|
|||
Конец первой книги! 12 страница– Спасибо, Госпожа, – выдохнула та, и, словно придя в себя, более профессиональным тоном произнесла, – Что я могу сделать для вас? Для вашего гостя? – Дай, пожалуйста, белую повязку. И мой чемоданчик. Черный. После очередного реверанса, девушка ушла, и тотчас вернулась с простым, белым платком и небольшой коробкой, похожей на чехол для флейты, разве что, намного длиннее. Взяв белую повязку, Сатерлин обернула ее вокруг бицепса Зака. – Это еще что за… – " Восьмой Круг" позаимствовал у старой гвардии систему сигналов повязками и флагами, – объяснила Нора, – мы ее несколько изменили для адаптирования под здешнюю специфичную клиентуру. Повязка может нести как сигнальный, так и информативный смысл. Вот эта белая означает, что ты СМ девственник, который только хочет посмотреть. Такая повязка должна держать волков на расстоянии. – Должна? – скептически спросил Истон, – мне, правда, нужен стоп‑ сигнал? Простого " нет, спасибо" будет недостаточно? – Поверь мне, Зак, без этой маленькой защиты, у такого ослепительного красавчика, как ты, внизу возникнут большие проблемы. – Разве не красный является лучшим стоп‑ сигналом? – спросил он, совершенно не желая называться " девственником". – Красная повязка сигнализирует о том, что ты увлекаешься играми с кровопусканием. – Ого, понятно. – Может быть и хуже, – сказала Сатерлин, закончив фиксировать ткань вокруг его руки, – может быть и коричневая. – И что означает этот цвет? Она лишь обменялась с молодой девушкой заговорщическими взглядами. – Держать волков на расстоянии… мне следует волноваться, Нора? Она не ответила. Открыв со щелчком чемоданчик, она достала довольно внушительно выглядящий черный стек с белым плетением. Отшагнув назад, Сатерлин повертела им с пугающей ловкостью, и, резко взмахнув, ударила стеком о свою обтянутую кожаной юбкой голень. Эхом отдавшийся в коридоре звук походил на выстрел. – Кингсли Эдж был первым человеком, давшим мне в руки стек. Это было подобно поднесению меча королю Артуру. Она подмигнула девушке, которая только и могла, что благоговейно улыбаться. Истон старался не закатить глаза. Мысль о том, что Норе везло с женским полом больше, чем ему, вводила в уныние. – Пойдем, Закари, – сказала она, постукивая стеком по своей кожаной юбке. – Да, Госпожа, – ответил он с небольшой долей иронии. Поворачиваясь, Сатерлин остановилась на полушаге, – Скажи мне свое имя, – приказала она девушке. – Робин, – ответила та. – Ох, маленькая птичка, – промурлыкала Нора. Протянув руку, тыльной стороной ладони она погладила пылающую щеку молодой девушки. – Я запомню, – и, опустив руку, отошла. Сатерлин вызвала лифт, дверь которого тотчас открылась. Они вошли внутрь, и Истон увидел, что на панели была всего одна кнопка с указанием движения вниз. – Этот лифт едет только вниз? – Очевидно, что так. Рукоятку своего стека Нора держала в правой руке, а ременный наконечник в левой и Зака посетила мысль, что она несла его, как скипетр. Даже ее поза, обычно откровенная, но не вызывающая, изменилась. Вздернув подбородок, и выпрямив спину, она держалась, как королева. Ей было к лицу это высокомерие. – Тогда, как мы выберемся? Сатерлин посмотрела на него, словно озвученная мысль никогда не приходила ей в голову. – Думаю, никак. – Та девушка преклоняется перед тобой, но она не в курсе, что ты писательница. Откуда она тебя знает, Нора? – Внизу меня знают все. Ах, точно, отвечу на ранее заданный тобою вопрос, – произнесла она, когда лифт замедлился, – да, тебе следует волноваться. Истон услышал приглушенное трение лифта, собирающегося с рывком остановиться. Дверь открылась. Повернувшись лицом к ожидающей за дверьми темноте, Сатерлин тихим голосом произнесла, – А теперь мы устроим чудовищный тарарам. Шагнув вперед, она пересекла порог. Когда она исчезла в непроглядной мгле, Зак позвал ее по имени и, вцепившись в протянутую назад руку, вслепую позволил ей утащить себя в бездну. Несколько мгновений спустя, его глаза привыкли и он отступил назад, когда понял, что пошатываясь стоял наверху крутой лестницы. Но Нора двинулась вперед, затем вниз, и у него не осталось иного выбора, кроме как последовать за ней. Истон почувствовал музыку до того, как услышал. Этот грохот примитивной симфонии жестокости ударил ему прямо в грудь. Сатерлин спускалась по лестнице, и ему пришлось довериться ей, так как он едва различал под собой собственные ноги. Когда они оказались на полпути, снизу раздался оглушающий рев узнавшей Нору толпы, а как только они добрались до последней ступеньки, ей в ноги стали кидаться полуголые люди. Она проходила мимо них, одних отпихивая, других пренебрежительно отгоняя своим стеком, словно мух. Чем жестче она с ними обращалась, тем больше они перед ней стелились. Оглядевшись, Истон увидел образы, которые могли воспринять его глаза, но не разум. Над ним висели высоко вздернутые и зафиксированные тела. Обтянутая в кожу женщина, подтащив мужчину к кресту, привязывала его, в то время как рядом, выстраивалась очередь из желающих поучаствовать в его наказании. На безостановочно вращающемся колесе, в распятой позиции была привязана обнаженная женщина, которую хлестал огромных размеров мужчина. Еще одна женщина, обездвиженная Х‑ образной распоркой, оказывала свои услуги с головы до ног облаченному в винил – кроме находившейся у нее во рту части его тела – мужчине. Сквозь весь этот влажный, пламенный ад, Сатерлин ступала, не моргая, не вздрагивая, не оступаясь ни на один шаг. Она с легкостью порхала, держась над этой темной водой, с горящими, словно охваченными огнем глазами. Зак подумал, что этот взгляд можно было увидеть за много миль. Нора тянула его за собой через толпу обожателей, в сторону открытой лифтовой шахты из сварочного железа, располагающейся на другой стороне уровня. Охраняющий лифт мужчина, своими габаритами был, примерно, с дом, и носил ковбойские кожаные " наштанники" и шипованный собачий ошейник. Переложив стек из правой руки в левую, свободной Сатерлин ударила громилу по лицу с такой силой, что ее редактора передернуло. Истон двинулся вперед, готовый принять возмездие охранника, но тот попросту улыбнулся и, поклонившись, отступил назад. Нора вошла в лифт, следом за ней поспешил и Зак. – Какого черта сейчас произошло? – потребовал он, ссылаясь на пощечину. – Пароль, – ответила она. Двери закрылись, и лифт поехал наверх. Для безопасности, Истон придвинулся к черной стене, однако Нора стояла на самом краю, посылая воздушные поцелуи завывающей и ликующей внизу толпе. Лифт поднял их на три уровня, и они оказались в баре, стилизованном под Старый Свет, где всюду стояли черные, лакированные столы, в центре которых располагались бледно‑ желтые свечи, плавящиеся и капающие воском на блестящую поверхность. Позади бара с невообразимым ассортиментом напитков, висело огромное зеркало. Все еще раздававшийся шум толпы, заметно стих. Барная часть открывалась на манер балкона и Зак, по‑ прежнему, мог видеть творившийся внизу хаос. Сатерлин подвела его к находящемуся посередине бара столику. В ожидании, она встала у своего стула, который буквально через несколько секунд, выдвинул оказавшийся рядом с ней парень с темными глазами, мускулистым телом и низко сидящими кожаными штанами, – Присаживайтесь, Госпожа, – сказал он, – если вам угодно. Рассмеявшись, Нора повернулась к нему лицом. Улыбаясь, он выжидающе встал перед ней на колени. – Гриффин Рэндольф Фиске, – радостно признав, сказала она. Положив конец стека парню под подбородок, Сатерлин заставила его встретить свой взгляд. – Какого черта ты делаешь на этом уровне, ты, распутный Дом? – Просто смотрю, как пресмыкаются все остальные, – отозвался Гриффин, проведя рукой по своим почти черным волосам. Истону было очевидно, что даже стоящий на полу, в коленопреклонной позе друг Норы не был сабмиссивом. Он предположил, что парню было порядка двадцати пяти лет. Красивый, загорелый, с татуировками вокруг обоих бицепсов, Гриффин, видимо, был близким другом Сатерлин… очень близким. – Кого ты разозлил на этот раз? – она щелкнула по маленькому серебряному замку, свисающему с его ошейника. – Как обычно. Нора покачала головой, – Знаешь, Сорен обладает правом отозвать твой ключ, Грифф, – предупредила она, бессознательно вертя стек своими ловкими пальцами. – Да, но я тебе нравлюсь, значит, он этого не сделает. Она стрельнула в него косым взглядом, под которым скрывалась улыбка. – Ты мне не нравишься. Я тебя терплю. – Ага, два месяца назад, в Майами ты оттерпела меня до полусмерти. Сатерлин усмехнулась, – В тот день я была необычайно терпелива. – В те выходные, – поправил Гриффин, – а что это за голубоглазик? Зак испугался, осознав, что теперь все внимание парня было приковано к нему. – Мастер Гриффин Фиске, познакомьтесь с моим редактором, Закари Истоном, – представила она их друг другу. – Приятно познакомиться. Истон подался вперед, чтобы обменяться с Гриффином рукопожатием. Но вместо этого, парень поцеловал середину его ладони, и Зак одернул свою руку назад. – Он шикарный, Нора. Как и его сексуальный акцент. Ты его уже трахнула? Сатерлин пожала плечами, – Просто отсосала. У Истона возник внезапный порыв придушить Нору. – Отсосала у британца? – спросил Гриффин с некоторым беспокойством, – а ты еще более бесстрашная сучка, нежели я. Без обид, – сказал Гриффин, поворачиваясь к Истону, – у меня фобия на крайнюю плоть. – Зак еврей. Парень одобрительно кивнул, – Мазаль тов. – Гриффин, ты собираешься принять наш заказ в ближайшее время, или мне придется кое‑ кому сообщить, что ты не выполняешь свои обязанности? – Ваш заказ, Госпожа. Я весь во внимании. – Зак, ты что‑ нибудь хочешь? А он что‑ нибудь хотел? Прямо сейчас Истон хотел сесть в Астон Мартин и отправиться прямиком домой. Он думал, что до женитьбы на Грейс у него была бурная жизнь – десятки любовниц, секс в машинах, в парках, однажды в туалете с подружкой невесты во время свадебного торжества, дважды с дочерью своего декана в университете… множество пьяных, разгульных ночей, за которыми следовали усталые, но счастливые пробуждения. Но ничего, из когда‑ либо сделанного им, не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило прямо у него на глазах. Мимо их столика, мужчина, примерно, его возраста тащил за волосы девушку не старше двадцати пяти лет. Кинув ее на пол лифта, он поставил ногу ей на затылок. Гриффин и Сатерлин даже не удосужились посмотреть в их сторону. – Что‑ нибудь, что введет меня в кому, – решил Зак. – Сегодня никакой комы. В " Восьмом Круге" разрешается максимум, два напитка, – сказала Нора. – Максимум два напитка? – Гриффин, объясни, – приказала Сатерлин. – Видишь ли, голубоглазик, – начал тот, все еще стоя на коленях, – этого места, в действительности, не существует. Никто не знает, что здесь находится. Ни копы, ни информационно‑ поисковая система, никто, кроме членов клуба, а у чувака, который заправляет этим клубом, так много компрометирующего дерьма на каждого из нас, что мы не посмеем проболтаться никому извне. Поэтому, чтобы избежать ненужных разборок, здесь мы ведем себя крайне прилежно. Никаких наркотиков, немного алкоголя, и стоп‑ слова, стоп‑ слова, стоп‑ слова. – То есть, – два напитка, максимум, – резюмировала Нора, – лучше возьми покрепче. – Джин‑ тоник, – назвал Истон первый крепкий алкогольный коктейль, который пришел ему на ум. – Просто минеральной воды, – сказала Сатерлин. – Ого…, – воскликнул Гриффин, темно‑ карие глаза которого заискрились весельем, – кажется, кто‑ то сегодня хочет поиграть. – Встал. Пошел, – приказала Нора, и, подпрыгнув, Гриффин встал на ноги таким движением, которое Зак видел только в редких фильмах с элементами кунг‑ фу. – Такой придурок, – сказала она, смотря как парень уходит, – думает, что он секс‑ ниндзя. – Твой друг? – спросил Истон. – Приятель по клубу. Но он такой болтун, что мне приходится затыкать его кляпом каждый раз, когда мы трахаемся. Милый, правда? – Очаровательный. Он…, – Зак не закончил предложение. – Бисексуал. Настоящий. – Неужели было необходимо рассказывать ему о том, что… – Что я тебе отсосала. Тебе же понравилось. Проехали, – ответила она, когда мимо их столика прошествовала девушка с пушистым хвостиком, удерживающимся способом, о котором Истон даже не хотел думать. На нее Сатерлин и вовсе не отреагировала. – Когда‑ нибудь слышал про Джона Фиске? – Конечно. Председатель фондовой биржи, правильно? Твоему другу он приходится… – Ага, это младший, – сказала Нора, указав на Гриффина, – семья Фиске – это новые деньги, старые деньги, большие деньги. С рождения Грифф обладает самым нереальным трастовым фондом в Нью‑ Йорке. Он частенько выводит Сорена из себя. Сорен обладает очень острым чувством собственного достоинства. Гриффин… не очень. – А кто владелец клуба? – Кингсли Эдж – ближайший друг Сорена. То есть, ближайший, когда Сорен не хочет его прибить. Кинг хозяин заведения, но Сорен – главный Дом, поэтому во время своего присутствия, заправляет именно он. Сорен может приказать кому угодно сделать что угодно, и они это сделают. В клубе все Доминанты классифицируются по опыту и степени влияния. У Гриффина счастливое число семь. – А кто номер два? Откинувшись на спинку стула, Сатерлин щелкнула пальцами и показала на себя, – Я. У Истона от потрясения округлились глаза. – Ты? – Знаешь, Зак, это не игра. Я не просто об этом пишу. Я в этом живу. Я Домина – Доминант женского пола. Нас таких мало. Большинство Верхних – мужчины. Технически, я свитч, потому как и подчиняю, и подчиняюсь, но если я пришла к тебе, приготовься сказать “Ой”. Я в этом не просто хороша – я в этом великолепна. В данных кругах я известна своими навыками владения плетью, так же, как и в правильном мире известна своими навыками владения пером. – Боже правый, – выдохнул Истон. – В этом нет необходимости. Можешь просто называть меня " мэм", – подмигнула ему Нора. Посмотрев на нее, Зак понял, что она говорила сущую правду. Он знал, что Сатерлин была в каком‑ то смысле извращенкой, но до этого момента, даже не мог представить, что она слыла живой легендой. Неудивительно, что со дня их знакомства, Нора его так пугала – она, действительно, была опасной. – Ваш джин‑ тоник, – Гриффин вернулся к их столику с напитками, – и ваша минеральная вода, Госпожа. Что‑ нибудь еще? – Да, – сказала Сатерлин, – на колени. Гриффин снова расположился у ее ног. – Закари, Гриффин демонстрирует первоначальную позу раба. Он сидит на коленях, а руки лежат на широко…, – сказала она, и, поставив ногу парню между ног, раздвинула их, – разведенных бедрах. Очень хорошо, раб. – Благодарю, Госпожа. – Раб, перечисли моему гостю первое правило СМ, действующее в " Восьмом Круге". – Причинять боль, но не вред, Госпожа. – Второе правило. – Всегда уважать стоп‑ слово, Госпожа. – И третье правило? Прежде чем ответить, Гриффин посмотрел на Истона, – Никакого ванильного секса…, Госпожа. Нора расплылась в широкой улыбке, – Хороший мальчик. Пока ты свободен. Но оставайся поблизости. Поднявшись на ноги, Гриффин наклонился, – Я останусь так близко, что тебе покажется, будто я внутри тебя, – произнес он громким шепотом, чтобы Заку было слышно, и укусил ее за шею. Истон постарался проигнорировать это. – Причинять боль, но не вред? – спросил он, – в чем разница? – Причинять боль – это оставлять синяки внешние, – Сатерлин изящно отпила своей минеральной воды, – причинять вред – оставлять синяки внутренние. Если ты мазохист, для тебя боль равна любви. Такому человеку делаешь больно тем, что не делаешь больно. – Ты мазохистка? – спросил Истон, заинтересовавшись, помимо своей воли. – Не совсем, – почти робко улыбнулась Нора. – Не все, практикующие СМ истинные садисты или мазохисты, во всяком случае, не на патологическом уровне. С Сореном мне нравилось подчиняться боли. Хотя, я обожала непосредственное подчинение, а не саму боль. Однако, реальных мазохистов можно пересчитать по пальцам. Честное предупреждение – с ними играть почти также опасно, как и с садистами. – Предупреждение принято. Ты не похожа на тех, кто там находится, – кивнул он на нижний уровень. – Те люди врачи, адвокаты, биржевые брокеры, политики, всех не перечислишь. Если я не похожа на них, то только потому, что у меня нет работы, как таковой. Между прочим, раньше я играла на нижнем уровне. Временами он напоминает Содом и Гоморру. Сегодня понедельник, поэтому игра несколько скучная. – Ты говоришь " играть", как‑ будто это, действительно игра. Но там людям, по‑ настоящему, делают больно, Нора. – Для тебя, мой чопорный, английский редактор, я могу привести одно слово – регби. Истон поежился. Регби – такой же жестокий вид спорта, как американский футбол, только без всей этой экипировки. – Многие думают, что мы сумасшедшие, Зак. Некоторые даже думают, что мы – воплощение зла. Но я свитч и была по обе стороны от плети. Я знаю, тебе не понять, но для большинства из нас, это и есть любовь. Сорен причинял мне боль, потому что любил, потому что, таким образом, мы показывали друг другу свою любовь. – Звучит ужасающе. – Ужасающий – последнее, что можно сказать про Сорена. Опасный – да. С этим я согласна. Но СМ опасен лишь тогда, когда ты играешь с тем, кому не доверяешь, или когда забываешь свое стоп‑ слово, – сделав паузу, она посмотрела в потолок и улыбнулась. Истону показалось, что в ее глазах промелькнуло нечто, похожее на воспоминание. – Помни, что бы ты ни делал, Зак, не забывай свое стоп‑ слово. – А что это такое? – Стоп‑ слово – это твое спасение. Важный секрет СМ – последнее слово остается именно за сабмиссивом. Твое стоп‑ слово может быть каким угодно – попкорн, сипуха – любое, не используемое во время сессии. Если тебе нужно проинформировать Верхнего о своем желании полностью прекратить происходящее, ты произносишь свое стоп‑ слово. – Разве нельзя сказать " стоп"? – Большинство нижних получают неописуемое удовольствие от чувства подавления и реального доминирования. Господь свидетель, даже я. В СМ " стоп" не означает " стоп". Это всего лишь часть сессии. В клубе нужно иметь стоп‑ слово. Оно есть у всех. Кроме Сорена, конечно же. – Почему кроме него? Ухмыльнувшись, Сатерлин закатила глаза, – Потому что Сорен никому не подчиняется. Давай. Можешь выбрать что угодно – улицу, на которой ты вырос, любимое блюдо, второе имя любви всей твоей жизни. Выбрал? – Да, конечно, – сказал Истон, остановившись на первом слове, которое пришло ему в голову, – Кале. – Город во Франции? – Oui. – Bien. Я запомню. Если я буду давить настолько сильно, что тебе, действительно, понадобится спасаться, просто произнеси это слово, и все прекратится. Фразы, вроде, " Нет, Нора, не думаю, что это хорошая идея", редко на меня действуют. – Я заметил, – Зак сделал глоток своего джин‑ тоника. – Значит, моя писательница самая популярная Домина в Нью‑ Йорке. Нора улыбнулась, – Зак, я самая популярная Домина в…, – начала она, затем закрыла свой рот. Казалось, что она прислушивалась, наклоняя голову из стороны в сторону. – Ты это слышишь? – спросила она. Истон прислушался, – Я ничего не слышу. Сатерлин медленно вдохнула и выдохнула, – Твою мать, – вскочив с места, она понеслась к балконной части бара. Зак последовал за ней. – В чем дело? – спросил он. Гриффин встал позади них и Истон услышал хохот парня, – Остановите меня, если слышали этот анекдот – как‑ то в СМ клуб наведались священник, раввин и грифон… – Вот поэтому я затыкаю тебя во время секса, Гриффин, – практически, прорычала Нора. – Ты привела в клуб чужака, – возразил он, – чего еще ты от него ожидала? – Я ожидала, что Кинг будет держать язык за зубами. – Ты знаешь, что он отчитывается перед высшими силами. – Нора, – раздраженно произнес Зак, – пожалуйста, скажи мне, что происходит? Сатерлин повернулась к нему, и он увидел в ее глазах неподдельный ужас, – Сорен. – Сорен? – повторил Истон и посмотрел вниз. Наверху лестницы, через которую они с Норой вошли, стоял мужчина. Поначалу Истону не удавалось различить его очертаний. Все, что он заметил – это его внушающий рост, его невероятное присутствие. С появлением Сорена, вся активность затихла. Мужчина медленно и властно спускался по ступенькам. Весь мир для него остановился. Царящий на уровне хаос замолк. Казалось, что все, и всюду – включая Сатерлин – задержали дыхание. Прищурившись, Зак присмотрелся к бывшему любовнику Норы. В одеянии мужчины он заметил нечто странное. – Зак, мне нужно было тебе сказать. Мне многое нужно было тебе сказать. – Сорен…, – произнес Истон в абсолютном потрясении, – Он священник? – Мой священник.
Глава 19
Истону мгновенно вспомнились сотни намеков и подсказок из разговоров за последние несколько недель. Бывший любовник Норы Сатерлин, до сих пор преследующий ее, словно призрачная тень, был католическим священником. И если бы не страх в ее глазах и ужас в его желудке, он бы рассмеялся. – Зак, посмотри на меня, – приказала Сатерлин, и он отвел взгляд от разворачивающейся на нижнем уровне сцены. – Все в порядке, – произнес Истон, пытаясь ее успокоить. – Нет, не в порядке, – возразила Нора, – он здесь не случайно, и, вероятно, причина его появления не самая хорошая. Если он позовет меня, я должна буду пойти с ним. У меня нет выбора. – Конечно, у тебя есть выбор, – запротестовал Зак. Сатерлин замотала головой. – Не здесь. Правило клуба. Гриффин? – Да, моя Госпожа страшного миража? – отозвался тот, явно получая неописуемое удовольствие от чрезмерного волнения Норы. – Если сможешь, мне нужно, чтобы ты остался с Заком. Только не выпускай его из виду. Это приказ. – Я возьму все в свои руки. И его тоже, если он мне позволит. – Он тебе не позволит, – сказал Истон, чем вызвал у парня широкую улыбку. – И Гриффин, – потянувшись, она взяла его лицо в свои ладони, – ради всего святого и впервые в жизни, держи свой рот на замке. В ответ Зак ожидал услышать одну из остроумных реплик, но тот всего лишь кивнул, и между ним и Сатерлин промелькнуло некое тайное соглашение, к которому, судя по всему, посторонний допущен не был. Он уже знал, что Сорен был священником. Что еще могло его шокировать? – Он идет, – прошептал Гриффин, и у Истона гулко забилось сердце. Ощутив позади себя чье‑ то присутствие, Зак обернулся и оказался лицом к лицу с экс‑ избранником Норы. Почти лицом к лицу. Несмотря на то, что рост самого Зака был метр восемьдесят три, Сорен возвышался над ним, как минимум, на восемь‑ десять сантиметров. И эта разница в росте была не единственным впечатлившим его фактом. Священник был поразительно красивым мужчиной сорока с небольшим лет, узкое, угловатое лицо которого выглядело моложе своего возраста, тогда как стальные глубины его глаз таили в себе целые столетия. В редчайших случаях, Истону доводилось встречаться с членами оставшейся английской аристократии, однако, в своем простом черном одеянии, Сорен казался более аристократичным, представительным и властным, нежели любой барон, герцог или принц, которых он когда‑ либо видел. Теперь Зак понимал источник страха Сатерлин. Он бы не удивился, узнав, что сам Господь Бог побаивался этого мужчину. – Элеонор, – Сорен заговорил первым, – не могла бы ты представить меня своему другу? В его голосе Истону послышались остатки былого акцента. Из‑ за имени " Сорен", Закари ожидал скандинавский говор, хотя с безупречными, светлыми волосами и стальными, серыми глазами, священник выглядел соответствующе. Но в отголосках его звучания, Зак различил едва уловимые нотки чего‑ то более знакомого… еле заметный английский акцент. – Сорен…, – голос Сатерлин дрогнул, – это Закари Истон, мой редактор. Зак, это Сорен, мой… – Полагаю, Элеонор подбирает слово " священник", – с властным высокомерием изрек он, – вы ее редактор, мистер Истон, и думается мне, что помогать ей с поиском нужных слов – ваша работа, не так ли? Правда, я не вижу у вас красной ручки. Или сегодня вы не при исполнении? – Нора всего лишь хотела поделиться своим опытом для новой книги. Зак чувствовал, как Сорен оценивал его. И у него было подозрение, что чтобы он ни сказал, и ни сделал, будет священнику на руку. – Опытом? Слово, видимо, его позабавило. Сатерлин молча стояла рядом с Истоном; ее лицо пылало, а ее руки сжимали рукоятку стека с силой, от которой побелели костяшки пальцев. – Да, она довольно основательна в своем опыте. Элеонор, сопроводи меня, пожалуйста. Мне нужно с тобой переговорить. – Вообще‑ то, мы собирались уходить. Зак встал между Норой и ее некогда любовью. Подняв свой подбородок, Сорен глянул на него с выражением насмешливой беспристрастности. Затем взгляд священника упал на зафиксированную вокруг предплечья редактора белую повязку, и его бровь изогнулась в явном веселье. Истон, в свою очередь, посмотрел на белый воротник Сорена, прежде чем снова встретиться с его глазами. Но тот оказался непоколебимым – в его стальных глубинах не промелькнули ни вина, ни смущение, ни даже малейший намек на стыд. Медленно, подняв свою правую руку к уху Сатерлин, он щелкнул пальцами, и она вздрогнула от раздавшегося звука. Сорен показал на пол рядом с собой, и она встала именно там, куда он потребовал. Истону хотелось притянуть Нору обратно, и убежать с ней от этого человека как можно быстрее и как можно дальше. Но на краткий миг, она поймала его взгляд, и в отражении ее зелени он увидел что‑ то, чего не видел раньше. " Никто не сможет справиться с Норой Сатерлин", говорил Жан‑ Поль и Зак начинал в это верить. Теперь он знал, что встретил того единственного, кто мог. – Правило клуба, – извиняясь, объяснила она с блеклой улыбкой. Склонив голову в царской манере, Сорен шагнул вперед, и они направились в сторону черной двери, находящейся у противоположного конца бара. Священник придержал дверь для Сатерлин, и когда она прошла за ним в другое помещение, он схватил ее сзади за шею. Истон дернулся с места, но его остановил Гриффин, выставив руку. – Даже не думай об этом, чувак, – предупредил он, – я тоже не самый большой его поклонник, но оказавшись здесь, ты подчиняешься Правилам и уважаешь Правителя. – С ней все нормально? – спросил Зак, боясь за Сатерлин, но чувствуя себя бессильным помочь ей в этом странном мире. – С ней все будет нормально. Он не станет причинять ей боль. – Ты в этом уверен? Посмотрев на закрывшуюся за Норой дверь, Гриффин перевел взгляд на собеседника, – Нет. * * * Пока Сорен вел Нору к слабо освещенному барному складу, она пыталась сохранять спокойствие, используя дыхательные техники, и силясь угомонить свое колотящееся сердце. Но ничего не помогало. Сорен открыл дверь, и она отважилась быстро оглянуться на стоящего с Гриффином Зака. В выражении его лица угадывался вопрос, на который она не знала, как ответить. Нора совсем не удивилась, когда ее, проходящую через порог, Сорен схватил за шею. Это место было наиболее уязвимой частью человеческого тела, а он всегда давил на слабые точки, и ее унижение перед Заком означало только одно: Сорен хотел ее. Дверь за ними закрылась. В одну секунду, он повернул Сатерлин к себе, и теперь она оказалась в его объятиях, его губы на ее губах. На вкус Сорен был, как пламя и вино. Нора прижалась к нему, мягкостью своего тела встречая его твердость. Она так давно не отдавала ему себя. Ее не волновало, что прямо за дверью находился Зак. На мгновение она даже забыла о нем, или об обещании, данном Уесли. Нора напряглась, когда Сорен сжал ее запястье, и одним ловким движением, заломив ей руку за спину, прижал животом к стене. Задыхаясь от желания, она закрыла глаза, пока Сорен задирал ей юбку. Нора знала, что за этим последует и не хотела сопротивляться. Она вдохнула его запах, его совершенный запах, запах зимы, окутывающий его в любое время года. Губы Сорена дразнили ее шею, теплом обдавая обнаженную кожу, и посылая через все тело сладостную дрожь. Нора ждала, что он проникнет в нее, но он был для этого слишком жестоким. Она услышала тихий хриплый вздох, когда Сорен кончил ей на бедра, на что ей пришлось подавить неудовлетворенный стон. Он обожал наказывать ее воздержанием. Вместо того, чтобы взять ее, он едва пометил свою территорию. Ублюдок. Мужчина отстранился, и, отдернув юбку вниз, Нора повернулась к нему. – Теперь, когда мы покончили со всеми любезностями, может, поговорим, малышка? – Что я натворила на этот раз? – потребовала она, – очевидно, у меня неприятности… снова.
|
|||
|