Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Берман Александр 9 страница



- Наш камень кажется гладким, но он шершавый, и ноздреватый, толкаешься и идешь... Нет, не жмись к камню, выпрямись.

Он бежит вверх по крутому камню, и вот он уже метрах в пяти надо мной.

- Это считалось когда-то высшим классом - пока боялись попробовать. Попробуй сам.

И я пробую - бегу по красноватому монолиту, каждым шагом-толчком поднимаю себя - и усаживаюсь рядом с Седым.

А мимо нас идет по " Катушке" воскресный поток людей, обгоняют друг друга, прыгают. Девочка остановилась, потеряла толчок - рука поползла. Парень, пробегая мимо, прижал ее руку к камню, остановил и подтолкнул вверх, а сам, потеряв скорость, изогнулся и прыгнул куда-то вбок. Рядом с нами другая девочка кричит кому-то вниз, разговаривает, а сама чуть-чуть двигает ногами, двигается все дальше на крутизну, хочет кого-то внизу увидеть.

- Эй, подружка, упасть хочешь? - прерывает рассказ Седой.

- Нет, я держусь.

- Все так думали.

На этом простейшем ходе мне трудно сразу различить, кто опытный столбист, а кто новичок. Раньше у столбистов была форма. Я помню расшитые узорами жилетки, фески с украшениями, просторные шаровары, красные, синие, желтые кушаки и на ногах - галоши. На скалах галоши неизмеримо удобнее современных кед и тапочек: тонкая резиновая подошва с мелкой насечкой; особенно хороши остроносые галоши: они обтягивают все пальцы от большого до малого, не оставляя опасной пустоты. Галоши просто и остроумно крепятся на ноге тесемочкой. Когда красноярцы впервые появились на соревнованиях скалолазов в Ялте, их галоши подверглись насмешкам. Теперь же многие скалолазы ходят в галошах.

Кушак был тоже утилитарен. Длинная штука сатина, иногда десятиметровой длины, обматывалась вокруг талии и при необходимости заменяла веревку. Кушаки и галоши были общеприняты, но при жилетках и фесках, в полной форме появлялись лишь немногие. Сначала годами учились ходить по скалам, а потом надевали форму и были готовы в любой момент лезть сложнейшими и опаснейшими ходами и просто так, чтобы доказать принадлежность к касте и чтобы помочь беспомощно повисшему на стене человеку (на людных скалах это бывает часто).

Облачиться в форму без оснований было равносильно позору или самоубийству. Это была высокого достоинства форма, добровольная, никем не пожалованная. Но появилось на Столбах хулиганье, и местные власти, не мудрствуя лукаво, стали срывать со всех жилетки, кушаки, фески. Старые столбисты не любят рассказывать об этом: " Бог с ней, с формой, Столбы-то остались".

Вот парень лихо откуда-то с высоты прыгнул на узкую площадку, где мы стоим. За ним, лицом к стене, медленно спускается девушка. Парень здоровается с Седым; он, оказывается, сегодня за день " излазил насквозь галошу". Они с Седым рассматривают галошу. Девушка молча спускается, она уже низко, но прыгать боится, сгибает, сгибает колени (натянутые джинсы, металлические заклепки на задних карманчиках), парень занят галошей; девушка прыгает, качнулась к обрыву, но устояла, парень весь подобрался, но не протянул руки, девушка гневно оборачивается к нему: " Ты чего?! " (белые волосы, огромные накрашенные глаза).

И продолжается обсуждение галоши.

Седой говорит:

- Люблю " Первый" столб, здесь всегда много народу. Ходы забиты, а кому-то надо спешить; вот и лезет сбоку. Один пройдет, другие увидят - тоже за ним. Вот и пошли всякие задачки-фокусы. Их тут тьма, и хочется всюду пролезть, людей посмотреть, себя показать, сочетая приятное с полезным. Как-то собралось много ребят, и мы здесь лазали, лазали, за пять лет столько не налезаешь, и все друг перед другом. Вот тогда Санька и прошел здесь вниз головой.

- Он хорошо ходит?

- Нет, средненько, а взял и прошел. Мало кто до сих пор повторил его...

Я никак не мог уловить момент, когда его рассказ переходил в иллюстрацию действием. Это случалось мгновенно. И в этот раз, не успел я запротестовать, как уже вижу подошвы его галош, вытянутую шею, светловолосую голову, широко расставленные руки с растопыренными пальцами, и он уходит от меня вниз головой, по круто наклоненной плите, обрывающейся в пропасть. Вдруг из карманов у него посыпались монетки - мелочь, зазвенели, покатились по плите, бесшумно пропадая за краем. Часть монет застряла в щелях, и Седой со смехом, все так же вниз головой, стал подбираться к ним. Седой вылез наверх, но не успел я опомниться, как Художник пошел через " Гребень Бифа" (Беляев Иван Федорович, учитель, прошел его когда-то давно; очень опасный ход). Художник, не расставаясь с сигаретой, легко одолел первую часть хода, но, вылезая нам навстречу, вдруг остановился. Он водит руками по камню, выкинул сигарету, несколько раз приподнимает локти, расслабляя мышцы. Седой говорит, сидя рядом со мной: " Вот отсюда уже точно смерть, никаких ему случайностей". Художник виден нам по пояс. Он расслабляет руки, он глубоко дышит, он стоит в трех метрах от нас. Мы удобно сидим на камне. Седой перестал рассказывать и ждет. Художник нашел зацепки, толкнулся, перелез через камень, сел с нами рядом и спросил:

- А от чего руки трясутся: от страха или от напряжения?

Мы спускаемся с " Первого" столба ходом " Вопросик". Седой впереди, показывает мне ход. Вот здесь и есть вопросик, нужно спрыгнуть вниз на небольшой выступающий камень - устоишь или нет? Виден обрыв до самой земли, и маленькие фигурки людей, и тренировочная скала-малютка " Слоник". На " Слонике" много народу, ветер доносит снизу голоса.

Седой уже спрыгнул, освободил мне место. Он вытягивает руку в моем направлении, а потом ведет ее к камню, приглашая прыгнуть, совсем как дрессировщик в цирке. Он что-то мне говорит, но уши уже залепил страх. Вернуться?! И вдруг мутный толчок в голове, и неожиданно прыгаю, мгновение вижу себя в полете; встал на камень. Не успел отойти - прыгает Художник. Сверху вываливаются длинные ноги и летят на меня; шарахаюсь в сторону. Художник встал на камень четко. Седой ведет нас дальше.

Я описываю эти сцепы и думаю: не будут ли восприняты мои слова как призыв к лихачеству, к лазанью по скалам без веревки.

Думаю, что нет. И невозможно, чтобы подобный призыв вообще возымел действие. Последствия падения со скалы слишком очевидны, и любые слова, сказанные по этому поводу, ровным счетом ничего не меняют в оценке опасности, свойственной любому нормальному человеку.

Примеры опасны и заразительны там, где опасность не очевидна, например на лавинных заснеженных склонах. С виду эти склоны так миролюбивы, и в абсолютном неведении, под ярким солнцем, улыбающийся и счастливый идет по ним турист и сует голову в мешок смерти (мало утешения, что лавины называют " белой смертью" ).

Поэтому, например, о горнолыжных путешествиях нужно писать осторожно.

Вообще риск вслепую - бессмысленное занятие. Это удел либо ленивых телом - " обходить далеко, рискнем... ", либо ленивых мыслью - " авось вывезет... ". В слепом риске человек не противопоставляет трудностям и опасностям свою волю, силу, мастерство.

Иное дело на прочных скалах. Здесь все очевидно. Хотя, конечно, бывает, люди падают со скал.

В Красноярске я разговаривал с Верой Казимировной Гудвиль. Она на Столбах с девяти лет.

- И Вова, мой сын, на Столбах с девяти лет. Я тогда работала инструктором скалолазания и доверяла ему водить " Катушками" на " Первый" отдыхающих из санатория, и еще парнишка с ним был, маленький такой Бекас... Какой ваш любимый ход? Вы ходили " Уголком" на " Перья"? Эх, жаль, уже неделю радикулит, я бы сводила вас. " Уголок"! Я лично любила " Уголок", он пришелся по мне, он выносит, выталкивает, тут-то и борешься за жизнь (лицо радостное, смеющееся). Нас испортила веревка. Теперь идешь, думаешь лучше бы с веревкой.

В пятидесятом году Вера Казимировна стала чемпионкой города по спортивному скалолазанию. В течение следующих пятнадцати лет она была сильнейшим скалолазом города, края, побеждала на матчевых встречах городов. С пятьдесят первого года в одной команде с ней стал выступать сын Вова.

- Вот в шестьдесят первом году, в Ялте, на всесоюзных соревнованиях, я заняла третье место, и Вова тоже. Мы эти кубки получили, вот этот мой, а это Вовин, или наоборот, не помню.

В 1965 году Вера Казимировна была участницей команды, победившей в соревнованиях на приз Евгения Абалакова. Ей тогда было 48 лет.

- Я любила технически сложные трассы, чтобы маленькие зацепки, где щелка красивая, вертикальные переходики; это ведь не пожарный спорт, чтобы по лестнице бегать. " Митра" - страшная. Раньше не было страшно, а веревка появилась - теперь страшно. А " Уголок" я и сейчас люблю. Вроде бы как по мне он пришелся: идешь врасклинку, и руками, и ногами упираешься, и все по-разному, а он тебя выталкивает из угла вон, на простор (на простор! ).

На следующий день, под вечер, прямо из города мы отправились на " Дикие" Столбы. Мы бежали, потому что темнело, а впереди двадцать километров тайги. На " Дикие" лазают редко, что и привлекло меня.

Ребята, хорошо тренированные альпинисты, бежали по тайге, как лоси. И успевали еще на ходу говорить о больших горах, о том, как однажды шли много часов подряд и как было тяжело, - обычные разговоры. Хорошо, что эти ребята еще не знают, думал я, что тяжело в походе в единственном случае, а именно если ты слабее всех. Однажды со мной такое случилось, и я три года потом " выздоравливал". А сейчас я бежал за этими ребятами, и сердце стучало радостно и ровно, как в лучшие времени.

Мы были на " Диких" уже в полной темноте. Непривычно и страшно ходить ночью по скалам. Наконец мы поднялись в " Грифы". На площадке, под самой вершиной скалы, стоит бревенчатый домик. Бревна сюда поднимали снизу лебедкой. Дом красив и удивительно точно вписан в профиль скалы. Как хорошо после ночного лазанья войти в замкнутую безопасность дома и прилечь на широкие нары!

Спрашиваю Витю Янова, который привел нас в " Грифы": разбиваются ли настоящие столбисты?

- Редко очень, не чаще, чем мастера-альпинисты. Есть ведь внутреннее чувство, подсознательный точный расчет. Хороший столбист лезет только тогда, когда может уверенно пройти ход. Вот Абалаковская щель, ведет она на " Коммунар" прямо снизу. Считалось, что Евгений Абалаков прошел ее когда-то. Но это неизвестно, точно мы не знаем. Лучшие скалолазы пытались пройти ее со страховкой, и не удавалось. И был на Столбах парень, Симочка. Он однажды пошел по щели без страховки, просто так, и взял ход. Это все видели.

- Симочка лучше всех ходил?

- Не знаю. Симочка ходил легко, ну, вот совсем без напряжения, и улыбался всегда. И со скалы он не мог упасть. Он был мотористом катера. Он погиб не на Столбах. Я написал его имя на " Митре": " Владимир Денисов".

Вот Дуся Власова, сама бы она никогда не упала. Но на " Токмаке" застрял приезжий альпинист из Перми. Внизу было много парней, но полезла Дуся, она ходила лучше всех. Не успела она подойти, как пермяк сорвался и сшиб ее, вместе и полетели, там было не очень высоко, пермяк здорово разбился, а Дуся упала удачно - сломала ногу. Через неделю пришла на Столбы на костылях и взошла на " Первый" по " Катушке". Потом ее на другие столбы ребята подняли на руках.

Дусю я видел накануне. Она сидела на камне под " Вторым" столбом. Седой заулыбался, потрепал ее по коротким красно-рыжим волосам.

Ребята сказали " Дуся Власова", подразумевалось, что все на свете знают Дусю Власову.

Я помню старшего брата Дуси - Виктора Власова; чуть ли не с младенчества он был на Столбах, букварь на скалах читал. Он ходил по скалам с великой небрежностью, с гитарой, спускался сложными ходами вниз головой. На " Коммунар" он залезал с самоваром, с дровами, раздувал самовар голенищем, жарил блины, и не каждый мог зайти к нему в гости, хотя он приглашал всех. Говорят, он широкой души человек, любому мог отдать все, что у него было. Он не мог упасть со скал, и другие при нем не падали. Потом он подолгу жил в Столбах, собирал грибы, ягоды. Его почему-то прозвали Гапоном. Шесть лет назад, в прошлый мой приезд на Столбы, я сидел с ребятами возле костра. Из темноты вышел высокий парень. По чуть уловимо дрогнувшей атмосфере у костра я понял, что это Гапон. Он тихо сел в стороне и не лез с разговорами, а потом спел песню об одиночестве на скалах.

Я слыхал, что Гапон считался комендантом Столбов, но ребята говорят, что это брехня. Ни комендантов, ни королей на Столбах никогда не было и не будет, потому как не может быть королей среди королей.

На " Втором" на голой стене, в стороне от ходов, с дореволюционных времен начертано слово " Свобода". Буквы не старятся, их подновляют. Перед революцией на Столбах вывешивали красные флаги. Однажды ночью кто-то поднял флаг на " Большой Беркут". На эту скалу и днем не смогли залезть. Полицейские расстреливали флаг снизу.

Про " Большой Беркут" мне рассказал Витя Янов. Он говорит, что по Столбам ходят и ночью, потому что обычные хода коротки, их запоминают на ощупь. На спор столбисты ходят с завязанными глазами. Были случаи, когда старые столбисты, придя с войны ослепшими, ходили по скалам на память, без подсказок. Но Витя говорит, что ходить ночью в одиночку трудно. Он рассказывает, что мальчишкой на спор залез в темноте на " Токмак" и в доказательство оставил на вершине ножик. И теперь уже много лет каждую весну снова в одиночку ночью поднимается он на " Токмак", чтобы убедиться и обрадоваться тому, что еще не стареет. " Большой Беркут" - сложнейшая скала. Витя Янов - художник-профессионал, он сделал гравюру " Флаг на Беркуте".

Я рассказал уже, как шел с Седым и Художником по простым приятным " Катушкам", но умолчал, что этот приезд на Столбы начался с испытания, нелегкого для моего самолюбия. Но теперь я чувствую, что должен все-таки рассказать, как попытался подняться на " Митру". И дело не в том, что ночь в самолете прошла без сна и что, едва придя на Столбы, я увидел парня и девчонку, только что упавших со скалы, и я их тоже нес на самодельных носилках... Нет, на сей раз я приехал сюда, чтобы написать о Столбах, и готовился подсмотреть на себе острое ощущение риска. Вот так и полез на " Митру", движимый не просто азартом, и, уже идя по стене " Митры", попросил вдруг страховочную веревку, Сергей Прусаков, мастер спорта по альпинизму, невозмутимо ждал, пока я обвяжусь веревкой. И я вновь полез по стене, волнуясь, думая обо всем на свете, кроме хода, которым иду. Неожиданно я увидел Сергея сбоку и выше, он обошел меня по стене, по другому ходу, а потом моментально зашел с другой стороны, без хода, прямо по стене, совершенно немыслимым образом. Я такого не видел никогда, я забыл, что все это - на стене " Митры", и удивлялся, и с интересом высматривал, на чем же он держится и что из этого выйдет.

В этот раз на вершине " Митры" я не испытал никаких эмоций. Спустился опять со страховкой, развязался, веревку скинул. Далеко внизу, прямо из тела стены, виднелись зеленые ветки березок и кедров, или, как со странным ударением сказал Сережа, кедрушек. Сверху по стене шел Художник. Он перепутал зацепки. Он явно застрял. Одна нога не находила опоры, другая угрожающе задрожала.

Сергей заговорил с ним почти грубо:

- Возьмись за зацепку, меняй ноги, ты что глупишь, упасть хочешь?

Толя нашел зацепки, добрался до щели, крепко заклинил в нее руку. Дальше произошло нечто для меня совершенно необъяснимое. Художник без передышки опять прошелся по зацепкам вверх и потом опять по ним вниз.

- Вот сейчас правильно, - сказал Сережа.

Дальше мы шли " Леушенским" на " Второй" столб. Я уже иду нормально, без страховки (для Столбов это нормально). Щель узкая, но она как бы постепенно раскрывается, и идешь в вертикальном желобе, и нет этой открытой свободной пустоты, и спокойнее. Сергей рядом. Его уверенность, непонятная, странная, начинает даже раздражать меня. Появляется капризная мысль: а что он будет делать, если я попытаюсь сорваться. Потом, уже на спуске, я, обнаглев, прыгаю, и нога чуть скользит. Сергей останавливается, он медленно говорит, что это недопустимо совершенно, этого никогда не должно быть. И я начинаю понимать правила игры, по которым я обязан быть внимательным и аккуратным предельно возможным для себя образом, тогда об остальном позаботится он, Сергей, и эти ребята. Я подумал, что вообще исконно-естественно для человека быть предельно-внимательным, а за четкость своих движений отвечать жизнью. Цивилизация отучила нас от этого. И искалечила. А человек подсознательно стремится к риску и придумывает его. Только мне претила бы коррида, равно как и острая соревновательная игра с себе подобными. И злоба при этом неминуемая; может быть, и она естественна, но мне несимпатична. А на скалах все чисто.

Спрашиваю Сергея: как же он, альпинист, рискует водить новичков по скалам без веревки? И что можно сделать, если в метре от тебя человек срывается и падает вниз?

- А дело не в веревке, - отвечает Сергей. - Я вижу, когда человек собирается упасть и можно подойти к нему и подставить руку, ведь нужно совсем немножечко поддержать, копеечное усилие, потому что на Столбах человек сам держится, и еще как держится!

На третий день утром я уходил со Столбов. Я шел один по пустой тропе и, подойдя к " Митре", остановился, еще раз прочитал на скале две надписи: " Владимир Денисов, Сима, 1939-1962" и " Цедрик Алик, 1947-1968".

Про Симочку я уже рассказывал. А что я знаю про Алика Цедрика? Он был, говорят, заурядным столбистом, на " Митру" ходил, но один - никогда. И однажды в будний день, возвращаясь с ребятами со Столбов, Алик отстал. А ребята подумали, что он ушел вперед, что он уже в городе. Его нашли через три дня лежащим у подножия " Митры"...

Он отстал, чтобы одному пойти на " Митру". И ребята решили написать его имя высоко на скале, рядом с именем Симочки, который не мог упасть.

Я вдруг подумал, что улечу сегодня в Москву, и кто знает, когда еще вернусь сюда.

Взойти в этот раз на " Митру", и притом самостоятельно, мне было важно. Я был один у подножия скалы, я не стремился к этому - уж так случилось.

Я пошел по скале. У качающегося камня остановился, потом сел на него верхом, стал смотреть вниз... Наконец решил, что падать не собираюсь, что сейчас выйду на стену...

И тут пошел дождь.

А в дождь на " Митру" лезть нельзя, и я обрадовался дождю как избавлению.

Крымские связки

Кто же откажется побывать в солнечном Крыму, когда в Москве дождливая осень? Я решил лететь. Но было неспокойно, потому что в отплату за эту поездку предстояло написать статью о скалолазании. Когда я в первый раз побывал на крупных соревнованиях, то легко написал о них. Но потом никак не получалось. Казалось бы, что? Экзотики хоть отбавляй. Но скалолаз идет вверх, охраняемый веревкой, и жизнью не рискует. Кто он по духу: акробат, альпинист или бегун? Да и как вообще получилось, что в среде альпинистов возник этот спорт - гонки на скорость по скалам? Как решились на это кощунство - на открытую борьбу человека с человеком в горах?

Автобус сквозь дождь несет меня к аэропорту. А в воспоминаниях я уже в солнечном краю скалолазов.

... С верхней дороги на Ласпи, откуда видна морская ширь, но не видно берега, сбегаю по тропке. За последним поворотом - скалы, брызги, летящие вверх, и аккорды моря. По низовой, утрамбованной колесами дороге бежит навстречу спортсмен. Ближе... Это спортсменка. Я прибыл - здесь скалолазы. В каменном доме иностранцы, наши среди зелени в " бунгало", мы в сарайчике под склоном, где мне заняли железную кровать. Жара. Только я успел переодеться полегче, слышу голос: " Я узнал, что ты здесь! " - и врывается невысокий загорелый человек с волосами цвета сухой травы и солнца. Седой! Он хватает меня. Под его хиповой рубахой железные руки и плечи.

- Пожаловал, - говорит он, - наконец! Сколько лет, сколько зим! Ну, теперь заживем. Надо только мне выиграть этот чемпионат. Идем скорее.

- Давай искупаемся в море, - попросил я.

- Моря ты не видел? Надо скорее смотреть скалу. Я хочу, чтобы ты все понимал. Сейчас идет машина...

Красноярцев несколько. Среди них Губанов и Кыля. В Англии Губанов спас швейцарку Риту Верили. Он поднялся к ней быстро и без страховки, как ходят столбисты. О нем писали в английских газетах, а потом и у нас. Шурик Губанов часто находится около иностранцев, старательно представляя бывалого европейца, а потом сам над собой потешается. Мы с ним купаемся и прыгаем со скалы. И не понятно еще, что ему важнее - его скалолазное чемпионство или лихой прыжок в море просто так.

- Спорт - игра, спорт - веселая история, полная жаргонных словечек и воспоминаний, праздник высоты, - он быстро и много раз подтягивается, зацепившись за острый выступ, и говорит, говорит, проглатывая слова, ему говорить скучно, потому что мысли уже улетели вперед.

Кыля - Николай Молтянский. Среди красноярцев он сейчас законодатель. Я с ним не был знаком, хотя на Столбах меня водили в его избушку на " Грифы".

- Так это ты? - говорит он и протягивает руку. И вдруг широко улыбается. У него рука большая, твердая, с гладкими, стесанными о скалы подушечками пальцев. А улыбка... Я уже не могу оторваться от Кыли, будто прилип. Он знакомит меня с Деминым и рассказывает его историю:

- Демин не столбист, с детства на скалы не ходил, как Седой, Шурик Губанов или я. Он уже студентом был, когда полез " по-черному" и чуть не " созрел". Ему подвели веревку. Он успел ухватиться. Повис. Потом пошел зачем-то по ней вверх. Потом вдруг бросил ее и опять по скале " по-черному". От такой наглости мы с Шуриком Губановым обалдели. Ну и забрали его. Он с первых недель начал ходить превосходно. А сейчас... сам увидишь. И еще я тебе скажу: надежнее его на страховке нет. Меня как-то упустили, и я падал. Спас горнолыжный навык - рулил, как на крутяке, и изловчился попасть на полку. С тех пор я не скалолаз - страховке не доверяю. Это болезнь. Но Демин вылечит меня, когда он страхует, я спокоен.

Кыля теперь тренер. Он повел меня на скалы. Мы по карнизам поднялись довольно высоко, к площадке, где прилепилась сосна. Там на стене висела веревка, наверху перекинутая через блок. Я надел пояс. Кыля мне показал маршрут. Я огляделся и подумал, что если сорвусь, то вот на этой полке не задержусь, а уйду вниз.

- Иди.

Я стал подниматься как мог быстро. По инерции прошел несколько метров и застрял.

- Срывайся!

Я отпустил серую жесткую стену, и она рванулась вверх. Море повернулось вокруг и закачалось. Солнечный блеск охватил меня со всех сторон, а стена уже стояла рядом неподвижно. Я нашел зацепки, и веревка ослабла.

- Ты не веришь страховке, - услышал я снизу. - Иди!

Я пошел опять вверх, отталкиваясь ногами, не думая, что будет в следующий миг, и почему-то не падал. Скала открывала мне свое непомерно вытянутое светло-серое каменное лицо. Но вот я опять остановился.

- Срывайся!

Защемило внутри. Падение. Закачался. Стена удаляется... приближается. Смотрю вниз. С удивлением думаю, что не страшно.

- Ты не веришь страховке! Иди выше!

Мне теперь все равно - что выше, что ниже. Я рвусь вверх, не заботясь о том, чтобы удержаться. И тут на меня налетает вихрь восторга. Это длится целые минуты, и ни секунды я не стою. И вдруг, совершенно не заметив, как это произошло, повисаю.

- Вот теперь не боишься...

- Я освободил тебя от страха, - сказал Кыля, вытирая рукавом пот. Теперь тебя можно тренировать. Но учти: пока что ты лез не сам. Это я тебя поднимал.

- Да, я понимаю.

- Нет, не веревкой.

- Да, я понимаю. А ты можешь так же поднимать ребят, когда они идут?

- Тебя-то легко, ты не освобождаешь сам свою силу. А они... они и так идут на пределе. Пойдем смотреть.

Те соревнования проводились на скале Хергиани, на Старой Крымской дороге, над Мухолаткой.

Идут парные гонки. Четыре очерченных ограничительными шнурами маршрута уходят вверх: справа - два женских, слева - мужские.

Поиск зацепок глазами вверх-вперед. Запомнить, как прошел предыдущий. В памяти записать сотни движений, жестов, ускорений, чтобы за считанные минуты точно проиграть их силой своих рук и ног.

Порядок номеров - по жеребьевке. Первым номерам идти труднее (судьи выбирают незнакомые трассы, и тренировка на них запрещена). Но там, где все прошли, вдруг кто-то идет по-иному и выигрывает. Шахматная задача на ходу стремительный блиц.

Я нахожусь у старта женщин, но вижу сразу четыре маршрута.

Гегечхори Мадонна (Тбилиси) и Ферапонтова Вера (Красноярск). Обе маленькие, быстрые. На секунду опустил глаза, а когда взглянул снова... Ого, как они уже высоко! И достигли верхней отмотки. Мчится вниз, скользя по веревке, Ферапонтова. Валерий Балезин на правом мужском маршруте заканчивает спуск и вновь устремляется вверх. Вот он дошел до " Крокодила" (название участка скалы) и скрылся за его боком. Я снова вижу Валерия через пару минут. Маттерман Джон (США) и Корнес Хорхе Мигуэль (мастер спорта из Крыма). Мигуэль быстро ушел вверх. Джон идет медленно, аккуратно, по-альпинистски... Новая женская пара: бронзовый призер прошлого чемпионата Галина Краснополева (Красноярск) и Юлия Турманишвили (Тбилиси), серебряный призер. Вдруг застыли, прилепились рядом, и ограничительная веревка висит, поделив между ними скалу... Мигуэль закончил подъем и пошел на спуск, Джон подходит к щели... Застывшая женская пара двинулась. " Юля! Галя! Девочки! Побежали! Ножками! " - кричит гора (читай - кричат зрители). Галя и Юля - в стремительном движении вверх. Джон вывалился из трещины и повис на страховочном тросе...

Дейкхауз Герт (Нидерланды) и Кендо Кензи (Япония). Зрителям интересно, притихли. Но отвлекают женщины, у них острее.

Джанетски Джейн (США), Куршакова Валентина (Днепропетровск). Джанетски резко и мощно пошла вверх, обгоняет Куршакову. Валя мягче, пластичнее, видно, что она увереннее соперницы. Она обходит Джейн. Зрителям нравится американка: " Джейни! Джейни, молодец!.. " Валя наверху. Джейн на сложном участке. Висит... висит мужественно, упорно. С громким шуршащим звуком пролетающей в карабин веревки спускается, будто рушится, мимо нее Куршакова. И Джейн срывается в этот момент.

Восхитительный шум наполняет меня. Какое мне дело, кто они такие и что такое скалолазание, если это весело и красиво! Мне совсем не надо страха за себя или за них. Кровожадный инстинкт спит. Спокойной ночи, сенсационные опасности! Опасностей и так много. Вот, например, на этой сглаженной дождем дороге, по которой разогнался огромный автобус-мастодонт, несущий меня к аэропорту.

... А память рисует картинку. Мелькание цветов, запахов, слов... Я вижу усталого парня. Он только что спустился и медленно снимает обвязку. Его не захватывает общий ажиотаж, но ему не скучно, у него свои мысли. Мне хочется заговорить с ним.

- Где самое трудное место?

Он показал мне куда-то вверх взглядом больших глаз цвета неба.

Пытаясь проследить его взгляд, я спросил:

- Где?

- Вон там трудное место, - сказал он и подошел ко мне. - Левее щелки и кустика веточку видишь?

- Не вижу.

- Тогда смотри вдоль моей руки.

Я припал щекой к его плечу, как к ложу ружья, и увидел участок серого камня, и вдруг так близко! Мышцы заныли, я начал поднимать руку и задержал вдох...

Он опустил руку и засмеялся:

- Что? Почувствовал?

- Да.

Какой-то фокусник-волшебник. Целый день я невольно разыскивал этого парня, по больше его не видел.

К скале подходит Анатолий Ферапонтов - Седой. Первые метры - один сплошной прыжок. Четкие, как тиканье часов, мелькающие удары ног, зацепы рук. Гора кричит: " Седой, Седой, лепи! " Он возносится вверх в невыразимо буйном азарте. И сейчас же из гущи деревьев с громоподобным звоном гитары взметнулась песня красноярцев. Музыкальный ритмизированный крик, подстегивающий, подгоняющий, взлетел к верхнему ярусу Крымской Яйлы, спугнул птицу, и она кружит... Толя прыжками проходит " Слона", " Слон" отделен от " Крокодила" гладкой плитой с тонкой трещинкой. Кончики пальцев, балетные носочки галош, он бежит вдоль трещины, словно ищет местечко, где хватит сил разорвать камень. (Вот так он подбегал ко мне на Столбах, когда я зависал, и легким движением руки или точным словом решал мой конфликт со скалой. ) Нависающий участок " Блин". Теперь движения вкрадчивые, ни на секунду не прекращающиеся, подстерегающие. И снова бросок. И встал ногами на " Блин". Теперь Толя бросается на последние финишные метры! Есть! Контрольная отметка! Я с ним, там на скале, хотя вижу его лишь маленькой фигуркой. Вот она, радость зрителя! Я аплодирую. Толя не экономит лишнего метра: он хорошо вышел над отметкой, прочно встал, застегнул веревку на спуск и, оттолкнувшись, летит к нам на землю.

Секундометристы сообщили: " У Анатолия Ферапонтова лучшее время из 36 предыдущих участников! "

Через 10 минут Шура Губанов перекрыл время Седого, при полных баллах за технику.

На трассе чемпион страны ленинградец Виктор Маркелов. Он высокий, длинные руки, ноги, широкая амплитуда движений. Невозможно представить иным ни единого жеста. Так совершенна может быть лишь невольная красота, когда нет заботы о том, чтобы ее показывать, когда она сама возникает из ритма осмысленных действий, на которые пошел гигантский труд. Завороженный, смотрел я на плавный взлет Маркелова.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.