если бы ты попросила.

Он сжал ее талию, ощущая тепло кожи под шелком сорочки.

Серена зажгла всего две свечи, чтобы скрыть отпечаток на щеке. Она надеялась, что тот быстро побледнеет, но слабый след еще оставался. Сорочка с длинными рукавами была застегнута на запястьях маленькими жемчужными пуговками и отделана кружевными оборками, почти закрывавшими руки. Теперь Себастьян ничего не заметит, особенно если задернуть занавески кровати.

Он поцеловал уголок ее губ, игриво коснулся языком кончика носа и провел ладонями по телу, ощущая изгиб талии, выпуклости грудей и ягодиц. Сжал их, слегка приподняв ее. Серена обняла его и с внезапной настойчивостью прижалась всем низом живота к затвердевшей мужской плоти, словно сегодняшние любовные забавы были всего лишь прелюдией, разжигавшей, но не утолявшей аппетит. Она хотела стать частью Себастьяна, родной и близкой ему.

Все еще держа ее на весу, он шагнул к кровати и позволил ей скользнуть по нему, прежде чем наклонить голову и поцеловать ложбинку на ее плече, провести языком по шее, ощутить сладкий аромат ее кожи, вдохнуть тяжелое благоухание волос, которые он поднял, чтобы не мешали поцелуям.

Голова Серены откинулась назад, когда он целовал ее шею в том месте, где быстро бился пульс. Она сжала его бедра, сраженная собственным желанием.

– Скорее! Войди в меня прямо сейчас, любимый.

Она стала возиться с завязками его панталон и тихо застонала от удовольствия, когда его нетерпеливая плоть вырвалась наружу, пульсируя желанием под стать ее собственному.

Себастьян грубо стащил сорочку с ее плеч, снова сжал ее попку и поднял на себя. Она обхватила ногами его бедра, чувствуя, как он входит в ее влажное открытое лоно. Они стояли, слившись в одно целое, не двигаясь, просто радуясь чуду их союза.

Серена почувствовала, как его плоть пульсирует глубоко в ней, и медленно сжала ее внутренними мышцами, услышала, как он охнул, увидела, как его глаза широко раскрылись, и с тихим вскриком восторга снова сжала его, ощущая, что ее собственный экстаз совсем близко, хотя они даже не двигались. Достаточно того, что он пульсирует в ней. Достаточно сознания, что, стиснув его плоть потаенными мышцами, она может дать ему блаженство.

– Если сделаешь это снова, мы оба пропали, – прошептал он, все крепче сжимая ее ягодицы.

– Знаю, – лукаво усмехнулась она и сделала это снова.

Они льнули друг к другу, едва дыша, под натиском наслаждения, пока волны восторга не улеглись. С тихим стоном капитуляции Себастьян упал на кровать, по‑ прежнему крепко держа Серену и вовремя увернувшись, чтобы не придавить.

Они лежали, сплетясь в объятиях, лицом к лицу, среди смятой одежды, ожидая, пока кровь замедлит бег по жилам. Себастьян видел, как пульсация на шее Серены постепенно замедляется. Он лениво гладил влажные пряди иссиня‑ черных волос, потом откинул их со щек и кончиком мизинца стал обводить нежную раковину ушка. Она улыбнулась, потому что сил на иной ответ не было. Он погладил ее бедро, сжал округлое колено, прежде чем снова двинуться вверх.

– Подожди, – едва слышно взмолилась она. – Я должна немного отдохнуть.

Он рассмеялся и, отодвинувшись, приподнялся на локте.

– Я начинаю думать, что ты лучше знаешь мужскую анатомию, дорогая девочка. Пройдет не менее получаса, прежде чем я снова буду готов.

– О, ты знаешь, о чем я. Ты собрался снова возбудить меня, измучить ласками, а я слишком слаба.

Он погладил ее по попке.

– Хорошо, хорошо, обещаю на время оставить тебя в покое.

Серена легла на спину.

– На столе вино. Может, будет лучше, если ты разденешься?

Протянув руку, она погладила его обмякшую плоть.

– Бедный маленький мышонок.

– О, дай время, и он будет задиристым как петушок и твердым как сталь, – объявил он, соскользнув с кровати, и тут же сел на край, чтобы стащить башмаки.

– Совершенно необычная ситуация. Слыхано ли это, чтобы любить женщину, даже не сняв обуви!

За башмаками последовали помятый камзол, жилет, сорочка и панталоны.

– Вот так лучше. Но если не возражаешь, я желаю быть с тобой на равных.

Голый, он нагнулся над ней и принялся расстегивать пуговички.

– Я сама, – поспешно пробормотала она. – А ты пока налей вина.

Он слегка нахмурился, но согласно кивнул.

– Как пожелаете, мадам.

Она старалась не поворачиваться к нему поврежденной щекой в уверенности, что в полумраке он ничего не заметит, однако ее запястья по‑ прежнему были красны и в синяках. Хотя у нее было придумано объяснение, на случай если Себастьян спросит, все же лучше, если он ничего не заметит. Наверное, она сможет действовать здоровой рукой, так чтобы этого не было видно, и держать вторую поближе к боку.

Серена сняла сорочку, бросила на пол и легла на подушки, наблюдая, как Себастьян подбрасывает дров в огонь.

В спальню продолжали доноситься неясные звуки из салонов.

– Интересно, что скажет генерал, если догадается, что происходит в нескольких шагах от него, – пробормотала она.

Себастьян медленно выпрямился.

– Неужели так уж необходимо напоминать мне о том, где мы сейчас с тобой находимся?

– У врат ада? – весело спросила она, пытаясь пошутить.

– Что‑ то в этом роде. Как тебе удалось отделаться от присутствия в салонах?

– Отговорилась нездоровьем.

– Понятно. Достаточно веский довод.

Он сунул вощеный фитиль в огонь и принес его, чтобы зажечь свечи в стоявшем на ночном столике канделябре.

– О, пожалуйста, не надо, – попросила Серена. – Я все‑ таки больше люблю темноту. При ней все кажется сном, восхитительным сном, от которого не хочется просыпаться. Если ты зажжешь свечи, я проснусь.

Он удивленно вскинут брови, но снова повиновался:

– Что за странная идея. Но пусть будет как ты пожелаешь.

Бросив фитиль в огонь, он налил два бокала Канарского и принес их к кровати. Сел рядом с Сереной, набрал в рот вина, прежде чем поцеловать ее. Она приоткрыла губы и отведала вина из необычной чаши.

Серена рассмеялась. Такое необычное, такое чувственное ощущение, почти все равно что заниматься любовью.

– Еще.

Он сделал второй глоток. И снова поцеловал ее.

– Совершенно новый способ делить чашу с вином, – объявила Серена, слизнув каплю с губ. – Где ты этому выучился.

– Неужели ты так хочешь узнать? – поддразнил он, отбирая у нее бокал.

– Ложись, у меня другая идея.

Серена повиновалась и легла на спину. Что‑ то холодное полилось в ямку пупка, и она невольно вздрогнула.

– Лежи смирно, – велел он. – Иначе прольешь.

Безмолвный смех сотряс ее, но она старалась лежать неподвижно, когда он нагнулся и стал лизать вино из крошечной чаши. Ей стало щекотно, и она принялась извиваться.

Себастьян положил голову ей на живот и стал оглядывать ее тело, лениво обводя пальцем соски. Он любил ее груди, полные и упругие на стройном, худощавом теле. Впервые увидев ее обнаженной, он удивился их полноте. В одежде она казалась высокой и стройной как ива. Даже в платье с большим вырезом выпуклости грудей были не так заметны из‑ за ее роста, и каким восхитительным сюрпризом было обнаружить столь щедрую красоту!

Серена потянулась, предлагая ему на обозрение свое тело, нежное и соблазнительное. Зазывно подняла бедра, и это легкое движение послало огонь вожделения по его чреслам. Себастьян нагнул голову, языком разделяя лепестки ее лона, чуть прикусывая маленький бугорок плоти. Он снова подложил под нее руку и приподнял. Ее бедра раскрылись, и теперь ее лоно ожидало его прикосновения. Он стал лизать медово‑ сладкое средоточие ее женственности.

Серена потеряла голову. Ее тело стало таким чувствительным, что она мгновенно взлетела на вершины блаженства, чтобы потом поплыть по теплым водам разрядки.

Себастьян медленно поднял голову, наслаждаясь ее вкусом на губах и языке, глубоко вдыхая аромат, присущий только Серене. Он ласкал ее живот языком, слизывая крохотные капельки пота, собравшиеся в глубокой ложбинке между грудями.

Она запустила пальцы в его светлые волосы, погладила маленькие завитки на затылке. Совсем как у херувима, хотя от херувима в ее любовнике очень‑ очень немного.

– Готов к новому поединку? – лукаво усмехнулась она.

– Если готова ты, – пробормотал он, целуя ее. Она ощутила на губах собственный вкус.

– Всегда.

Она развела бедра, но он покачал головой и перевернул ее на живот.

– Вот как, – сказала она в подушку. – Смена декораций.

Он хмыкнул и подул ей в затылок, потянулся за подушкой, подсунул ей под живот, подняв бедра. Она согнула колени, чтобы облегчить ему вход, и почувствовала, как он скользнул в нее. Поза была настолько новой, что Серене казалось, будто они занимаются любовью впервые за этот вечер. Она прижималась к нему ягодицами, он двигался резко, быстро, почти причиняя боль, наполняя ее и одновременно лаская затвердевший бугорок плоти.

Когда все кончилось, он почти рухнул ей на спину. Ноги их переплелись. Его дыхание шевелило ей волосы, он сжимал ее поднятые над головой руки.

Наконец Себастьян откатился, повернулся на бок и притянул Серену спиной к себе. Оба заснули, а посетители тем временем продолжали игру, не подозревая о присутствии совсем рядом спящих любовников. Только на рассвете двери дома закрылись за последним клиентом.

Себастьян проснулся и вскочил, словно услышав, как задвигаются засовы и закрываются замки в вестибюле. Он не сразу понял, где находится, но теплое женское тело мигом вернуло его к действительности. Он осторожно встал, чтобы не разбудить Серену, и подошел к каминным часам.

Было слишком темно, чтобы разглядеть цифры, поэтому он сунул вощеный фитиль в едва светящиеся угли и зажег свечи в канделябре. Оказалось, что сейчас начало пятого. У них еще есть немного времени, прежде чем проснется дом.

Себастьян разворошил угли, добавил дров и, держа канделябр, подошел к кровати в надежде осторожно разбудить ее. Серена по‑ прежнему лежала на боку, подложив руку под щеку. Другая была вытянута вдоль тела. Себастьян нахмурился, наклонился ниже. На щеке странный отпечаток, которого он в пылу страсти не заметил. Тень проявившегося синяка. Он поднес канделябр еще ближе и увидел красные и синие пятна на светлой коже запястья. Себастьян потихоньку поставил канделябр на ночной столик, так что свет теперь падал на лицо спящей, и стал ждать, пока Серена проснется.

Серена медленно выплывала из глубин сна, ощутив, как свет проникает сквозь сомкнутые веки. Она не поднимала головы, наслаждаясь последними чудесными моментами полусна, но чего‑ то не хватало и спина замерзла!

Она протянула руку и обнаружила пустоту.

Окончательно проснувшись, она приподнялась на локте и осмотрелась. Обнаженный Себастьян сидел в кресле у окна. Огонь снова пылал, и свечи освещали комнату.

– Тебе пора? – промямлила она.

– Еще есть время.

Он говорил очень тихо, но что‑ то в его голосе встревожило ее. Он встал, подошел к кровати и, коснувшись ее щеки, поднял руку.

– Как все это случилось?

Мысли Серены лихорадочно метались. Она сама виновата в том, что пригласила Себастьяна на свидание. Следовало понять, что с такого близкого расстояния она не сможет скрыть синяки. И нет никакого смысла лгать. Особенно Себастьяну.

– Мой отчим. Когда я пришла сегодня вечером, он был вне себя, потому что я ослушалась его приказа.

Но она не станет упоминать о Бредфорде. Не стоит возбуждать в Себастьяне ревность.

Он буквально взорвался.

Она попыталась отнять руку, улыбнуться и коснуться его щеки, но он сжал ее запястье. Лицо превратилось в маску холодного бешенства.

– Ничего страшного не случилось, уверяю тебя.

– То есть как это «не случилось»? – прошипел бледный как смерть Себастьян. – Как часто он тебя избивал?

Серена покачала головой:

– Это было впервые… но мать он бил. Я это знаю. Правда, до сих пор он только угрожал мне. А на этот раз забылся и потерял голову. Будь со мной пистолет, у него не было бы такой возможности. Но обещаю, что отныне буду всюду носить его с собой.

– Пистолет? – ошеломленно прошептал Себастьян.

– Да, – кивнула она. – Я купила его в Брюсселе, у хорошего друга, считавшего, что при такой жизни у меня должно быть что‑ то для защиты.

Она попыталась ободряюще улыбнуться.

– Оснований для беспокойства нет. Друг научил меня стрелять. Я умею пользоваться оружием, и поверь, не задумаюсь пустить его в ход.

– Меня не интересуют твои пистолеты и твое умение стрелять, – резко бросил он. – Я не позволяю тебе и минуты лишней оставаться в этом доме. Вставай и собери вещи, которые не можешь оставить здесь. Отныне ты под моей защитой.

Серена, в свою очередь, побелела как полотно и, вскочив с постели, встала перед Себастьяном.

– Выслушай меня! Я не нуждаюсь ни в твоей и ни в чьей защите! Я сама могу о себе позаботиться. И не перееду из дома одного мужчины в дом другого по чьему‑ то требованию. Пойми это.

– И ты серьезно думаешь, что я способен уйти и оставить тебя подвергаться издевательствам этого ублюдка? А теперь делай как я прошу. Собери все, чего не можешь оставить.

– Нет, Себастьян, – покачала она головой. – Я не уйду, пока не обеспечу безопасность Абигайль.

– Ради Бога, предоставь девушке самой решать свою судьбу. Если родители настолько глупы, чтобы отдать ее руку генералу, да будет так. Тебе не должно быть до этого дела. У тебя нет прав вмешиваться.

– Вмешиваться?! – воскликнула она. – Как ты смеешь? И как ты можешь обрекать бедное дитя на такое будущее? Ты не лучше отчима!

Брезгливо передернув плечами, она отвернулась.

– Что ты сказала?

Она едва расслышала его.

– Серена, повтори, что ты сказала.

Она поняла, что гаев сослужил ей плохую службу, что напрасно произнесла несправедливую фразу, и потому явно не права и теперь в неловком положении, хотя знала, что правда на ее стороне. Она знала, что Себастьян отреагирует именно так, когда увидит, что наделал Хейуорд, и пыталась скрыть синяки, но уступила собственному капризу, и вот к чему это привело.

Серена глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

– Мне не стоило это говорить. Прошу прощения. Но и тебе не нужно было обвинять меня в том, что вмешиваюсь в чужие дела. Я всего лишь пытаюсь спасти невинную девушку от участи моей матери, не говоря уже о той судьбе, которая была уготована мне. Я умею бороться. У Абигайль нет моей силы. Он продаст ее тому, кто больше предложит. После того как растратит ее приданое, разумеется.

Себастьян скрипнул зубами:

– Давай проясним ситуацию. Хейуорд уговаривал тебя продаваться мужчинам?

– Грубо, но верно, – бесстрастно обронила она. – Но, повторяю, я сама могу о себе позаботиться. Как заботилась много лет.

«И только однажды не убереглась».

Но этого она не сказала. Ничего хорошего не выйдет, если Себастьян узнает, как испанец ее изнасиловал.

– Но это не важно. Я не оставлю тебя здесь. Ты должна пойти со мной, – заявил он.

– Ты не имеешь права мне приказывать, Себастьян, – странно отрешенным голосом произнесла она, заворачиваясь в одеяло.

– Стань моей женой, – неожиданно выпалил он, зная, что момент самый неподходящий. Но эмоции обуревали его с такой силой, что молчать он больше не мог, хотя вот уже несколько дней терпеливо ждал, чтобы сделать ей предложение.

– Стать твоей женой? О чем ты? – удивилась она.

– Выходи за меня, Серена, позволь позаботиться о тебе.

На девушку словно опрокинули ведро ледяной воды.

– Заботиться обо мне? То есть приобрести право мной командовать? – уточнила она.

– Я этого не говорил.

– Да и не нужно ничего говорить. Ты диктовал, что потерпишь и чего не потерпишь, словно я каким‑ то образом принадлежу тебе.

Она резко взмахнула рукой.

– Пока что ты в моей спальне и внезапно стал нежеланным гостем. Пожалуйста, уходи. Оставь боковую дверь незапертой. Когда ты благополучно удалишься, я сама ее запру.

– Серена…

Он шагнул вперед, протягивая к ней руки, намереваясь заставить ее понять его доводы, но на ее лице было написано нескрываемое отвращение.

– Не подходи. Не трогай меня.

Себастьян молча отвернулся и стал поспешно одеваться.

– Приятных сновидений.

Себастьян поклонился ей в спину и пошел к двери. Без всяких происшествий он вышел на улицу и направился пешком на Страттон‑ стрит, проклиная себя за то, что погорячился, Серену – за упрямство и своеволие, и посылая генерала сэра Джорджа Хейуорда на острейшие вилы в самых недоступных глубинах ада.

Серена выждала пять минут, после чего выскользнула из спальни, чтобы запереть дверь. Она не сознавала, что плачет, пока слеза не разбилась о поднятую к засову руку.

Серена немного постояла, прижавшись лбом к двери. Почему такая счастливая ночь закончилась столь горькой ссорой? Они с Себастьяном были такой идеальной парой, так подходили друг другу, по крайней мере физически. Может, ничего больше между ними и нет?

И все же она сердцем чувствовала, что это неправда. Только она никогда не пожертвует своей независимостью. Никогда не откажется от права делать то, что считает для себя нужным и верным.

Замуж за Себастьяна? Она никогда об этом не думала. Слишком разным было их положение. Такой союз может погубить Себастьяна. Он сделал ей предложение не подумав, в гневе, потому что она отказалась подчиниться его желанию. Руководствовался своими представлениями о том, как должны вести себя муж и жена. Брак дал бы ему права, которых он сейчас не имел. Мужья должны приказывать. Женщины обязаны повиноваться.

Как она могла вообразить, что они – идеальная пара?!

Глава 15

– Могу я взять сегодня коляску, мама? – спросила Абигайль, садясь за стол, где уже завтракала мать, и заискивающе улыбаясь.

– Господи, зачем? – нахмурилась Марианна, обмакивая в чашку кусочек тоста.

– Хочу перед обедом навестить леди Серену.

Абигайль заранее придумала подходящий предлог.

– Она сказала, что попросит горничную показать Мэтти, как укладывать волосы в самую модную прическу. Пусть Мэтти сопровождает меня на Пикеринг‑ плейс! Вы будете так заняты приготовлениями к вечеру! Конечно, у вас не будет времени, а визит может затянуться.

Марианна с сомнением покачала головой, но мистер Саттон, положив на тарелку пару копченых селедок, объявил:

– О, можно быть уверенным, что леди Серена разбирается во всем касающемся последней моды. Она всегда выглядит как картинка. Беги, кошечка, и следуй ее советам. Нельзя же, чтобы она выглядела деревенской простушкой на своей первой вечеринке, не так ли, миссис Саттон?

– Вряд ли Абигайль будет выглядеть простушкой, когда я сделаю ей прическу, – фыркнула Марианна.

Муж понял, что будет лучше, если он станет выражаться более дипломатично.

– Нет‑ нет, конечно, нет, дорогая, что вы! Я ничего такого не имел в виду. Но леди Серена знает, как причесываются лондонские дамы, и ее советы нам очень нужны, хотя, дорогая мэм, ваше мнение всегда будет решающим.

Марианна немного успокоилась.

– Что же, полагаю, ничего плохого в этом нет, и кроме того, мало ли кого можно встретить в гостиной леди Серены. Сегодня мне не нужен экипаж, так что можешь взять его на час, но потом ты обязательно должна отдохнуть перед вечером, чтобы к обеду явиться во всем блеске.

– Да, мама, – послушно ответила Абигайль, чтобы скрыть торжествующий блеск глаз.

Час спустя, довольная своей внешностью, она отправилась в Серене. Темно‑ синяя ротонда, отделанная белым мехом, была воплощением элегантности, голубую шелковую шляпку под отделанным тем же мехом капюшоном украшали изящные бархатные ленты.

А вдруг мистер Салливан нанесет визит леди Серене? Может, там будут и другие джентльмены. У леди Серены, должно быть, большой круг знакомых и поклонников.

Саттонов никогда не приглашали на вечерние мероприятия в дом генерала Хейуорда, но Абигайль знала, что там часто устраиваются рауты и званые ужины. Мать однажды с горечью заметила, что им, видно, приглашений не дождаться, но отец напомнил, что, поскольку Абигайль не выезжает, неприлично принимать приглашения от генерала и его падчерицы. Сам же он терпеть не может выходить из дому по вечерам, и с удовольствием проведет время у камина за вкусным ужином.

Серену искренне забавляли бы рассуждения Абигайль о ее светской жизни, но мысли были заняты совсем другим. Она плохо спала после ухода Себастьяна и неодобрительно разглядывала в зеркале свое бледное лицо. Веки были распухшими и красными от пролитых слез. Голова болела. Кроме того, сегодня придется ехать на обед к Саттонам. И значит, нужно быть во всеоружии, поскольку большинство из гостей были ее знакомыми. Среди них будет и Себастьян, если только после скандала вчерашней ночью не пришлет хозяевам свои сожаления.

Серена не могла представить, как они встретятся, что скажут друг другу на людях. Впрочем, о чем им говорить? Себастьян, несмотря на все свои замечательные человеческие качества, упрям и готов настоять на своем. Он нелегко отказывается от своих мнений или меняет решения, когда уверен в своей правоте. А она ничуть не сомневалась, что он твердо убежден в том, каковы должны быть отношения между мужем и женой.

Вздохнув, она подняла горшочек с румянами. Немного наложить на скулы, сверху покрыть пудрой, и никто не заметит почти совсем побледневшего отпечатка руки отчима. Длинные рукава неуместны на званом обеде, но что поделать, если нужно скрыть синяки? Придется серьезно поработать над своей внешностью.

Дверь открылась, и вошла Бриджет.

– К вам молодая леди. Мисс Саттон, если верить Фланагану. Он спрашивает, дома ли вы.

Абигайль, здесь?

– Она одна?

Абигайль она может вынести, но миссис Саттон… сегодня ей не по силам.

– Она приехала с горничной, мэм.

– Проводите ее в мою гостиную. Я скоро приду.

– Да, мэм.

Бриджет присела и исчезла.

Серена снова подошла к зеркалу, утешив себя, что выглядит совсем неплохо, насколько это возможно в подобных обстоятельствах. Подвила букли пальцами, чтобы они обрамляли лицо, накинула на плечи пеструю шаль и вышла в гостиную.

Абигайль стояла у окна, нервно дергая перчатки. Она не привыкла сама наносить визиты, но Серена сразу заставила ее почувствовать себя непринужденно.

– Какой чудесный сюрприз, Абигайль! Сейчас позвоню, чтобы принесли кофе.

Она дернула за шнур сонетки.

– О, горничная уже пообещала принести!

Абигайль восхищенно огляделась.

– Какая красивая комната. Должно быть, чудесно иметь свою гостиную.

– Да, это мое убежище, – весело пояснила Серена. – Снимайте свою ротонду и садитесь.

Она показала на диван у камина.

Абигайль уронила ротонду на ручку кресла, села и принялась снимать перчатки.

– Мне нужно задать вам очень важный вопрос, леди Серена.

Она осеклась, не зная, как подобрать слова.

– Продолжайте, – ободряюще улыбнулась Серена. По крайней мере она отвлечется от своей сложной ситуации.

– Ну… это немного неловко… – пробормотала Абигайль, прежде чем вскинуть голову и решительно спросить:

– Вы помните мистера Веджвуда?

– Джонаса? Молодого человека, который сопровождал нас в Грин‑ парк? Разумеется, помню.

Серена кивнула все с той же ободряющей улыбкой.

– Видите ли, папа посоветовал маме пригласить его на сегодняшний обед. Говорит, мы должны быть учтивы и гостеприимны по отношению к семейству Веджвуд, потому что он и старый мистер Веджвуд вращаются в одних и тех же деловых кругах в Сток‑ он‑ Тренте.

– Да, это совершенно разумно.

Серена снова кивнула. Вошедшая Бриджет принесла поднос с кофе.

– Спасибо, Бриджет. Поставьте поднос. Разливать необязательно.

Она сама налила кофе и передала чашку гостье.

– Конечно, мама сердится, потому что это значит, что ей придется пригласить старую миссис Бентли, чтобы за столом было четное количество гостей. Она какая‑ то дальняя родственница и компаньонка некоей пожилой дамы в Кенсингтоне. Мама считает ее неподходящей компанией. Но папе она нравится. И табак эта пожилая леди лихо нюхает.

Серена постаралась не улыбнуться, услышав столь бесхитростную речь.

– Было бы приятно снова увидеть мистера Веджвуда сегодня вечером.

– Д‑ да, – выдавила Абигайль.

Серена нахмурилась, так и не уяснив, согласна с ней девушка или нет.

– Какие‑ то затруднения, дорогая?

Абигайль покраснела.

– Там будет и мистер Салливан.

– А, я начинаю понимать, – улыбнулась Серена. – Два поклонника за одним столом.

Абигайль покраснела еще гуще.

– О, пожалуйста, я не хотела бы показаться слишком наглой или…

– Вовсе нет, Абигайль. То, что вы сказали, вовсе не так плохо.

Она шутливо вскинула брови.

– Но… но, леди Серена, как по‑ вашему, мистер Салливан может задуматься о союзе с моей семьей? – выпалила Абигайль с такой быстротой, словно боялась, что, если остановится, лишится отваги продолжать дальше.

Серена молчала. С одной стороны, не нужно зря поощрять надежды Абигайль, но не стоит и создавать вакуум, в который может протиснуться отчим. И все‑ таки надо попытаться выяснить, что же на самом деле на уме у этой девушки. Поэтому, выждав паузу, она осторожно спросила:

– Вы бы хотели иметь такого поклонника, как мистер Салливан?

Лицо девушки стало огненно‑ красным.

– Это было бы так лестно… – пролепетала она, опустив глаза. – Я была бы самой счастливой на свете.

Серена поджала губы. У этой Абигайль губа не дура.

– Он… настоящий джентльмен, – продолжала тараторить Абигайль. – Такой красивый и учтивый… любая девушка была бы весьма польщена, ведь правда, леди Серена?

– Пожалуй, – сухо согласилась та. – Мистер Салливан именно таков. Но скажите, у вас есть причины думать, что он сделает вам предложение?

Абигайль покачала головой:

– Он никогда не подавал мне надежд. Просто всегда так галантен, но мама… мама, видите ли… она желает, чтобы я сделала блестящую партию, и думает, что мистер Салливан…

Ее голос смолк, а глаза умоляюще воззрились на Серену.

– Но миссис Саттон ведет себя как все матери, Абигайль. Она хочет самого лучшего для единственной дочери. Правда, если вам не нравится мистер Салливан, стоит только сказать…

– О, пожалуйста, не поймите меня неправильно, леди Серена, я не знаю, как это выразить, только… только…

– Что именно?

– Мне неловко в его присутствии, – вздохнув, призналась наконец Абигайль. – А с Джонасом… мистером Веджвудом я чувствую себя так непринужденно.

– Вот как? И нет никакого сомнения, что мистер Веджвуд чувствует себя столь же непринужденно в вашем обществе.

– Да… да… думаю, так и есть.

Абигайль подняла чашку, но кофе уже остыл и она поставила ее обратно.

– Но мама…

– Мама не одобрит такую партию, – закончила за нее Серена.

Абигайль кивнула:

– И я не хочу показаться невежливой мистеру Салливану.

– О, пусть это вас не волнует, – заверила Серена с едва заметными язвительными нотками в голосе. – Сердце мистера Салливана довольно быстро излечится. И он нисколько не оскорбится. Значит, вопрос заключается в том, как убедить маму, что мистер Веджвуд – единственный возможный для вас жених?

Абигайль слабо улыбнулась:

– Папа возражать не будет – это я точно знаю.

– В таком случае мы должны склонить мистера Саттона на нашу сторону, – решительно кивнула Серена. – Полагаю, вам следует его подготовить до начала вечера. Упомянуть, что вам нравится мистер Веджвуд, а я со своей стороны попрошу мистера Джонаса проявить стремление особенно всем понравиться. Если ваша мама увидит, какой он обаятельный, образованный и надежный молодой человек да еще умеет держаться в любой компании, ее будет легче убедить.

Теперь улыбка Абигайль стала ослепительной.

– О, вы так дальновидны, леди Серена! Я так и знала, что просить совета нужно именно у вас! Конечно, я должна быть вежлива с мистером Салливаном, но…

– Разумеется, как со всеми гостями, но предоставьте все мне. Я позабочусь о том, чтобы он не питал напрасных надежд.

Абигайль поднялась.

– Я так благодарна, леди Серена. И так давно мечтала о старшей сестре, – застенчиво добавила она. – Теперь чувствую, что мое желание исполнилось.

Серена поцеловала ее в щеку.

– Я счастлива играть эту роль. А теперь поезжайте домой, отдохните, чтобы вечером выглядеть как можно лучше.

Она позвонила Фланагану.

– О, вы говорите совсем как мама, – рассыпалась звонким смехом Абигайль, – хотя совсем на нее не похожи.

– За что я очень благодарна Всевышнему, – пробормотала Серена, поворачиваясь к вошедшему дворецкому.

– Фланаган, мисс Саттон уезжает.

– Да, миледи. Коляска ожидает у входа, а ее горничная – в вестибюле.

Фланаган придержал дверь для Абигайль, которая вышла, помахав рукой на прощание.

Девушка как раз направлялась к выходу, когда с улицы вошел генерал Хейуорд, похлопывая стеком по сапогу. Он был хмур и мрачен и, очевидно, едва скрывал гнев, но при виде Абигайль произошло чудо.

– Моя дорогая мисс Саттон, – улыбнулся он, склонившись над ее рукой. – Какое наслаждение для глаз! Такая честь – принимать вас под моей крышей! Редкостная удача!

Он крепко держал ее руку, и стоило ей сделать робкую попытку освободиться, еще крепче сжал пальцы.

– Я заезжала к леди Серене, сэр, – пояснила она, наскоро приседая. – Но мама велела мне не задерживаться, так что остаться я не могу. Всего хорошего, сэр.

Она наконец вырвала руку, еще раз присела и поспешила к двери. Горничная последовала за ней.

Несколько минут Хейуорд бесстрастно взирал на закрывшуюся дверь, после чего повернулся и вошел в библиотеку. Он нередко оказывался в невыгодном положении, но сейчас ощущал отчаяние острее, чем прежде. Сегодня утром он столкнулся с лордом Бредфордом, и его милость с неприятной улыбкой напомнил о закладной. Он также уведомил генерала, что давал деньги на время, и поскольку Хейуорд не сможет выкупить закладные, у него нет выбора, и он намерен потребовать возвращения долга.

Генерал Хейуорд думал только о словах Серены. Бредфорд собирался отдать закладные ей, если та согласится принять его покровительство. Похоже, граф с самого начала намеревался вести двойную игру. Сознание этого наполнило генерала глубокой яростью, ожиданием неминуемого несчастья. Он едва сумел выдавить в ответ два слова, а вот граф ушел довольный, предвкушая грядущую победу.

Хейуорд налил себе бренди и уставился в огонь. С Сереной ничего не выйдет. Теперь это ясно. Применив насилие, он сжег все корабли. Даже если он сумеет притащить ее к Бредфорду – одурманенной и связанной подобно курице, из которой сварят суп, – граф не пожелает иметь с ним дела. Ему нужна любовница, готовая исполнить все его прихоти, он постоянно об этом твердит. Серена никогда не пойдет на это. Он мог, конечно, вышвырнуть ее на улицу и получить от этого некоторое удовлетворение, но она нужна ему за столами. Они могли бы, наверное, договориться: собраться и удрать под покровом темноты, как делали столько раз раньше, чем не выход, – но он уже слишком стар для таких трюков, да и вряд ли из этой затеи что‑ нибудь получится.

Нет, остается одно: женитьба на наследнице Саттона. Вряд ли девушка сама упадет в руки как спелое яблочко, но ее мамаша замолвит за него словечко. К тому же генерал был почти уверен, что сможет уговорить и ее папашу, который уже общался с ним как с хорошим другом и казался польщенным его вниманием. Серена сумела завоевать доверие девушки и, по крайней мере в этом, беспрекословно повиновалась отчиму Пора мириться с падчерицей. Нельзя раздражать ее, пока он ухаживает за малышкой Саттон.

Он отставил бокал с бренди и направился в гостиную Серены.

После ухода Абигайль та уселась в кресло и положила голову на спинку. Похоже, что при некоторых усилиях с ее стороны Абигайль скоро и благополучно выйдет замуж за Джонаса Веджвуда, но по какой‑ то причине это соображение не вызвало у Серены ожидаемого восторга. Этот брак обеспечит и ей свободу, но теперь она не была уверена в истинном значении этой свободы и не знала, почему ее хочет. И что она будет делать с этой свободой, если останется одна?

Ей вдруг захотелось что‑ нибудь разбить, но в дверь неожиданно постучали.

– Кто там? – раздраженно откликнулась она.

– Твой отец. Можно войти, дорогая? – спросил генерал, появляясь на пороге.

– А вы не вошли бы, скажи я «нет»?

Она даже не пошевелилась, когда он закрыл за собой дверь.

– Это мой дом. И я имею право находиться где пожелаю, – сообщил он, с огромным усилием стараясь не повышать голос.

Серена просто закрыла глаза и пожала плечами. Он подошел ближе, и она едва не содрогнулась, но была полна решимости не заговаривать первой и поэтому промолчала.

Он опустил глаза, прежде чем пробормотать:

– Ну хватит, дорогая, давай мириться. Я прощаю тебя за неблагодарность и ослушание, так что не будем больше вспоминать об этом.

Серену обуял истерический смех. Он прощает ее?

– Но, сэр, я искренне благодарна вам за преподанный урок. А синяки со временем поблекнут.

Она по‑ прежнему сидела с закрытыми глазами, запрокинув голову.

– Мне жаль, что дело дошло до такого, – с трудом выдавил он. – Я лишь осуществил право отца наказать непослушную дочь. И сделал не более того, что требовали обстоятельства.

– Вы так считаете? – безразлично бросила она.

Ее немногословие выводило его из себя. Что, если она откажется занять место за столами? Откажется уговаривать Саттонов? Он не мог побоями заставить ее подчиниться, поскольку она должна появляться на публике.

– Насколько мне известно, у Саттонов сегодня вечером званый обед, – заметил он с ободряющей улыбкой.

– Совершенно верно, сэр.

– И ты там будешь.

– Если вы обойдетесь без меня в салонах.

– Конечно‑ конечно… ничего сложного. Я пообедаю и закрою главный салон.

Он потер руки.

– Надеюсь, ты хорошо проведешь время, Серена. Разыгрывай светскую даму… пусть тебя ничто не волнует… проведешь приятный вечер в прекрасном обществе.

– Вы слишком добры, сэр.

Ее тон был спокойным, равнодушным.

Он немного постоял, продолжая потирать руки, после чего бессильно опустил их. Молчание затягивалось.

– В таком случае я тебя оставлю. Уверен, что у тебя много дел.

– Я должна посоветоваться с кухаркой насчет меню сегодняшнего ужина.

Она так и не открыла глаз. Голова по‑ прежнему лежала на спинке кресла, и через несколько секунд она услышала, как захлопнулась дверь.

Только тогда Серена довольно улыбнулась. Похоже, она впервые взяла верх над отчимом. Он слишком разозлился вчера и поставил себя в дурацкое положение. А Серена сумела этим воспользовался. В любых других обстоятельствах она злорадствовала бы, но сейчас победа имела для нее особое значение.

Генерал снова велел привести лошадь. Бедное животное едва добралось до конюшни. И почти сразу же прибежал лакей. Грум, предвкушавший пинту портера и мясной пирог на обед, обругал бесчувственного хозяина и повел усталую лошадь к входной двери. Хейуорд пытался заглушить ярость и раздражение на лорда Бредфорда, почти загнав лошадь в Виндзор‑ террас. Грум почти готов был посоветовать хозяину ходить пешком. Конечно, вслух он этого не произнес, иначе в два счета оказался бы на улице.

– Я вам нужен, сэр? – осведомился он, когда генерал вышел из дома.

– Нет.

Хейуорд взял поводья и тяжело уселся в седло. Он не надел шпоры, но пнул животное в бок с силой, в которой совершенно не было необходимости. Грум презрительно сплюнул вслед хозяину.

Хейуорд отправился на Брутон‑ стрит, не без усилий надев маску искреннего дружелюбия. Он привязал животное к перилам у двери дома Саттонов и взялся за молоток. На пороге немедленно появился дворецкий и с низком поклоном отошел в сторону, чтобы впустить визитера.

– Я узнаю, дома ли мистер Саттон, сэр.

– Идите, и поскорее!

Генерал нетерпеливо постукивал стеком по сапогу, пока дворецкий величественно шагал к двери в глубине передней. Постучав, он открыл дверь и вошел, чтобы появиться минуту спустя:

– Мистер Саттон будет рад видеть вас, генерал. Прошу вас…

Он придержал дверь библиотеки.

Хейуорд промаршировал мимо с улыбкой, приклеенной к губам.

– А, Саттон, рад, что вы дома! – весело прогремел он, протягивая руку.

– Добро пожаловать, дорогой мой.

Уильям поднялся из‑ за тяжелого письменного стола красного дерева.

– По утрам я всегда дома… Дела прежде всего, и на душе легче, когда счетные книги приведены в порядок.

– Да мы просто родственные души! – констатировал генерал, дружески хлопнув хозяина по плечу. – Хоть это и скучно, но сначала следует выполнить все, что требуется.

– Должен признать, что мне это ни в коем случае не кажется скучным, – заметил Уильям. – Для меня повседневные заботы – хлеб насущный.

Хейуорд улыбнулся.

– Каждому свое, дорогой сэр, каждому свое.

– Что же, я никогда не был знатным джентльменом. И не вижу в этом смысла. Что предпочитаете, генерал, – вино или эль? Я бы сам не прочь выпить капельку крепкого эля, особенно в это время дня.

Генерал пожал плечами.

– Вина, сэр, если возможно. Я никогда не любил эль.

Уильям с сомнением воззрился на гостя. По его мнению, дельный человек должен понимать толк в эле и пить по утрам золотистый напиток из большой кружки.

Он налил кларета генералу, себе – в оловянную кружку эля, и передал бокал гостю.

– Садитесь, сэр. Будьте как дома. Чему обязан удовольствию видеть вас?

Хейуорд поднял бокал в молчаливом тосте, пригубил и начал:

– Перейду прямо к делу, Саттон. Я хотел бы предложить руку и сердце вашей дочери. Мне нравится думать, что мои чувства к ней больше не являются секретом.

Он склонил голову набок. На губах дрожала искусственная, деланая улыбка.

Уильям ответил не сразу, продолжая пить эль и глядя куда‑ то в пространство. Генерал насторожился. Он ожидал немедленного искреннего восторга. Генерал, сэр Джордж Хейуорд, сделал предложение дочери торговца! Как может этот человек колебаться хотя бы секунду!

– Видите ли, сэр, – выговорил наконец Уильям. – Для Абигайль, разумеется, это большая честь, но я не стану давать ответ за нее.

– О, вы, конечно, шутите, сэр, – пробормотал Хейуорд, не веря собственным ушам. – Я считал, что уже завоевал привязанность мисс Саттон, и нисколько в этом не сомневался.

– Ну… если это так, мы можем считать дело улаженным. Конечно, после того как мы договоримся кое о чем. Не стоит беспокоить этим нашу девочку.

– Разумеется, сэр, это даже не обсуждается.

Генерал ступал по тонкому льду. Ему каким‑ то образом нужно доказать свою кредитоспособность этому проницательному деловому человеку и в то же время получить большое приданое, которое будет выплачено ему немедленно после свадьбы. Он надеялся, что Уильям Саттон понимает, что продает свою дочь в обмен на ее более высокое положение в обществе. Должен же он сознавать, что ни один аристократ или истинный джентльмен не возьмет жену из деловых кругов, если не получит за свой благородный жест адекватной компенсации. Но сейчас рановато говорить на эти темы. Всему свое время.

– Я питаю глубокую симпатию к вашей дочери, сэр, – снова улыбнулся он. – Такая прелестная девушка, красавица, так хорошо воспитана, умеет вести разговор и талантливо играет на арфе!

Уильям откашлялся. Он был любящим отцом, но тем не менее не мог поверить в такие достоинства дочери. Когда она трещала не переставая, он едва не засыпал. Что же насчет арфы… он не раз думал о том, что зря выбросил деньги на учителя. Правда, Марианна настаивала на музыкальном образовании дочери, и он посчитал, что это необходимо. Но кто будет спорить с влюбленным!

– Что же, сэр, я согласен: Абигайль милая девушка, зеница ока моего, в жизни не встречая ей равной. Вот что я вам скажу: после разговора с ее матерью мы посмотрим…

Это было не совсем то, что надеялся услышать генерал. Он пригубил кларета.

– Я надеялся поговорить с мисс Саттон, и с миссис Саттон, разумеется.

– Конечно! Моя дочь не будет разговаривать с джентльменом наедине, – кивнул Уильям, удивленный, что об этом уместно вести речь.

– Что же, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, – заметил он, отодвигая стул. – Пойдемте наверх, к дамам. Я слышал, что Абигайль приехала с полчаса назад. Мне сказали, что она навешала леди Серену.

– Мне повезло встретить ее в вестибюле, когда она уезжала, – сообщил генерал, вставая вместе с хозяином.

– Миссис Саттон хочет, чтобы девочка отдохнула и как следует подготовилась к сегодняшнему обеду. Не знаю, почему девушка должна обязательно выглядеть как картинка, просто для того чтобы посидеть за столом, но когда моя жена приказывает – значит, так и должно быть.

Ухмыльнувшись, он повел гостя наверх и без всяких церемоний вошел в дамскую гостиную:

– Моя дорогая, я привел сэра Джорджа Хейуорда. Ему не терпится повидать Абигайль.

Он огляделся.

– Где дорогое дитя?

– Переодевается, мистер Саттон.

Марианна протянула генералу руку и кивнула, как подобает матроне, принимающей джентльмена.

– Генерал, какое удовольствие!

Он склонился над ее рукой, поднес к губам и поцеловал воздух над ее пальцами.

– Вы очаровательны, мэм, простите за дерзость.

Марианна кокетливо улыбнулась и поправила элегантный кружевной чепец, прикрывавший ее седеющие волосы.

– Благодарю вас, вы слишком добры.

– Не трудно увидеть, от кого дочь унаследовала красоту, – беззастенчиво фантазировал Хейуорд.

Марианна, улыбаясь, захлопала ресницами.

– Вы льстите мне, дорогой сэр.

Она бросила взгляд на мужа, в глазах которого пряталась язвительная усмешка.

– Мистер Саттон, позвоните, чтобы гостю принесли вина.

– Конечно, дорогая.

Уильям дернул за шнур сонетки. Абигайль выходила из спальни, как раз когда Моррисон нес вино и бокалы в гостиную матери.

– У нас гости, Моррисон?

– Сэр Хейуорд, мисс Саттон. Он там вместе с мистером Саттоном и вашей матушкой.

– О!

Абигайль сморщила носик. В Брюсселе ей одно время льстили ухаживания генерала, но ее мнение сильно изменилось со времени прибытия в Лондон. Ей больше не хотелось слушать его цветистые комплименты, поэтому она повернулась, чтобы уйти в спальню.

– Скажите маме, что мне нужно написать несколько писем. Я приду ко второму завтраку.

– Да, мисс Саттон.

Моррисон вскинул брови и продолжил путь. За свою долгую карьеру он повидал немало таких генералов и учуял в Хейуорде крысу еще с первой встречи в Брюсселе, поэтому был более чем счастлив помочь своей молодой хозяйке отделаться от него.

Поставив поднос на буфет, он вполголоса сказал миссис Саттон:

– Мисс Саттон, мэм, просит извинить ее. Ей нужно написать несколько писем.

Марианна кивнула.

– Спасибо, Моррисон. Можете идти. Генерал, боюсь, Абигайль не сможет к нам присоединиться. У нее что‑ то срочное.

Хейуорд был разочарован, но принял бокал вина и заговорил о предполагаемом посещении театра. По правде говоря, генерал не смог раздобыть подходящую ложу в «Ковент‑ Гарден». Он надеялся, что один из друзей или клиентов‑ игроков одолжит ему ложу на один вечер, но это оказалось не так легко.

– Я пока еще не нашел подходящей пьесы, мэм, – солгал он. – Нужно принимать в расчет деликатную чувствительность мисс Саттон. И конечно, пьеса должна быть классической, как вы и говорили. – Он промокнул губы надушенным платком. – Я бы не стал предлагать что‑ то другое.

– Разумеется, нет, сэр.

Марианна безмятежно воткнула иглу в вышивание.

– Мы вполне можем подождать. К чему спешить?

Посчитав, что пробыл у Саттонов достаточно времени, Хейуорд попрощался и ушел, скорее раздраженный, чем удовлетворенный сегодняшним визитом. Он не увидел Абигайль, его предложение хотя и не отклонили, но и не приняли сразу. И хотя Марианну наверняка можно убедить согласиться на этот брак, у него не было иллюзий относительно Уильяма.

Глава 16

Себастьян парировал удар, сделал ложный выпад, лезвие скользнуло под гарду противника и вжалось в мягкую незащищенную плоть под мышкой.

– Туше.

Лорд Харли отступил, вытирая лоб рукавом сорочки.

– Похоже, ты зол на меня, Себ. Что я тебе сделал? В чем провинился?

Себастьян опустил рапиру вниз. Похоже, он позволил эмоциям взять над собой верх, что абсолютно непростительно в таких поединках.

– Скверная ночь, Харли. Но извините меня, это было с моей стороны неосмотрительно. Каюсь.

Друг сочувственно оглядел его.

– У всех бывают такие ночи, Себ.

– Все равно я виноват. Простите, ради Бога. И если откажетесь снова фехтовать со мной, я пойму.

Лорд Харли рассмеялся и крепко пожал Себастьяну руку.

– Вздор, дорогой друг. Со всеми случается. Так чем вы расстроены, если не секрет?

– Женщины, – признался Себастьян, зная, что одно это слово удовлетворит Харли. Ни один джентльмен не ступит на эту территорию без приглашения, и кроме того, он сказал правду, ухитрившись не поведать подробностей.

– Вино! – провозгласил Харли. – Вот лекарство от таких болезней.

Себастьян покачал головой.

– Только не в этом случае, Чарлз.

Он положил рапиру на расположенную вдоль стены полку.

– Позволь мне во искупление своих грехов пригласить тебя отобедать. Сегодня вечером в «Лебеде»… О нет, не сегодня, черт возьми.

Он поморщился. Совсем забыл о приглашении на обед к Саттонам! А в нынешних обстоятельствах это совсем не тот дом, в котором он хотел бы оказаться. У него не было желания прилюдно встречаться с Сереной после ночного скандала, но ведь неприлично отказываться от обеда в последнюю минуту.

Лорд Харли пожал плечами.

– Когда пожелаешь, Себ, я с радостью, если ты действительно чувствуешь в этом необходимость.

Себастьян делано усмехнулся.

– Ты не совсем точно выразился, дружище. В твоем обществе я испытываю душевный подъем, – заверил он, накидывая плащ. – Давай завтра вечером.

– Значит, «Лебедь», – рассмеялся лорд Харли, следуя его примеру. – Учти, я дорого тебе обойдусь.

Себастьян покачал головой:

– В девять.

Они распрощались на улице, и Себастьян направился домой, размышляя, что если едва не ранил лучшего друга, то, по‑ видимому, в данный момент никому не может составить достойную компанию.

– Перри, ты дома? – крикнул он с порога.

Из‑ за кухонной двери высунулась голова Барта.

– Мистера Перегрина нет, сэр. Он ушел около часа назад.

Себастьян кивнул, потому что и не ожидал найти брата дома в разгар дня.

– Принеси мне хлеба с сыром, – попросил он, направляясь к гостиной.

Барт последовал за ним.

– Вам письмо, сэр.

Он протянул запечатанный пакет.

Себастьян повертел в руках послание: черные чернила, отчетливые, без всяких завитушек буквы. Печать архиепископа Кентерберийского.

Себастьян с мрачной улыбкой разрезал письмо и развернул лист тяжелой мелованной бумаги. Это оказалось разрешение на брак, о котором он просил. Его мог выдать исключительно архиепископ Кентерберийский.

Сочиняя прошение, Себастьян мысленно перебрал немало веских доводов в пользу брака. И куда меньше времени потратил на то, чтобы получить согласие Серены. Почему он посчитал, что она так легко пойдет с ним к алтарю? Есть три способа пожениться: три воскресенья подряд читать оглашения в церкви, где должна проходить церемония. Но вряд ли Серена захочет рисковать оглаской, пока не окажется как можно дальше от Пикеринг‑ плейс. Можно получить разрешение: его обычно дает приходской священник, – но у Себастьяна не было такового – он и братья давно уже никак не связаны с церковью. Они разделяли мнение Джаспера, считавшего, что благочестия в семейке Блэкуотер и без того больше, чем нужно, и чаще всего так называемые «благочестивые» люди оказываются лицемерами и ханжами.

То же самое разрешение можно было за символическую плату получить в Ассоциации юристов по гражданским делам, и это позволило бы им пожениться в приходской церкви того прихода, где один из них прожил более пятнадцати дней. Себастьян жил на Страттон‑ стрит более трех лет, так что это правило было бы соблюдено. Члены ассоциации так или иначе были связаны с одним из епископов, и за скромное вознаграждение адвокат мог обратиться к своему епископу за разрешением. Процесс вовсе не сложный, но при этом церемонию надлежало провести в том самом месте, где Себастьяна хорошо знали, а он хотел, чтобы свадьба прошла скромно и тайно. Не стоит делать этот брак достоянием публики. К чему лишние пересуды?

Пришлось прибегнуть к последнему способу: специальному разрешению, которое можно было получить исключительно от архиепископа Кентерберийского. Цена была огромна: больше двадцати гиней, – но отныне им дозволялось пожениться в любом месте и в любое время, когда захотят. Скорее всего это было единственным верным решением.

Себастьян долго смотрел на бумагу в своей руке, не понимая, что теперь с этим делать.

Подняв наконец голову, он случайно увидел Барта, глазевшего на него с неприкрытым любопытством.

– Хлеб и сыр, Барт, – напомнил он.

Мальчишка кивнул и немедленно убежал.

Себастьян положил документ в ящик секретера и запер. А что еще оставалось? Можно ли наладить отношения с Сереной, он не зная, к тому же был слишком оскорблен и сбит с толку, чтобы попытаться что‑ то предпринять с этой целью. Как она могла отказаться от его покровительства? Почему отказалась? Неужели не понимает, что словно идет по канату и в любой момент может сорваться. Так почему же отвергла шанс благополучно опуститься на твердую почву? Нет, Серена чертовски упрямая, самая невозможная женщина из всех, кого имел несчастье полюбить мужчина.

Он принялся яростно пилить каравай, который поставил на стол Барт, и воткнул нож в головку сыра. Может, попытаться навязать Хейуорду дуэль? Оскорбить публично, вынудив этим генерала вызвать его.

На секунду он дал волю воображению. Туманное осеннее утро в Барн Элмз, шестеро мужчин: два дуэлянта и секунданты. Что он выберет: пистолеты или шпаги? Пуля летит быстрее, но есть нечто куда более заманчивое в поединке на шпагах: элегантность и звон стали о сталь. К тому же Себастьян считал себя искусным фехтовальщиком – даже Джаспер признавал, что брат прекрасно владеет шпагой.

Джаспер и Перри станут его секундантами. Конечно, убийство человека на дуэли имеет свои неприятные последствия: придется срочно бежать на континент, пока все не забудется, но зато они с Сереной смогут провести долгий медовый месяц в Париже или Венеции, а может, и в Риме. Определенно не в Брюсселе: Серена с ее неприглядным прошлым там хорошо известна.

Конечно, исполнение его мечты зависит от согласия Серены, а после вчерашней ночи на это надеяться не приходилось.

Себастьян задумчиво дожевал хлеб с сыром, налил себе кларета и сел у огня. Если он не в состоянии увезти Серену от отчима, может, проще избавить ее от отчима? Когда она будет свободна, вероятно, довольно скоро прекратит сопротивление. Конечно, это не слишком умный аргумент. Он вовсе не собирался во всем над ней главенствовать или ожидать, что брак даст ему на это право. Может, для некоторых женщин это в порядке вещей, но не для Серены. Независимость – вот свойство характера, которое он в ней любил больше всего. Но ясно было одно: чем скорее он помирится со своей несносной возлюбленной, тем лучше.

И поэтому еще до восьми часов он стоял в темном переулке напротив дома Серены, наблюдая за входной дверью. Ровно в восемь дверь открылась и лакей побежал в направлении Сент‑ Джеймс‑ стрит – вероятно, за кебом или портшезом для леди Серены. Через несколько минут дверь снова открылась и появилась Серена. Себастьян тихо ахнул. Она выглядела великолепно в платье из шелка цвета пламени с широкими фижмами, открывавшими нижнюю юбку из черного шелка, жесткую от серебряной вышивки. Воланы серебряного кружева ниспадали на запястья, а черные волосы как обычно не были напудрены. Сегодня она сделала прическу, введенную в моду мадам Помпадур: длинные пряди высоко уложила на специальных подложках. Факел, укрепленный на портшезе, выхватывал отблески серебра среди темных локонов. Очевидно, она надела серебряный ободок, оставшийся ей от матери.

Она села в портшез, и носильщики подняли ношу. Себастьян пристроился за ними, стараясь не отставать.

Серена, как ни странно, ничуть не удивилась его появлению. Конечно, между ними ничего не кончено! Такого просто не может быть.

– Добрый вечер, Себастьян, – просто поздоровалась она.

– Добрый вечер, Серена, – ответил он и, помолчав, спросил: – Ты ничего не хочешь мне сказать?

Серена вздохнула.

– Я больше не знаю, о чем говорить. Помимо того что сама идея нашего брака абсурдна, могу только повторить: я не позволю никому мною управлять, неужели не понимаешь? Последние десять лет я провела в рабстве, и, освободившись, не горю желанием сменить одного господина на другого. Включая мужа. Если ты не в силах с этим смириться, нам лучше расстаться.

Себастьян прикусил губу, решив отложить спор об абсурдности брака. Рассуждения на эту тему сейчас крайне неуместны.

– Я не собираюсь тобой распоряжаться, но ты должна понимать: мужчине надлежит защищать возлюбленную и заботиться о ней.

– Иногда, – медленно выговорила она, – любить – значит, отпустить, или по крайней мере уважать стремление своего избранника к свободе. Даже если приходится стоять рядом и наблюдать, как любимому человеку наносят обиду или рану.

– Но как я могу согласиться с этим, Серена? – застонал он. – Не в силах я стоять в стороне и смотреть, как этот негодяй тебя унижает.

– Он больше никогда не сделает ничего подобного. Обещаю.

– Я даже подумывал вызвать его на дуэль, – признался Себастьян, пытливо наблюдая за выражением ее лица через окно портшеза.

– Вызвать на дуэль?

Она разразилась звонким смехом, и этот звук согрел его оледеневшую душу.

– О, Себастьян, ты бы действительно решился?

– Если бы ты меня об этом попросила, – широко улыбнулся он. – По правде говоря, я ничего бы не желал больше, как скрестить шпаги с этим ублюдком.

– Ничего себе, – изумленно протянула она. – Пожалуй, шпаги лучше… Генерал считается первоклассным стрелком.

– Ты сомневаешься в моем умении стрелять? – притворно возмутился он.

– О нет, нисколько. Ты истинный мастер во всем, за что берешься.

Она слегка подчеркнула последнее слово, и от ее лукавой улыбки у него запело сердце.

– О Боже, Серена, как тебе это удается? Ты буквально узлы из меня вяжешь, выворачиваешь наизнанку, а потом улыбаешься, и я люблю тебя так, что готов обнять весь мир.

Ее улыбка померкла. Огромные бархатные глаза сияли при лунном свете, как фиолетовые анютины глазки.

– Дорогой, я не понимаю, как мы можем постоянно ссориться из‑ за столь важных вещей и все же сохранять… эту связь. Я счастлива только рядом с тобой. Но иногда и несчастлива – как никогда и ни с кем.

– Мы сумеем найти способ обрести счастье. Иного выхода просто нет, – тихо сказал Себастьян.

Носильщики резко остановились, и Себастьян понял, что они находятся у крыльца дома Саттонов. Он предложил руку Серене и на секунду крепко сжал ее пальцы. Взгляд его красноречиво говорил о том, чего не могли вымолвить уста. Но он тут же отпустил ее руку, заплатил носильщикам и показал на дверь.

– Пойдем? Нам пора.

Серена кивнула и положила руку на сгиб его локтя.

– Сделай все возможное, чтобы представить Джонаса в наилучшем свете.

– Он будет здесь? Прошлой ночью он сетовал, что не получил приглашения.

– Абигайль говорила, что у мистера Саттона нашлись веские аргументы в пользу этого молодого человека.

– Прекрасно… и если я не ошибаюсь, у нас появился ДРУГ.

Случайно повернув голову, Серена увидела темную фигуру, энергично шагавшую по тротуару.

– Вот и он. И выглядит весьма элегантно. Даже Марианне нечего будет возразить против его внешнего вида.

– Ты права. Подождем его?

Себастьян уже успел помахать Джонасу.

– Иди встречай его. Я пока войду. Так будет выглядеть приличнее.

– Как скажешь.

Себастьян постучал в дверь, прежде чем устремиться навстречу Джонасу Веджвуду.

– Приятная встреча, Веджвуд. Вы к Саттонам?

– Сегодня утром я совершенно неожиданно получил приглашение, мистер Салливан.

Джонас протянул руку и поклонился. Он был красен как рак.

– Прошу прощения за вчерашнее недостойное поведение, сэр. Страшно представить, что вы обо мне подумаете.

– Господи Боже, что я о вас думаю? Вы не совершили ничего предосудительного. Вполне обычное мужское дело. Немного увлеклись кларетом. Все мы бывали в таком состоянии, и я уверен, что еще не раз будем.

Он энергично пожал молодому человеку руку.

– И не вспоминайте об этом. Похоже, утро у вас было нелегким, – сочувственно заметил он.

– Не слишком приятным, – смущенно признался Джонас. – Но к счастью, все довольно скоро прошло. Теперь я прекрасно себя чувствую.

– Вот и хорошо. Пойдем, и вы уж потрудитесь устроить деликатную осаду прелестной мисс Саттон.

– Сомневаюсь, что миссис Саттон это позволит, – вздохнул Джонас.

– Я сказал «деликатную», друг мой, – подчеркнул Себастьян, берясь за молоток. – Если мы правильно разыграем карты, почтенная миссис Саттон ничего не заподозрит. А, Моррисон, не так ли? Добрый вечер.

– Добрый вечер, сэр. Мистер Веджвуд.

Дворецкий поклонился и широко распахнул двери. Они прошли в переднюю, где лакей снял с них плащи.

– Гости собрались в гостиной, джентльмены, – сообщил Моррисон, подходя к лестнице. Молодые люди последовали за ним.

Двойные двери были распахнуты.

– Сэр Себастьян Салливан и мистер Веджвуд! – объявил Моррисон.

Стоило видеть выражение лица Марианны, когда она выступила из круга гостей и направилась к новоприбывшим. Очевидно, в ней боролись противоречивые чувства – искренняя радость от прихода одного гостя и холодность при виде другого.

– Мистер Салливан, счастлива видеть вас!

Она присела и с приветливой улыбкой протянула руку. Себастьян поднес ее к губам.

– А я счастлив оказаться здесь, мэм.

Марианна повернулась к Джонасу, и когда тот низко поклонился, не предложила ему руку, а просто кивнула.

– Мистер Веджвуд.

– Миссис Саттон!

Джонас бросил досадливый взгляд на Себастьяна, но огорчение оказалось недолгим, когда к нему ринулся Уильям.

– Джонас, дорогой мальчик! Мистер Салливан, добро пожаловать, добро пожаловать. Пойдемте выпьем по бокалу вина. Сегодня только шампанское, ничто другое не могло удовлетворить мою дорогую жену. Только самое лучшее. Думаю, вы уже знаете присутствующих, мистер Салливан… Взгляните на леди Серену. Хороша как картинка! И хотя не следовало этого говорить, моя малышка Абигайль сегодня неотразима!

Он нежно посмотрел туда, где стояли Абигайль, Серена и кое‑ кто из гостей.

Абигайль действительно выглядела очаровательно. Мать, несмотря на все свои недостатки, знала, как представить дочь в самом выгодном свете. Верхнее платье было цвета слоновой кости, нижняя юбка – цвета анемона. Фижмы выбрали очень скромные, как пристало дебютантке. А светлые волосы перехвачены на лбу голубой, расшитой жемчугом лентой и обрамляли лицо мягкими локонами. Наряд отличался изысканностью и прекрасно оттенял красоту девушки. Хотя Себастьяну нравились более яркие тона: пламенный, серебряный и черный, – он мог вполне оценить привлекательность Абигайль.

Джонас не сводил с нее глаз и отвечал на тирады Уильяма исключительно междометиями. Будучи человеком проницательным, быстро сообразил что к чему.

Лакей принес шампанское. Джонас взял бокал, поблагодарил и как во сне двинулся к Абигайль.

Уильям глянул на Себастьяна. Марианна еще утром поделилась с мужем надеждами на то, что мистер Салливан может сделать предложение, но, по мнению хозяина дома, это весьма сомнительно. Себастьян едва глянул на Абигайль, зато Уильям подметил его быстрые взгляды, устремленные украдкой на леди Серену. Это вполне понятно: леди Серена принадлежит совсем к другому классу, взрослая женщина и, судя по всему, с немалым опытом. Он ни за что не назвал бы ее авантюристкой, но леди Серена Кармайкл ни в коем случае нельзя назвать невинной девицей. И похоже, с мистером Салливаном она каким‑ то образом связана. Разумеется, не его это дело, но…

– Полагаю, вы не нуждаетесь в представлениях, мистер Салливан, так что самое время пообщаться со знакомыми.

Себастьян подошел к компании, окружившей Серену, и поклонился всем сразу, прежде чем склонить голову перед Абигайль, чтобы поцеловать руку.

– Поздравляю с дебютом, мисс Саттон.

– Это совсем маленький дебют, – чуть нервно рассмеялась она.

– Совершенно верно. Но и маленький дебют тоже неплохо. Зачем спешить?

– Действительно, мисс Саттон, зачем торопиться? – подхватил Джонас. – Большое вырастает из малого.

– О, я знаю, – рассмеялась Абигайль. – Однажды у меня был крошечный кролик, и не успела я оглянуться, у него появилось шестнадцать детишек. А крольчиха по‑ прежнему оставалась маленькой.

Серена не смела взглянуть на Себастьяна. Присутствующие были словно громом поражены, и Абигайль, неожиданно сообразив, что сказала что‑ то шокирующее, побледнела и панически огляделась, Джонас же сердечно заметил:

– В самом деле, мисс Саттон, кролики – удивительные существа. У меня когда‑ то был черный с белым…

Все еще продолжая говорить, он взял ее под руку и увел к другой группе гостей.

– Молодец, – вполголоса пробормотала Серена и приложила все усилия, чтобы отвлечь гостей крайне скандальной сплетней о герцогине Девонширской, рассказанной под строгим секретом пьяным игроком в хесед.

Себастьян рассмеялся первым. Оба были уверены, что оплошность Абигайль скоро забудется.

– Обед подан! – объявил Моррисон.

Марианна незаметно справилась с планом, составленным Сереной, объявляя, кто кого должен вести к обеду.

– Мистер Саттон, вы ведете леди Маунтджой… Мистер Эймсуорт, вы проводите леди Серену. Мистер Салливан, вашей соседкой будет Абигайль… Мистер Веджвуд, будьте добры сопровождать мисс Бентли…

Джонас галантно предложил руку престарелой кузине, поскольку ничего другого и не ожидал.

Присутствующие выстроились парами и проследовали в столовую.

Оказалось, что Джонас сидит напротив Серены. Ее сосед, Фредди Эймсуорт, был добродушным парнем и не возражал, если его дама ведет беседу с сидящим напротив джентльменом, так что после смены блюд она подалась вперед и спросила:

– Скажите, мистер Веджвуд, хорошая ли охота в вашем графстве?

Охота была страстью Фредди. Даже большей, чем хесед.

Джонас вскинул глаза, в которых удивление смешалось с облегчением. Он учтиво беседовал с престарелой кузиной, вынуждая себя уделять внимание леди, но постоянно поглядывал в сторону Абигайль, которая, оправившись от смущения, о чем‑ то оживленно болтала с Себастьяном.

– Превосходная, леди Серена. Мы выезжаем на Ханбери‑ Хилл, где когда‑ то охотилась Мария Стюарт, королева Шотландии, во время своего заключения в замке Тетбери, где ее охранял лорд Шрусбери. Там великолепные пейзажи.

– Когда‑ нибудь охотились в графстве Ратлендшир? – мгновенно заинтересовался Фредди.

– Нет, но несколько раз бывал там вместе с Бофором.

Серена и Себастьян переглянулись. Теперь Джонас стал центром застольной беседы и при этом прекрасно держался. Марианна удивленно таращилась на них, хотя была очень довольна. Ее званый обед пользуется несомненным успехом! Абигайль вертела головой из стороны в сторону, широко раскрыв глаза, и при этом выглядела чарующе красивой. Уильям, сидевший во главе стола, слегка клевал носом. Иногда он просыпался и с виноватым видом осматривался, чтобы проверить, заметил ли кто‑ то его дремотное состояние, на несколько секунд присоединялся к беседе и снова начинал дремать.

Наконец Марианна поднялась из‑ за стола, дамы последовали ее примеру. Джентльмены почтительно встали и, дождавшись ухода дам, принялись за портвейн. Уильям немедленно проснулся и поманил к себе Джонаса.

– Мальчик мой, сядьте рядом. Я хотел расспросить вас о производственном процессе вашего дядюшки.

Джонас уселся на место леди Маунтджой, радуясь возможности поговорить с хозяином. Ему совершенно не нужно было производить впечатление на остальную компанию, разве что следовало бы перетянуть на свою сторону Марианну, но достаточно и того, что мистер Саттон у него в союзниках.

Тем временем, пока разливали чай, Абигайль, по настоянию матери, села за арфу. Каждая фальшивая нота резала по нервам Серены, но нужно признать, что девушка была красива как картинка, когда перебирала струны. Светлые локоны ласкали округлую щеку, на губах играла мечтательная улыбка. Серена была уверена, что эта улыбка имеет очень мало общего с валлийской народной песней, которую так нещадно коверкала девушка. Нет, мысли Абигайль наверняка с Джонасом!

Джонас первым вошел в гостиную. Помня излишества вчерашней ночи, он пил очень мало, и, взяв чашку у сидевшей с каменным лицом хозяйки, встал за плечом Абигайль. Та на секунду обернулась, одарила его застенчивой улыбкой и снова склонила голову к инструменту.

Себастьян, следуя примеру Джонаса, принял чашку с чаем, отнес ее Серене, которая сидела на диване, и, примостившись на резном подлокотнике, пробормотал:

– Она просто чудо. Джонас не может оторвать от нее взгляда. Все идет по плану.

– Думаю, у него совершенно нет музыкального слуха, – хмыкнула Серена. – И считаю, что будет неплохо, если Джонас без проволочек попросит ее руки у мистера Саттона.

– Несомненно. Подтолкнуть его?

Серена слегка пожала плечами.

– Хуже не будет. Сердце прелестной леди завоевано.

Себастьян кивнул и стал пить чай.

Вечер закончился вскоре после того, как остальные джентльмены вошли в гостиную. Пока все прощались и Марианна была занята, Себастьян отвел Джонаса в сторону:

– Как по‑ вашему, мистер Веджвуд, мисс Саттон привлекательна?

Джонас глянул на Абигайль, которая, с видимым облегчением отставив арфу, стояла рядом с матерью у входа в гостиную и приседала в книксене, приветствуя гостей.

– Очень… она такая милая. И смотрит на меня… О, должно быть, я выгляжу повесой, но думаю, она как‑ то по‑ особенному на меня смотрит. Это мне не кажется?

Себастьян рассмеялся:

– Ничуть, и если хотите добрый совет, Джонас, не медлите: отправляйтесь к ее отцу. Чем скорее вы объявите о своих намерениях мистеру Саттону, тем лучше.

– Прямо сегодня вечером? – загорелся Джонас, хотя глаза оставались встревоженными.

– А зачем откладывать на завтра?

Себастьян дружески похлопал его по плечу.

– Вперед, парень. Слабый духом никогда не завоюет прекрасную даму.

– Да… да, вы правы. Я поговорю с ним прямо сейчас.

Джонас вернулся в гостиную, где у камина сидел Уильям и явно прилагал усилия, чтобы не клевать носом.

Юноша вежливо кашлянул, и хозяин дома поднял голову.

– Господи… что, уже пора? – воскликнул он. – Пора идти спать?

– Простите, сэр, не могли бы вы уделить мне минуту? – нерешительно улыбнулся Джонас.

Уильям нахмурился, но сонная дымка словно слетела с глаз.

– Видите ли, сейчас немного поздно для деловых разговоров. Приходите завтра, в восемь. Когда я позавтракаю, голова у меня лучше соображает.

Любой другой молодой человек ужаснулся бы свиданию в столь ранний час, но Джонас воспитывался в той же школе, что и Уильям Саттон, и привык работать с самого раннего утра.

– Значит, в восемь, сэр. Доброй ночи, сэр.

– Доброй ночи, Джонас. – Уильям кивнул, скрыв улыбку.

Мистер Саттон был почти уверен в том, что скажет ему молодой человек, и заранее радовался. Марианне это не понравится, и хотя Уильям по большей части был снисходительным мужем, но если уж вступал в битву с женой, то неизменно выигрывал. Если крошка Абигайль хочет в мужья Джонаса Веджвуда, она его получит.

– Позвольте проводить вас домой, леди Серена, – предложил Себастьян, накидывая плащ ей на плечи. – Портшез уже здесь.

– Спасибо, сэр, вы очень любезны, – чопорно ответила она, но глаза ее сверкали. Опираясь на его руку, она села в портшез.

– Страттон‑ стрит, – велел Себастьян носильщикам.

Серена вскинула брови, но ничего не сказала. Во время короткого путешествия оба молчали. Но слова были не нужны. Обоих терзали предвкушение, общие тайны, старые раны, которые необходимо исцелить.

Когда носильщики остановились, Себастьян без единого слова заплатил, помог Серене выйти, взял за руку и вставил ключ в скважину.

В передней царила тьма, только лучик света протянулся из‑ под двери гостиной.

Себастьян приоткрыл дверь. Перри, сосредоточенно нахмурившись, сидел за шахматной доской и, очевидно, решал задачу.

– Вернулся? – пробурчал он, поднимая голову.

– Мы вернулись, – подчеркнул брат.

– А… мое почтение, леди.

Себастьян отступил и закрыл дверь.

– Пойдем. – Он взял Серену за руку и повел в свою спальню.

Захлопнул за собой дверь и немного постоял, глядя на нее, прежде чем с тихим восторженным возгласом притянуть ее к себе и подхватить на руки.

– О, сегодня мы снова играем роль силача? – рассмеялась она.

– Самсона для Далилы, – согласился он, медленно опуская Серену, пока ее ноги не коснулись земли.

– Обещаю не отрезать тебе волосы, – пробормотала она, гладя его блестящие золотистые пряди и быстро развязывая бархатную ленту, которой они были стянуты.

– Эта игра для двоих.

Он вынул из ее волос серебряный ободок, шпильки с серебряными головками, медленно, по одной, бросая их на умывальник. За ними последовали подложки, и иссиня‑ черная масса обрушилась ему на руки. Он стал расчесывать ее волосы пальцами.

Она прижалась головой к его руке и стала лизать солоноватую ладонь. Себастьян ласкал ее шею, целовал в ушко, обводя языком изысканные завитки раковины, прихватывая зубами мочку. Они по‑ прежнему молчали. За них говорили тела. Одновременно отступив, они стали раздеваться. Себастьян безмолвно помог ей с завязками и лентами, но пристально наблюдал, как она снимает чулки и подвязки. Обнаженные, они упали на кровать.

И прохлада стала жарой, гладкость – скользкой и мягкой. В обоих жила потребность искупить грех, загладить вину, исцелить.

Наконец они легли рядом. Уставшие, утолившие голод и возрожденные.

Себастьян так и не понял, спал ли, но когда очнулся, Серена лежала, прижавшись к нему и закинув ногу на его бедро. Голова покоилась в ложбинке его плеча, согревая прохладную кожу. Он попытался натянуть одеяло на них обоих, но она пошевелилась.

– Не уходи.

Он поцеловал ее в лоб.

– Не уйду. Но боюсь, ты простудишься: огонь почти погас.

Она медленно приподнялась, скрестив руки на груди.

– Который час?

Он встал с постели и укрыл ее одеялом.

– Почти рассвело.

Подойдя к камину, он подбросил дров, и постепенно пламя занялось.

– Я должна идти.

– Почему?

Он стоял у изножья кровати, озаряемый пляшущим в камине огнем.

– Если, как ты утверждаешь, отчим больше не сможет тебе повредить, какая разница, когда ты вернешься?

Серена откинулась на подушки и на секунду закрыла глаза. Он прав. Она сама сказала, что держит отчима в руках, так кто же помешает ей делать все, что захочется, если при этом она продолжает помогать генералу в салонах?

Себастьян наблюдал за ней.

Наконец ее глаза открылись.

– Да. Все верно. Но пока эта история еще не закончилась, пока Абигайль в опасности, не стоит лишний раз злить генерала. Можешь ты это понять?

– Попробую, – вздохнул он. – Я просто хотел услышать, что ты скажешь. Сейчас я провожу тебя домой. Но сначала…

Он поколебался, гадая, правильно ли выбрал момент. Нет, все верно. Сейчас или никогда!

Глава 17

– Что случилось, Себастьян? – недоуменно нахмурилась Серена, гадая, почему он молча стоит у изножья кровати. – Почему ты так смотришь на меня?

– Это машинально. Прости.

Словно что‑ то решив, он ударил кулаком по ладони.

– Прошлой ночью я задал вопрос, но ты посчитала его абсурдным. Теперь хочу спросить еще раз, только хорошенько подумай, прежде чем ответить. Ты станешь моей женой?

Серена побледнела. Глаза казались огромными на бледном личике.

– Почему ты настаиваешь, хотя знаешь, что это невозможно?

– Это не только возможно, но и единственно правильно. Я люблю тебя, – спокойно сказал он, не отрывая взгляда от ее лица. – И не могу без тебя жить.

– Но брак со мной погубит тебя и твою репутацию, дорогой. Я люблю тебя слишком сильно, чтобы это допустить. Член семьи Блэкуотер не может жениться на даме полусвета, беглянке от горы неоплаченных долгов, шулере и игроке в женском обличье. Нищей бродяжке.

Она коротко, горько рассмеялась.

– О, прежде чем на сцене появился генерал, это еще было возможно. Но не сейчас, любовь моя. Надо смотреть правде в глаза.

Он сел на кровать, взял ее руки в свои и крепко сжал.

– Позволь мне объяснить, ведь я предлагаю идеальное решение всех проблем.

– Почему ты терзаешь меня? – взмолилась она. – Ты же знаешь, ответа быть не может!

На секунду в голубых глазах мелькнуло раздражение, но Себастьян тряхнул головой и со спокойной решимостью попросил:

– Доверься мне, Серена, и выслушай не возражая.

Серена подумала, что обязана его выслушать, и почему‑ то крохотный огонек надежды на то, что все еще как‑ то может устроиться, разгорелся в душе. Сможет ли Себастьян найти дорогу через лабиринт? А вдруг она просто не видит ответа? Простого и ясного?

Ее пальцы дрогнули в его руке, и теплая ладонь сжалась еще сильнее.

– Я верю тебе. И выслушаю.

Он облегченно кивнул.

– Ответ, любимая, кроется в завещании дядюшки.

Как ни старалась хранить молчание, Серена не выдержала.

– Какое оно имеет отношение к нам?

Он с немым упреком глянул на нее, и она вздохнула.

– Прости.

– Прощаю, – с улыбкой кивнул он, после чего спокойно объяснил условия завещания виконта Бредли. И добавил, как прозрел и понял, что нужно делать, исполняя волю дяди. Хотя Себастьян не вдавался в подробности, Серена осознала простую мысль: если дядюшка считал ее законной добычей в мире полусвета, то и спорить не будет, несмотря на ее аристократическое происхождение. Не станет утверждать, что, женившись на ней, племянник не выполнил условий завещания.

Серена надолго задумалась. У нее не было иллюзий относительно собственного положения в обществе, в лондонском свете, но инстинктивная неприязнь к виконту Бредли переросла в глубочайшую ненависть. Как посмел этот человек так гнусно обращаться с ней? Писать в мемуарах такие гадости?

– Ты услышал о предложении лорда Бредфорда от дяди?

– Да, но какое это имеет значение?

Она поколебалась. Может, и имеет… и все же ее прагматичная натура подсказывала, что никакой особой роли это не играет.

Себастьян по‑ прежнему держал ее за руки, и она чувствовала его напряжение. Беспокоится, каким будет ее ответ?

Она подняла глаза к потолку, наблюдая пляшущие тени.

– Все это очень противно.

– Ты любишь меня, Серена?

Он отпустил руки и повернул ее лицо к себе.

Она не могла отрицать этого, даже если бы и хотела. Истина сияла в ее глазах.

– Я всегда любила тебя. С того момента как увидела.

– И я тебя люблю. Выходи за меня.

Ответ мог быть только один.

– Если мы сможем распутать этот дьявольский клубок, я стану твоей женой, и говорю это от всего сердца.

Себастьян почти задохнулся от внезапно возникшей в сердце радости. Сейчас он был готов плясать на столе. Но вместо этого сжал ее лицо ладонями и припал долгим поцелуем, скрепившим договор.

– Мы все сможем распутать, – пробормотал он. – Ты только верь мне. У меня есть специальное разрешение, по которому нам позволено венчаться где и когда угодно.

Ответить Серена не смогла, потому что он продолжал ее целовать. Наконец он прижался губами к шее и выпрямился, улыбаясь с таким видом, словно произошло чудо. То же самое осознание чуда светилось в улыбке Серены. Они словно очутились в каком‑ то удивительном волшебном мире.

– Но как нам это распутать? Я пока что не могу оставить Пикеринг‑ плейс. И кроме того, на что мы будем жить, пока ты не получишь наследство? Вряд ли ты захочешь открыть игорное заведение. А больше я ничего не умею.

– Ничего не могу обещать, – улыбнулся он. – Вдруг мне понравится разгульная жизнь?

– А вот с меня хватит. Сыта по горло. Итак, какие у нас перспективы?

Себастьян сразу стал серьезным.

– Пока дядя не умрет, у меня остается всего пять тысяч фунтов.

Впрочем, теперь куда меньше, после получения специального разрешения и шестимесячной аренды коттеджа.

– Мы можем переехать в деревню и жить очень скромно. Выращивать овощи, завести скот…

Несмотря на невеселую ситуацию, Серене стало смешно.

– О, дорогой мой Себ, ты не отличишь одного конца лопаты от другого. И не сможешь узнать морковь, если только она не сварена, не смазана маслом и не выложена на тарелку.

– Ну не так уж я невежествен. – Он возразил было, но тут же улыбнулся, поняв, что Серена права. – Главное – мы поженимся. И какая разница, на что жить? Что‑ нибудь придумаем.

– Ты вовсе не невежда, дорогой, просто тебя не учили пахать и сеять. Но ты сказал, что братья тоже должны выполнить условия завещания, иначе вы ничего не получите. Уверен, что они последуют твоему примеру.

– Джаспер уже женат. Ты полюбишь Клариссу… леди Блэкуотер. Она во многом похожа на тебя.

– Каким образом? – оживилась Серена.

– Независима, полна решимости следовать своим путем, и не из тех, кто с радостью готов безрассудно почитать и повиноваться, – лукаво улыбнулся он.

Серена считала, что предмет их ссоры скорее всего уже принадлежит прошлому, и поэтому спросила:

– Как насчет Перегрина?

– Он сделает все необходимое. Знает, что выхода все равно нет.

– И что нам делать? Я не покину Пикеринг‑ плейс, пока судьба Абигайль не решится.

Себастьян вздохнул, хотя ничего иного не ожидал. Но все же надеялся.

– Я уже сказал, что получил специальное разрешение.

– Так был уверен? – перебила она и тут же вскрикнула, когда он потянулся к ней и потащил к себе.

– Прошу прощения. Не хотела прерывать твою речь, – хихикнула она, опуская голову ему на колени.

Но он прижал палец к ее губам.

– Молчи и слушай. Мы поженимся как можно скорее, в любой церкви, которую выберешь. А потом можешь возвращаться на Пикеринг‑ плейс, пока Абигайль не избавится от генерала. И поверь, Серена, долго ждать не придется. Если что‑ то не получится с предложением Веджвуда, я расскажу Саттону правду и посоветую увезти дочь под безопасный кров Сток‑ он‑ Трента. Это я твердо обещаю.

Она ни за что не позволит этому случиться, хотя спорить с Себастьяном не стала.

– Хорошо, – согласно кивнула она.

Себастьян с подозрением уставился в ее запрокинутое лицо.

– Я не шучу, Серена.

– Да, дорогой, знаю.

Она коснулась его губ кончиками пальцев.

– И не стоит так сурово на меня смотреть.

Себастьян сдался.

– Итак, когда и где ты хочешь венчаться?

– Смысла ждать нет, – подумав, решила Серена. – Завтра… вернее, сегодня, это слишком скоро?

– О нет, совсем не скоро. Где?

Глаза Серены загорелись:

– В той маленькой церквушке в Кенсингтоне. Там нас никто не узнает.

– Завтра, в Кенсингтоне.

Он поднял ее и усадил на колено, так что их лица оказались на одном уровне.

– Не возражаешь, если я приведу братьев в качестве свидетелей?

– Разумеется, нет. Кроме того, я бы хотела познакомиться с графом Блэкуотером и его женой. Интересно посмотреть, действительно ли она на меня похожа.

– Поверь мне, дорогая, вы станете лучшими подругами!

Ровно без пяти восемь Джонас Веджвуд поднял молоток на двери дома Саттонов. Моррисон, казалось, ничуть не удивился столь раннему гостю.

– Мистер Саттон завтракает, сэр. Прошу вас…

Он проводил Джонаса в маленькую комнатку в глубине дома, где Уильям сидел за первым завтраком. Второй, менее плотный прием пищи проходил в компании дам.

Когда объявили о приходе Джонаса, Уильям поднял голову от телячьих котлет:

– Входите… входите, садитесь. Что будете есть? Котлетки очень хороши, хотя я рекомендовал бы почки с пряностями, если только не хотите кровяной пудинг и овсяные лепешки. Правда, в Лондоне этого не достанешь, но моя кухарка точно знает, как их готовить. Попробуйте, дорогой мальчик.

– Спасибо, сэр. Я уже два месяца не ел овсяных лепешек, – благодарно кивнул Джонас, накладывая еду на тарелку. – И кровяной пудинг тоже. Великолепно!

Уильям одобрительно кивнул.

– Эти южане не знают толка в доброй еде… Всякие модные фрикасе да яйца пашот. И как после такого завтрака можно работать в полную силу?

– Вы совершенно правы, сэр.

Джонас сел за стол и благодарно кивнул, когда перед ним поставили кружку эля.

– Итак, – спросил Уильям, намазывая маслом хлеб, – о чем вы хотели поговорить?

Джонас поперхнулся. При виде столь обильных и знакомых блюд он на минуту забыл о том, что его сюда привело, но быстро пришел в себя, глотнул эля и объявил:

– Я пришел, чтобы предложить вашей дочери руку и сердце, сэр.

Уильям, в свою очередь, кивнул.

– Люблю, когда не ходят вокруг до около. А что обо всем этом думает Абигайль? Надо же узнать ее мнение.

Джонас был явно шокирован.

– Я не спрашивал ее, сэр. Приличия требуют, чтобы сначала я поговорил с вами.

– Чушь и ерунда! Если мужчине нравится девушка, он дает ей это понять, и уж в ее воле ответить тем же или нет.

– Думаю, мисс Саттон… Абигайль… разделяет мои чувства, – с трудом выговорил Джонас. – Конечно, ничего не было сказано точно, но…

Уильям рассмеялся и вновь наполнил кружку.

– Да‑ да… думаю, вы правы. Что же. Благословляю вас, друг мой. А вот что скажет миссис Саттон – дело другое. Она мечтает о блестящей партии для Абигайль, – вздохнул он и, пожав плечами, добавил: – Я бы не возражал, если бы думал, что дитя тоже этого хочет, но… совсем в этом не уверен. Думаю, ей будет легче жить среди людей ее круга.

– Я с вами совершенно согласен, сэр, – выпалил Джонас с таким энтузиазмом, что покраснел до корней волос. – Я дам ей все, что она пожелает. Собственный экипаж, прекрасный дом, арфу…

– Умоляю, только не это. Иначе будете сожалеть до конца своих дней. Может, лучше фортепьяно?

Джонас опустил глаза в тарелку, пытаясь сдержать смешок.

– Как скажете, сэр.

– Мы поговорим с Абигайль, а потом с миссис Саттон, и будем надеяться на лучшее.

Уильям снова вернулся к завтраку и газете.

Джонас понял, что разговор окончен. Доев все, что было в тарелке, он поблагодарил хозяина и пошел к двери.

– Приезжайте вечером, Джонас. Пообедаете с нами. Если собираетесь ухаживать за Абигайль, лучше начать прямо сейчас.

– Да, сэр.

Сияющий Джонас вышел навстречу холодному, но ясному утру, чувствуя, что все в этом мире хорошо и правильно.

После завтрака Уильям отправился в библиотеку, решив заняться делами. В десять он услышал доносившийся из передней голос жены. Та приказывала Моррисону подать завтрак. Через несколько минут на лестнице послышались легкие шаги Абигайль. Дверь приоткрылась, и Уильям увидел золотистую головку дочери.

– Доброе утро, папа.

– Доброе утро, дорогая, – просиял Уильям. – Свежа как маргаритка, красива как картинка.

Голубые глаза сверкнули:

– Мама велела передать, что завтрак подан.

– Через минуту буду.

Абигайль закрыла дверь и вошла в столовую, где Марианна уже сидела перед чайником.

– Отец идет, Абигайль?

– Через минуту.

Абигайль заняла свое место и благодарно улыбнулась горничной, поставившей перед ней тарелку с яичницей, после чего украдкой взглянула на мать, пытаясь понять, в каком та настроении. Накануне вечером Марианна ничего не сказала дочери, только пожелала спокойной ночи. Абигайль не терпелось узнать, что думает матушка о прошедшем приеме.

– Обед прошел прекрасно, не так ли, мама? – спросила она.

Марианна сделала глоток чаю и намазала маслом тост, прежде чем ответить:

– В целом да.

Абигайль слишком хорошо знала мать, чтобы удовлетвориться общими словами.

– Но?.. – обронила она.

– Зря отец настоял на приглашении мистера Веджвуда. Мне было очень жаль бедного молодого человека… Рыба на песке… Ты сама видела, как неловко он чувствовал себя среди светских людей.

– Но мне вовсе так не показалось, мама. – Глаза Абигайль странно блеснули. – По‑ моему, он разговаривал с другими гостями как равный, особенно когда речь зашла об охоте. И все слушали его с самым пристальным вниманием.

– Охота – неподходящая тема для разговоров за столом, – объявила Марианна, поджав губы.

Абигайль широко раскрыла глаза.

– Но, мама, ведь это леди Серена заговорила об охоте!

Вместо ответа мать атаковала свой тост ножом для масла так энергично, словно ядовитую змею, требующую немедленного уничтожения. Абигайль молча ковыряла вилкой яичницу, пока приход Уильяма не ослабил напряжения.

– А… доброе утро, доброе утро, мои дорогие. Надеюсь, вы хорошо спали, миссис Саттон?

– Не особенно, мистер Саттон, – процедила Марианна.

Уильям положил себе бекона с томатами из блюда на буфете.

– Очень жаль, дорогая, – ответил муж, подмигнув дочери. – Итак, кошечка, как тебе понравится быть леди Хейуорд?

Абигайль побледнела. Мать уронила в чашку кусочек тоста.

– Да, похоже, наша крошка Абигайль поймала достойного мужа раньше, чем мы ожидали, – продолжал Уильям с широкой улыбкой, отправляя в рот кусочек бекона. – Впрочем, я не удивлен. Она у нас такая красивая и умная. Что скажете, миссис Саттон?

Марианна деликатно промокнула рот отороченной кружевами салфеткой.

– Значит, генерал говорил с вами, мистер Саттон?

– Вчера. Просил моего разрешения обратиться к девочке. Я сказал ему, что все зависит от Абигайль, – коварно ухмыльнулся мистер Саттон. – Так что мне ответить генералу, кошечка?

Абигайль отодвинула недоеденную яичницу.

– Я не желаю выходить замуж за генерала Хейуорда, папа.

Ее взгляд метнулся к матери, цвет лица которой на глазах превращался в угрожающий оттенок красновато‑ коричневого.

– Прости, мама, но он мне не нравится. Он такой старый. И мне совсем не подходит.

– Вздор! – объявила Марианна. – Ему не более сорока пяти. Мужчина в расцвете сил, энергичный, успешный, уважаемый член общества.

– Не мучайте ребенка, миссис Саттон! Если она не хочет его, значит, не будет его женой.

– Она будет его женой.

Марианна просверлила дочь взглядом.

– Она слишком молода, чтобы понимать, что лучше для нее. Говорю вам, мистер Саттон, она выйдет за него.

– Ни за что!

Абигайль отшвырнула салфетку, отодвинула стул и выбежала из комнаты.

– Видите, что вы наделали, миссис Саттон, – с некоторым удовлетворением заметил Уильям. Реакция дочери оказалась именно той, на которую он надеялся.

– Вы дождетесь, что наша драгоценная дочь останется старой девой! – воскликнула Марианна. – И только потому, что девочка вбила себе в голову, будто сэр Джордж слишком стар для нее. Она завянет в расцвете лет… завянет…

И Марианна разразилась рыданиями.

Уильям вздохнул и молча продолжал есть, пока буря не улеглась.

– Ну‑ ну, дорогая… ничего ужасного с Абигайль не случится. У меня уже есть другой, более подходящий для нее жених.

Слезы жены высохли как по волшебству: очевидно, в голову ей пришла чудесная мысль.

– Другой… о, не томите, сэр, иначе я с ума сойду.

– Полагаю, вы уже обо всем догадались, дорогая.

Но Марианна ни о чем другом не могла думать:

– Наша дочь войдет в семью графа… о, мистер Саттон, какое счастье!

– Граф, говорите? – удивился Уильям. – Сомневаюсь, что в семье мистера Веджвуда есть хоть один граф!

– Мистер Веджвуд? – ахнула миссис Саттон. – Этот… сын торговца?

– Вы, похоже, забыли, дорогая, что ваша дочь тоже родилась в семье торговца, – сухо напомнил Уильям.

– Но… мистер Саттон… Уильям, вы знали о моих надеждах. Мы приехали в Лондон, чтобы устроить Абигайль сезон, дать ей шанс сделать достойную партию. Она могла выйти за Джонаса Веджвуда и в Сток‑ он‑ Тренте.

– И именно там она выйдет за него, если пожелает, – вздохнул Уильям. – Послушайте, дорогая, взгляните на это с другой стороны: ваша дочь, еще не достигнув восемнадцатилетия, удачно вышла замуж. Все ваши подруги позеленеют от зависти. Среди их дочерей нет ни одной, которая в подметки бы годилась нашей маленькой Абигайль.

– Но в том‑ то и дело! – вскрикнула Марианна. – Абигайль так прелестна и могла бы сделать блестящую партию, а вы хотите, чтобы она увяла в доме Веджвуда!

– Веджвуды – прекрасная семья, и я не желаю, чтобы их оскорбляли.

За все годы их брака Уильям редко говорил с женой таким тоном, и она мгновенно все поняла и спрятала лицо в носовой платочек.

– Что же. Послушаем, что скажет Абигайль, – спокойно сказал Уильям. – Ей может не понравиться это предложение.

– Надеюсь, что она достаточно высоко ценит себя, чтобы не согласиться на этот брак… Простите, у меня разболелась голова. Пойду полежу.

Марианна поднялась и выплыла из комнаты.

Уильям допил эль и последовал за ней.

– Моррисон, попросите мисс Абигайль немедленно прийти в библиотеку.

Он хотел все сказать дочери сам, прежде чем вмешается Марианна.

Абигайль заперлась в спальне и металась по ней, раздирая в клочья платок, когда в дверь постучал Моррисон.

– Ваш отец желает видеть вас в библиотеке, мисс Саттон. Он сказал «немедленно».

Абигайль поколебалась, но у нее не хватило мужества противиться отцу. Он был любящим родителем и всегда ее баловал, но у Абигайль никогда не возникало сомнений, кто в доме хозяин. Она отперла дверь и поспешила в библиотеку, поглядывая на закрытую дверь материнской комнаты.

Уильям встретил ее жизнерадостной улыбкой:

– Успокойся, кошечка, не нужно слез. Столько шума из ничего!

– Как это «ничего», папа, когда вы принуждаете меня к ненавистному браку!

Она смяла клочки платочка в кулачке.

Но отец покачал головой.

– Какая драма, дитя мое! Никто ни к чему тебя не принудит! Но у меня есть еще одно предложение!

Сердце Абигайль так и подпрыгнуло.

– Молодой Джонас Веджвуд нанес мне визит сегодня утром. Он просил разрешения на беседу с тобой. Что скажешь на это, кошечка?

Выражение лица дочери сказало ему все, что он хотел узнать. Уильям удовлетворенно улыбнулся.

– О да, да, пожалуйста, папа! – выговорила наконец Абигайль, захлопав в ладоши как счастливое дитя. – Мне он очень нравится.

– Прекрасно. Значит, дело улажено.

Абигайль с сомнением покачала головой и нерешительно проговорила:

– Но мама…

– Предоставь это мне, дорогая. Она никогда не встанет на пути твоего счастья, особенно если увидит, в чем оно заключается.

Он похлопал ее по плечу и поцеловал в лоб.

– Джонас придет пообедать с нами, так что беги и накупи себе новых нарядов. Постарайся выглядеть неотразимой, и я попробую убедить твою маму оставить вас одних минуты на две. Так что молодой человек сможет сам признаться тебе в своих чувствах.

– Да, папа.

Абигайль бросилась ему на шею и поцеловала.

– Вы лучший на свете отец! – прошептала она убегая, и он услышал, как она крикнула Моррисону: – Велите закладывать коляску через час, пожалуйста, и скажите Мэтти, что мы едем за покупками.

Уильям вернулся к делам, зная, что лучше пока оставить жену в покое. Пусть хорошенько поразмыслит.

Но спокойствие оказалось недолгим. Полчаса спустя Моррисон объявил о прибытии генерала сэра Джорджа Хейуорда.

Уильям поморщился, но что поделать: он не из тех, кто увиливает от неприятной обязанности.

– Проводите его в библиотеку, Моррисон, и принесите шерри, которое так пришлось по вкусу лондонцам.

Нужно по крайней мере предложить генералу выпить, чтобы смягчить удар.

Вошел Хейуорд, потирая руки и широко улыбаясь. Вид у него был самый дружеский.

– Доброе утро, Саттон. На улице так ярко светит солнце! Прекрасная погода.

Мужчины энергично пожали друг другу руки.

– Садитесь, сэр, – пригласил Уильям, показывая на стул у камина. – А вот и Моррисон. Бокал шерри, генерал?

– С удовольствием, Саттон.

Хейуорд, все с той же приветливой улыбкой, принял у дворецкого бокал и снова сел. Подождав, пока Моррисон уйдет, он сразу перешел к делу:

– Итак, Саттон, вы обсуждали мое предложение с вашей дорогой женой и малышкой Абигайль?

– Обсуждал.

Уильям задумчиво посмотрел в бокал.

– Дело в том, генерал, что мой дочери идея не понравилась.

Выражение лица Хейуорда изменилось, потеряв разом все благодушие. Глаза потемнели, челюсти сжались.

– Но почему, сэр?

– Вбила себе в голову странную мысль, что вы слишком стары для нее.

– Вздор… чистый взор, – прошипел гость. – Мужчина в самом расцвете сил… думаю, что могу побить этих знатных сопляков в любом виде спорта. Поверьте, у меня куда больше опыта, чем у молокососов, воображающих, будто мир принадлежит им. Опыт не такое плохое качество в муже!

Уильям едва заметно пожал плечами:

– Что же, возможно, вы и правы, генерал, но девочка отказывается выходить за вас замуж, вот и все.

Генерал побагровел, а в маленьких глазках полыхнула ярость.

– Будь она моей дочерью, я научил бы ее повиноваться отцу.

– О, Абигайль достаточно послушная дочь, – мягко заметил Уильям. – Но я не склонен принуждать ее в подобных вещах. Это ее жизнь, и если ее сердце отдано другому, значит, так тому и быть.

– Она приняла предложение другого? – едва слышно прошипел Хейуорд.

– Собственно говоря, так и есть.

Уильям встал, когда гость вскочил со стула как чертик из табакерки.

– Вы убедили меня, что я единственный претендент на руку девушки! – возопил он, ткнув пальцем в хозяина.

Уильям усмехнулся.

– Совершенно верно, сэр. Но я с самого начала сказал, что все зависит от моей дочери. Ее ответ вам известен.

Теперь он тоже рассердился. По его мнению, генерал вел себя как последний сукин сын. Любой джентльмен, достойный своего титула, скрыл бы свое разочарование и молча удалился.

Хейуорд, красный как рак, пронзил Уильяма злобным взглядом, развернулся и вышел. Входная дверь захлопнулась с таким грохотом, что стены задрожали.

– Скатертью дорога, – пробормотал Уильям, гадая, что сказала бы Марианна, если бы наблюдала эту сцену. Хорошо, что при этом не было Абигайль.

Генерал ворвался в дом на Пикеринг‑ плейс и ринулся в библиотеку, где налил бокал бренди, разом его опрокинул, снова наполнил и, немного успокоившись, стал обдумывать свое положение. Женитьба на малышке Саттон была последним шансом уладить все, прежде чем ситуация выйдет из‑ под контроля. Бредфорд, не получив желаемого, все настойчивее угрожал представить закладные в суд. Хейуорд знал, что не сможет заплатить, даже если доходы от игорного дома будут расти.

Открыв ящик письменного стола, он вынул счетные книги, исписанные аккуратным почерком Серены. Сложение, вычитание, деление… итог был совершенно ясен. Каждая ночь приносила небольшой доход, но этого было недостаточно, чтобы заплатить даже часть долгов. Серена всегда считала, что нельзя получать чересчур большой доход: если банк все время будет выигрывать, игроки что‑ то заподозрят и, как бы ни было велико их пристрастие к фаро, просто не станут играть в том месте, где нет ни малейшего шанса выиграть. В Лондоне немало других игорных домов.

Ему нужен один удачный ход. Идеальный ход, который раз и навсегда изгонит все его беды. И этим ходом была женитьба на Абигайль Саттон. Вопрос в том, как этого достичь.

Он взял бокал и, подойдя к окну, стал смотреть на голые деревья.

Идея постепенно обретала форму. Нужно, конечно, немного отшлифовать план, но он сработает! Девчонка так глупа, что сама упадет в его руки как спелая слива!

Его размышления были прерваны громким стуком, который он сразу узнал. Серена никогда не стучит тихо.

– Что тебе?

– Я хотела сообщить, что сегодня меня не будет целый день. К вечеру вернусь.

– И куда ты идешь?

– Навестить друзей, – уклончиво ответила она. – Вы их не знаете. Но я вернусь задолго до открытия дома.

Ему хотелось накричать на нее, унизить, но это невозможно. Он и без того пересек Рубикон. Пока Серена делает в игорных салонах все, что ей скажут, он ничего не может требовать от нее. И сознание этого вместе с бессилием угнетало его. Ничего, время мести еще придет.

– Не опоздай, – ограничился он коротким наставлением.

Серена кивнула и поспешила закрыть дверь.

Отчим, оставшись один, взял листок бумаги и очинил перо. Неприятная ухмылка коснулась его толстых губ.

Взяв перо, он стал выводить слова.

Глава 18

Серена поспешила на улицу. На душе было легко и спокойна. Она была права, сказав Себастьяну, что с террором отчима покончено.

Она быстро дошла до угла и улыбнулась, увидев экипаж Блэкуотеров, стоявший в нескольких ярдах от нее. Дверь была открыта, и Себастьян ждал ее на тротуаре у подножки. Он выглядел настоящим женихом в камзоле темно‑ синего шелка, жилете из серебряной парчи и с жабо и манжетами из брюссельских кружев на шее и запястьях. Сверкающие волосы были схвачены на затылке серебряной заколкой. На туфлях поблескивали серебряные пряжки.

Он встретил ее зовущей улыбкой, усадил в экипаж и захлопнул дверь. Лошади тронули. Себастьян всмотрелся в ее лицо:

– Проблем не возникло?

– Никаких. Я говорила тебе, любовь моя, что вырвала у дракона зубы!

– Я не успокоюсь, пока ты не уйдешь из этой дьявольской дыры!

Серена пожала плечами.

– Как только Джонас сделает ход, я тоже сделаю свой. Так ты решил привести братьев и леди Блэкуотер?

– Они встретят нас у церкви. Перри приедет верхом, а Джаспер привезет Клариссу в коляске.

– Что они скажут?

Она старалась скрыть любопытство, забившись в темный угол, но на самом деле немного волновалась. Перегрин ее недолюбливает. С графом она не знакома, но полагала, что, знай он ее историю, наверняка не одобрил бы их союза. А ведь она не раз ощущала крепость уз, связывавших братьев. И не ей пытаться разрушить эти узы.

Себастьян слегка улыбнулся.

Перегрин, не веря своим ушам, выслушал вполне подходящий план, по которому связь брата с Сереной может превратиться в брак по любви, удовлетворяющий условиям завещания виконта. Перри даже рассмеялся, когда до него полностью дошел смысл этой идеи.

– Если уверен, что это сделает тебя счастливым, – произнес он, наконец, – тогда и я рад за вас обоих.

Джаспер был немного более сдержан, когда, хмурясь, выслушивал объяснения брата.

– Когда‑ то леди Серена принесла тебе много бед. Ты не забыл?

Перри заметил, что у нее были на то свои причины, причем вполне веские. Но все осталось в прошлом. Джаспер дал свое благословение и пообещал, что вместе с Клариссой приедет на свадьбу.

– Они пожелали нам обоим счастья, – сообщил Себастьян с безмятежной улыбкой. Серена, кажется, была не слишком убеждена, но ничего не ответила. Она сама все поймет, когда увидит графа.

Поездка в Найтсбридж прошла без происшествий. После страстной ночи оба нуждались в покое. Настало время посидеть в задумчивом молчании, улыбнуться друг другу, подержаться за руки, иногда обронить ничего не значащее замечание. Неужели их брак будет таким же? Безмятежная дружелюбная близость.

Серена, улыбаясь про себя, подумала, что это спокойствие должно непременно прерываться взрывами страсти.

Себастьян думал о том же. Трудно сказать, какую грань личности Серены он находит более волнующей. Она была восхитительно страстной в любви и гневе, и в следующую же минуту становилась спокойной и благоразумной, как философ. Он обожал ее за преданность, неравнодушие, даже если это раздражало его, когда она вмешивалась в заранее обдуманные планы. Если бы не ее упрямство, они к этому времени уже поженились бы и ехали бы в Венецию, бедные, хотя он надеялся, что это временно, но счастливые и влюбленные. Вместо этого она по‑ прежнему шла по канату, а он стоял в стороне беспомощным наблюдателем, пока Серена помогала своей подопечной избежать жадных лап отчима.

– О чем ты думаешь?

Он открыл глаза и уклончиво пробормотал:

– О всяком… но больше всего о тебе.

– Не расскажешь?

Он покачал головой:

– О нет, зазнаешься.

Серена рассмеялась и выглянула в окно.

– Мы проехали Найтсбриджскую заставу, так что уже скоро.

Они остановились у маленького коттеджа и вошли в дом, где миссис Грин приветствовала их с радостным удивлением.

– Мистер Салливан! Вы не сообщили, что приедете! Я ничего не приготовила, но во дворе бегает курица, которая так и просится в кастрюлю. Сейчас все будет готово!

– Сначала, миссис Грин, мы должны поговорить с викарием. Где его найти?

– Ну… сейчас он должен быть дома, – растерянно пробормотала хозяйка. – Это около церкви. Какое‑ то особенное дело?

Она с любопытством на них уставилась.

– Да, миссис Грин, у нас свадьба, – сообщил Себастьян, не скрывая восторга. – И курица пригодится для свадебного пира. Вы сможете приготовить обед на пятерых, мистрис Грин?

– О Господи, какая радость! – Она восторженно захлопала в ладоши. – Как я люблю свадьбы! И для обеда потребуется больше, чем одна курица, так что придется попросить молодую Джен помочь мне. Мэм, вы наверняка захотите освежиться, перед тем как идти в церковь. Идемте наверх, и я принесу горячей воды и своего вина из бузины, чтобы успокоить нервы.

Серена с улыбкой поблагодарила ее. Нервы ее ничуть не нуждались в успокоении, но она послушно последовала за хозяйкой наверх, где все выглядело таким же чистым и уютным и пахло смесью сухих цветов и лаванды, положенной между простынями.

Себастьян тем временем направился к церкви, шпиль которой возвышался над черепичными крышам коттеджей. Он нашел дом викария, и пожилая дама провела его в кабинет, где у камина дремал преподобный Саймон Бьюти.

– Викарий, к вам посетитель, – объявила она таким оглушительным голосом, что бедняга немедленно проснулся.

– О Боже! – воскликнул он, нашарив очки, сползшие с кончика носа.

– Что я могу сделать для вас, сэр? – спросил он, воззрившись на Себастьяна.

– Немедленно обвенчать меня, викарий.

Себастьян вручил ему специальное разрешение.

– Господь и все святые, – пробормотал преподобный, изучая бумагу. – Ну и ну… не много видел я таких в своем приходе!

Взгляд его неожиданно сделался проницательным:

– Могу я спросить, где дама?

– Готовится к свадьбе в доме миссис Грин. Заверяю вас, викарий, дама совершеннолетняя, более чем согласна на наш союз и с таким же нетерпением ждет венчания.

Викарий поднялся.

– Если все это так и есть, можно начинать. Вы привезли свидетелей?

– Мои братья скоро будут, преподобный отец.

– Хорошо… хорошо. Идите за невестой, пока я надену рясу. Увидимся в церкви.

Себастьян с поклоном удалился и поспешил в коттедж. Серена ждала его на крыльце, успев переодеться в платье из рыжевато‑ красного бархата, отделанное серебряным кружевом. Поверх был накинут отделанный мехом плащ из дорогого кремового бархата с высоким воротом собольего меха.

Черные распущенные волосы доходили до плеч. Сейчас она выглядела моложе, чем во время их рокового прощания три года назад, и во всяком случае, более счастливой.

Он поднял ее руку к губам:

– Викарий ждет, дорогая.

– В таком случае невежливо задерживаться.

Она взяла его под руку, и они вместе пошли к церкви.

Коляска Джаспера стояла у ворот. Сам он помогал жене спуститься. Граф выглядел особенно элегантным в темном шелковом камзоле, панталонах, полосатом жилете, с жабо мехельнских кружев, в котором сверкал бриллиант. Но следует искренне признать, что жена превзошла его. Платье Клариссы из изумрудно‑ зеленого дамаста, вышитое серебряной нитью, прекрасно оттеняло тициановские волосы, ниспадавшие из высоко сидевшего узла каскадами локонов, обрамлявших лицо. Бархатный дорожный плащ, отделанный серебристой лисой, был накинут поверх платья и открывал широкие фижмы. На ножках ловко сидели зеленые лайковые башмачки с алыми каблуками.

У Серены стало тепло на сердце. Похоже, граф Блэкуотер и его жена, независимо от того, одобряли брак или нет, были готовы отпраздновать событие. Об этом не в последнюю очередь говорили их дорогие наряды.

Джаспер выступил вперед, поклонился и поцеловал Серене руку.

– Леди Серена, какая честь, мэм!

– Милорд… – Она сделала реверанс. – Спасибо, что приехали.

Джаспер выпрямился, но на минуту задержал ее руку в своей, после чего с улыбкой сказал:

– Ни за что в мире не пропустил бы свадьбу моего младшего брата, леди Серена. Позвольте представить вас моей жене. – Он показал на Клариссу, которая выступила вперед:

– Леди Блэкуотер, леди Серена Кармайкл.

– О, довольно формальностей, – объявила графиня и поцеловала Серену в щеку. – Меня зовут Кларисса, и мы станем близкими друзьями, объединенными одним делом.

Ее зеленые глаза блеснули, и Серена невольно ответила улыбкой.

– Надеюсь, что так, Кларисса.

– Вижу, что опоздал! – раздался за их спинами жизнерадостный голос. – А я так хотел приехать раньше Джаспера!

Перегрин на сером мерине с подвязанным хвостом подъехал к воротам, оглядел всю компанию и одобрительно кивнул:

– Какие мы все красивые!

Он спрыгнул с лошади и отдал поводья груму Джаспера, который уже держал пару запряженных в коляску лошадей.

– Надеюсь, я вас не опозорю.

Он был одет в черный бархат и золотую парчу, а светлые, как у брата, волосы были связаны на затылке черной бархатной лентой.

– Будь уверен, братец, ты совершенно неотразим, – хмыкнул Джаспер.

Перегрин приветствовал невестку дружеским поцелуем, а Серене с поклоном поцеловал руку.

– Леди Серена, желаю вам и Себастьяну счастья.

Пожелание казалось искренним, да и взгляд был чистосердечным.

– Спасибо, сэр, – улыбнулась она.

– О, скоро нам будет не до формальностей, – жизнерадостно объявил Перри. – Я поцелую вас как свою невестку, когда дело будет сделано.

– Тогда предлагаю поскорее с ним покончить.

Джаспер кивнул в сторону церковной двери и предложил руку жене.

Викарий стоял перед алтарем с молитвенником в руке. Маленькая процессия двинулась по проходу и выстроилась полукругом перед алтарем, так что жених и невеста оказались в центре. Викарий начал церемонию. Серена на секунду вспомнила о кольце. Догадался ли Себастьян его захватить? Неудивительно, если в такой суете он обо всем забыл!

Ее так и подмывало спросить, но преподобный уже начал церемонию и оставалось только внимать его словам.

Слава Богу, долго волноваться ей не пришлось. В нужный момент Себастьян сунул руку во внутренний карман жилета из серебряной парчи и вынул кусочек кружева, в который было завернуто кольцо с жемчугом и аметистами. Серена протянула руку, и он надел кольцо ей на палец. Оно оказалось словно для нее сделанным!

Серена втайне восхитилась изяществом кольца и взглянула на Себастьяна, тот вопросительно вскинул бровь и чуть приподнял уголки губ в улыбке. Она кивнула, он с удовлетворением расслабился и кивнул в ответ.

Викарий объявил их мужем и женой, они расписались в церковной книге, после чего Джаспер и Перегрин тоже поставили подписи в качестве свидетелей. Себастьян протянул викарию золотую гинею, и все вышли на церковный двор, навстречу ясному солнечному зимнему утру.

Себастьян остановился и повернулся к Серене, пожирая ее глазами.

– Итак, жена…

– Итак, муж, – улыбнулась Серена, – ты выглядишь очень довольным собой.

– Именно так и есть, – счастливо вздохнул Себастьян. – Наконец ты моя, Серена. Наконец‑ то ты принадлежишь мне.

На минуту ее взгляд омрачился, но она тут же тряхнула головой, поняв, что он имел в виду.

– А ты мой, – тихо прошептала она.

Он крепко обнял ее и стал целовать в глаза, кончик носа, губы. Молодые на время забыли об окружающих, не обращали внимания на любопытные взгляды из окон коттеджей. Серена чувствовала себя так, словно до этого момента в ее жизни не случалось ничего истинно важного.

Джаспер и Перегрин обменялись взглядами, и Перри незаметно кивнул. Джаспер ответил ему тем же. Очевидно, все в порядке.

Когда новобрачные наконец прервали поцелуй, Джаспер спросил:

– Итак, мы возвращаемся в город? Или найдем какую‑ нибудь гостиницу и устроим праздничный обед?

– Мы обо всем уже позаботились, – объявил Себастьян. – Наша хозяйка готовит кур.

– Хозяйка? – удивился Перегрин.

Себастьян загадочно усмехнулся:

– Все к лучшему, тем более что я предусмотрительно положил в коляску ящик лучшего бургундского Блэкуотеров, – добавил Джаспер. – Мой грум стережет его в гостинице, насколько мне известно.

– В таком случае идем.

Свадебный обед оправдал все ожидания Серены. Еда оказалась простой, но обильной и хорошо приготовленной, вино лилось рекой, компания была веселой и дружелюбной. Уже через час Серена чувствовала себя членом семьи. Себастьян был прав: они с Клариссой – родственные души.

– Давай останемся здесь на ночь, – прошептал Себастьян, когда гости разъехались. – Тебе больше нет нужды туда возвращаться, ни сейчас, ни в любой день в будущем. Ты свободна!

Серена едва не поддалась соблазну. Как легко было отказаться от прежней жизни. Словно она никогда не существовала. Если она больше не появится на Пикеринг‑ плейс, все будет кончено.

Но она быстро пришла в себя. Только трус бежит, не выполнив взятой на себя миссии. Она никогда не простит себя, если покинет Абигайль в такую минуту.

– До отъезда у нас целый час, – вздохнула она.

– В таком случае не будем терять времени, жена моя, – бодрым голосом провозгласил Себастьян. – Теперь уже на вполне законных основаниях.

– Ты понял, что делать? – процедил генерал Хейуорд, оглядывая стоявшего перед ним человека. Вышеуказанный индивид был настолько немногословен, что ограничился кивком и продолжил ковырять в зубах.

– Отнести письмо на Брутон‑ стрит, – буркнул он наконец, похлопав по внутреннему карману жилета.

– А что потом? – не унимался Хейуорд.

Парень пожал плечами.

– Если все будет как мы договорились и вы платите мне половину сейчас, а вторую после доставки, значит, все будет сделано как надо. Если что‑ то пойдет не так, мне какое дело?

Ноздри генерала раздулись: очевидно, он был готов вот‑ вот взорваться. Но опыт говорил, что не стоит давить на человека, который до сих пор ни разу его не подвел, несмотря на наглость и сводившее с ума немногословие. Правда, если не нравилась работа или он решал, что к нему относятся недостаточно уважительно, вполне мог повернуться и уйти.

– Если дадите обещанные деньги, я немедленно отправлюсь на ту улицу.

Парень сунул клинок в ножны на поясе.

Хейуорд открыл небольшой бумажник.

– Двадцать.

Собеседник коротко, презрительно рассмеялся.

– И это все? Не смешите меня. Пятьдесят.

Генерал дал ему две банкноты и подошел к письменному столу, отпер ящик, вытащил кошель с соверенами и, отсчитав десять золотых кружочков, пододвинул парню. Тот сгреб их и вдумчиво попробовал на зуб каждый, прежде чем ссыпать в карман жилета.

– Значит, я пошел.

– Ты дашь мне знать, когда доставишь письмо?

Вопрос не был удостоен ответа, и мужчина, не прощаясь, покинул библиотеку. Он как раз пересекал переднюю, когда из темного угла под лестницей материализовался Фланаган.

– Кухонная дверь, – бросил он, показывая на черный ход.

Посетитель бросил на него презрительный взгляд и продолжил путь к парадной двери. Он едва не столкнулся с входившей Сереной и, протиснувшись мимо, поспешил на улицу.

Серена, нахмурившись, посмотрела ему вслед. Что затевает отчим? Она знала в лицо безымянного посетителя. Обычно генерал использовал его, чтобы выколотить из неудачливого игрока карточный долг. Одного визита этого человека было достаточно, чтобы добиться цели.

Пожав плечами, она направилась к лестнице. Было уже начало шестого. Нужно переодеться к вечеру.

– Здравствуйте, леди Серена, – поклонился Фланаган. – Кухарка очень расстроена. Не поговорите с ней?

– Да, конечно. А в чем дело?

– Какая‑ то проблема с рыбой. Не настолько свежая, как следовало бы.

– О Боже! – поморщилась Серена. У кухарки был весьма взрывной темперамент, и, кроме того, она вечно волновалась по пустякам. – Я иду на кухню.

Похоже, идиллический день закончился.

Она коснулась безымянного пальца и улыбнулась, ощутив ободок кольца под перчаткой. Придется снять его до встречи с отчимом, но пока что воспоминания об этом дне так живы в памяти, что трудно прогнать улыбку с губ.

Она решила проблему, предложив кухарке приготовить кур в соусе из бузины, и была счастлива получить неохотный кивок, после чего поспешила наверх переодеваться к вечерней игре.

Глава 19

Джонас Веджвуд явился в дом Саттонов с тщательно подобранным букетиком зимних оранжерейных роз для хозяйки. Он очень нервничал в ожидании приема, который та может ему оказать, но делал все возможное, чтобы казаться уверенным. При этом он невольно старался подражать непринужденным манерам Себастьяна. Он знал, что его костюм безупречен: камзол из темно‑ синего щелка прекрасно дополнен жилетом в полоску из голубого с серебром дамаста, панталонами из серого шелка и белыми чулками; в жабо булавка с бриллиантом, таким же дорогим, как и те, что лежали в шкатулке с драгоценностями миссис Саттон. Во внутреннем кармане камзола покоился пакетик с серебряным медальоном изящной работы, подарок для Абигайль. Изысканная, не бросающаяся в глаза гравировка. Медальон никак нельзя назвать вульгарным. Ни одна мать не возразит против такого подарка жениха своей невесте!

При условии, разумеется, что помолвка состоится. Но Джонас не позволял себе сомневаться.

Он постучал, и Моррисон, улыбаясь глазами, с особой теплотой в голосе приветствовал его, взял шляпу, трость и плащ и сообщил, что семья сейчас в гостиной.

– Спасибо, Моррисон.

Джонас потрогал жабо, нервно сглотнул и медленно побрел вслед за дворецким.

– Мистер Веджвуд, мэм… сэр…

Джонас вошел в гостиную. Абигайль сидела на диване с пяльцами в руках. Сегодня она выглядела очаровательной, как никогда, в платье из светло‑ розового шифона с кружевной косынкой на шее. В волосы были вплетены вишневые бархатные ленты.

Услышав шаги, она взглянула на вошедшего с застенчивой улыбкой и, поднявшись, сделала книксен.

Миссис Саттон не двинулась с места, рассматривая Джонаса через лорнет, которого раньше у нее не было. Если она намеревалась вывести его из равновесия, то, наверное, сумела бы, если бы не улыбка Абигайль и сердечное приветствие Уильяма.

– Добро пожаловать, мальчик мой! – воскликнул он, энергично тряся юноше руку. – Садитесь рядом с Абигайль. Диван широкий, места много, всем хватит, не так ли, кошечка?

Он подмигнул дочери, которая немного покраснела, но убрала юбки, чтобы Джонас сел к ней поближе. Тот улыбнулся, прежде чем поклониться ее матери и протянуть букет.

– Мэм, надеюсь, вы любите розы.

Марианна с сухой улыбкой приняла букет. Несмотря на рухнувшие надежды, она не решилась проявить бестактность к человеку, принесшему такие очаровательные цветы.

– Спасибо, мистер Веджвуд. Очень красивые розы.

Она позвонила горничной и велела поставить букет в маленькую хрустальную вазу.

– Что будете пить, Джонас? – спросил Уильям. – Дамы терзают себя ратафией, но нам бы выпить чего‑ нибудь покрепче – по кружечке эля например.

– Нет, мистер Саттон, мистер Веджвуд выпьет шерри или мадеры, – поспешно вмешалась жена. – Эль хорош утром, но не перед обедом.

Уильям разочарованно вздохнул, но что тут поделать?

– Раз моя жена постановила, значит, так тому и быть. Итак, мальчик мой, шерри или мадеру?

– Шерри, пожалуйста, сэр.

Джонас сел рядом с Абигайль, и та искоса на него взглянула.

– Когда собираетесь возвращаться домой? – осведомилась Марианна, пригубив ратафии. – Думаю, скоро?

Джонас немного растерялся:

– Я еще не решил, мэм.

– Но ведь дядя требует вашего присутствия в своей мастерской?

– Я пока что веду его дела здесь, в городе, мэм. Мне нужно выполнить несколько поручений дяди.

– В самом деле? – с сомнением переспросила Марианна.

Джонас умоляюще взглянул на мистера Саттона.

– Что за допрос, миссис Саттон? – нахмурился Уильям. – Хорошо, что он занимается делами дяди. Заодно теперь есть возможность и поухаживать за девушкой. Верно, кошечка?

Он расплылся в улыбке. Абигайль пролепетала что‑ то неразборчивое, но глаза ее блеснули. Марианна изобразила улыбку, но ничего не сказала.

– Пора и обедать! – провозгласил Уильям, чтобы прервать неловкое молчание. – Миссис Саттон… – окликнул он, предлагая руку жене. – А Джонас пусть ведет к столу Абигайль.

Марианне пришлось сделать хорошую мину при плохой игре, но что ей оставалось делать? Абигайль станет миссис Веджвуд, и придется принять это как должное.

Смирившись, Марианна ощутила первый проблеск удовольствия, с которым она объявит своим приятельницам, имеющим дочерей на выданье, что ее дочь первой выйдет замуж… еще до своего восемнадцатилетия, причем за отпрыска самой уважаемой и богатой семьи во всех пяти городах. И конечно, Уильям не пожалеет никаких расходов на свадьбу. Это будет самое незабываемое событие за последние десять лет!

Она позволила себе слегка улыбнуться, глядя на сияющую от счастья дочь. В конце концов лишь бы Абигайль было хорошо.

Уильям заметил кивок жены и облегченно вздохнул. Он знал свою Марианну и верил, что в конце концов ее здравый смысл возьмет верх.

Но теперь на следующие несколько месяцев можно попрощаться с мирной жизнью, к которой он так привык! Теперь жизнь в доме Саттонов превратится в вихрь приготовлений. Марианна будет постоянно мешать своими требованиями, предложениями, проблемами – настоящими и выдуманными, – но ему придется все это терпеть ради своих милых женщин.

С этими мыслями он принялся резать ростбиф и угощать гостя.

– Я всегда говорил: нет ничего лучше, чем добрый кусок говядины.

Он передал полную тарелку лакею, и тот поставил ее перед Джонасом.

– А еще попробуйте йоркширского пудинга, мальчик мой. Кухарка миссис Саттон умеет его готовить. А жареный картофель – лучший во всей стране. Если собираетесь выжить в следующие несколько месяцев, нужно побольше есть.

Он рассмеялся и подмигнул.

Стыдливость Абигайль постепенно растаяла под градом веселых намеков отца, и она принялась оживленно щебетать. К концу обеда Джонас растерял всю свою настороженность и всеми силами пытался очаровать будущую тещу. И так преуспел, что, когда Уильям решил позволить молодым людям немного поговорить наедине, Марианна кивнула и, поднявшись, взяла под руку мужа.

Джонас тоже встал, сжимая салфетку, и низко поклонился.

Родители удалились в гостиную, а Абигайль словно онемела от смущения и стала вертеть в руке бокал. Джонас кашлянул, смял в руке салфетку и снова сел. Но уже через секунду вскочил и выпалил:

– Мисс Саттон… Абигайль, вы сделаете мне честь стать моей женой?

– Да, – прошептала Абигайль, поднимая глаза от стола.

Джонас невольно вскрикнул от радости, схватил ее за руки и поднял со стула:

– Правда? Вы правда согласны?

– Правда, Джонас, – кивнула она.

Он закружил ее по комнате, смеясь от облегчения.

– Вы сделали меня счастливейшим в мире человеком… Счастливейшим во всем Лондоне.

Он прижал ее к себе и неожиданно поцеловал.

– Джонас, вы не должны… по крайней мере до свадьбы, – пробормотала она, но не отстранилась.

– Вы совершенно правы, – прошептал он, снова целуя ее. – Но я ничего не могу с собой поделать, Абигайль, моя дражайшая Абигайль. Моя любовь.

Он снова повел ее в танце, закружил, но внезапно остановился.

– О, я чуть не забыл… У меня для вас подарок.

Джонас выпустил руку Абигайль и полез в карман.

– Надеюсь, вам понравится.

Он вложил пакетик ей в ладонь и с беспокойством следил, как Абигайль разворачивает подарок.

– О, как чудесно, Джонас. Медальон такой красивый… Что же мне в него положить? Ваш портрет? Но пока его нарисуют, пройдет столько времени, а я хочу что‑ нибудь сейчас.

Она нахмурилась, но тут же просияла:

– Прядь ваших волос.

Абигайль бросилась к буфету и взяла из чаши с фруктами крохотные ножницы для винограда. Джонас стоически перенес потерю пряди своих черных волос, но потом взял у Абигайль ножницы и отрезал у нее золотистый локон. Он сплел обе пряди вместе, вложил в медальон и закрыл.

– Вот… символ и обещание нашей долгой совместной жизни, – прошептал он, поворачивая ее к себе спиной и застегивая цепочку.

Абигайль встала на носочки, чтобы посмотреться в зеркало над каминной доской, и оглядела себя сияющими глазами.

– О, как восхитительно, Джонас! Просто идеально!

– Сделан ювелиром в Хай‑ Холборне, – сообщил он с ноткой гордости. – Мне сказали, что он известен во всем городе.

– Откуда вы о нем узнали? – улыбнулась она ему в зеркале.

– Кто‑ то рассказал, – уклончиво ответил он, беззаботно взмахнув рукой. – Тот, кто разбирается в таких вещах.

– Интересно, кто бы это мог быть… – Но, к его облегчению, Абигайль не стала дальше расспрашивать.

Он не хотел говорить, что это Себастьян дал ему адрес ювелира, хотя с усмешкой добавил, что самому ему не по карману изделия этого мастера. Джонас чувствовал, что было бы неприлично и даже вульгарно обсуждать подобные темы с любимой.

– Нам следует вернуться к маме и папе, – сказала она, нежно трогая медальон в ложбинке на шее. – Прежде чем мама пришлет за нами Моррисона.

– Да… да, конечно.

Он не хотел бы снова восстановить против себя мать невесты, и поэтому поспешил к двери, широко открыл ее и поклонился, когда Абигайль проходила мимо с легким реверансом и лукавой улыбкой, нарушившей всякую чинную благопристойность.

Уильям тем временем метался по комнате. Ему хотелось удалиться в библиотеку с бокалом бренди и трубкой, прежде чем лечь спать пораньше, но он не мог оставить гостя. Марианна тоже выказывала все признаки нетерпения, тем более что влюбленные отсутствовали слишком долго. Он облегченно вздохнул, когда дверь наконец открылась и молодые люди вернулись. Один взгляд на их лица сказал все, что им нужно было знать.

– Значит, все решено… все улажено, – объявил Уильям, выступив навстречу с протянутыми руками. – Добро пожаловать в семью, мальчик.

Изящная ладонь Джонаса утонула в его гигантских лапах.

– Постарайся сделать мою девочку счастливой.

– О, я ничего для этого не пожалею, сэр, даю слово.

Джонас понимал, что все время как‑ то глупо улыбается, но смело повернулся к Марианне, которая тоже улыбалась, но куда более сдержанно.

– Мэм, я буду любить и лелеять Абигайль, – серьезно пообещал он.

– Надеюсь, – обронила Марианна и взглянула на дочь. Ее острые глаза ничего не упустили.

– Что у тебя на шее, дитя мое?

– Медальон, мама. Подарок Джонаса… мистера Веджвуда. Правда, красиво?

Она нагнулась, давая матери рассмотреть безделушку.

Та одобрительно кивнула.

– Очень красиво, и, главное, кстати.

– Мы сплели пряди наших волос, – призналась Абигайль, немного краснея. – Я буду носить медальон не снимая.

Марианна немного растерялась, но поняла, что нужно быть снисходительнее к молодым влюбленным.

– Что же, все это хорошо, дитя мое, но после таких волнений тебе нужно лечь пораньше. Пожелай мистеру Веджвуду доброй ночи. Мистер Веджвуд, вы можете навестить нас завтра утром. Полагаю, вам с мистером Саттоном нужно многое обсудить, а потом с полчаса посидите с Абигайль.

Абигайль разочарованно надула губки.

– Но, мама, мне совсем не хочется спать. Еще рано – только начало десятого.

Марианна решительно воткнула иглу в вышивание и отложила пяльцы.

Абигайль умоляюще взглянула на отца, и тот рассмеялся:

– Миссис Саттон, дайте дочери пожелать жениху доброй ночи. Что плохого, если они перемолвятся словцом?

Он подмигнул жене.

– Я помню, как мы во время помолвки часто прощались с глазу на глаз, так, миссис Саттон?

Марианна послала ему осуждающий взгляд, но все‑ таки не смогла скрыть нежной улыбки.

– Можешь проводить его до двери, кошечка, – хмыкнул Уильям. – Уверен, что твоя мама не будет возражать.

Если Марианна и возражала, то не собиралась высказывать это вслух. Уильям – хозяин в доме. С этим надо считаться.

– Только до двери, – согласилась она.

– О, спасибо, мама. Ты лучшая мать на свете. – Абигайль обняла мать и поцеловала в щеку. – И я обещаю быть очень благоразумной.

– Посчитай я, что тебе угрожает хоть малейшая опасность, дитя мое, ты не дошла бы дальше двери гостиной, несмотря на помолвку, – объявила Марианна на удивление мягко.

Джонас раскланялся и пообещал приехать завтра ровно в девять, чтобы обсудить брачный контракт с мистером Саттоном, после чего последовал за Абигайль вниз.

– Как бы я хотела, чтобы ты не уходил, – с улыбкой пожаловалась она, спрыгнув с последних двух ступенек.

– Но приходится, дорогая. Ведь мы еще не обвенчаны.

Он улыбнулся, и ему показалось, что теперь улыбка никогда не покинет его лица.

– Подожди совсем немного. Как только мы обвенчаемся… – Она прищурилась, почти испугав его неожиданно манящим взглядом. – Когда мы поженимся, никогда не станем разлучаться, – заявила она, потянувшись к его руке.

Моррисон, благосклонно наблюдавший за ними из глубины передней, направился к двери одновременно с парочкой. Старый слуга отодвинул засов и открыл дверь, впустив свежий, прохладный воздух поздней осени.

– Доброй ночи, сэр.

Джонас вышел на верхнюю ступеньку.

– Доброй ночи, Моррисон.

Абигайль поспешно метнулась за ним.

– Закройте дверь, Моррисон, хотя бы на минуту. Слишком холодно на улице.

Дворецкий вскинул брови, но сказал:

– Одна минута, мисс Абигайль. Не больше. Иначе простудитесь.

С этим наставлением он ушел в переднюю.

Абигайль хмыкнула и, приподнявшись на цыпочки, обняла Джонаса.

– Доброй ночи… До чего не хочется повторять эту фразу.

Джонас сжал ее талию, слегка приподнял, прижал к себе и нагнул голову, чтобы поцеловать в губы. Прошла целая минута, прежде чем ее ноги снова коснулись ступеньки, а Джонас неохотно отстранился, но сжал ее лицо ладонями, глядя в широко раскрытые голубые глаза. И даже растерялся, увидев в них настоящий голод, весьма напоминающий страсть. Сам он был неопытен в любви, но жажда, отразившаяся в глазах Абигайль, не уступала его собственной, которая теперь бурлила в чреслах, зажигая огонь в крови.

Джонас поспешно отступил.

– Иди в дом, Абигайль, очень холодно.

Поцеловав ее пальцы, он поспешил спуститься с крыльца.

– До завтра, дорогая.

– До завтра.

Она послала ему поцелуй, и стояла, глядя вслед, пока он почти бежал по улице. Даже когда Джонас завернул за угол, она все не уходила, легонько касаясь пальцами губ, еще хранивших тепло его поцелуя. Наконец она медленно повернулась к двери.

– Мисс Саттон? – прошептал кто‑ то сзади. – Вы ведь мисс Саттон, правда?

Повернувшись, она увидела оборванца, протягивавшего тонкий пакет.

– Джентмун дал мне два пенса, чтобы отдать это мисс Саттон. Вы и есть мисс Саттон, я ведь не ошибся?

Сбитая с толку, Абигайль кивнула:

– Да… да, я мисс Саттон. Но я ничего ни от кого не жду.

– Тогда это вам, мисс.

Парнишка сунул ей пакет, и Абигайль машинально его взяла. На пакете крупным почерком было выведено ее имя. Чуть выше было написано еще более крупными буквами:

«Прочтите, когда останетесь одна».

Абигайль была озадачена и заинтригована. Было нечто волнующее в такой переписке и в способе доставки. От письма словно исходило настоятельное требование немедленно с ним ознакомиться. Может, это от Джонаса? Какое‑ нибудь нежное любовное письмо, которое нужно читать, когда она останется одна. Только у него может возникнуть такая романтическая идея! Он знал, что мать не позволит ей принимать письма, даже от жениха, и, должно быть, написал заранее, принес с собой и отдал уличному мальчишке на углу. Такие, как этот парень, толпятся на каждой улице в поисках заработка. Но почему Джонас просто не отдал письмо уходя? Должно быть, забыл в пылу страсти, а вспомнил, только когда завернул за угол.

Абигайль с улыбкой сунула письмо за корсаж. Она пожелает родителям спокойной ночи и убежит в спальню, чтобы в одиночестве прочитать слова любви.

Вечером Серена не замечала, как бежит время. Сегодня она была на редкость оживлена, остроумна, грациозно передвигалась по салонам, держала банк, наблюдала за слугами и накрытыми для ужина столами. Но мыслями была далеко. На другой планете.

Ей хотелось петь, оттого что будущее определенно. Скорее бы оно началось! Ничто здесь больше не могло ее коснуться, даже злоба в глазах отчима, который, казалось, следил за каждым ее движением. Неужели что‑ то знает? Вряд ли. Как он сумел? А если и знает, что с того? Он ничего не сможет поделать. Ничего уже нельзя изменить.

Как только Джонас и Абигайль соединятся, ее роль будет сыграна и Серена почувствует себя полностью свободной.

Наконец последний игрок ушел, двери были заперты, лампы погашены и ночная добыча заперта в сейфе.

Отчим коротко пожелал ей спокойной ночи, когда падчерица проходила мимо. Он, казалось, не находит себе места, а, как знала Серена по опыту, это не предвещало ничего хорошего. Он что‑ то задумал. Обычно такое настроение предвещало ночной побег от кредиторов. Неужели Бредфорд довел его до предела?

Серене стало не по себе. В чрезвычайных обстоятельствах сэр Джордж Хейуорд похож на загнанного в угол медведя. Но пока он не выложил карты на стол, ничего нельзя утверждать.

Серена пошла к себе. Еще раньше она отослала горничную, и сейчас разделась сама, небрежно бросив платье на диван, забралась под одеяло и скоро заснула.

Наутро она проснулась рано, исполненная счастья и сознания того, что отныне в ее жизни все будет хорошо. Теперь она может без страха встречать наступающий день. Она договорилась о встрече с Себастьяном в одиннадцать на Брутон‑ стрит. Пусть Саттоны посчитают это случайным совпадением. Себастьян хотел по пути зайти к Джонасу и попытаться убедить его пойти с ними. Природа и обстоятельства доделают остальное.

Серена позвонила Бриджет, и та поспешила принести горячий шоколад, хлеб и масло.

– Доброе утро, леди Серена. Сегодня так холодно! Зима на носу.

Она поставила поднос и раздвинула шторы. Сквозь подернутое инеем окно едва сочился бледный солнечный свет.

Серена села, натянула толстое одеяло до подбородка и стала пить шоколад, пока Бриджет ворошила угли и подкладывала дров. В комнате стало теплее, хотя кончик носа Серены до сих пор оставался холодным.

– Сегодня утром я надену рыжеватый бархат с теплыми шерстяными нижними юбками и верхней из коричневого дамаста. И подай темный плащ с подкладкой из серебристой лисы и шерстяные чулки.

– Вы уходите, мэм?

– Да, навестить друзей. Вы мне не понадобитесь, но перед уходом я поговорю с кухаркой о меню сегодняшнего ужина.

Она отставила чашку и, собравшись с духом, откинула одеяло. Бриджет поспешила принести ей теплый шерстяной халат, и Серена благодарно нырнула в его тепло.

– Ненавижу зиму, – объявила она. – Холод проникает в кости!

Они с Себастьяном поговаривали о путешествии в Италию или на юг Франции. Жизнь там дешевле, чем в Лондоне, и даже зимой тепло. Она вспомнила приветливое средиземноморское солнышко, яркие цветы бугенвиллеи на выбеленных стенах, теплую красную черепицу на крышах, пьянящие запахи тимьяна и майорана в роще серебристых олив.

На секунду все показалось таким реальным, что она живо представила, как идет по роще рука об руку с мужем.

«Скоро, – сказала она себе. – Скоро это станет реальностью. А до тех пор главное – не выдать себя».

Спустившись вниз, она обрадовалась, что генерала нигде не видно. Дверь библиотеки была закрыта, но оттуда доносились голоса. Серена потихоньку отправилась на кухню, гадая, кто это пожаловал к отчиму в столь ранний час. Но сейчас ей было не до этого. Она толкнула обитую зеленой байкой дверь и поспешила по коридору на кухню.

Там, как всегда, царила суматоха. Из кипящих котлов поднимался пар. В воздухе стояло облако муки, которую помощницы сыпали на мраморную плиту, где кухарка обычно раскатывала тесто. Серена моргнула, чтобы лучше видеть. Мимо пробежала судомойка с охапкой сковород и кастрюль. Кухарка, вызывающе подбоченившись, стояла у открытой двери и громко костерила мясника, привезшего говядину.

– Я говорила, что мне надо четыре голяшки. Как прикажешь делать заливное, если голяшек только две?

– Все, что у меня было, миссис, – пожал плечами мясник. – Вам они нужны или нет?

– Ладно, справлюсь, – вздохнула кухарка. – Что там еще?

– С полдюжины кроликов, просто чудо, а не кролики. И жирные.

Он поднял кролика за уши.

Кухарка потыкала пальцем в тушку, заглянула в невидящие глаза и кивнула:

– Сойдет для фрикасе.

– Как насчет великолепных пирогов с крольчатиной? – вмешалась Серена. – Мы давно их не пробовали.

По ее спокойному тону нельзя было судить, насколько она торопится.

Кухарка кивнула.

– Если предпочитаете, леди Серена. Мне все равно.

Она повернулась к мяснику:

– Я беру шесть и с полдюжины каплунов, если у вас есть.

– Нельзя ли обсудить меню ужина? – не выдержала Серена.

Кухарка, вытирая руки о передник, отступила от окна.

– Рыбника еще не было, миледи, но если он привезет устрицы, я их потушу.

– Превосходно.

Серена задержалась на кухне еще на несколько минут и собралась уходить, когда появился Фланаган.

– Хозяин велел принести в библиотеку эль и мясо. Эй, ты… – Он щелкнул пальцами, подзывая лакея. – Неси, но только не бери лучшую кружку.

Серена вскинула брови:

– У генерала гость, Фланаган?

– Да, леди Серена, если можно его так назвать, – презрительно скривил губы дворецкий.

– Я его знаю?

– Сомневаюсь, что вы захотите его знать, миледи. Омерзительный тип, простите за дерзость, – объявил Фланаган. – Но он иногда здесь бывает и, помяните мое слово, добра от него не ждите.

Брови Серены поднялись еще выше. Фланаган всегда разговаривал с ней без особых церемоний. Он знал Серену с самого рождения и еще мальчишкой служил ее семье. Обычно он как верный слуга воздерживался от резкой критики отчима и его дел, но Серена была уверена, что дворецкий оставался в доме только потому, что присматривал за ней, и она не раз находила его присутствие весьма полезным. Вполне логично, что если, по мнению Фланагана, ничего хорошего от гостя ждать не приходится, значит, он придерживается того же мнения о генерале.

Она коснулась руки дворецкого и отвела его в сторону.

– Это тот человек в жилете?

– Да, леди Серена.

Она кивнула и задумчиво нахмурилась.

– Не можете ли отнести поднос сами? Попробуйте узнать все, что удастся. Не стоило просить вас. Но у меня такое чувство…

Она виновато улыбнулась.

– Все в порядке, леди Серена, предоставьте это мне. А ты, парень, отдай поднос. Я сам отнесу.

Лакей с удивленным видом выполнил приказ. Фланаган вслед за Сереной вышел из кухни. Она задержалась в передней, а он постучал и вошел, оставив дверь чуть приоткрытой. Серена не видела всю комнату, но заметила, как «жилет» взял кружку с элем.

– Идите, Фланаган, вам нечего здесь делать, – рявкнул генерал, и дворецкий с поклоном попятился в зал. И снова оставив дверь приоткрытой, оглянулся на Серену.

Та кивнула и бесшумно пошла к выходу. Лучше пусть слуга подслушает, чем она рискнет быть пойманной отчимом на месте преступления. У Фланагана всегда найдется чем отговориться. Не то что у нее.

Глава 20

Абигайль всю ночь беспокойно металась в кровати. Кошмарное письмо было спрятано под подушкой: она никак не могла найти подходящего укрытия, – но по мере того как шли часы, письмо, казалось, становилось твердым как камень, острые края которого врезались в мягкую подушку.

Это неправда. Не может быть правдой! Но если это так, каким образом отыскал генерал столь обличающий документ? Невозможно, что ее отец, такой честный, уважаемый в городе человек, может быть замешан в нечто столь мерзкое! Но на документе стоит печать отца! Она так хорошо знала эту печать, лежавшую на письменном столе рядом со стаканом для перьев и маленьким ножом, которым отец эти перья затачивал. Эта печать стояла на стольких письмах и квитанциях, и Абигайль много раз видела, как отец вдавливает ее в воск, которым запечатывал письма, рассылаемые деловым людям и партнерам.

Может, она все неверно истолковала? Может, отец не то хотел сказать? Но если это так, почему генерал использовал эти сведения, чтобы творить такое зло? Должно быть, уверен, что это правда. И что тут возразишь? Даже почерк отцовский…

Абигайль села, поняв, что не уснет, и зажгла свечу у кровати, вынула письмо и развернула. Оно наполнило ее таким ужасом, словно сама бумага была отравлена. Но все же снова стала читать. Документ был адресован одному из деловых партнеров отца, человеку, которого она хорошо знала. Он держал ее на коленях и всегда приносил большую коробку мармелада в сахаре, когда приходил к обеду. Они с Уильямом были старшими членами опекунского совета приходской богадельни и ведали финансами, которые распределяли среди самых нищих прихожан.

Абигайль всегда гордилась тем, что отец так много делает для бедных и больных, не получая за это ни пенни. Он постоянно напоминал дочери, что люди их положения несут моральную ответственность перед обществом, призывающую помогать менее удачливым. Он брал дочь с собой, когда посещал несчастных и больных, всегда находил доброе слово для обитателей богадельни и щедро раздавал деньги.

Но, если верить документам, все это было лишь фасадом. А на деле ее отец и Говард Баррет обкрадывали бедных, набивая собственные карманы, снижали нормы питания, поставляли мокрые дрова и шлак вместо угля. Все это топливо почти не горело, но обходилось очень дешево. Они крали даже деньги на одежду для бедных! Мало того, представляли фальшивые счета попечительскому совету! Письмо, которое держала Абигайль, было написано отцом, адресовано мистеру Баррету и поэтапно излагало план, как похитить деньги, предназначенные на еду, одежду и уголь для бедных.

Этому было невозможно поверить, и все же доказательство было перед ней. Судя по всему, неопровержимое. И если она не согласится сбежать с генералом Хейуордом, он отошлет это письмо в Сток‑ он‑ Трент и погубит отца. Его имя будет предано анафеме, и никто больше не станет вести с ним дела. Если же она обо всем расскажет отцу, генерал предаст огласке другое свидетельство нечестности Уильяма.

«Поверьте, мисс Саттон, то, что у меня есть, – куда ужаснее того письма, которое вы успели прочесть. Если вы не придете на рандеву, все, что у меня имеется, мгновенно станет публичным достоянием».

Перечитав письмо, Абигайль вздрогнула. Даже если она не поверит обвинениям, а она не могла поверить подобным вещам, другие люди поверят и позлорадствуют. Очень многие узнают печать и почерк отца, так что доказательства будут неопровержимыми.

Что будет, если она отнесет письмо отцу? Он не сумеет остановить генерала, разве что убьет его. А об этом страшно подумать, тем более что отец генералу не соперник. Сэр Джордж военный и привык к битвам и дуэлям.

Она снова сунула письмо под подушку и легла, закрыв глаза, мучаясь от тупой боли в висках. Ничего не поделаешь, придется идти на рандеву. По крайней мере тогда генерал не исполнит угрозу. Но Абигайль не поедет с ним. Наверняка она сумеет сбежать во время путешествия. Найдет способ, даже если придется самой прикончить генерала. Неужели он собирается ехать в Гретна‑ Грин? В письме было сказано только, что закрытый экипаж будет ждать ее на углу Беркли‑ сквер в четыре часа дня. Никаких вещей не надо, все будет куплено в дороге.

Только под утро она сумела задремать, но когда Мэтти принесла шоколад, девушка уже успела проснуться.

Серена, оставив Фланагана выведывать планы противника, вышла на улицу. Было уже около одиннадцати. Она поспешила на угол улицы и остановила проезжающий кеб. Уже через десять минут она была у дома Саттонов и стала ждать появления Себастьяна – если, конечно, он уже не в доме. Но вскоре он появился из‑ за угла и, завидев ее, поднял руку и пошел быстрее.

– Вот и ты… доброе утро, любимая, – прошептал он и, обняв ее за талию, закружил.

– Себастьян, – полушутя запротестовала она. – Мы на улице. Что, если кто‑ то увидит? Нужно быть благоразумнее.

Он мгновенно стал серьезным и отпустил ее.

– Ты права, конечно. Но я так тоскую по тебе, думаю о тебе каждую минуту. Вижу перед собой твое лицо. Такое прелестное, такое любимое.

Он погладил ее по щеке, но она отступила.

– Не здесь, дорогой.

– Почему ты всегда права? – вздохнул он.

– Не всегда, – улыбнулась она. – Где Джонас? Я думала, ты его приведешь.

– Его нет дома. Лакей сказал, что он ушел рано утром.

– А вдруг он уже здесь? Кто знает – может, ситуация улучшилась после званого обеда?

– Почему бы нам не войти и не удостовериться?

Себастьян поднял молоток.

Моррисон приветствовал их и проводил в гостиную, где сидели Марианна и Абигайль. Серена подумала, что девушка непривычно бледна и даже осунулась. Неужели что‑ то случилось? Да и Джонаса вопреки их надеждам не было в гостиной.

– Леди Серена! Мистер Салливан! Как любезно с вашей стороны навестить нас! – воскликнула Марианна, бросив полный сожаления взгляд на Себастьяна, прежде чем приказать Моррисону принести напитки и пригласить гостей садиться.

– Мы, хоть и с опозданием, пришли поблагодарить вас за прекрасный обед, мэм, – начал Себастьян с самой чарующей улыбкой. Он тоже заметил непривычную молчаливость Абигайль и решил отвлечь миссис Саттон, пока Серена пытается выведать у девушки, что случилось.

– Думаю, гостям понравилось, – с легкой гордостью заметила Марианна.

Серена тем временем села рядом с Абигайль.

– Выглядите чересчур усталой. Слишком много волнений?

– Н‑ нет, вовсе нет. Просто… кое‑ что произошло.

Едва заметный румянец пробился сквозь бледность лица.

– Вот как? Я вся превратилась в слух, дорогая, – заверила Серена.

– Мистер Веджвуд… просил у папы моей руки.

– И что мистер Саттон? – улыбнулась Серена.

– Папа согласен, если я этого захочу.

Серена ощутила нечто вроде тревоги. Неужели Абигайль отказала Джонасу? Час от часу не легче.

– А вы? – допытывалась она, удивляясь почему девушка так колеблется, если по всем признакам должна пребывать на седьмом небе.

– Я сказала, что хочу выйти за него замуж.

Это звучало скорее констатацией факта, чем радостным подтверждением.

– Чудесно, – весело заметила Серена, сжимая руки Абигайль и мысленно отмечая, как они холодны.

– Желаю счастья вам обоим.

– Вижу, Абигайль уже сообщила вам новости, леди Серена, – довольно кивнула Марианна. – Да, она скоро станет миссис Джонас Веджвуд. Мистер Саттон и мистер Веджвуд в этот момент обсуждают брачный контракт.

– Что же, есть повод для праздника! – объявил Себастьян. – Мои поздравления, мисс Саттон. Мистер Веджвуд просто счастливчик. Думаю, впрочем, он и сам это знает.

– Вы поженитесь в Лондоне? – спросила Серена, все еще пытаясь понять, чем так расстроена Абигайль.

– О, вряд ли. Это будет большим событием в жизни нашего графства, – пояснила Марианна. – Вполне справедливо, если друзья и деловые партнеры мистера Саттона разделят нашу радость.

При этих словах Абигайль едва заметно вздрогнула, и Серена встревожилась еще больше.

– Вы чем‑ то расстроены, Абигайль, в такое радостное утро? – пробормотала она. – Надеюсь, не поссорились с Джонасом?

Абигайль густо покраснела и покачала головой.

– Нет… нет, конечно, нет. Да и как я могу? Он такой прекрасный человек!

– Предсвадебные волнения, – кивнула Серена со спокойствием, которого не чувствовала.

Появление Уильяма и Джонаса положило конец деликатному допросу. Джонас немедленно подошел к Абигайль, взял ее руки и поцеловал, прежде чем с поспешным поклоном сказать:

– О, простите, леди Серена. Доброе утро, мэм.

– Доброе утро, мистер Веджвуд, – улыбнулась она. – Как я слышала, вас можно поздравить.

– Мисс Саттон согласилась сделать меня счастливейшим на земле человеком, – кивнул Джонас.

Абигайль внезапно поднялась.

– Пожалуйста… я прошу меня простить. Мама, можно мне уйти? Сильно разболелась голова. Мне нехорошо.

– О, мое бедное дитя… слишком много волнений. Иди ложись, а я пришлю Мэтти с лавандовой водой и нюхательными солями. И выглядишь ты неважно.

Марианна, шурша шелковыми юбками, встала:

– Леди Серена, мистер Салливан, простите, я должна позаботиться об Абигайль. О, моя бедная крошка!

У Джонаса был совершенно убитый вид. Бедняга растерянно смотрел, как будущая теща ведет невесту из комнаты.

– Не беспокойтесь, молодой человек. Она скоро поправится. Миссис Саттон права: слишком много волнений. Женщины подвержены мигреням, как вы сами скоро обнаружите.

Уильяма, казалось, ничуть не расстроило внезапное недомогание дочери.

– Нам пора, мистер Саттон, – сказала Серена, в свою очередь, поднимаясь и многозначительно глядя на Себастьяна. – Джонас, не хотите пройтись с нами?

Джонас немного пришел в себя, и понимая, что мистеру Саттону не терпится вернуться к работе, но он не может этого сделать, пока вынужден развлекать гостей, поспешно пробормотал:

– Да… спасибо… по крайней мере до площади.

Уильям не пытался уговорить гостей остаться, и когда за ними закрылась дверь, вернулся в библиотеку с чувством, весьма напоминающим облегчение.

– Бедняжка, – вздыхал Джонас, выйдя на продуваемую ветром улицу. – В чем причина столь внезапного недомогания? Она была так счастлива еще вчера вечером.

Он оглянулся, словно надеясь увидеть нареченную, стоявшую на ступеньках и провожавшую его глазами.

– У женщин бывают головные боли, Джонас, – пояснила Серена. – Не стоит принимать их всерьез. Посочувствуйте им, оставьте в покое, и все будет хорошо.

– Прекрасный совет, – поддакнул со смешком Себастьян. – Леди Серена – эксперт по всем женским вопросам.

Серена озабоченно улыбнулась. Да, головной болью можно объяснить бледность и грусть Абигайль, но у нее было предчувствие, что у девушки есть и другие, более веские причины для тревог. Обычно она была такой веселой и жизнерадостной, беззаботной пташкой, но сегодня утром словно погасла, в ней что‑ то надломилось.

Джонас покинул их на Беркли‑ сквер, и Себастьян вопросительно уставился на Серену.

– Едем домой, мадам жена?

– На Страттон‑ стрит?

– Пока что другого дома у нас нет.

Серена поколебалась. Ей так хотелось побыть с мужем, но все же она покачала головой.

– Не сейчас. Отчим что‑ то затевает, и мне нужно обязательно узнать, что именно.

Увидев, как помрачнел Себастьян, она поспешно добавила:

– За эти годы, любимый, я привыкла обгонять его на шаг. Нужно быть в курсе его планов, иначе может случиться непоправимое.

– Господи, почему чертов Саттон не увезет свою дочь туда, откуда явился? – пробормотал Себастьян. – У Абигайль уже есть жених, так что же держит их здесь?

– Все произошло только вчера, Себастьян, – заметила Серена. – Требуется время, чтобы собрать вещи и проехать несколько сотен миль. Кроме того…

Она осеклась. Но Себастьян не дал ей промолчать.

– Что именно?

– Видишь ли, когда планы генерала не срабатывают, он становится непредсказуемым. Если он решил, что Абигайль ускользает от него, страшно подумать, на что пойдет.

– Но что он может? – удивился Себастьян. – Абигайль, можно сказать, уже замужем.

– Не совсем. Сейчас разыгрывается конец партии, и я должна доиграть ее до конца. Иначе все прошлые жертвы окажутся напрасными.

Он не мог спорить, как бы ни хотел.

– Иди. Но не смей сделать ни шагу, не сообщив мне, понятно?

Серена сознавала, как ему трудно отпустить ее. Она и сама чувствовала бы то же самое, будь на месте Себастьяна.

– Муж мой, я обещаю, – негромко ответила она.

Он так и не улыбнулся. Но взгляд стал менее суровым.

– Я тебе верю.

Он поднял к губам ее затянутую в перчатку руку.

– Пришли мальчика сообщить, когда мы снова встретимся.

Серена кивнула. Себастьян позвал носильщиков и усадил ее в портшез. Ему хотелось что‑ нибудь разбить, проткнуть Хейуорда шпагой, выстрелить ему в сердце, схватить Серену и унести как можно дальше отсюда, – но не мог он проявлять инициативу, потому что она не позволила.

Серена вышла из портшеза и поспешила к входной двери. На стук открыл Фланаган.

– Визит был удачным, леди Серена?

– Да, спасибо.

Она многозначительно глянула на дверь библиотеки.

– Вы ничего не слышали?

– Только разговор о дилижансе, заставах, смене лошадей. Насколько я понял, сэр Джордж доверил этому человеку приготовления к длинному путешествию.

Серена нахмурилась. Неужели очередной побег?

– Вы не узнали, куда он едет?

– Боюсь, что нет, – покачал головой Фланаган. – Хотя вспомнил: было упомянуто о Финчли‑ Коммон.

– Значит, путешествие на север? – пробормотала Серена. – Куда именно?

Может, он собрался преследовать мисс Саттон на ее собственной территории? Но это не в характере генерала. Он любил действовать в собственных владениях.

– Спасибо, Фланаган. Дайте мне знать, если услышите или вспомните что‑ то еще.

– Конечно, леди Серена.

– Я буду в гостиной.

Она направилась к лестнице, снимая на ходу перчатки. За ее спиной открылась дверь библиотеки.

– А вот и ты. Мне нужно с тобой поговорить.

Серена, уже успевшая поставить ногу на нижнюю ступеньку, обернулась.

– Что такое, сэр?

– Сюда.

Он вернулся в библиотеку. Серена последовала за ним. Генерал стоял у камина, как всегда, с бокалом бренди в руке.

– Несколько дней тебе придется самой управлять домом. Я уезжаю.

Серена одновременно и обрадовалась такому известию, и насторожилась. Тут что‑ то нечисто!

– Могу я спросить, куда вы едете, сэр?

– Нет. Не можешь. Если придется закрыть один из салонов, так и сделай. Я вернусь не раньше чем через неделю.

Дилижанс, заставы, смена лошадей. Долгое путешествие на север.

– Когда вы едете? – осведомилась она, ничем не выдавая своих чувств. Приличествующее случаю удивление, но и только.

– Сегодня днем.

Он пригубил бренди и указал ей на дверь.

– Это все. Можешь идти.

Она изобразила реверанс, вышла и задумчиво поднялась наверх.

Абигайль очень тщательно продумала план своих действий. Лежа в темной спальне со смоченной лавандовой водой мокрой тряпкой на голове и с бутылочкой нюхательных солей в руке, она простонала, что хочет спать, и попросила маму и Мэтти оставить ее в покое.

Она взглянула на часы. Был уже час дня. Ей нужно успеть на рандеву в четыре. Если она уйдет не объяснившись, родители будут вне себя от беспокойства, а этого нельзя допустить.

Они не станут волноваться, если она напишет, что проведет вечер с леди Сереной. А потом вечер без липших объяснений перейдет в ночь. Согласится ли леди Серена солгать ради нее?

Абигайль села, сбросила пропитанный лавандовой водой компресс, спустила ноги с кровати и, задумчиво хмурясь, принялась бродить по комнате. Может ли она доверять леди Серене? Но больше у нее никого нет. Она не сможет открыть ей истинную причину своего поведения. Конечно, Серена будет шокирована поступком Абигайль, собравшейся провести ночь вне дома, но зато не предаст подругу.

Чем больше Абигайль думала об этом, тем больше убеждалась, что Серена ее не выдаст. Она так разбирается в обычаях высшего общества, так умудрена жизнью!

Она уселась за маленький секретер орехового дерева, поспешно набросала записку, запечатала, написала адрес и позвонила Мэтти.

– Вам лучше, мисс? – спросила горничная, входя в полутемную комнату.

– Спасибо, немного. Но у меня есть для вас поручение. Отнесите записку леди Серене Кармайкл на Пикеринг‑ плейс.

– Сейчас, мисс?

– Да, немедленно, дело очень срочное.

Мэтти сделала книксен и поспешила вниз. Абигайль снова легла на кровать. Голова действительно разболелась.

Размышления Серены прервал лакей с подносом в руках.

– Кухарка прислала это специально для вас. Подумала, что вам неплохо бы поесть – ведь завтракали вы рано.

– Спасибо, Билл, и поблагодари кухарку за меня.

Она вдруг поняла, что голодна, и стала изучать содержимое подноса. Пирог с грибами, хлеб, сыр и компот из яблок и груш. Этого вполне достаточно.

Она принялась за еду, одновременно пытаясь разгадать, что замыслил отчим. Не зря он собирается на север и упомянул о почтовых лошадях. Если часто их менять, можно к утру оказаться в «гончарных городах». Но что он там будет делать? Саттоны еще не покидают Лондон.

Она отставила поднос, откинулась на спинку кресла и на секунду забыла об Абигайль и генерале при мысли о пьянящей перспективе недельного освобождения от отчима. Она может вообще не открывать игорное заведение. Хотя этот дьявол по приезде заметит отсутствие прибыли, к тому времени она, возможно, уже переберется к Себастьяну.

Стук в дверь вырвал ее из мира приятных грез и вернул к действительности. Фланаган принес конверт.

– Только что доставили, леди Серена. Девушка сказала, что дело срочное.

– Спасибо, Фланаган.

Она взяла послание и сразу узнала почерк: Абигайль когда‑ то уже писала ей, но в тех записках не было ничего срочного.

Она развернула письмо.

«Дорогая леди Серена, пожалуйста, не думайте обо мне плохо, но, пожалуйста, пожалуйста, не могли бы вы сказать, что я пришла к вам в четыре и вы пригласили меня провести вечер в вашем доме, а потом, пожалуйста, напишите маме, что я почувствовала себя плохо и вынуждена провести у вас ночь. Я знаю, что прошу слишком многого, но пожалуйста, сделайте это для меня, вопрос жизни и смерти. Я буду вашей вечной должницей. Ваша благодарная Абигайль».

Господи Боже!

Серена глянула на каминные часы. Начало третьего.

Немного поразмыслив, она подошла к секретеру и написала короткую записку Абигайль:

«Я не подведу вас. С».

Позвонив Фланагану, она попросила немедленно отправить письмо.

– И наймите мне кеб, хорошо?

– Сию минуту, миледи.

Она надела ротонду и поспешила вниз. Дверь библиотеки по‑ прежнему была закрыта.

Серена вышла на улицу и велела кучеру везти ее на Страттон‑ стрит.

Если Себастьяна нет дома, придется действовать на свой страх и риск, а это ему совсем не понравится.

Глава 21

Перегрин уже собирался выйти из дому, но кто‑ то постучал в дверь. Увидев гостью, Перегрин отступил и удивленно вскинул брови. Себастьян признался брату, что Серена по каким‑ то важным причинам пока не может переехать в их дом. Перри не задавал вопросов. Если Себастьян смирился со странной ситуацией, он не станет вмешиваться в их дела. Кроме того, в этой свадьбе с самого начала все выглядело как‑ то необычно.

– Леди Серена Салливан, – поклонился он. – Входите. Боюсь, вашего мужа нет, но если желаете подождать…

Он уже хотел открыть дверь гостиной, но увидев хмурое лицо Серены, остановился.

– Что‑ то случилось?

– Да, в некотором роде, – откровенно призналась она. – И, черт побери, я поклялась Себастьяну, что ничего не стану предпринимать, не известив его. Но если его нет, мне придется действовать самой, а он будет недоволен.

Перегрин наморщил лоб.

– Я могу помочь? Иногда мы подменяем друг друга.

– Спасибо, но это, боюсь, не тот случай. Проклятие! – Она побарабанила пальцами по столу. – Интересно, надолго он задержится?

– Попробуем его поискать? – предложил Перри. – Я могу примерно сказать, где он находится.

Серена охотно кивнула.

– Пойдемте, – решила она, направляясь к выходу.

– Конечно, – добродушно согласился Перри. – Попробуем зайти в «Уайтс». Если его там нет, кто‑ то может знать, где он.

Он предложил Серене руку, и они отправились в кофейню «Уайтс».

– Я только загляну, и все. К сожалению, женщин туда не допускают.

– Разумеется, – сухо кивнула Серена. – Я подожду.

– Я на минуту.

Перегрин вошел в шумный зал и попытался что‑ то разглядеть сквозь клубы табачного дыма. Брата нигде не было, но трое джентльменов, расположившихся за длинным раскладным столом, поздоровались с Перри.

Тот протиснулся к ним сквозь толпу.

– Кто‑ нибудь видел Себастьяна?

– Он был, но, по‑ моему, ушел, – ответил кто‑ то.

– Кажется, он сказал, что идет на Олбемарл‑ стрит, – объяснил другой. – Хочет провести поединок с мэтром Джеромом. Научиться какому‑ то новому приему.

– Спасибо, поищу его там.

Перри поднял руку в прощальном жесте и вышел на улицу, где Серена уже теряла терпение.

– Олбемарл‑ стрит, – сообщил он, снова предлагая ей руку.

– А что там?

– Фехтовальный салон мэтра Альберта. У него новый помощник. Творит чудеса с рапирой. Очевидно, Себ пошел брать урок.

Урок, который может ему пригодиться.

Серена тяжко вздохнула.

– Который час, Перри?

– Около половины четвертого.

Серена сжала губы и ускорила шаг. Если Себастьяна в салоне нет, придется действовать одной, на свой страх и риск, но что она может сделать одна? Наверное, придется просить Перегрина о помощи.

Через десять минут быстрой ходьбы они очутились на Олбемарл‑ стрит. Перегрин придержал дверь дома номер семь и проводил ее в узкий коридор, откуда шла наверх лестница.

Поднявшись, они вошли в длинную, отделанную зеркалами комнату, где фехтовали двое мужчин с засученными рукавами и в чулках. Серена хотела окликнуть Себастьяна, но Перегрин повелительно поднял руку. Пришлось ждать. Несмотря на волнение, Серена была очарована искусством фехтовальщиков. Ей казалось, что Себастьян фехтует ничем не хуже мэтра. Но тут мэтр нанес искусный удар и Себастьян, отступив, поднял руки.

– Туше, мэтр. Мастерский выпад!

Случайно глянув в сторону двери, он насторожился. Глаза потемнели от внезапной тревоги.

– Серена, что случилось? Перри?

– Не знаю, – пожал плечами брат. – Но твоей жене ты срочно понадобился.

– У нас мало времени, Себастьян.

– Для чего?

– Чтобы спасти Абигайль, конечно. Иначе с чего бы я гонялась за тобой по всему городу?

Она услышала раздражение в собственном голосе и вздохнула.

– Прости меня, я так взволнована, а времени остается все меньше.

– Дай мне минуту.

Себастьян отложил рапиру и, усевшись на скамью, которая тянулась по всей длине салона, принялся надевать сапоги, а вслед за ними и камзол.

– А теперь объясни, что происходит.

– Все это имеет отношение к субъекту в жилете, – начала Серена.

– Ты говоришь загадками, – резко бросил Себастьян. – Мне нужны факты, а не то, что ты считаешь или подозреваешь.

Серена кивнула, принимая упрек как должное.

– Есть такой человек в жилете, который выполняет самые сомнительные поручения генерала. А таких у владельца игорного заведения бывает много.

Братья молчали.

– Он приходит в дом, только когда случаются неприятности. Я видела его дважды. Вчера и сегодня. Он все утро обсуждал что‑ то с генералом. Я попросила Фланагана подслушать под дверью. Они говорили о дилижансе, резвых лошадях и частых сменах упряжек… похоже, предстоит путешествие.

– Разумное заключение, – согласился Себастьян.

– Потом генерал сообщил, что уезжает на несколько дней, и я сразу же получила записку от Абигайль.

Она протянула Себастьяну листок бумаги.

Он прочитал и нахмурился.

– Полагаешь, он намерен похитить Абигайль?

– С ее согласия, – подчеркнула Серена. – Иначе зачем она просит меня солгать? Как считаешь, все сходится?

– Абсолютно все, но зачем Абигайль соглашаться на этот план? Ради всего святого, она только что объявила о помолвке с Джонасом Веджвудом!

– Шантаж, – твердо заключила Серена. – Это любимый метод генерала. Видимо, он что‑ то раскопал и теперь намерен поживиться.

Перегрин понятия не имел, кто такая Абигайль, но остальное было ясно.

– Предположим, Серена, ты права. Куда же они поедут? – спросил он.

– Фланаган сказал, что генерал упомянул Финчли‑ Коммон, – значит, они отправляются на север. Что, если это Гретна‑ Грин?

– Похоже, нам предстоит спасать попавшую в беду девицу, – пробормотал Перри. – Может, позвать еще кого‑ нибудь на помощь?

Себастьян покачал головой.

– Финчли‑ Коммон… И Абигайль просит тебя солгать ее матери. Дело серьезное. Как по‑ твоему, Перри, за какое время дилижанс доберется до Финчли‑ Коммон?

– Часа за полтора.

– Значит, мы должны стоять в засаде в начале шестого.

– Разумно, – согласился Перри.

– В засаде? Для чего? – допытывалась совершенно растерявшаяся Серена. Она искала помощи, но, похоже, ее исключили из игры!

– Ограбление, – пояснил Себастьян, сверкая глазами. Он впервые видел выход из затянувшегося кошмара. Наконец‑ то жена будет принадлежать только ему!

– О, мы устроим мнимое ограбление в Коммон, чтобы спасти Абигайль? Прекрасная мысль!

– Никаких «мы», – спокойно возразил Себастьян.

– Я не оговорилась. Абигайль нуждается в дуэнье. Вы можете размахивать пистолетами, изображать ограбление, но я должна быть там, чтобы проводить ее домой и поддержать ложь о пребывании в моем доме. Правда не должна просочиться на свет, иначе разразится жуткий скандал.

– Серена права, Себ, – согласился Перри.

Себастьян не стал спорить.

– Только если обещаешь, что не будешь ни во что вмешиваться.

– Спасибо, муженек, – насмешливо улыбнулась она, приседая в реверансе, но он рассмеялся и пошел к двери, так что Серене ничего не оставалось, кроме как покорно идти следом.

Выйдя на улицу, братья стали совещаться.

– Верхом мы проделаем путь куда быстрее, чем в экипаже с лошадьми. Особенно по городу. Вряд ли это займет целый час. Перри, отправляйся в конюшни и приведи к дому лошадей. Я захвачу оружие.

– Я тоже возьму лошадь, и все встретимся на Страттон‑ стрит, – вставила Серена. – У вас должны быть маски. Разбойники обычно орудуют в масках.

– Мы побывали на стольких маскарадах, что в доме скопилась целая коллекция, – заверил ее Перегрин. – Не беспокойтесь, Серена, мы великолепно сыграем наши роли.

– И я тоже. Обещаю вам. Поверьте, я столько раз путешествовала тайно, что умею принимать любое обличье.

Она поспешила уйти, прежде чем Себастьян снова начнет препираться, но тот лишь покачал головой.

– Я бы не хотел, чтобы она изменилась хоть на йоту, но не думаю, что мне грозит спокойная жизнь.

– Ничуть в этом не сомневаюсь. Я иду в конюшни.

План составлен, и все тревоги Серены, казалось, улетучились. Взбегая по ступенькам крыльца, она мельком заметила чью‑ то лошадь, привязанную к перилам.

– Генерал уже уехал? – спросила она открывшего дверь Фланагана.

– Да, миледи… минут двадцать назад.

Она кивнула.

– Пошлите на конюшню за моей лошадью. Я сейчас спущусь.

– Да, миледи. Но у вас гость.

– Гость?

– Мистер Веджвуд, мэм, он попросил разрешения подождать, и я провел его в вашу гостиную.

Пожалуй, это усложнит дело…

Серена поспешила наверх и увидела Джонаса, стоявшего у окна.

– Я всегда рада вас видеть, Джонас, – начала она, – но, боюсь, не могу вас принять. У меня срочное дело.

– Насколько я понял, Абигайль поехала к вам, но вы пришли одна. Где она?

Серена вздохнула. Четырех еще не было. Записку Абигайль нашли раньше, чем предполагала девушка.

– Почему вы полагаете, будто она у меня? – пробормотала она.

– Она оставила матери записку. Я пришел к ним узнать, как она себя чувствует, и мне сказали, что она оправилась настолько, что решила навестить вас. Итак, где она?

Он выглядел расстроенным, и Серене трудно было его осуждать. Но как выпутаться из этого переплета?

– Думаю, она как раз направляется сюда, – солгала Серена.

– Но вы только сейчас сказали, что уезжаете по срочному делу, – не унимался Джонас. – Леди Серена, я всегда сердцем чувствую, когда мне говорят неправду. Случилось что‑ то ужасное, и, думаю, вы знаете, что именно!

– О черт бы все побрал! – воскликнула Серена, проигнорировав удивленное выражение лица Джонаса. – Вы правы, случилось. Но у меня есть основания надеяться, что все закончится хорошо.

– Говорите!

Он был бледен, лицо осунулось, но Серена видела, что он держит себя в руках.

Она рассказала все, наблюдая, как в его глазах недоумение сменяется недоверием, а потом и бешенством.

– Я убью его… простите леди Серена, понимаю, что он ваш отчим, но из всех подлых негодяев… Моя бедняжка, должно быть, перепугана насмерть… Я его прикончу… И будь что будет.

– Для начала вам придется встать в очередь. Это ваша лошадь привязана у крыльца?

– Да, кивнул он.

– В таком случае ждите здесь. Я сейчас.

Она оставила метавшегося по комнате Джонаса и побежала к себе. Распахнула дверцы шкафа, вынула кожаные бриджи, которые всегда носила под юбкой‑ брюками для верховой езды. Бриджи были на штрипках и заправлялись в сапожки. Жилет, куртка и, наконец, черный плащ с капюшоном довершили костюм. Она уже шла к двери, когда вспомнила о масках. Джонасу тоже она потребуется.

Серена выхватила из ящика комода две маски‑ домино и ринулась в гостиную.

– Возьмите, Джонас. Вам это понадобится, если собираетесь разыгрывать разбойника с большой дороги.

– Разбойника? – удивился юноша, взяв маску.

Серена наскоро объяснила план Себастьяна, и Джонас просиял:

– Очень мудро! Но нам нельзя терять ни минуты.

Они поскакали на Страттон‑ стрит, где Перегрин и Себастьян как раз садились на коней. При виде Джонаса Себастьян вопросительно уставился на Серену.

– Мистер Веджвуд приехал ко мне. Записку Абигайль нашли раньше, чем она ожидала. Так или иначе он едет с нами.

– Чем больше народу, тем веселее, – констатировал Перегрин. – У вас есть оружие, мистер Веджвуд?

– Оно не со мной.

– Минуту, – попросил Себастьян, спешившись, и исчез в доме.

Вернулся он с дуэльным пистолетом, который протянул Джонасу.

– Мушка немного сбита влево, так что учитывайте это при выстреле.

Джонас заткнул пистолет за пояс, и маленький отряд отправился в путь. По дороге они почти все время молчали, особенно когда пробирались по оживленным улицам города в северном направлении. Но движение уменьшилось, после того как они проехали деревню Хампстед, пересекли пустошь и подъехали к гостинице «Булл энд Буш», где часто останавливались экипажи. Себастьян вошел в гостиницу и тут же вернулся.

– Говорят, за последний час не было ни одного экипажа.

– Значит, мы их обгоняем, – заключил Перегрин, и они дружно подстегнули коней.

Неяркое ноябрьское солнце уже опускалось за горизонт, когда они добрались до деревни Финчли, рядом с которой расстилалась общинная земля, рассеченная единственной узкой неровной дорогой.

Получив ободряющее письмо Серены, Абигайль принялась сочинять записку матери. Она никак не могла объяснить, почему не спросила разрешения навестить леди Серену и к тому же отправилась на Пикеринг‑ плейс без сопровождения, поэтому постаралась ограничиться одними фактами. Родители все узнают, когда весь этот ужас останется позади.

Слеза расплылась по бумаге, и Абигайль промокнула ее носовым платком.

Она понятия не имела, как сумеет сбежать от генерала, но надеялась, что такая возможность подвернется. Ведь им придется останавливаться – нельзя же путешествовать всю ночь, не сменив лошадей. Да и самим нужно отдохнуть и освежиться. Вокруг будут другие люди. Может, она попросит кого‑ то о помощи. Не все еще потеряно.

Она сунула обличительное письмо генерала в карман ротонды, положила свою записку на комод, где ее найдут мама или Мэтти, когда придут посмотреть, как она себя чувствует, и потихоньку выскользнула в коридор. В доме было тихо. Мама в этот час обычно спала, перед тем как одеться к вечеру. Отец дремлет в библиотеке у камина, отдыхая от дневных дел. Только на кухне хлопотали кухарка и помощники.

Скоро горничные начнут зажигать лампы, сдвигать шторы, разводить огонь в каминах.

Моля Бога, чтобы Моррисон сейчас находился в буфетной, а не в передней, она на цыпочках спустилась вниз, перебежала холл, повозилась с замками и выскочила на улицу, тихо прикрыв дверь.

Была только половина четвертого, но следовало оставить несколько минут про запас, на случай если за ней погонятся, поэтому она почти пробежала всю улицу, ведущую к Беркли‑ сквер, лишь бы поскорее уйти подальше от дома. Завернула за угол, перешла дорогу и огляделась. Ни одного ожидающего экипажа. Тогда девушка зашла в сквер через калитку в ограде. Никто не заметит ее здесь.

Абигайль обошла сквер, когда закрытый экипаж въехал на площадь и остановился на улице, ведущей на Брутон‑ стрит.

Она медленно пошла к экипажу. Сердце глухо колотилось, в горле стоял тошнотворный ком. На козлах сидели двое: кучер и еще один, с короткоствольным ружьем на коленях. Форейтор ехал рядом. Когда она подошла ближе, дверца экипажа открылась.

– Вы пунктуальны, дорогая. Мне нравится такое качество в жене.

Генерал протянул руку, чтобы помочь ей взобраться.

– Садитесь и устраивайтесь поудобнее – нам предстоит долгое путешествие.

Абигайль забилась в угол, как можно дальше от своего мучителя. Она молчала, поклявшись, что не обменяется с ним ни единым словом, сколько бы ни длилось путешествие.

Хейуорд развалился на сиденье, наблюдая за ней из‑ под прикрытых век. Довольно хорошенькая, но глупенькая и наивная. Он совсем не желает ее, не то что покойную жену. Ах, мать Серены была такой красавицей, обещавшей страсть и чувственность, которыми, как он позже обнаружил, не обладала. Но в первые дни он был безумно влюблен и не мог ею насытиться. Конечно, со временем все поблекло, как это неизменно бывает. А девица Саттон… просто шанс на спасение. Как только брак будет узаконен, ее тело перестанет его интересовать.

Уже в сумерках они выехали из города и пересекли Хампстед‑ Хит, Абигайль пыталась закрыть глаза, дать мерному покачиванию экипажа убаюкать ее, но дорога оказалась чересчур ухабистой, а ее не покидали тревожные мысли. Она составляла и отвергала планы побега. Как скоро они остановятся, чтобы сменить лошадей? Это ее первая возможность, и к тому же они пока недалеко отъехали от Лондона.

Генерал не делал попыток заговорить с ней и непрерывно тянул спиртное из серебряной фляжки, которую держал в кармане пальто. Раза два Хейуорд закрывал глаза, но стоило Абигайль пошевелиться, как он тут же бросал на нее подозрительный взгляд.

Они двигались в почти полной темноте. Выехав из деревушки, экипаж стал подниматься на холм. Абигайль отодвинула кожаную занавеску, пытаясь понять, где они сейчас находятся. Было не так темно, как она опасалась. Полумесяц время от времени показывался из очередного облака, и тогда она видела усеянное звездами небо. Генерал снова глотнул из фляжки.

– Вы голодны, дорогая?

От звука этого голоса по ее спине поползли мурашки. Может, если она скажет, что голодна, они остановятся раньше? Но Абигайль все еще не могла вымолвить ни слова.

– Если голодны, под сиденьем есть корзинка. Я не хочу останавливаться на обед, пока мы не окажемся на полпути к границе.

Значит, они едут в Гретна‑ Грин. Наверное, в корзинке найдется что‑ нибудь вкусное. Абигайль вытащила корзинку, поставила рядом и подняла крышку. Сверху лежал разделочный нож. Маленький, конечно, но достаточно острый. Если он наконец заснет, возможно…

Она вынула пирог с мясом и снова отодвинулась в угол. Нет смысла морить себя голодом. Потом снова отодвинула занавеску, чтобы видеть, что творится за окном, и от этого на душе стало немного легче.

Экипаж стал спускаться вниз, постепенно набирая скорость. Абигайль различала очертания кустов и деревьев, качавших ветками на сильном холодном ветру. Вокруг никакого жилья.

Она как раз доела пирог, когда неподалеку раздался выстрел, за которым немедленно последовал другой, из короткоствольного ружья. Лошади пытались встать на дыбы, экипаж покачнулся, и на секунду Абигайль показалось, что он сейчас перевернется, но все обошлось, когда чей‑ то голос сказал:

– Присмотри за лошадьми, парень, пока они не запутались в кустах.

Генерал высунулся из окна:

– Какого дьявола?

Абигайль молниеносно спрятала нож в рукав и выпрямилась.

Дверь с той стороны, где сидел генерал, открылась, и человек в маске поставил ногу на ступеньку. В руке он держал пистолет. Но Абигайль узнала эти голубые глаза, ободряюще глядевшие на нее.

– Прошу вас выйти, сэр.

Рука генерала потянулась к карману, и в тот же момент дуло пистолета прижалось к его горлу. Владелец оружия подался вперед. Во взгляде его светилось презрение.

– Я выстрелю, сэр, можете не сомневаться.

Абигайль, застыв, наблюдала за разыгравшейся сценой. Генерал словно мигом усох, стал совсем маленьким. За спиной Себастьяна появилась еще одна фигура. Еще одна пара поразительно голубых глаз. Может, она ошиблась? Может, это не Себастьян пришел ее спасти, а кто‑ то похожий? Вернее, их двое.

– Нашему другу требуется помощь? – спросил второй человек в маске, голосом, настолько похожим на голос Себастьяна, что Абигайль запоздало вспомнила: их действительно двое!

– О, думаю, у джентльмена хватит здравого смысла не сопротивляться, – холодно бросил Себастьян, по‑ прежнему прижимая пистолет к горлу Хейуорда. – Мэм, может, вы выйдете из экипажа через другую дверь?

Дверь за ее спиной открылась, Абигайль изумленно ахнула и бросилась в объятия еще одного замаскированного незнакомца.

– Джонас, ты пришел! Это действительно ты?

– Да, любимая, это действительно я.

Он прижал ее к себе.

– Этот негодяй тебя обидел?

– Нет, он не коснулся меня, – пробормотала Абигайль и, отступив, огляделась. Еще один всадник, стройный и худощавый, тоже держал пистолет и целился в кучера, охранника и форейтора, которые старались успокоить испуганных коней.

– Это…

– Леди Серена? Да, – усмехнулся Джонас.

– Она вернется с тобой в Лондон как твоя дуэнья.

– Итак, сэр, что вы намерены делать? – резко спросил Себастьян. – Я вправе пристрелить вас. Но не думал, что вы еще и трус.

При этих словах генерал взвыл и ринулся вперед, отводя дуло пистолета. Он попытался ударить Себастьяна, но тот ловко увернулся, что позволило Перегрину шагнуть вперед и всадить кулак в челюсть генерала. Тот почти выпал из экипажа и рухнул на колени. Себастьян стоял над ним, снова целясь из пистолета.

– Предпочитаю прикончить вас шпагой. Вставайте, сэр. Я не могу стрелять в стоящего на коленях человека.

Хейуорд с трудом встал. Даже при лунном свете было видно, как он побледнел. Отряхнув пыль с камзола, он грубо спросил:

– Что происходит? И кто вы, черт побери?

Себастьян, рассмеявшись, сбросил маску.

– Я должен спросить у вас то же самое, сэр. Каким образом мисс Саттон оказалась ночью наедине с вами в экипаже, направляющемся, как я полагаю, к шотландской границе?

– Мисс Саттон согласилась стать моей женой.

Генерал сплюнул набившуюся в рот пыль.

– Неужели? Почему же тогда она решилась на побег? – мягко осведомился Себастьян. – Уверен, что мистер Саттон с радостью отдал бы руку дочери вам, если бы она согласилась.

– Возможно, генерал Хейуорд считал, что побег будет выглядеть более романтично, – вмешалась Серена. Все кончено, больше она не ответственна за судьбу Абигайль, и теперь можно не церемониться с отчимом.

Тот явно растерялся.

– Ты?! – вскрикнул он, поворачиваясь к ней. Сколько ненависти было в одном этом слове!

– Да, сэр Джордж, я. Больше вы не поступите ни с одной женщиной так, как поступили с моей матерью.

Себастьян не снимал руки с рукояти шпаги, но позволил Серене выговориться. Она нуждалась в этом, и вся сцена была словно целительный бальзам на раны прошлого. Он снял камзол, отдал Перегрину и выхватил шпагу. Но генерал, казалось, был не в силах поднять руку, словно заранее предчувствовал поражение.

– Берите шпагу, генерал.

Лезвие шпаги Себастьяна грозно сверкнуло в серебристом свете.

– Нет, – в испуге выдавила Абигайль.

– Не волнуйтесь, Абигайль, – бросила Серена, не сводя глаз с мужчин. – Себастьян – прекрасный фехтовальщик.

Хейуорд снял пальто, швырнул на землю и вынул шпагу из ножен. Он так давно не вел честную игру, но теперь ничего не оставалось, кроме как положиться на собственное умение. На этот раз не было ни запасного плана, ни трюков, ни фальшивых карт. Только шпага в руке. И он заранее знал, что противник его переиграет.

Себастьян отсалютовал шпагой, и Хейуорд последовал его примеру, ощущая, как ноет после удара челюсть. Он сделал выпад, но слишком быстрый, а потому неточный, и Себастьян, легко парировав удар, отступил, словно приглашая генерала к дальнейшему нападению.

Серена молча наблюдала, понимая, что Перегрин готов в любую минуту прикрыть брата. Генералу не позволят победить, если даже он каким‑ то чудом возьмет верх. Конечно, это не слишком благородно, зато вполне оправданно. Пусть хотя бы раз мошеннические трюки генерала обернутся против него!

Хейуорд стал драться в полную силу, но все было бесполезно. Себастьян играл с ним. У него было много возможностей для ответного выпада, который завершил бы поединок, но он предпочитал уворачиваться, наблюдая, как противник с каждой минутой все больше слабеет, все чаще вытирает пот со лба.

Генерал споткнулся раз, другой, третий и, наконец, выдохнул:

– Кончайте, черт возьми!

Себастьян кивнул, ринулся вперед, и шпага вонзилась в плечо Хейуорда. Оружие генерала упало на землю. Себастьян отступил, а его противник прижал руку к набухающей кровью ране.

– Я не желаю, чтобы ваша смерть отягощала мою совесть. От этой царапины вы не умрете. Перегрин, перевяжи ему рану, – бросил Себастьян и рванулся к тому месту, где сидела Серена.

– Все кончено, родная, – прошептал он, взяв ее руку.

– Ты молодец, – кивнула она. – Теперь я провожу Абигайль к родителям.

– Встретимся дома. Я пока что позабочусь о генерале.

– Встретимся дома, – повторила она спешившись, и он обнял ее, прежде чем поцеловать в лоб.

– Поезжайте, – велел он и крикнул Джонасу: – Помогите Абигайль сесть в экипаж. Серена проводит ее домой. Вы нужны мне здесь.

– Разумеется.

Джонас усадил невесту в экипаж:

– Завтра я приеду на Брутон‑ стрит, дорогая. С леди Сереной ты будешь в полной безопасности.

– Совершенно верно, – подтвердила Серена, садясь в экипаж с другой стороны. – А по пути вы расскажете мне всю историю, чтобы мы смогли сочинить правдоподобную сказку для ваших родителей.

Абигайль энергично тряхнула головой.

– Никакой истории. Только правду. Я не стану утаивать это от папы.

– Что же. Это ваше право. И честно говоря, дорогая, думаю так будет лучше всего.

Глава 22

К тому времени как экипаж остановился у дома Саттонов, Серена уже все знала.

– Мой отец просто не мог написать такое письмо, – страстно повторяла Абигайль – И не мог сделать все эти ужасные вещи. Но это его почерк и печать… Я точно знаю.

Она недоуменно покачала головой.

Серена читала и перечитывала обличительное письмо, прежде чем вернуть Абигайль.

– Зато я знаю, как это проделано, – мрачно буркнула она, когда форейтор опустил подножку. – Посмотрим, что скажет ваш отец.

Они вышли из экипажа и поднялись на крыльцо. Бледная, но решительная Абигайль постучала в дверь, и та немедленно открылась. На пороге стоял одетый для выхода мистер Саттон в теплом плаще и шляпе.

– Где ты была, детка? – изумленно спросил он. – Я только что вернулся с Пикеринг‑ плейс: хотел привести тебя домой, поскольку твоя мама не могла допустить, чтобы ты провела ночь в чужом доме, но мне сказали, что тебя там не было, а леди Серена и Джонас Веджвуд уехали еще днем. Что все это означает?

Он взмахнул запиской, оставленной Абигайль:

– Как ты посмела уйти из дому без разрешения? И даже без горничной! Твоя мать бьется в истерике… А что касается вас, леди Серена… какую роль вы сыграли во всем этом? Устраиваете тайные свидания между моей дочерью и Веджвудом? Я был о вас лучшего мнения.

– Все совсем не так, сэр, – поспешно вставила Серена, как только он замолчал. – Думаю, вам нужно выслушать объяснения дочери. Но не здесь. Не в передней.

Она многозначительно обвела глазами столпившихся слуг.

Уильям оглянулся на дочь: бледное лицо, глаза, полные слез…

Мистер Саттон повернулся и направился в библиотеку. Они пошли следом, и Серена плотно прикрыла дверь.

– Ну? – скомандовал он.

Абигайль молча вручила ему письмо генерала, присланное ей, и второе, от Уильяма, адресованное Говарду Баррету.

– Что это? – спросил он.

– Прочти, папа. Пожалуйста, – хрипло прошептала она.

Он нахмурился, но развернул письма, и лицо из недоумевающего стало разъяренным.

– Какого черта?

Он взглянул на Серену.

– Что вы знаете об этой… клевете? И какова ваша роль во всем этом? Вы втерлись к нам в доверие, чтобы сотворить это?!

– Нет‑ нет, папа. Леди Серена спасла меня от генерала, и не имеет с этим ничего общего! – воскликнула Абигайль.

Серена покачала головой:

– Абигайль говорит правду, мистер Саттон. Признаюсь, я догадывалась, что сэр Джордж охотится за состоянием вашей дочери. Но я не помогала ему. И подружилась с Абигайль, чтобы защитить ее от него.

– Почему вы не сказали мне? – допытывался он, все еще не успокоившись. – Я бы остановил его.

Серена прикусила губу.

– Я оказалась слишком самоуверенной, сэр, вообразив, что смогу в одиночку помешать сэру Джорджу. Я предвидела все его планы и считала, что сумею разрушить и этот.

– Она спасла меня, папа. Она, и мистер Салливан, и его брат, и Джонас. Они остановили экипаж на большой дороге, как настоящие разбойники.

– Господи, – ошеломленно пробормотал Уильям. – Разбойники?

– Это казалось единственным правильным решением, сэр, – пробормотала Серена извиняющимся тоном. – Но времени не оставалось. Нужно было перехватить экипаж, пока они не успели отъехать далеко от Лондона. Как только мы узнали, что они направляются на север…

Она осеклась, видя гнев и досаду в глазах Уильяма.

– Гретна‑ Грин, – утвердительно бросил он.

– Если не считать часа, который она провела наедине с генералом, причем никто, кроме нас, не знает об этом, Абигайль все время была со мной, как она и написала в своей записке. Ее репутация не запятнана.

Уильям глубоко вздохнул, словно подогреваемый страхом гнев наконец оставил его.

– Я не писал этого… – глухо сказал он. – Но это моя рука и моя печать. Как… как… Как, черт побери, ему это удалось?

– О, я могу объяснить, – отмахнулась Серена. – Генерал коллекционирует… вернее, крадет всякие ненужные безделушки. Готов прикарманить все, что, по его мнению, может быть использовано в будущем.

Она подняла лежавшую на письменном столе печать мистера Саттона.

– Вот это например. Он собирает печати. Простой оттиск печати на куске воска – и этого достаточно, чтобы сделать дубликат. В один прекрасный день он остался один в вашем кабинете здесь или в Брюсселе и сделал оттиск. А может, и в вашем присутствии. Одно небрежное движение руки – и все готово.

– Да, – окончательно растерялся Уильям, – а мой почерк?

Серена пожала плечами:

– Там, где речь идет о подделке, генералу нет равных. Если у него был образец вашего почерка… а ведь вы иногда посылали ему записки, не так ли?

Уильям мрачно кивнул.

– В таком случае ему ничего не стоило подделать почерк. Может, эксперта он не одурачил бы, но кому придет в голову искать эксперта? Обычно он достаточно хорош для тех, кого стремится обмануть.

Уильям тряхнул головой, словно пытаясь ее прояснить.

– И вы участвовали в этом воровстве и обмане?

– Не по своей воле, – просто ответила она. – Но у меня нет… не было места, куда идти. И никакой помощи, кроме собственного ума и воли. Только так я и спасалась, сэр.

И Уильям сумел расслышать в ее словах горькую правду.

– Где сейчас генерал? Его нужно поставить перед судом.

– О, мистер Салливан вынудил его драться на дуэли и ранил в плечо, – впервые вмешалась Абигайль, застенчиво глядя на Серену. – Но не думаю, что он сделал это ради меня.

Серена слегка улыбнулась.

– Вы почти угадали, Абигайль. Дело в том, что мистер Салливан, мой муж, отомстил за нанесенное вам оскорбление.

– Чудесно! Я знала, что так будет! – воскликнула Абигайль, захлопав в ладоши от восторга. – Я сразу поняла, что вы созданы друг для друга. Вы давно и тайно женаты?

– Не очень давно, – возразила Серена.

– Что же, вас можно поздравить, – сухо заметил Уильям. – Полагаю, это означает, что отчим больше над вами не властен.

– Да, именно так, сэр.

– Но что же делать с генералом? Если он такой негодяй, скоро наверняка найдет новую жертву.

– Не найдет, если окажется в долговой тюрьме! – объяснила она.

Уильям неожиданно насторожился.

– О чём вы?

– Закладные на Пикеринг‑ плейс находятся у графа Бредфорда. Если его убедить подать их ко взысканию…

И неожиданно ее осенило!

– Нет, я придумала кое‑ что получше. Если его убедить продать закладные вам, сэр, вы немедленно подадите их ко взысканию. Действовать нужно быстро, пока генерал не оправился от раны. Уверяю вас, все кредиторы немедленно набросятся на него как стервятники. Долговременное пребывание в Маршалси или Флите будет прекрасной местью, не находите?

Уильям призадумался. Наконец его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Вы коварная женщина, леди Серена. Но наказание действительно достойно преступления. Я навещу Бредфорда завтра же…

Но громкий стук в дверь не дал ему договорить.

– Кого это принесло, черт возьми? – пробормотал хозяин и шагнул к двери библиотеки, но она с грохотом распахнулась. На пороге стоял Себастьян, щеки которого раскраснелись от холода, а глаза решительно блестели.

– Я пришел за своей женой, – без обиняков объяснил он. – Тебя не оказалось дома, Серена.

– Мистер Салливан! Входите, входите! – Уильям протянул руки гостю. – Я действительно ваш должник и не знаю, как отплатить вам за доброту.

– Не сейчас, сэр, – отрезал Себастьян. – Я пришел за женой. Ей давно пора перестать заботиться об интересах посторонних людей и уделить мужу хоть немного времени. Пойдем, Серена.

Он взял ее за руку и притянул к себе.

– Я устал гадать, где твое истинное место.

– Себастьян! – воскликнула Серена, когда он потащил ее к двери, так что она едва не споткнулась. – Ты ведешь себя невежливо! Нужно попрощаться с хозяевами!

– К дьяволу вежливость! – бросил он, не замедлив шага. Его лошадь была привязана у крыльца. Себастьян немедленно подсадил Серену в седло, а сам сел сзади и прижал к себе жену.

Вскоре они уже ехали на Страттон‑ стрит.

Серена не протестовала, да и не собиралась.

Остановив коня у дома, он спешился, снял с седла Серену и поскорее повел в дом, велев по пути Барту отвести лошадь в конюшню. Мальчишка выбежал из дома, натягивая на ходу безрукавку.

В доме вдруг стало очень тихо.

Себастьян повернул Серену к себе лицом, не спуская с нее пристального взгляда, чуть приподнял ее подбородок и твердо сказал:

– Все кончилось, любовь моя. Доверься мне. Отныне мы друг для друга всё на свете. Плохие времена миновали. Теперь я твой меч и твой щит.

Слезы жгли глаза, и Серена заморгала, чтобы не заплакать. И, как всегда, погладила его по щеке:

– Я не слишком хорошо фехтую, зато метко стреляю.

Он улыбнулся, вытер соленую каплю с ее щеки и повторил:

– Отныне мы друг для друга – все на свете.

– Все на свете, – кивнула Серена.

Эпилог

Две молодые женщины сидели на широком подоконнике и, склонив друг к другу головы, тихо беседовали о чем‑ то в гостиной Блэкуотер‑ Хауса на Аппер‑ Брук‑ стрит. Когда дверь неожиданно распахнулась, обе подняли глаза: две пары глаз, одна темно‑ фиолетовая, другая – светло‑ нефритовая. Две головы: одна тициановская, другая – черная как вороново крыло.

– Что‑ то вы не засиделись за портвейном, – улыбнулась леди Блэкуотер. – Даже удивительно!

– Себастьяну не терпелось вернуться к жене, – пояснил Джаспер.

– Это правда, Кларисса.

Себастьян долго смотрел на Серену, наслаждаясь этим волшебным словом «жена».

– Но кроме того, нам пора нанести обязательный визит дядюшке Бредли. Он еще не знаком с моей женой.

– Но знаком с дочерью фаро, – деловито напомнила Серена, хотя взгляд, обращенный на мужа, был нежен. – Тогда он меня не запугал, и тем более не запугает сейчас.

– Не завидую я этому разговору, – содрогнулась Кларисса. – Омерзительный тип. В жизни не встречала более злобного человека, чем виконт. Он действительно радуется, когда окружающим плохо.

– Я тоже пойду, если хотите, – предложил Перегрин. – Составлю вам компанию.

– Разумеется, – охотно согласился Себастьян. – Бьюсь об заклад, Серена старому отступнику не по зубам, но чем больше людей будет присутствовать при разговоре, тем лучше.

– Ты тоже едешь, Джаспер?

Граф поразмыслил над вопросом жены.

– С одной стороны, единый фронт и превосходство в численности могут несколько разбавить концентрацию зла, а с другой – мне не хочется покидать тебя на целый вечер, любовь моя.

– О, я буду счастлива от сознания, что мне не придется ни секунды терпеть общество виконта, – спокойно объявила Кларисса, – Поезжай с ними, Джаспер, а потом расскажешь, как Серена побила старика в его же игре.

Серена хихикнула и встала:

– Учту, дорогая, что сегодня моя главная цель – развеселить тебя.

– Я пошлю на конюшню за экипажем. По крайней мере прибудем со всей помпой!

Джаспер вышел в переднюю отдать указания Крофтону, и через полчаса Серена и трое братьев уже сидели в дорожном экипаже, медленно продвигавшемся по лондонским улицам к Стрэнду, где жил виконт Бредли.

– Так где сейчас ваш отчим? – осведомился Джаспер. – Я слышал, он потерял дом на Пикеринг‑ плейс.

Серена кивнула. Ее план удался как нельзя лучше. Уильям Саттон с радостью выкупил закладные у графа Бредфорда за гораздо большую сумму, чем они стоили, после чего немедленно предъявил их ко взысканию, выселил генерала из дома, и, как предсказывала Серена, кредиторы немедленно набросились на должника. У него не осталось времени для побега, и Уильям при поддержке армии кредиторов добился решения суда, по которому генерала Хейуорда посадили в долговую тюрьму Маршалси.

– Насколько я знаю, генерал до сих пор сидит в Маршалси.

– И скорее всего останется там в обозримом будущем, – довольно заметил Себастьян. – Если, конечно, не расплатится с долгами, а это крайне сложно сделать, находясь в бездне долговой ямы. Сомневаюсь, что он когда‑ нибудь увидит свет дня.

– За что я искренне благодарна, – добавила Серена. – И Пикеринг‑ плейс выставлен на продажу… О, да мы приехали!

Экипаж в самом деле остановился. Джаспер выглянул наружу.

– Да, мы на месте. Будем надеяться, что старик в настроении принять визитеров.

Он распахнул дверцу, вышел и предложил руку Серене:

– Мэм…

– Спасибо, милорд.

Она встала рядом с Джаспером. Соблюдение формальностей было шуткой. После свадьбы Джаспер и Перегрин приняли Серену как любимую родственницу, а Кларисса стала ее лучшей подругой, тем более что обе были связаны любовью к мужчинам семьи Блэкуотер.

Дворецкий виконта открыл дверь и мельком взглянул на Серену.

– Милорд, джентльмены, мадам… мне придется пойти посмотреть, принимает ли сегодня виконт. Не хотите ли подождать в другой комнате?

– Как пожелаете, Луи.

Джаспер сделал знак спутникам, и они неспешно последовали за слугой.

– Прошу прощения, милорд, кто ваша дама?

– Леди Серена Салливан, – безмятежно ответил Джаспер.

– Моя жена, Луи, – добавил Себастьян, на случай если тот что‑ то упустил.

Луи просто кивнул, словно его ничто уже не могло удивить, и открыл двери соседней со спальней виконта комнаты.

Серена с любопытством огляделась. Комната походила на музей: темная, роскошно обставленная антиквариатом, среди которого при ближайшем рассмотрении обнаруживались довольно странные вещи.

– Эротика? – с некоторым лукавством осведомилась Серена.

– О, ты и половины всего не знаешь! – воскликнул Себастьян. – Считай тебе повезло, что виконт вряд ли покажет свои мемуары.

– Почему вряд ли?

Серена ошеломленно уставилась на статую, изображающую слившихся в объятии нимф.

Братья переглянулись.

– Думаю, он решит, что мемуары не произведут на тебя ожидаемого эффекта, – осторожно объяснил Себастьян. – До нашей женитьбы он вполне мог это сделать. Теперь его вряд ли заинтересует твоя реакция.

– Позже ты объяснишь мне более подробно, – потребовала Серена.

В комнату вошел Луи.

– Его светлость уделит вам несколько минут, джентльмены.

Во главе с Джаспером они вошли в спальню. Несмотря на холод за окном, здесь было невыносимо жарко. В камине пылал огонь, шторы были сдвинуты. Виконт сидел в кресле у камина, закутанный в халат на меху. Колени прикрывала меховая накидка. Ноги были подняты на оттоманку. У локтя стоял бокал с бренди. В тени за креслом маячила черная фигура отца Косгроува, секретаря виконта.

– Так‑ так… неожиданное удовольствие. Все мои племянники и леди Серена, чтобы подсластить пудинг!

Виконт сел чуть прямее и поднял к глазам лорнет.

– Итак, племянничек, это и есть та шлюха, на которой ты женился?

– Леди Серена Кармайкл оказала мне большую честь, согласившись стать моей женой, сэр, – бесстрастно сообщил Себастьян.

– Большая честь… Брось нести вздор, мальчик.

Виконт обратил лорнет в сторону Серены.

– Да, она вполне способна дочиста обыграть кого угодно. И как она в постели? Стоит того, чтобы жениться? Недаром я подумывал побороться с Бредфордом за нее.

Серена дала знак Себастьяну молчать, прежде чем присела в настоящем придворном реверансе.

– Вы слишком высоко цените меня, сэр. Вы и в самом деле считали, что за меня стоило побороться?

Подозрительно прищурившись, он воззрился на Серену.

– А вы так не думаете?

Серена покачала головой.

– Я никогда не считала себя военным трофеем, милорд. Нужно нечто куда большее, чем фехтовальное искусство или толстый кошелек, чтобы завоевать меня. У вашего племянника оказалась та валюта, перед которой я не устояла. Впрочем, я сомневаюсь, что вы понимаете, о чем я.

С ее языка только что яд не капал. В голосе звенели жесткие нотки. Она чувствовала, что каждым словом уничтожает память об отчиме и тех унижениях, которым он подвергал ее и мать.

Лорд Бредли уронил лорнет и обратил взор на Себастьяна.

– Значит, ты считаешь, что этим фарсом, который называешь женитьбой, удовлетворил условия завещания?

– Сэр, как только сейчас напомнила Серена, вы назвали мою жену шлюхой, которую могли бы при желании купить. Теперь она леди Серена, жена Себастьяна Салливана. И больше не продается. Понять не могу, почему эти факты не удовлетворяют условиям завещания.

– Я тоже не понимаю, – вставил Джаспер.

Виконт плотно сжал губы, но не счел нужным продолжать тему. Его опять переиграли. Но факты действительно говорили в пользу племянника. Пришлось обратить внимание на Перегрина, стоявшего немного позади остальных.

– А как насчет тебя, мальчик? Никто из вас не получит наследства, если ты не выполнишь условия завещания.

Перегрин низко поклонился.

– О, поверьте, сэр, я их выполню.

Тон его был вполне беззаботным, но взгляд голубых глаз словно пронизывал дядюшку.

– Если сумеете продлить свое существование до тех пор, пока мемуары не будут закончены, думаю, что в свое время представлю вам спасенную мной душу.

Джаспер снова переглянулся с Себастьяном, который сложил губы так, словно хотел присвистнуть. Они впервые услышали о возможной кандидатке, но к намекам Перри следовало относиться серьезно.

Виконт раздраженно махнул рукой.

– Я собираюсь умереть еще до утра, – объявил он. – Косгроув, черная ты ворона, я желаю написать собственный некролог.

Священник подошел к секретеру и очинил перо.

– Я к вашим услугам, милорд.

Гости без особых любезностей покинули комнату, и виконт, неожиданно потеряв терпение, рявкнул:

– Убирайтесь, Косгроув! Вы мне не нужны.

Священник поклонился и бесшумно выскользнул за порог. Виконт продолжал смотреть в огонь, вертя в руке бокал с бренди. В глазах стыло выражение отрешенности, словно он думал о том времени, когда впереди была вся жизнь, когда он верил, что сможет выбрать собственный путь и любить кого пожелает. Совсем как его племянники. Эти женщины, на которых они женились… что они собой представляют? Он желал отомстить за погубленную жизнь, но, глядя на Джаспера и Себастьяна, видел, как они счастливы. Да и женщины безумно влюблены. Похоже, пытаясь отомстить ханжескому семейству, так жестоко уничтожившему его юношескую любовь, он просто помог племянникам найти свою судьбу. Найти любовь, которую поддержит его состояние. Если, конечно, Перегрин приведет жену прежде, чем мрачный жнец явится за его дядюшкой.

Губы виконта скривились в иронической усмешке. Он давно знал, какие шутки играет жизнь с самыми выверенными планами, с самыми тонкими расчетами.

* * *

Экипаж довез Серену и близнецов до Страттон‑ стрит, прежде чем вернуть Джаспера жене. Перегрин направился к гостиной.

– Выпьем чего‑ нибудь на ночь?

Серена покачала головой и стала подниматься наверх.

– Я не стану. Спокойной ночи, Перри.

– Мне тоже не хочется.

Себастьян последовал примеру жены. Теперь, когда Серена жила здесь, между ними и Перри все время ощущалась некая неловкость.

Когда дверь за ними закрылась, Себастьян обнял Серену:

– Слава Богу, и это испытание закончилось.

– Да, – согласилась Серена. – И ради Перри и меня, нельзя ли поехать туда, где светит солнце?

– Рим? Венеция? Куда ты хочешь поехать?

Серена поколебалась.

– Венеция… но сначала я хотела бы вернуться в Шотландию, на озеро у моего дома, где мы плавали на лодке.

Себастьян насмешливо покачал головой.

– Шотландское нагорье в разгар зимы, любимая? Я думал, ты хочешь солнца.

– Очень. Но сначала мне нужно найти себя. Ту, которой я была, прежде чем пришел генерал и отнял все.

Она коснулась его губ кончиком мизинца.

– Прежде чем я смогу стать, по‑ настоящему стать той, кто я сейчас, нужно найти потерянное. Это единственный способ освободиться от всего дурного, что поселилось во мне. Ты понимаешь, любимый?

– О да, милая, понимаю.

Себастьян крепко обнял ее.

– Но ты также должна знать, что я люблю ту, кем ты была, и ту, которая есть сейчас, и ту, кем станешь. Я обнимаю тебя, Серена, любовь моя, и принимаю такой, какая ты есть.

Его поцелуй подвел итог этим горячим, идущим от сердца словам.

[1] Так именовались женщины – профессиональные игроки, разумеется, в светском обществе не принимаемые. – Здесь и далее примеч. пер.

[2] Старинная игра в кости.

[3] Веджвуды – производители знаменитого английского фарфора и фаянса.