Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Перевод группы: https://vk.com/stagedive. Аннотация



 

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Автор: Карина Халле

Название: «Порочные ангелы»

Серия: «Порочные ангелы». Книга первая

Количество глав: пролог + 24 главы

Перевод: Виктория Клешина (пр-2гл), Eddie (3-16гл), Виктория Горкушенко (с 17гл)

Редактура: Sweetkardelia (пр-11гл), Irina V (12-16гл), Ленчик Lisi4ka Кулажко (с 17гл)

Сверка и вычитка: Ленчик Lisi4ka Кулажко, Таисия Самсевич

Оформление: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Обложка: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Перевод группы: https: //vk. com/stagedive

18+

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Аннотация

 

Для Луизы Чавес, двадцатитрехлетней бывшей королевы красоты, лучшая жизнь всегда была вне ее досягаемости. Несомненно, мужчины падали к ее ногам, с тех пор как она была подростком, но у нее никогда не было одной вещи, которую она жаждала – безопасности. Она росла в нищете, работала официанткой в Кабо Сан Лукасе, и на это она едва могла заботиться о себе, не говоря о ее больных родителях. Каждый день – еще одна нежелательная проблема, каждый день – борьба за выживание.

Когда Сальвадор Рейес, развращенный лидер главного мексиканского картеля, интересуется ею, Луиза получает возможность, от которой не может позволить себе отказываться. Она станет женой Сальвадора и обменяет свою свободу и тело на жизнь в достатке, которой она сможет поделиться со своими нуждающимися родителями. Но Луиза быстро поняла, что даже самые прекрасные вина и драгоценности не могут уничтожить ни уродство ее брака, ни бесконечное насилие, которое ей угрожает в каждом движении.

Вскоре, Луиза ищет спасение, путь из тщательно контролируемой жизни, которую она ведет. Она, наконец, получает желаемое худшим из возможных способов.

Она жена Сальвадора, и это делает ее идеальной целью для конкурирующих картелей и есть один человек, который нуждается в Луизе в рамках расширения его картеля. Один особенный человек, чья жажда власти разрушила жизни, разрезала глотки и вытащила его из американской тюрьмы. Один конкретный человек, который не остановится, пока не получит то, чего хочет.

Этот человек – Хавьер Берналь. И он хочет Луизу. Он желает отобрать ее, удержать, разрушить.

Если она не уничтожит его первая...

 

Если нарко хотят чего-то, они получают это любым способом. Что касается женщин, то на их счет даже есть такая поговорка: «Если я хочу тебя, ты будешь моей, хорошо это или плохо. Если я не смогу заполучить тебя одним путем – я сделаю это другим. И если в итоге ты не станешь моей, ты не будешь ничьей; придет конец – твой конец. Все просто. »

– Эль Сикарио: Автобиография мексиканского убийцы

 

***

 

Отчаяние и обман – маленькие уродливые двойники любви.

Постучись в мою дверь, я впущу их

Дорогая, ты – наказание за все мои прошлые грехи.

Я впускаю любовь!

I Let Love In, Nick Cave & the Bad Seeds

Пролог

 

Я бежала, не зная куда. Я знала только, что мне нельзя останавливаться. Шаг за шагом. Мокрая трава хлестала мои голые ноги, и в тот момент я сожалела, что не продумала свой план побега как следует. Вы думаете, что после того, как я вынашивала идею целый месяц и, наконец, решилась все это провернуть, я сбежала из дома своего мужа с чем-то кроме шорт, блузки и кошелька? Ну хотя бы кроссовки натянула.

У меня совсем не было времени. Я уже была снаружи, когда увидела, как занудные гости моего мужа начали прибывать. На самом деле, я не должна была быть снаружи. Предполагалось, что я буду находиться в своей комнате, поправлять платье и прихорашиваться. Я с нетерпением ждала, когда они придут и разбавят мою монотонную жизнь пленницы в доме мужа-наркоторговца. Монотонную жизнь птицы в золотой клетке.

Я всего лишь вышла на улицу через кухонную дверь, чтобы нарвать цветы для букета на стол. Служанка привезла какие-то дорогие цветы из города, но я хотела гортензии, которые росли на переднем дворе и образовывали живую изгородь вдоль всего периметра. Я буквально застыла на месте, наблюдая, как «Мерседес» одного из гостей въехал в ворота, припарковался, и пассажиры прогулочным шагом подошли оттуда к входной двери. Еще минута – и небо бы обрушилось на нас.

После того, как Сальвадор открыл дверь со своей огромной фальшивой улыбкой и пригласил их войти, я набрала в легкие побольше воздуха. Я не думала. Я не могла дать себе шанс передумать. Мне нужно было действовать. Действовать прямо сейчас.

Сорвав несколько редких цветов с ограды, я подошла к Хуану Диего, который сидел в своей будке для охраны у главных ворот. Он подпрыгнул от неожиданности, когда я постучалась к нему в окошко и сказала, что хочу выйти и нарвать побольше цветов с обратной стороны ограды. Ему это явно не понравилось, ведь Сальвадор отдал приказ не выпускать меня, объясняя это тем, что хочет защитить меня от опасных людей. Но никто не мог защитить меня от Сальвадора.

Помахав ему цветами, я положила руки на пояс. Несмотря на то, что я была женой Сальвадора всего два месяца, я собиралась этим воспользоваться, пока у меня была такая возможность. Мне нужно было сделать вид, что у меня есть власть, даже если это не так. Хуан Диего был добряком и, к тому же, не имел такого влияния, чтобы запретить жене главы крупнейшего наркокартеля Мексики нарвать ее любимых цветов.

Такие цветы моя мама заплетала мне в волосы каждое воскресенье.

Он улыбнулся мне теплой улыбкой, и я ответила ему тем же, стараясь утаить, как меня трясет внутри. Медленно шагая вдоль ограды, я выдергивала цветы. Мои руки были полны белых ароматных лепестков. Я рассматривала камеры, которые были установлены вокруг внешнего края, зная, что Рико не будет подозревать меня. Но если это увидит Сальвадор, то он извергнет все свое дерьмо.

У меня больше не было времени. Сейчас или никогда.

Я должна была убежать. Я должна была хотя бы попробовать.

Так я и сделала.

В том месте, где ограда становилась настолько грязной и неопрятной, что сливалась с окружающими нас джунглями, я бросила цветы и побежала в темноту. Я изучила наши владения – его земли, и поняла, что мне нужно избегать дорог. Если я побегу вниз за дом, то наткнусь на реку, которая была слишком глубокой и широкой, чтобы ее можно было переплыть. И если я перебегу дорогу, то окажусь на заднем дворе наших соседей, которые охраняли не меньше нашего. Мне нужно было направляться на север – через деревья и темень.

Мне просто нужно было не останавливаться.

Добрых двадцать минут я бежала вперед, мое тело работало на максимум и на выносливость, которые я тренировала каждый день в домашнем тренажерном зале. Несколько раз я упала – мои руки, всегда принимавшие на себя главный удар во время падения, не давали земле завладеть остальными частями моего тела. Я постоянно оборачивалась. У меня не было времени на боль. Я чувствовала ее, но для меня она была чуть ли не облегчением. После того, что Сальвадор делал со мной, я могла выдержать очень много.

Я бежала, бежала и бежала, спотыкаясь о корни, уклоняясь от веток в слабом лунном свете, что просачивался сквозь деревья, до тех самых пор пока река не преградила мне путь. У меня не было ни малейшего представления, где я находилась и все, что можно было разглядеть это то, что без городских огней звезд на небе было намного больше. Где-то на деревьях крикнула птица.

Я думала о своих родителях – людях, о которых беспокоилась больше всего. На самом деле, единственных на земле людях, которые хоть что-то для мня значат. Я волновалась о том, что в тот момент, когда Сальвадор обнаружит, что я сбежала, он убьет их. Но каким бы дерзким он ни был, Сальвадор никогда не станет действовать без доказательств. По крайней мере, я на это надеялась. Частью моего плана был звонок моей подруге Камилле с просьбой позаботься о них прежде, чем это сделает он.

Оглядываясь по сторонам, я направилась к реке, размышляя о том, смогу ли ее переплыть. В этом месте она сужалась и не выглядела сильно глубокой из-за валунов, которые выглядывали из воды. Я подумала, что Хуан Диего, наверное, уже сообщил о побеге и о том, что Рико видел, как я убегаю. Я задалась вопросом, сколько уйдет времени, прежде чем они найдут меня.

Где-то позади меня хрустнула ветка. Даже при том, что это был единственный звук, который я услышала, я знала, что он принадлежал человеку, который сильно поморщился от своей ошибки. В Мексике вам нельзя делать ошибок. Я быстро прыгнула с берега в реку, и холодная вода застала меня врасплох. Я громко выдохнула и буквально остолбенела от шока. Затем я услышала громкий шорох за собой и поняла, что или я буду двигаться или умру.

Или хуже. Со Сальвадором всегда были варианты похуже.

Течение, захватившее меня, было очень сильным. Кроссовки скользили по песку и гальке, но я заставляла себя двигаться, проталкиваться через реку. Я продолжала идти, чувствуя, как ноги превращаются в лед, не сводя глаз с сухой земли, я протянула руки так, как будто вот-вот дотянусь до нее.

Я услышала всплеск позади себя. Я не могла обернуться. Я не могла сдаться. Закричав от разочарования, я бросилась к песку, словно это было моим спасением. Но не было никакого спасения.

Вдруг огромные руки грубо схватили меня за талию, подняв из воды. Я услышала другой всплеск, заглушивший мои крики, и мне на голову надели мешок. Мои руки заломили назад с той же скоростью, с какой выдергивают шнуры из розеток. Я закричала от боли, мое дыхание накалил воздух внутри мешка – ощущение было такое будто меня топят.

Другая пара рук держала меня за ноги, и я яростно пиналась в надежде, что человек потеряет баланс из-за силы течения, но через секунду мои ноги были связаны веревкой и меня вынесли из реки как кабана на вертеле.

– Две минуты, – сказал кто-то, чьего голоса я не узнала.

Несмотря на мешок на моей голове, который приглушал звуки, я поняла, что голос принадлежит человеку с восточного побережья.

– Ты уверен? – раздался у меня над ухом низкий баритон того, кто скрутил мои руки.

– Эй, я никогда не ошибаюсь.

– Ладно, Эсте. Давай не будем снова начинать. Мы поймали сучку, так что пошли.

Я сглотнула и мой желудок скрутило до боли. Это был не Сальвадор... Это не его люди... Это был кто-то другой, и даже учитывая тот факт, что я убегала от него – черт знакомый всегда лучше незнакомого черта.

Я дернулась вниз, выгибая спину и снова закричала. Я звала Сальвадора, потому что он был единственным шансом на спасение.

– Сальвадор! – кричала я через мешок, который прилипал к щекам. – Помоги мне!

На мою скулу опустился кулак, и перед глазами заплясали звездочки от боли.

– Спокойно, Франко, – сказал Эсте, и меня больше не били.

Моя губа пульсировала, мой рот наполнился кровью. Я знала, что лучше больше не пытаться.

Эсте и Франко потащили меня куда-то в ускоренном темпе. Я слышала, как быстро и неглубоко они дышат, а также тихие шаги по земле. Лицо Франко было настолько близко к моей голове, что я могла почувствовать запах его дыхания. Каждый раз, когда мне казалось, что я могу вырваться и убежать, их пальцы сжимались на мне еще крепче.

Я скоро умру. Больше не осталось никаких сомнений. Но не от рук Сальвадора. Моя судьба зависит от неизвестных людей, которые несут меня неизвестно куда. Причина того, что меня еще не убили – мою смерть оставили на десерт.

Мой разум помутнел, и я глубоко вздохнула. Я просто хотела, чтобы эти парни убили меня. После свадьбы мои родители больше не нуждались в деньгах. В этом и была вся суть. В этом заключался смысл всего – дать им лучшую жизнь в их пожилые годы, чем она была у них за все время, что я росла. Если я умру, я умру со спокойной душой, зная, что у них все хорошо. Только это делало мою жизнь стоящей.

Должно быть, я потеряла сознание из-за нехватки воздуха, потому что внезапно моя голова ударилась обо что-то жесткое и я упала на холодную плиту. Зажужжал двигатель и в нос ударил запах выхлопных газов. Я была в машине, даже нет, где-то в задней части фургона. Все ради десерта.

Меня трясло из стороны в сторону все время поездки, пока фургон вдруг резко не остановился. Я услышала, как открылись двери машины, и меня подняли уже три пары рук. Меня так резко вытащили с машины, что я ударилась головой о дверную раму. Я услышала, как Эсте промямлил извинения себе под нос. Прикосновения сильных пальцев обжигали мои руки и талию, меня тащили через что-то, нечто похожее на подстриженный газон. На какую-то долю секунды мне показалось, что меня вернули домой. В эту секунду во мне промелькнула надежда, что я выживу, хотя раньше надеялась, что буду жить по своим правилам. Теперь, мне дорога любая жизнь. Инстинкт самосохранения одержал верх над реальностью.

В тот момент, когда я услышала, как открывается дверь и меня повели вниз по лестнице, когда затхлый и сырой запах проник в ноздри, я поняла, что не дома. В нашем доме не было подвала. У Сальвадора были комнаты для пыток, но не в том доме, в котором мы с ним жили. По крайней мере, я не видела таких комнат.

Мой разум судорожно начал вспоминать все образы, с которыми я сталкивалась, будучи женой Сальвадора.

Кто похитил меня?

Сальвадор сотрудничал с государственными военными и полицией, так что это точно были не они. Это был какой-то другой наркокартель или какой-нибудь бывший соратник, который захотел узурпировать босса. В самом начале он говорил мне, что будут люди, которые захотят меня, которые сделают все, чтобы заполучить меня, потом попытать, попросить за меня выкуп и помучить напоследок.

Жена шакала – это ваша козырная карта.

Меня посадили на стул и связали прежде, чем я успела дернуться. Я думала о том, чтобы закричать снова, но моя щека все еще пульсировала, напоминая о недавнем ударе. Хоть Эсте и предупредил Франко, я все же знала, что такое – жестокие мужчины; я знала их слишком хорошо, и знала, что вежливость – явление не долгосрочное.

Меня начало трясти, и все тело содрогалось от спазма, пока горячие слезы наполняли глаза. Я понимала, что произойдет потом – с моей головы сорвут мешок. Включится камера. Я не хотела, выглядеть испуганной. Я боялась слишком долго.

– Все готово? – спросил Эсте.

– Настройки закончены, – произнес чужой голос, и я услышала тяжелые шаги, приближающиеся ко мне.

Я напряглась, чувствуя Франко, Эсте и еще каких-то людей вокруг, а также человека, который только что говорил и стоял в паре шагов от меня. Мне хотелось знать было ли там больше четырех человек, судя по всему, так и было. Я почти чувствовала их взгляды, слышала их дыхание, прогнозировала их тишину.

– Она под наркотой? – спросил незнакомый голос.

Стояла пауза, а потом Эсте сказал:

– Не совсем. Она довольно понятлива.

– Вы не заткнули ей рот?

– Нет, она вовремя заткнулась сама.

– Вам повезло, что она была там.

– Это точно.

Кто были эти мужчины? Какой картель? У Сальвадора было много врагов и союзов, которые питали к нему злобу, и вы никогда не можете быть уверенны, кто ищет с ним столкновения. Но даже при том, что я знала какую участь уготовила мне судьба, все зависело именно от того, с кем я была. У кого я была. Сейчас, когда известный гринго (в Латинской Америке презрительное название не испаноязычного иностранца, особенно американца) Трэвис Рэйнс был мертв, Сальвадор, скорее всего, стал самым худшим из вариантов.

Хотя был один картель, один человек, который смог бы составить моему мужу конкуренцию. Он был известен отрезанием голов, рук и ног людей, а потом разбрасыванием этих конечностей по всей стране.

В какой-то момент тишина подозрительно затянулась, и я сосредоточилась на том, чтобы услышать что-то кроме очевидного. Они все ждали. Ждали приказа. Ждали человека, который должен был заговорить.

И он заговорил.

Он подошел слева от меня. Его голос был прохладным, спокойным и собранным. Мне не нужно было смотреть, чтобы понять кто это был. Я очень много слышала об этом человеке. Человеке, которого меня научили бояться.

– Джентльмены, – сказал он. Я практически могла ощутить его, пользующийся дурной славой, взгляд на своем теле. – Снимите мешок. – Послышался шорох, и в тот же момент холодный воздух захватил легкие и яркий свет ослепил меня. Я сморщила лицо, боясь взглянуть, боясь увидеть. Сейчас все стало таким реальным, а я бы предпочла остаться в темноте. – Кто это сделал? – Внезапно я ощутила прохладные пальцы на своей опухшей щеке и вздрогнула от боли. – Кто это сделал? – повторил человек взявший меня в плен, повысив голос.

Дыхание с запахом сигарет коснулось моего лица.

– Прошу прощения, – пробубнил Франко. – Это был единственный способ заставить ее вести себя тихо.

Тяжелая пауза заполнила комнату. Наконец-то, руки исчезли с моего лица и мое тело мгновенно расслабилось. Перед моим лицом был мужчина и я чувствовала пряный аромат чая, исходивший от него.

– Посмотри на меня, Луиза Рейес.

«Чавес», – сказала я себе. – «Я всегда была Чавес».

– Дорогая, тебе интересно знать где ты находишься?

– Меня зовут Луиза Чавес, – сказала я. Открыв глаза, я встретилась с его золотыми, глядящими на меня в упор. Как орел на добычу. – И я знаю, кто вы. Вы – Хавьер Берналь.

Он удивленно приподнял бровь и кивнул. Я видела его фотографию раньше, в новостях. Она была одна, и это было фото для документов, но даже на ней его глаза производили неизгладимое впечатление. Они смотрели прямо в душу, лишая вас уверенности в себе. Он был одним из тех людей, которых Сальвадор боялся несмотря на всю свою власть. Он был единственным, из-за кого меня держали взаперти или выпускали только в сопровождении полиции.

И все же я была здесь в холодном, протекающем подвале, с пятью карателями, камерой и ножом, который лежал на стуле напротив меня.

Все было впустую. Я могла убежать от Сальвадора, но никогда не смогла бы убежать от картелей.

Я сама выпросила себе эту участь.

– Ты знаешь, почему ты здесь, – неторопливо сказал Хавьер, выпрямившись в своем строгом черном костюме. Он подошел к табуретке, взял нож и посмотрел на меня поверх плеча. – Или не знаешь?

Я едва могла дышать. Я хотела посмотреть на остальных: на Франко, на Эсте, на двух других мужчин. Но его взгляд заморозил меня, как оленя в свете фар.

– Для чего нож? – спросила я болезненным, сухим голосом.

– Ты узнаешь потом, – сказал он. – Это для твоего мужа, для Сальвадора, – он шагнул в сторону и махнул рукой в камеру. – И это тоже для него.

Он посмотрел на кого-то через плечо и кивнул. Я услышала звук рвущейся изоленты и в тот момент мне заклеили рот. Я беспомощно извивалась пока свет в подвале приглушили. Мужчины отошли в сторону, пока Хавьер шел за камеру. Передо мной зажегся белый свет.

Хавьер откашлялся, скрыв лицо в тени, и громко сказал в камеру:

– Это Луиза Рейес, бывшая королева красоты штата Байя и собственность Сальвадора Рейеса. Сальвадор, у нас есть твоя жена и длинный список требований, которые, я знаю, ты можешь выполнить. Я жду от тебя, что ты будешь с нами сотрудничать, в противном случае, она умрет в течение семи дней. Если ей повезет, конечно. Я дам тебе время подумать о том, что ты готов отдать за нее. Тогда мы с тобой свяжемся. До встречи. – Свет камеры погас, и вся комната осталась в темноте. – Я надеюсь, твой муж часто проверяет электронную почту. Выставлять такое на «YouTube» было бы неудобно, – он медленно подошел ко мне, с ухмылкой на лице и сверкающем в руке ножом. Его глаза горели в тени, заставляя все остальное мрачнеть. Он поднял нож. – Я думаю, это будет больно только в первый раз.

 Мои глаза сосредоточились на серебряном лезвии, ужас внутри меня стал таким сильным, и мне стало сложно дышать через изоленту. Мои легкие сжались в панике, перед глазами появились точки. Я почувствовала руку на своей ключице, сжимающую блузку.

И затем все потемнело.

 

Глава 1

 

Тремя месяцами ранее.

 

– Прошу прощения, мисс.

Я вздохнула и досчитала до десяти, чтобы успокоиться. Медленно поворачиваясь, я напомнила себе, что нужно ответить на английском.

– Да?

Какой-то мужчина и его приятели уставились на меня своими дурацкими кокетливыми взглядами, которыми пялились на меня с самого их прихода. Я была счастлива, что они попросили счет, ведь я мечтала о том, чтобы они наконец свалили из бара и продолжили свои туристические пьянки, как и остальные белые, которые приезжают в этот проклятый город Кабо-Сан-Лукас. Но, как оказалось, мучения не закончены. Парень, позвавший меня, самый мерзкий из всей компании, взмахнул своими бровями и кивнул на место позади меня.

– Вы что-то обронили.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но благоразумно промолчала. На полу валялся мой карандаш. Не то чтобы я не могла запомнить заказы без него.

– Спасибо, – сказала я и наклонилась, чтобы поднять его.

Парни фыркнули, и я сразу же выпрямилась. Они просто хотели увидеть меня в такой позе, ведь моя форма в Коктейлях Кабо состояла из самой короткой юбки, когда-либо существовавшей.

Я проигнорировала их, даже не удосужившись повернуться, и продолжила свой путь. Я хлопнула своей папкой с счетом по столу и посмотрела на квитанцию. Эти маленькие ублюдки даже не оставили мне чаевых. Это конечно не принято в Мексике, но можно было ожидать от американцев в туристическом городке.

– Опять кинули? – спросила Камилла.

Я посмотрела на нее, когда она откупоривала две бутылки пива. Как обычно, на эльфийском лице моей коллеги была озорная улыбка. Ей всегда доставались чаевые, наверное, потому что она много улыбалась.

– Да... – ответила я, вытирая пот со лба. Вентиляторы работали во всю, но в баре всегда было очень жарко, независимо от времени года. Я обернулась и посмотрела на стол, за которым сидели те парни, ухмыляясь и поглядывая в мою сторону. – Вон те сволочи.

– Ты же знаешь, что стоит просто пошутить и улыбнуться пару раз, и возможно тебе заплатят больше, – сказала она с невинным лицом, ставя пиво на поднос.

– В тот момент, когда я буду милой с ними или флиртовать, они подумают, что смогут мной воспользоваться. Я не хочу, чтобы обо мне сложилось ложное представление.

– Луиза, я начинаю думать, что ты боишься мужчин. – Я запаниковала. – Ну? Не боишься же? – Не дождавшись ответа, она закатила глаза. – Я лесбиянка, потому что мне нравятся киски, а не потому что я боюсь мужиков, – с этими словами она взяла пиво и пошла к своему столику.

Я помяла свою шею сзади, пытаясь облегчить напряжение в той области, которое не проходило. Было одиннадцать часов вечера, и я отработала двенадцать часов. Мне осталось еще три, прежде чем, я смогу уйти и проехать еще сорок минут до дома моих родителей в Сан-Хосе-дель-Кабо. Эти мысли заставили меня вспомнить, что у мамы завтра день рождения, и она заслуживает нечто особенное. У нас было мало денег – я была единственным кормильцем в семье с тех пор, как мой отец начал страдать от ранней стадии болезни Альцгеймера. Моя мама была слепой, кроме этого она была абсолютно здоровой, но, само собой, ни она, ни папа не могли работать. Мне было всего двадцать три, но я работала с детства. Даже когда мой отец мог работать – он получал гроши. Я уже давно привыкла к бедности и тяжелой работе.

Но к чему я не могла привыкнуть, так это к тому, что со мной обращались как с куском дерьма. Я никогда не смогу привыкнуть к жизни в постоянном страхе. Но, работа в «Коктейли Кабо», на моего босса Бруно, означала, что мне пришлось мириться с этими вещами с своего двадцатилетия. И сейчас, когда мне просто необходимо было получить аванс, чтобы купить подарок маме к завтрашнему дню, я шагала прямо в логово льва.

Я глубоко вздохнула, огляделась по сторонам, в надежде увидеть новых клиентов, которых не было, поправила свою рубашку, пригладила складочки и завернула за угол к офису Бруно.

Я постучала трижды по двери и отступила. Я не видела его большую половину дня, так что не могла знать в каком он настроении. У меня были какие-то надежды на щедрость и бескорыстие, но шансы были ничтожно малы. В это время ночи, он как правило, уже был пьяным ослом. Ну или развратным извращенцем.

Сглотнув, я услышала его рык.

– Войдите!

– Бруно? – я открыла дверь и заглянула.

Он сидел за столом и просматривал бухгалтерскую книгу. Рядом стояли две пустые бутылки от пива. Посмотрев на меня своими красными глазами, он покачал головой, и я сразу же поняла, что сделала ошибку.

– Луиза, моя королева красоты, проходи. И закрой дверь за собой.

Мое сердце забилось быстрее. Я была в похожей ситуации много раз, и знала, что это плохо закончится. Тем не менее, мне нужна была услуга. Я закрыла дверь, как он попросил, и мне показалось, что я захлопнула клетку, и сделала к нему два шага, в надежде, что я смогу удержать дистанцию.

Он не выглядел как плохой парень. Ему было за тридцать, и скорее всего, у него была семья. Я никогда не видела, чтобы он носил кольцо на работе, и он часто говорил официанткам, что холостяк. А также, никто не видел его жену, или его детей, раз уж на то пошло, мы даже не были уверены, что они могут быть в городе, да и никто особо не интересовался. Многие бизнесмены проводят в этом городе рабочую неделю, а с семьей видятся на выходных.

Но то, что он не выглядел как ублюдок, не означало, что он им не был.

– Что такое, мисс Лос-Кабос? – спросил он, поглаживая свой подбородок и разглядывая меня с ног до головы. – Прошлой ночью, я погуглил твое имя, и нашел твою фотографию победительницы конкурса красоты. Тебе ведь было восемнадцать? Тогда твои сиськи выглядели куда лучше.

Я прикусила язык, чтобы не ляпнуть что-то за что меня могли уволить. В этот сезон было не просто найти свободную вакансию официантки. Проклятый американский кризис сократил количество туристов.

Я проигнорировала его замечание и глаза, которые пожирали мою грудь. Быстро облизнув губы, я спросила.

– Мне интересно, могу ли я попросить вас об услуге?

Он поднял брови и небрежно улыбнулся, заблестев зубами.

– Так, так, так. Что на этот раз? Тебе нужен отгул чтоб отвезти папу в больницу? Или что-то не так с твоей мамой?

Я впилась ногтями в свои ладони.

– Нет, но это связано с моей мамой. У нее завтра день рождения и я хотела спросить, можно мне получить аванс в двести песо?

Он рассмеялся.

– Что ты хочешь купить своей матери за двести песо? Она разве не слепая?

Он явно перегнул палку.

– Кобо. Это электронная книга, на которую я смогу загрузить аудиокниги. Ей не нравится шрифт Брайля, потому что у нее артрит.

– Ну разве ты не идеальная дочь. Бережешь ее как зеницу ока.

– Они сделали много для меня на протяжении жизни, просто тем, что не позволяли мне голодать. Это меньшее, чем я могу отплатить.

Он смотрел на меня несколько мучительных секунд, взял пиво, глотнул и сказал:

– А что же я получу взамен?

Это было именно то, чего я боялась. Я посмотрела ему прямо в глаза и ответила.

– Взамен вы получите мое слово о том, что я верну деньги. Вычтите их из моей зарплаты.

Он улыбнулся несмотря на злобу в его глазах.

– О, ты заплатишь мне. Я знаю, заплатишь. Я верну себе деньги, как только они у тебя появятся. Но, я имею ввиду, как ты отблагодаришь своего щедрого и замечательного хозяина.

Я вздохнула, у меня уже не оставалось выбора, но я попыталась.

– Я не знаю. Что вы имеете ввиду? Дополнительная смена?

Бруно фыркнул и вышел из кресла. Он не был высоким, просто я была довольно низкой, так что я чувствовала, как он возвышается надо мной. Его глаза смотрели на меня с ленивым вожделением и немного слюны стекало с уголка рта.

– Нет, не дополнительная смена. Вот скажи мне, Луиза, почему каждая одинокая женщина в этом месте, за исключением уборщицы, побывала со мной, а ты нет?

Мне показалось, что кусок тоста, который я съела подкатил к горлу.

– Потому что вы не мой тип.

Он поднял брови и кивнул, как будто все это была шуткой, которой я не понимаю.

– Я начинаю думать, что у тебя просто нет никакого типа, Луиза. Что тебе нравится дразнить. Я вижу тебя каждый день в этой форме, как ты сверкаешь своими ногами и задницей, показываешь эти сиськи. Ты чертовски красива, и сама это знаешь, но не трахаешься.

– Вы сами дали мне эту форму.

– И все-таки ты носишь ее лучше всех. Мужчины приходят посмотреть на тебя. Они хотят тебя. А ты такая заносчивая сука, что даже не можешь претвориться милой. Если бы ты попробовала, тебе бы не пришлось стоять здесь и просить денег. Могла бы все оплатить чаевыми. И сиськами.

 – Я ошибалась, – сказала я и развернулась, чтобы уйти, но он схватил меня за руку, впиваясь своими пальцами.

– Ты ошибешься, если уйдешь, – он притянул меня к себе и от его дыхания, пахнущего пивом «Эндчили», у меня скрутило живот. – Я обещаю дать тебе денег, но ты дашь мне кое-что взамен, – он прочитал страх на моем лице. – Не бойся – я не сделаю тебе больно. Я просто хочу увидеть то, что не видят другие. Я хочу почувствовать тебя, – он снова вдавил в меня свои ногти, а затем оттолкнул обратно. – Снимай рубашку.

Я открыла рот, чтобы сказать «нет». Я должна была сказать «нет». В прошлом, он хватал меня за задницу, терся об меня своей эрекцией и пытался пощупать грудь. Но он никогда не велел мне раздеваться. Это было уже слишком. И все же я думала, чувствовала, что, если сделаю это и представлю себя в другом месте, все будет хорошо. Я не была шлюхой. Я все еще была девственницей, чистой и нетронутой. Все, чем я была – это хорошей дочерью. Я могла бы облегчить чувство вины своей мамы, которая сидела дома одна, потому отец был постоянно за тысячу миль и не знал, какая она.

С этими мыслями я стащила с себя рубашку и стояла перед своим боссом. Флуоресцентный свет за ним давал ему отличный обзор на меня. Я смотрела в его глаза, когда он пробежался глазами по моему хлопковому лифчику.

– Ну, – сказала я. – Теперь вы увидели то, что не видел никто кроме меня, моих родителей и врача. Это все?

Он выглядел таким ошарашенным, что это было почти смешно. Конечно, я знала, что у меня хорошее тело, я усердно работала над ним, пробегая каждое утро по пять километров. Но я не отличалась от других девушек. Моя грудь была всего лишь грудью.

Бруно удалось закрыть рот.

– Твой лифчик. Сними его.

Я могла бы сказать, что это не обсуждается.

«Ты в другом месте, в другом месте, в другом месте» – твердила я про себя, в то время как мои пальцы скользили по спине и расстегивали застежку бюстгальтера.

Я сняла его, освободив свою грудь и он повис на моих руках.

Бруно присвистнул.

– Это большая честь для меня.

– Забавно, как наши мнения тут расходятся.

Он одарил меня прожигающим взглядом.

– Мы еще не закончили.

Я сглотнула, когда он начал подходить ближе. Мне хотелось закрыть глаза, но я не хотела, чтобы он понял, что мне страшно. Я не хотела, чтобы он думал, что победил. Я посмотрела прямо на него, а он провел жирными руками по моей груди, и обхватил их. Я задержала дыхание, когда он провел пальцами по моим соскам, и почувствовала облегчение от того, что они затвердели. Последнее, чего я хотела это то, чтобы он подумал, что заводит меня. На самом деле, я была близка к тому, чтобы меня вырвало. И если бы это произошло, я бы предпочла, чтобы меня вырвало на него просто для того, чтобы он понял, насколько противен мне.

Он наклонился ниже и на секунду мне показалось, что он собирается поцеловать меня. Но он опустился к уху и прошептал:

– Мне следовало попросить о большем. – Я подавила дрожь, затаила дыхание и ждала его следующего шага. К моему облегчению он убрал руки и отошел. – Ты снова можешь стать порядочной, – небрежно бросил он. – По правде говоря, я думал, что твоя грудь гораздо больше. Я думаю, рубашка помогает тебе сделать вид, что у тебя больше достоинств. Опять же это может пригодиться, если тебе нужны чаевые. – Я знала, что моя грудь довольно большая для моего строения, но не решилась что-нибудь сказать, пока он садился за стол и доставал деньги из бумажника. Я натянула рубашку в рекордные сроки и пыталась напомнить себе, что моя потеря достоинства не дороже счастья моей мамы. Он дал мне деньги, держа меня за руку слишком долго, прежде чем сказал: – Нельзя сказать, что я делаю тебе одолжение. Но если понадобится что-нибудь еще, я ожидаю от тебя больше инициативы. Ничто в этом мире не бывает бесплатным. Кому, как не тебе знать об этом?

Я кивнула, коротко поблагодарила и выдернула деньги из его сальной руки. Как только я повернулась и вышла из его кабинета обратно в тепло, спутниковое телевидение и пьяные крики в баре, я дала себе обет, что покину это место при первой же возможности, при первой надежде на лучшую жизнь.

И мне не пришлось долго ждать.

 

Глава 2

 

Проснувшись следующим утром, я пошла на свою привычную пробежку по окрестностям. Дом, который я снимаю для себя и своих родителей, был сразу за пределами аэропорта. Весь день вокруг не было ничего, кроме безжалостного солнца и звука самолетов. Пыль покрывала все, и я была уверена, что, если кто-нибудь решит проверить мои легкие – он найдет там замок из песка. Но на самом деле, дом обошелся мне довольно дешево. А дешево – это все, что я могу себе позволить. Кроме того, у нас было много личного пространства, что замечательно, когда у отца снова припадок, а дом был достаточно большим, чтобы у каждого из нас была своя комната. Во всяком случае, это было больше, чем мы имели, пока я росла.

Обычно я бегала на рассвете, когда воздух был относительно прохладный. После душа я приготовила завтрак и разбудила родителей. Мне повезло в том, что почти каждое утро мой отец был все еще моим отцом: он знал мое имя, знал где мы, и он даже курил свою трубку в левой руке. В течение дня он может меняться. Если меня не будет дома, как вчера, например, моей маме придется в одиночку иметь дело со всем этим. Ее слепоту сложно назвать инвалидностью, учитывая, как хорошо она с этим справляется. Я просто знала, насколько это трудно – контролировать папу, успокоить его, заставить понять, что его любят, и что он рядом со своим близкими. Однажды я могла позволить сиделку, которая помогала приглядывать за ним, но это было так давно.

В то утро я приготовила завтрак, включающий в себя мой особый жаренный картофель и перец с козьем сыром, который я покупала только по особенным случаям. Я поставила все это на поднос с гардениями в вазе. Мама не увидит, но запах всегда поднимает ей настроение. Когда я накормила и напоила кофе свои родителей, то села в свою старую, потрепанную, со сломанными окнами Тойоту. Я поехала в Сан-Хосе-дель-Кабо и купила электронную книгу, на которую положила глаз в одном из местных ломбардов.

Сегодня там не было женщины – постоянного продавца. Вместо нее был молодой человек, и он попробовал взвинтить в последнюю минуту. Я попыталась сделать то, что мне посоветовала Камилла: больше улыбаться и бросать кокетливые взгляды. И, несмотря на то что чувствовала себя я глупо, это сработало. Я потратила намного меньше и у меня даже остались наличные, на которые я могу купить бутылку дешевого игристого вина для мамы и выплатить долг за библиотечный взнос.

– Ты не должна была! – воскликнула мама, когда я подарила ей электронную книгу.

Ее губы были строго поджаты, но по тому, как она распаковывала ее – как будто это какая-то драгоценность, я могла сказать, что она уже полюбила этот подарок. Моя мама была гордой женщиной в прямом смысле этого слова, и, если бы не было этого пустого взгляда на учеников, вы бы и не догадались, что она слепая. Она всегда была высокой, с длинной шеей, а ее лицо обрамляли темные волосы с редкой проседью по бокам.

– Ну, мам, это твой день рождения, и все-таки я должна, – ответив ей, я убрала назад ее волосы.

Я посмотрела на моего отца – он смотрел на нас с усмешкой, и немного крошек упало на его седеющую бороду.

– Ты – хороший человек, Луиза, – сказал папа. Я указала на его бороду, и он вытер ее. – Но ты не должна столько тратить на нас с мамой.

– Завидуешь, пап? – спросила я с усмешкой, вставая и наливая им в чашки кофе. – Уверена, она разрешит тебе ей пользоваться время от времени.

Он быстро взял мою руку в свою теплую и посмотрел на меня таким нежным взглядом, что мое сердце начало обливаться кровью от мысли, как близка я к потере этого человека.

– Мне нравится, когда ты читаешь мне, – сказал он. – Это делает меня счастливым. Когда ты была маленькой, ты всегда придумывала истории. Безумные рассказы о троллях, гоблинах и о принцессах с мечами. Помнишь?

Я не могла вспомнить ни одной конкретной истории, но, когда я была младше, у нас не было денег на игрушки, и я придумывала разные небылицы, чтобы развлечь себя. Я всегда любила темных, страшных персонажей со злым и уродливым характером – они более близки к реальной жизни. Сказки и хэппи-энды были для людей в других странах.

Поцеловав папу в лоб, я ответила:

– Я помню, ты просил меня перестать их рассказывать, потому что они пугали тебя.

Внезапно Кобо заговорил, и мама подпрыгнула в кресле, нервно хихикая:

 – Вау, эта штука испугала меня.

Я подошла к ней, взяла электронную книгу и выключила ее. Несмотря на то, что Нижняя Калифорния всегда отставала во времени, в местной библиотеке уже была программа, с помощью которой можно скачивать электронные и аудиокниги бесплатно. Теперь, вопрос по поводу библиотечного взноса был решен, я могла скачать для нее парочку криминальных триллеров.

Мне ненавистен тот факт, что нужно идти работать и встретиться нос к носу с Бруно. Но, учитывая то, что мои родители были сытыми, мама возилась с электронной книгой, а папа выглядел здоровее, чем обычно, лучше времени для работы не выбрать. Иногда, когда я введу машину по шоссе, которое ведет через Кабо-Сан-Лукас и морской воздух проникает прямо в окна, то я улыбаюсь. В такие моменты я всегда живу за пределами своей реальности, вне своей головы. Я просто ребенок планеты, ее элемент, как вода или солнце.

Когда я, наконец, добралась до работы – пробки сегодня были как никогда – я вошла в полупустой бар. Бруно нигде не было видно.

– Где все? – спросила я Камиллу перед тем, как пойти в уборную и переодеться в свою страшную форму.

Она пожала плечами и ее серьги шумно зазвенели.

– Все как обычно. Бруно вышел, и я не думаю, что он вернется. Анита должна прийти с минуты на минуту, а Дилан и Августин на кухне.

Спасибо, Боже. Я не хочу видеть Бруно, потому что все еще помню его глаза на моем теле, его грязные руки на моей груди. Я переоделась и начала свою смену, чувствуя себя намного лучше.

В течении первого часа у меня было только два стола. За одним сидел пожилой джентльмен с бабочкой, который был более чем счастлив сидеть в углу в одиночестве и упиваться мартини, в то время как за другим сидели три хихикающие девушки. Они выглядели, как мои ровесницы, может моложе, но у них была одежда по последней моде и те самые беззаботные улыбки, которые могут принадлежать только тем девушкам, которые не знают, что значит бороться. Весь мир принадлежал им, и они этим пользовались. Я старалась быть хорошим человеком и делать все правильно, но иногда трудно проигнорировать это чувство безнадежности.

Но, несмотря на все это, я была мила с ними, и они оставили мне хорошие чаевые, отчего я взяла на заметку не быть субъективной к девушкам. Когда я пополняла бутылку с острым соусом, кто-то прочистил горло за моей спиной. Обернувшись, я увидела человека, который смотрел на меня. По крайней мере, это выглядело так, как будто он смотрел на меня – на нем были темные очки.

– Чем я могу вам помочь? – спросила я, напоминая себе улыбнуться.

Мужчина не улыбнулся мне в ответ. Худой и высокий, с мертвенно-бледным лицом он был похож на саму смерть.

– Я здесь с другом, – сказал он монотонным голосом. – И я бы хотел, что бы вы нас обслужили.

Я взглянула через его плечо и увидела столик в патио, занятый крупным мужчиной. Камилла прошла мимо него, бросая мне «ничего не знаю» взгляд.

– Вообще-то, с этим столом работает Камилла... – начала я.

– Нас это не волнует. Мой друг хочет, чтобы именно вы нас обслужили. Можете быть уверены, мы будем вежливыми и оставим хорошие чаевые.

Я сглотнула. Почему этот парень до сих пор в темных очках?

– Да, конечно, – осторожно сказала я. – Я подойду к вам через минуту. Вы желаете поесть?

Мужчина кивнул и вернулся к столу. Я быстро махнула Камилле, пока они оба повернулись ко мне спиной.

– Кто они? – прошептала я, притянув ее к себе.

– Я не знаю. Они просто сели и сказали, чтобы ты приняла у них заказ. Я ответила им, что они должны спросить тебя.

– Он странный, тот в темных очках. А ведь, уже ночь.

– Второй парень тоже, – сказала Камилла. – На самом деле, второй парень выглядит знакомо, но не в хорошем смысле.

Мои волосы на затылке встали дыбом.

 – Знакомо, типа как, он уже приходил сюда?

Камилла заглянула мне в глаза.

– Знакомо, в том смысле, что я видела его лицо в новостях. Но трудно сказать из-за его очков.

Я выпрямилась и посмотрела на них. Парень, который только что со мной разговаривал, глядел на меня с бесстрастным выражением на лице, сложив руки перед собой, как будто он слишком долго ждет. Второй, который показался Камилле знакомым сидел прямо, но я все еще не могла увидеть его лицо.

Я схватила меню и почувствовала, как Камилла сжала мою руку на удачу. Я неуверенно шла к ним, говоря себе, что эти люди, вероятно, просто хотели горячую официантку, которая их обслужит, не больше, и что я буду щедро вознаграждена.

Остановившись перед столом, я улыбнулась.

– Здравствуйте, меня зовут Луиза и сегодня я буду вас обслуживать.

Второй поднял свое лицо, и у меня прихватило дыхание. Камилла была права – он выглядел знакомым. Несмотря на то, что его широкие очки-авиаторы скрывали глаза, нельзя было ошибиться увидев густые с сединой усы, или его прическу в стиле маллет. Его лицо было исполосовано шрамами и отметинами с обеих сторон. И хотя он был довольно просто одет – в обычные джинсы и западную рубашку на его пивном животе – это не скрывало огромную силу и славу этого человека.

Это был не кто иной, как Сальвадор Рейес, лидер одного из самых пугающих картелей с безукоризненными документами. И он сидел в нашем баре и хотел, чтобы я его обслужила.

Я сохраняла пластиковую улыбку, а по моей спине прошелся холодок.

Из этого не выйдет ничего хорошего. Здесь даже не его территория! Он контролировал большую часть Синалоа.

Помимо Тихуаны большая часть полуострова Баха была относительно не тронута картелями и избежала нарко-террора.

Не тронута до сих пор.

Я смутно осознавала, что мужчины смотрят на меня через солнечные очки на своих неподвижных и серьезных лицах. Быстро положив меню на стол, так, как будто оно горячее, я, нервно заикаясь, пустила в ход наше спец-предложение.

– Начос в полцены, также, как и половина ведра пива «Tecate».

Человек, которого я приняла за Сальвадора, взял меню и быстро взглянул на него. Второй даже не посмотрел на него.

Наконец, Сальвадор улыбнулся. Это было бы мило, если бы не было так жутко.

– Лучшую текилу, что у вас есть – два шота. Ну и начос, пожалуйста, Луиза.

Я кивнула и быстро побежала на кухню, чтобы передать заказ Дилану. Я чувствовала спиной, как Камилла выжидающе смотрит на меня.

– Ну, что? Поняла, о чем я? – Я кивнула, стараясь сохранять спокойствие. – Они выглядят знакомо, но я не знаю почему. В любом случае, кажется, они не опасны.

Забавным было то, что, если бы я сказала Камилле, что это Сальвадор, печально известный наркобарон, неприятностей было бы не избежать. Прямо сейчас он в баре, со своим другом, возможно это его правая рука – тот, кто живет с шакалом. Казалось, никто не заметил его присутствия или никого это не волновало. Это было хорошо. Этот человек имел право убить всех здесь. Он мог изнасиловать меня где-нибудь, и я даже не смогла бы предъявить обвинения. Он также мог изнасиловать меня посреди бара, и никто, даже Камилла, не посмеет что-то сказать. Этот человек был из тех, кто выше закона в Мексике. И чем меньше внимания уделялось этому факту, тем лучше. Ради меня и ради всех здесь, я должна была делать вид, что не узнала его. Я подошла к бару и налила ограниченного выпуска текилу «Патрон», который мы держим для специальных гостей. Мои руки дрожали, так сильно, что я пролила текилу, и, прежде чем взять шоты с полки, пришлось вытереть все губкой. Я благодарила бога, за то, что надела сегодня балетки, вместо нелепых туфель на каблуках, на которых настаивал Бруно.

Мужчины разговаривали друг с другом приглушенным голосом, и я подождала, когда они закончат, прежде чем поставить перед ними текилу.

– Для вас специальный выпуск «Патрон».

– Вы не принесли стаканчик для себя, – сказал Сальвадор, снова улыбаясь.

Его зубы были неестественно белые, вероятно, не без помощи стоматолога. И хотя, я видела его фотографии в новостях и в газетах, мне он всегда представлялся с золотыми зубами.

– Мне нельзя пить на работе, – ответила я, стараясь придать уверенность голосу и выдавливая ту самую улыбку.

– Абсурд! По-вашему, это Америка? Само собой, вам можно пить на работе. В любом случае, я нигде не вижу вашего босса, и даю слово, я ему ничего не скажу.

Было что-то дразнящее в его голосе. Он явно был из тех, кто привык флиртовать. Но, если вспомнить, что со мной флиртовал не кто-то там, а Сальвадор, глотать становилось все труднее и я вспомнила, насколько неправильна эта ситуация.

– Я выпью за вас после работы, – сказала я.

– И когда это будет? – он все еще не выпил. – Когда вы закончите вашу работу?

Дерьмо.

– Когда закроется бар. В три часа ночи, – я старалась говорить небрежно, накинув себе еще один час.

– Тогда мы посидим здесь и подождем. А потом выпьем «Патрон». Не так ли, мой друг? – он сказал, глядя через стол.

Бледный парень кивнул, но ничего не ответил.

– Не уверенна, что это будет весело, – слова вылетели из моего рта, прежде чем я смогла их остановить. Сальвадор уставился на меня, нахмурив свои густые поседевшие брови, но я продолжила. – Я имею ввиду, что в Кабо есть бары получше. Этот довольно скучный. Мне ли не знать, я же здесь работаю. – Я снова попыталась улыбнуться, но у меня было ощущение, что я поскальзываюсь на льду. – Вы двое здесь по делам или...?

Сальвадор сверлил меня взглядом несколько долгих мгновений – мгновений, в которые я мысленно проклинала себя, прежде чем он провел пальцами по своим коротким усам. Его золотые кольца засверкали.

– Мы здесь не по делам. Мы здесь для того, чтобы расслабиться. Развлечься. Насладиться пляжем, – он взял свою стопку «Патрона». – И мы здесь, чтобы напиться. Я не думаю, что у вас есть право говорить нам, где лучше это сделать. Если мы хотим напиваться и ждать вас до трех часов утра, мы можем это сделать. И мы сделаем. – После этих слов мужчины опустошили свои рюмки. Я сглотнула и пропищала «Извините», а затем повернулась, чтобы уйти. – Ох, Луиза, – позвал Сальвадор, останавливая меня на пол пути. – Подойдите. Мы с вами еще не закончили.

Я закрыла глаза, призывая свою силу воли и надеясь сохранить спокойствие, прежде чем вернуться к нему.

– Да? – спросила я.

– У меня к вам несколько вопросов. Если вы ответите на них честно, я не буду ждать конца вашей смены. Я уйду прямо сейчас и оставлю вам неплохие чаевые за ваше сотрудничество. Но если вы мне соврете, я не заплачу вам. И буду ждать и надеяться на вашу честность в три утра. Вам ясно?

– Да, – ответила я, едва слышно.

Мои колени начали дрожать.

– Хорошо, – сказал он, снова потирая усы. – Где вы живете?

– В Сан-Хосе-дель-Кабо.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не спрашивайте мой адрес» – мысленно просила я.

– О. С кем вы живете?

– С п-папой и мамой.

– Без мужа?

– Без.

– Дети? – Я покачала головой. – Парень?

– Нет, только мои родители. У меня нет парня.

Я знала, что это то, что он хотел услышать. Его улыбка стала очень хитрой.

– Хорошая девочка. Парни бесполезны. Вам нужен настоящий мужчина, который будет вашим мужем, а не мальчик. – Я ничего не ответила, у меня пересохло во рту. Он продолжил, обводя взглядом бар. – Это твоя единственная работа?

– Да.

– Как давно ты здесь работаешь?

– Три года?

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три.

– Счастлива?

Я нахмурилась, застигнутая врасплох.

– Что?

– Я спросил, счастлива ли ты. Так ты счастлива?

– А вы счастливы?

– Да, конечно. У меня есть все, о чем я мог мечтать... Почти, – он поднял брови.

Ему хотелось, чтобы я прокомментировала то, что он сказал. Но я сдержала свое любопытство.

– Как мило. Ну, я бедная и работаю здесь, чтобы заботиться о больных родителях. Я всегда была бедной, и я всегда много работала. Само собой, я не счастлива, – я была немного поражена правде, которая вылетала из моего рта, и в которой я не признавалась сама себе.

– Ты когда-нибудь попадала в беду из-за своей дерзости? – спросил он, и на мгновения я подумала, что уже была в большой беде. Затем он покачал головой. – Это все не имеет значения, ведь ты можешь решить эту проблему. Итак, ты не счастлива. Но ты же такая красивая. Настолько красивая, чтобы я захотел прийти сюда и поговорить с тобой, чтобы я захотел узнать о тебе больше.

– Красота ничего не значит, – ответила я.

– Ах, но ты же выиграла конкурсы и получила денежные призы.

Мое сердце пропустило удар.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю много чего, – он продолжал. – И много чего хочу. Итак, последний вопрос: ты девственница?

Мои щеки начали гореть.

– Это не ваше дело.

В ответ он улыбнулся мне крокодильей улыбкой.

– Боюсь, что мое. Нравится тебе это не это или нет, ты сейчас мое дело. Ну так, что? Скажешь мне правду, или я узнаю ее в три утра? Да и не пытайтесь звонить в полицию. Ты знаешь, кто я такой, и знаешь на что я способен.

Я была близка к тому, чтобы упасть в обморок от страха. Но вместо этого я ответила:

– Да, я девственница.

Он удовлетворенно кивнул.

– Я так и думал. Возможно, поэтому ты так несчастна.

Он посмотрел на другого человека, который достал свой бумажник и положил пятьсот долларов на стол.

Мой рот открылся, когда я увидела пачку денег. Я просто стояла, когда Сальвадор и мужчина вышли из будки. Я отскочила в сторону.

– Ты можешь доесть начос, – сказал Сальвадор, поправляя свои джинсы и оглядывая меня. – Было бы неплохо, если бы ты набрала вес в бедрах. Я не хочу причинить тебе боль... Правда.

Они вышли из бара. В один момент, они были здесь, и вели со мной самый жуткий в мире разговор, в другой они исчезли. Я долго простояла там, пытаясь понять, что произошло. Они ушли, оставив огромное количество денег на столе. Я быстро схватила их и сунула под рубашку, прежде чем, кто-нибудь их увидит. Когда я вернулась к работе, я каждую минуту оборачивалась в страхе, что наркобарон вернется. Но он не вернулся в ту ночь. Зато он пришел на следующий день.

И на следующий.

И на следующий.

И на следующий.

Пока я не научилась бояться его меньше.

Пока он не сделал предложение, от которого я не могла отказаться.

 

Глава 3

 

– Луиза, ты совсем ничего не ешь, – говорит мама.

Я поднимаю взгляд со своей тарелки и смотрю на нее. Как она всегда чувствует такие вещи? Наверно, материнский инстинкт.

– Аппетита нет, – признаюсь я, перемещая курицу по своей тарелке; моя голова тяжелая, как будто кто-то открыл мне рот и насыпал туда песка.

Мама медленно опускает вилку и вздыхает.

– Последние несколько недель ты сама не своя. Что-то случилось? У тебя проблемы на работе?

Я посмотрела на папу. Он спокойно ел, ни на кого не обращая внимания. Я понимаю, что сейчас он находится в каком-то другом месте – если бы папа был самим собой, он бы сразу понял, что со мной что-то не так. От него невозможно ничего утаить.

– Нет, работа здесь ни при чем, – медленно произношу я, понимая, что мне придется все им рассказать. Если бы я только знала, как это сделать. Они ни за что не смогут взглянуть на ситуацию с моей стороны. Сколько мне удастся скрыть? – Мам, пап, – я прочищаю горло, выпрямившись на стуле – хоть мама и не могла видеть меня, мне казалось, что она смотрит. Папа же остается потерянным в своих мыслях, и на этот раз я была только рада, что он никак не отреагирует на мои слова. – Я познакомилась с мужчиной.

– Да? – маму заинтересовала тема, которую я прежде никогда не поднимала. – Кто он? Где вы встретились? Он тебе нравится?

– Я встретилась с ним на работе, – я избегаю ответа на остальные вопросы, кладу кусочек тушеного помидора в рот. Медленно жую, продумывая свои следующие слова. – Я понравилась ему. Он очень богат, и пообещал преподнести мир к моим ногам.

Энтузиазм мамы немного угасает.

– Понимаю, – она замолкает, отодвигая от себя тарелку. – И я нисколько не удивлена, Луиза. Ты очень красива и хорошо воспитана. Удивляет только то, что он оказался первым мужчиной, о котором ты нам рассказала.

Ну вот.

– Потому что у нас с ним все серьезно. Он сделал мне предложение.

Комната замирает, и я задыхаюсь от духоты и молчания. Мое сердце начинает лихорадочно биться от страха, как только я слышу, как звучат мои слова.

Это голая правда – Сальвадор Рейес предложил мне выйти за него замуж.

По лицу мамы я ничего не могу прочитать. Понятно, что она в шоке, но я не могу понять, счастлива ли она, расстроена, зла или сомневается. Наконец мама говорит:

– Как давно?

– Совсем недавно, – говорю я ей.

Он приходил в бар каждый день, иногда с Дэвидом, этим его жутким закадычным другом, которым всегда носит солнцезащитные очки в помещении. Хотя несколько раз он был один. Конечно, я не сомневалась, что он повсюду распихал целую армию людей, так что мы никогда по-настоящему не были наедине, но, когда он приходил без Дэвида, то звал меня пообедать с ним, даже если мой рабочий день был в самом разгаре. Бруно знал, кто этот человек, и что происходит, поэтому давал мне столько перерывов, сколько нужно. Как только Сальвадор входил в бар, он полностью контролировал его, и это продолжалось до тех пор, пока он не выходил за дверь.

Он также контролировал меня.

Как ни странно, постепенно я привыкла к его присутствию. Нет, я вовсе не перестала бояться его, просто привыкла к этому страху. Страх того, что он хотел от меня, и того, что он сделает в следующий раз, стал таким же мягким и легким, как мое любимое покрывало. И, так как он был самым страшным из всех, я больше не боялась никого, кроме Сальвадора. Бруно по сравнению с ним был жалким щенком. Все мои страхи объединились в толстом усатом человеке с пивным животом и редкими волосами. Человеке, который управлял миром насилия, и скоро будет управлять еще и моим миром.

Потому что, когда он спросил меня, пока мы прогуливались по пристани, я знала, что должна сказать «да».

Если быть честной, часть меня хотела упасть в обморок от его предложения. Когда Сальвадор встал на одно колено и взял мою руку своими потными ладонями с большими толстыми пальцами, я пыталась заставить свой разум и сердце поверить в то, что он знал меня, заботился обо мне, любил меня. Но, конечно, он просто хотел, чтобы рядом с ним был кто-то, выглядящий красиво, кто также согреет его постель. Что еще он мог хотеть от меня спустя всего несколько недель знакомства?

Поэтому я сказала «да» и попыталась поверить, что действительно хочу этого. Не сомневаюсь, что, если бы я сказала нет, меня бы убили – ни одна женщина никогда не отказывала Сальвадору Рейесу.

– С тобой будут обращаться как с принцессой, – сказал он мне с глупой кривой ухмылкой на лице. – Все, о чем ты попросишь, будет твоим, и ты будешь даже богаче президента.

В этот момент я нашла толику надежды, за которую могла зацепиться. Женившись на самом известном наркобароне страны, человеке, под каблуком которого находились политики и полицейские, человеке, у которого было столько денег, что он, возможно даже не знал, что с ними делать, я куплю себе безопасность ото всех, кроме него, и куплю себе и родителям ту жизнь, о которой мы, в противном случае никогда бы не узнали. Мне больше не придется работать на Бруно, и о моих родителях будут заботиться.

От этой мысли я, наконец-то, смогла искренне улыбнуться Сальвадору. Он ответил мне первым поцелуем, во время которого его усы щекотали мою верхнюю губу. Я бы хотела что-то почувствовать от этого поцелуя, но все на чем я могла сконцентрироваться, это два чувства: облегчение.

И страх.

– Ты согласилась? – тихо спрашивает мама, возвращая меня в реальность к кухонному столу, одна ножка которого шатается, к потолочному вентилятору, который абсолютно не рассеивает горячий воздух, и к добрым, но опустошенным глазам моего отца, который уставился на маму так, будто видел ее впервые за сегодня.

Я киваю и промокаю рот салфеткой.

– Да. Увидишь, мам, это к лучшему.

Она насмешливо взглянула на меня.

– Ты ведешь себя так, как будто брак – это сделка, – когда я не ответила, она продолжила. – Так что ты получишь от этого брака?

– Я же сказала, он очень богат. Он будет обеспечивать меня, а я смогу позаботиться о вас, – я быстро тянусь через стол и накрываю ее руку своей. – Мам, пожалуйста поверь, все будет хорошо.

– По твоему голосу так не скажешь. Я совсем не слышу в нем счастья.

– Но я счастлива. По крайней мере, со временем точно буду. Просто это все неожиданно и...

– Ну и кто же этот внезапный жених?

– Ты его не знаешь, – осторожно начала я. – Но он очень властный и влиятельный.

– Чем он занимается? – спрашивает она, и я слышу стальные нотки в ее голосе. Она прекрасно знает, что в нашей стране никто не сможет разбогатеть законным путем.

Все, что я могла сделать, это сказать ей правду. Она причинит ей боль, но также сохранит ее в безопасности.

– Его зовут Сальвадор, и он глава картелей.

Рот моей мамы раскрывается от шока, а папа в это время бормочет свои первые слова за этот вечер.

– Сальвадор Рейес, – задумчиво произносит он. – Он плохой человек, очень плохой.

Ну конечно, он может забыть свою жену и дочь, но никогда не забудет пресловутого наркобарона.

– Луиза, – говорит мама бездыханно. – Сейчас самое время сказать, что ты просто разыгрываешь нас.

Я напряженно улыбаюсь ей.

– Если я скажу это, то мои слова будут ложью, мам.

– Сальвадор Рейес? Сал? Наркобарон? Шакал? – она качает головой и складывает руки на коленях. – Нет. Нет, я отказываюсь верить в этот бред.

– Это не бред, это – правда.

– Но почему? Почему здесь? Почему ты?

– Понятия не имею, мам. Просто он думает, что я красива и достойна лучшей жизни.

«Он думает, что я достойна его постели».

Она едко фыркает.

– Лучшей жизни? Да кто он такой? Он видел нас? Мы вовсе не живем в нищете, Луиза. У нас есть все, что нам нужно.

– Нет, это не так! – кричу я, поражаясь свирепости в своем голосе. – Каждый день я борюсь, чтобы выжить для тебя, для папы, но этого по-прежнему недостаточно. – Она смущенно поджимает губы. Я вижу стыд на ее лице и немедленно сожалею о том, что сорвалась. – Прости, – быстро говорю я. – Ты же знаешь, я всегда делала все возможное, чтобы заботиться о вас обоих, и я буду продолжать это делать. Это возможность...

– Это смертный приговор, – пробормотала она.

 Ее слова посылают мурашки по моему позвоночнику, и я сглатываю.

– Вовсе нет, – произношу я, сама не веря в свои слова. – Он может защитить меня. Мы будем жить в особняке в Кулиакане. Там я буду в безопасности, и также будете вы. О вас с папой будут заботиться; вы можете жить с нами или остаться здесь. Также я смогу купить вам любой милый дом, который вы захотите. Я сделаю для вас все, что потребуется.

 Она просто качает головой, и несколько прядей седеющих волос рассыпаются по ее лицу.

– Это ошибка. Ты заслуживаешь того, чтобы выйти замуж по любви, а не из-за денег.

– Может, я смогу полюбить его. Может и он тоже сможет полюбить меня.

 Ее рот изгибается в грустной улыбке.

– Ох, Луиза, ты же не настолько наивна! Они понятия не имеют, что значит любить людей. Все, что они любят, это деньги и смерть. Он никогда не полюбит тебя, и будет изменять. А ты никогда не сможешь уйти от него, потому что будешь там как в тюрьме.

 «Разве эта тюрьма будет отличаться от той, в которой я нахожусь сейчас? »

– Ты же знаешь, что у меня нет выбора. Люблю или нет, я не могу ответить отказом.

– Дочка, выбор всегда есть. Бог дал тебе свободу воли, чтобы его сделать.

– Тогда я выбираю умереть позже, а не сейчас.

 Я думала, что мама сделает мне выговор за то, что я говорю так обреченно, но она все поняла. В моем решении не было ничего легкого или правильного, поэтому мне нужно было выжать из него все, что можно.

– Ты заслуживаешь гораздо большего, – сказала она, наконец, смотря в никуда.

 Я многозначительно смотрю на них с папой.

– Так же, как и вы. И теперь у нас будет больше. Давайте просто пока не задумываться о цене.

 Она кивает и возвращается к еде, бесцельно цепляя вилкой остывшую курицу. Видимо теперь, когда она знает какой вес лежит на моих плечах, ее аппетит тоже пропал.

 

На следующий день я в последний раз пошла на работу в бар. Мама думала, что я сошла с ума, но папа настолько привил мне хорошую рабочую этику, что ей было очень сложно изменить. Ни смотря на то, что Бруно делал со мной все эти годы, он предоставил мне работу, благодаря которой я смогла заботиться о родителях и я не могла уйти без предупреждения. Как только Сальвадор сделал мне предложение, я сказала Бруно, что через неделю ухожу.

Должна признать, было немного грустно прощаться. Когда я стояла за стойкой и смотрела на смеющихся людей, сидящих в кабинках, я забыла о том времени, когда клиенты обращались со мной как с грязью, и Бруно приставал ко мне. Я помнила только комфорт и безопасность, какими бы фальшивыми они ни были. По сравнению с неизвестной новой жизнью, работа казалась такой простой и надежной.

– Я буду скучать по тебе, – говорит Камилла, обняв меня в миллионный раз за день. Она держит меня за плечи и наклоняется, изучая меня глазами. – И, знаешь, я тоже буду волноваться.

Я киваю ей с ложной уверенностью на лице.

– Не волнуйся, с ним мне будет только лучше.

Она хмурится, переводя глаза на Бруно, который стоит у входа.

– Возможно. Но каким бы неприятным и отвратительным не был Бруно, он не Сальвадор Рейес.

– Не беспокойся обо мне, – повторяю я, смотря ей прямо в глаза.

Она мягко улыбается и легко сжимает мои плечи, перед тем как отпустить меня.

– Ладно, я постараюсь.

Остальная часть смены прошла гладко, и сотрудники вместе с Бруно даже дали мне маленький кусочек пирога в конце. Мы сделали несколько снимков в честь моего отъезда, и Бруно даже профессионально пожал мне руку, желая удачи в будущем. Как бы мне не хотелось плюнуть ему в лицо, я вела себя очень вежливо и надеялась, что однажды карма постучится к нему в дверь.

Примерно в девять мой последний день наконец-то заканчивается. Я выхожу за дверь и успеваю пройти полквартала, протискиваясь через толпу медленных туристов, когда черная машина паркуется у обочины.

– Мисс Чавес, – Дэвид выходит с пассажирской стороны, со своими вечными солнцезащитными очками на худом лице, и указывает мне на заднюю дверь. – Могу я попросить Вас сесть в машину?

Мое сердце начинает дико биться в груди.

– Да, конечно, – говорю я, пытаясь сохранить уверенный голос. Сегодня я не планировала встречаться с Сальвадором. Я открываю дверь и сажусь на заднее сиденье, которое, к моему удивлению, пустое. От страха мои конечности отяжелели. – Куда мы едем? – спрашиваю Дэвида, когда он быстро отъезжает от обочины.

– К Сальвадору, – легко отвечает он.

– Я припарковалась здесь за углом.

– Я верну вас позже к вашей машине, – говорит он, не смотря на меня в зеркало. – Сальвадор хочет кое-что с вами обсудить.

Он мог бы добавить «не бойтесь», но не сделал этого. Видимо он понимает, что я всегда буду бояться разговоров с Сальвадором, не важно, женаты мы или нет.

Двадцать минут спустя, мы останавливаемся на усыпанных кактусами холмах за пределами города. Дэвид паркуется, через минуту дверь открывается и Сальвадор залазит в машину. На нем джинсы и серая, покрытая потом и слоем пыли футболка.

– Включи кондиционер, – гаркает он на Дэвида, когда автомобиль начинает движение. Сальвадор садится напротив меня и поднимает свои очки на лоб. Он много пил, судя по его отекшим глазам. На долю секунды мне стало интересно, как я смогу выйти замуж за этого мужчину, не говоря уже о том, чтобы спать с ним. Он ведь абсолютно не привлекает меня. Возможно, если бы он был хорошей личностью, он бы хоть немного нравился мне, но он не может даже притвориться хорошим. – Прости, принцесса. – Он до сих пор очень вежлив со мной. – Боюсь, я не смогу оставаться в Лос-Кабосе. Здесь больше не безопасно.

«Ну, ты выставлял себя напоказ, пока был здесь», – думаю я, не осмеливаясь произнести.

Он вытаскивает из заднего кармана джинсов маленький бумажник, берет меня за руки, и кладет его в них.

– Вот. Здесь тысяча американских долларов. Как я и обещал, этого достаточно, чтобы ты ни в чем не нуждалась в течение следующего месяца. Но тебе не хватит этого, чтобы купить себе новую жизнь, если ты на это надеешься.

Я открываю рот, чтобы запротестовать, когда страх проносится через меня.

Он качает головой.

– Шутка, – говорит он, хотя холодный злой блеск в его глазах утверждает обратное. – Через месяц я вернусь, и в течение недели после этого мы поженимся. О платье можешь не беспокоиться, я сам выберу его для тебя.

Все, что я могу делать, это молча смотреть на него.

– Значит, через месяц мы поженимся...

– Может, чуть раньше или позже, – говорит он. – Ты не выглядишь счастливой.

Я выдавливаю улыбку и наклоняюсь, кладя руку на его липкое предплечье. Проглатываю отвращение и играю свою роль.

– Я счастлива. Очень. Просто немного расстроилась от того, что тебя так долго не будет рядом.

От моих слов он улыбается, и его густые усы изгибаются вверх.

– Ты справишься с этим. После того, как мы поженимся, ты больше никогда не останешься одна.

Эти слова проносятся в моей голове, когда позже я еду обратно домой к маме и папе с толстым бумажником на заднем сиденье. У меня остался только месяц, чтобы насладиться своей жизнью, перед тем как она изменится в лучшую сторону.

 

Глава 4

 

Хавьер

 

Эта шлюха красивая.

Хотя, у Эсте всегда был хороший вкус. Я наблюдаю, как она тревожно идет по выложенной булыжниками дороге, направляясь к охранникам у ворот, к свободе. Она напоминает мне грациозную лань со своими каблуками, не подходящими для неровной дороги, и, на один короткий момент, мне даже становится немного ее жаль. Такая милашка продала свое тело за богатство, которым так никогда и не насладится. Она получила только деньги, но шлюхи хотят не денег. Она никогда не получит то, чего хочет на самом деле.

 Поэтому ей лучше умереть.

 С этой мыслью жалость к ней испаряется.

 Вижу, что она уже приближается к воротам. Несмотря на то, что глаза стоящих у ворот охранников скрыты за солнцезащитными очками, я могу сказать, что они обмениваются взглядом, думая, кто убьет ее. Приказ есть приказ.

 Им не приходится гадать долго. Звучит выстрел, пуля летит в голову шлюхи, и она медленно падает на землю, как будто просто устала стоять. Из ее головы начинает вытекать кровь.

 Я вытягиваю шею, пытаясь увидеть того, кто выстрелил, но не вижу никого, кроме охранников. Значит, это сделал Франко. Это превратилось в его хобби в последнее время, как будто он вошел во вкус. Но лучше уж шлюхи, чем кто-нибудь еще.

 Знаю, что где-то неподалеку мой садовник Карлос матерится себе под нос. Франко никогда не избавляется от тел, поэтому именно Карлосу придется делать что-то со шлюхой и смывать кровь с камней. Конечно, Карлос никогда не жалуется мне на это, иначе кому-то еще пришлось бы смывать с этих же камней его собственную кровь.

 Позади меня раздается стук в дверь. Я держу руки за спиной, а мои глаза приклеены к вытекающей и растыкающей по дорожке крови из головы шлюхи.

 – Войди, – говорю я. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это Эсте. – Как звали шлюху? – спрашиваю я, по-прежнему не отрывая взгляда от растущей алой лужи.

Дверь тихо открывается, и я чувствую, как он входит в комнату.

 – Лаура, – отвечает Эсте, – Она великолепно трахалась, кстати. Ты должен был переспать с ней. Знаешь же, что я не против того, чтобы поделиться.

Я игнорирую его.

– Не думаешь, что это немного, ну, не знаю... жестоко, что ли? Отпускать их вот так? – спрашиваю его. – Не лучше ли было бы сразу убивать их в кровати?

 Слышу, как он фыркает.

– Как раз это и было бы жестоко. Мне кажется, мы должны давать им хоть немного надежды на то, что они останутся в живых. Кроме того, для меня это больше спорт. Охота. Весь смысл в ней.

Я киваю, предполагая, что он прав. Если бы он убивал их сразу, это бы не было спортом. Наблюдаю, как Карлос подходит к телу, и начинает оттаскивать Лауру. Я никогда не спрашивал, что он делает с телами, но, до тех пор, пока они находятся подальше от моего дома, это не имеет значения. С глаз долой – из сердца вон.

Поворачиваюсь и смотрю на Эсте.

 – Предполагаю, что в идеальном мире нам бы вообще не приходилось бы их убивать.

Он ухмыляется и опирается на стол.

– О, посмотрите-ка, кто это у нас становится таким мягкотелым.

Я поднимаю бровь.

– Мне просто жаль, что в наше время нельзя купить молчание.

Он пожимает плечами.

– Одна шлюха проболтается, и через час у нашей двери будет толпа. А нам всем нужно трахаться. Ну, по крайней мере, мне точно нужно, – его лицо искажается от этих слов. – Другого выхода просто нет.

 – Видимо нет, – говорю я, усаживаясь за стол. Поправляю часы и смотрю на него с ожиданием. – Так зачем ты пришел? Показать мне свою ужасную обувь? Она из картона сделана, да?

 Эсте смотрит вниз на свои ноги. Как обычно, он выглядит так, как будто выкатился из Калифорнии, в этой своей футболке, широких шортах и ужасных шлепанцах. Он вовсе не выглядит как представитель картеля, но чувство стиля ему привить невозможно. Поверьте, я пытался.

 Он кладет на стол большой конверт.

 – Я получил е-мейл от Мартина несколько минут назад и распечатал фотографии для тебя. – Я некоторое время разглядываю конверт, перед тем как придвинуть его к себе. Дрожь предвкушения пробегает по моим рукам, и я изо всех сил пытаюсь успокоиться. – Я ему не ответил, – продолжает Эсте. – Он упомянул, что место обручения изменили в последнюю минуту, но ему по-прежнему удалось сделать свое дело. Я распечатал и е-мейл тоже. – Киваю и медленно открываю конверт. – Мне нужно получить от него еще что-нибудь?

 Я качаю головой, выкладывая бумаги из конверта на стол.

– Ты уже не сможешь этого сделать. Мартин мертв.

 Поднимаю взгляд и вижу, что Эсте ошеломленно уставился на меня.

 – Уже?

 – Да, – говорю я отстраненно, разглядывая бумаги, находящиеся в моих руках.

Распечатанный е-мейл я сразу отодвигаю в сторону.

– Жаль, мне он нравился.

– А мне нет, – отвечаю я. – Он сделал свою работу, и это все, что имеет значение.

 – Почти как шлюхи.

Поджимаю губы.

– Мхм. – Судя по письму, Мартин хорошо справился со своим заданием. Он наблюдал за Сальвадором Рейесом и его невестой в течение нескольких дней перед их свадьбой и сделал фотографии во время церемонии. – Но убивать женщин отвратительно.

– Знаешь, – говорит Эсте, скрещивая руки. – Вот это твое дерьмо удивляет меня. Учитывая твои проблемы с женщинами и вообще.

Я посылаю ему пронзительный взгляд.

– У меня нет никаких проблем с женщинами.

– Нет, – говорит он медленно с легкой улыбкой на губах. Он слишком много знает. – Конечно, нет.

В такие моменты я ненавижу Эстебана Мендосу. Ненавижу то, что он – моя правая рука и то, что он самый близкий мне человек. Хотя больше всего меня бесит то, что если убью его, то это причинит мне боль.

 – Мартин бы проболтался, - говорю я ему. – Так же, как и шлюхи. Не волнуйся, о его жене и детях позаботятся. – Эсте поднимает брови. – Деньгами, – быстро поясняю я. – Они прекрасно обойдутся без отца, который оказался настолько глупым, что связался с нами. Я вовсе не жесток.

 – Конечно, ты же не стреляешь в шлюх, – говорит он, – И вовсе я не волнуюсь. Ты же знаешь, я редко беспокоюсь о тебе.

 – Как трогательно, – гримасничаю я.

 Он обходит стол и встает у меня за спиной, заглядывая через мое плечо. Ненавижу, когда он так делает.

 – Интересно, что ты думаешь, – говорит он.

 – О чем?

 – О ней, – поясняет он, в то время как я достаю из кучи бумаг фотографию. – Миссис Рейес.

 Фотография черно-белая и распечатана на бумаге, но суть ее ясна. На ней женщина в очень экстравагантном белом свадебном платье без лямок. Ее руки скромно сжаты, а на лице нервная улыбка.

 Женщина невероятно красива, но этого я и ожидал. Самый вопиющий наркобарон страны никогда не женился бы на ком-то менее, чем ошеломительном, а эта женщина, Луиза, отвечает всем требованиям. Но, не смотря на ее тело, круглую дерзкую грудь и элегантную шею, черные длинные волосы и классическое лицо, в ней есть еще кое-что, мгновенно делающее меня твердым – глаза. Они чистые, ласковые и излучают свет, который того гляди и проникнет через бумагу.

 Я хочу, чтобы она стояла передо мной на коленях и смотрела на меня этими своими ангельскими глазами, в то время как я прижимаю ее к полу и кончаю прямо на них. Я заберу ее чистоту и заставлю ее увидеть мир таким, какой он на самом деле.

 – Уверен, что трахать ее будет здорово, – говорит Эсте, смотря на фотографию с вожделением.

 Я посылаю ему взгляд, передающий все мое отвращение.

 – Она не шлюха, Эсте, – упрекаю я.

 – Ну, это ты так считаешь, – говорит он, пока я разглядываю следующее фото, на котором рядом с Луизой стоит Сальвадор.

 – Я серьезно, Эсте, – говорю я, а мои глаза притягиваются к ней снова и снова. – Никто не прикоснется к ней. Ни ты, ни Франко.

 – Я-то могу пообещать это, – говорит Эсте, – но Франко едва контролирует себя, когда рядом шлюхи.

 – Никто. Не прикоснется. К ней, – повторяю я. – Она будет нашей заложницей, и именно от нее зависит выполнение нашей цели. Никто даже пальцем ее не тронет.

 – Кроме тебя, как я полагаю.

Она почти слишком красива, чтобы прикасаться к ней. Почти. Не могу дождаться того момента, когда сломаю ее.

– Она очень ценна для нас, – признаю я.

Просматривая еще пару фотографий, я становлюсь еще тверже. Скорей бы свалил чертов Эсте, чтобы я мог разобраться с этим. Я уже почти хочу, чтобы Лаура была здесь, чтобы я мог перевернуть ее на живот и кончить ей на спину. Я не трахаюсь с женщинами здесь, но это вовсе не означает, что я не использую их.

– Знаешь, – говорит Эсте ленивым голосом, который уже начинает раздражать меня, – если Мартин был так близко, что спокойно следил за ними и фотографировал, почему ты просто не сказал ему прострелить Сальвадору голову? Ты ведь все равно собирался убрать Мартина.

Я наблюдаю за ним с опаской, разочарованный его опрометчивостью.

– Потому что жизнь – игра, и все мы просто обмениваемся картами. Мы играем, чтобы вырваться вперед, – изучаю улыбающееся, невежественное лицо Сала, смотрящего на свою невесту. – А смерть прекращает игру. Она окончательна, несгибаема и чертовски упряма. – Когда Эсте не отвечает мне, я поднимаю взгляд и вижу унылый блеск в его глазах. Вздыхаю и сжимаю переносицу, раздраженный его некомпетентностью. – Что нам даст убийство Сальвадора? Дэвид Гвайрс или кто-нибудь еще захватит его империю быстрее, чем ты успеешь сходить в туалет после своего кофе, и ничего не изменится. Вспомни Тревиса Рейнса. Как только он умер, я оказался там, где нахожусь сейчас.

– Только потому, что это ты убил Тревиса, – замечает он.

– Мы убили Тревиса, – поправляю я его. – В любом случае, смерть только портит сделки. Если мы хотим получить этот морской торговый путь, мы должны заставить Сальвадора отдать его нам. Убив его, мы ничего не добьемся. А вот похищение его жены нам поможет.

– Ты очень уверен в себе, – говорит Эсте, обходя стол.

– У меня нет причин для сомнений, – отвечаю я. – Они молодожены. Он хочет ее и нуждается в ней. Мы успеем забрать ее до того, как она ему надоест. У Сала есть гордость, как и у всех нас. Это наше слабое место, и я знаю это по собственному опыту.

Он проводит рукой по своему загривку и коротко кивает.

– Хорошо.

Я рассматриваю их фото перед алтарем, сделанное на роскошной церемонии, которая проходила на открытом воздухе. Он смотрит на нее с гордостью, о которой я и говорил. А вот она смотрит на него тем взглядом, который так хорошо мне знаком.

– Хотя она его не любит, – комментирую я, в основном для себя.

 – С чего ты это взял? – спрашивает Эсте, подходя ближе и снова рассматривая фото.

Я пожимаю плечами.

– Просто знаю, что не любит.

– Значит, она выходит за него из-за денег?

Я беру бумаги и складываю их в аккуратную стопку перед тем, как засунуть обратно в конверт.

– Наверно. Разве это важно?

– Нет. Когда мы начинаем действовать?

– Скоро, – говорю я, убирая конверт в верхний ящик стола, потому как знаю, что возьму его снова, как только Эсте уйдет. – Но делать это нужно медленно. Сначала мы должны прощупать почву. Возможно, нам следует отследить Дерека, чтобы он помог нам.

Эсте посылает мне странный взгляд.

– Дерек... Мы не разговаривали с ним с тех пор, как он... Я даже не уверен, что он по-прежнему в Мексике.

– Может, его здесь и нет, – говорю я, не слишком беспокоясь.

Дерек Конвей – бывший американский военный, а также наемный убийца. Он был связан с нами в некоторые из наиболее важных для нас моментов. На самом деле, в последний раз я видел его три года назад. Это он всадил Тревису пулю в голову. По моему приказу, конечно. Потом он нас кинул, но за это я не могу его винить. Он служит тому, кто больше платит.

Но он не единственный мужчина в моем распоряжении. С тех пор, как я возглавил картель, у меня есть целый легион мужчин, выполняющих за меня всю грязную работу, и все они – лучшие из лучших. На следующий месяц или около того, мне нужен кто-то способный и верный. Похищение жены величайшего наркобарона в Мексике это вам не прогулка по парку, но с правильными людьми его вполне возможно осуществить.

Возможно, я слишком уверен в себе, но в прошлом это только спасало меня.

Спокойно смотрю на Эсте.

– Я поручаю это тебе. Справишься?

– А когда я не справлялся?

– О, ну не знаю. Однажды я отправил тебя на Гавайи, чтобы ты закончил работу, а ты вместо этого трахнул какую-то суицидальную серфершу.

– Но работу-то я все равно закончил. Что плохого в том, что я успел и потрахаться?

Закатываю глаза на его глупость и делаю ему знак, чтобы проваливал.

– Иди, разберись с этим. И не разочаровывай меня.

– Забавно, – размышляет он. – Не уверен, что хочу знать, что будет со мной в противном случае, – он разворачивается и выходит из офиса, захлопывая за собой дверь.

Я встаю и подхожу к окну. Подъездная дорожка сырая в том месте, с которого Карлос убрал тело Лауры и смыл кровь. Все выглядит так, как будто здесь и не происходило ничего ужасного.

Я вбираю взглядом горы и ярко-зеленую траву, простирающуюся за пределы моей собственности и сливающуюся со скалами Хребта Дьявола. Иногда мне становится интересно, есть ли где-то человек, который также строит планы против меня, как и я против Сальвадора. Скорее всего, есть. Ты не можешь управлять картелем, если вокруг нет армии людей, желающих убить тебя. В конце концов, я сам был солдатом в этой армии. Правда, я никогда не задумывался об этом; я просто выживал день за днем, продолжая игру.

 Я также придерживаюсь устаревшей и, возможно, немного наивной веры в то, что на все есть причина. Я не просто так избегал смерти, мне не просто так вырвали сердце и сломали душу; мою семью убили и мое будущее растоптали не просто так. Я пробыл в американской тюрьме три месяца, но, благодаря милости Бога и друзьям в нужных местах, мне удалось выйти на свободу и вернуться в Мексику, где я возглавил картель, который по праву стал моим. Все это произошло по какой-то определенной причине.

 Моя история постоянно переписывается, и это будет продолжаться до самого конца. Пока я не окажусь на вершине мира, и все, что я когда-либо хотел, будет у моих ног. Пока я не смогу сокрушить все без жалости, дарованной мне.

Подхожу к бару, и с некоторым удовольствием отодвигаю верхнюю часть старомодного глобуса, представляя своему взору бутылки внутри него. Этот бар раньше принадлежал Тревису; он купил его в антикварном магазине в штате Миссисипи, где я работал с ним в старые добрые времена. Я всегда восхищался этим баром, его старинной элегантностью, принадлежащей времени, когда мужчины действительно были мужчинами.

 Наливаю себе стакан старинного скотча, предпочитая его своей обычной текиле, и возвращаюсь к столу. Сажусь и аккуратно достаю из ящика фото Луизы. Чувствую какой-то странный укол унижения, пока рассматриваю фото снова и снова, как будто кто-то наблюдает за мной и осуждает меня, потому что я делаю то, чего делать не должен. Но мне нужно взглянуть на нее и изучить. Я ведь должен знать, что за экзотическую зверушку приведу в этот дом, и что за женщину я буду разрушать снова и снова, перед тем как отдать ее обратно Сальвадору.

 Мне нужно попросить у ее мягкого и сияющего лица прощение за то, что я с ней сделаю.

 Скоро она пожалеет о том, что вышла замуж за Сальвадора Рейеса.

 

Глава 5

 

Луиза

 

– Выглядишь нервной, – говорит визажист, нанося на мои скулы тонкий слой мерцающей пудры. – Не волнуйся, ты очень красива.

Она говорит нараспев, и это утешило бы любую другую невесту, но на меня абсолютно не действует. Если я поднимусь и выгляну в окно, то увижу внизу площадь, полностью забитую людьми, пришедших сюда, чтобы увидеть нашу с Сальвадором свадьбу. Также я почувствую несметное количество скрытых снайперов, которые находятся здесь, чтобы убрать любого, кто может... вмешаться.

Наверное, из-за этого я должна чувствовать себя лучше, безопаснее, но это вовсе не так. Меня преследует чувство, что я буду в безопасности только до того момента, пока не скажу «я согласна». После этого, я буду просто маленькой мышкой, которая снует через пустыню, в то время как ястреб следит за ней с небес.

– Ты упоминала, что твои родители здесь, – продолжает визажист, пытаясь разговорить меня, потому что все время, что она работает со мной, я сохраняю молчание.

Возможно, она тоже немного нервничает – знает ведь, в конце концов, за кого я выхожу замуж.

– Да, они здесь, – отвечаю я, замечая, что мое горло странно сжимает.

– Они, наверное, очень гордятся тобой, – говорит она, приподнимая пальцами мой подбородок, чтобы идеально обвести губы карандашом.

– Они обычно не путешествуют, – говорю я в качестве объяснения, едва шевеля губами.

Мои родители больше напуганы, чем горды. Папа сам не свой последнее время, и только благодаря удаче он спокоен и держит себя в руках. Благодаря удаче, или, возможно, тем лекарствам, которые мама позаимствовала у своей подруги. Мама пытается порадоваться за меня, но у нее это плохо получается, поэтому, в первый раз за всю свою жизнь, мне тяжело находиться рядом с ней. Она только напоминает мне о том, на что я себя обрекаю.

– Где они живут? – спрашивает визажист.

– В Сан-Хосе-дель-Кабо.

– Они не будут жить с тобой и твоим мужем?

Я качаю головой и виновато улыбаюсь, когда понимаю, что случайно испортила ее работу.

– Они захотели остаться со своими друзьями. Это слишком... неудобно для них, жить с нами.

Не говоря уже о том, что с помощью Сальвадора, я смогу купить им новый красивый дом, находящийся возле пенсионного центра и больницы. У моих родителей теперь есть постоянная сиделка – жесткая, но славная женщина по имени Пенелопа; также у них теперь есть свои увлечения и друзья. Все это произошло так быстро, что я до сих пор приспосабливаюсь к изменениям. Я сделала все возможное, чтобы облегчить свою вину за то, что не буду больше жить с ними, потому что я не хочу рисковать их жизнями, перевозя их с собой в Кулиакан. И хоть они будут вне моей досягаемости, я чувствую, что в Нижней Калифорнии им будет гораздо безопаснее находиться.

– Ну, возможно это и к лучшему, – говорит визажист, скромно улыбаясь. – Ничто так не разрушает брак, как родственники со стороны жены.

Я возвращаю ей взгляд, и, к моему облегчению, она заканчивает работу с моим лицом в тишине.

Сама свадебная церемония прошла намного лучше, чем я предполагала. Этому определенно поспособствовали три бокала шампанского, которые я стащила у официанта. Хотя все было сложно со священником, нашими обетами и бесконечным потоком людей, следящих за каждым нашим движением, но я выполнила свою часть, сыграла свою роль и сделала все возможное, чтобы выглядеть, как застенчивая невеста, преданная своему властному мужу. Я могла только надеяться, что мое лицо не предаст меня, и не покажет миру, насколько я напугана.

В тот момент, когда он надел на мой палец кольцо с бриллиантом – огромным, ослепительным бриллиантом, который стоит больше, чем большинство людей зарабатывают за всю свою жизнь – и мы сказали свои клятвы, я знала, что должна рыдать от той власти, под влиянием которой оказалась. Я стала женой шакала, почти самого влиятельного человека в стране, но, пока другие видели власть на моих плечах, глубоко внутри я знала, что все это иллюзия.

И мне не пришлось долго ждать, чтобы убедиться в этом.

На медовый месяц мы с Сальвадором направляемся на побережье в маленькую тихую деревню, находящуюся под его юрисдикцией, где в собственности Сальвадора имеется огромный пляж. Я едва успеваю попрощаться с мамой и папой; я по-прежнему цепляюсь за их руки мертвой хваткой, когда меня провожают с церемонии к ожидающему лимузину.

Он пуленепробиваемый. Не то, что я.

Сальвадор и я, садимся в лимузин, мы единственные люди в лимузине, в это время я вытягиваю шею и наблюдаю, как мои родители постепенно исчезают из моего поля зрения – две хрупкие фигурки на фоне беспощадно палящего солнца.

 – Это было грубо, – говорю я дрожащим голосом, хотя знаю, что мне лучше держать рот на замке. – Я не должна была просто так оставлять их.

Это больше, чем грубо; я до смерти напугана, что мои родители оказались вне моей досягаемости так быстро.

Сальвадор поворачивается ко мне; он выглядит почти привлекательно в своем смокинге, с зачесанными назад волосами и подстриженными усами. Хотя его глаза всегда предают его: они измученные и искрятся как неисправная проводка.

– Ты теперь моя жена, – говорит он с ухмылкой, которая слишком злая, чтобы быть искренней. – И больше не зависишь от своих родителей; ты зависишь от меня.

Я тяжело сглатываю, пытаясь решить, смотреть ли мне на него с вызовом или покладисто. Это было решение, занимающее всего долю секунды, и неповиновение побеждает.

И зарабатывает мне удар по лицу.

Я прижимаю руку с новым кольцом на пальце к щеке, пытаясь уменьшить боль, и смотрю на Сальвадора в немом шоке. Ясно, конечно, что все это время он просто притворялся, но я и не представляла, что правда откроется так быстро.

– Ты зависишь от меня, – повторяет он, смотря на меня жесткими как сталь глазами. – Это значит, что ты не перечишь.

Я открываю рот, и он сразу же ударяет меня снова, сильнее в этот раз, так, что у меня перед глазами появляются пятна, а мои зубы впиваются в язык, когда я ударяюсь затылком о сидение. Я пытаюсь не паниковать и оставаться собранной, в то время как мне хочется рыдать от боли. Такого сильного страха я еще в своей жизни не испытывала.

Спустя момент, я осторожно выпрямляюсь на сидении, отодвигаясь от него, а он искоса смотрит на меня, как будто это все просто шутка. Возможно, так и есть.

– Когда я говорю, что ты не перечишь, – говорит он, пробегая пальцами по усам. – Я именно это и имею в виду, так же, как и все остальное, что говорю тебе. Наш брак может быть милым и счастливым, если ты научишься хорошо себя вести. Я по-прежнему собираюсь положить мир к твоим ногам, но есть определенные правила, которым ты должна будешь следовать. Ничего не достается задаром в этой жизни, ты поняла?

Я киваю, не осмеливаясь говорить.

Внезапно он оказывается прямо перед моим лицом, а в области его виска пульсирует артерия.

– Я спрашиваю, ты поняла!? – кричит он, забрызгивая меня слюной.

Я зажмуриваюсь, как будто от этого он исчезнет. Мне кажется, что из меня высосали всю жизнь, и каждая секунда, проведенная в этом лимузине – это начало медленной и болезненной смерти. И я сама сделала этот выбор.

 «Ты делаешь это для родителей», – говорю я себе, мысленно пытаясь забраться в темный, теплый и безопасный уголок. – «Помни это. Помни, чье счастье ты покупаешь».

– Глаза на меня, – говорит Сальвадор спокойным голосом, и я чувствую его горячее дыхание на своей коже. – Ты должна смотреть на меня, когда я разговариваю с тобой. Это одно из правил, – он хватает меня за подбородок и сильно сжимает, отчего мои глаза распахиваются, и я смотрю, на самом деле не желая видеть его. Своего мужа. – Другое правило, – продолжат он мягче, – Это то, что ты не будешь перечить. Также ты будешь верной и послушной. Ты не будешь даже смотреть на других мужчин, и, ради твоей безопасности, тебе не будет позволено заводить друзей, не одобренных мной. Ты не будешь покидать дом без сопровождения, и также будешь всегда оставаться стройной и красивой, улыбаясь всем, кого встречаешь. И ты не будешь отказывать мне в исполнении супружеских обязанностей, – говоря это, он облизывает губы. – А сейчас повторяю. Ты поняла?

Я поняла. Жизнь Луизы Чавес теперь закончена и нет пути назад.

Осталась только Луиза Рейес.

И она будет жить в море боли.

 

Мою девственность Сальвадор забрал на заднем сидении этого лимузина, за несколько минут до того, как мы достигли дома на пляже. Радует только то, что это произошло быстро. Конечно, это не уменьшило боль – ужасную, разрывающую на части боль – но мне хотя бы не пришлось терпеть унижение слишком долго.

Он вовсе не был нежным, добрым или хотя бы благородным; он обращался со мной как с куском мяса или как с частью своего имущества. Если секс такой всегда, то я не представляю, как кто-то может этим наслаждаться. У меня не было права голоса, не было и никаких других прав. Я принадлежала ему, хотела я этого или нет, и он мог иметь меня в любое время. Мои собственные чувства и желания никого не волновали.

Повторения я не хотела. Мне было больно, чертовски больно, и я пыталась не просыпаться как можно дольше, оттягивая свое первое утро с ним в качестве супруга. Но Сальвадор не верил в слово «нет»; не важно, как часто я его повторяла или как сильно я боролась... На самом деле, ему даже нравилось, когда я это делала. Он обнажал свое раздутое, уродливое тело и насиловал меня с такой ухмылкой на лице, которую не смогла бы полюбить даже его мать.

Если у него вообще есть мать. Не могу представить, чтобы кто-нибудь вырастил это чудовище. Думая о нем, как о маленьком мальчике, я осознаю, что в его сердце не было чистоты. Он был из тех детей, которые засовывают в пасть собакам петарды, дерутся на игровой площадке и плюют в приготовленную бабушкой еду. Я задумывалась об этих вещах, пытаясь понять, как можно стать таким мерзким и ненавистным человеком, в то время как он разрушал меня изнутри.

Ему не было достаточно того, что у меня все болит, и я уязвима; если я хоть немного сопротивлялась, он утверждал свое господство надо мной.

– Миссис Рейес, – зовет экономка с балкона позади меня.

Я сижу на пляже, где теплый Тихий океан плещется у моих ног и задевает кромку моего платья. Сижу здесь уже несколько часов, и знаю, что она зовет меня на ланч, но я не смогла бы есть, даже если бы попыталась.

 Я игнорирую ее, смотря на свои руки, покрытые отметками и уродливыми синяками, так хорошо заметными при дневном свете. На долю секунды сильнейший страх наполняет мою грудную клетку как ледяная вода, и я задумываюсь о том, чтобы нырнуть прямо в океан и плыть, пока не утону.

Но это почти невозможно: слева от меня, наполовину скрывшись за пальмами, стоят охранники, наблюдая за имуществом и мной; я не вижу, кто находится справа, но точно знаю, что они не позволят мне утонуть.

Не позволят мне избежать моей участи.

Наш медовый месяц длится уже неделю. За все это время у меня не было возможности поговорить с родителями по телефону; также у меня не было возможности покинуть собственность Сальвадора, даже с охраной. Сальвадор обычно находится здесь ночью и утром, систематически избивая и насилуя меня. Однажды он заставил меня делать непристойные вещи с Дэвидом, его правой рукой, и, когда я отказалась, он приставил пистолет к моему виску. Часть меня хотела продолжить отказываться, чтобы он нажал на курок, но другая часть знала, что он этого не сделает: я являлась его женой всего несколько дней, и у него оставалась еще целая жизнь, чтобы наслаждаться моими страданиями.

– Миссис Рейес, – повторяет экономка. – Ланч готов. Мистер Рейес будет есть вместе с вами.

Значит, он сегодня дома. Да я просто счастливчик. Мне хочется закричать ей, что я Луиза Чавес, а Сальвадор может идти в задницу, но сейчас я уже знаю, как играть в эту игру: меня накажут в любом случае, но, чем лучше я себя веду, тем меньше наказание. После той поездки на лимузине, я научилась не перечить Сальвадору; после первого утра, я научилась не отказывать ему и после того, что он заставил меня делать с Дэвидом, я научилась не подвергать сомнению его слова. Да, я научилась многому за довольно короткий срок.

Вынужденное образование для жены наркобарона.

Я вздыхаю и поднимаюсь на ноги, стряхивая песок с платья. Мои волосы взметаются вокруг меня как темный шарф, пойманные прохладным океанским бризом. Закрываю глаза, и представляю на мгновение, какого это, жить без страха и чувствовать счастье и любовь мужчины. Мое сердце практически разбивается, когда я понимаю, что у меня ни за что такого не будет, пока жив Сальвадор.

Направляясь с тяжелым сердцем к пляжному дому, я пытаюсь думать о том, что моим родителям теперь лучше. Также пытаюсь думать о том, что и мне теперь лучше: не нужно работать на Бруно и волноваться о том, как бы пережить еще один день.

Но дело в том, что мне не лучше, так же, как и моим родителям. Бруно, бесконечная работа и страх того, что я не смогу дать родителям то, что они заслуживают – я бы вернула это все, если бы могла. Я поняла, что то, что я имела не было в действительности совсем плохим, и, если бы я могла вернуть свою старую жизнь, я бы это сделала. Но я отдала все, что у меня было в надежде получить больше.

Конечно, на самом деле у меня не было выбора – я не могла отказать Сальвадору. Но, как сказала мама, выбор есть всегда, и сейчас я начинаю задумываться о том, что сделала неправильный.

Меньшее из двух зол оказалось большим.

 

Глава 6

 

Хавьер

 

– Наконец-то я встретил того самого Хавьера Берналя, – напротив меня садится мужчина, во рту которого покачивается сигарета.

Я быстро выхватываю ее из его губ, разламываю на две части и бросаю на землю рядом с нами.

Он шокировано смотрит на меня, но этот взгляд исчезает через секунду, что я примечаю, ведь хорошо иметь при себе человека, который схватывает все на лету.

– Курить запрещено, – говорю я, прожигая его глазами, и указываю подбородком в сторону висящего на стене знака

Бару абсолютно наплевать, курят здесь люди или нет, и висит этот знак только потому, что так положено. Но смысл не в этом; просто этот мужчина должен знать, кто здесь устанавливает правила. Я слышал о Хуанито, хотя абсолютно нет смысла запоминать его имя: он нужен мне только для одного дела, поэтому, чем меньше я знаю о нем, тем лучше.

Он кивает, а на его лице по-прежнему легкая нерешительная улыбка. Это тоже хорошо. Ты можешь не показывать страха, но все равно должен опасаться тех, кто сильнее тебя.

Должен опасаться меня.

– А пить можно? – спрашивает он, поднимая свою бутылку пива.

О, так у него еще и чувство юмора есть. Благодаря этому с ним будет легче работать; могу даже сказать, что мне жаль, но чувство юмора не спасет его в конце, потому что я убивал даже самых веселых ублюдков, которых когда-либо встречал. Они заставляли меня смеяться, даже когда их голова валялась на земле отделившись от тела.

– Конечно, – отвечаю я ему, поднимая стакан текилы. – За новые начинания.

Мы пьем свои напитки, пока на заднем фоне звучит какая-то баллада от мексиканского поп-идола. Этот бар один из немногих, в которые я могу пойти и отдохнуть, не беспокоясь о разбавленной выпивке и грубых клиентах. Я плачу владельцам этого бара, также как и всем должностным лицам в этом городе и штате Дуранго, и не боюсь того, что прибудет картель конкурентов и снесет мне голову или меня посадит Генеральный прокурор Мексики. Как бы я не ненавидел признавать это, но, пока я не получу доставочную полосу эфедры Сальвадора Рейеса и не добавлю новые пути для опиума, кокаина и марихуаны, меня никто не будет преследовать. Только вместе с силой и властью приходит опасность стать врагом народа номер один. Прямо сейчас, самый желаемый наркобарон в стране – Сальвадор Рейес. Не то чтобы полиция или кто-нибудь еще делали что-то, чтобы остановить его.

Что касается меня, то я больше боюсь конкурентов, чем власти. Я нечист во всех отношениях, к примеру: не могу даже шагу сделать в сторону Соединенных Штатов Америки. В последний раз, когда я был там, меня арестовали за транспортировку наркотиков. Там была незначительная путаница, и я вовсе не продавал наркоту, просто пытался получить залог на продвижение, но была пролита кровь, и ввязались федералы. Вероятно, им нечем больше заняться, кроме как беспокоиться о нас, мексиканцах.

Однако, достаточное количество денег и знакомые, работающие в Управлении по контролю за распространением наркотиков, обеспечивают тебе бесплатное передвижение в штатах взамен на то, что время от времени ты посылаешь им информацию на своих врагов и клянешься никогда не переступать границу этой страны снова. Так я и освободился: заплатил нужным людям, дал несколько обещаний и через три месяца уже был на свободе.

Хотя эти три месяца ­– на протяжении этого времени Эстебан заботился о моих делах и картеле, полученным мной от Тревиса Рейнса – дорого мне обошлись. Я должен был расширять свои земли, а не сидеть за решеткой. Тюрьмы в Америке абсолютно не похожи на мексиканские. Некоторые могли бы посчитать это отпуском, хотя, возможно, со мной хорошо обращались только благодаря моим деньгам. В деньгах и наркотиках столько власти и влияния, что я всегда интересовался, почему не все люди сворачивают на эту дорожку. Чтобы сохранить лицо? Нет, это же просто нелепо. Самое лучшее лицо – это когда у тебя куча денег, а в руке пистолет.

Предполагаю, что я должен быть благодарен за то, что был в тюрьме такой короткий срок и вышел оттуда невредимым, не считая появившейся никотиновой зависимости.

С этой мыслью, я достаю сигарету из своего тонкого золотого футляра и помещаю ее в рот.

Хуанито хмурится.

– Но правила... – слабо возражает он.

Я чиркаю спичкой об стол, подношу ее к сигарете и медленно выпускаю дым ему в лицо.

– Правила не распространяются на меня. Никогда не распространялись и никогда не будут, – объясняю ему с улыбкой. – Может, теперь поговорим о деле?

Он кивает и расслабляется на своем стуле, с нетерпением ожидая. Это еще один хороший знак, потому что означает, что он уверен в себе.

– Хуанито, мне нужно, – говорю я, продолжая пристально смотреть на него, – чтобы ты выполнил свою работу так, как будто она последняя.

Он криво улыбается.

– А это будет моя последняя работа?

Видимо, моя репутация идет впереди меня. Я пускаю клубы дыма, не торопясь отвечать ему, что, в конце концов, заставляет его отвести от меня взгляд.

– Я заплачу тебе столько, что тебе никогда не придется работать снова, если ты это имеешь в виду.

Он тяжело сглатывает, и я чувствую, как его нога беспокойно дергается под столом.

– Вы знаете, ходят кое-какие слухи.

– Обо мне? – спрашиваю я просто.

Еще больше нервных жестов.

– Да.

– Они о том, что у меня огромный член?

На его лице мелькает облегчение, и он выдавливает из себя смех.

– Не совсем.

– Жаль. Это правда, знаешь ли. Насчет моего члена.

Он не выглядит сильно впечатленным, вертя бутылку пива в руках.

– Согласно слухам, вы убиваете большинство людей, которые связываются с вами.

– И что? – пожимаю я плечами.

– Это правда?

Постукиваю по сигарете, стряхиваю пепел на пол.

– Это не ложь. Слушай, если я дам тебе слово, что не убью тебя, это облегчит твое беспокойство? – Его лоб сморщивается, когда он раздумывает, верить ли мне. – Я всегда держу свое слово, – добавляю я. – Просто, чтобы ты знал.

– Ну, тогда да, это поможет, – говорит он.

– Идет. Я плачу тебе, а ты выполняешь свою работу и при этом остаешься в живых, – я даю бармену сигнал, чтобы он налил мне еще выпить, и возвращаю взгляд к Хуанито. – Перед тем, как начнешь взвинчивать мой счет в баре, расскажи мне о своих планах.

Теперь, когда его беспокойство ослабло, он в состоянии четко объяснить мне свои предложения. Хуанито выполнял кое-какую работу вместе с Эстебаном, пока я был в тюрьме. Эсте был хакером, взламывал счета и системы безопасности. Черт, мне кажется, он даже как-то выводил из строя спутниковые камеры. Но Эсте нужен мне под рукой, для совещаний и моей защиты. А Хуанито проникнет к Рейесам и будет следить за Сальвадором и Луизой в течение одной-двух недель, после чего пришлет отчет с конкретной информацией. Я не сомневаюсь, что за женой Сальвадора постоянно следят, но, со временем, охранники совершат ошибку, и, когда это произойдет, мы убедимся, что это повторится.

А потом мы заберем ее.

На первый взгляд, Хуанито не выглядит человеком, подходящим для этого задания. Помимо его нервной манерности, у него жилистое молодое лицо и круглые щеки. Но я не сужу книгу по обложке. Все, что нужно знать о человеке, можно прочитать по его глазам, и в глазах Хуанито я вижу уверенность в своем профессионализме. Это и подкупило меня.

Также, благодаря этому, я перестаю жалеть о своем обещании не убивать его: возможно, он пригодится мне в будущем.

– Когда начнешь? – спрашиваю я, кивком благодаря бармена, поставившего передо мной еще один стакан текилы.

 – Завтра, – говорит он спокойно. – Я буду в Кулиакане к полудню, и обещаю, что к завтрашнему вечеру вы уже будете знать, в каком доме они находятся, и где он расположен. У меня там есть связи.

Поднимаю брови.

– А у кого их нет? – бормочу я и допиваю свой напиток. – Ну, Хуанито, тогда это все.

– И вы не убьете меня?

– Я всегда выполняю обещания, – говорю я клятвенно, рисуя пальцем крест возле сердца. Возможно, он пока не верит мне, но, когда он поймет, что еще не мертв, это изменится. Указываю запястьем в сторону двери. – Тебе лучше приступить к работе. Эсте заплатит тебе часть суммы сегодня вечером, а остальное ты получишь после того, как доставишь Луизу Рейес.

Он жадно облизывает губы и поднимается со стула.

– Пятьдесят тысяч американских долларов.

Я киваю, натянуто улыбаясь. Чем дольше я в этом бизнесе, тем меньше мне нравится отдавать свои деньги, в то время как такие как Сальвадор и другие наркобароны тратят эти деньги на всякую ерунду. Мне нравятся самые лучшие вещи в этой жизни, но безвозмездность превосходит даже их.

Если ты хочешь опередить других, то тебе нужен убыточный лидер. Луиза будет для меня именно им.

Я протягиваю руку, и Хуанито удивленно смотрит на нее, прежде чем пожать. Можете назвать меня старомодным, но дело не является делом, если оно не закреплено рукопожатием. Это по-прежнему является принципом для мужчин, занимающимся этим бизнесом.

Его глаза расширяются, когда я чуть сильнее сжимаю его руку и притягиваю к себе. Понижаю голос, сверля его глазами, и говорю:

– Но, чтобы между нами не было недомолвок, знай, если облажаешься и не доставишь мне девчонку, то я достану тебя из-под земли и заживо сдеру с тебя кожу. У меня есть парочка свиней, которые толстеют на вяленом мясе людей, и им я тоже кое-что обещаю. Мы поняли друг друга? – Он моргает несколько раз, быстро кивая. Я отпускаю его и наклоняюсь обратно, поднимая стакан в воздух. – Ну, тогда, Ваше здоровье.

– Ваше здоровье, – он неуклюже делает глоток своего пива, после чего вытирает руки об рубашку и покидает бар.

Вздыхаю и заканчиваю свой напиток, перед тем как вытянуть из футляра еще одну сигарету. По крайней мере, Хуанито теперь выложится на все сто процентов. Любой босс знает, как мотивировать своих сотрудников, и я не являюсь исключением.

 

Через неделю у нас появляются хорошие новости от Хуанито. Он обнаружил Рейесов и начал проникать в их систему безопасности, медленно уничтожая ее, так, что никто даже не замечает, что что-то не так. Помимо этого, он не делал ничего, кроме того, что день за днем следил за Луизой, что не является самой сложной частью его работы.

Неделю спустя, он предложил нам выдвигаться, потому что в любой момент может подвернуться идеальная возможность для похищения, а мы к этому не готовы. Это означало, что нам нужно скрываться в деревьях, прочесывать соседские дома и прятать фургоны. На все это требуется терпение, но, к счастью, я очень терпеливый человек. Я могу преследовать свою добычу годами, перед тем как решу, что пора ее ловить.

В то время как Эсте и Франко отправились в Кулиакан, чтобы присоединиться к Хуанито, я использовал помощь двух своих телохранителей в поиске безопасного дома. Нам нужно было место, в котором мы выдвинем свои требования и будем держать Луизу в течение первых нескольких дней, или до тех пор, пока Сальвадор не сдастся. Когда все будет сделано, я вернусь на Хребет Дьявола более умным мужчиной, а Луиза вернется к своему мужу, возможно, немного более сломленной, чем была до встречи со мной.

В свой арсенал я также включил Доктора. Доктор и на самом деле является очень проницательным врачом. И хотя ему уже почти семьдесят, он был неотъемлемой частью картеля Тревиса Рейнса, а теперь является ключевой фигурой в моем. Он много знает, особенно о том, что связано с похищениями. В Мексике захват заложников и требование за них выкупа является абсолютно нормальным занятием. Доктор был включен во многие такие похищения и всегда был лучшим из лучших.

Так же он в высшей степени искусен в пытках, и это еще одна причина, по которой его лучше включать в свою команду. В некоторых отношениях, со своими знаниями и ухоженной, элегантной наружностью, Доктор бы стал превосходной правой рукой вместо Эсте. Но, как бы сильно я не уважал Доктора, в нем есть что-то, напоминающее мне о моем отце, и по этой причине я не хочу, чтобы он был рядом со мной постоянно. Мертвецы должны лежать в земле.

Проходит совсем немного времени после того, как мы направились в безопасный дом, и я получил звонок от нашего водителя, Труса. Он доложил, что Эсте и Франко поймали «эту девчонку» и, по заключению Хуанито, направляются обратно к нам.

Я кладу трубку и глупо ухмыляюсь Доктору, который стоит рядом со мной на небольшой кухне и готовит нам на ужин креветки с рисом. Есть что-то хорошее в работе в безопасном доме: он простой и надежный, как кемпинг для воров.

После звонка я немедленно закуриваю, чтобы отпраздновать похищение, одновременно предвкушая появление девушки. Я не был так взволнован по поводу чего-то уже... ну, очень давно. Но этим воспоминаниям лучше остаться в пустынях Калифорнии, где им самое место. Теперь у меня будут новые воспоминания, и я уже почти их чувствую. Я уже почти чувствую ее.

Луизу Рейес.

Теперь она моя.

После сигареты и ужина, мы с Доктором спускаемся в подвал, чтобы приготовить все к ее прибытию. У нас есть стул, веревки и цепи на случай, если они нам понадобятся. Также у нас есть цифровая камера, настроенная и готовая к записи нашего послания с требованием выкупа, которое будет отправлено прямо на почту Сальвадора, благодаря знаниям и опыту Эсте. У нас даже есть бутылки с водой и графины с горячим чаем и кофе – для нас, конечно. Мне нравится, когда в наиболее важные времена, мои люди получают достаточное количество воды, а это определенно одно из таких времен.

Так как безопасный дом находится довольно близко к территории Сальвадора, Доктору и мне приходится ждать их прибытия всего несколько часов. Мы пьем чай и обсуждаем местные власти, чтобы как-то протянуть время, а также курим, чтобы успокоить нервы. Даже не знаю, почему я так нервничаю; это совсем не похоже на меня. Если с заложницей что-нибудь случится, то это не так уж и важно: умерла и ладно. Она не единственная карта в этой игре.

Если быть честным с самими собой, то я предполагаю, что хочу больше, чем транспортировочную полосу в Баху, которую контролирует Сальвадор. Я хочу унизить его, чтобы доказать, что я такой же важный игрок, как и он. Всю свою жизнь я старался вырваться вперед и быть лучше, но теперь я хочу быть не просто лучше, а лучшим. Чем выше я поднимаюсь, чем больше у меня власти, тем меньше это удовлетворяет меня. Мне нужно больше, намного больше.

Я хочу, чтобы Сальвадор боялся меня и постоянно оглядывался в страхе. Возможно, он уже это делает, потому что в течение многих лет я подвергался сомнительной и широкой огласке, но я хочу, чтобы он боялся меня не понаслышке. А какой страх может быть сильнее, чем страх оказаться в дураках?

Я встаю и беру в руку нож, который ранее положил на стол.

– Это для нашего шоу? – спрашивает Доктор, поднимая выщипанную бровь и аккуратно попивая чай.

Я качаю головой.

– Нет, я буду его использовать. Каждый день.

– На девчонке?

Киваю.

– Да, на ней. По букве в день. Когда через неделю она вернется к Сальвадору, я хочу, чтобы он увидел мое имя на ее спине.

Он скрещивает ноги и улыбается.

– Ты становишься все более витиеватым и запутанным с годами. Тебе точно тридцать пять?

– Приму за комплимент. И мне тридцать два, – умудряюсь ухмыльнуться.

– По тебе не скажешь, – он пожимает одним плечом. – Не думаешь, что Сальвадор не захочет получить свою жену обратно, если на ней будет вырезано твое имя?

Провожу пальцами по лезвию.

– А разве это моя проблема? – поднимаю стоящий неподалеку стул и ставлю его напротив пустого стула Луизы, после чего с благоговением кладу на него нож. – До тех пор, пока я получаю то, что хочу, меня абсолютно не касается то, что Сальвадор сделает со своей женой.

– Твое безразличие далеко тебя заведет.

 – Безразличие, – говорю я, сухо смеясь. – Что ж, бывало и хуже.

 Тут я слышу тихий звук захлопывающейся автомобильной двери. В подвал можно попасть двумя путями: одна дверь ведет в дом, а вторая выходит на подъездную дорожку. Мои глаза перемещаются ко второй, как только она открывается. На ступеньках появляются стопы, продолжающиеся в длинные ноги. Эсте. За ним следуют Хуанито и Франко, удерживающие девушку.

Вживую Луиза Рейес намного меньше и деликатнее, чем я себе представлял. Она выглядит так, будто легко я могу взять ее на ладошку своей руки, которой могу и раздавить ее. Ее ноги голые, короткие и забрызганы грязью, но у них такие плавные изгибы, что мне хочется провести по ним руками. Бедра у нее шикарные и видна крошечная талия, несмотря на свободную блузку с болезненно низким вырезом, показывающим ее идеальную грудь. Из-за мешка, который надели ей на голову, я не могу видеть ее лицо, поэтому фокусируюсь вместо этого на ее ключице. Мне хочется прикусить ее своими зубами.

Вместо этого, я кусаю свою нижнюю губу.

Мне нужен момент, чтобы вернуться в игру.

Они усаживают ее на стул и сразу же связывают ее руки за спинкой стула, а я наблюдаю за этим, пытаясь выровнять дыхание и вбирая в себя каждую ее частичку. Чем больше выводов о ее характере я смогу сделать, тем лучше. На ней надеты джинсовые обрезанные шорты, кроссовки и нет никаких украшений. Она вообще не выглядит как жена наркобарона. Она выглядит... нормально.

Нужно убедиться, что это не будет проблемой для меня.

Киваю Доктору, чтобы он начинал, и он подходит к камере, расположенной на штативе, направляя ее в сторону Луизы.

– Все готово? – спрашивает Эсте.

– Настройки закончены, – отвечает Доктор, подходя к Луизе и осматривая ее. – Она под наркотой?

– Не совсем, – отвечает Эсте, посылая мне нервный взгляд, который мне совсем не нравится. – Она довольно понятлива.

– Вы не заткнули ей рот?

– Нет, она вовремя заткнулась сама.

– Вам повезло, что она была там.

– Это точно, – говорит Доктор.

После этого все замолкают и смотрят на меня.

В ожидании.

Я глубоко вдыхаю через нос.

– Джентльмены, – объявляю я, медленно приближаясь к ней. – Снимите мешок. – Эсте наклоняется и быстро стягивает мешок с ее головы. Она сразу же отворачивает голову в сторону, зажмуривая глаза; не знаю, пытается ли она избежать моего взгляда или ей просто мешает яркий свет. Когда она поворачивается, на передний план попадает фиолетовый синяк, портящий ее прекрасную щеку. Любопытство и гнев зарождаются в моем желудке. – Кто это сделал? – спрашиваю я, протягивая руки к ее лицу, в то время как мои глаза устремляются к Франко. – Кто это сделал? – повторяю, и Луиза вздрагивает от моего прикосновения, возможно из-за боли, возможно – из-за отвращения. Она по-прежнему не смотрит на меня.

– Прошу прощения, – бормочет Франко, абсолютно не сожалея. – Это был единственный способ заставить ее вести себя тихо.

Втягиваю в себя воздух, стараясь поглубже закопать огонь, разгорающийся в моей груди. Этот мужчина просто жалкое подобие человека. Он выполняет свою работу, но часто пересекает границы, делая это. Он грязный, неряшливый ублюдок с глазками-бусинками, по которым понятно, что мозгов у него не больше, чем у курицы. Если Луиза будет страдать от боли – а она будет – то не от рук этого жестокого мужчины, в действиях которого нет ни изящества, ни уважения к насилию. Если она будет страдать, то только от моих рук. Она находится в моей, а не его власти.

Когда я, наконец, успокаиваюсь, и воздух начинает свободно проникать в мои легкие, то убираю руки от ее мягкой, опухшей щеки и наклоняюсь перед ее лицом. Я хочу, чтобы она увидела меня. Она все равно не сможет избегать этого вечно.

– Посмотри на меня, Луиза Рейес, – она не двигается и не открывает глаз. Ее грудь поднимается и опускается, но я удерживаю взгляд на ее лице. – Дорогая, тебе интересно знать, где ты находишься?

 На какой-то момент, я начинаю интересоваться, ту ли девушку мне доставили. Сломлена ли уже эта женщина с синяком и болезненным выражением лица? Если это так, то она не представляет для меня интереса, а просто вызывает жалость.

– Меня зовут Луиза Чавес, – говорит она. Потом поднимает голову и распахивает глаза, впиваясь в меня взглядом. – И я знаю, кто вы. Вы – Хавьер Берналь.

Мне не о чем волноваться: она совсем не сломлена. В этих глубоких коричневых глазах горит сила.

Я поднимаю бровь и киваю, не показывая того, что я чрезвычайно доволен и ужасно возбужден. Тот факт, что она знает мое имя, заставляет мой член дернуться.

– Ты знаешь, почему ты здесь? – спрашиваю я, выпрямляясь. Подхожу к стулу, потому что мне не терпится поскорее начать, и оглядываюсь на нее через плечо. – Или не знаешь?

Она смотрит на меня с некоторой долей страха, омолаживающего ее. Ее полные и сочные губы дрожат передо мной.

– Для чего нож? – хрипит она.

– Ты узнаешь потом, – отвечаю я. – Это для твоего мужа, для Сальвадора, – отхожу в сторону и машу рукой в направлении камеры. – И это тоже для него.

Смотрю на Доктора, который теперь стоит перед ней с клейкой лентой в руках. Он быстро отрывает кусок от ленты и помещает его поверх ее очаровательных губ, в то время как Эсте приглушает свет в комнате. Я встаю позади камеры и фокусирую свет на Луизе, которая теперь светится в темноте как приведение. Как драматично.

Прочищаю горло и нажимаю на кнопку записи.

– Это Луиза Рейес, – говорю я, убеждаясь, что мои слова звучат четко и ясно. – Бывшая королева красоты штата Байя и собственность Сальвадора Рейеса. Сальвадор, у нас есть твоя жена и длинный список требований, которые, я знаю, ты можешь выполнить. Я жду от тебя, что ты будешь с нами сотрудничать, в противном случае, она умрет в течение семи дней. Если ей повезет, конечно. Я дам тебе время подумать о том, что ты готов отдать за нее. Тогда мы с тобой свяжемся. До свидания.

С этими словами я выключаю свет камеры и останавливаю запись, после чего комната остается тускло освещенной. Романтика.

– Я надеюсь, твой муж часто проверяет электронную почту, – говорю я Луизе, поднимая нож. – Выставлять такое на YouTube было бы неудобно. – Подхожу к ней и показываю нож, давая ей возможность хорошо рассмотреть его. – Я думаю, это будет больно только в первый раз, – говорю я правдиво, надеясь, что это облегчит ее беспокойство по поводу того, что сейчас произойдет.

Это единственная любезность, которую я могу предложить ей.

Пока Франко держит ее, я приказываю Эсте разорвать и приспустить ее блузку, обнажая спину. Именно в этот момент Луиза отключается, ее плечи опускаются, а подбородок почти касается груди.

В руке доктора тут же оказывается шприц с лидокаином, и он готовится ввести его в ее сердце.

– Привести в сознание?

Я быстро качаю головой.

– Нет. Предоставлю ей эту милость, – в конце концов, она же не просила об этом.

Думаю, даже в первый раз ей не будет больно.

Только если одну секунду.

С предельной точностью я вырезаю букву Х на ее лопатке. Из раны идет кровь, ярко-алая на фоне сливочной кожи, но ее совсем не много: порез достаточно глубокий, чтобы оставить легкий шрам, но не причинит ей вреда.

Я ведь не дикарь.

 

Глава 7

 

Луиза

 

Когда я просыпаюсь, то могу поклясться, что на мгновение снова оказываюсь у себя дома с Сан-Хосе-дель-Кабо. Есть что-то похожее в том, как свет попадает на мое лицо через окно.

И в это мгновение я снова счастлива.

Но через секунду я понимаю, что нахожусь так далеко от дома, как это вообще возможно, и события прошлой ночи обрушиваются на меня как лавина. Я сделала это. Я, наконец-то, сбежала.

И прошло всего несколько минут, прежде чем меня опять поймали.

Хавьер Берналь.

Тихо стону, опасаясь, что я не одна, и открываю глаза шире, пытаясь оценить окружающую обстановку. Удивительно, но я не заперта в клетке, стоящей в каком-нибудь грязном подвале. Вместо этого я лежу под покрывалом на мягкой кровати в комнате, похожей на спальню. Здесь есть окно, через которое проникает свет, и через приоткрытую дверь я вижу часть погруженной в темноту ванной комнаты. Больше в этой комнате, не считая облезлых желтоватых обоев, ничего нет.

Как только я понимаю, что в комнате нет никого, кроме меня, то сажусь на кровати. На мне надета мужская льняная рубашка, пахнущая пряным чаем; этот запах действует на меня подобно отбойному молотку, и, внезапно, я желаю, чтобы на мне вообще не было одежды. Одно дело быть голой, и совсем другое – ходить в чем-то более интимном, чем я бы хотела.

Внезапно, я вспоминаю острое лезвие ножа. Охаю и в панике начинаю прощупывать каждый дюйм своего тела, убеждаясь, что все на месте.

Насколько могу сказать, от меня ничего не отрезали, но, когда я случайно двигаюсь, то рубашка натягивается на моей спине, и я чувствую какую-то рану. Прикасаюсь к своей лопатке и вздрагиваю: там порез, только в одном месте. Почему? Что они пытались со мной сделать?

Опускаю взгляд на свои руки и поворачиваю их, изучая. Мне нужно собраться и приспособиться к новой реальности. Это мои руки, а сама я по-прежнему Луиза Чавес. Я свободна от Сальвадора, но нахожусь в плену у другого опасного человека.

И вот я сижу на этой кровати в маленькой комнате с залитыми солнцем стенами, в каком-то не понятно где находящемся месте, и абсолютно не чувствую страха. Не представляю, что они собираются делать со мной. Скорее всего мне нужно бояться, но я испытываю только... грусть.

Мне грустно, потому что моя жизнь стала такой неправильной, и я не могу расслабиться ни на секунду. Грустно, что я, возможно, никогда не увижу родителей снова.

Болезненно сглатываю. Хавьер точно убьет меня. Убийства – это его конек, так же, как и у Сала. В этом отношении мужчины не отличаются. Сал никогда не согласится на условия Хавьера, какими бы они ни были: я недостаточно важна, чтобы вести из-за меня переговоры. Он просто найдет другую женщину, которую будет регулярно насиловать и избивать.

Прошлые семь недель были для меня чистым адом. Сейчас я попала в новый ад, но в этот раз у меня уже нет сил бояться.

Но, вполне вероятно, я смогу найти в себе силы, чтобы снова сбежать. Осматриваю комнату на наличие камер. У Сальвадора камеры были повсюду, и я не сомневаюсь, что Хавьер – один из тех людей, которые следят за каждым твоим движением. Однако камер я не вижу, хотя это вовсе не значит, что их здесь нет.

Осторожно поднимаюсь с кровати, чувствуя боль во всем теле, и заглядываю в ванную, в которой есть только унитаз, раковина и рулон туалетной бумаги. Подхожу к окну и вижу, что на протяжении миль нет ничего кроме деревьев. Это очень похоже на леса, окружающие дом Сальвадора. Возможно ли, что мы по-прежнему находимся в западной Сьерра-Мадре? На улице ослепительно ярко светит солнце, хотя над верхушками деревьев заметны темно-серые тучи.

Я слышу стук в дверь и быстро разворачиваюсь. Мои инстинкты говорят мне надеть что-нибудь – льняная рубашка едва прикрывает мое нижнее белье – и схватить ближайшее оружие, но ни то, ни другое я сделать не могу, поэтому остаюсь практически раздетой и полностью беззащитной.

Стук раздается снова, сопровождаясь звуком открывающегося замка. Почему они просто не заходят, к чему это фальшиво-вежливое обращение? Если они делают это, чтобы сбить меня с толку, то им это удается.

Жду, затаив дыхание, и не отвожу взгляда от дверной ручки. Когда ничего не происходит, я проглатываю свое мужество и подхожу к двери. Держа пальцами дверную ручку, я замираю на мгновение, перед тем как распахнуть дверь настежь.

За дверью оказывается мужчина с подносом, на котором лежит какая-то еда, и стоит чашка кофе. Я помню этого мужчину с предыдущей ночи; его, вроде бы, зовут Эстебан. По лицу меня ударил не он, хотя, возможно, именно он вырезал что-то у меня на спине.

Мужчина косо улыбается мне и выглядит при этом абсолютно невинным, хотя невинность – это точно не про него. У него слегка волнистые волосы, коричневые с несколькими светлыми прядями, и он напоминает мне одного из серферов-хиппи, которых я видела в Лос-Кабосе. Он даже одет как они: широкие шорты и майка, которая не скрывает его мышцы. Единственное напоминание о том, чем он занимается – шрам на щеке. Однако это не делает его уродливым, скорее опасным. Опасным для меня.

– Что это? – с подозрением посматриваю на поднос в его руке.

– Завтрак, – отвечает он, кивая на поднос. – Тортилья, яйца, сальса и свежий манговый сок. Плюс кофе.

– И все напичкано наркотиками, чтобы вырубить меня, – говорю, не доверяя ему не на секунду.

Его улыбка становится ровной, игривой.

– Делай с этой едой все, что пожелаешь: ешь, не ешь – всем плевать. Мы просто хотим проявить гостеприимство.

Мне хочется засмеяться, но потом я понимаю, что он говорит серьезно.

– Хочешь проявить гостеприимство? Отпусти меня тогда, – смотрю в коридор и вижу, что в его конце стоит охранник.

На долю секунды, я думаю, что могу вывалить еду на голову Эсте и, возможно, добавить шрам на его вторую щеку, бросив в нее чашку кофе. Но далеко я не уйду, это точно: где есть один охранник, там есть и другие.

– Боюсь, мы не можем отпустить тебя, пока Сальвадор не заплатит выкуп, – говорит Эстебан. – По-другому никак.

– Тогда мне очень жаль вас, потому что Сальвадор за меня не заплатит ни копейки, – сообщаю я ему.

Мои слова удивляют Эстебана, но вскоре удивленный взгляд исчезает, и он говорит:

– Деньги нам не нужны, у нас их более чем достаточно. Нам нужна определенная доставочная полоса в Баху.

С недоверием смотрю на него и слегка качаю головой. Он что, серьезно? Если да, то они вообще не имеют представления о наших с Сальвадором отношениях. Какое же разочарование они испытают, когда поймут, что Сальвадор ничего за меня не даст. Они испытают разочарование, а я умру.

Когда я не отвечаю ему, он указывает на комнату позади меня.

– Можно войти?

– А если не разрешу, что ты сделаешь?

Он хмурится.

– А ты смелая. Ты хоть понимаешь, что с тобой произошло? Хавьер Берналь не очень милый человек, а ты у него в заложниках.

– Что же ты тогда мне еду приносишь, раз я – заложник?

Он поднимает брови.

– Я просто делаю все возможное, чтобы облегчить тебе жизнь в этом месте. Значит, есть ты не хочешь?

– Иди в задницу и эту еду прихвати с собой, – говорю я, чувствуя, как через меня проносится поток горячей крови.

Обычно я не ругаюсь и не перечу. Если бы это было возможно, мое новое бесстрашие испугало бы меня.

В этот момент я просто уверена, что сейчас Эстебан выплеснет кофе мне в лицо, загонит меня в комнату и изобьет. Но ничего подобного не происходит.

Он просто натянуто улыбается.

– Я просто пытаюсь сделать твое положение более комфортным. Другие этого делать не будут, – его взгляд темнеет. – Но и я могу быть плохим парнем, если ты этого хочешь.

Я верю. Под мальчишеским поведением я вижу гнев, злость и горечь, которые омрачают его истинную природу. Возможно, эта злость не направлена на меня, но она все равно в нем есть. Тот же взгляд был у Сальвадора, только свою испорченность он не скрывал. И хотя я не сомневаюсь, что во всей этой операции Эстебан, возможно, является хорошим парнем, я приказываю себе никогда не воображать, что он на моей стороне.

Не отрывая свой взгляд от его, я медленно шагаю обратно в комнату и захлопываю дверь перед его носом. Потом я не сдвигаюсь с места, ожидая, пока не слышу, как защелкивается замок.

Выдыхаю от облегчения, которое настолько потрясает меня, что я чувствую, что больше не могу стоять. Опираюсь на дверь и медленно сползаю вниз, пока не оказываюсь сидящей на полу. Откидываю голову и смотрю в окно, за которым по-прежнему светит солнце.

Если Сальвадор не выкупит меня, я проведу остаток своей жизни в этой комнате, а если выкупит, то это будет означать возвращение к прежней ужасной жизни. Мне не победить в этой игре.

Единственное, что у меня осталось, это чувство собственного достоинства. Я позволила Салу разрушать меня день за днем, часть за частью. Я не позволю этому повториться здесь. Они могут вырезать на мне что-то, насиловать меня, пытать, сбивать с толку своей гостеприимностью, но они никогда не проберутся мне под кожу. Они не сломают меня и не увидят моей боли.

С этой мыслью я чувствую, как единственная слеза стекает по моей щеке. Сглатываю и приказываю себе остановиться. Эта слеза для мамы и папы, жизнь которых я так отчаянно пыталась улучшить. Это последний раз, когда я плачу.

 Они никогда не достигнут самой глубокой части меня.

 

Звук открывающегося замка будит меня. Я заснула прямо на полу, свесив голову набок, и моя шея теперь болит. Сейчас уже сумерки и солнце давно село.

Внезапно дверь открывается, толкая меня в спину. Кто бы это ни был, вежливость, выражающаяся в ожидании, пока я сама открою дверь, не распространяется на него. Быстро откатываюсь с прохода и встаю на колени, в то время как кто-то входит в комнату.

В приглушенном свете я не могу рассмотреть этого человека, но мне и не нужно видеть его, чтобы узнать. Он смотрит на меня, и я вижу, как мерцают его глаза, в то время как его лицо скрыто в тени.

– Почему ты сидишь на полу? – спрашивает Хавьер гладким как шелк голосом.

Я не отвечаю ему и не сдвигаюсь с места.

Он захлопывает за собой дверь и слегка наклоняет голову в сторону. Даже несмотря на приглушенный свет, я чувствую, что его глаза изучают меня.

– Слышал, ты ничего не ела сегодня. Эсте говорит, что ты послала его в зад. Жаль, что меня не было тут в этот момент. – Когда я снова не отвечаю, он делает шаг в мою сторону и протягивает мне руку. – Поднимайся, – говорит он, ожидая. Я не реагирую, отчего он напрягается и понижает голос. – Я сказал, поднимайся. Мне не нравится несколько раз повторять одно и то же.

В этот момент я замечаю, что он держит что-то в руке. Две вещи, если быть точнее: свернутая веревка и нож. Жду, когда меня кольнет страх. Этот укол почти не заметный, и я не показываю его. А еще, я не делаю того, что мне приказали.

Он быстро протягивает руку и хватает меня за предплечье, притягивая к себе, пока я не оказываюсь прижатой к его груди.

– А ты совсем легкая, да? – спрашивает он ошеломленно; его дыхание едва заметно отдает корицей и табаком. – Такая деликатная, и тебя так легко сломать.

Ну, это мы еще посмотрим.

Я действую инстинктивно и даю ему по носу ладонью свободной руки. Он кричит от удивления или боли и сразу же отпускает меня. Именно это мне и нужно.

Отталкиваю его и бегу к двери. Вцепляюсь руками в ручку и поворачиваю ее, потянув на себя. Когда дверь открывается и внутрь проникает свет из коридора, я испытываю изумительное чувство свободы. Чувство силы, пришедшее в момент, когда я сумела дать отпор.

В жизни не испытывала ничего лучше того мгновения, когда моя рука встретилась с его лицом.

Но это чувство было мимолетным. Внезапно дверь захлопывается, и Хавьер оборачивает веревку вокруг моей груди. Потом он притягивает меня к себе, крепко удерживая сзади.

– Ты в курсе, что заводишь меня, когда так сопротивляешься? – шепчет он мне в ухо рваным голосом. – Хотя ты и без этого меня заводишь, так что тебе в любом случае не победить, – он фыркает. – Теперь у меня кровь идет из носа.

– Значит, сделай так, чтобы по моему лицу тоже потекла кровь, – насмехаюсь я над ним, в то время как мои вены горят от странного адреналина, который проносится через меня.

Он резко вдыхает.

– Нет, моя дорогая. Я никогда не сделаю такого с твоим лицом. Только со спиной. Знаешь, я очень уважительно отношусь к прекрасным вещам. Они, обычно, наиболее опасны. – Ох, хотела бы я на самом деле быть для него опасной. – Знаешь, Луиза, – говорит он, прижимая меня к себе сильнее, отчего я чувствую, как его эрекция упирается в меня сзади, – мы будем продолжать этот танец, пока я не верну тебя твоему мужу. Но ты можешь облегчить свое положение. Я не хочу быть с тобой грубым.

– Нет, – говорю я тихо. – Ты просто хочешь разрезать меня на кусочки.

– Я просто ставлю на тебе небольшое клеймо, – говорит он. – Не выставляй все в таком плохом свете, – он поднимает руку, и сверкающий нож оказывается у меня перед глазами. Я почти вижу, как мое отражение смотрит из него на меня. – Я очень красиво пишу ножом. С трудом заработанный навык. Если бы твоего мужа звали Хавьер, он был бы очень доволен результатом. – Да он совсем придурок. Хочет вырезать свое имя на моей спине и считает это одолжением. – Пошли, – говорит он, быстро оборачивая веревку вокруг меня так, чтобы мои руки были прижаты по бокам. Он завязывает несколько узлов и подталкивает меня к кровати, перед тем как толкнуть меня на нее лицом вниз. Поворачиваю голову, чтобы иметь возможность дышать, и он придавливает ее рукой, чтобы я не могла пошевелиться. – Оставайся в этом положении. – Он расставляет ноги по обе стороны от моей талии и мягко проводит руками по моему затылку, перед тем как схватить меня за воротник. – Тебе идет моя рубашка, – комментирует он, – но без нее ты будешь выглядеть еще лучше, – он подсовывает руки под меня и с силой распахивает рубашку, срывая с нее пуговицы, перед тем как снять ее с одной стороны, оголяя мое плечо.

– Он не захочет меня, когда увидит, что ты сделал, – удается мне сказать.

– Он не увидит мою работу до тех пор, пока я не получу от него то, что мне нужно. А вот сможет ли ваш брак с этим справиться, меня не интересует.

– Ты отвратителен.

– Меня можно охарактеризовать по-разному, но я точно не отвратителен.

– Больной ублюдок.

– Ну, тут не поспоришь. Я знаю, кто я, и нет смысла это отрицать. Так скажи мне, моя королева красоты... Кто ты?

Он наклоняется, чтобы мне видны были его сияющие глаза.

– Этого ты никогда не узнаешь, – говорю я ему, испытывая облегчение от силы в моем голосе.

– Посмотрим.

Он устраивается на моей спине, и я чувствую, как он прижимает тупую сторону лезвия к моему плечу. Холодный метал почти заставляет меня задрожать, но я подавляю это в себе.

– Ты знаешь, что я собираюсь сделать с тобой, но по-прежнему не боишься. Почему? – Теперь его голос низкий и тонкий, словно дым.

Правду ему знать не обязательно.

– А почему ты хочешь, чтобы я боялась?

Комната погружается в тишину. Он не отвечает. Теперь я знаю, что подтолкнула его к худшим действиям. Это будет очень больно, но, до тех пор, пока я не показываю своей боли и не сдаюсь, именно я выйду победителем. В этой извращенной игре я могу обыграть Хавьера Берналя.

– В жизни есть кое-что, чего надо бояться, – наконец говорит он.

– Тебя, например?

Его глаза прожигают мои, но я не отвожу взгляд. Он выпрямляется и переворачивает нож. Потом он надавливает на лезвие, и оно проникает в меня, вызывая резкий, тошнотворный взрыв боли.

– Например, меня, – отвечает он тихо.

Я закусываю губу, когда он вырезает букву «А» рядом с по-прежнему чувствительной «Х». Не знаю, как выглядит его почерк, и мне плевать на это, но, надо отдать ему должное, он делает все очень быстро. Он мог бы вырезать эту букву намного дольше. Боль острая, но зато быстро заканчивается.

– На сегодня все, – говорит он мягким голосом, убирая нож. – Тебе что-нибудь нужно? – Он что, блин, не замечает, что я истекаю кровью от его пытки? Не знаю, что ответить, поэтому молчу, сжав зубы и молясь, чтобы он проваливал. – Ты должна съесть что-нибудь, – продолжает он, по-прежнему оставаясь на мне. – Я, кстати, хорошо готовлю, – он ждет и, когда не получает ответа, наклоняется и дует на мою рану. – Могу принести тебе чистую одежду, у меня для тебя есть хороший выбор. Хотя, возможно, она будет тебе немного длинновата, потому что я не знал твой рост. – Держу рот на замке, и скрываю все свои эмоции, ничего ему не отвечая. Но мысленно я пытаюсь понять, как он стал таким психопатом. Они с Сальвадором так похожи, но в то же время очень сильно отличаются. – Хорошо, – говорит он, выпрямляясь. – Если хочешь упрямиться, то сиди здесь, а я пошел, – Хавьер грациозно слезает с меня, и я слышу, как он подходит к двери и открывает ее. – Увидимся завтра, Луиза Рейес.

За ним закрывается дверь, и я слышу щелчок замка. Только в этот момент я понимаю, что он так и оставил меня связанную на кровати, и я не могу даже пошевелить руками.

Две секунды я пытаюсь понять, как освободиться, а после боль и усталость наваливаются на меня, и я засыпаю.

 

Глава 8

 

Хавьер

 

– Партнер нужен?

Появление Эсте за моей спиной удивляет меня, но мой правый хук несмотря на это попадает в цель. Боксерская груша раскачивается, и я отхожу в сторону, вытирая пот со лба и рассматривая его, пока он стоит в дверном проеме. Они все сказали, что я потворствую своим желаниям, когда я настоял на том, чтобы все безопасные дома были оснащены небольшим тренажерным залами и боксерскими грушами, но если я не поддерживаю себя в форме с помощью тренировок, то просто сам не свой.

– Ты что, забыл о том, чем закончилась твоя прошлая попытка потренироваться со мной? – спрашиваю его, делая глоток воды из бутылки.

Он пожимает плечами, стараясь скрыть свое смущение. Эсте всегда пытается что-то мне доказать. Нашу последнюю совместную тренировку он превратил в полноценную борьбу. Ну а я? Я сбил его с ног одним ударом. Не просто же так я постоянно тренируюсь. Я надеялся этим ударом сбить и его самомнение, но я не настолько везуч.

Он указывает на меня и шевелит пальцами.

– О, да ты, как я посмотрю, уже с кем-то потренировался. Кто это тебе так носик подпортил?

Поднимаю бровь.

– Она действительно та еще штучка.

– Ага. Но, думаю, ты все равно сделал то, что хотел, – ухмыляется он.

– А разве бывало по-другому?

– Ну, парочку раз было, – он расслабленно засовывает руки в карманы своих шортов.

Достаточно.

– Что тебе надо, Эсте? – резко спрашиваю я.

Он кивает, улыбаясь про себя и зная, что на секунду меня подловил.

– Собираюсь проверить девчонку и принести ей завтрак. Док приготовил целый пир. Как думаешь, еще рано позволять ей есть с нами?

Хватаю полотенце и начинаю вытирать пот с рук и груди.

– Посмотрим, как ты убедишь ее поесть, не говоря уже о том, чтобы она сделала это с нами. Хотя нельзя сказать наверняка – я оставил ее в довольно уязвимом положении.

Он хмурится и вздыхает, прислоняясь к двери.

– Не думаю, что она понимает, насколько ее положение уязвимо.

– Я говорил буквально, но с тобой соглашусь, – говорю ему, вытягивая руки над головой. – Она действительно считает, что Сальвадору наплевать на ее жизнь?

– Я все утро проверял телефон и е-мейлы, – отвечает он. – От него ни слова.

– Возможно, он еще не видел сообщение, – подхожу к скамье и беру в руки часы, которые снимаю только на время тренировок.

Мне не нравится, как мое запястье выглядит без них. Быстро надеваю их, и мгновенно чувствую облегчение от того, что тату прикрыто.

– Хави, он видел его, слово даю.

– Значит, он ждет, когда мы выдвинем свои требования. Он же не совсем дебил и не будет действовать опрометчиво.

– Надеюсь, ты прав, – говорит он. – В противном случае, все это было зря.

– Тебя это никоим образом не касается, – сердито смотрю на него.

– Эй, все в порядке, как скажешь, – он выставляет руки ладонями вперед.

Отвечаю ему взглядом, полным отвращения. У него вечно все в порядке, как будто картель – это одна большая вечеринка братства, где он может плыть по течению, трахая девчонок и пытаясь быть самой значимой персоной на территории кампуса. Он воспринимает все неправильные вещи всерьез.

Провожаю его взглядом, когда он покидает комнату, а после поворачиваюсь обратно к груше. Не обращая внимания на часы на запястье, начинаю ударять по ней снова, сильнее в этот раз. Ненавижу признавать это, но Эсте, болтаясь вокруг меня, посеял во мне семя сомнения.

Но, даже если Сальвадор не любит жену, у него по-прежнему есть гордость, и именно на нее я и рассчитываю. Надеюсь, эта гордость стоит части его империи. Я построил свою собственную империю – или отнял, зависит от того, кого вы спросите – и знаю, насколько она ценна для меня. Но моя гордость и мое лицо стоят не меньше.

В этой игре есть и другая часть, эта милая, упрямая Луиза, так смело решившаяся бросить мне вызов прошлой ночью. После того, как я оставил ее связанную на кровати, мне пришлось задействовать всю свою силу воли, чтобы не вернуться к ней и не показать всю серьезность моих намерений. Она не боялась меня – она даже не пикнула, когда лезвие порезало ее прекрасную кожу – и это меня раздражает. Не могу понять, на самом ли деле она не понимает, в какой опасности находится, или ей просто наплевать. Если последнее, то это делает ее более опасной, чем мне хочется признавать. Нужно, чтобы она оценила искусство насилия, красоту страха и хрупкость своей собственной жизни.

Нужно, чтобы ей не было наплевать. Если все пройдет хорошо, то она останется со мной еще на четыре дня, и за это время я заставлю ее волноваться, заставлю ее плакать и заставлю ее понять, кто я и что я могу с ней сделать.

 

Луиза

 

Не уверена, как мне удалось проспать всю ночь с руками, связанными по бокам, и лицом, прижатым к кровати, но я это сделала и проснулась только тогда, когда услышала стук в дверь. Я знаю, кто это – Эстебан стучит, а Хавьер – нет – и надеюсь, что он просто свалит отсюда. Но, видимо, до такой степени его вежливость не распространяется.

Слышу, как открывается дверь и Эстебан говорит:

– Вау, да он не шутил.

Дверь закрывается, и он подходит до тех пор, пока я не чувствую, что он нависает надо мной. Напрягаюсь, ожидая его дальнейших действий.

– Развязать тебя? – Он кладет руку мне на поясницу. Я не отвечаю, потому что не хочу ничего у него просить. – Ну, я в любом случае это сделаю, – говорит он. После он начинает развязывать веревку, и как только мои руки падают возле меня, мои мышцы начинают кричать от боли. – Я не собираюсь причинять тебе боль, – бормочет он. – Давай помогу подняться.

Он тянется ко мне, но я собираю все свои силы, и сажусь, отмахиваясь от его рук.

– Не прикасайся ко мне, – я сердито смотрю на него.

– Как скажешь. Просто помочь хочу, – он поднимает руки вверх.

– Что-то сомневаюсь, – отвечаю я, поправляя рубашку и убеждаясь, что выгляжу прилично.

Он кивает.

– Я принес тебе кое-что.

Опускаю взгляд на его руки и замечаю, что он держит кусок ткани ярко-розового цвета.

– Это платье, – говорит он. – Ну, это на тот случай, если ты не хочешь носить рубашку Хавьера всю неделю. Или можешь вообще раздеться, если хочешь, – он криво улыбается, и мне хочется разбить нос и ему тоже. Только не уверена, что мне хватит на это сил: мои руки болят от того, что были связаны всю ночь, и я безумно хочу есть. Когда я не двигаюсь и не отвечаю, он кидает платье на мои колени. – Надень, – говорит он. – Обещаю отвернуться и не подглядывать.

– Мне плевать, смотришь ты или нет, – отвечаю ему, подняв подбородок.

Не хочу делать ничего из того, что говорит мне Эстебан или кто-либо еще, но оставаться в этой рубашке не вариант.

 Он поднимает брови, но все равно медленно поворачивается ко мне спиной.

 Быстро снимаю рубашку, вздрагивая, когда она задевает порезы на моей спине, и натягиваю платье. Оно без лямок, со сборками и талией, идеально прилегающей к моему телу. К той небольшой чести Эстебана, которая у него еще есть, он не поворачивается ко мне еще некоторое время.

– Выглядишь свежо, – комментирует он, осматривая меня. Его взгляд странный и я не могу определить его значение. Он хитрый, но в то же время не похотливый и не сексуальный. – Готова есть, или по-прежнему хочешь упрямиться?

Хочу ответить «да» на оба его вопроса.

– Я в порядке.

– Боюсь, у тебя нет выбора, – говорит он.

До того, как я успеваю отодвинуться, он хватает меня за руку и стаскивает с кровати. Мое запястье болезненно изгибается, и его пальцы сжимаю меня с ошеломляющей жестокостью, из-за которой я не могу сдержать визг, срывающийся с моих губ.

– Ты причиняешь мне боль, – умудряюсь сказать, смотря на его мелированные волосы, падающие на карие глаза.

– А ты ведешь себя как идиотка, – парирует он, улыбаясь, отчего шрамы на его лице выглядят пугающе. – Пошли. Сегодня ты обедаешь с нами и ведешь себя как хорошая девочка. Плюс улыбочку для босса.

Он отпускает мое запястье и хватает за плечо, не так сильно, как до этого, но так, чтобы я не смогла вырваться. После он ведет меня по покрытому ковром коридору к лестнице, где стоит охранник. Смотрю на охранника, пока он изучает меня, и он подмигивает в ответ.

Спустившись по лестнице, я вижу, что дом здесь выглядит более современно. Через жалюзи проникает свет, и я замечаю, что все окна закрыты, а мебель в гостиной голая, но, несмотря на это, оформлена со вкусом. Никогда не видела дома для пыток, принадлежащие Сальвадору, но предполагаю, что они не такие приятные, как этот. Я бы могла посчитать это обычным домом, если бы не знала, что тут происходит.

– Сюда, – говорит Эсте, ведя меня в отделанную черной и белой плиткой кухню, заполненную запахом жареной свинины.

За круглым столом сидит пожилой мужчина с седыми, зачесанными назад волосами и усами. Он одет во все белое, а его глаза прикрыты маленькими круглыми очками, в то время как он читает газету. Когда я вошла, он даже не взглянул на меня.

Возле него, попивая чай и смотря на меня с очевидным удивлением, сидит Хавьер. Впервые мне удается хорошо его рассмотреть при дневном свете. Одет он в белую рубашку, несколько верхних пуговиц расстегнуты, а на его запястье блестят золотые часы.

В некоторых отношениях Хавьер выглядит не как обычный мужчина. Он не похож на кинозвезду: его рот немного широковат, а нос слегка кривоват и, возможно, чуть припухший из-за нашей встречи прошлой ночью. Он не слишком высок, и его телосложение не такое мускулистое как у Эстебана, а, скорее, более атлетическое. Но зато у него чувственные губы, темные, выразительные брови и высокие скулы. Волосы у него тоже темные, блестящие, достаточно густые, чтобы им позавидовал любой мужчина или любая женщина, растрепанные и слегка длинноватые. А еще его глаза: резкий, золотой взгляд, режущий изнутри. Они затягивают тебя, закручивая в скрытой в них тьме, и ты ничего не можешь с этим поделать. Они беспощадные, пугающие и странно красивые, так же, как и сам мужчина.

Хавьер переводит взгляд с меня на Эстебана.

– Не ждал ее.

– Она захотела прийти. Я же сказал, что смогу убедить ее, – Эстебан отпускает меня и подталкивает к столу.

Тяжело сглатываю, когда Хавьер возвращает взгляд ко мне, изучая мое лицо. Не знаю, почему Эстебан соврал – он определенно ни в чем не убедил меня – но делать на этом акцент не собираюсь.

 – Ну, тогда, – говорит Хавьер, кивая на пустое место напротив него. – Присаживайся. Ешь завтрак Эсте.

Я не хочу сдвигаться с места, но Эстебан снова подталкивает меня, сильнее в этот раз, и я практически падаю на стул. Кружки и стаканы с соком дребезжат, из-за чего их содержимое слегка проливается, и Хавьер посылает Эстебану смертельный взгляд, хотя я не могу сказать, относится ли он к его бесцеремонному отношению или разлитым напиткам. Скорее всего, последнее.

– Еще я ей платье дал, – добавляет Эсте, вставая возле меня и опуская руки на спинку моего стула.

Хавьер пробегает взглядом по моему телу, перед тем как остановить его на моем лице, и смотрит он с подозрением.

– Вижу. Надеюсь, оно тебе нравится, Луиза. Если нет, то ты сможешь выбрать другое там, откуда взято это.

Тупо смотрю на него, ошеломленная ситуацией.

– Ох, и где же мои манеры? – он смотрит на седого мужчину. – Луиза, это Доктор. Док, это наша дорогая гостья, Луиза Рейес.

– Знаю, встречались, – Доктор сухо осматривает меня, перед тем как вернуться к газете.

– Ах, но та ночь была такой... хаотичной, не думаешь? – Хавьер складывает руки перед собой. – Возможно, нам всем еще нужно правильно представиться. Меня ты знаешь. Мужчина позади тебя – Эстебан Мендоса. Другой наш партнер, Франко, сейчас занимается делами. Боюсь, тебе не захочется попасться ему под руку, когда он в плохом настроении – снова, – он указывает на мою щеку, которая все еще чувствительна, благодаря удару Франко. Я специально не смотрела на свое отражение в зеркале в ванной, но знаю, что на щеке синяк. – Есть еще несколько людей, с которыми ты встретишься, но их имена не имеют значения. Если ты не будешь создавать проблемы, то с ними общаться тоже не будешь. Кажется, тебе нравится делать это, но я рекомендую тебе воздержаться. Мы не хотим причинять тебе вред, но, тем не менее, это не гарантирует того, что мы этого не сделаем. – Я фыркаю и награждаю его взглядом, полным отвращения. Это вызывает у него улыбку, хитрую и жестокую. – Вижу, ты умеешь видеть в жизни смешное. Это будет долгий путь, моя дорогая. Но также ты должна знать, что я говорю серьезно. Мы выдвинули требования твоему мужу, так что следующий шаг за ним.

– Он ни за что не выполнит ваши условия. Вот увидишь, – не могу сдержать злую ухмылку, которая распространяется по моему лицу.

– Думаю, ты себя недооцениваешь.

– А ты недооцениваешь моего мужа, – отвечаю я. – Нужно было просто убить его вместо того, чтобы похищать меня. Вы этого не сделали, и это ваша самая большая ошибка.

Его челюсти слегка сжимаются, как будто он сдерживает себя.

– Никакой ошибки здесь нет, – осторожно говорит он, после чего замирает. – Значит, ты бы предпочла, чтобы мы убили твоего дорогого Сальвадора?

– Если бы вы убили его, я бы не сидела здесь в платье какой-то шлюхи и не ела вашу дерьмовую еду.

Хавьер искренне улыбается, и эта улыбка освещает его глаза как камни цитрина. В них есть красота, которая меня шокирует, отчего я моментально забываю, с кем имею дело.

Он смеется, кивая.

– А ты не такая простая, верно? Знаешь, к тому времени, как ты нас покинешь, мы с тобой хорошо узнаем друг друга. Возможно, ты мне даже понравишься.

Не возвращаю его улыбку.

«Нет, не понравлюсь», – думаю я. – «Потому что я не дам тебе то, чего ты хочешь».

Это все показное: подшучивание, притворство, что это может быть сердечным опытом. Это не одурачило меня ни на секунду. В конце концов, на моей спине уже пора вырезать букву «В».

– К твоему сведению, – говорит Доктор, медленно поднимаясь на ноги. – Еда дерьмовая только тогда, когда готовит Эсте.

– Эй, – обиженно говорит Эсте из-за моей спины.

Внезапно, улыбка исчезает с лица Хавьера, и он встречается взглядом с Эсте и Доктором.

– Не могли бы вы нас оставить? Нам с Луизой нужно пообщаться. Наедине.

Чувствую, что Эстебан колеблется, но все же он вслед за Доктором выходит через дверь кухни. Солнечный свет, тепло и пение птиц на мгновение проникают внутрь комнаты.

Глубоко вдыхаю, одновременно пытаясь найти мужество для столкновения один на один с Хавьером и наслаждаясь запахом окружающих нас гор. Запах чистый, как высушенные на солнце листья и сухой воздух. Он напоминает мне о жизни, которая идет вне этого дома, и о том, насколько она может быть прекрасна.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Хавьер, с интересом.

Ага, так я ему и сказала. Награждаю его пустым взглядом.

– О том, как именно ты убьешь меня.

– И как, по-твоему, я это сделаю? – он поднимает бровь.

Пожимаю плечами, притворяясь, что разговор об этом не пугает меня.

– Возможно, ты отрежешь мне голову. Так поступает Сальвадор, когда он в хорошем настроении.

– Для меня это было бы не впервые. Но уже надоело постоянно убирать кровь, – он внимательно смотрит на меня.

– Тогда как ты это сделаешь?

– Ты действительно думаешь, что я тебя убью? – его лоб морщится.

– Если Сальвадор не даст тебе то, что ты хочешь, тогда да. Но сначала ты начнешь присылать ему части моего тела. Первыми пальцы. Возможно уши. Или грудь.

Он откидывается на спинку стула и качает головой, выглядя встревоженным.

– Ты психически нездоровая женщина.

– Раньше я такой не была. Такой становишься, выйдя замуж за наркобарона.

Он облизывает губы, осматривая меня.

– Ты очень хорошо притворяешься смелой, но я умею видеть правду в людях. Ты не пойдешь далеко в этом бизнесе, не став немного телепатом, – он складывает руки за головой, выглядя небрежно. – И я чувствую твой страх, скрытый за напускной храбростью. Я даже ощущаю его запах.

Игнорирую его, опуская взгляд на его запястье. Его часы на дюйм сдвинулись, и я вижу под ними слово «Желание», вытатуированное на английском.

– Что значит твоя татуировка? – спрашиваю я.

На момент он застывает, но потом расслабляется.

– Это английский.

– Я знаю английский, – сообщаю я ему. – Работала в баре в Кабо-Сан-Лукасе последние три года.

 О, черт, большая ошибка. Ему не нужно ничего обо мне знать.

– Я слышал, – отвечает он. Замечая выражение моего лица, он добавляет. – Не удивляйся так сильно. Мои люди некоторое время собирали информацию на тебя. Я знаю многое о тебе, Луиза Рейес.

– Зови меня Чавес, – говорю я ему. – Фамилия Рейес ничего не значит для меня.

– Очевидно, так. Так по какой причине ты замужем за ним? Деньги?

– Что означает твое тату? Ты мне, я тебе.

 Он поджимает губы, но потом резко кивает.

– Как хочешь. Это название одной из песен группы «Nine Inch Nails». Набил его, когда был молодым, глупым и жил в Америке. – Это точно не вся история, но по его лицу абсолютно ничего нельзя понять. – Значит, ты вышла за него из-за денег? – повторяет он.

– Да, – киваю я. Настоящую причину я ему точно не скажу. Пока мои родители живы, этот монстр не узнает о них ничего. – Он заинтересовался мной, и, конечно, я согласилась на его предложение.

– Конечно, – отвечает он медленно, с намеком на разочарование. – Ну, Луиза, надеюсь, это стоило твоей жизни.

– Ты же вроде сказал, что не собираешься меня убивать, – мое сердце начинает биться чаще.

Он слегка улыбается.

– Такого я не говорил. Только спросил, с чего ты взяла, что я это сделаю. Если Сальвадор не согласится с нашими условиями, мы, возможно, начнем отправлять ему тебя по кусочкам. Или мы можем просто отрезать тебе голову и отправить ее.

Вот теперь страх игнорировать сложно. Внезапно все стало слишком реальным. Думаю, сложно игнорировать Хавьера Берналя, когда ты сидишь напротив него. Несмотря на свой страх, выпрямляюсь на сидении.

– Тебе же уже надоело убирать кровь.

Он лениво пожимает плечами.

– Верно, но нужен же мне для чего-то Эсте, в конце концов, – внезапно его глаза темнеют. – Он ведь тебе нравится, да?

– Нравится? – я хмурюсь, сбитая с толку.

Он пренебрежительно взмахивает рукой и поднимается со стула. Теперь я могу видеть, что на нем темно-синие джинсы с кожаным ремнем ручной выделки. Они, вместе с его чистой белой рубашкой, делают его вид повседневным, но с каплей элегантности.

И элегантно опасным.

– Забудь, – говорит он, обходя стол. – Вставай. И сними платье.

– Что?

Он пинает ножку моего стула, отодвигая меня на несколько дюймов от стола.

– Сделай это, пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы его снял я? – он протягивает ко мне руку, а я уклоняюсь от его прикосновения. – Потому что я сниму.

Я не знаю, что делать и чувствую себя застывшей, прилипшей к стулу и вообще неспособной двигаться.

Он не ждет моих действий. Быстро протянув руки, он оборачивает их вокруг моей талии и поднимает меня со стула. После этого он грациозно опускает меня на пол, как будто мы пара, занимающаяся фигурным катанием.

Прижав меня к себе, по-прежнему удерживая руками за талию, он смотрит на меня так, как будто пытается загипнотизировать.

– Ты – моя загадка, – говорит он хрипло. – Но я всегда все разгадываю.

До того, как я успеваю ему ответить, он через голову стягивает с меня платье и бросает его на пол позади себя. Теперь я стою абсолютно голая в его кухне, по-прежнему грязная после своего побега. Мне кажется, что грязь находится в каждом уголке моей души, пока я стою здесь, а он осматривает меня с неизмеримой улыбкой.

Он отходит назад, и я пытаюсь прикрыть себя, на что он тут же отодвигает мои руки.

– Нет-нет, Луиза. Просто стой здесь и не двигайся, пока я не скажу тебе, что делать дальше, – он медленно приближается ко мне, отодвигая стол с дороги. – Ты же была королевой красоты, так что это должно быть твоей второй натурой.

– Шлюхой я никогда не была, – удается мне сказать, не отрывая взгляд от выбранной мною точки на стене.

Интересно, знают ли Эстебан и Доктор, что сейчас тут происходит? А что, если один из охранников Хавьера забредет в эту комнату? Пытаюсь выкинуть из головы воспоминания о Сальвадоре и тех унизительных вещах, которые он заставлял меня делать. Мне нужно оставаться сильной.

– Верно, – говорит он мягко, останавливаясь позади меня. – Я знаю, что ты никогда не была шлюхой. Ты просто излучаешь чистоту. Она опьяняет, – чувствую, что он подходит ближе, и ощущаю шеей, как он делает глубокий вдох. – Опьяняет сильнее, чем самый лучший алкоголь, – он медленно выдыхает, задевая несколько прядей моих волос. – Поэтому я отказываюсь верить в то, что Сальвадор не даст мне то, что я хочу, в обмен на тебя. –Закрываю глаза, понимая, что сейчас мне не удастся изменить его мнение. Он прижимается ко мне. – Я сломаю тебя, – шепчет он в мое ухо, обдавая горячим дыханием.

Он проводит руками по моему телу, и, достигнув груди, останавливается на моих сосках. Я напрягаюсь и не позволяю себе ничего чувствовать, потому что, несмотря на то, что его прикосновения мягкие и нежные, его намерения не являются таковыми. У мужчин всегда другие намерения.

Тяжело сглатываю и произношу так твердо, как только могу:

– Делай, что хочешь. Во мне уже не осталось ничего, что еще можно сломать.

Он резко втягивает воздух и говорит:

– Действительно?

– Да ты же только раздел меня.

– Хочешь большего? – спрашивает он, прикасаясь губами к другому моему уху, в то время как мои соски напрягаются под ритмичным дразнением его пальцев. Мое тело отвечает так, как не должно. Так, как я вообще не считала возможным. – Знаешь, а я ведь не закончил с твоей спиной. В моем имени еще есть буквы.

Пальцами одной руки он обводит буквы «Х» и «А». Я вздрагиваю от легкого прикосновения к ранам, но быстро скрываю боль. К счастью, его пальцы здесь не задерживаются, и перемещаются к моей пояснице. Он проводит рукой по моим ягодицам, проскальзывая пальцем к мягкому месту, в котором они переходят в бедра. Это почти щекотно и вызывает у него низкий стон.

 «Я не здесь, я не здесь, я не здесь», – мысленно скандирую я.

 Удерживая руки на моей талии, Хавьер обходит меня, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Открываю глаза и вижу, что его губы изогнуты в его вечной ухмылке.

– Я закончу с вами совсем не скоро, мисс Чавес, королева красоты.

С этими словами он приседает, соскальзывая руками по моим бедрам. Его прикосновения нежны и обманчивы. Резко вдыхаю, пытаясь игнорировать то, что мое тело от удовольствия покрылось мурашками.

– Ты делаешь это в отместку, – говорю я, смотря на него и отказываясь отводить взгляд, отказываясь признавать предательство своего тела.

Он ухмыляется и начинает проводить руками по внутренней стороне моих бедер.

– Сальвадору? Ну, это довольно очевидно, моя красавица.

– Нет, – отвечаю я, – в отместку женщинам, – от этих слов движение его рук приостанавливается. – Потому что одна из них тебя сломала.

Он медленно поднимает взгляд на меня, и я вижу, что его глаза кипят золотой яростью, противоположной его холодной внешности. Через мгновение он выпрямляется и этот наполненный гневом и болью взгляд... исчезает. Вместо него я снова вижу прекрасную гипнотизирующую маску.

– Не понимаю, о чем ты, – говорит он с легкостью.

Не могу сдержать ухмылку. Я нашла его больное место: кто-то разбил ему сердце.

– Нет. Возможно, ты не понимаешь, – тату дало мне намек на это. Если бы оно действительно было просто связано с группой, то я бы никогда не увидела мимолетный страх в его глазах. Теперь у меня есть то, от чего можно оттолкнуться, чтобы добраться до него. – А возможно, не хочешь об этом говорить.

– Не о чем тут говорить, – в этот раз он произносит эти слова слишком легко. Его голос становится хриплым. – Дай мне свои руки. – Он хватает меня за запястья и заводит руки мне за спину, связывая их веревкой. Он что, повсюду с ней ходит? Видимо. С веревкой и ножом. – На колени, – командует он.

– Здесь? – спрашиваю я, на мгновение затаив дыхание.

– Да, – говорит он, наклоняясь к моему уху, – Здесь. Сейчас.

Интересно, что произойдет, если я откажусь это делать? В одну секунду он ведет себя так, как будто никогда не причинит мне боль, а в другую я сталкиваюсь с его черной злобой, с той его стороной, которая рубит людские головы.

В любом случае, я должна вести себя так, как будто меня ничего не волнует, поэтому делаю так, как он сказал, и осторожно опускаюсь на колени.

– Отлично. Теперь опусти голову на пол, а этот великолепный зад подними вверх.

Повинуюсь, прислоняя щеку к холодной плитке. Даже если бы я попыталась, то не смогла бы почувствовать себя более уязвимой или более униженной.

Но, кажется, Хавьер хочет попытаться и ухудшить мое положение. Он расстегивает молнию на джинсах, и этот звук отражается от стен кухни, такой простой и такой пугающий.

Зажмуриваю глаза и готовлюсь к худшему, отстраняясь от происходящего так, как делала это с Сальвадором и теми мужчинами, с которыми он заставлял меня спать. Проглатываю страх и свои чувства, становясь пустотой, которая не испытывает боль и не обладает эмоциями.

Хавьер может делать со мной все, что взбредет ему в голову. Я готова к этому. Готова ничего не чувствовать. Но никакой боли нет. Не знаю, является ли это частью его игры, но он не притрагивается ко мне. Хочет наброситься на меня тогда, когда я меньше всего это ожидаю? Просто оттягивает время?

Открываю глаза и, хотя не осмеливаюсь обернуться, улавливаю его периферическим зрением. Он здесь, прямо за мной. Но он не просто стоит, он слегка двигается. Слышу, как с его губ срывается небольшой стон, и наконец-то понимаю, что он делает: он ласкает себя.

Чувствую укол отвращения, смешанного с извращенным любопытством. Часть меня хочет рассмотреть его получше и узнать, каков он в действии. Но другая моя часть – лучшая часть – хочет притвориться, что ничего не происходит. Поэтому я вновь закрываю глаза, пытаясь притвориться, что меня здесь нет, но меня отвлекает звук его скользящей вверх-вниз ладони, кожа к коже, и его ускоренное от удовольствия дыхание. Я не могу выбросить эти звуки из своей головы. Чем больше он наслаждается, тем сильнее мне хочется увидеть происходящее. Я едва могу себе представить такого мужчину как Хавьер в уязвимости освобождения, однако это происходит прямо за моей спиной. И происходит это из-за меня.

Но он по-прежнему и пальцем ко мне не прикоснулся. Он просто ласкает себя, смотря на мой голый зад. Даже не знаю, чувствовать ли мне себя униженной или польщенной.

«Он просто насмехается над тобой», – говорю я себе. – «То, что он не насилует тебя, еще не делает его человеком, отличающимся от Сальвадора».

Когда я успела начать думать, что он... лучше?

– Ты такая сочувствующая, – слышу я его стон из-за спины; его голос низкий, грубый и затуманенный страстью. – Такая хорошая. Почему же мне кажется, что в тебе скрывается плохая девчонка, рвущаяся на свободу? – Я молчу, в то время как его дыхание учащается вместе с движением руки. – Возможно, если я кончу на твою прекрасную спину, – шепчет он, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. – Кончу на буквы своего имени. Вотру себя в твою кожу и твою кровь. Возможно, тогда это девочка вырвется? Пробужу ли я этим настоящую Луизу? – он глубоко стонет, и этот стон пробирает меня до костей. – Скоро узнаем это, верно, дорогая моя? – Он резко втягивает воздух и стонет еще громче. – Бл*ть, – кричит он, задыхаясь. – Черт возьми.

На мою спину брызжет горячая жидкость, заставляя меня вздрогнуть от удивления. На какой-то момент все, что я слышу – это его тяжелое дыхание. Жду, не зная, насколько буквальными были его предыдущие слова.

Слышу, как молния его джинсов возвращается на место, после чего он нависает надо мной.

– А я хорошо смотрюсь на твоей коже, – бормочет он. Прижав руки к моей спине, он начинает втирать липкую жидкость в мою кожу и мои раны. Прикусываю губу, сдерживая крик, потому что это настолько больно, что мои глаза наполняются слезами. – Наконец-то, – шепчет он, и я чувствую, что он пристально за мной наблюдает.

Больше он ничего не говорит, продолжая втирать, пока моя кожа не впитывает все, как он и хотел. После этого, он развязывает веревку и отходит от меня.

 Опускаю руки на пол, и он обходит меня, отчего я оказываюсь смотрящей на его ботинки. Он присаживается, пока наши глаза не оказываются почти на одном уровне, и протягивает мне платье.

– Спасибо, – говорит он с улыбкой, и его глаза мерцают в ленивом возбуждении. Потом он хватает меня за руки и поднимает, натягивая на меня платье, пока я не оказываюсь снова прикрытой. – Можешь идти, – говорит он. С удивлением смотрю на него, что вызывает у него еще одну улыбку. – В свою комнату, конечно, – уточняет он. Внезапно, он разворачивается и щелкает пальцами. – Тито, – кричит он, после чего в кухню входит охранник, который ранее мне подмигнул. – Отведи ее в комнату.

Чувствую, как мои щеки вспыхивают от смущения – видел ли этот мужчина все? Если да, то Хавьеру определенно наплевать, кто видел, как он на меня кончает. Хавьер наклоняется к столу и протягивает мне тарелку с нетронутой едой, которая предназначалась Эстебану.

– Чуть не забыла свой завтрак.

С этими словами он разворачивается и уходит, скрываясь в одной из комнат.

Пораженно смотрю ему в след, удерживая в руке тарелку с едой.

Тито рукой указывает мне идти в сторону лестницы, изображая вежливость. Я едва замечаю, что выглядит он молодо, но устрашающе, перед тем как подняться по лестнице и вернуться в свою комнату. Он захлопывает за мной дверь, закрывая ее на замок, и я снова остаюсь в одиночестве с едой, которую не хочу, но которая нужна мне, и мыслями о том, что мне не нужно, но чего я хочу.

 

Глава 9

 

Луиза

 

Когда следующим утром встает солнце, я чувствую себя настолько уставшей, что мне кажется, будто меня накачали наркотиками. Это не так – я просто не спала всю ночь. Тот факт, что я не могла лечь на спину, потому что Хавьер поздно вечером вырезал на ней букву «В», вовсе не помогал мне расслабиться, но главной причиной бессонницы являлись кошмары, поджидающие меня за каждым углом.

Я никогда не относилась к тем девушкам, которые боятся темноты: когда я была маленькой, мне очень нравились страшные и захватывающие истории, которые мне рассказывал папа. Однако сейчас все эти истории воплотились в жизнь, и каждый раз, просыпаясь от очередного кошмара, я понимаю, что реальность не лучше.

Странно, но мое одиночество только ухудшает ситуацию. Не то чтобы мне хотелось находиться в компании Хавьера, однако должна признать, что, когда он со мной в комнате, даже если он вырезает на мне буквы и причиняет боль, мои мысли находятся далеко от темных закоулков. Он отвлекает меня. Даже когда Хавьер расспрашивал меня о моем прошлом, и я пыталась избегать ответов, это по-прежнему было отвлечением.

По идее то, что рядом со мной находится тот, кто должен вызывать кошмары, должно только ухудшать ситуацию, но это не так, потому что Хавьер не является героем моих страшных снов. Они не о том, что он собирается со мной делать, и не касаются того факта, что через несколько дней я могу лишиться жизни от его рук.

Главный герой моих кошмаров – Сальвадор. Они вовсе не о том, что произойдет, если он скажет Хавьеру, что я ему не нужна; они о том, что будет, если он согласится на сделку, чтобы вернуть меня.

Что будет, если в конце недели я окажусь на свободе, и люди Сальвадора заберут меня? Что, если они вернут меня в его дом? Что, если Сальвадор увидит, как Хавьер заклеймил меня своим именем? Я знаю, на что способен этот мужчина, и меня пугает то, что это может коснуться не только меня, но и моих родителей. Сальвадор абсолютно ненормальный, и мне кажется, что, когда жила с ним, я видела только верхушку айсберга.

Думаю, Хавьер даже почувствовал, что я не хотела его ухода. Когда он закончил вырезать «В», я стала задавать ему вопросы о его семье и его прошлом. Он молчал в темноте, возможно раздумывая о причинах моего любопытства. Наконец, он сказал, что ответы на эти вопросы я узнаю позже.

А потом он ушел, закрыв меня в комнате наедине с кошмарами, которым нет конца.

Предполагаю, отсутствие сна проявилось на моем лице, потому что, когда утром в комнату входит Эстебан, его взгляд оценивает меня, пока я в это время лежу на кровати и тупо смотрю в стену.

– Тяжелая ночка? – спрашивает он настороженно.

Моей энергии не хватает даже на то, чтобы рассмеяться над его очевидной тревогой.

Он опускает рядом с собой поднос с завтраком, подходит к кровати и игриво хватает меня за ногу. Это действие заставляет меня дернуться, подтянуть колени к груди и обратить на него внимание.

– Живая, значит, – говорит он, убирая руку. – Рад это видеть. Я тебе завтрак принес. –Со злостью смотрю на него. Прошлым вечером я отказалась от ужина и думаю о том, чтобы притвориться сытой, но мой желудок урчит, предавая меня. – Знаешь, что, – продолжает Эстебан, замечая выражение моего лица, – как насчет того, чтобы немного улучшить твой день?

– Немного улучшить мой день, – выплевываю я. – А как насчет того, чтобы ты прекратил делать вид, что хочешь мне помочь? Даже на секунду не воображай, что я забыла о причине, по которой нахожусь здесь.

– Просто завтракай. Я скоро вернусь и принесу тебе кое-какую новую одежду. Думаю, ты заслужила это. А потом мы пойдем на прогулку. Звучит здорово, правда ведь? – он ухмыляется и покидает комнату, закрывая за собой дверь.

Несколько мгновений сижу на месте, пытаясь игнорировать еду, однако мой желудок оказывается сильнее моего решения, поэтому я быстро поглощаю тортилью, яйца и огромную чашку кофе: невозможно предугадать, когда тебе понадобится сила.

Я только закончила, когда Эстебан снова входит в комнату, неся мешок с одеждой, и бросает его на кровать.

– Для тебя, – говорит он, наклоняясь, чтобы забрать оставленную мной пустую тарелку. – Прими душ и одевайся. Я вернусь через тридцать минут и мне не важно, будешь ты готова к этому времени или нет.

– Откуда это? – указываю глазами на одежду, вывалившуюся из мешка.

– Долго рассказывать, – отвечает он. – Просто знай, что Хавьер может быть сентиментальным.

Мне хочется услышать эту историю: не представляла, что такой человек как Хавьер может обладать подобными эмоциями. Когда Эстебан снова уходит, я вытягиваю из мешка юбку цвета морской волны, которая настолько мне велика, что сойдет за платье. Взяв ее, я направляюсь в ванную и включаю душ. Когда комната наполняется паром, я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз была чистой. Скорее всего, это было в доме Сальвадора в ночь моего побега, однако я никогда не чувствовала себя чистой, пока была его женой: он наполнил мою жизнь грязью.

Конечно, технически я по-прежнему его жена, но это слово никогда ничего для меня не значило.

Я долгое время стою под душем, позволяя воде очищать меня и желая, чтобы все мои заботы и кошмары смылись вместе с грязью, и стук в дверь удивляет меня. Слышу, что Эстебан в моей комнате, и быстро вытираюсь, после чего проскальзываю в платье, оставляя мокрые волосы распущенными.

Замираю в дверном проходе, и Эстебан смотрит на меня с улыбкой.

– Выглядишь восхитительно, – говорит он.

Его комплимент отскакивает от меня. Не понимаю, как можно выглядеть восхитительно без макияжа, с мокрыми волосами и синяком на лице, поэтому не верю ему. Мужчины считают женщин такими простыми: сказал ей, что она красивая и худая, и она простила тебе все, что ты сделал или собираешься сделать. До тех пор, пока я не встречу мужчину, который увидит настоящую меня за всем этим, комплименты не будут ничего для меня значить.

Едва сдерживаю ухмылку при этой мысли: теперь этого уже никогда не произойдет. Я или умру здесь, в обществе наркобаронов, или буду жить с Сальвадором. Все мои шансы на любовь и счастье вылетели в окно в тот момент, когда Сальвадор вошел в Коктейли Кабо.

– Пойдешь со мной? – спрашивает Эстебан, предлагая руку и изображая из себя джентльмена.

Смотрю на его руку, а потом на него.

– Куда?

Он пожимает плечами.

– Я же сказал, на прогулку. Думаю, свежий воздух пойдет тебе на пользу.

– О, а ты так сильно беспокоишься о моем самочувствии?

– Я не монстр, – говорит он, опять пожимая плечами.

– Нет, ты просто дурак.

Он хмурится, и я понимаю, что играю с огнем, подавляя нахлынувшую на меня волну опасения.

– Знаешь, – произносит он медленно. – Я могу быть твоим единственным другом в этом месте. Я могу быть твоей разницей между жизнью и смертью... Или разницей между потерей мизинца и потерей целой ноги.

Не уверена, стоит ли мне в это верить. Хоть Эстебан и является правой рукой и партнером Хавьера по бизнесу, я не думаю, что у него есть та власть, которую он себе присваивает. Мне кажется, что он постоянно хочет доказать, что он лучше, но у него это не выходит. Если бы я была на месте Хавьера, то я бы не спускала с него глаз.

– Друзья не угрожают друг другу, – сообщаю я ему.

Его хмурость постепенно спадает.

– Полагаю, ты права. Ладно, пошли.

Он снова предлагает мне руку, и я игнорирую ее, но все равно натягиваю на ноги кроссовки. По правде говоря, мне хочется и мне нужно попасть на улицу, глотнуть свежего воздуха и снова ощутить мир вокруг, потому что мне кажется, что я начинаю забывать, в чем ценность жизни.

Я иду впереди него по коридору, и мы уже доходим до лестницы, когда наш путь преграждает охранник, поставленный в конце зала. По крайней мере, это сначала мне показалось, что он – охранник, но судя по тому, как он не дает нам пройти к лестнице, скрестив руки, с угрожающей ухмылкой на лице, я понимаю, что он гораздо важнее простого охранника.

Он так плотоядно смотрит на меня, что мне хочется провалиться под землю.

Это – Франко, мужчина, ответственный за синяк на моем лице. В этом я уверенна.

– Вы куда? – спрашивает он Эстебана, не отводя от меня взгляд.

– Не твое дело, Франко, – отвечает он, жестом указывая ему уйти с дороги, но Франко не сдвигается с места.

– Планируешь сбежать с заложницей? – спрашивает он. У него глупый взгляд, но в этом мире именно глупых людей следует опасаться: огромное количество тестостерона и небольшое количество мозгов – опасная комбинация. Уверена, что, если бы со мной не было Эстебана, то меня могли ждать большие неприятности. Не облегчает ситуацию и то, что Франко почти весь состоит из мускулов. – Просто хочу потрогать ее волосы, – говорит он, облизывая губы, отчего у меня появляется ощущение, что я – стейк. – У шлюх они очень грубые.

Он протягивает руку и сжимает несколько прядей в кулаке. Я ахаю, но не сдвигаюсь с места, потому что не хочу оставить пучок своих волос в его руке.

– Все, натрогался уже, – говорит Эстебан, звуча устало. – Свали с дороги по-хорошему. Мы просто идем на прогулку.

Франко слегка тянет меня за волосы, снова заставляя меня ахнуть, после чего ухмыляется и отпускает меня.

– Конечно, – говорит он, смеясь про себя и отходя в сторону.

Эстебан быстро проводит меня мимо него. Мы уже достигаем середины лестницы, когда я слышу, как Франко шепчет мне:

– Намного лучше, чем у шлюх.

Вздрагиваю несмотря на то, что Эстебан выводит меня из дома на яркий солнечный свет.

– Не обращай внимания на Франко, – говорит он мне. – У него не все дома.

– Это я уже поняла, – отвечаю я, пока мое сердцебиение постепенно возвращается к своему нормальному ритму, свежий воздух заполняет легкие, а солнце согревает кожу.

Дом расположен в конце каменистой дороги. Здесь нет ничего кроме грязной подъездной дорожки и переросшей травы, простирающейся к ветхому деревянному забору и милям леса, который находится за ним. Ни соседей, ничего.

– Тебе не стоит его бояться, – продолжает Эстебан, пока мы отходим от дома. – Хотя, возможно, стоит.

– Я не боюсь, – отвечаю ему, сглатывая.

– Знаешь, однажды я встречал девушку, похожую на тебя, – говорит он, в то время как мы идем по подъездной дорожке, поднимая в воздух пыль.

Я едва уделяю внимание тому, что он произносит, изучая все вокруг и ища возможности для побега. Здесь нет охранников, что вызывает у меня любопытство. Франко, слава Богу, решил за нами не следовать, а остальные охранники видимо внутри дома, возможно, с Хавьером.

– Однажды ты встречал девушку, похожую на меня, – повторяю я отстраненно. – Чудесно.

– Да, – отвечает он. – Около года назад, когда я был на Гавайях. Спас ее от утопления. Вообще, я спас ее от многих вещей, включая саму себя.

– Настоящий герой, – говорю я сухо. – Ты, должно быть, думаешь, что ты очень хороший.

Он кивает.

– Так и есть, по большей части. Но она была похожа на тебя тем, что больше не заботилась о жизни. Она была в какой-то степени склонна к суициду.

Останавливаюсь и со злостью смотрю на него.

– Я не склонна к суициду, – шиплю я.

– Тебя ничто не волнует. Хавьер прав... Он думает, что тебя невозможно сломать, – он пожимает плечами.

– То, что он не может меня сломать, вовсе не означает, что я склонна к суициду, – сообщаю я ему. – В любом случае, что за ненормальный может хотеть сломать женщину?

– Не знаю. Это ведь ты замужем за одним из них, верно?

– Я замужем за демоном, а не мужчиной.

– Ну, Хавьер не совсем демон.

– Нет такого понятия, как сентиментальный демон? – спрашиваю я. – Расскажи мне об одежде. Эта юбка, платье... Чьи они?

Он смотрит на меня с любопытством, пока мы продолжаем идти по грубой дороге в сопровождении птичьих голосов, раздающихся со стороны деревьев.

– Почему тебя это интересует?

Настала моя очередь пожимать плечами, потому что я не знаю ответ на этот вопрос. Скорее всего, я хочу знать потому, что каждая частичка информации о Хавьере, которую мне удается добыть, увеличивает мои возможности, потому что я могу использовать ее против него, когда это понадобится.

– Просто пытаюсь завязать разговор, – отвечаю я.

– Верно. Ну, если тебя это так сильно интересует, то это одежда его бывшей девушки.

Тихо фыркаю.

– Девушки? Я думала, он только пользуется шлюхами. Кто же еще может им заинтересоваться?

Чувствую, что Эстебан внимательно смотрит на меня. Конечно, на первый взгляд, любая женщина может заинтересоваться Хавьером Берналем. Он симпатичен, и я уверена, что он может быть очаровательным, если захочет. К тому же, у него есть деньги и власть. Но любая разумная женщина убежит от него, когда поймет, что он на самом деле развращенный психопат. То, что у него была девушка, из-за которой он становился сентиментальным, удивляет меня.

– Она интересовалась им, – отвечает Эстебан. – Долгое время назад. Когда они были молодыми и глупыми, как я полагаю. К тому же, она была мошенницей.

Киваю.

– Ясно, – значит, она просто была такой же плохой, как и он. Это кое-что объясняет. – Как ее звали?

– Элли, а что? – он хмурится.

– Просто любопытно. Мексиканка?

– Американка.

– И она разбила ему сердце? Или он разбил ее?

– И то, и другое. Он разбил ее сердце, и она разбила его. А потом она разбила его сердце еще раз.

Он поджимает губы.

– Значит, победила она.

– Типа того.

Улыбаюсь про себя.

– Хорошо, – надеюсь, этот ублюдок страдал.

– Да, это было хорошо, – признает Эстебан. – Мне она нравилась, но она никогда не присоединилась бы к нему и не обрела бы ту уверенность, которая обязательна в этом бизнесе.

Мы замедляемся, и он разворачивает меня так, чтобы мы двигались обратно к дому.

– Разве для того, чтобы быть хорошим мучителем, похитителем и убийцей, нужна уверенность?

– Ты должен быть уверенным в себе, чтобы никогда не подвергать сомнению то, кем являешься.

Киваю.

– Возможно, вам всем нужно чаще подвергать сомнению то, что вы делаете.

Он смотрит на меня так, как будто из нас двоих сумасшедшая именно я.

Останавливаюсь, заметив, что мой кроссовок развязался. Мы уже почти во дворе, и я вижу, что Хавьер выходит из дома, а Франко стоит в дверном проеме. Хавьер смотрит в нашем направлении.

Наклонившись, завязываю кроссовок и осматриваю кучу камней, около которой мы находимся, очевидно, образовавшуюся, когда кто-то чистил дорогу. Хавьер и охранники далеко, и здесь только я с Эстебаном, поэтому я принимаю решение за долю секунды.

Завязав шнурки, я хватаю ближайший камень, разворачиваюсь и, вытянув руку, бросаю его Эстебану в лицо. Из-за того, что я намного короче него, я попадаю ему не в висок, а в челюсть, однако этого достаточно, чтобы он завизжал, схватился за лицо, и попятился назад, едва удерживаясь на ногах.

Я не задерживаюсь, чтобы проверить, упал он или нет, и поворачиваюсь, устремляясь бегом в сторону деревьев. Понятия не имею, что буду делать, когда доберусь до них, но знаю, что мне нужно убираться отсюда, пока есть возможность. Эстебан сказал, что я склонна к самоубийству просто потому, что скрываю свой страх, но это совсем не про меня. Я люблю жизнь – ту свободную жизнь, которую вела раньше – и сделаю что угодно, чтобы вернуть ее.

Я уже почти достигла деревьев и свободы, которую они собой представляют, когда слышу хлопок, похожий на выстрел. В следующее мгновение меня охватывает оцепенение, и я абсолютно теряю способность двигаться, в то время как мои нервы поражает взрыв странной мучительной боли. Я падаю на землю, вроде бы что-то крича, и мои мышцы без остановки вибрируют.

Слышу как кто-то, по-моему, Хавьер, кричит:

– Ты что, бл*ть, делаешь?

А потом вибрации и боль прекращаются. Просто так. И я отключаюсь.

 

Глава 10

 

Хавьер

 

– Ты что, бл*ть, делаешь? – кричу я на Эсте, начиная бежать по подъездной дорожке в их сторону.

 В один момент я готовился отчитать Эсте за то, что он вывел Луизу из дома, а в другой она уже ему врезала и понеслась прочь, причем девушка успела довольно далеко убежать, прежде чем он достал чертов электрошокер «Taser» и выстрелил прямо в нее. Даже не представляю, где он взял его: я думал, что оставил «Taser» в своем доме.

Эсте с удивлением смотрит на меня, но в руке он по-прежнему сжимает оружие, провода от которого соединяются с упавшим и дергающимся телом Луизы, находящимся на расстоянии шести метров от нас. Выдергиваю «Taser» из его рук, и электричество сразу же прекращает бежать по проводам.

– Она пыталась удрать, – говорит Эсте, абсолютно не сожалея о своих действиях.

– Без тебя понял, – бросаю я, смотря на ее неподвижное тело, лежащее на земле. – Иисус Христос. – Подбегаю к ней, выбивая патроны из электрошокера и бросая его на землю. Я присаживаюсь перед девушкой и нежно опускаю руку на ее шею, поворачивая ее голову из стороны в сторону. – Луиза? – зову я.

Она не отвечает и не двигается, но я вижу, что ее грудная клетка поднимается, когда она вдыхает, и это успокаивает меня. Аккуратно достаю дротики из ее спины, и из открывшихся ранок начинает бежать кровь. Эти ранки выглядят дешево и жестоко по сравнению с буквами моего имени.

Поворачиваюсь и смотрю на Эстебана, который наблюдает за мной на расстоянии.

– Ты чертов ублюдок! А что, если бы ты случайно ее убил? «Taser» должен был просто повалить ее на землю, а не вырубить. И на хрена ты вообще себя поставил в эту позицию? Твоим заданием было только принести ей завтрак и дать одежду.

Он пожимает плечами.

– Мне плевать, Хави. Я знал, что она может выкинуть что-нибудь подобное, и решил показать ей, с кем она имеет дело. Она пытается сбежать – я стреляю, чтобы она не совершила подобную ошибку дважды.

– Она имеет дело со мной, – говорю я, в то время как моя кровь закипает от гнева. – Не с тобой. Тебе нельзя к ней прикасаться, нельзя водить ее на прогулки и, черт возьми, тем более нельзя жестоко с ней обращаться.

– Думаю, Луиза права. Тебе нужно чаще подвергать сомнению то, о чем ты говоришь. Слышал бы ты, что за чушь вылетает из твоего рта, – он смеется.

Если бы заряды электрошокера можно было использовать снова, я ни капли не сомневаюсь, что все их вольты я направил бы в его крошечные яйца. Глубоко вдыхаю и пытаюсь восстановить свой контроль: нет никакого смысла в том, чтобы потерять его в данный момент.

– Почему бы тебе не свалить отсюда, – говорю я ему. – Проверь Хуанито. Возможно, Сальвадор с ним связался.

Эстебан некоторое время колеблется, как будто собираясь со мной спорить, но, наконец, после того как его мозг включается, мужчина разворачивается и направляется в сторону дома походкой несовершеннолетнего мальчишки. Дегенерат долбаный.

Возвращаю свой взгляд к Луизе и понимаю, что она надела юбку, которую я ей дал, вместо платья. Этот цвет выглядит просто ошеломительно на ее гладкой и загорелой коже, а длинные волосы девушки, светящиеся на солнце, каскадом спадают на землю вокруг нее. Протягиваю руку и пропускаю несколько прядей сквозь пальцы: они мягкие и влажные – скорее всего, она совсем недавно приняла душ. А теперь она снова грязная.

То, что Луиза лежит здесь без сознания, должно вызвать у меня улыбку и успокоить что-то внутри меня. В конце концов, ведь именно этого я и хотел. Но то, что произошло с ней, не одно и тоже: это незапланированно и незаслуженно, и, хоть она и выглядит слабой, я по-прежнему не сделал ничего, чтобы сломать ее. Если бы девушка находилась в сознании, то она боролась бы со мной телом, сердцем и мыслями.

Мне нравится, когда она борется.

Аккуратно беру ее под руки и поднимаю на ноги, отчего ее голова опускается, создавая занавес из волос, скрывающий ее лицо, после чего с легкостью беру девушку на руки и несу в сторону дома. По пути ее голова откидывается назад, открывая моему взгляду красивую ключицу, хрупкую шею и прекрасные черты лица.

Она настолько легкая, что я почти не ощущаю ее вес, пока направляюсь к двери, возле которой стоит Франко. Внезапно, я чувствую, как через меня проносится волна собственничества: я не просто считаю, что она моя, пока находится здесь, но также понимаю, что должен защищать ее. Если я этого не сделаю, то никто не сделает. Эстебан с легкостью выстрелил в нее электрошокером, а Франко смотрит на девушку с такой уродливой похотью, что я делаю мысленную заметку никогда не подпускать его к ней: его способности к истреблению просто огромны.

– Что с ней? – спрашивает Франко, облизывая губы и осматривая ее. – Эсте выглядел рассерженным.

 Он протягивает руку и хватает несколько прядей ее волос, что заставляет меня автоматически остановиться и наградить его устойчивым и беспощадным взглядом.

– Не прикасайся к ней, – говорю я твердо и спокойно. – Никогда не прикасайся к ней. Уяснил?

Он медленно встречается со мной взглядом; его глаза дерзкие, а губы на мгновение изгибаются в гримасе, которая тут же исчезает за небрежной улыбкой.

– Как скажете, босс.

Я прохожу мимо него внутрь дома, отношу Луизу в ее комнату, пинком закрывая за нами дверь, и кладу на кровать – я не собираюсь оставлять ее: не тогда, когда она без сознания. В меня никогда не стреляли электрошокером, но я знаю, что иногда после такого бывают осложнения, и некоторые люди даже умирают от этого. «Taser» у меня для пыток, для причинения боли. В конце концов, тут, в Мексике, мы стреляем, чтобы убивать, и пуля отлично срабатывает для данной цели. А вот «Taser», он не убивает... Он только продлевает мучения. Однако я не представляю, какой эффект «Taser» оказывает на женщин.

В утреннем свете, проникающем в комнату через окно, Луиза напоминает ангела, только грязного. Почему-то чувствуя себя виноватым, я смахиваю с нее грязь, проводя руками по ее ногам, бедрам, животу, груди и рукам. Убирая землю с ее лица, я аккуратно провожу пальцем по ее скулам и понимаю, что ее кожа просто убийственно мягкая. Хоть мне и нужно разбудить Луизу, чтобы убедиться, что она в порядке, я также хочу, чтобы она поспала, поэтому подхожу к краю кровати и стягиваю с девушки обувь, позволяя кроссовкам упасть на пол, после чего подкладываю Луизе под голову подушку. Несколько минут я просто стою здесь и упиваюсь видом моей спящей красавицы.

Мне сложно бороться с побуждениями, которые время от времени проносятся через меня: я хочу продолжать ощущать ее, гладить руками ее кожу; я хочу ласкать ее грудь, облизывать соски и делать ее влажной своими пальцами. Я хочу освободить свой член и провести головкой по ее слегка приоткрытым губам, а потом перевернуть девушку и закончить вырезать на ней свое имя. Сегодня будет «Ь».

Но для всего этого она должна быть в сознании. В другом случае, это будет неправильно.

Я стою здесь уже около часа, пока мое тело воюет с мозгом, когда она, наконец, шевелится. Ее голова наклоняется в сторону, девушка слегка стонет, потягиваясь, и я резко втягиваю воздух в предвкушении, когда ее глаза медленно открываются.

Она аккуратно поднимает голову и смотрит прямо на меня, почувствовав мое присутствие. На ее лице отражается разочарование.

– Тебе не удалось сбежать, – говорю я низко.

Несколько мгновений она не сводит с меня глаз, после чего с тревогой опускает взгляд на свое тело, разглаживая руками платье.

– Я не прикасался к тебе, – сообщаю я, изучая ногти на руках и убеждаясь в том, что они чистые. – Не переживай.

– Тогда что ты здесь делаешь?

– Я смотрел на то, как ты спишь.

– Я не спала, – отвечает она. – Я была в отключке.

Хмурюсь.

– Верно. Это Эсте. У него был электрошокер. Но ты попыталась удрать, – встречаюсь с ней взглядом. – Мне жаль.

– Жаль? Тебе действительно жаль, что он выстрелил в меня электрошокером? – спрашивает она язвительно.

Она снова борется со мной, и это возбуждает.

Мирно ей улыбаюсь.

– Да. Мне вовсе не хотелось, чтобы произошло что-то подобное, – замираю. – На что это было похоже?

– Похоже на то, будто ты ударился обо что-то локтем в болезненном месте, только это сильнее, и боль проносится по всему телу до тех пор, пока тебе не начинает казаться, что ты сейчас умрешь, – она со злостью смотрит на меня.

– Звучит ужасно.

– Потому что так и есть, – она кипит от ярости.

Подхожу ближе и наклоняюсь над девушкой, смотря ей в глаза. Они настолько прекрасные и темные, что я почти теряюсь в них, и мне приходится прочистить горло.

– Значит, вероятно, в следующий раз ты не попытаешься сбежать. По крайней мере, не от Эсте.

Она смотрит на меня и сглатывает – я вижу, как двигается ее горло. Ее нежное и деликатное горло.

– А что, если я попытаюсь сбежать от тебя?

– От меня ты сбежать не захочешь. Тебе лучше не знать, что будет, когда я тебя поймаю.

Пристально наблюдаю за ней, ожидая страха, смешанных чувств и апатии, но не вижу ничего, кроме огня, горящего в ее глазах. Я хочу попробовать этот огонь на вкус, трахнуть его и почувствовать всеми возможными способами. Я хочу достать этот огонь из нее.

Но она прячет его глубоко внутри. Она абсолютно удивительна, потому что не сломана и отказывается ломаться, несмотря на все мои усилия.

Хотя я с ней еще не закончил.

– Я вернусь позже, – говорю ей, поворачиваясь, чтобы уйти, и не могу сдержать улыбку, когда слышу ее облегченный вздох: по крайней мере, вид того, как я ухожу, что-то значит для нее.

 

Всю оставшуюся часть дня Эсте только и делал, что искал причины для ссоры, впрочем, это его вечное состояние, которое он обычно скрывает за наружностью серфера. Этого было достаточно, чтобы я заколебался, когда после ужина он спросил, хочу ли я, чтобы он отнес Луизе еду. Хорошо и то, что он хотя бы спросил: видимо, не все его манеры были смыты в унитаз.

К тому времени, как он вернулся на кухню, мы с Доктором зажгли сигары и наблюдали через открытую кухонную дверь, на которой был экран, не пропускающий комаров, за тем, как ветер выносит наш дым на улицу. Сегодняшняя ночь жаркая и влажная, и я чувствую себя так, как будто начинаю терять контроль над ситуацией.

Все дело в том, что мы по-прежнему не слышали ни слова от Сальвадора. Немного ранее сегодня Хуанито отправился в Кулиакан, чтобы собрать информацию: люди говорят, и он сразу же узнает, обсуждается ли исчезновение Луизы. Эсте просматривал вебсайты в поисках какого-либо упоминания о пропаже девушке, но пока ничего не обнаружил. Создается впечатление, будто ее и в помине нет в комнате наверху, а мы не сидим здесь, раздумывая о том, что с ней делать.

– Ну как? – спрашиваю я Эсте между затяжками, позволяя клубам дыма вылетать из моего рта и наблюдая за тем, как они летят к двери.

– Она ест, – отвечает он. – Хотя ведет себя как стерва.

Доктор тихо фыркает.

– Она имеет полное право вести себя как стерва, – ненадолго сужаю глаза на Эсте.

– О, посмотрите-ка, Мистер Берналь сочувствует своей собственной заложнице, – ухмыляется он, выдвигая стул и садясь на него.

– Не путай понимание с сочувствием, друг мой, – отвечаю я.

– Не путай залог с тем, что можно оставить себе, – говорит он. – Как только Сал заключит с нами сделку, она вернется к нему.

– Хавьер не идиот, – говорит Доктор задумчиво, выдыхая дым через нос. – Сал соглашается – она возвращается к нему. А если он отказывается, то она умирает. Медленно. И болезненно. Так, чтобы все поняли, что мы никогда не шутим, – он многозначительно смотрит на меня. – Так ведь?

– Конечно, – быстро киваю я. – Конечно.

– А если этого не произойдет, – продолжает Доктор, – тогда, новости распространяются быстро, не так ли? Ни один картель, достигший нашего уровня, никогда не показывал подобной слабости, и нам нужно сохранить империю. Империю Хавьера.

Он по-доброму улыбнулся мне – так обычно улыбаются пожилые люди тем, кем гордятся, однако я знаю, к какому типу людей относится Доктор: по отношению ко мне он испытывает не доброжелательность, а терпимость. Сомневаюсь, что человек, являющийся профессионалом в искусстве пыток и переговоров, по-прежнему может быть добрым.

В этот момент я понимаю, что мы все собой представляем: кучку акул, сидящих за столом, ухмыляясь друг другу и подмигивая черными глазами. Если мы прекратим есть и плавать, то просто умрем.

– Никто не сомневается в том, что произойдет с Луизой, если Сальвадор откажется, – говорю я, откидываясь на спинку стула. – Но я считаю, что он согласится.

– Почему бы нам не снять еще одно видео? – предлагает Эсте, двигая бровями. – Предупреждение.

– Да, – соглашается Доктор, – Это не помешает нам, верно?

Нет, это не может нам помешать.

Слегка улыбаюсь и постукиваю пальцами по столу.

– Я думал, что обычно это делают в тех случаях, когда обсуждается выкуп или если похитителей не воспринимают всерьез, а не тогда, когда тот, с кем мы связались, просто не ответил.

– О, Хавьер, – говорит Доктор. – Ты ведешь себя как чудак со всей этой честью и подобной ерундой. Ты же наркобарон, черт возьми. Ты можешь делать все, что пожелаешь, и никто не запретит тебе. Здесь нет понятия чести, – он смотрит на Эсте. – Можно сделать это завтра.

– Как минимум завтра, – говорит Эсте. – Или мы не успеем. А лучше всего сегодня.

У меня возникает чувство, что комната начинает наклоняться, и я опираюсь руками на стол, пытаясь удержаться на месте.

– Подождите, давайте не будем торопиться. Нужно все идеально спланировать.

– Ты и твои вечные планирования, – насмехается Эсте. – По-моему, нужно просто подняться к ней и немного разукрасить кулаками.

– А лучше отрезать у нее какую-нибудь конечность, – добавляет Доктор. – Я знаю, как это правильно сделать.

Моя грудь сжимается. Не уверен, по какой причине мое тело так реагирует.

– Нет, – отвечаю я. – Никто кроме меня к ней не прикоснется. Это моя операция, и она – моя заложница.

– Тогда сам это сделай, – говорит Эсте. – Но действовать нужно быстро. Камеру я могу за минуту установить, – он встает, отталкиваясь от стула, и смотрит на меня. – Или сочувствие и понимание снова перепутались?

– Сядь обратно, бл*ть, – я жестоко ухмыляюсь, указывая на его стул. – Или ты забыл свое место?

Мы сталкиваемся взглядами, и эта битва продолжается до тех пор, пока он не отводит глаз – он всегда это делает. Эсте садится на стул, но его поведение не меняется.

– А может, это ты забыл свое место?

С оружием я быстр, и всегда был. До того, как Эсте успевает что-либо заподозрить, я вытягиваю нож из ботинка и отправляю в него легким взмахом запястья. Крик сообщает мне о том, что нож попал в цель.

Эсте продолжает орать, падая со стула на пол, пока я встаю и подхожу к нему. Нож вошел неглубоко, поэтому я постукиваю по нему ботинком, проталкивая глубже, и ухмыляюсь, когда слышу чудовищный крик Эсте.

– Ты – ничтожество, – говорю я, склоняясь над ним. Его лицо искажено болью, но глаза смотрят прямо на меня. – Твое место именно здесь, на этом чертовом полу. Я бы нассал на тебя, если бы мог, но в данный момент я слегка заведен, – выпрямляюсь и с предупреждением смотрю на Доктора. Перед тем, как развернуться, я протягиваю руку и выдергиваю нож из ноги Эсте. – Ой, забыл, он мне понадобится, – говорю я поверх его крика.

Иду к раковине и промываю нож, после чего вытираю его и возвращаю взгляд к Доктору.

– Давай не будем сегодня брать с собой Эсте. Хотя я уверен, что его крики пригодились бы для видео. Визжит как девчонка.

Он кивает, высоко подняв брови. Я сумел его удивить. Думаю, я показал им, что лучше никогда не подвергать сомнению то, что я, бл*ть, разбираюсь в том, что делаю.

Оставив Эсте корчиться на полу, мы идем за камерой, после чего поднимаемся в комнату Луизы, где я почему-то чувствую, что должен постучать в дверь. Она ожидает меня, но не Доктора с камерой.

Хорошо, что она не в той ситуации, когда может ожидать чего-то.

Открываю дверь и, войдя в комнату, включаю свет.

Луиза сидит на кровати, прижав колени к груди и обернув вокруг них руки. На ней надеты джинсы и серая майка, принадлежавшая кому-то другому, и выглядит она так же, как и любая девушка в ее возрасте. Только она не просто какая-то девушка. Она прекрасна. И она сейчас немного покричит для своего мужа.

– Сегодня мы совмещаем приятное с полезным, – сообщаю ей я, поднимая в воздухе нож, пока Доктор закрывает за собой дверь. – Доктор заснимет на камеру нашу маленькую ночную интерлюдию.

– Зачем? – спрашивает она мягко. – Сал не согласился на сделку?

– Он вообще не ответил, но мы надеемся, что скоро это изменится. Я покажусь камере, чтобы он знал, у кого ты, в том случае, если он не понял, что я чертовски серьезен.

Вижу ли я в ее глазах страх, или это освещение играет со мной в игры? Подхожу к ней и указываю ножом на кровать.

– Ляг на живот.

– Ты покажешь ему, что вырезаешь на мне свое имя? – она не двигается.

Качаю головой.

– Мое имя, скорее всего, навсегда испортит тебя для него, так что нет. Он увидит только то, что ты испытываешь боль.

– Ну, это мы еще посмотрим, – она порочно улыбается, смотря на меня с самодовольством во взгляде.

Хотелось бы мне проигнорировать это, но дело в том, что прежде она не показывала никакой реакции на мои действия. Мне нужно, чтобы в этот раз она отреагировала, потому что в противном случае будет казаться, что я ничего с ней не делаю. Значит, мне придется сделать более глубокую рану и, как бы я не ненавидел признаваться в этом, я вовсе не хочу этого.

– Ложись, сейчас же, – я снова указываю на кровать.

Она делает, как сказано, и я мысленно вздрагиваю, когда вижу следы от электрошокера на ее спине. У нее был хреновый день, и сейчас он станет еще хреновее.

Смотрю на Доктора, который с весельем наблюдает за мной.

– Все готово? – спрашиваю я, раздраженный его взглядом.

– Да, – отвечает он, вставая позади камеры. – Освещение тут не очень, но сойдет и так. Свяжешь ее?

– Она никуда не денется, – смотрю на нее.

 – Нет, – признает он. – Но если ты этого не сделаешь, то будет казаться, что она слушается тебя. Позволяет тебе. А это не тот тип сообщения, которое мы хотим отправить Сальвадору. К тому же, она абсолютно не выглядит напуганной. Думаю, ты должен это исправить.

Мне не нравится, когда кто-то говорит, что мне делать, но он прав. Луиза с ожиданием смотрит на меня, и я по-волчьи улыбаюсь в ответ, доставая веревку из кармана. Той веревки, что у меня с собой, хватит только на запястья, и она не очень прочная, но для нашей ситуации сойдет.

Хватая руки Луизы, я быстро связываю их у нее за спиной, после чего залажу на кровать и расставляю ноги по обеим сторонам от девушки.

Наклоняюсь, прикасаясь губами к ее уху.

– В этот раз я причиню тебе больше боли, чем обычно, – сообщаю я ей. – На этот раз ты отреагируешь. Если не для меня, то для камеры.

– Зачем? Чтобы Сальвадор согласился на сделку? Я не хочу возвращаться к нему. Там еще хуже, чем здесь, – она смотрит на меня, повернув голову в сторону.

От ее слов у меня возникает ощущение, будто я проглотил камень. Глубоко вдыхаю и говорю:

– Твои желания значения не имеют, – я смотрю на Доктора, который наблюдает за ней с любопытством.

– Интересно, – говорит он медленно. – Но, Луиза, он прав. Твои желания не важны. Важны наши. И это также касается людей, которые тебе дороги. – Эти слова заставляют ее поднять голову и посмотреть на него, отчего его губы изгибаются в ухмылке. – У тебя же есть родители. Они были на твоей свадьбе. Если Сальвадор не будет считать, что ты в опасности и будет думать, что ты скорее умрешь от рук картеля соперника, чем вернешься домой, как думаешь, что он сделает с твоими родителями? – Чувствую, как ее тело напрягается подо мной, как будто эта мысль только что посетила ее голову. Так вот что больше всего волнует ее: родители. Меня убивает то, что я не знал об этом, в отличие от Доктора. – Просто задумайся над этим, – заканчивает Доктор. – Я сейчас начну запись. Ты говоришь в камеру, Хавьер?

Киваю, входя в роль, и прижимаю нож к ее спине, готовясь сделать надрез, после чего дожидаюсь знака от Доктора и смотрю в камеру.

– Сальвадор, мы немного разочарованы тем, что ты не связался с нами, чтобы обсудить возвращение своей жены домой. Предлагаю тебе как можно скорее ответить, в противном случае ты не получишь Луизу целиком, – хватаю ее за волосы и оттягиваю назад, чтобы ему было видно ее лицо. К моему удивлению, с ее губ срывается крик: я действительно причинил ей боль. Ее реакция вызывает у Доктора, стоящего позади камеры, улыбку, и мне не остается ничего, кроме как тоже улыбнуться. Единственная разница в том, что моя улыбка фальшива. – У тебя прекрасная жена, – продолжаю я. – Очень красивая. Будет обидно, если ты потеряешь ее только потому, что не веришь в серьезность моих намерений. Серьезней быть не может. У тебя есть два дня на ответ, после чего она станет собственностью моего картеля, а что это означает, я уверен, ты знаешь. Это – только начало, – прижимаю кончик лезвия к ее коже, но вместо возбуждения, который обычно испытываю в этот момент, я чувствую, как мои внутренности сжимаются. Несмотря на это, я упорно задвигаю это легкомысленное чувство подальше, и резко ввожу нож в спину Луизы на дюйм.

Она кричит. Не знаю, кричит ли она от боли или мысли о потере родителей, но это именно то, чего мы хотели. Медленно веду лезвие вниз, отчего алые ручейки собираются вокруг металла и стекают по ее спине на покрывало. Луиза продолжает кричать до тех пор, пока Доктор не говорит нам, что съемка закончена.

Ее крики тут же прекращаются. Она тяжело дышит, из раны свободно течет кровь, но Луиза не издает ни звука.

Доктор слегка качает головой и говорит:

– Пойду отправлю запись и проверю Эсте. Сегодня было пролито слишком много крови, даже для такого как я.

Он собирает камеру и покидает комнату. Как только мы с Луизой остаемся наедине, я начинаю чувствовать себя растерянно, и это чувство абсолютно чуждо мне. Развязываю веревку, сковывающую ее запястья, и слезаю с нее, несколько мгновений смотря на бегущую кровь, перед тем как пойти в ванную за полотенцем. Прижимаю полотенце к ее спине, и она вздрагивает от моего прикосновения.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. Она не отвечает. Продолжаю держать полотенце у раны и наблюдаю за тем, как красный цвет постепенно сменяет белый. – Этот порез довольно глубокий. Некрасивый. Мне не нравится оставлять некрасивые отметки.

Я ожидаю, что она меня пошлет. Я даже хочу, чтобы она меня послала, но она не проявляет никакой реакции, как обычно. Это чертовски разочаровывает.

 – Тебя волнует судьба твоих родителей? – спрашиваю я, ища в ней искру. Ее мышцы напрягаются под моей рукой, и, кажется, девушка задерживает дыхание. Мое сердце танцует. Вот оно. – Я и не представлял, что они так много для тебя значат, – продолжаю я. – Конечно, я вообще ничего не знаю о них, но уверен, что если захочу, то смогу достать их имена и телефоны к завтрашнему дню. Думаю, они не жили с тобой и Сальвадором. Нет, скорее всего, они в Лос-Кабосе, абсолютно без защиты, – наклоняюсь ближе к ней. – Знаешь, дорогая моя, большинство дочерей не бросают родителей ради того, чтобы выйти замуж за наркобарона.

Внезапно, она садится, взметнув волосами, и я вижу ярость в ее глазах, в то время как продолжаю прижимать полотенце к ране так, чтобы девушка находилась близко ко мне.

Бл*ть, я хочу засунуть язык в ее рот и почувствовать этот гнев. Я хочу взять ее ярость прямо на этой кровати, позволяя крови омывать нас.

– Ты не знаешь ничего обо мне или моих родителях, – шипит она. – Так что даже не пытайся.

Хватаю ее за руку и притягиваю еще ближе, так, что она оказывается практически прижатой ко мне.

– О, я попытаюсь. Как это было? Девушка бросила своих родителей ради шанса выйти за мужчину своей мечты и стать женой наркобарона? Держу пари, ты сожалеешь о своем решении.

Она поднимает свободную руку, чтобы ударить меня, но я оказываюсь быстрее и, бросив полотенце, перехватываю ее за запястье. Заставив ее опуститься на спину, я удерживаю ее руки над головой и забираюсь на девушку сверху, несмотря на ее сопротивление.

Смотрю на нее и не могу сдержать улыбку. Было бы так просто трахнуть ее в данный момент, но мне еще больше хочется поиметь ее маленькую милую головку и увидеть, что в ней скрывается.

– Ты нихрена не знаешь! – кричит она. – Я была хорошей дочерью. Все, что я делала, было для них. Выйдя за Сальвадора, я смогла оплатить им сиделку, которая за ними присматривает. Они больны, и я каждый чертов день трудилась не покладая рук, чтобы убедиться в том, что они сыты и счастливы, а это никогда не было гарантией. Я делала все, что было в моих силах, чтобы обеспечить им лучшую жизнь. Мы были бедными, но они многим жертвовали ради меня, и я жертвовала многим ради них. Самой большой жертвой была моя жизнь. Я вышла за него, потому что, когда он спросил меня, знала, что смогу обеспечить своим родителям ту жизнь, которую они заслуживали. Я никогда не ждала от него любви и вообще чего-либо хорошего, но я знала, что с мамой и папой все будет в порядке.

Она не плачет, но я вижу слезы в ее глазах. Хмурюсь, когда ощущаю волну сочувствия к этой сильной девушке, проходящую через меня. Она никогда не жалеет себя и редко злится, хотя в жизни ей выпала та же дерьмовая карта, что и мне.

– Ты так сильно заботишься о своих родителях? – спрашиваю я, осознавая, что вдавливаю ее в кровать. – Ты вышла за Сала ради их счастья? Хотя я не понимаю, как свадьба дочери с этим мужчиной, может сделать родителей счастливыми.

– А тебе что, на твоих родителей наплевать? – ее брови почти соединяются, когда она хмурится, смотря на меня.

– Мои родители мертвы, – отвечаю я просто.

– О, мне жаль, – и, что любопытно, я понимаю, что она говорит искренне.

– А мне нет, – говорю я, не желая ее жалости. – Семья убивает.

Он качает головой.

– Это не по-мексикански. Семья – это все.

– Это проблема Мексики.

– Ты говоришь ужасные вещи.

Верно.

– И я – ужасный человек, – сообщаю я ей гладко.

– Да, – соглашается она. – Так и есть. Но это не то, чем стоит гордиться.

– И вот он я, лежу на тебе, гордясь всеми ужасными вещами, которые делаю. Я долго трудился, чтобы стать тем, кем являюсь. Очень нелегко быть уверенным в том, что делаешь, и слать всех нафиг. Люди думают, что я монстр, потому что я на самом деле являюсь монстром. И мне наплевать.

– Ты не монстр, – она прикусывает губу, и мне хочется сделать то же самое.

– Как скажешь. Тогда я просто ужасный человек.

– Да. Между этими понятиями есть разница. Я жила с монстром, так что знаю, на что это похоже.

Криво улыбаюсь ей и наклоняюсь до тех пор, пока между нашими лицами не оказывается всего несколько сантиметров. С этого расстояния я даже могу видеть золотые искорки в ее коричневато-красных глазах.

– Похоже ли это на нож в спине?

Она удивленно моргает, понимая правду. Монстр, ужасный человек – название не имеет значения. Я не так уж сильно отличаюсь от ее мужа – я просто еще один человек, ведущий свою игру.

Так и должно продолжаться.

Я слезаю с Луизы и подтягиваю ее к краю кровати так, чтобы она села, после чего поворачиваю ее спиной ко мне, чтобы осмотреть рану. Давление от того, что она была прижата к кровати, приостановило кровотечение, но теперь покрывало пропитано кровью.

– Я принесу тебе новые простыни.

– Забей. Мне это даже в какой-то степени нравится, – она смотрит на меня со скучающим выражением лица.

Поднимаю бровь, понимая, что с ней никогда нельзя расслабляться.

– Думаю, кровотечение остановилось. Возможно, Доктор завтра наложит тебе швы.

– Вы накладываете швы на раны, которые вы и причинили? – она почти незаметно качает головой.

А ведь девушка попала в точку.

Меня не должно это заботить. Меня не должны волновать ее боль, ее состояние, ее прошлое или ее чувства. Она нужна мне для выкупа, и я должен использовать ее тело и жизнь, чтобы получить то, что хочу. Меня не должно волновать все то, что происходит с ней.

Но я думаю, что меня это волнует.

 

Глава 11

 

Луиза

 

Я просыпаюсь с невероятной болью и чувством, будто моя спина горит. Воспоминания о прошлой ночи постепенно начинают просачиваться в мой мозг, сначала медленно, а потом как будто платину прорывает. Попытка сбежать от Эстебана, выстрел из электрошокера, непредсказуемый взгляд Хавьера, который наблюдал за мной, пока я была в отключке, вялое извинение от Эсте, когда он принес мне ужин, приход Хавьера с Доктором и запись на камеру, как на моей спине вырезают имя.

В этот раз Хавьер по-настоящему причинил мне боль, но я делала все, что могла, чтобы ее скрыть. Это было до тех пор, пока не втянули моих родителей, и на меня обрушилась реальность. Теперь это касалось не только меня – на кону были жизни мамы и папы. Это очень холодно и одиноко, осознавать, что у меня никогда не будет того, чего я хочу – свободы. Когда я была с Сальвадором, мои родители были в безопасности. Теперь, когда я не с ним... они останутся без помощи или что-нибудь еще хуже. Хоть каждый инстинкт в моем теле и говорит мне никогда не возвращаться, радоваться, что Сальвадор не выполняет их требования, я знаю, что мой эгоизм будет слишком дорого стоить.

Поэтому, когда Хавьер сказал мне реагировать для камеры, я делала это не только из-за грубого глубокого пореза на спине. Я реагировала на тот факт, что никогда, что бы ни делала, не смогу победить. Я реагировала на несправедливость моего существования.

И где-то на этой кровати, когда наркобарон вырезал свое имя на моей спине, я нашла нить гнева, которую так долго скрывала. Она медленно начала разворачиваться, подобно змее. И я почти приветствовала ее. Почти хотела, чтобы она осталась. Думаю, достаточно было просто знать, что она здесь, что во мне есть дикая сущность, которая злилась, которая хотела, чтобы вернули все, что у меня отняли.

Это утро я провожу, закрывшись в себе. Каждый раз, когда раздается стук в дверь, я испытываю одновременно облегчение и разочарование от того, что это не Хавьер. В каком-то смысле, мне даже хочется поговорить с ним. Он заставил меня рассказать о моей семье, жизни, и теперь мне хотелось получить от него ту же информацию. Было что-то такое травматическое в прошлой ночи, что, я почувствовала, даже на него повлияло. Конечно, это все глупости. Он был человеком, который привык к намного более серьезным пыткам. Но даже несмотря на это, часть меня чувствовала, что та ночь была для него первой, не знаю только, первой в чем. Возможно, так было потому, что когда он прикоснулся лезвием к моей спине, я чувствовала, что он колеблется, как будто ему не хотелось причинять сильную боль, и мне хочется знать почему.

Почему этот мужчина будет колебаться даже секунду, когда на кону так много?

Я знаю, что мне хочется надеяться. Хочется думать, что, возможно, он считает меня особенной, что он изменится, потому что увидел во мне меня. Но я также знаю, что это неправда, и каждый раз, когда эта мысль возникает в моей голове, мне становится плохо, так как что-то во мне хочет поверить. Однако я разочаровалась в этих фантастических представлениях давным-давно. Фантазии созданы для молодых девушек, которые не представляют, каков на самом деле реальный мир.

Последний раз я думала, что, возможно, особенная, интересная и однажды понравлюсь мужчине, был, когда я впервые победила на конкурсе красоты. Был парень, который работал в ресторане линейным поваром всего несколько месяцев. Я понимала, что нравлюсь ему, и он хочет меня, и сама хотела того же, но слишком боялась. Поэтому закрылась в себе, в мечтах о лучшей жизни, и это продолжалось, пока он не ушел. После этого, больше не было никого. И ничего. Потому что, если честно, красота, которую во мне видели, никогда не приносила ничего кроме боли. Она не спасла меня от нищеты и бесконечной борьбы за жизнь, не спасла отца, когда он терял себя.

 «Ты – идиотка», – говорю я себе, когда Эстебан уходит, оставив поднос с ленчем на полу. – «Вернись в игру, имеет значение только выживание».

И я права. Однако, хоть это и игра, мне интересно, правильно ли я играю. Хавьер почему-то тянется ко мне и, хоть мне не понять почему, кажется, интересуется мной. Мне нужно узнать, как использовать это для своей пользы. Только он может вытащить меня отсюда. У Эстебана почти нет никакой власти, а другие при первой же возможности готовы выбросить меня за негодностью. Как бы я не ненавидела думать об этом, Хавьер – единственный, кто может меня спасти.

Только не знаю как.

 

Хавьер

 

– У меня есть хорошие новости для тебя, – говорит Эсте, медленно входя в мой импровизированный офис в безопасном доме.

Дверь не закрывается полностью, поэтому у меня абсолютно отсутствует личная жизнь, а у других, видимо, манеры.

Вздыхаю и закрываю ноутбук, со скукой смотря на него. В последнее время сложно верить, что новости могут быть хорошими. Луиза стала тикающей бомбой в моей жизни, ее присутствие и затруднительное положение постоянно в моих мыслях, независимо от того, рядом ли мы. Где бы я ни находился, мне не скрыться от нее.

– Не выгляди таким «счастливым», – произносит Эсте, сверкая своей дебильной улыбкой.

– Тогда дай мне повод для радости, – отвечаю я, указывая на потертый офисный стул с другой стороны стола.

Не облегчало состояния и то, что у меня возникало ощущение, будто я разбиваю лагерь в этом заброшенном доме. Эсте убеждал меня, что мебель здесь первоклассная, но опять же, он понятия не имел, что означает это слово.

Эсте садится, и я тяжело выдыхаю. Он слушается, и это хорошо, так как означает, что он не обижается из-за ножа. Ну, я уверен, он по-прежнему ненавидит меня, но, по крайней мере, сейчас проявляет уважение. Иногда, чтобы держать человека в узде, нужно всего лишь немного жестокости.

– Только что разговаривал с Хуанито. Он говорит, что, хоть все и скрывают от средств массовой информации, Сальвадор знает, что Луиза у нас, смотрел оба видео и в данный момент вырабатывает стратегию.

Поднимаю бровь.

– Стратегию? – не уверен, хорошо это или плохо.

Год назад мы пытались заключить сделку с осведомителем для Тихуанского картеля. Он пытался выработать стратегию. Мы направили нашего ассасина – наемного убийцу – на него, вместо тех наркодилеров. Вот что случается с людьми, которые пытаются перехитрить нас.

К сожалению, я больше не уверен, что у нас на руках все карты. У нас только одна – королева, и я начинаю думать, что для меня она важнее, чем для Сальвадора.

– Точно не знаю. Наш разговор был коротким, но, кажется, Сальвадор готов к сделке. Возможно, мы не получим долю эфедры из Китая, но, может, он даст нам кокаин из Колумбии, – Эсте пожимает плечами.

– Это у нас уже есть. Нам нужно больше, – чувствую укол гнева.

Он вовсе не выглядит, будто его это волнует, когда скрещивает ноги; вместо этого он вздрагивает от боли в голени. Хорошо.

– Ну, у нас будет больше кокаина. Лучше, чем ничего.

Он прав, но это вовсе не делает меня счастливым. Если бы мне хотелось больше поставок кокаина, мы с легкостью могли пойти на восток, за картелем Гольфо в Веракрусе. Мне просто не улыбается идея о возвращении в этот город, который был спорной территорией Тревиса Рейнса и хранил отвратительные воспоминания. Я забрал Луизу, потому что хотел что-то, чего у меня никогда не было – возможность новой власти из нового источника.

– Да ладно тебе, Хави, – говорит Эсте. – Если тебе от этого станет лучше, то мне чертовски больно.

– Что-то не похоже, – я хмурюсь.

– Ну, какая польза от Доктора, если он не может постоянно держать тебя под кайфом? Маки, Хави, из тех гор, в которых мы находимся, возможно, даже с ферм самого Сальвадора. В чужой монастырь...

Вижу, что он не настолько обкурился, потому что, если бы это было так, то он бы одурел, но мысленно делаю заметку поговорить об этом с Доктором. Боль – это урок, и, кроме того, нам всем нужны ясные головы. Именно поэтому у меня низкая толерантность к употреблению наркотиков. Уверен, для многих это нелепо, учитывая то, что на этом построена моя империя, однако я слишком много раз обжигался из-за бывших работников, чья зависимость не только вредила им, но и делала мятежниками.

Что касается меня, участие в этом я почти не принимал. Было время после тюрьмы, когда я понимал, почему некоторые люди предпочитают наркотики реальности. Это был один из моих моментов слабости, но даже в нем я нашел силу. Обнаружение того, насколько зависимыми становятся люди, как правильные наркотики могут придать забвению каждое разбитое сердце и исцелить разрушенную гордость, помогло мне понять, что картели в какой-то степени оказывают миру услугу. Мы даем людям убежище от их жалкого существования.

Постукиваю пальцами по столу, переведя взгляд на улицу за окном, где солнечные лучи пытаются проникнуть сквозь облака.

– Предполагаю, хорошая сторона в том, что через два дня он с нами свяжется.

– Сколько букв осталось? – спрашивает Эсте.

– Сегодня «Е» и завтра «Р».

– А потом прощание.

– Верно, – прочищаю горло. – Потом все закончится.

– Не могу понять, ты расстроен, что это заканчивается, потому что наслаждаешься пытками или... по другим причинам.

– А ты как думаешь? – резко смотрю на него.

– Я вообще не думаю. Урок усвоил, – он улыбается и осторожно встает.

– Продолжай в том же духе.

Со злостью смотрю на него, он кивает и покидает комнату, пытаясь не хромать. Как только он уходит, оставив меня наедине, открываю ноутбук и смотрю на экран. Это фотография Луизы, которую Мартин сделал на свадьбе. Мне кажется, что намного безопаснее наблюдать за ней издалека, хоть я знаю, что она находится в комнате этажом выше, знаю, что мне придется вернуться туда сегодня, с ножом в руке, и столкнуться с ней лицом к лицу.

 

После ужина я решаю сам отнести Луизе еду. Я поговорил с Доктором о том, чтобы он уменьшил дозу морфия для Эсте, и вызвался сам приготовить ужин. Всегда хорошо готовил, и мне любопытно, заметит ли это Луиза. Для этого отправил Франко в местную деревню за физалисом, лаймом и кукурузой.

Замираю у ее двери, глубоко вдыхая. Краем глаза я вижу, что охранник возле лестницы пытается не наблюдать за мной, и автоматически выпрямляюсь. Быстро стучу и жду несколько секунд, прежде чем постучать снова.

От Луизы ничего не слышно, даже «отъ*бись» или крика проваливать. На улице уже темно, вечер, поэтому она должна знать, что это я, и по какой причине пришел. Ее молчание вынуждает меня открыть дверь.

В комнате свет не горит, и, из того, что я могу видеть, в кровати девушки нет. Быстро закрываю дверь и включаю свет, готовясь попасть в засаду. Луизы не видно, но дверь в ванную закрыта. Я не слышу ее, что заставляет мое сердце пульсировать от беспокойства. Напрягаю мозг, пытаясь сообразить, есть ли там что-нибудь, что может причинить ей боль.

Однако это могу сделать только я.

Медленно опускаю поднос на прикроватный столик.

– Луиза? – зову я тихо.

Никакого ответа.

Подхожу к двери в ванную и стучу по ней костяшками пальцев, повторяя ее имя и скрывая срочность в голосе. Зная, что на этой двери нет замка, поворачиваю ручку и медленно ее открываю.

Зеркало в ванной запотело, скрывая мое отражение. Одежда Луизы разбросана по полу. Сама она лежит в ванне, обнаженная и беззащитная. Волосы расплылись вокруг нее подобно чернилам осьминога.

Ожидаю, что она прикроется, со злостью посмотрит на меня, но Луиза просто уставилась вперед, не сводя глаз с капель конденсата, стекающих по краю ванны. Все, что я могу, это смотреть на ее обнаженную фигуру, на соски, выглядывающие из воды и на то, как прекрасно уязвимой она выглядит. Мне это нравится. И моему члену тоже. Он натягивает ткань моих джинсов, и я впервые решаю это проигнорировать.

– Я принес тебе ужин, – говорю я, когда мне удается собраться с мыслями.

– Ты нервно звучал, – отвечает она ледяным голосом, избегая встречи с моим взглядом.

– Я волновался, – признаю, делая шаг в ее сторону. Приседаю, чтобы мы находились на одном уровне и придерживаясь рукой за край ванной. – Боялся, что что-то случилось с моим самым ценным активом. Без тебя мне нечего будет обменивать.

– Верно. Ну, как видишь, я жива, – она слегка улыбается.

– Тебе больно? – замечаю, что она лежит, опираясь на голову, а не спину.

Ее улыбка исчезает, но она ничего не говорит. Я знаю, что девушке больно.

– Наклонись вперед, – говорю я ей.

– Зачем?

– Хочу насладиться своей работой.

– Ты предпочитаешь наслаждаться не моим телом, а своей работой? – она наконец-то встречается со мной взглядом.

Я тяжело сглатываю, но умудряюсь улыбнуться.

– Я могу наслаждаться и тем и другим. Твоя спина так же красива, как и все в тебе. Возможно, даже красивее.

Но это ложь. Я понимаю это, как только она наклоняется вперед. Протягивая руку, убираю ее темные, тяжелые и мокрые волосы со спины, перекидывая их через плечо. Теперь ее спина выглядит уродливо, раны от электрошокера вместе с этим глубоким «Ь» рваные и грубые, а плоть содрана и распухла от воды.

Она выглядит настолько маленькой, невинной и беззащитной в этой ванне, в контраст с буквами, что я ощущаю нежелательный толчок стыда. Это почти сбивает меня с ног, и я понимаю, что схватился за край ванны намного сильнее, чем хотел.

К сожалению, она тоже замечает это, устремляя взгляд к моей руке.

Мне нужно исправить это прямо сейчас. Она просто женщина, женщина, не имеющая большого значения. Я не знаю ее, и она не знает меня. И никогда не узнает. Через два дня она или уйдет или будет мертва, поэтому испытывать стыд и угрызения совести из-за того, что я сделал, бесполезно, нелепо и опасно. Чертовски опасно.

– От тебя просто дыхание захватывает, – говорю ей, плотоядно улыбаясь. – Такая красавица, испытывающая такую боль.

– Я не испытываю боль, – говорит она. – Если пришел, чтобы вырезать еще одну букву или снять видео, тогда делай это. Не притворяйся, что ты здесь ради того, чтобы меня накормить.

– Возможно, я здесь для кое-чего еще, – я медленно и сладко осматриваю тело девушки, позволяя ее виду вызвать во мне всплеск похоти.

Я жду, когда в ее глазах появится страх, но этого не происходит. Однако там есть кое-что другое, то, что я видел только раз или два на ее лице. Любопытство. Хорошо это или плохо, казалось, она интересуется, что я могу сделать с ней. Или, возможно, для нее.

Она смотрит в сторону, разрывая жаркий контакт между нашими глазами, и прижимает колени к груди.

– Ну, если ты тут для кое-чего еще, тогда делай это.

Цокаю языком.

– Ты странная, Луиза. Тебе нужно знать, что не стоит соблазнять дьявола, – протягиваю руку и провожу пальцем невидимую «Е» на ее спине. Она вздрагивает от прикосновения, но не останавливает меня. Интересно, что еще она позволит мне сделать? Если я протяну руки и прикоснусь к ее груди, подчинится ли она как в прошлый раз? Будет сопротивляться? Или будет хотеть этого, желать?

Держу пари, у нее никогда прежде не было оргазма. Обнаруживаю, что наслаждаюсь мыслью о том, чтобы показать ей и боль, и удовольствие.

Провожу невидимую «Р», представляя результат, говоря себе, что это будет выглядеть красиво. Потом направляю пальцы к ее плечу и вниз по руке, в теплую воду. Нежно ласкаю ее сосок, как будто случайно, и внимательно наблюдаю за реакцией. Сосок реагирует восхитительно.

Луиза закрывает глаза, и я в свою очередь делаю то же самое, наслаждаясь насыщенным, сладким запахом ее влажной кожи, прислушиваясь к ее дыханию.

– Тебе это нравится? – шепчу я.

Слышу, как она тяжело сглатывает.

– Просто жду ножа, – говорит Луиза мягко.

Мои глаза распахиваются, и я пристально смотрю на нее. Конечно, она не может наслаждаться чем-либо, когда скоро прольется кровь.

– Тогда ты его получишь, – отвечаю быстро. Я убираю руку и стряхиваю с нее воду, поднимаясь на ноги. – Особенно теперь, когда Сальвадор вырабатывает стратегию по твоему возвращению.

Она дергается, как будто ее внезапно ударило током, разбрызгивая воду, и смотрит на меня с ужасом, который не имеет никакого отношения ко мне.

– Ты слышал что-то от Сала?

– В какой-то степени, – отвечаю я медленно, после чего беру полотенце и протягиваю его ей. – Выбирайся из ванной.

– Лучше сделай это здесь.

– Твоя спина сейчас очень чувствительна. Может быть больнее, – я хмурюсь.

– Мне хочется посидеть в бассейне из своей крови, – она произносит эти слова твердо, однако ее грудь быстро поднимается и опадает, и девушка почти дрожит. Прошлой ночью я видел, как она отреагировала на мысль о возвращении к Сальвадору, однако не понял, насколько сильны ее страхи. Мне становится интересно, что, черт побери, он с ней сделал.

И приходится запретить себе думать об этом. Это только все усложнит.

– Как скажешь, – говорю я, после чего складываю полотенце, аккуратно кладу его на раковину и достаю из ботинка нож. – Уверена, что не хочешь сначала поужинать? Сам готовил. Из свежих продуктов из города и прочее.

– Предпочитаю лезвие, – отвечает она.

После этого, Луиза еще сильнее наклоняется вперед и убирает волосы в сторону, полностью открывая спину. Мои действия не оказывают на нее абсолютно никакого эффекта, как будто она даже хочет их. Я отдаляюсь от ее разрушения все сильнее и сильнее, и погружаюсь глубже и глубже во что-то еще, что-то более настораживающее.

Наклоняюсь, и, придерживаясь рукой за ее небольшую аккуратную шею, начинаю вырезать «Е». В этот раз порез не такой глубокий и занимает намного больше времени. Я постоянно колеблюсь, и знаю, что она замечает это, однако ничего не могу с этим поделать. Когда это, наконец, заканчивается и сделан последний разрез, я наблюдаю за тем, как кровь стекает по ее спине, что похоже на то, будто она плачет малиновыми слезами, и вода вокруг талии девушки становится розоватого оттенка.

Прежде, чем успеваю понять, что делаю, я прижимаю губы к ране, пробуя на вкус соль ее крови и чистоту вен. Мне хочется облегчить повреждение, которое я только что причинил, и почувствовать, как энергия ее существования пульсирует под моей кожей.

К ее чести, она даже не вздрагивает, позволяя целовать ее спину сколько угодно. Она позволяет мне быть вампиром, кайфующим от ее крови и желающим ее душу.

– Я хотел сломать тебя, – бормочу я, касаясь губами крови. – Уничтожить, разрушить. Но ты не ломаешься. И не сломаешься никогда. Почему? – заканчиваю я едва слышно.

Она отстраняется и смотрит на меня через плечо, в ее глазах не отражаются эмоции даже тогда, когда она видит мои красные губы.

– Верни меня Сальвадору, – говорит она, не сводя с меня взгляда, – и я обещаю, что тебе никогда не удастся собрать вместе осколки того, что от меня останется.

Я вижу, что она говорит правду. Эта правда ощущается подобно крошечному осколку в сердце.

Проглатываю это чувство и выпрямляюсь, после чего указываю на полотенце.

– Вытирайся, твой ужин остывает. Я подожду в комнате, чтобы убедиться, что он не пропадет.

Оставляю ее в ванной и закрываю за собой дверь. Оказавшись в одиночестве, прижимаю руки к лицу и глубоко вдыхаю, пытаясь собраться. Вещи происходят и развиваются с бешеной скоростью, и на кону абсолютно все. Какими бы ни были долбанутые... чувства, которые я испытываю к Луизе, они не настоящие; не могут быть настоящими. Чувства никогда не приводили ни к чему, это делал только инстинкт. И мой говорил мне бежать, отстраниться, готовиться махнуть рукой на нее, потому что в любом случае, даже с моим именем на спине, она не моя. Она или принадлежит Сальвадору или мертва, что, в конечном счете, одно и то же.

Вскоре Луиза выходит из ванной в одном полотенце, выглядя настолько ангельски, что аж дух захватывает. Она с любопытством смотрит на меня, и я думаю о том, что она видит на моем лице. Я больше не могу позволять ей что-либо видеть.

Девушка подходит к кровати и садится на край, без интереса смотря на остывшую еду. Знаю, что бесполезно пытаться заставить ее поужинать. На самом деле, мне лучше уйти сейчас.

– Увидимся завтра, – говорю ей грубо, разворачиваясь на пятках и направляясь к двери.

Мне интересно, что она подумает о моем поспешном уходе, и приходится напомнить себе, что это не должно меня волновать.

– Почему ты так сильно хочешь сломать меня? – тихо спрашивает она, когда я уже тянусь к дверной ручке.

Замираю и думаю о правде, после чего, не оборачиваясь, говорю:

– Потому что я предпочитаю уничтожать красивые вещи до того, как они уничтожат меня.

Она не отвечает, но, открывая дверь, я слышу низкий смешок, заставляющий меня замереть и повернуться к девушке.

– Ничего себе, – говорит она иронично, изогнув губы в веселой улыбке. – Она действительно заморочила тебе голову. Элли, – добавляет Луиза так, будто я не знаю, кого она имеет в виду.

Как будто может быть другая она.

Я захлопываю дверь, вздрагивая от дискомфорта, распространяющегося в груди. Поворачиваюсь к ней лицом, умудряясь сохранить выражение лица пустым, а голос холодным.

– Не произноси ее имя. – Луиза хмурится, и это ощущается как пинок в живот. – И не смотри на меня так, – добавляю я.

– Как так? – спрашивает она.

– Как будто тебе меня жаль, – даже произносить это стыдно.

– Но ведь мне действительно жаль тебя, Хавьер Берналь, – говорит Луиза с превосходством в голосе. – Очень жаль. Ты такой жестокий и сильный мужчина, а все еще зализываешь свои раны.

Через секунду я уже оказываюсь возле ее кровати и хватаю девушку за руку, притягивая к себе так близко, что мои губы касаются мочки ее уха.

– Единственные раны, которые я когда-либо зализывал, – шепчу я хрипло. – Твои.

С этими словами я отпускаю ее и сваливаю отсюда нафиг, до того, как сделаю что-нибудь похуже.

 

Глава 12

 

Луиза

 

Время может делать с людьми забавные вещи. Детство, несколько лет, пара месяцев, неделя могут делать с людьми забавные вещи. В детстве я считала, что были те, кто меня любил, что Битлз были правы и «Все, что нам нужно – это любовь». За несколько лет в браке я поняла, что жизнь несправедлива, и мир полон жестоких людей, которые жили за счет более слабых. Пара месяцев женитьбы заставила меня увидеть, насколько долбанутой была моя жизнь, что я была в золотой клетке, что сбежать не удастся. Неделя в качестве заложницы помогла понять, насколько мне все осточертело.

За эту неделю я изменилась, хотя еще не понимаю, как. Даже не понимая того, я начала находить общий язык с Хавьером вместо того, чтобы бояться. Видела его желание сломать меня, и хотела того же: сломать тех, кто причинял мне боль. Он мстил женщине, которая его бросила, становясь более успешным или унижая и побеждая меня. Я понимала бушующую в нем ярость, потому что начинала чувствовать ее и в себе. Гнев глубоко внутри меня начинал раскрываться, угрожая вырваться на свободу. Не уверена, что произойдет, если это случится – вероятно, ничего хорошего, так как я женщина в игре мужчины – но, если бы у меня появился редкий шанс стать частью игры, ничто уже не остановило бы меня.

После того, как Хавьер оставил меня в спальне, я постоянно возвращаюсь мыслями к нашему разговору. Он умеет причинять боль, а еще лучше умеет врать. Пусть он и ведет себя бессердечно и жестоко, я вижу, что скрывается в его золотистых глазах и знаю, когда Хавьер колеблется или испытывает смущение. Я вижу, что у него есть чувства, эмоции, которые были так глубоко зарыты под грязью, что почти не существовали.

Почти.

Однако, правда, в том, что, как бы Хавьер не относился ко мне, реальность растопчет эти эмоции. Когда завтра Сальвадор свяжется с ним, Хавьер отдаст ему меня. А если звонка от Сала не будет, Хавьеру придется меня убить. О, он не сделает этого сам – эмоции не позволят. Но это сделает Эсте. Или Доктор. Или Франко. Меня прикончат, вероятно, самым жестоким способом, потому что так тут все и делается. Чтобы Хавьер ко мне не испытывал, идиотом он не был. Он был коварным, умел манипулировать людьми, и у него была гордость. Много гордости. Главы картелей не отпускали заложников из-за обливающихся кровью сердец.

 Из-за Хавьера я умру, потому что так нужно. А он продолжит жить, выискивая очередную возможность добиться успеха и похоронить призраков из прошлого. Через неделю я стану просто воспоминанием. Мое место займет какая-нибудь другая форма мести.

В другом сценарии, по крайней мере, мои родители были бы в безопасности. Если Сальвадор заключит ради меня сделку, это будет означать, что он действительно хочет меня в качестве жены. Чтобы иметь и держать, насиловать и оскорблять, но я приму это, потому что мои родители останутся живы. Ради них я готова смириться с чем угодно.

Возможно, однажды, мне удастся увезти их далеко отсюда, а затем я убью Сальвадора. В процессе я определенно умру сама, но зато с улыбкой на лице.

С этими мыслями я засыпаю, а когда просыпаюсь, Хавьер удивляет меня, принося завтрак. Я думала, он станет избегать меня, как прежде, но вот он стоит у моей двери с подносом еды как дворецкий, любящий вкус крови.

Моей крови. Вспоминаю ощущение его губ на мне, когда он целовал мою раненую спину, успокаивая и одновременно вызывая незнакомые мне эмоции. Теперь Хавьер стоит передо мной, и, ничего не в силах поделать, я чувствую, как по моей коже пробегает электрический импульс.

Обычно Хавьер одевается элегантно, но сейчас он одет настолько просто, насколько это возможно. На нем черные домашние штаны, узкие в бедрах и свободные снизу, и мокрая майка, из-за пота липнущая к телу. Его лохматые волосы завились на концах от влаги, а притягательное лицо блестит от пота.

Никогда не видела Хавьера таким усталым, однако он все еще излучал уверенность в себе, которая всегда была с ним, как и часы на левом запястье. Ох, что бы я ни отдала, чтобы быть той женщиной, которая так тщательно уничтожила его. Понимаю, что завидую этой Элли и думаю, как он вел себя с ней. Очевидно, с ножа их отношения не начинались. Он разбил ее сердце так же, как она разбила его, значит, в их отношениях когда-то была любовь. Почти невозможно представить, что этот мужчина способен любить.

 Почти.

 Он подходит к столу и опускает на него поднос, на этот раз с фруктами. Обнаруживаю, что изучаю его тело, начиная понимать, как Элли восхищалась им. Возможно, если бы мы познакомились при других обстоятельствах, я бы почувствовала то же самое. Легко могло оказаться, что вместо Сала в бар вошел бы Хавьер, ища жену, которую нужно завоевать.

Однако, опять же, на Хавьера это не похоже. Он не настолько... отчаявшийся. У него есть мозги, хорошая внешность и очарование, в отличие от Сальвадора.

– Чем занимался? – спрашиваю я после его сухого «доброе утро».

– Боксом, – отвечает он, осматривая себя, словно только что понял, во что одет.

Так ли это, или он хотел, чтобы я увидела его таким? Есть в его теле что-то грациозное, но мужественное. Он полная противоположность Сальвадора, и я невольно восхищаюсь этим: мышцами его живота, острыми тазовыми костями, которые скрывались под штанами, твердостью груди, плеч, рук. Хавьер выглядит как боксер, как человек, который следит за собой и обладает силой, которую не терпелось испробовать. Хавьер всегда двигается подобно пантере или змее, легко и целенаправленно, так что его атлетизм не должен удивлять меня.

Когда я поднимаю взгляд, губы Хавьера растянуты в хитрую улыбку, а в глазах сверкает веселье.

– Интересуешься боксом? – спрашивает он. – Или мной?

Быстро отвожу взгляд, стыдясь того, что он подловил меня. Хавьер, должно быть, считает меня идиоткой. Однако мой взгляд все равно возвращается к нему, на этот раз, фокусируясь на тату на внутренней стороне его бицепса. На одной из них было имя Мария. На других Беатрис и Виолетта.

– Кто эти женщины? – спрашиваю осторожно.

– Не твое дело.

Он угрожающе сужает глаза.

Игнорирую его.

– Люди, которых ты убил? Люди, которых ты знаешь? Бывшие жены?

Он глубоко вдыхает, прежде чем опуститься на край кровати, сцепив руки между бедрами, и уставиться в пол с задумчивым выражением лица.

– Знаешь, однажды я поехал на рыбалку с отцом. – Ладно. Этого я не ожидала. – Мы были в городе Пуэрто-де-ла-Крус, к северу от Нуэво-Вальярта. Очень милый городок, кстати. Там была распространена ловля марлина, да и сейчас наверно так же. Мой отец был судовым механиком, так что мы могли пользоваться лодками клиентов в любое время. Ну, а я всегда хотел поехать на рыбалку. Черт, да я просто хотел провести время с отцом, потому что мы почти не виделись. Иногда он давал мне и сестрам деньги на мороженое и конфеты, но, помимо этих случаев, всегда где-то пропадал. А я подвергал это сомнению, понимаешь? Даже в детстве. – Хавьер прочищает горло. Я не смею пошевелиться, боясь, что он остановится. Мне нужно знать больше. Он продолжает, покачав головой. – В детстве я был идиотом. Ничего незнающим идиотом. В любом случае, мы отправились на рыбалку. Не заходили настолько глубоко, чтобы можно было поймать большую рыбу: отец сказал, что хочет быть близко к берегу на случай, если кому-то понадобится. Но это не имело значения, я все равно наслаждался этим больше, чем всем, что испытывал когда-либо. Он был даже добрее чем обычно. Помню, он мазал мне нос солнцезащитным кремом, взъерошивал волосы, знаешь, как настоящий отец. Это был лучший день в моей жизни, даже лучше, чем тот, когда моя соседка, Симона, показала мне свою грудь. А потом я все разрушил.

– Как? – спрашиваю я.

– Задавал слишком много вопросов, – отвечает он, многозначительно смотря на меня. – Я спрашивал отца, почему он так много работал, если был просто судовым механиком. Спрашивал, действительно ли его работа заключалась в этом, или он занимался чем-то другим. И получил удар по лицу. Отец никогда не бил меня до или после этого, но это чувство я запомнил на всю жизнь. Шок. Затем отец развернул лодку, и мы вернулись домой с пустыми руками. Он не разговаривал со мной несколько дней. Какую бы близость и любовь я не испытал за наше время на воде, это пропало навсегда, – он вздохнул и поднял глаза к потолку. – Годы спустя, когда мне было шестнадцать, в него выстрелили. На каком-то уровне я всегда подозревал, что мой отец был связан с картелем, но у меня просто не было доказательств, пока его не убили. Я сделал вывод, что он, вероятно, тоже задавал слишком много вопросов.

Мое сердце трепещет от сострадания. Возможно, Хавьер этого не заслуживает, но сердце считает иначе.

– Что насчет твоей остальной семьи? Ты сказал, у тебя были сестры? Сколько?

– У меня было четыре сестры: Алана, Маргарита, Виолетта и Беатрис. Теперь у меня две сестры. Еще у меня была мать, Мария. Теперь у меня нет матери, – он грустно улыбается.

– Все имеют отношения к картелям?

– Чтобы жить и умереть в Мексике, – говорит он, поднимаясь на ноги. – Это единственный способ.

– Виолетта, Беатрис и Мария... – произношу я.

– Причины, по которым семья убивает, – заканчивает он жестко. – Как и любовь. Как и большое количество вопросов. Ясно? – Тяжело сглатываю, но киваю. – Отлично, – отвечает он, неискренне улыбаясь. – А теперь, так как это твой последний день в нашем прекрасном доме, я решил спросить тебя, чем ты хочешь заняться.

– Заняться? – недоверчиво повторяю я. – Какие у меня варианты? Получить выстрел из электрошокера, поесть или стать живой разделочной доской?

– Я подумал, что, возможно, ты захочешь какого-нибудь разнообразия.

Как бы странно это ни было, мысль о разнообразии пугает меня. Моя жизнь была плохой, но я всегда знала, что она могла стать еще хуже. По факту, уже завтра она станет хуже, и я вовсе не жду этого.

Его взгляд смягчается, и Хавьер протягивает мне руку.

– Пойдем, – произносит он. – Тебе нечего бояться.

– Кроме тебя, – указываю я.

– Кроме меня.

Не знаю, почему, но это вызывает у меня улыбку. Я уже боюсь, что становлюсь такой же больной извращенкой, как и он. Хотя, возможно, этого не стоит бояться.

Протягиваю руку, и он берет ее. Его ладонь теплая и мягкая, пальцы сильные. Хавьер притягивает меня на ноги, и я понимаю, что на мне только длинная футболка, нет даже нижнего белья. Не знаю, почему я внезапно испытываю смущение, учитывая то, как вела себя вчера, учитывая то, что несколько дней назад моя задница была перед его лицом.

– Мне нужно переодеться, – говорю я, отводя взгляд.

Он притянул меня к себе, и я чувствовала, как его взгляд скользит по моей коже, охватывая с головы до пят.

– Дать тебе минутку? – спрашивает он. – Потому что, боюсь, я уже все видел. Всеми возможными способами.

Игнорирую это и отстраняюсь от него, доставая шорты, в которых меня поймали. Быстро проскальзываю в них, наслаждаясь знакомой вещью, а затем завязываю рубашку в узел на талии. На лифчик мне плевать.

– Неприхотливая, – комментирует Хавьер.

– Это легко, когда ты заложница. Удивительно, что я еще зубы чищу.

– Ну, ты же не хочешь стать дикаркой.

С весельем смотрю на него. В такие моменты я почти могу притвориться, что вообще не являюсь пленницей, что моя судьба не будет завтра балансировать на грани.

Придаю лицу непроницаемое выражение.

– Куда ты меня ведешь? Ты не собираешься, ну... переодеться?

Он пожимает плечами.

– Мы просто отправимся на прогулку на машине. День для костюмов завтра. Сегодня день для... отдыха. – Топаю ногой, и он продолжает. – Я слышал, в конце дороги есть красивый водопад. Видимо, с высоты можно увидеть Тихий океан. Я подумал, что мы могли бы отправиться туда.

Не могу понять, насколько он искренен.

– Так мы просто прокатимся на машине?

– Не волнуйся, – говорит он. – Сбежать тебе не удастся.

Это я уже поняла.

Хавьер открывает дверь, и мы выходим в коридор, сбоку от нас тут же оказывается этот отвратительный нахал Франко. Рядом с ним Хавьер кажется каким-то нервным и предупреждающе прожигает охранника взглядом, пока Франко подает ему наручники.

Затем Франко спускается по лестнице, а Хавьер сковывает наручником одно из моих запястий, держась за другой наручник, прежде чем вывести меня на солнечный свет. На подъездной дорожке стоит черный внедорожник (любимое авто наркобаронов). Франко занимает место водителя, а меня Хавьер усаживает сзади вместе с собой, прикрепив свободный наручник к ручке над дверью. Сбежать из машины не удастся, если я не хочу, чтобы меня волочило по дороге, пока не умру.

Сначала мы едем в тишине, и я слышу только хруст камней под колесами и громкое биение своего сердца. Находиться за пределами дома настолько ошеломительно, что мне требуется время, чтобы это осмыслить. Пока Хавьер не открывает мое окно, и в мои легкие не проникает свежий горный воздух, я и не помню, что жива, пусть это и не продлится долго. Густая тропическая листва покрывает дорогу с двух сторон, на деревьях радостно поют птицы. Мир очень красив, и я понимаю, что это действительно подарок.

Однако действительно ли этот подарок предназначается мне? Или капле совести, которая есть в Хавьере?

Поерзав на сиденье, я несколько мгновений смотрю на мужчину, выглядящего просто в майке и штанах, но в тоже время красиво.

– Почему ты делаешь это? – спрашиваю я.

Хавьер несколько мгновений смотрит в окно, как будто не услышав меня.

– Потому что это твой последний день здесь, со мной. Мне хотелось сделать его запоминающимся.

– Мой последний день на земле, – говорю мрачно.

– Ну, завтра ты или уедешь... – он криво улыбается.

– Или буду мертва. Что, в принципе, одно и то же.

– Мне кажется, Сальвадор знает, насколько ты драгоценна. Будь я на его месте, не отпустил бы тебя, – он хмурится.

– Но ты не он.

– Нет, – говорит он с окончательностью. – Я не он.

– Итак, как ты убьешь меня?

Его темные брови взмывают вверх.

– Что, прости? – недоверчиво спрашивает он.

– Я спросила, как ты убьешь меня? Я знаю, как большинство, таких как ты, убивают женщин. Удушением. Ты меня задушишь?

Он потирает подбородок, все еще шокировано смотря на меня.

– Удушению место в спальне, Луиза, и, если бы ты оставалась со мной достаточно долго, то сама бы это узнала. – Пожимаю плечами и перевожу взгляд на проносящиеся за окном деревья и то, как дорога поднимается выше и выше. Воздух становится холоднее, земля пахнет сладко и естественно. Мне кажется, что каждое мое чувство включено, усилено, возможно, потому что это действительно мой последний день. – Удушение – ужасный способ убийства, – продолжает Хавьер печальным голосом, кладя руку поверх моей, что несказанно меня удивляет. Выражение его лица было мрачным, губы сжаты в линию. – Неприятно ощущать, как чья-то жизнь ускользает из твоих рук.

– А есть приятные способы убийства? – спрашиваю холодно.

Он поднимает подбородок.

– Да, есть.

– Ну и как ты убьешь меня?

– Почему ты спрашиваешь такое? – он сильнее сжимает мою руку.

– Потому что это правда. Там Франко? – спрашиваю я, указывая подбородком на охранника, сидящего за рулем. – Он это сделает? Будет опускать меня в кипяток, пока небольшие части меня не сварятся, затем ты отрежешь их, я отключусь, и вы приведете меня в себя, чтобы начать все заново? Или вы опрыскаете меня кислотой? Выколете мне глаза, изнасилуете раскаленной монтировкой и бросите в комнате подыхать? Не думай, что я не знаю кое-чего о том, каково быть женой наркобарона. Я знаю, как вы проворачиваете свои дела, – в конце мой голос становится выше, и я понимаю, что распаляюсь.

Нужно успокоиться.

Глубоко вдыхаю и отвожу взгляд от его глаз, которые все еще недоверчиво смотрели на меня.

Когда проходит несколько мгновений, напряжение в машине становится невыносимым, и Хавьер, убрав свою руку, произносит:

– Тебя убьют выстрелом в голову.

Мой желудок сжимается. Вот она, правда.

– Ясно, – удается мне сказать.

– Быстро и безболезненно. Ты ничего не почувствуешь. Просто услышишь громкий звук, возможно, ощутишь некоторое давление. И все будет кончено.

– Это сделаешь ты?

– Нет, – говорит Хавьер. – Это не моя работа.

– Мне бы хотелось, чтобы это сделал ты, – говорю я, снова смотря на него. – Чтобы ты нажал на курок.

– Почему? – он хмурится, слегка качая головой.

– Потому что я твоя ответственность. А ты босс. Не будь Сальвадором, не позволяй другим делать за тебя всю грязную работу. Признай проблемы, которые сам устроил. Разберись с ними сам, как мужчина, – наклоняюсь к нему настолько близко, что могу видеть свое отражение в его глазах. – Я твоя. Веди себя подобающе.

– Я не закончил свое имя, – на его лице мелькает паника.

– Так давай вернемся домой, и закончишь.

Вот теперь он действительно в шоке. Хавьер указывает на Франко и мир за окном.

– Но мы еще не приехали к водопаду. Вид потрясающий, я...

– Ты хотел сделать мой последний день запоминающимся, – перебиваю я. – Тогда должен делать то, чего хочу я. А я хочу вернуться в дом. Хочу, чтобы ты закончил свою работу. Хочу покончить совсем этим. Покончить с тобой.

Франко смотрит на Хавьера в зеркало заднего вида, по-видимому, его вовсе не впечатляет то, что я отдаю приказы его боссу. Но мне плевать.

Несколько мгновений Хавьер смотрит на меня, в его глазах кружится темнота. Наконец, он обращается к Франко:

– Разворачивайся, мы увидели достаточно.

– Да, босс, – отвечает Франко, злобно смотря на меня.

Отворачиваюсь и смотрю в окно, впитывая то, что, возможно, уже никогда не увижу.

Уже в скором времени мы возвращаемся в дом, и Хавьер отводит меня в комнату. Он практически заталкивает меня туда и запирает дверь, словно злится.

Я снова остаюсь в одиночестве, но знаю, что это ненадолго. Хавьер не продинамит меня после того, что я ему сказала. Слишком он гордый для этого.

Поэтому я сажусь на кровать и жду.

 

Хавьер появляется, как только наступает вечер. Может, он вампир? Его нож, в котором отражался лунный свет, мог бы послужить вместо клыков.

Пройдя в комнату, Хавьер включает ночник, от которого исходит тусклое сияние. Он все еще просто одет, только теперь в джинсы и белую футболку. Хавьер ничего не говорит, просто смотрит на меня. В его глазах странная пустота, и мне становится интересно, здесь ли он находится или потерялся где-то в своих оригинальных мыслях.

Мы оба знаем, зачем он здесь, так что больше нет смысла об этом говорить. Я больше не боюсь ножа: я привыкла к нему, как и к его владельцу. Развязываю рубашку и стягиваю ее через голову, не беспокоясь о том, что моя грудь обнажена.

Он прикусывает губу, его грудь поднимается и опадает, словно Хавьер пытается отдышаться. Однако он жестом приказывает мне перевернуться. Делаю, как сказано, чувствуя себя так, словно мы танцуем хорошо отрепетированный танец, и это наше последнее представление.

Хавьер забирается на кровать и опускается поверх моих бедер, его пах прижимается к моей попке, и я чувствую эту знакомую, однако все еще новую твердость. Интересно, почему он не пытался переспать со мной, если я так его завожу? Одно дело кончать на мою спину, ведь там есть дистанция. Почему он никогда не пытался изнасиловать меня, проникнуть в меня?

Интересно, что произойдет, если он попытается? Одна часть меня понимает, что мне этого, вроде как, даже хочется. Я бы не стала сопротивляться. Я хочу поучаствовать в этом, хоть раз. Хочу узнать, может ли секс не быть жестокой и болезненной игрой, в которую мне всегда приходилось играть.

Эти мысли грязные, но оттолкнуть их я не могу.

Хавьер тяжело дышит, обводя пальцем предыдущие буквы своего имени. Он обводит их снова и снова, как в трансе, а нож так и не прижимается к моей спине.

– Почему ты колеблешься? – спрашиваю я мягко.

Его палец замирает, и я слышу, как Хавьер сглатывает. Наконец, он грубо произносит:

– Не думаю, что могу сделать это.

– Почему? – у меня перехватывает дыхание.

– Потому последней ночью ты не должна испытывать боль.

 – Это не больно, Хавьер, – уверяю я его. – Больше не больно. Я хочу, чтобы ты закончил вырезать свое имя. Я больше принадлежу тебе, чем Сальвадору.

В комнате воцаряется тишина. Эрекция Хавьера становится тверже, и он, наконец, сдвигается.

– Что ты сказала? – спрашивает он.

– Я сказала, что больше принадлежу тебе, чем Сальвадору, – повторяю я грустную правду. – Так что закончи. Я хочу нож. Хочу твое имя на себе.

«Я думаю, что, возможно, хочу тебя. Тебя, мужчину, который может нажать на курок».

Чувствую, как он наклоняется и приставляет к моей спине кончик лезвия, даже не повреждая кожу.

– Повтори, – говорит он, – что хочешь, чтобы на тебе было мое имя.

– Я хочу, чтобы на мне было твое имя. Имя Хавьер. Я буду носить эти шрамы с гордостью.

«И покажу миру, что я выжила, дошла до конца».

– Скажи мне, что хочешь меня, – произносит он хрипло. Замираю, интересуясь, может ли он читать мысли. – Скажи мне, что хочешь меня, – повторяет он, – и тогда я сделаю это.

Решаю прогнать чувство неловкости.

– Я хочу тебя, – шепчу я.

Затем произношу это снова, пока не получается правильно, пока не становится понятно, что я говорю правду.

Хавьер резко пронзает лезвием мою спину. Я втягиваю воздух, испытывая и боль и удовольствие. Он быстро и идеально заканчивает букву «Р», чувствую, как из ранки начинает сочиться кровь. Через несколько секунд Хавьер начинает целовать ее, успокаивая своими губами и языком, поглощая кровь. Он невероятно нежен, даже в этом жестоком акте.

Закрываю глаза, не желая, чтобы он останавливался.

Медленно убрав губы от раны, он начинает покрывать поцелуями мой позвоночник, скользя по нему языком. Невольно выгибаю спину в сторону его рта, желая большего контакта, больше жара его губ.

– Тебе это нравится? – шепчет Хавьер, остановившись у моей поясницы.

Решаю в этот раз ответить честно.

– Да, – бормочу я.

– Повтори, что хочешь меня, – говорит он.

– Я хочу тебя.

– Скажи, что ты моя.

Проведя руками по моей талии, он заводит их под мой таз и начинает расстегивать мои шорты.

– Я твоя, – говорю я, внезапно испытывая и возбуждение, и страх, боясь неизвестного, изменений между нами.

Но мне больше не хочется бояться, не сегодня.

– Хорошая девочка, – произносит Хавьер гортанно. – Очень хорошая. – Схватив мои шорты, он быстро стягивает их, обнажая меня, и стонет от открывшегося вида. – Очень-очень хорошая девочка, – шепчет он. – И сейчас я буду делать с тобой очень-очень плохие вещи.

Хавьер скользит руками по моим икрам, бедрам, заднице, спине и плечам, где снова прикасается губами к ране. Затем он переворачивает меня, и я оказываюсь на спине. Вздрагиваю от давления на порезе, но Хавьер не замечает и, обхватив мои запястья одной рукой, заводит их мне за голову.

Другую руку он опускает на мою шею, осторожно сжимая ее. Удивленно распахиваю глаза.

– Проблема удушения в том, – произносит он медленно и похотливо, его глаза сияют от страсти, – что и убийца и тот, кого убивают, должны быть готовы. Ты, моя королева красоты, не готова к этому, но я знаю, к чему ты готова. К тому, что заставит тебя забыть о боли. К тому, что будет... запоминающимся. – Отпустив мою шею, Хавьер наклоняется. Я уверена, что он поцелует меня и приоткрываю губы. Но вместо этого он приближается к моему уху, облизывая мочку, и мягко произносит: – Я хочу, чтобы ты расслабилась и просто лежала здесь. Когда почувствуешь себя хорошо, хватай меня за волосы и тяни изо всех сил. Я с нетерпением этого жду.

Затем он отпускает мои запястья и начинает спускаться вниз по моему телу, целуя мою грудь, обводя языком круги вокруг сосков. Когда он прикусывает их, из моего горла вырывается крик от шока и жара, который распространяется по моему телу к месту между ног, заставляя меня, их раздвинуть.

Покрыв поцелуями мой живот, Хавьер направляется ниже. Я напрягаюсь и чувствую, что он замирает. Приподняв голову, я вижу в его острых похотливых глазах настолько сильно желание, что не уверена, трахнет Хавьер меня или убьет.

– Просто расслабься, – бормочет он, не прекращая смотреть на меня, когда опускается между моих ног, обхватив руками мои бедра. – Я все сделаю сам, – он смотрит в место, где соединяются мои ноги, место, где я обнаженная и уязвимая. – Ты в курсе, что у тебя красивая киска? – Мои щеки пылают, и я браню себя за робость. Он опускает голову ниже, и я напрягаюсь в ответ. – Я хочу ощутить, как твой клитор пульсирует между моими губами, – шепчет он, его дыхание посылает электрические импульсы по моим бедрам. Когда я ничего не говорю – а я не могу ничего сказать, потому что шокирована – он поднимает голову и с любопытством смотрит на меня. – У тебя ведь никогда не было оргазма? – Качаю головой. – Не беспокойся. Я умею доставлять девушкам их первый оргазм. И все последующие оргазмы. – Он плотоядно ухмыляется.

А затем он прикасается ко мне ртом, и меня пронзает ток зарядом в миллион вольт, заставляя меня вздрогнуть. Это чувство постепенно отступает, и по мне распространяется влажное тепло ото рта Хавьера, я расслабляюсь от незнакомого ощущения, которого не испытывала прежде. Хавьер медленно облизывает мое лоно, прежде чем начать обводить клитор круговыми движениями языка. Я и раньше знала, как устроено мое тело, просто никогда не прикасалась к себе прежде, не понимала, какое наслаждение могу испытать.

Я начинаю думать, что я идиотка, если не делала этого постоянно, но вскоре рот Хавьера высасывает из меня все мысли. Остаются только чувства, ощущение его губ на мне. Мое тело одновременно расслабляется и напрягается, и я приподнимаю бедра к лицу Хавьера, нуждаясь в более глубоком контакте, когда прикосновения его языка становятся легкими, как перышко.

– Вот она, моя королева, – говорит Хавьер, вибрации его голоса заставляют меня извиваться. – У твоей киски очень соблазнительный вкус, она вкуснее, чем молоко и мед. Мне следует пить тебя вместе с чаем по утрам.

С моих губ срывается стон, и в этот раз я даже не краснею, потому что мне просто нужно, чтобы Хавьер продолжал. Протянув руки к его волосам, я зарываюсь пальцами в гладкие пряди, схватившись за них. Притягиваю Хавьера ближе к себе, и его язык начинает трахать меня, погружаясь и выходя.

Теперь я уже приподнимаю бедра, желая его, желая большего.

– Ты настолько влажная, что я тону в тебе, – стонет он, внезапно отпуская мое левое бедро и входя в меня пальцем, который тут же сжимают мои внутренние стенки. – Прекрасно, что ты хочешь многого.

– Только не останавливайся, – говорю я бездыханно, прогнув спину и запутав пальцы сильнее в его волосах.

– Я не остановлюсь, пока ты не кончишь.

– Как я это пойму?

– Ну, – говорит он медленно, и я знаю, что он ухмыляется, хоть моя голова и запрокинута так, что я не могу его видеть. – Это будет примерно так.

Сильнее защелкав языком по моему клитору, Хавьер начинает входить в меня пальцем, давя на мои внутренние стенки. Давление в моем лоне быстро усиливается, мои конечности становятся деревянными, дыхание перехватывает. Я держусь за волосы Хавьера так сильно, как только могу, чувствуя, как мое тело замирает, это тот момент перед падением, когда ты в воздухе, когда время, кажется, останавливается вместе с дыханием и биением сердца.

Это самая прекрасная и уникальная пытка.

А затем все вырывается на свободу. Мое тело становится жаром, пульсирующим светом воздуха, тепла и взрывов, одолевших меня одновременно. Я абсолютно не осознаю, какие звуки вырываются из моего горла (кажется, я кричу), и не замечаю, что так сильно дергаю Хавьера за волосы, что отрываю его от себя.

Я лежу и извиваюсь, с губ срываются стоны. Это похоже на выстрел из электрошокера, но только удовольствием. Затем, когда мои глаза закатываются, и мне удается перевести дыхание, накатывает вторая волна.

Только на этот раз волна эмоций. Мое сердце трепещет, боль, грусть, радость, сожаление, гнев и все остальные чувства выходят наружу. Заглянув в себя, я не понимаю, как осознать то, что произошло с моим телом и моей душой.

И Хавьер, этот ужасный мужчина, наркобарон, мой похититель, сидит рядом со мной на кровати, вытирая рот и несколько мгновений смотря на меня, прежде чем убрать прядь волос за ухо. Я просто пялюсь на него в абсолютном замешательстве, с широко распахнутыми глазами и открытым ртом, пытаясь вспомнить, кем и чем я была для него.

Но это едва мне удается. Меня тянет к нему сильнее, чем к кому-либо прежде. Этот мужчина способен на жестокость и насилие, однако он доставил мне удовольствие, дал мне то, чего у меня не было прежде. Ну, и судя по его удовлетворенному взгляду, ему и самому понравилось.

Хавьер утешающе обхватывает ладонью мою щеку.

– Тебе следует отдохнуть, – произносит он. – Завтра важный день.

А затем до меня постепенно доходит реальность мира и моей жизни, заставляя сердце биться медленнее.

Но дело в том, что, как бы дико это не звучало, хоть мне и не хочется, чтобы наступало завтра, мне также не хочется, чтобы Хавьер уходил. Я хочу, чтобы он остался со мной хотя бы до тех пор, пока я не усну. Мне нужен он и то небольшое утешение, которое он мог бы мне предоставить.

Хавьер выжидающе смотрит на меня, словно хочет, чтобы я его попросила. Или хочет попросить сам. Может, мы могли бы заняться чем-нибудь, чтобы скоротать время. Может, я могла бы сделать что-нибудь для него. Может, еще не время прощаться.

Но затем он садится на край кровати и проводит рукой по волосам. Облизывает губы, моргая, словно что-то обдумывая.

Я почти говорю что-то. Даже открываю рот, чтобы попросить его остаться, как бы глупо это ни было.

Встав, Хавьер берет свой нож и прячет его в ботинке.

– Спокойной ночи, Луиза, – говорит он, и понимаю, что наше мгновение закончилось.

Не могу даже подобрать слов, чтобы попрощаться с ним. Хавьер быстро, почти печально улыбается, а затем покидает комнату, громко закрывая за собой замок.

Это звук одиночества.

Я лежу здесь обнаженная, вспоминая то, что испытала всего пару мгновений назад, то, чего никогда не испытаю снова.

Позволяю слезам струиться по щекам, эмоции все еще бушуют во мне, но затем я, наконец-то, засыпаю, прежде чем мысли о прикосновениях Хавьера успеют превратиться в мысли о том, что он может нажать на курок.

 

Глава 13

 

Хавьер

 

Просыпаюсь со вкусом киски Луизы на губах. Значит, это был не сон.

Мужчины, считающие, что нужно прибегать к насилию и жестокости, чтобы доказать свою власть, понятия не имеют, что упускают. Настоящая власть приходит тогда, когда доставляешь женщине удовольствие. Настоящий контроль – знание, что ты перенес женщину в другое место, в параллельную вселенную, и ты единственный, кто может сделать это. Я дал Луизе то, что она хотела, в чем нуждалась, и она никогда не станет прежней.

В каком-то смысле то же относилось и ко мне.

Однако сегодня не тот день, когда стоит зацикливаться на подобных достижениях. Сегодня я должен забыть о своих побуждениях в отношении Луизы и сфокусироваться на деле.

Моя империя может многое получить и многое потерять, и все это зависит от чувств одного мужчины к прекрасной женщине, которая лежит в постели в комнате надо мной. Я знаю, что Сальвадор не любит Луизу, иначе не обращался бы с ней так, не позволил бы всему этому настолько затянуться, а она бы не испытывала к нему такой ненависти. Но гордость легко спутать с любовью, и я знаю, как много у него гордости. Большая любовь к себе может быть разрушительной. На этом мне и нужно сыграть.

– Хавьер? – зовет Доктор.

Смотрю на него, вспоминая, что происходит. Я сижу в дерьмовом маленьком офисе, а Доктор занимает стул напротив меня. Эсте и Хуанито, которые только вернулись в дом, стоят у двери. Франко находится в коридоре. У комнаты Луизы сегодня больше охранников, чем обычно, на случай если она запаникует и решит удрать.

На моем столе лежит старомодный телефон-раскладушка, на который позвонит Сальвадор. Телефон этот нельзя отследить, но мы на всякий случай все равно уничтожим его потом.

– Да? – спрашиваю я, постукивая пальцем по сигарете и наблюдая за тем, как пепел хлопьями падает в пепельницу.

– Как нам избавиться от нее?

Больше всего меня беспокоит то, как Доктор произносит это: бессердечно, словно мы говорим о мусоре, а не человеке. Но я, само собой, этого не показываю.

– Думаю, хватит выстрела в голову, – произношу быстро, прежде чем втянуть дым.

Я уже выкурил полпачки сигарет за это утро.

– Да? Не думаешь, что стоит отправить сообщение получше? – он выгибает бровь, сморщив лоб.

Этот вопрос заставляет меня сузить глаза.

– Какое сообщение? Это не тайное убийство, нам не нужно хоронить ее лицом вниз. Луиза у нас – Сальвадор не повинуется – мы ее убиваем. Все просто.

– Но ты ведь знаешь, насколько сладкими могут быть пытки, – с тоской говорит он. – И в последний раз мы занимались этим так давно.

Смотрю на Доктора и соломенную шляпу на его голове, которая придает ему изысканность, скрывающую порочность.

– А ты знаешь, что мне не нравится пытать женщин.

– Верно, – тихо произносит он. – Тебе кажется, что это отвратительно.

– Потому что это отвратительно.

– Ты уверен, что тебе не нравится пытать всех женщин, – вставляет Эсте, – а не только Луизу?

Этот долбаный Эсте постоянно лезет на рожон. Со скукой взглянув на него, выдыхаю в его сторону дым.

– Всех женщин.

– Любопытно. Знаешь, я мог бы поклясться, что слышал, как ты пытал ее прошлой ночью. Такие крики были… – Ухмыльнувшись, он скрещивает руки на груди.

– Ты хочешь, чтобы в твоей голени оказался еще один нож? – спрашиваю я. – Нет? Тогда заткнись, бл*ть. На данный момент это твое задание. Стоять заткнувшись.

– Не обязательно прибегать к насилию, – говорит Доктор, откинувшись на спинку стула. – Не сегодня. Если ты не хочешь пытать Луизу, Хавьер, то это нормально. Пуля в голову подойдет, только после этого голову от тела нужно отделить. И что-нибудь еще, кроме головы. Мы отправим это все в Кабо-Сан-Лукас, пусть Хуанито оставит ее прямо на ступеньках здания мэрии. Это ее город, и он избегал насилия картелей слишком долго, согласен? – Он проводит пальцем по усам, улыбаясь. – Да, это будет идеальным посланием. Это покажет миру, всему миру, что мы не валяем дурака.

– Хм, – Хуанито заговаривает впервые за это утро. – Разве это не покажет и то, что Сальвадор тоже не валяет дурака? В смысле, если бы я увидел тело жены главы картеля, то предположил бы, что он не стал вести переговоры. Что его жена того не стоила. Это говорит о многом долбаном дерьме.

Прежде, чем я успеваю представить эту жуткую ситуацию, раздается звонок, из-за чего мы все вздрагиваем.

Хватаю телефон быстрее всех остальных. Рингтон просто отстойный.

– Алло.

– Как я понимаю, это Хавьер Берналь, – мужчина произносит это хрипло и тяжело, словно ему трудно говорить.

– Как я понимаю, это Сальвадор Рейес, – отвечаю я.

– Верно. Извини, что не связался с тобой раньше. Мне понадобилось время, чтобы разузнать о тебе, – он фыркает и сплевывает, заставляя меня поморщиться. – Я никогда не слышал о Хавьере Бернале, но один из моих друзей сообщил, что ты – тот, кого арестовали в Калифорнии. По слухам, тебя сдала женщина. А теперь ты забрал мою.

«Она не твоя», – думаю я, но эта мысль надолго не задерживается.

– Да. У меня твоя жена, Луиза. Хорошенькая малышка. Тебе не стоило упускать ее из вида.

– Ты когда-нибудь пробовал указывать женщине, что делать? Это не всегда легко, – ворчит он.

Его общительность меня беспокоит.

– Ты слышал наши требования, – напоминаю я ему.

Взглянув на Доктора, Эсте и Хуанито, замечаю, что они напряженно наблюдают за мной.

– Слышал-слышал, – отвечает он, прочистив горло и снова сплюнув. – Слышал. И знай, что я сильно люблю жену. Очень сильно. Но ты просишь слишком много. Торговая полоса Эфедры приносит кучу денег, и на нее ушло много труда. Конечно же, ты можешь понять меня, так как сам являешься главой картеля. Мне не составит труда создать новую полосу, но я уже привык к старой. – Я практически слышу, как он улыбается. Чем радостнее его голос, тем сильнее сжимается мой желудок. Он вздыхает. – Как насчет такого варианта: дай мне неделю, и я посмотрю, что тут можно сделать.

Каждый мой инстинкт твердит, что тут и думать нечего. Что нельзя договариваться с ним. Что главный тут я. Я хочу сказать ему, что все кончено, что я лично трахну и убью его жену, а затем бросить трубку. Мои инстинкты говорят это, потому что я никогда не вел переговоры прежде.

Но инстинкты приходится отодвинуть в сторону.

– Так и быть, – говорю я. – У тебя есть ровно неделя. Если мы не получим полосу, то ты получишь подарок от нас. Твоя изнасилованная и убитая жена будет на первых страницах всех газет. И, возможно, ты также найдешь пару ее пальчиков в своем завтраке. Прощай. – Быстро захлопываю телефон и отталкиваю его от себя. Я и не заметил, как тяжело дышу. Все шокировано пялятся на меня. – Что? – рявкаю я.

– Ты договорился с ним? – с неодобрением спрашивает Доктор. – Хавьер...

– Ну и что? Это всего неделя. Подождав неделю, мы получим то, что хотим.

Достаю из-за уха очередную сигарету.

– Ты делаешь его хозяином положения.

– Как? Как, бл*ть, я это делаю? У меня его жена. Если бы он не хотел вернуть ее, то не стал бы просить о продлении срока, – со злостью зажигаю сигарету и наклоняюсь вперед, впившись в него глазами. – Ты поступал так же миллион раз. Иногда люди не могут моментально раздобыть деньги. Поэтому мы договариваемся с ними.

– Это работает на гражданском населении, – медленно произносит он. – Да, с ними мы работаем так. Но Сальвадору не нужно доставать что-либо, у него все есть. Он играет с нами.

– Нет, это не так.

– Эта женщина запудрила тебе мозги, – говорит он, встав со стула. – Мне стоит просто сделать нам всем одолжение и прикончить ее.

Резко вскочив на ноги, я опираюсь на стол, излучая ярость каждой клеточкой тела.

– Сделаешь это, и я прикончу тебя. – Тыкаю в него пальцем. – Ты знаешь, что прикончу. Я буду пытать тебя так же, как ты пытаешь всех, и улыбаться во время пыток.

Он удивленно смотрит на меня, прежде чем расхохотаться.

– Ты серьезно? Мне нравится это в тебе, Хавьер. Нравится твоя резкость. Поэтому советую тебе не терять ее.

С этими словами он разворачивается и выходит из комнаты. Я смотрю на Хуанито, интересуясь, хочет ли и он что-нибудь сказать, но он просто быстро выходит вслед за Доктором. Только Эсте остается. Он закрывает дверь и садится напротив меня, складывая руки на затылке.

– Ну, это было сногсшибательно, – замечает он.

– Что я говорил тебе насчет того, чтобы держать рот на замке?

Он кивает, смотря в сторону.

– Да-да, мне стоит чаще это делать. Мне просто любопытно, Хави.

– Что тебе любопытно? – раздраженно спрашиваю я.

Мое сердце все еще бешено мчится, а пульс дико бьется под часами на запястье.

– Любопытно, что ты надеешься получить.

– Это довольно очевидно.

– Да? – спрашивает он, поднимая телефон и начиная разбирать его. – В конце недели тебе все еще нужно будет или прикончить ее или отправить прочь. Ты откладываешь неизбежное.

– Я даю ему время, чтобы получить то, чего хочу.

Он смотрит на меня.

– Слушай, я хочу трахнуть Луизу так же сильно, как и ты. Или, возможно, так же сильно, как ты уже ее трахнул. Вчера ночью она кричала не потому, что ее пытали. Я не совсем идиот. – Не уверен, стоит ли мне сознаваться в содеянном. В конце концов, я ведь глава картеля, и брать то, что хочу – мое право. А может, промолчать и притвориться, что ничего не было? Не знаю, какой вариант был лучше для Эсте. Поэтому молчу. – Я также знаю, что еще одна неделя с ней – ошибка, – продолжает он.

– Почему?

– Тебе будет сложнее... прощаться с ней.

– Ты плохо меня знаешь.

Пожав плечами, он опускает разломанный на части телефон на стол.

– Верно, я не знаю тебя. Должен знать, но не знаю. Однако это не значит, что я не беспокоюсь о тебе.

– А почему тебя волнует мое благополучие?

– Не знаю. Видимо, я просто хороший друг.

– Друг. Хорошая шутка, – смеюсь я.

Выражение его лица становится серьезным.

– Это дело очень много значит для меня, почти столько же, сколько и для тебя. Я просто не хочу, чтобы у нас было дел невпроворот. Мне не нравится, что контроль вернули Сальвадору, и мы можем показаться придурками. – Он прикусывает губу, и что-то обдумывает. – Ты все еще контактируешь с той девушкой из Управления по борьбе с наркотиками?

– Ее зовут Лилиан Беррелез, – говорю я ему. – И я не связывался с ней уже некоторое время.

– Как думаешь, если с Сальвадором все пройдет плохо, мы могли бы связать ее с Хуанито? Он может сообщить ей все, что выведал. Они могли бы найти один из его особняков или одну из конспиративных квартир. Уверен, что с помощью некоторой дополнительной информации, они смогут арестовать Сальвадора.

Качаю головой.

– Я не стукач, Эсте. У управляющих картелями тоже есть честь. Мы не сдаем друг друга американцам.

Он фыркает и качает головой, словно я только что сказал забавнейшую вещь.

– О, да ладно тебе, Хавьер. Эти твои нравственные нормы не существуют. Здесь нет чести. Как, по-твоему, был пойман Чапо, прежде чем Сальвадор занял его место, а? Это картели вывешивают повсюду объявления о розыске, а не правительства Мексики и Америки. Это – новая Мексика. Среди людей здесь нет законов, потому что они теперь не люди, а монстры, которые сидят на стуле и отдают приказы. – Он смотрит на меня с преувеличенным отвращением.

– Думаешь, я монстр? – спрашиваю я.

Забавно, ведь Луиза считает по-другому.

– Думаю, однажды ты им станешь, – осторожно произносит он. – Если не облажаешься.

Он ходит вокруг да около, а я ненавижу это, поэтому машу рукой.

– Ты начинаешь утомлять меня, Эсте. Иди и собирай вещи.

– Куда мы направляемся?

– Обратно ко мне.

– Что насчет конспиративной квартиры?

– Я скучаю по красивым вещам.

– Ты не можешь привести туда Луизу.

– Я могу делать все, что бл*ть, захочу, – говорю я, инстинктивно протягивая руку к пистолету, который лежит в столе. Эсте понимает это и быстро кивает, покидая комнату. Видимо, он не совсем идиот.

Как только он уходит, я остаюсь наедине со своими мыслями, а когда те становятся слишком спутанными, поднимаюсь и направляюсь к Луизе, чтобы поделиться новостями.

Она не отвечает на стук, впрочем, как и всегда. Приоткрыв дверь, заглядываю в комнату. Луиза стоит в ярко-розовом платье и смотрит в окно, убрав руки за спину. Она не оборачивается, когда я вхожу, и это радует, потому что у меня появляется время, чтобы насладиться тем, что ее задница делает с моим членом. Эта роскошь еще неделю будет в моем распоряжении.

– У меня есть новости, – говорю я, прочищая горло.

– O? Хорошие или плохие? – ее плечи напрягаются, но она не оборачивается.

– Не уверен. Что для тебя хорошие новости?

– Что ты просто отпустишь меня.

– Ну, тогда мои новости плохие. Потому что я не могу отпустить тебя, – поджимаю губы.

Она не отвечает, поэтому я приближаюсь к ней. Приподняв ее густые, мягкие волосы осторожно перекидываю их через плечо и смотрю на свое имя, которое они скрывали. Сейчас оно выглядит не таким ужасным, как раньше. Вспоминаю прошлую ночь, как Луиза умоляла меня закончить его, отметить ее, говорила, что хочет меня. Ненадолго прикрыв глаза, глубоко вдыхаю.

– Мое имя хорошо смотрится, – тихо произношу я.

Ее плечи опускаются.

– Я возвращаюсь к Сальвадору? – ее тон пронизан отчаянием.

– Нет, – говорю я.

– Ты убьешь меня?

– Нет.

Она оборачивается и смотрит на меня с замешательством на прекрасном лице.

– Ты разговаривал с ним? – Киваю. – И что он сказал?

Провожу языком по зубам.

– Ну, мы заключили новую сделку. – Ее глаза расширяются. – Он сказал, что ему необходимо время, и я дал ему еще неделю.

– Видишь, он не хочет меня. – Она цинично улыбается.

– Кажется, ты счастлива.

– Ты понятия не имеешь, что такое быть счастливым, – насмехается она, в глазах ее вспыхивает огонь. – Я просто почувствовала облегчение, но все еще нахожусь здесь, и через неделю меня ожидает та же судьба. Ты просто продлил время до моей смерти. Как это может меня радовать?

Я совру себе, если скажу, что мое сердце не сжимается от ее слов.

Шагнув ближе к Луизе, снова перекидываю ее волосы через плечо.

– Думаю, я показал прошлой ночью, как легко можно скоротать время, – говорю я, понижая голос. – Думаю, ты можешь найти счастье в том времени, что я тебе дал. Разве не так? – Она сжимает губы и отводит взгляд. Куда пропала та любопытная девушка, с которой я был вчера? Наклонившись, провожу губами по шелковистой коже мочки ее уха. – Ты моя на еще одну неделю, Луиза. Почему бы не провести это время как можно лучше? Кончик моего языка был только верхушкой айсберга. Поверь, тебе захочется увидеть и почувствовать остальное.

Обернув руку вокруг ее талии и наслаждаясь тем, какой крохотной она ощущается, начинаю покрывать поцелуями ее шею. Кожа Луизы мягкая и от нее исходит соблазнительный аромат, поэтому мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не швырнуть девушку на кровать, сорвать с нее платье и оттрахать.

Она расслабляется под прикосновениями моих губ и языка, но вскоре отталкивает меня, положив руку на мою грудь.

– Нет, – говорит она неровно, встретившись со мной глазами.

Выгибаю бровь.

– Нет? – убрав руку с ее талии, поправляю ею галстук. – Ну, ладно.

Развернувшись, иду на середину комнаты и указываю на одежду, разбросанную повсюду.

– Думаю, на данный момент есть более важные вещи. Тебе нужно все собрать.

– Почему? – спрашивает она, опустив руку на грудь.

Улыбаюсь.

– Больше нет смысла здесь оставаться. Я отвезу тебя домой. – Она замирает, и я быстро продолжаю. – К себе домой. Никаких больше конспиративных квартир и арендованных особняков. Ты останешься у меня дома.

– А это... безопасно?

– Дорогая, безопаснее быть не может. Я трачу то, что зарабатываю. У меня есть информаторы на контрольно-пропускных пунктах возле моего города, которые докладывают о приезде новых людей, которые могут быть частью картеля. Наемные убийцы патрулируют город, выискивая новые автомобили и людей, которые могли пройти через контрольно-пропускные пункты. Все контролируется прямо как в федеральном агентстве. На безопасность я не скуплюсь. Не скуплюсь и на обувь и выпивку.

Луиза бросает взгляд на мои туфли, вероятно, впервые замечая тонкую работу. А говорят, что женщины всегда обращают внимание на одежду.

Однако Луиза жила в нищете. О богатстве и стиле она узнала всего пару месяцев назад, вместе с насилием и жестокостью. Я почувствовал всю развращенность и безнравственность Сальвадора этим утром во время разговора. Я пытаюсь не думать о них вместе, о том, что он, должно быть, делал с ней, но его голос сделал все более настоящим. Мне становится интересно, как, черт побери, я смогу отдать Луизу ему через неделю.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

Моргнув, возвращаюсь в реальность.

– Да-да, – быстро говорю я. – Скоро я вернусь, и мы уедем отсюда.

 

Глава 14

 

Луиза

 

Мне требуется несколько мгновений, чтобы осмыслить происходящее. Когда Хавьер вошел в комнату, я была уверена, что мой мир изменится навсегда: или Сальвадор согласился и забирал меня обратно, или Хавьер выстрелит мне в голову – или заставит кого-нибудь еще это сделать. Я не шутила, когда сказала, что хочу, чтобы именно он нажал на курок. Будет справедливо, если он будет страдать, ведь это он во всем виноват.

Странно, когда твою жизнь продлевают на неделю. Не уверена, стоит ли мне быть благодарной за это. Это будет еще одна неделя неопределенности, но я, по крайней мере, буду жива. Неделя могла предоставить шансы, сюрпризы, возможности – если ты оптимист. Но я, конечно же, не являюсь им. Никто на моем месте не был бы им. Хотя, должна сказать, мои колени почти подкосились, когда Хавьер начал целовать мою шею.

Губы этого мужчины творили со мной невообразимые вещи, словно слегка ударяли током, и я обнаружила, что хочу ощутить эти губы на своих. Я хотела знать, на что это похоже, но не собиралась делать его хозяином положения. Как бы мне ни хотелось сказать ему «да», как бы ни хотелось повторения прошлой ночи, я сказала «нет».

И, надо отдать ему должное, он тут же отступил и даже не попытался испортить мне настроение. Хавьер определенно следует какому-то собственному своду правил нравственности и чести, и это довольно увлекательно – пытаться обнаружить каждое из них. У меня впереди еще целая неделя открытий. Полагаю, это единственная светлая сторона. Это, и тот факт, что я все еще жива.

Единственное, что действительно беспокоит меня (помимо того, что произойдет со мной в конце недели) – то, что мы покидаем конспиративную квартиру и едем туда, где живет Хавьер. То место, несомненно, будет отлично охраняться, но то, что мы вообще отправляемся туда, не может быть хорошим знаком. Меня все еще считают врагом, и не важно, заложница я или нет. Я – жена Сальвадора и могу вернуться к нему, рассказать ему обо всем, быть его шпионом, чтобы отомстить своему жестокому похитителю – Хавьеру Берналю.

Все выглядит так, словно Хавьер доверяет мне, хотя у него нет на это никаких причин.

И по какой-то причине это пугает меня.

«Собирала вещи» я не долго – просто запихнула одежду обратно в пакет, в котором ее принесли. Теперь я считаю ее своей, только мне приходится подтягивать длинные юбки, чтобы те не спадали. Это одежда является частью меня, частью этого тревожного перехода от одной жизни к другой. На некоторых вещах есть пятна крови, которые не отмыть водой и мылом, но мне плевать. Мне нравятся эти пятна, потому что они означают, что я выжила.

Эстебан входит в мою комнату с наручниками и повязкой на глаза, слегка хромая. Я спросила его как-то, что случилось, но он не ответил. Скорее всего, он слишком дерзко вел себя с Хавьером, и я рада, что его поставили на место.

К сожалению, Эстебан не один: я вижу, что за дверью маячит Франко.

– Что происходит? – спрашиваю, пытаясь не паниковать.

– Тебе не нравятся извращенные игры? – говорит Эстебан с ухмылкой, приближаясь ко мне. Инстинктивно делаю шаг назад. Остановившись, он насмешливо смотрит на меня. – Эй, да ладно тебе. Я просто подготавливаю тебя к поездке. Ты ведь не думала, что мы позволим тебе увидеть место, в которое отвозим? – Вероятно, он прав. Значит, я просто сменяю одну золотую тюрьму на другую. – А теперь будь хорошей девочкой, – говорит он. – И нам не придется причинять тебе боль.

Тут в комнату входит доктор, в руке у которого шприц. Ага, так я и позволила им накачать меня снотворным.

– Я уже устала быть хорошей девочкой, – рычу я.

Эстебан хмурится, и тут я хватаю лампу, стоящую неподалеку, и швыряю ему в голову, попадая в то же место, куда попадала камнем. Эсте ругается, когда вокруг него разлетаются осколки, но я уже перелажу через кровать и беру вторую лампу, готовясь бороться с доктором.

Однако, когда я оборачиваюсь, Франко входит в комнату, отпихивая доктора с дороги. Суровый блеск в его глазах и большие мышцы показывают, что с ним мне не справиться, даже если я смогу подобрать осколок стекла и воткнуть ему в глаз. Ничто его не остановит.

Он бросается на меня и отталкивает так, что я врезаюсь в стену, отчего перед глазами у меня начинают мелькать звездочки. Внезапно, жесткие руки хватают меня за предплечья и так сильно сжимают, что мне кажется, они сейчас треснут как веточки. Через шум крови в ушах слышу, как кто-то кричит.

Затем раздается выстрел, и хватка Франко слабеет, потому что сейчас он матерится и вопит от боли.

Прищуриваюсь, пытаясь увидеть что-нибудь и остаться на ногах, несмотря на головокружение, и замечаю Хавьера, стоящего в дверном проеме с пистолетом в руке. Опустив взгляд на Франко, вижу, что он сжимает ногу, в то время как из его ботинка на пол бежит кровь.

– Еще раз дотронешься до нее, – произносит Хавьер, глаза которого пылают от ярости, – и я отрежу ногу, в которую выстрелил. А затем вторую. И твои руки, – он приближается, все еще направляя оружие в сторону Франко, – и твой сморщенный член. – Он прицеливается в его ширинку. – Потом я нассу на каждую рану. Твою голову я сниму последней, чтобы ты мог видеть, как исчезаешь по частям, а после я нассу в твой череп. Ясно?

Франко говорит ему отъе*аться.

Вся комната, казалось, замирает.

Однако Хавьер быстро приближается к Франко и ударяет его, хотя тот вдвое больше него. Он бьет его настолько сильно, что изо рта охранника брызжет кровь, покрывая мои руки и грудь. Я тут же задерживаю дыхание, думая, что Франко этого так не оставит, но ничего не происходит. Власть – это все, а у Хавьера она есть, и он только что доказал это.

Выпроводив Франко, он бросает в мою сторону тревожный взгляд, прежде чем повернуться к остальным присутствующим: охраннику у двери, старому доктору со шприцем и Эстебану, который держится за голову и матерится.

– Я просто попросил вас привести Луизу ко мне, долбаные придурки, – Хавьер со злостью смотрит на доктора. – Я не говорил, что ее нужно усыпить, и не просил втягивать в это Франко. Задание было проще простого, а теперь у меня появилась еще одна причина делать все, мать вашу, самому, чтобы сделать это правильно, – он кивает Эстебану подбородком. – Оставьте повязку и наручники и проваливайте нафиг отсюда, прежде чем я снова потеряю терпение. – Мужчины беспрекословно повинуются, оставляя нас с Хавьером наедине. Хавьер вздыхает и проводит рукой по лицу, прежде чем снова посмотреть на меня. – Он причинил тебе боль? – устало спрашивает он.

– Не больше, чем ты, – отвечаю я.

Он кивает.

– Хорошо. Потому что я имел в виду то, что сказал.

– Насчет чего?

– Насчет его прикосновений к тебе. Я не хочу, чтобы кто-либо дотрагивался до тебя, и не позволю этому произойти, так что не волнуйся.

– Ну, не знаю, вы все тут очень обидчивые, – говорю я невесело.

– Я серьезно, – произносит он, делая шаг в мою сторону и нежно обхватывая рукой мой затылок. Его глаза впиваются в мои, я не в силах отвести взгляд. – Обещаю, что буду защищать тебя, а я всегда держу свои обещания, – он замолкает и облизывает губы. – Единственный человек, от которого я не смогу тебя защитить – я сам.

Я в это верю и, как бы странно это ни было, меня это даже не волнует. Я смогу пережить его, его прикосновения, его гнев, его страсть, потому что начинаю понимать Хавьера. А вот остальных я пережить не смогу.

– Хорошо, – произношу я медленно, все еще смотря на него.

Мне интересно, что он видит во мне. Не может быть, чтобы он смотрел на меня так проницательно, что я чувствую это сердцем, и ничего не видел. Мне хочется знать, кем я являюсь в его глазах.

Однако Хавьер внезапно отводит взгляд и прижимает руку к своему затылку.

– Боюсь, мне все еще придется надеть на тебя повязку и наручники, но обещаю, что всегда буду рядом.

Прикусив губу, я киваю, пока он берет с кровати черную шелковую повязку и наручники.

Послушно протягиваю ему руки.

– Ты предпочитаешь сзади или спереди?

Хавьер открыто улыбается, и это выглядит просто ошеломительно красиво. Его лицо кажется таким молодым, почти ангельским.

– О, моя королева красоты, знай, что мне это нравится всеми возможными способами.

– Я имела в виду наручники, – произношу неровным шепотом, все еще испытывая потрясение от его красоты.

Он наклоняет голову.

– Ну, давай, на всякий случай, сегодня наденем их сзади. Чем больше ты узнаешь, тем лучше. – Быстро приблизившись ко мне, он протягивает мои руки за спину и защелкивает на запястьях тяжелые металлические наручники.

Когда Хавьер накрывает мои глаза повязкой, я проглатываю каплю страха, сформировавшуюся в горле. Мир вокруг меня погружается в темноту, за исключением крошечного проблеска света снизу. Теперь я абсолютно бессильна и полагаться могу только на своего похитителя.

Мне остается только молиться, что он действительно держит слово.

Осторожно взяв меня за плечо, он прижимается губами к моему уху.

– А теперь я возьму твою сумку и помогу тебе спуститься по лестнице к машине. Ты зайдешь в нее первой, а я за тобой. Если во время поездки тебе понадобится выйти в туалет, то... Ну, что ж, вокруг полно деревьев. Я попытаюсь не наблюдать за тобой слишком пристально.

На эти слова я поднимаю бровь, и ткань повязки слегка смещается из-за движения.

– Как любезно с твоей стороны.

– Я слышал оскорбления и хуже.

Чувствую, что он улыбается.

 

Оставаясь верным слову, Хавьер действительно не отходит от меня за время мучительно долгой поездки. И, как он и сказал, он находится со мной даже тогда, когда мне приходится выйти, чтобы сходить в туалет. Я пыталась избежать этого, но до его дома добираться пришлось восемь часов, и даже мне не удалось столько терпеть. Ничего не сравнится с попыткой сходить в туалет в джунглях с повязкой на глазах и наручниками на запястьях. Думаю, хоть в такой-то момент Хавьер мог бы, и снять чертову повязку, но, судя по смеху, доносившемуся из-за деревьев, так было забавнее. Для него.

Когда поездка уже подходит к концу, я обнаруживаю, что постепенно засыпаю. Должно быть, я ненадолго отключаюсь, потому что резкая остановка автомобиля будит меня, и, приподняв голову, я осознаю, что уснула на плече Хавьера. Видимо, его запах оказывает на меня успокаивающее воздействие. По какой-то причине я испытываю в этот момент смущение, но ничего не говорю, размышляя над тем, почему Хавьер не разбудил меня.

– Мы на месте, – тихо произносит он.

В темноте его голос ласкает меня подобно шелку.

Тут я слышу звук открывающейся двери, и, осторожно взяв за руки, Хавьер выводит меня из машины. Я сразу глубоко вдыхаю, ощущая все еще свежий и сладкий горный воздух. От его прохлады по моему телу пробегают мурашки. Должно быть, крепость Хавьера расположена высоко. Я уже начинаю скучать по сухому и горячему пустынному воздуху Лос-Кабоса. И не только по нему.

Хавьер выводит меня на ровную дорогу, которая под моими ногами ощущается словно булыжники, и отовсюду раздаются голоса людей, приветствующих его. Он проводит меня в дом по покрытому плиткой полу, а затем подводит к длинному и изогнутому лестничному пролету. Когда мы поднимаемся наверх, Хавьер ведет меня по коридору, устланному роскошным ковром, и, наконец, мы оказываемся в какой-то комнате.

За нами со щелчком закрывается дверь.

– Где я? – спрашиваю я, пока Хавьер заводит меня внутрь комнаты.

Пол здесь покрыт плиткой, но я чуть не спотыкаюсь о коврик, однако Хавьер удерживает меня. Я думала, что к этому времени он должен уже снять повязку, однако этого не происходит.

– Мы в моей комнате, – отвечает он. Обхватив меня за талию, Хавьер приподнимает меня и опускает на что-то настолько мягкое, что у меня возникает ощущение, будто я сижу на пушистом облаке. Его комната. Его постель. Мое сердце начинает биться чаще. – Не выгляди такой напуганной, – произносит Хавьер. – Моя комната – не самое плохое место, – он наклоняется, и я чувствую его руки на повязке. Думаю, что сейчас он развяжет ее, однако его рука соскальзывает к моему затылку. – Я мечтал о том, чтобы ты здесь оказалась, – бормочет Хавьер, массируя мою шею. – Мечтал о том, что сделаю с тобой, если когда-нибудь заполучу. И вот ты здесь.

Я думала, что меня отведут в собственную комнату, оставят в одиночестве и, возможно, принесут какую-нибудь еду. Однако такого я не ожидала, так что это застигает меня врасплох, и наручники с повязкой ситуацию вовсе не облегчают.

– И что же ты хочешь со мной сделать? – удается мне произнести сквозь комок в горле.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, – говорит он, стягивая верх моего платья и обнажая грудь, от прохладного воздуха мои соски напрягаются, – или показал?

– Лучше расскажи, – произношу я с опаской, в то время как он дотрагивается губами до кончиков моих сосков, отчего меня пронзает нужда.

Теперь я знаю, что за игру он ведет.

– А мне хочется показать, – отвечает он. Внезапно Хавьер толкает меня на кровать и переворачивает на живот. Быстрым движением, подняв мой зад в воздух, он стягивает платье по моим ногам. – От этого нужно избавиться, – он медленно снимает мое нижнее белье.

Эта поза кажется чрезвычайно знакомой.

– Ты хочешь кончить на меня, – говорю я.

– Нет, – раздается его ответ. Ощутив его руку между ног, где становится горячо и влажно, я напрягаюсь. – Я трахну твою киску пальцами, а твою задницу – языком.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы осознать его слова.

– Что? – шокировано, ахаю я.

Опустив руку на мою ягодицу, он начинает массировать ее пальцами.

– Я пялился на твою упругую сексуальную попку в форме сердечка довольно долго. Я хочу, чтобы ты сжималась вокруг меня, когда кончишь, хочу ощутить тебя изнутри.

Он останавливается, чтобы медленно поцеловать меня в обе ягодицы, скользнув одним пальцем в мою киску, а большим надавив на клитор.

– А что, если я откажусь? – спрашиваю я.

Сглотнув, я пытаюсь найти в себе желание отказать ему, но этого желания во мне просто нет.

– Разве ты не доверяешь мне?

– Не совсем, – признаюсь я бездыханно.

Он давит пальцем на то самое местечко, которое заставляет меня прогнуться и зажмуриться. Мое тело нуждается в большем, намного большем. Оно предает меня с поразительной быстротой, словно нуждаясь в очередной дозе наслаждения.

– Позволь перефразировать, – говорит Хавьер. Войдя в меня глубже, он заставляет меня застонать. – Разве ты не веришь, что я могу доставить тебе удовольствие сильнее того, что ты испытала прошлой ночью? – Он сильнее потирает пальцем мой клитор, усиливая давление. – Разве ты не веришь, что я могу заставить тебя кончить так сильно, что ты не сможешь сдержаться и выкрикнешь во время оргазма мое имя? – он проводит кончиком языка между моих ягодиц. – Разве ты не веришь, что я могу подарить тебе то, о чем ты только мечтала? – В это я верю. – Ну? – спрашивает он. Я киваю в ответ. Он замирает. – Мне нужно это услышать.

– Да, – быстро говорю я, желая, чтобы он продолжил. – Я тебе доверяю.

– Отлично, – ласково говорит он, снова начиная массировать мою кожу.

– Разве это не... – начинаю я, но тут же решаю, что слишком стесняюсь сказать это.

– Что? – спрашивает Хавьер грубо и низко.

Я прикусываю губу, чувствуя, как внутри меня нарастает удовольствие.

«Как же это произнести? »

– Ты очень непристойный мужчина.

– Пошлый, – исправляет он меня, слегка шлепая по ягодице. – Ох, это чертовски прекрасно.

Он повторяет это снова и снова, не причиняя боль, но заставляя меня ощущать жжение. Хавьер каждый раз проводит губами по тому месту, где остается отпечаток его ладони. Затем он осторожно раздвигает мои ягодицы, заставляя меня невольно сжаться от страха.

– Тебе нужно расслабиться, – шепчет он. – Больно не будет. Я уверен, что ты принимала ванну этим утром, разве нет? – Я согласно бормочу в ответ. – Значит, ты чистая, и беспокоиться тебе не о чем. Что до меня, я бы взял тебя в любом виде. Ты уникальна. – Да, он действительно пошлый. – Расслабься, Луиза, – произносит он снова. – Расслабься.

Я пытаюсь.

Когда он впервые дотрагивается до меня языком, меня пробирает дрожь. Это все абсолютно ново для меня, однако эти слова можно применить относительно всех событий, происходящих со мной в последнее время. Но губы, рот и язык Хавьера оказываются невероятно теплыми, влажными и нежными, и мое тело тут же расслабляется под их лаской. Все равно безупречность мне никогда не помогала, так что лучше быть порочной. Лучше брать все, что можно. Лучше принять свою похотливую, нуждающуюся и животную сторону, потому что иначе не чувствуешь себя по-настоящему живой.

Я позволяю этим апатичным мыслям охватывать меня, пока им на смену не приходит желание. Язык Хавьера становится более властным, проникая в меня и выходя в ритм с его пальцами. Он трахает меня всеми способами, а я позволяю ему все больше и больше, открываясь, желая его.

– О, боже, – произносит он, слегка отстраняясь. Чувствую, как его слюна стекает между моими ягодицами. – Ты словно бархатная изнутри. А на вкус как взбитые сливки.

Затем его язык снова возвращается, заставляя меня вздрагивать и наслаждаться ощущениями, пронзающими и шокирующими меня.

Когда раздается звук расстегивающейся ширинки, и Хавьер стонет, прижимаясь ко мне, я понимаю, что он начал удовлетворять себя, и совершенно неожиданно желаю сделать это вместо него. Это желание удивляет меня – после того, что мне пришлось пережить, я думала, что никогда не захочу, чтобы член оказался возле меня или моего рта. Однако теперь мне этого хочется. Хочется увидеть Хавьера обнаженным, увидеть его член, узнать, как он выглядит в моей руке или моем рту. Мне хочется доставить ему такое же удовольствие, которое он доставляет мне.

Однако на это времени не остается, потому что непреклонные ласки Хавьера приводят меня в неистовство. Возбуждение достигает предела, пронзая мое тело жесткими волнами. Выкрикивая имя Хавьера, я сжимаю руки в кулаки.

Он тоже кончает, издавая какие-то громкие звуки, но я едва это слышу, не замечая ничего, кроме накатывающего снова и снова наслаждения. Когда я, наконец, прихожу в себя, то произошедшее настолько потрясает меня, что я начинаю издавать тихие всхлипы в подушку.

После длинной паузы раздается звук застегивающейся ширинки.

Хавьер осторожно опускает руку на мою поясницу.

– Луиза, – произносит он гортанно, но взволнованно, – все нормально? Я не причинил тебе боль?

Качаю головой.

– Нет, – бормочу я в мягкое покрывало. – Я в порядке.

По правде говоря, я не знаю, так это или нет. Знаю только, что испытала что-то настолько знакомое, что это ненадолго вернуло меня в прошлое. Я ощущала себя так, когда ехала на работу в Кабо-Сан-Лукас, когда морской воздух залетал в открытое окно, и я чувствовала себя одним целым с природой. Это было просто, но, в то же время, это было всем.

Просто я никогда не думала, что секс – или то, что только что произошло – может подарить мне подобные ощущения. Я ощущаю себя чертовой королевой. Ощутив вспышку гнева, мысленно проклинаю Сальвадора за то, что почти разрушил меня, за то, что заставил меня думать, что удовольствие может быть только односторонним, а секс – отвратительный, жестокий и ужасный акт. Если бы не Хавьер, я бы умерла, веря во все это, так и не узнав правду.

Обхватив меня руками за запястья, он расстегивает наручники и осторожно снимает их. Попытавшись пошевелить руками, я ощущаю жжение, и, опустив меня на спину, Хавьер нежно массирует их, прежде чем снять с моих глаз повязку.

От яркого света я моргаю, ощущая, что ресницы влажные от слез. Хавьер наклоняется ко мне, его щеки порозовели, волосы растрепаны, а глаза словно заволокло дымкой. Робко улыбаясь, он обхватывает ладонью мою щеку.

– Дорогая, ты станешь моей погибелью.

 

Хавьер

 

 Луиза выглядит невероятно отзывчивой и изысканной подо мной, и я имею в виду каждое слово, которое произношу. Ее красота, ее сущность и то, как она выкрикивала мое имя, кончая, начинали очаровывать меня. В тот момент это не пугало меня, потому что собственное наслаждение все еще распространялось по моему телу. Если бы только моему картелю удалось выяснить, как экспортировать наркотики с подобным эффектом.

Само собой, мне намного больше хочется сначала заставить ее кончить, а потом ворваться в ее тело. Удовлетворение рукой уже начинает надоедать, к тому же, я знаю, какой бархатисто мягкой и влажной будет Луиза вокруг моего члена. Мне хочется заполнить ее своей спермой, а потом смотреть, как она скользит по ее бедрам и стекает на простыни. Мне нужно пометить ее изнутри.

Но этому не бывать. Если я ее трахну, да или хотя бы поцелую, то потеряю контроль над всем, что имею. Такое уже было много лет назад – с Элли – и я не могу позволить подобному повториться, потому что в тот раз заплатил за это слишком большую цену.

Однако влага в уголках ее глаз и ее милый приоткрытый ротик все усложняют. Даже ранее, когда она заснула у меня на плече, запах ее волос опьянял меня, и у меня не хватило мужества на то, чтобы разбудить ее. Я наслаждался каждой секундой этой поездки.

А теперь Луиза здесь. У меня дома. Все говорят, что было неправильно привозить ее сюда, но мне абсолютно наплевать. От предсказуемых мнений других людей меня уже тошнит. Здесь Луиза будет в безопасности. Это – мой трон. Здесь вся власть принадлежит мне.

И было бы неплохо обзавестись королевой, хотя бы на неделю.

– Прости, – говорит она.

В замешательстве смотрю на Луизу, заправляя несколько растрепанных прядей волос ей за ухо.

– За что?

– За то, что сомневалась в тебе.

– Большинство женщин сомневаются... в этом. Но, если они достаточно смелые, чтобы попробовать, то награда будет значительной. – Я улыбаюсь. Луиза слегка морщит лоб, и я понимаю, что она, вероятно, не хочет слышать о других женщинах. Однако я не собираюсь притворяться, что не спал с миллионами женщин. Прочищаю горло. – Хочешь принять ванну? У меня огромное джакузи и много других вещей, которые должны тебе понравиться.

Она качает головой.

– Я буду спать здесь?

Медленно сажусь, слегка отстраняясь от нее.

– Нет, у тебя есть собственная комната дальше по коридору. Уверяю, она гораздо лучше той дыры, в которой ты жила прежде.

Луиза слабо улыбается, когда я помогаю ей сесть, и натягивает платье, прикрывая свою идеальную грудь.

– То место не было таким уж плохим...

– Возможно, для тебя, – говорю я. – Ты еще не привыкла к роскоши. – Она наклоняет голову и пристально смотрит на меня. – Что? – спрашиваю я, избегая ее назойливого взгляда.

– Расскажи о своих сестрах, – говорит она. – Тех, которые живы. – Должно быть, мое лицо вытянулось, потому что она выглядит пристыженной и быстро произносит: – Прости, эти слова были бессердечными. Я имела в виду, что хочу, чтобы ты рассказал мне об Алане и Маргарите. – Я морщусь, потому что это не является моим любимым предметом для обсуждения. Интересно, почему ей хочется знать это? Пытается ли она заполучить информацию, которую сможет использовать против меня и моей семьи? Моя паранойя все еще подходит мне словно перчатка. Перчатка, которая помогает мне оставаться в живых. – Мне просто любопытно, – произносит Луиза тихо, отводя взгляд. – Забей.

– Все в порядке, – говорю я, мысленно надевая маску, чтобы не показывать ей, как это влияет на меня. – Что ты хочешь знать?

Она пожимает плечами.

– Где они живут, чем занимаются, как выглядят?

– Ну, они обе очень хорошенькие. Близняшки. Что также делает их огромными занозами в заднице. В прошлом мы не были очень близки, но после того, как Виолетта... мы сблизились. Я общаюсь с ними примерно раз в месяц и иногда предлагаю послать им деньги, но они редко соглашаются. – Пожимаю плечами. – Думаю, это хорошо. Алана – стюардесса в городе Пуэрто-Вальярта, а Маргарита живет в Нью-Йорке.

– Ничего себе.

– Да, – произношу я, рассеянно проводя рукой по простыни. – Для меня жизнь в этом городе напоминает клише. Она влюбилась в какого-то кинорежиссера и, думаю, он хорошо с ней обращается. Но точно не знаю. Она изредка навещает Алану, но я не уверен, что они все еще очень близки.

– Ты их любишь?

– Конечно, почему ты спрашиваешь? – Резко смотрю на нее. Она не отвечает, и я пользуюсь возможностью поменяться с ней ролями. – Расскажи о своих родителях.

– О, я вижу, как это работает. – Луиза иронически улыбается.

– «Ты – мне, я – тебе», – говорю я сухо. – Тебе следует знать это.

Она кивает и слегка морщится, открываясь мне.

– Мои родители – добрые, любящие люди. Пусть у меня и не было ничего, пока я росла, они дали мне все, что могли. Я не была несчастливым ребенком, потому что нельзя быть им, если ты окружен безоговорочной любовью. Они убедились в том, чтобы у меня были все доступные возможности, и, хоть я и знала, как жила другая половина общества, мне не хотелось многого. А потом, – она прикрывает глаза, – мой отец стал вести себя по-другому. Моя мать слепа, и отец всегда работал достаточно, чтобы поддерживать нас всех, а я помогала, когда выдавалась возможность. Но потом он стал забывать кое-какие вещи, впадать в транс. Однажды я заставила его обратиться к врачу, и тогда нам сообщили, что у него развивалась болезнь Альцгеймера. – Луиза глубоко вдыхает и слегка отворачивается от меня. – Это происходило очень быстро. Отцу становилось хуже с каждый днем. А я планировала пойти в университет, надеялась, что деньги с конкурса, в котором я выиграла, и стипендия помогут мне поступить. Но я не могла сделать этого. Не могла быть такой эгоисткой.

– Ох, но ты должна быть ею, моя дорогая.

Я отчаянно качаю головой, ненавидя ее самоотверженность.

– Но я не такая, – говорит она резко. – Поэтому я забыла об университете и устроилась на постоянную работу. Мне посчастливилось проработать в «Коктейли Кабо» три года благодаря... удаче. – На ее лице мелькает отвращение, которое тут же исчезает. – Я заботилась о своей семье, платила за все. Я делала все, что могла только для того, чтобы родители были счастливы. Думаю, так и есть, и молюсь, что они гордятся мной.

Я чувствую печаль, исходящую из глубины ее сердца, и понимаю, что она затрагивает и меня.

– А что насчет твоей работы? – спрашиваю я.

– Работа как работа. – Она пожимает плечами.

– Твой начальник был хорошим?

Я знаю, какие мужчины работают в подобных местах и нанимают таких шикарных женщин, как Луиза.

– Благодаря Бруно я узнала, что все мужчины злые и жестокие.

Она сжала губы.

Проглатываю ненависть, которую испытываю от этих слов.

– Он изнасиловал тебя?

Она качает головой.

– Нет, но... он делал другие вещи. Не только со мной, но и с другими девушками. Однако мне казалось, что ко мне у него было особое пристрастие. Не знаю, почему. Возможно, он как-то понял, что я была девственницей.

Моя кровь начинает закипать от гнева.

– Однажды я принесу тебе его голову, – говорю я с абсолютной уверенностью.

– Это в прошлом и больше не имеет значения.

Она искоса смотрит на меня.

Потираю затылок, пытаясь облегчить напряжение.

– Имеет, еще как имеет. Боже, Луиза, твоя жизнь несправедлива. Разве это не злит тебя?

 – Нет, – честно отвечает она. – Какой смысл кричать «это несправедливо, это несправедливо»? От этого ничего не меняется.

Кажется, она не понимает, какую власть ей может дать гнев.

– Но, если ты разозлишься достаточно сильно, это может изменить все. – Мы неотрывно смотрим друг на друга. – Думаю, мне бы понравилось, если бы ты разозлилась. Сильно разозлилась.

– Начать с тебя?

Прикусываю губу, желая, чтобы она дала себе волю со мной. Это было бы потрясно.

– Да.

Она холодно улыбается.

– Может, в другой раз.

Она встает с кровати, потирая руки. Не знаю, от холода ли это или потому, что ее мышцы болят.

– Это был долгий день, – произношу я, испытывая странную неловкость. Тоже поднявшись, я поправляю костюм, прежде чем указать на дверь. – Я отведу тебя в твою комнату.

Луиза повинуется, и мы не говорим друг другу ни слова, пока я отвожу ее в комнату по коридору. По пути она осматривает фотографии ландшафтов в позолоченных рамах на стенах и замечает многочисленные закрытые двери, которые ведут в комнаты для гостей и прислуги.

Наконец, мы подходим к ее комнате, и я провожу ее внутрь, включая свет. Комната эта не огромная, но тут есть хорошая ванная с ванной на ножках и латунными светильниками, и большая кровать с балдахином, похожая на мою. Перед окнами эркера, выходящими на бассейн и горячую ванну в саду, расположены антикварный письменный стол и стул. Луизе ее комната понравится еще больше, когда наступит утро, и она сможет лучше разглядеть красоту вокруг.

Отпустив ее, я кивком указываю на одежду, которая уже висит в шкафу. Несколько часов назад я созвонился с садовником, Карлосом, чтобы он купил вещи, которые идеально ей подойдут. Мужчина был смущен, когда я поручил ему это, ведь ему пришлось купить и нижнее белье.

– Если тебе что-то понадобится, – говорю я, подходя к двери, – то ты можешь связаться со мной по телефону, который стоит у кровати.

Луиза с недоумением смотрит на меня. Возможно, она просто потрясена обстановкой. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Я опускаю ладонь на дверную ручку, готовясь повернуть ее.

– Подожди, – тихо произносит Луиза.

– Да? – Я оборачиваюсь к ней.

Луиза бросает взгляд на кровать.

– Ты мог бы... спать здесь со мной? – Я хмурюсь. – Или просто остаться до тех пор, пока я не усну.

– Я бы остался, если бы мог. – Выпрямляю плечи, не позволяя себе быть слабым.

– Но ты можешь, – говорит она, делая шаг в мою сторону. – Ты можешь все, ты ведь босс.

Босс все еще несет ответственность перед самим собой.

– Спокойной ночи, Луиза, – говорю я, запирая ее в новой камере.

 

Глава 15

 

Хавьер

 

Мне снится кошмар. Я нахожусь в рыбацкой лодке вместе с отцом, только я теперь не маленький мальчик, а тридцатидвухлетний мужчина в строгом костюме. Отец мой выглядит старым, слишком старым, чтобы оставаться в живых, а на голове у него соломенная шляпа. В каждую пойманную рыбу он с помощью шприца вводит что-то красное, вроде яда, а после бросает ее обратно, и вскоре весь океан заполняется плавающими на поверхности воды мертвыми рыбами.

В конце отец вылавливает настолько большую рыбину, что лодка начинает опрокидываться, а потом оказывается, что это и не рыба вовсе.

На крючке находится Луиза, шея ее сломана. Из раны от крючка в горле сочится кровь, окрашивая ее тело в красный цвет. В глазах ее нет жизни, прямо как у тех мертвых рыб, которые постепенно становятся такими же красными, как она.

– Какую ее часть мы съедим сначала? – спрашивает меня отец с улыбкой.

И тут я просыпаюсь от криков. Однако крики эти не принадлежат мне.

Они принадлежат Луизе.

Мигом надев пижамные штаны и схватив пистолет, я бегу по тускло освещенному коридору к комнате Луизы. Я даже не пытаюсь открыть дверь, с ноги выбивая ее, и перед моими глазами предстает ужасная картина: рядом с кроватью видны ноги Луизы, сама же она закрыта здоровенным телом Франко, нависающего над ней. Мне не видно, что он делает, но догадаться не сложно.

И этого достаточно.

Прицелившись ему в живот, я стреляю, не желая убивать ублюдка. Он воет от боли, и я, не успев понять, что делаю, пересекаю комнату и стаскиваю его с Луизы. Когда я прижимаю его к полу, он пытается подняться, но я ударяю по его носу головой, отчего тот ломается. Треснув по тому же месту рукояткой пистолета, я быстро обыскиваю Франко на наличие оружия. Гнев и ярость, бурлящие во мне, угрожают вот-вот вырваться наружу, что я редко допускаю, но сначала нужно позаботиться о Луизе.

Потом меня уже ничто не остановит.

Глаза Луизы широко распахнуты, рот приоткрыт. Она держится за горло и кашляет, пытаясь сесть, на ее щеках видны следы от ударов. Рубашка девушки задрана до груди, а ее нижнее белье стянуто до середины бедер.

«Боже. Если бы я не успел... »

– Луиза, – шепотом зову я, приближаясь к ней. Она смотрит на меня со страхом, истинным страхом, и пытается отстраниться, однако ей мешают кровать и тумбочка. Подняв ладони, я приближаюсь к ней на коленях. – Луиза, все хорошо, – произношу так спокойно, как только могу. И это нелегко. – Я не причиню тебе вреда.

Она в панике качает головой и стискивает в руках простынь, словно пытаясь забраться на кровать. Я осторожно беру ее за руку, но она тут же вырывается из моей хватки. По ее лицу непрерывно бегут слезы.

Тут я сам замираю от охватившей меня паники. Луиза разрушена. Сломлена. И сломал ее не я.

– Ты обещал, – выдыхает она между всхлипами, прижавшись лицом к матрасу. – Ты обещал.

Ее слова ранят меня подобно острому клинку. Я обещал. Обещал, что никому не позволю причинить ей боль. Обещал ее защищать.

Но я нарушил обещание. И этим в итоге сломил ее дух.

Внезапно Эсте оказывается рядом со мной и пытается схватить Луизу. Я слышу Доктора, который выглядывает из-за моей спины, рассматривая Франко и вслух размышляя над тем, как скоро тот умрет. Однако я остаюсь на коленях, осознавая, что настал тот момент, когда я, наконец, разрушил Луизу. Моя ярость становится все сильнее, и вскоре я уже не чувствую ничего, кроме нее.

Эта ярость поработила меня. Руки мои связаны стыдом.

В конечном итоге, Доктор поднимает меня с пола и вливает мне в рот какую-то горькую жидкость, приподнимая мне челюсть, чтобы я это проглотил. Я едва стою на ногах, и ему приходится меня поддерживать. Все это время он что-то говорит, но я не слышу ничего, кроме рева крови в ушах. Фрагменты из кошмара проносятся у меня в голове.

– Так что ты планируешь с ним делать? – доносятся до меня, наконец, слова Доктора. Медленно встречаюсь с ним взглядом. Оказывается, я уже нахожусь на стуле в своем офисе, а Доктор сидит напротив и курит сигару. – О, ты наконец-то очнулся, – произносит он с кивком. – Добро пожаловать в реальный мир, Хавьер.

– Где Луиза? – хрипло спрашиваю я, оглядываясь и думая над тем, сколько времени я был в отключке.

– Не беспокойся, – отвечает Доктор, взмахнув рукой. – Она с Эсте и Хуанито на кухне, пьет чай. У нее есть пара синяков, но в остальном все отлично. –Отлично? Он не видел ее разрушения, в отличие от меня. Эта сильная, прекрасная женщина загнулась под давлением многолетних страхов. Боль в ее взгляде все еще стоит у меня перед глазами. – Франко не изнасиловал ее, – продолжил Доктор, хитро улыбаясь. – Но, по-моему, его все равно нужно помучить, как думаешь?

– Да, нужно, настолько, насколько это вообще возможно, – произношу я, стиснув челюсти. Мои руки то и дело сжимаются в кулаки. – Я хочу сделать все, о чем сказал ему.

– Он хотел либо устроить тебе проверку, либо умереть. В любом случае, он идиот, а нам не нужны идиоты в семье, верно?

Рассеянно качаю головой, больше не слушая его и уже продумывая свою месть.

– Ты ведь можешь оживить его, если он умрет или отрубится?

– Ну, если ты лишишь его головы, то тут уже ничего не сделаешь, так что это оставь напоследок, – хихикает он.

– Именно это я и планирую сделать.

– Скажи, какие инструменты тебе понадобятся, и я пойду, подготовлю кабинет.

Доктор поднимается, чуть ли не ликуя от радости.

Его кабинет – небольшой гостевой коттедж, в котором он проводит большую часть времени. Я хотел, чтобы его дом пыток был как можно дальше от меня, потому что крики не доставляли удовольствия во время ужина, однако теперь мне хочется, чтобы стены его офиса не были звуконепроницаемыми. Я решаю открыть все двери и окна, чтобы все слышали, что мы делаем с Франко.

– Мне нужна пила, – отвечаю я. – Очень тупая и прочная пила. Та, которой можно прорвать плоть, хрящи и кости. Еще мне нужна банка кислоты, в которую можно окунать пальцы и языки. И, наконец, мне понадобится электрохлыст. И раскаленная кочерга. И мой Taser.

– Ясно. А может, принести еще крысу и ведро? Средневековые пытки никогда не выйдут из моды. – Он направляется к двери. – Франко на втором этаже, без сознания, но я его спущу. Кровотечение я остановил, потому что не был уверен в том, что ты хотел с ним сделать. К тому времени, когда ты подойдешь, он будет уже в сознании.

Тяжело сглатываю, чувствуя охватывающий меня гнев, подобный электрическому пламени. Франко заплатит за содеянное. Он пожалеет о том, что вообще взглянул в сторону Луизы. А потом я покажу ей, что будет с теми, кто причиняет ей боль. Покажу ей его. И она поймет, на что я готов пойти ради нее.

Только ради нее.

 

Луиза

 

Крики начинаются в четыре часа утра, спустя примерно два часа после нападения Франко, и продолжаются в течение дня. Сначала они напоминают мне о пытках Сальвадора, которые мне доводилось слышать, и мешают спать.

Не то чтобы я могла спокойно уснуть после произошедшего. Я знаю, что Эсте и Хуанито всегда поблизости, наблюдают за мной, пока Хавьер занимается пытками, но это не означает, что им можно доверять. Кто защитит меня от них? Хотя Хуанито кажется довольно спокойным, возможно, потому что он молод и напоминает мне мальчика, рядом с которым я выросла. И, надо отдать должное Эсте, он даже не обижается на то, что я снова на него напала.

Все же, некоторое время спустя, я смогла расслабиться, опустив голову на кухонный остров. Проснувшись в десять часов утра, я вижу, что кухня заполнена солнечным светом, и Хуанито подает мне чай с тостом, от которого я отказываюсь из-за отсутствия аппетита. Тут я замечаю, что со стороны коттеджа – кабинета Доктора – все еще доносятся крики, только теперь они слабые и единичные. Они больше никак не влияют на меня, мне удается их игнорировать и, если быть честной, они даже немного меня радуют.

Совсем немного.

Когда пришел Франко, я лежала в постели и мечтала о жизни, которой у меня никогда не было. Сначала я подумала, что это Хавьер решил провести со мной ночь. Мне было безумно стыдно, когда он не захотел спать со мной, я ненавидела себя за свою нужду и уязвимость перед ним. Просто я не хотела оставаться в одиночестве. У меня были на то причины, и все они оказались весомыми.

Поняв, что в комнату зашел Франко, я тут же закричала, увидев в его глазах темноту и то, зачем он сюда пришел. Я думала, что он начнет неуклюже и медленно приближаться ко мне, ведь его нога была ранена, но вместо этого он мигом сбросил меня с кровати на пол и, пару раз ударив по лицу, начал душить меня одной рукой, второй болезненно сжимая мою грудь и стягивая с меня нижнее белье.

Сальвадор научил меня тому, что нельзя давать ответный удар. Научил меня тому, что нужно прекращать сопротивление. Он всегда говорил, что на правах мужа мог делать со мной что угодно, хотела я того или нет. Даже если бы я была одной из его шлюх, он, вероятно, говорил бы то же самое. Он мог делать то, что хотел просто потому, что был Сальвадором Рейесом.

Но я не собиралась позволять Франко насиловать меня, поэтому сопротивлялась, пусть и напрасно. Его хватка на моем горле была настолько сильной, что я чувствовала, как жизнь ускользает от меня. Мое зрение стало мутнеть, в легкие больше не попадал воздух. Я думала, что так и умру на этом полу, абсолютно беспомощная, пока Франко делал со мной все, что хотел.

Мысль о такой смерти настолько напугала меня, что я даже не могла осознать происходящее.

В этот момент в комнату влетел Хавьер, который выстрелил во Франко и освободил меня. Моим первым инстинктом был побег. Все формальности Хавьера, его вежливость и даже похоть больше не имели значения. Он должен был защищать меня, и я как идиотка поверила льву, который никогда не станет охранять овечку, тем более от собственного прайда.

Но, конечно же, бежать мне было некуда. Из золотой клетки выхода нет. Поэтому Эстебан и Хуанито отвели меня в начищенную до блеска кухню, где осмотрели меня и обработали мои синяки. Пока они это делали, по джунглям начали разноситься крики Франко, достигая дымчато-голубого предрассветного неба, и мои страхи начали улетучиваться. Все внутри меня поменялось, словно одни химические вещества стали преобразовываться в другие.

Мой страх сменился гневом. И когда я проснулась под скулящие крики Франко, я позволила этому гневу окутать меня.

Хавьер спрашивал, почему я не могла достаточно разозлиться.

Да потому, что я не позволяла себе этого.

Но теперь гнев стал частью меня. И он больше не исчезнет. Никогда.

В моей кружке остается половина тропического зеленого чая – судя по количеству упаковок с ним в шкафах, это – любимый чай Хавьера – когда сам Дьявол появляется на кухне.

Хавьер еще никогда не выглядел настолько плохо. На его белой рубашке пятна крови, как и на джинсах. Под его глазами темные круги, волосы его влажные и растрепанные, а взгляд пустой, словно он еще не проснулся и ходит во сне.

– Луиза, – произносит он грубо и напряженно. – Хочешь увидеть, что я с ним сделал?

Смотрю ему в глаза.

– Да, – без колебаний отвечаю я.

Сначала он выглядит так, словно я застала его врасплох – возможно, он не ожидал такого ответа. Но я хочу увидеть, как выглядит справедливость. Хочу увидеть, на что он способен в гневе.

Хавьер мельком смотрит на Эстебана и Хуанито, видимо, отдавая безмолвные приказы. Поднявшись со стула, я подхожу к нему, и он ведет меня по коридору мимо просторных комнат, хранящих его бесчисленные секреты, к стеклянной двери, через которую мы выходим на ослепительно красивый задний двор.

Деревья вокруг лужайки и пруд выглядят просто превосходно и украшены самыми экзотичными и яркими цветами, которые только можно представить. Здесь растут бугенвиллея и белая гардения, розовая плюмерия, голубые и фиолетовые орхидеи, пурпурные и желтые гибискусы, райские птицы – и все это идеально сочетается с густой зеленой травой. В воздухе летают колибри и бабочки, над прудом, наполненным карпами кои и лежащими на поверхности белыми лотосами, мечутся стрекозы.

На мгновение вся эта красота и элегантность, все эти ухоженные растения настолько ошеломляют меня, что я забываю, зачем мы вышли во двор. Но, помимо ослепительных растений и утреннего солнца, на этом дворе находится мужчина, крики которого все еще слышны. Это возвращает меня в реальность.

Я хочу сказать что-нибудь Хавьеру, спросить о растениях, восхититься их красотой, но сейчас не время. Как обычно, я нахожусь между красотой и порочностью.

Я совру, если скажу, что совсем не испытываю страха, когда мы приближаемся к коттеджу, дверь которого широко раскрыта и словно призывает нас войти во тьму. Нежно обхватив рукой за локоть, Хавьер останавливает меня прямо перед входом.

– Уверена, что справишься? – спрашивает он, смотря на мои синяки.

– Да, не беспокойся, – отвечаю, вздернув подбородок.

Он щурится, изучая меня и, возможно, даже немного беспокоясь.

– Ну, ладно, – отвечает он. – Пойдем.

Первое, что я замечаю, войдя в коттедж – сильный запах аммиака, который вызывает жжение в носу.

Второе – комната безупречно чистая, несмотря на состояние одежды Хавьера.

Третье заставляет меня слегка опереться на него. Опустив руки на мои плечи, он поддерживает меня, пока я приказываю себе оставаться в сознании и принять происходящее, каким бы ужасным они ни было.

На металлическом столе в середине кабинета лежит Франко. Он полностью обнажен, однако больше не цел. Его руки и ноги отсутствуют, на их месте теперь прижженные железом обрубки. Его половых органов тоже нет, причем выглядит все так, словно их оторвали. Тело охранника покрыто сотнями гноящихся следов от ожогов. Но, стоит отметить, что он все еще жив. Его голова находится в каком-то зажиме, и он смотрит на меня, взгляд его тусклый и боязливый.

Над ним стоит Доктор со шприцем в руке, готовясь ввести ему в сердце лекарство, которое не даст ему потерять сознание. Судя по количеству следов от иглы на его груди, его уже оживляли много, много раз.

Однажды я уже почти видела пытку, когда Сальвадор собирался распилить осведомителя. Мне хватило того, что обнаженный мужчина был подвешен к потолку за ноги, а между его ног была пила. Я знала, что это – одна из самых отвратительных пыток, поэтому благодарила звезды за то, что мне удалось убраться оттуда до пролития крови.

То, что сделал Хавьер, не намного лучше. И, учитывая то, что Франко еще жив, я знаю, что пытки не окончены.

– Хорошенько взгляни на него, – произносит Хавьер мне в ухо. – Посмотри на его лицо. Посмотри, какой он монстр.

Я смотрю. И вижу не только Франко. Я вижу Сальвадора. Его людей. Я вижу Бруно. Вижу всех мужчин, которые причиняли мне боль, и всех тех, кто причинял боль своим женщинам.

И я пытаюсь увидеть здесь и Хавьера. В конце концов, он похитил меня, пытал меня, унижал, и, наконец, нарушил свое обещание защищать меня.

Но у меня не получается увидеть его тут. Этот мужчина оказывает на меня влияние, глубину которого я еще не в состоянии осознать.

– Франко, – говорит охраннику доктор. – Здесь Луиза. Помнишь, что ты с ней сделал? Что хотел с ней сделать? Хавьер ведь предупреждал тебя, но ты нарушил правила, зная, какую цену придется заплатить. – Доктор смотрит на меня и беззаботно произносит: – Луиза, может, улыбнешься ему? Это будет последнее, что он увидит. – Не знаю, как это возможно, но я умудряюсь натянуть на лицо улыбку. Может, она даже достигает глаз. – Прекрасно, – комментирует доктор.

Затем он протягивает руку и, после двух быстрых поворотов рычага, зажим на голове Франко сжимается. Раздается хруст, когда все зубы охранника ломаются, из его рта льется кровь, а затем с тихим хлопком его глаза выпадают из глазниц, болтаясь на зрительных нервах.

Этого более чем достаточно для меня. Быстро отвернувшись, я смотрю на Хавьера, который наблюдает за мной с неразборчивым выражением лица.

– Я готова идти, – произношу тихо.

Кивнув, Хавьер смотрит на Доктора.

– Подержи его в живых еще немного, а потом отрежь ему голову. Ножом, не пилой.

– Как скажешь, Хавьер, – отвечает Доктор с трепетом в голосе.

Я выхожу обратно на озаренный светом двор, где птицы поют прекрасные песни, сидя на ветвях деревьев. Как такое возможно? Как уродство сосуществует с красотой?

– Ты, должно быть, устала, – произносит Хавьер, ведя меня по аккуратной гравийной дорожке обратно в сторону дома.

– Я в порядке.

На самом деле, я чувствую себя так, словно выпила несколько литров кофе. Скорее всего, это адреналин. Удивительно, что меня еще не тошнит.

Когда мы проходим мимо пруда, Хавьер кивает на лотосы.

– Знаешь, а ведь это мои любимые цветы, – говорит он так, словно произошедшее в коттедже было просто сном.

– Лотосы? – спрашиваю я, снова восхищаясь ими. – Они красивые.

– Да, красивые. – Остановившись, он несколько мгновений смотрит на цветы. – Я люблю их, потому что они сохраняют незапятнанно чистый цветок, появляясь из илистой воды, – говорит Хавьер, словно читая что-то вслух. – Так сказал один китайский ученый. И я с ним согласен. Лотос олицетворяет все, чем я не являюсь.

Мы снова начинаем идти. Когда дом уже совсем близко, я произношу:

– Значит, ты считаешь, что твоя душа запятнана.

Он насмешливо улыбается.

– Ох, дорогая, это не так, – отвечает Хавьер, открывая передо мной стеклянные двери. – У меня нет души.

 

Глава 16

 

Луиза

 

На оставшуюся часть дня Хавьер предоставляет мне полную свободу действий – может, потому что он очень уверен в своей охране, а может, из-за того, что Франко больше нет, он считал, что мне больше нечего бояться. Я не знаю наверняка, в чем именно причина, но использую каждую свободную минуту на то, чтобы изучить дом.

На первом этаже расположена игровая комната с кожаными диванами и баром. На стене весит дартс, а посредине комнаты стоит бильярдный стол. Выглядит все так, словно в одном из тех джентльменских клубов: много темно-красного дерева, лампы из зеленого стекла, золотые украшения. Я остаюсь в той комнате надолго: здесь тихо, и тяжелые шторы не позволяют солнечному свету проникнуть внутрь.

«Интересно, как часто Хавьер здесь бывает? Приходит ли он сюда, чтобы сбежать от реальности, выпить, взять с полки издание книги в твердом переплете, выпущенное ограниченным тиражом, и погрузиться в него? Какую жизнь он ведет, когда в его доме нет заложников? »

Заложник. Это слово теперь кажется таким странным. Я все еще заложница, пленница Хавьера, однако это слово потеряло свое значение. Я теперь просто... я. И просто нахожусь здесь.

Спустя некоторое время я решаю осмотреть другие комнаты на первом этаже и обнаруживаю маленький, но шикарный спортзал, несколько гостевых спален с ванными комнатами, безупречную столовую, в которой стоит стол, за которым могло легко уместиться двадцать человек, просторную гостиную с плазменным телевизором, встроенным в стену, и кухню.

На втором этаже тоже есть несколько спален, а также пара закрытых дверей и одна дверь, открыть которую я не посмела.

Из-за этой двери раздаются голоса Хавьера и Эстебана. Я не могу разобрать, о чем они говорят – дверь слишком толстая, из-за чего голоса приглушены – но знаю, что это, должно быть, офис Хавьера.

Я прохожу мимо него, не интересуясь тем, что они обсуждают. Скорее всего, разговор идет обо мне, о том, что делать со мной по окончанию недели.

«Он все еще размышляет над этим, планируя выстрелить мне в голову, или пытки Франко пробудили в нем аппетит? »

Возможно, я его пугаю. Когда я попросила его остаться со мной прошлой ночью, не только мне было страшно. На мгновение в его глазах мелькнул страх, который тут же исчез.

Но я его не забыла.

Позже я засыпаю на своей кровати, на коленях у меня научный журнал, который я взяла на первом этаже. Проснувшись, я вижу, что уже темно, и слышу, как урчит желудок. Смутно помню, что заходил Эстебан, чтобы сообщить о том, что ужин готов, но я, должно быть, была в такой отключке, что он решил оставить меня в покое. Видимо, произошедшие события все-таки изрядно меня вымотали.

Смотрю на часы у кровати и вижу, что сейчас одиннадцать вечера. Я спала несколько часов.

Застонав, пытаюсь побороть головокружение и на мгновение думаю о родителях, о том, где они, заботятся ли о них. Сиделка отправляла их спать в десять часов, но я знаю, что иногда мама ложилась позже, слушая свои аудиокниги.

От этих мыслей сердце мое сжимается, и я прогоняю их, чтобы не лишиться сил. Сейчас не время для слабости.

Медленно поднявшись с кровати, я снимаю помятую одежду и надеваю топик с шортами, которые магическим образом оказались в шкафу. Они сиреневые и сделаны из тончайшего шелка, подходят мне так, словно их сделали на заказ. Войдя в ванную, я умываюсь и расчесываюсь, а затем пытаюсь открыть дверь в коридор. Удивлению, но мне это удается, а значит, я могу выходить из комнаты. Улыбнувшись, я тихо иду по коридору, думая о том, можно ли взять что-нибудь с кухни, не разбудив при этом никого. Само собой, в доме установлена система безопасности и повсюду висят камеры, за которыми наблюдают охранники, однако меня не волнует то, что они увидят, как я ем по ночам.

Проходя мимо кабинета Хавьера, я замечаю, что дверь приоткрыта, и через щель в коридор попадает свет. Это кажется мне странным, ведь обычно все, что делает Хавьер, происходит за закрытыми дверями.

Замерев, я прислушиваюсь, и слышу тихий звон стекла. Глубоко вдохнув, я осторожно приоткрываю дверь.

И вижу, что Хавьер сидит за столом, направив на меня пистолет.

Я замираю.

– О, – произносит он со странной интонацией, – это ты.

Быстро убрав оружие, он берет бокал, стоящий на столе, отчего в гладкой коричневой жидкости перекатываются кубики льда. Антикварный бар-глобус открыт, в нем видна полупустая бутылка шотландского виски.

– Прости, – произношу я бездыханно.

Мое сердце все еще бьется со скоростью несколько миль в час.

Хавьер кивает, не смотря на меня, и указывает на комнату рукой с бокалом, отчего напиток переливается через край.

– Заходи, заходи в мой кабинет. И закрой дверь. – Сделав, как он сказал, я делаю два шага в его сторону и делаю вид, что восхищаюсь элегантным оформлением, в то время как на самом деле осматриваю его. Хавьер что... пьян? – Вижу, ты нашла свою новую одежду, – говорит он, поглощая взглядом мое тело, упиваясь мною, как дорогим напитком. – Ты великолепна.

Допив то, что оставалось в бокале, он проводит рукой по губам.

Точно. Он пьян.

Я сглатываю, внезапно начав нервничать. Мне неизвестно, как Хавьер ведет себя, когда выпивает. Бруно в такие моменты становился наглым и отвратительным, а подлые действия Сальвадора ухудшались. Хавьер всегда был собранным, спокойным, поэтому то, что я вижу сейчас, немного потрясает меня.

Но также интригует. Когда один пьян, а второй трезв, то у трезвого на руках все карты, вся власть у него.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Оторвав взгляд от моего тела, Хавьер снова наполняет бокал, чуть не пролив виски на свой прекрасный стол.

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Ты пьян.

– Нет, – отвечает он, сморщив лоб. – Просто выпил немного виски.

– Полбутылки.

Он бросает на бутылку рассеянный взгляд.

– О, одну бутылку я уже закончил. Мужчины, подобные мне, умеют себя контролировать.

– Мужчины, подобные тебе, – повторяю за ним я и приближаюсь к столу, осознавая, во что одета. Опустив руки на поверхность стола, смотрю в глаза Хавьеру. – Расскажи-ка о них подробнее.

Должно быть, он слышит презрение в моем голосе, потому что резко смотрит на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу, – произношу осторожно, желая контролировать его, но не желая попасться на этом, – чтобы ты рассказал мне, почему сидишь здесь в одиночестве и пьешь. Разве тебе не нужно избавиться от частей тела, оставшихся в комнате пыток? Или для этой работы ты кого-то нанял? Кажется, для грязных делишек у тебя всегда кто-то найдется.

– Мне не нравится затыкать дам. Но я могу это сделать.

Он сжимает губы, на его челюсти дергается мышца.

– Интересно, как? – спрашиваю я, не желая отрывать от него взгляд. – Как ты меня заткнешь?

Хавьер игнорирует вопрос.

– Почему ты здесь? – спрашивает он размеренно.

– Мне просто стало любопытно, чем занимается мой похититель. У тебя ведь было такое занятое утро, пришлось отрывать у охранника части тела и тому подобное.

Резко поднявшись со стула, он опирается на стол, отчего немного виски выплескивается из стакана. Лицо Хавьера оказывается в паре сантиметров от моего, я даже могу видеть коричневые крапинки в его янтарных глазах. Кажется, если присмотреться, то я смогу увидеть в них и его душу, существование которой он всячески отрицал.

– Думаешь, я наслаждался этим? – рычит он, стиснув зубы, источая запах алкоголя и табака.

– Да. Я думаю именно так, – произношу, не сдвигаясь с места.

– Я сделал это ради тебя.

– Думаю, дело тут не только во мне. Тебе понравилось давать Франко то, чего он заслуживал. – Я ехидно улыбаюсь.

Хавьер хмурится, но не отступает.

– Допустим, и что с того? Он заслужил все это. Я предупреждал его о том, что случится, дотронься он до тебя снова. И я сдержал обещание.

– Почему тебя так волнует то, что он ко мне прикоснулся?

Он моргает и тяжело сглатывает.

– Потому что ты моя, – говорит он так, словно это и так понятно.

– Потому что ты вырезал свое имя на моей спине?

Он, кажется, не знает, что сказать, поэтому, коротко качает головой.

– Нет.

– Тогда почему?

– Тебе стоит вернуться в постель, – Отодвинувшись от стола, Хавьер опускается на стул и смотрит на картину, висящую на стене.

– Никуда я не пойду, – заявляю я, обходя стол и загораживая своим телом картину. – Если считаешь, что я твоя, то не уходи от ответственности.

– Ты становишься занозой в заднице.

– Но тебе ведь моя задница нравится.

– Что ты делаешь? Чего ты хочешь?

Он сердито смотрит на меня.

Приблизившись к нему, я наклоняюсь, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Ему не спрятаться от меня так просто. Хавьер пьян, и уже почти раскололся.

– Я хочу узнать, почему ты напился. – Наклоняю голову. – Это из-за меня? – Хавьер отводит глаза, но не отвечает. – Из-за меня? – подталкиваю я. – Да? – слегка потряхиваю его за плечи. – Отвечай, черт возьми!

Его глаза расширяются, и я снова вижу в них тот страх.

– Да, – произносит он едва слышно.

– Что?

– Я сказал да! – кричит Хавьер, хватая меня за руки и вскакивая со стула. – Да, мать твою, да, это все из-за тебя!

В его глазах пылает ярость, вены на его шее пульсируют, и он крепко держит меня за руки, однако я не боюсь.

Зато он боится.

– Почему? – спрашиваю я.

– Потому что я нарушил обещание, чего никогда не делаю. Это просто не я.

Он растерянно хмурится.

Сделав шаг, я почти прижимаюсь своей грудью к его, и Хавьер хмурится еще сильнее.

– Мне кажется, ты недостаточно хорошо себя знаешь.

Он опускает взгляд.

– Да? Ну, расскажи тогда, какой я на самом деле, раз тебе все прекрасно известно, – отвечает он насмешливо.

Сжав губы, я вижу, как Хавьер впивается в них жадным взглядом и тяжело вздыхает, словно сдерживается из последних сил. А я этого не хочу. Я хочу, чтобы он сорвался.

– Ты боишься, – шепчу я.

– Боюсь чего? – скептически спрашивает он.

– Меня.

– Это нелепо. Тебя? – он недоверчиво фыркает.

Я пристальнее смотрю на него, пока не начинает казаться, что в комнате нет ничего, кроме нас.

– Да, меня. Ты боялся оставаться со мной прошлой ночью, боишься того, что тебе предстоит сделать в конце недели, боишься увидеть во мне долбаного человека. Боишься, боишься, боишься! – я сердито прижимаю палец к его груди. – Ты обыкновенный трус!

Его ноздри раздуваются, и на мгновение я думаю, что совершила ошибку, освободив создание, которое причинит мне боль.

Однако происходит совсем другое.

Обхватив меня пальцами за подбородок, Хавьер настолько страстно целует меня, что перехватывает дыхание. После этого поцелуя, яростного и быстрого, нам требуется несколько мгновений, чтобы отдышаться. Хавьер шокировано смотрит на меня, словно не может поверить в то, что только что сделал.

Мои губы покалывает от его поцелуя, и я пытаюсь снова взять себя в руки.

Но времени на это у меня нет.

Резко подняв взгляд, Хавьер обхватывает меня за затылок и притягивает к себе. Я оказываюсь так близко к нему, что чувствую биение его сердца через рубашку и галстук.

Его губы впиваются в мои, жадно, дико и пылко. Он целует меня глубоко и основательно. У меня возникает ощущение, что мои чувства – осадок на морском дне, и он покачивает их, пока они не начинают колыхаться вокруг нас, затмевая остальной мир. Я целую Хавьера в ответ, с легкостью подражая его интенсивности. Наши губы сливаются, и чем больше я получаю, тем больше хочу.

Дотянувшись до его волос, я вцепляюсь в густые шелковистые пряди и тяну за них, пока Хавьер не стонет мне в рот. Тут он разворачивается так, что я оказываюсь на его столе, и я обнаруживаю, что извиваюсь, пытаясь немного усмирить жар, пылающий между ног.

Хавьер немного отстраняется от меня, его глаза наполовину прикрыты, а рот слегка приоткрыт. Подхватив меня на руки, он опускает меня на край стола и стягивает с меня топик, начиная срывать с себя галстук.

Обхватив Хавьера за затылок, я притягиваю его ближе, пока его губы не оказываются на моем соске, сильно посасывая. Меня не покидает ощущение, что это все – не я.

А может и я, только впервые проснулась. Я хочу того, чего никогда не хотела раньше, и даже не прошу этого, а просто беру то, что мне нужно. Хавьер пробудил во мне все эти чувства.

Он посасывает и облизывает мои соски до тех пор, пока я не начинаю стонать от желания, а затем останавливается и с ухмылкой смотрит на меня, сдергивая рубашку.

– Этого ты хочешь? – спрашивает он хрипло.

– Это то, что мне нужно, – отвечаю я со стоном.

– Ну, тогда ты это получишь, – говорит он, стягивая с меня топик и страстно впиваясь в мои губы. Начав покрывать поцелуями мою шею, он снова толкает меня на стол, и я опускаю голову на груду каких-то документов, которые в данный момент не имеют для меня абсолютно никакого значения.

Когда Хавьер достигает губами моего живота, а думаю, что сейчас он снимет с меня тонкие кружевные шортики, но вместо этого он отстраняется и хватает со стола нож для писем.

Увидев это, я широко распахиваю глаза, однако не успеваю сказать ничего, прежде чем он проводит ножом меж моих ног и быстро разрезает середину моих шортиков. Метал, даже не коснулся моей кожи.

– Я ведь говорил, что умею обращаться с ножом, – лукаво произносит Хавьер, втыкая ножик в стол.

Боже, даже во время прелюдии нас окружают опасные для жизни предметы.

Пока я изумляюсь этому, испытывая одновременно беспокойство и возбуждение, он расстегивает брюки, что только усиливает мой трепет. Тут он берет в руки свой член, твердый, длинный и, судя по выражению глаз Хавьера, в какой-то степени опасный. Медленно выдохнув, я окидываю его взглядом. Раньше я думала, что, раздевшись, он станет уязвимым для меня, однако все совсем наоборот. Тело Хавьера – отлично функционирующий механизм, который он контролирует на все сто процентов.

– Ты ведь понимаешь, – произносит он хрипло, снимая брюки, обувь и носки, – что как только мы сделаем это, ты станешь всем, чего я буду хотеть, постоянно хотеть.

– Тогда тебе лучше постараться.

Хавьер ухмыляется, и мое сердце трепещет, как трепещет и все тело от одного взгляда на его член.

– Тебе понравится, моя королева красоты. Тебе не просто понравится – ты это полюбишь.

Тут его улыбка исчезает, уступая место явной похоти. Придвинувшись вперед, Хавьер разводит мои ноги в стороны и забирается на стол между ними.

– Сейчас я трахну тебя, причем жестко. Ты кончишь, но я хочу заниматься этим чертовски долго, и секс будет грубым. Ясно?

– Да, – я киваю.

– Да, Хавьер.

– Да, Хавьер, – повторяю за ним, не в силах сдержать улыбку.

– Хорошая девочка, – бормочет он, покусывая мою шею, отчего вся моя кожа покрывается мурашками. Скользнув пальцем в разрез, который сделал на моих шортах, он описывает круг, срывая с моих губ стон. – Но, – продолжает Хавьер, покусывая мочку моего уха и обдавая его горячим дыханием, – на самом деле мне хочется увидеть плохую девочку, – замолчав, он приближается к моему лицу, пока между нашими губами не остается всего пара дюймов. – Поэтому, если ты испытываешь... некоторое желание, то причиняй мне, столько боли, сколько хочешь. – Я даже не успеваю ответить, а он обхватывает рукой член и приставляет его к моему входу, заставляя меня инстинктивно сжаться. Подняв руку, Хавьер осторожно проводит кончиками пальцев по моим синякам. – Я войду медленно, – произносит он, успокаивая меня. – Сделай я это быстро, все закончится, не успев начаться. – Ощущая бешеное биение сердца, я киваю, и он начинает медленно проникать в меня. От напряжения я испытываю некоторую боль, однако движения Хавьера плавные и уверенные, и вскоре я расслабляюсь, обхватывая его ногами за талию. – Отлично, – шепчет он, прикрыв глаза. – Оставляй ноги в такой позе, так тебе будет легче, – громко выдохнув, он стонет. – О, Боже, ты настолько узкая, что мне кажется, будто я трахаю ангела.

– Я не ангел, – выдыхаю, позволяя ему наполнять меня.

– Нет. Ты королева, – с этими словами Хавьер полностью погружается в меня, и я удивленно раскрываю глаза, понимая, что он глубоко в моем теле. Не знаю, что я творю, но мне это чертовски нравится, а на остальное наплевать. Я позволила этому мужчине обладать мною. Избавиться от него будет тяжело. – Тебе хорошо? – спрашивает Хавьер, прожигая меня пылким взглядом и продолжая мучительно медленно скользить во мне, проникая в меня все глубже и глубже.

– Да, – произношу я на выдохе, одновременно испытывая желание смотреть на него и отвести взгляд. Это настолько интимно – встречать его гипнотизирующий взгляд, пока он заставляет меня почувствовать себя живой. – Очень хорошо.

Не думаю, что у меня отлично получается разговаривать во время секса, но ему, кажется, все равно. Хавьер стонет, его вдохи становятся рваными, а толчки все усиливаются.

– Я могу сделать так, что тебе будет еще лучше, – произносит он.

Опустив руку меж моих ног, Хавьер начинает ласкать меня, и теперь я испытываю в два раза больше удовольствия – от его влажных пальцев, и от его члена, заполняющего меня. Мне нравится смотреть на то, как он входит и выходит. Я обожаю то, как его руки и плечи напрягаются во время движений. Больше не в силах выносить это блаженство, я вскоре кончаю, вскрикивая и впиваясь ногтями в его спину.

– Вот так, – стонет он. – Отметь меня, черт возьми, заставь истекать кровью.

Так я и делаю, все еще изнывая от удовольствия, пока он набирает темп. Хавьер начинает трахать меня как животное, быстро и жестко, прямо как обещал. Я держусь за него, когда стол покачивается от его сильных и резких толчков. Это грубо, буйно, почти сводит с ума, однако я это обожаю. Я обожаю видеть то, как Хавьер теряет весь свой контроль из-за меня.

Эта власть просто невероятна.

Вскоре Хавьер кончает, и я стараюсь не упустить ни одной детали. То, как сжимаются его брови, то, как волосы липнут к его влажному лицу, то, как он зажмуривается и прогибает спину. Прямо перед оргазмом его челюсть сжимается, и за этим следует освобождение, заставляющее его громко стонать и шумно вдыхать воздух.

Хавьер падает на меня, стараясь не прижимать мое тело к столу. Его член по-прежнему во мне, и я чувствую, как по моим ногам начинает стекать влага. Медленно приходя в себя, Хавьер опирается на локти и убирает мои волосы за ухо.

Он выглядит красиво после того, как кончил, пока все еще находится во мне. В его взгляде нежность, а в улыбке непринужденность. Именно это мне хочется видеть всегда: проблеск мальчика за мужчиной, и проблеск мужчины за монстром. Хавьер смотрит на меня так ласково и открыто, что я понимаю – у него есть душа. Пусть порочная и запятнанная, но все же душа.

– Ну? – спрашивает он, проводя пальцем по моим губам.

Я чувствую свой запах на его пальцах. Так пахнем мы вместе: хорошая девочка и плохой мужчина, пленница и похититель.

Прочищаю горло.

– Ну, – повторяю я, наконец, обнаружив голос.

Мой мир все еще окрашен в миллион головокружительных цветов от того оргазма.

– Ну а теперь мы пойдем в мою комнату, – произносит он спокойно. – И повторим все это снова.

– Так скоро? – удивленно моргаю.

– Я предупреждал, – отвечает он с ухмылкой.

Верно. Однако я думала, что после произошедшего мне придется вернуться в свою комнату и сидеть там в одиночестве. Вчера я этого не хотела, но сейчас мне это нужно. Мне нужно время, чтобы отстраниться от бушующих гормонов и посмотреть на произошедшее со стороны. Мне нужно подумать о той власти, которой я теперь обладаю, и том, как ее удержать, особенно теперь, когда я знаю, что секс со мной – слабость Хавьера.

Однако в этот момент он подхватывает меня на руки и несет в свою спальню, и я понимаю, что и он является моей слабостью.

Думаю, мы еще не закончили разрушать друг друга.

 

Глава 17

 

Хавьер

 

Я проснулся с сухостью во рту и головной болью. У меня было похмелье, что случалось со мной нечасто. Я редко напивался – в этом бизнесе это невозможно, не тогда, когда ты находился на самом верху.

Но вчера я был другим человеком. Я стал человеком, порабощенным стыдом. Не за то, что сделал с Франко. Я не чувствовал ни отвращения, ни сожаления о том, что мучил этого человека. Даже когда он умолял меня остановиться, а я вынул свой член и помочился на его зияющие раны, я ничуть не расстроился из-за этого.

Нет, мне было стыдно за Луизу, за то, что не смог защитить ее, и за то, что нарушил свое обещание. Я никогда не давал их напрасно. Всегда имел в виду то, что говорил. Какой бы сильной она ни была, я знал, что под всей этой бравадой скрывается хрупкая оболочка, которая может треснуть при самых неблагоприятных обстоятельствах. Все это время я хотел сломить ее, и единственный способ сделать это – оказалось, совершить то, что я никогда бы не заставил себя сделать.

Наверное, это что-то говорит обо мне, что у меня есть предел моей безжалостности. Но если бы у меня не было своей морали и своего кодекса, то у кого бы они были? Кто-то должен был подавать пример.

Я перевернулся на спину и увидел Луизу, которая спала рядом со мной, почти свесившись с края кровати, спиной ко мне. На ней была одна из моих рубашек, слишком большая на ее маленькой фигуре, но я не мог вспомнить почему. Возможно, потому что она выглядела чертовски сексуально.

Она, казалось, была в глубоком сне, ее плечи поднимались и опускались, волосы рассыпались по наволочке. Часть меня жаждала протянуть руку и почувствовать их между пальцами, разбудить ее, поцеловав в плечо. Но я должен был держать эти желания при себе. Я был удивлен, что вообще позволил ей спать в моей постели и не отправил ее обратно в ее комнату.

Воспоминания о том, как я трахал ее на столе, сменились несколькими заходами в постели. Вот почему я не отослал ее.

На самом деле, я совершил ошибку. Огромную ошибку. Я не должен был поддаваться ей. Не должен был целовать ее, не должен был трахать ее. Я знал, что это опасный путь для меня, позволить себе близость с ней, быть внутри нее. Смотреть, как она кончает, когда я глубоко похоронен в ее киске, было похоже на религиозный опыт, и это воспламеняло мою преданность. Это подстегнуло зависимость и сделало меня ненасытным в ожидании следующей порции. Это было в моей природе – жаждать секса, как жаждут воды, и я слишком хорошо знал, как жажда может разрушить даже самые надежные планы.

Я выдохнул через нос, пытаясь сосредоточиться на плане, а не на ней. Нет ничего плохого в том, что мужчина занимается сексом с женщиной, которая находится в его распоряжении, при условии, что в конце он сможет от нее избавиться. От меня ожидалось, что я буду использовать Луизу всеми возможными способами. С большинством пленников обращались гораздо хуже. Осложнение наступит в конце недели, когда она, так или иначе, уйдет.

Но я просто не мог заставить себя думать об этом, о тяжелом выборе, который предстояло сделать. Я должен был верить, что поступлю наилучшим образом для себя и своего картеля. Сделаю правильный выбор, каким бы безжалостным он ни был. Должен был поверить в это и отпустить ситуацию. Дилемма будет решена тогда и только тогда. До тех пор, пока ее дни не истекут и Сальвадор не сделает свой звонок, я буду делать вид, что Луиза находится здесь при других обстоятельствах.

Я собирался извлечь из этого максимум пользы.

Осторожно поднялся с кровати, не желая ее будить, и направился в ванную. Я включил свет и недолго любовался своим обнаженным отражением в зеркале. Хотя я занимался боксом, чтобы победить любого соперника – однажды я проиграл бой и больше не собирался этого делать – я также делал это, чтобы мое тело выглядело как можно лучше. Судя по голодному взгляду Луизы вчера вечером, это не осталось незамеченным.

Я почистил зубы, прополоскал рот и решил принять ванну, включив гидромассаж. Мои конечности болели не только от секса, но и от того, что я делал с Франко. Натирание клитора до оргазма и отпиливание чьей-то ноги, казалось, задействовали одни и те же мышцы.

Вскоре раздался стук в дверь ванной.

– Да? – отозвался я, поворачивая голову, чтобы посмотреть.

Дверь открылась, и Луиза просунула голову внутрь. Увидев меня в ванной, она покраснела, но не ушла.

– Извини, – сказала она.

Я улыбнулся ее смущению.

– Не извиняйся, – я похлопал по бортику ванны. – Иди сюда.

Она прошмыгнула по плитке в моей льняной рубашке, и пристроила свою упругую попку рядом со мной. Она посмотрела вниз в ванну и быстро отвернулась, на ее губах появилась небольшая улыбка. По очевидным причинам – в основном из-за вида – у меня уже была эрекция, кончик моего члена торчал из движущейся воды.

– Как тебе спалось? – спросил я, моя влажная рука ласкала ее голые ноги. Я наблюдал за тем, как по ее коже бегут мурашки.

– На удивление хорошо, – сказала она.

– Это не должно удивлять. Я измотал тебя.

Ее взгляд стал мягким и удерживал мой на протяжении, как мне показалось, бесконечного количества времени.

– Да. Это так.

Я кивнул на воду – ну, на свою эрекцию – и провел рукой по поверхности.

– Давай, присоединяйся ко мне. – Она поджала губы, казалось, раздумывая над этим, но потом покачала головой. Я усмехнулся. – Это был приказ, а не предложение.

Прежде, чем она успела запротестовать, я протянул руку вперед, обхватил ее за талию и потянул вниз в воду. Она вскрикнула, наполовину смеясь, когда погрузилась в воду сверху на меня, вода выплескивалась через бортики ванной. Моя рубашка сразу же намокла, но мне было наплевать. – Иди сюда, – прошептал я, прижимая ее к своей груди, одной рукой крепко обхватив ее за шею.

Мне нравилось держать ее здесь, такую нежную, такую бессильную. Я смотрел на ее лицо, влажные кончики ее волос щекотали мою кожу. Притянув ее ближе, я нежно поцеловал ее в губы, дразня их кончиком языка, пока она не впустила меня. Даже утром она была восхитительна на вкус.

Я обхватил ее задницу и крепко сжал ее, зарычав. Мне нужно было контролировать себя – я уже так возбудился, твердый и набухший, что малейшая мелочь могла привести меня к финишу. Мне нужно было поддерживать свою репутацию.

– Покатайся на мне, – сказал я ей, прежде чем зажать ее нижнюю губу между зубами и потянуть. – Оседлай мой член. Насади себя на него.

Она подняла брови. Возможно, для нее это не звучало горячо, но для меня это звучало чертовски идеально. Секс должен быть немного грубым, чтобы уравновесить изящество. Прикосновение с налетом насилия помогает пройти долгий путь.

Я потянулся вниз, убирая с дороги развевающиеся полы рубашки, и нашел ее голую киску. Прижал пальцы к ее клитору, оказывая нужное давление, чтобы она завелась. Ее веки опустились, а губы украсила ленивая улыбка.

– Тебе это нравится, не так ли, моя красавица? – сказал я, сохраняя постоянный темп, когда скользил пальцами вниз по ее складкам и дразнил отверстие ее киски. Она была такой тугой, умоляющей меня проникнуть в нее, что я затаил дыхание в предвкушении. Она кивнула, и я ввел в нее палец, ее тело напряглось вокруг него, но затем расслабилось. – Скажи мне, что тебе нравится, – уговаривал я ее.

– Мне нравится, – проговорила она, закрыв глаза и погружаясь в наслаждение.

– Ты хочешь, чтобы мой член был внутри тебя? – прошептал я, облизывая мочку ее уха.

Она застонала, быстро кивнув.

– Да.

– Тогда оседлай меня, как королева.

Я положил руки на ее бедра и отклонил ее назад. Она ухватилась за край ванны для поддержки, а я держал ее одной рукой, а другой поддерживал свой член в вертикальном положении. Она медленно, осторожно опустилась на меня. Это было мучительно медленно, мои яйца напряглись, а тело уже молило о разрядке. Это был такой капризный зверь.

Она издала протяжный стон, ее губы раскрылись, и голова откинулась назад, обнажая горло. Она была словно бархатная перчатка вокруг меня.

Вид ее верхом на мне, моя мокрая рубашка, прилипшая к ее груди, мой член, входящий в ее тугую киску, был слишком силен, чтобы принять его. Я крепко держался за ее бедра, прижимая ее к себе, так что я был главным. Это было самое важное, когда женщина сверху. Они думают, что контролируют ситуацию, что у них вся власть, но это никогда не было правдой. Я контролировал эту поездку. Каждый толчок, движение, поворот – все было моим.

Я поддерживал медленный темп, легкий ритм, пока теплая вода плескалась вокруг нас, струи били по нашей коже. Звуки наших стонов и тяжелого дыхания эхом разносились по комнате, отражаясь от сверкающих стекол и плитки. Когда я понял, что больше не выдержу, то слегка приподнялся, не выпуская ее из рук. Я прижал большой палец к ее клитору, а указательным пальцем другой руки стал дразнить ее попку.

Она резко вдохнула, но я лишь усмехнулся.

– Продолжай в том же темпе, – приказал я, проталкивая палец между ее ягодицами. – Я заставлю нас обоих кончить.

Она так и сделала, непрерывно двигая бедрами, пока я ласкал пальцами ее розовую дырочку, ее мышцы сжимались вокруг меня. По тому, как она насадилась на мой палец, я понял, что она наслаждается стимуляцией и хочет большего. Я осторожно выдохнул, контролируя свое дыхание как можно лучше. Когда я был готов кончить, я развел колени так, что мои бедра оказались под ней, и одновременно стал щелкать ее набухший клитор взад и вперед.

Она задыхалась, ее глаза закатились к затылку, и она начала кричать, громко, как ад. Боже, как мне нравилось, что она так громко кричит. Ее тело содрогалось, и она сильно сжимала мой член, пока я не смог сдержаться. Я схватил ее за бедра и продолжал двигаться, пока она не кончила, пока я не освободился внутри нее, кончая целыми потоками.

Ничто в этом мире не чувствовалось так чертовски хорошо.

Я продолжал раскачивать ее взад и вперед, постепенно замедляя темп, когда ее тело стало слабеть от пережитой разрядки. Наконец она упала на меня сверху, ее груди прижались к моей груди, и она зарылась лицом мне в шею. Я слышал ее ровное дыхание, чувствовал, как ее тепло успокаивает меня. Она была тихой и удовлетворенной. Это принесло мне странный покой, которого я не чувствовал уже очень давно.

Мы долго лежали так, она дышала в моих объятиях, пока не отключились гидромассажные струи и нас не окружила тишина.

Тишина, которую быстро нарушил стук в дверь моей спальни.

Я закрыл уши Луизы ладонями и закричал:

– Что тебе нужно? Я занят!

Я услышал, как Эсте что-то приглушенно сказал, а затем дверь моей спальни открылась.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал он.

– Ну и стой, бл*ть, где стоишь. Я в ванной.

– Что ты там такого делаешь?

Луиза подняла голову, чтобы посмотреть на меня, и я отпустил ее уши. Я сочувственно улыбнулся ей, а потом крикнул:

– Не твое собачье дело! Дай мне минуту.

– Буду в твоем кабинете.

Я услышал, как захлопнулась моя дверь и застонал, поднимаясь в ванне.

– Извини, – сказал я ей. – Дела.

– Точно, – сказала она, откинувшись на пятки. – Дела.

Мы обменялись тяжелыми взглядами. Мы оба знали, что это были за дела.

Уже вижу, как наш секс собирался сделать все чертовски сложнее.

Я быстро вышел из ванны и высушился, обернув полотенце вокруг себя.

– Сейчас вернусь, – сказал я ей, когда она вылезла и села на край ванны, глядя вниз на свои ноги в воде. – И тебе лучше быть голой, лежать на моей кровати задницей в верх и ждать меня.

На этом я оставил ее в ванной и быстро оделся. Черная шелковая рубашка, черные джинсы. Я поспешил выйти за дверь, закрыв ее за собой, и пошел по коридору в свой кабинет.

Эсте уже сидел в кресле и крутился туда-сюда, потягивая пиво.

– Еще рано, – сказал я, кивнув на бутылку, когда обошел стол и сел.

Он сделал глоток и пожал плечами.

– У меня было чертовски трудное время в последние несколько дней.

Я прочистил горло и аккуратно сложил руки на столе.

– Что ж, полагаю, тогда нас двое.

Он поднял бровь.

– Да? Я полагаю, что весь этот секс помогает.

Мои глаза сузились. Ему нужно быть осторожным. На периферии я увидел нож для писем, торчащий прямо из стола. Затем в мой мозг начали просачиваться воспоминания о том, как вчера вечером Луиза ударила им по столу.

– О, у тебя все плохо, – ехидно прокомментировал он через мгновение.

Я резко обернулся.

– Зачем ты позвал меня сюда, Эсте?

– По очевидным причинам. Нам нужно поговорить о девушке.

– И почему же? Она тебя беспокоит?

У меня встали волосы дыбом. Я ничего не мог с этим поделать.

– Нет, не меня, – сказал он, допивая пиво и ставя его на стол.

Я смотрел, как холодные капли конденсата стекают по стенкам, направляясь прямо к изящному покрытию стола. Я потянулся и быстро подсунул под него тонкую подставку, пока не стало слишком поздно. Мой стол и так уже был изрядно потрепан виски и спермой прошлой ночью.

– Тогда кого? – спросил я.

– Ну, – сказал он. – Она заставляет тебя беспокоить меня.

– Кто просил тебя говорить загадками, Эсте?

Он наклонился вперед и посмотрел мне прямо в глаза.

– Я боюсь, что ты подвергаешь опасности себя и картель.

Я вздохнул и ущипнул себя за переносицу.

– Мы уже говорили об этом.

– Но сейчас ты трахаешь ее.

– И что? Я знаю, что ты тоже иногда трахаешься. Со шлюхами и со своей рукой.

– Я беспокоюсь, что тебя скомпрометируют.

Я покачал головой в недоумении.

– Думаю, ты беспокоишься не о тех вещах, и я думаю, ты забываешь, с кем ты говоришь. С каких пор трах с кем-то компрометирует? Это мое чертово право – использовать заложника так, как мне заблагорассудится. Не ревнуй только потому, что я не делюсь ею.

– А я и не ревную, – сказал он. – Во всяком случае, не сильно, – он посмотрел на мою полупустую бутылку скотча. – Но ты был пьян прошлой ночью, а это значит, что тебя что-то задело. Это было не то, что ты сделал с Франко. Это было то, что он сделал с ней. И, если это повлияло на тебя, немного насилия и попытка изнасилования, то как, черт возьми, ты собираешься убить ее, когда все закончится? Или доставить ее Сальвадору, если дело дойдет до этого? Ты не сделаешь этого.

Мой взгляд стал ожесточенным.

– Не говори мне, что я буду или не буду делать. Вспомни, что ты говорил о предположениях, как они превращают в задницу и тебя, и меня. Не будь гребаной задницей, хотя у тебя это так хорошо получается.

– Смешно, – сказал он, медленно поднимаясь на ноги. – В любом случае, я решил снова поднять этот вопрос. Мне бы не хотелось, чтобы другие начали думать так же.

Я тоже встал, отодвинув свой стул.

– Как насчет того, чтобы позволить мне беспокоиться об этом?

Он окинул меня самоуверенным взглядом.

– Только не отращивай вагину.

Я зыркнул на него и расстегнул ширинку, быстро достав свой член.

– По-твоему, это похоже на вагину?

Он моргнул и отвернулся, прикрывая лицо рукой.

– Господи, Хавьер. Убери эту штуку.

Я на мгновение вытащил член, погладил его один раз, а затем положил обратно.

Эсте заглянул сквозь пальцы и опустил руку, когда увидел, что это безопасно. Вот гомофоб.

– Он всегда твердый, – спросил он, – или только когда ты смотришь на меня?

– Только когда у меня в спальне есть мокрая киска, которая ждет, когда я перестану с тобой разговаривать, чтобы я мог вернуться и трахнуть ее. Что у тебя еще есть? – я пренебрежительно махнул на него рукой. – Почему бы тебе не пойти и не насладиться своей рукой?

Он издал звук недовольства и начал уходить.

– Еще кое-что, – сказал он, сделав паузу, прежде чем открыть дверь.

– Да, что еще? – отрывисто спросил я, сопротивляясь желанию закатить глаза.

– Где сейчас Луиза?

Я нахмурился.

– Я же сказал тебе. В моей комнате. Ждет, пока ее трахнут.

– Одна? – спросил он, растягивая слово.

– Да, одна, – сказал я, подражая ему.

– Сколько пистолетов ты держишь в своей комнате, Хави? Девятимиллиметровый у тебя под подушкой. Твой тридцать восьмой в ящике. AR-15 под твоей кроватью. Я прав?

Я ничего не сказал, хотя мой пульс участился от удивления.

– Просто хочу сказать, – серьезно сказал Эсте. – Будь осторожен, когда открываешь свою дверь, – он вышел из комнаты с мрачным выражением лица.

Дерьмо.

Но Луиза не стала бы стрелять в меня. Правда?

«Конечно, бл*ть, выстрелит», – быстро одернул я себя. «Она все еще твоя гребаная заложница и сделает все, чтобы сбежать».

Я резко выдохнул и взял свой пистолет из-под стола, проверив патронник. Чертовски надеюсь, что мне не придется его использовать.

Я вышел из кабинета, увидев, как Эсте спускается по лестнице в противоположном направлении. Жаль, он был бы неплохим подкреплением. Сжав пистолет в ладони, я двинулся по коридору в сторону своей спальни. Остановился перед дверью и приложил к ней ухо, прислушиваясь. Ничего не было слышно.

Сделав глубокий, спокойный вдох и надеясь на лучшее, я быстро повернул ручку, прижав пистолет к боку, и толкнул дверь плечом.

Луиза стояла на коленях на кровати, обнаженная, в ее руках был мой 9-ти миллиметровый пистолет, направленный прямо на меня.

Я автоматически направил свой пистолет на нее.

Самое сексуальное мексиканское противостояние, в котором я когда-либо участвовал.

– Что ты делаешь? – спросил я, делая осторожный шаг к ней, не опуская пистолет ни на секунду.

– Ухожу, – ответила она, ее взгляд был жестким. Она чертовски отвлекала, ее сиськи, киска и пистолет. Не думаю, что я когда-либо так быстро возбуждался, да еще и в такой несвоевременной ситуации.

– Не похоже.

– Я собираюсь вежливо попросить тебя позволить мне уйти, а если ты не позволишь, то пристрелю тебя.

На моем лице появилась ухмылка. Боже мой, она не могла быть более совершенной.

– Если ты выстрелишь, ты убьешь меня, – сказал я, делая еще один шаг. – Тогда кто заставит тебя кончать все время?

– Мои пальцы, – сказала она, ее двойная хватка на пистолете усилилась. – И я бы прострелила тебе колени. Не хочу тебя убивать. Я не настолько плоха.

Я наклонил голову.

– Нет, ты не плохая. Но могла бы стать.

Ее лицо оставалось серьезным.

– Пожалуйста, Хавьер. Не заставляй меня делать это.

– Не заставляй меня делать это. Ты знаешь, что как только ты выстрелишь в меня, мне придется выстрелить в тебя. Не хочу хвастаться, но я ужасно меткий стрелок, независимо от расстояния. Вероятность того, что ты попадешь в меня, даже с такого близкого расстояния, очень мала. Ты хоть раз стреляла из такого пистолета? – Я видел, что она целится в точку рядом с моей головой, возможно, чтобы напугать меня, возможно, чтобы убить. – Спокойно! – быстро прикрикнул я на нее. – Если ты выстрелишь, все в доме будут здесь, и я не смогу защитить тебя от них.

В ее темных глазах появилось ядовитое выражение.

– Ты не защитил меня и раньше.

– И я дорого за это заплатил, – искренне сказал я ей, делая еще один шаг, так что оказался почти у изножья кровати. – Луиза, пожалуйста, опусти пистолет и позволь мне вернуться к тому, чтобы трахнуть тебя.

Она покачала головой.

– Я не могу. Мне нужно идти. Мне нужно убедиться, что мои родители в безопасности, а потом я исчезну.

– Как ты собираешься это сделать?

Ее губы сжались на мгновение.

– У меня есть подруга, Камилла, она в Кабо. Я могу позвонить ей и...

– Нет, – сказал я, умоляя ее взглядом. – Ты не можешь. Ты не успеешь к ней, а она не успеет к ним.

– Пожалуйста, просто отпусти меня, – сказала она.

Ее тон был слабее, как и выражение ее глаз. Они казались почти потерянными и безнадежными.

В моей груди появилось странное чувство пустоты.

– Я не могу этого сделать, – мягко сказал я ей. – Ты знаешь, что не могу. Я должен держать тебя здесь, пока не получу известия от Сальвадора. Если я отпущу тебя, это разрушит все мои планы, – я успокаивающе улыбнулся ей. – Кроме того, разве ты не знаешь, что я вроде как привязался к тебе?

Она сглотнула.

– Ты просто хочешь использовать мое тело, – сказала она, ее голос слегка понизился, как и ствол ее пистолета.

– И мне очень нравится это делать.

Как только это сказал, я быстро двинулся к ней. Сделал выпад вперед, выбил пистолет из ее рук, и он с грохотом упал на пол, затем я повалил ее на кровать, прижав ее руки над головой. Ее глаза были наполнены смесью гнева и отчаяния, она извивалась подо мной.

Я крепче сжал ее руки, прижав ее лицо к своему.

– Я не могу винить тебя за то, что ты пыталась, Луиза. А я был гребаным дураком, который так усердно думал о своем члене, что не понял, что оставил тебя одну, когда не должен был, – я опустил голову так, что мои губы слегка коснулись ее губ. – Но знаешь что, – сказал я хрипло, – я ни о чем не жалею. Потому что это было самое горячее, что я когда-либо видел. А ты, моя дорогая, ты действительно становишься королевой. – Я прикусил ее губу и на мгновение потянул за нее. – Теперь, если твой адреналин бьет ключом, как мой, и ты покончила со стрельбой на сегодня, я предлагаю перевернуть тебя и вытрахать всю дурь из тебя.

– Ты можешь быть таким бессердечным, – усмехнулась она мне в губы, но не отвернула от меня своего лица.

Я втянул ее нижнюю губу в рот и почувствовал, как ее тело отозвалось подо мной.

– Моя дорогая, не нужно иметь сердце, чтобы трахаться. Только большой член, – я уперся эрекцией в ее живот, чтобы подчеркнуть это, и усмехнулся.

Ее глаза радостно расширились.

Она была в восторге.

 

Глава 18

 

Луиза

 

Мне казалось, что дни, предшествующие переговорам с Сальвадором, будут тянуться вечно. Неизвестность, страх, тревожное предвкушение – все это заставляло тянуть время.

Вместо этого три дня пролетели для меня как в тумане секса и экстаза. Это была обнаженная плоть и интимные жидкости, вялые конечности и сокрушительные оргазмы. Это были глаза Хавьера в миллионе разных вариантов: напряженные во время секса и мягкие после, игривые, когда мы были в постели, и ледяные, когда мы были не одни. То, как наши тела сливались воедино, завораживало, притягивало и, как ни странно, освобождало.

Мне стало казаться, что я знаю его тело изнутри и снаружи, как и он мое. Я знала, что ему нравится, что ему не нравится, чего он жаждет. Знала, что сказать, чтобы он трахнул меня до потери дыхания, и знала, что сказать, когда очень хотела его разозлить.

И все это время, все эти дни бездумной страсти, у меня никогда не возникало желания бежать снова. Может быть, трах со мной был одним из способов держать меня под контролем. Может быть, я, трахающая его, делала то же самое. Я не знала. Но как бы ни боялась своего будущего, заставляла себя жить настоящим. Сейчас – это все, что у меня есть, и я старалась насладиться каждой каплей.

Я хорошо знала, что такое стокгольмский синдром. Знала, что это распространенное явление. Просто не думала, что это может относиться ко мне. Поскольку женщины, которые таким образом влюблялись в своих похитителей, считались настолько странными и необычными, что это требовало клинического термина. Это была проблема, которую можно было диагностировать.

Чем дольше я была с Хавьером, чувствуя, как я оживаю, как раскрываются и трепещут мои крылья, я чувствовала, что в этом есть что-то ужасно правильное. Когда женщина попадает в плен из своего дома, она вынуждена бороться с другим мужчиной, который хочет причинить ей вред. Когда я была захвачена из своего дома, я была вынуждена противостоять мужчине, который был лучше, чем тот, у которого меня забрали. Но все равно, конечно, плохой. Хавьер был ужасно плохим. Но он не был худшим вариантом. И, когда я ловила его взгляд на себе, могла обманывать себя, думая, что он может быть лучшим.

Но сам Хавьер все еще оставался для меня загадкой, несмотря на чувства, которые я постепенно обнаружила, нуждаясь в нем. При всей его грации и нежности, которыми он иногда одаривал меня, вокруг него был этот щит, эта стена, через которую, несмотря на всю мою красоту, минет и милые разговоры, я не могла проникнуть. Он держался от меня на расстоянии, и это меня расстраивало и немного злило. Не потому, что мне нужно было знать, о чем он думает, что он чувствует ко мне, а потому, что я не делала этого с собой. Мы оба знали, что грядет что-то ужасное, и только у него хватало сил защитить себя от этого.

А я знала, что мне конец. Но, по крайней мере, мне удалось немного пожить.

По крайней мере, именно это я твердила себе.

– Что ты здесь делаешь?

Я повернулась и увидела Хавьера, который шел ко мне, засунув руки в карманы своих льняных брюк. Я покинула его всего несколько часов назад и вышла посидеть на каменной скамейке у пруда с рыбами кои.

– Кормлю рыбок, – сказала я ему, поднимая несколько кусочков хлеба, которые взяла на кухне.

Он остановился позади меня и задумчиво смотрел на лотосы. Ветер трепал несколько прядей его лохматых волос, солнце подчеркивало золото в его глазах. В такие моменты я могла притвориться, что живу здесь и что за пределами красоты и цветения нет ужасного мира.

Он посмотрел на хлеб и провел рукой по своей сильной челюсти, забавляясь.

– Ты же понимаешь, что рыбам кои нужен особый корм.

Я пожала плечами.

– Думала, что они как твои свиньи и едят все, что угодно.

На днях он повел меня по тропинке, которая проходила через насаждения деревьев на краю двора, и мы оказались на ферме. Он показал мне своих свиней. Я узнала, как избавились от тела Франко.

Он сел рядом со мной.

– Не совсем.

Где-то за цветами садовник Карлос, приятный малый, завел свою газонокосилку. Звук был таким загадочным. Он напомнил мне о следах пригорода и нормальной жизни, которые я обычно видела, когда ехала в Кабо-Сан-Лукас.

Я взглянула на Хавьера и подумала, не кажется ли ему странным, что его жизнь выглядит нормальной и спокойной, хотя на самом деле это не так. Я подумала, не он ли так все устроил, чтобы сохранить всю эту красоту и элегантность вокруг себя, чтобы уравновесить все плохое. Я задавалась вопросом, пытался ли он когда-нибудь сделать это место еще более домашним, чем оно было, мечтал ли он когда-нибудь о жене, о детях.

– Так что же произошло между тобой и Элли?

Он застыл на мгновение, прежде чем его взгляд резко остановился на мне.

– Откуда это взялось?

– Не знаю. Мне любопытно.

Его глаза подозрительно сузились, и он поерзал на своем месте.

– Почему ты так сосредоточена на моем прошлом?

– Потому что прошлое делает тебя тем, кто ты есть. Я хочу знать, почему ты такой.

– Такой? – повторил он с язвительной улыбкой. – Луиза, мне не хотелось бы тебя разочаровывать, но я всегда был таким.

– Тогда что случилось? Развлеки меня.

Он сцепил руки вместе, его часы брякнули.

– В двух словах, – сказал он с прерывистым вздохом. – Я пытался помочь ей отомстить. Я также пытался показать ей, кем она была на самом деле, или кем я ее считал. В конце концов, моя помощь ничего не дала. Она изменилась. Играла со мной. Бросила меня под автобус, чтобы быть с другим мужчиной, каким-то тупым ублюдком, и смеялась, пока меня увозили. Уверен, она знала, что я попал в тюрьму. Уверен, что это только укрепило ее решение быть хорошей. Это была вся благодарность, которую я получил за попытку помочь, – он покачал головой, в его глазах кипел гнев. – Люди такие чертовски неблагодарные.

– Значит, она разбила тебе сердце.

Он бросил на меня косой взгляд.

– Не принимай разбитую гордость за разбитое сердце. Ни один человек не хочет выглядеть дураком. Из-за нее я потерял почти все, и мне потребовались годы, чтобы все вернуть. Это не то, что можно забыть в одночасье.

Теперь я понимала, к чему этот щит.

Несколько мгновений пролетели незаметно. Одна бело-оранжевая рыба сделала несколько кругов вокруг пруда, с надеждой глядя на меня при каждом приближении. Я думала о словах Хавьера, о том, что он увидел в Элли что-то такое, что хотел в ней пробудить. Ее истинную сущность.

Наконец я посмотрела на Хавьера и робко спросила:

– Ты поможешь мне?

Он выразительно нахмурил брови.

– Помочь в чем?

– Помочь мне увидеть, кто я на самом деле.

Он ухмыльнулся.

– Думаю, ты уже это понимаешь. По одному дню за раз.

– Но послезавтра больше не будет никаких дней, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно ровнее.

Напряжение прорвалось на поверхность в выражении его лица, но он тут же убрал это.

– Думаю, ты права. Так что же нам делать?

«Что-нибудь‎ », – кричала я в своей голове. – «Что угодно! »

Я проглотила свои мысли, чтобы они не посмели сорваться с моих губ.

– Не знаю.

Он посмотрел на Карлоса, который сейчас косил за цветущим кустом, затем снова на меня.

– Ты знаешь, – сказал он, его пьянящий взгляд скользнул к моим губам. – То, что мы всегда делали.

Он потянулся к моему плечу и указательным пальцем снял бретельку моего платья. Его глаза остановились на моих, когда он осторожно откинул меня назад, чтобы я легла на скамейку. В мгновение ока его брюки были расстегнуты, мое нижнее белье отброшено в сторону, а моя нога уперлась в его плечо. Он вошел в меня средь бела дня, в то время как газонокосилка жужжала на заднем плане, а цветы благоухали в воздухе своим нежным ароматом.

Несмотря на то, что я чувствовала себя полностью открытой для живого, дышащего мира, который кружился вокруг нас, я была абсолютно пленена тем, что было между нами. Когда я кончила, впиваясь ногтями в его спину и в льняные нити его рубашки, я держалась не только за него, я держалась за день, момент, секунду.

Время, когда я была королевой.

И где я была свободна.

 

Глава 19

 

Хавьер

 

Луиза разбудила меня глубокой ночью, всего за несколько часов до рассвета, до того, как наступит день и мне позвонит Сальвадор.

Как обычно, она разбудила меня самым изысканным образом – ее обнаженное тело прижалось к моему, руки в моих волосах, губы на моей груди.

– Который час? – простонал я, как от недостатка сна, так и от того, как она прижалась к моему члену.

– Разве это имеет значение? – мягко спросила она.

Я открыл глаза и разглядел ее черты в темноте.

– Нет, не имеет. Не тогда, когда ты такая.

Ее жемчужные зубы сверкнули в великолепной улыбке.

– Хорошо, – сказала она и провела пальцами по моему лицу, моя улыбка медленно исчезла. Мне даже не нужно было спрашивать, почему. Я знал, почему. Знал, что будет дальше. Я делал все возможное, чтобы уберечь свой разум от невозможного выбора, который мне придется сделать через несколько часов. – Хавьер, – прошептала она, мое имя прозвучало как рай, – что ты собираешься со мной сделать?

Я сжал челюсть, пытаясь держать себя в руках.

– Не спрашивай меня об этом.

– Но ты должен знать.

– Но я не знаю, – резко прошептал я. – Я узнаю, когда придет время.

– Ты обещаешь, что будешь тем, кто застрелит меня? Как ты и сказал.

– Я никогда не говорил, что сделаю это.

– Ты обещаешь? – повторила она, снова запустив руки в мои волосы.

– Нет, – сказал я ей. И я сказал правду. – Я не буду стрелять в тебя. Не причиню тебе вреда. Я не убью тебя. Тебе стало легче?

Она покачала головой, и я увидел, как увлажнились ее глаза. Слезинка упала мне на грудь, и пустота внутри меня увеличилась.

– Мне не легче, потому что я знаю, что это сделают другие. Сальвадор не захочет меня.

Я схватил ее за плечи и встряхнул.

– Мы этого не знаем! – шипел я.

– И что с того, если он захочет! Ты сможешь отпустить меня? Сможешь смотреть, как я возвращаюсь к нему, чтобы снова стать его женой? – она прижала пальцы к пятну от слезы на моей груди и сердитыми кругами провела ими вокруг моего сердца. – Это то, на что ты по-прежнему способен?

Да. Я должен быть способен.

– Луиза, – осторожно сказал я, глядя в ее блестящие, отчаянные глаза. – Ты не можешь спасти меня.

Она улыбнулась, выпустив едкий смешок.

– Я не хочу тебя спасать, – сказала она, приблизив свое лицо к моему. – Я хочу присоединиться к тебе.

Я уставился на нее, совершенно ошеломленный ее словами. Даже несмотря на все, чем я был, она не хотела изменить меня, не хотела спасти меня. Возможно, это было потому, что меня уже невозможно было спасти. В любом случае, она увидела, кто я и всю мою грязь, и захотела обваляться в ней вместе со мной.

Она стала равной мне.

А утром она станет никем.

 

– Он сказал, когда позвонит? – спросил Эсте с ноткой раздражения.

Я даже не смог ему ответить. Мой взгляд был устремлен на новый раскладной телефон, лежащий передо мной на столе. Это была точно такая же сцена, как и неделю назад, за исключением одного отличия. Эсте был прав. Луиза скомпрометировала меня.

Это не означало, что я не собираюсь делать то, что мне нужно. Но это означало, что, хотя внешне я выглядел раздраженным, внутри я был раздавлен.

– Ну, Хавьер дал ему ровно неделю, – спокойно сказал Доктор. Он поправил шляпу на голове. – Я полагаю, Сальвадор может воспринять его буквально или нет.

– Если буквально, то он уже опоздал, – сказал Эсте. Я чувствовал на себе его взгляд. – Ты уверен, что Хуанито достаточно хороший охранник, Хави?

Я кивнул. Они хотели, чтобы Луиза была под охраной, поэтому я отправил Хуанито на эту работу. У этого человека были свои недостатки, но я знал, что он не причинит ей вреда и будет слушаться меня. Такому человеку, как Эсте, не всегда можно было доверять. Мой разум начал размышлять об этом, думая о том, что, возможно, однажды я смогу избавиться от Эсте до того, как он попытается избавиться от меня. Мой разум хотел думать обо всем, кроме того, что должно было произойти.

– Итак, что мы будем делать, если он захочет вернуть ее? – спросил Доктор. – Мы не должны отдавать ее, пока все не будет абсолютно безопасно. Нам нужно доказательство того, что эта транспортная полоса наша. Нам нужны вещественные доказательства, прежде чем мы что-либо предпримем. Это может означать, что придется задержать ее еще на несколько дней. Но я уверен, что Хавьер справится с этим, не так ли, мальчик?

Я едва слышал его. Мои глаза требовали, чтобы телефон зазвонил, чтобы покончить с этой чертовщиной.

И, словно сам Бог был оператором, телефон начал танцевать, вибрируя на столе. Мы все смотрели, затаив дыхание, пока я не схватил трубку.

Я подождал мгновение, то счастливое мгновение, когда все оставалось неизменным, прежде чем открыть его.

– Алло, – сказал я в трубку, чувствуя облегчение от того, как сильно звучит мой голос.

Я почти смог обмануть себя.

– Хавьер Берналь, – сказал Сальвадор, в его голосе звучала фальшивая официальность, – я рад, что ты ждал моего звонка. Я почти забыл об этом. Приятно знать, что ты не забыл.

Я крепко сжал губы, ожидая, что он скажет дальше. Но он этого не сделал.

– Нет, не забыл, – сказал я, обдумывая каждое слово. – Так что ты решил? Ты будешь иметь дело со мной или нет?

Наступила пауза, и на другом конце телефона раздался смех. Он был настолько громким, что я знал, Доктор и Эсте могли его слышать. Они обменялись обеспокоенным взглядом друг с другом.

– Сделка? – выплюнул Сальвадор, когда успокоился. – Что это была за сделка? Полоса Эфедры вместо моей жены? Хавьер, Хавьер, Хавьер. Ты видел мою жену? Ты пробовал мою жену? – его голос стал ниже. – Если ты похож на меня, то так и есть.

«Я совсем не похож на тебя», – с горечью подумал я.

– Но за ее красоту и тело... – продолжал он. – Неужели ты думаешь, что она стоит транспортной полосы? Возможно, ты глупее, чем я думал, – он фыркнул, и моя грудь болезненно сжалась. – В мире полно наивных, безмозглых, беспомощных женщин вроде нее. Я могу подобрать себе другую. На самом деле, я уже подобрал. Несколько. Так что нет, Хавьер, я не буду заключать с тобой сделку, – он сделал паузу. – Отруби ей ее гребаную голову.

Линия оборвалась.

Все внутри меня померкло. Я медленно убрал телефон от уха и уставился на него в своих руках.

Я был неправ. Луиза была права. Сальвадор не хотел ее. Я напрасно похитил ее. И ничего не получил взамен.

Для человека, который так любил трахаться, это казалось вполне подходящим: я по-королевски поимел себя.

– Хавьер, – осторожно спросил Доктор, – что случилось?

Я поднял взгляд, случайно встретившись с глазами Эсте. Он тут же скорчил гримасу, зная, как выглядит провал.

– Дерьмо, – выругался он. – Никакой гребаной сделки.

Доктор издал цокающий звук, наклонившись вперед и уперся локтями в колени.

– Это позор. Настоящий позор. Столько времени мы потратили впустую. И теперь мы выглядим как дураки. Единственный способ оправиться от этого, Хавьер, – он резко произнес мое имя, чтобы я обратил на него внимание, – это показать, что мы не шутим. И я знаю, что ты этого не сделаешь. Посмотри, что случилось с Франко. Никаких пустых угроз, – он поднялся со своего места и с любопытством посмотрел на меня. – Ты знаешь, что мы должны убить ее и сделать это публично.

Я поднял один палец, чтобы заставить его замолчать. Было так трудно думать, когда едва можешь дышать.

– Дайте мне минуту, – смог сказать я.

Мой мозг работал на пределе, пытаясь придумать способ спасти свою гордость, спасти свой картель и одновременно спасти Луизу. Я едва заметил, как Эсте вышел из комнаты.

Но я точно заметил, когда он вернулся.

Я поднял голову и увидел в дверях Луизу, которая выглядела крайне напуганной, а Хуанито и Эсте крепко держали ее с обеих сторон. Ее глаза метнулись к моим, и в тот же миг она поняла, что происходит.

– Мне жаль, – прошептал ей одними губами.

Я не знал, что еще сказать.

– Ах, – сказал Доктор, радостно хлопая в ладоши. – Как раз та женщина, которую мы хотели увидеть. Луиза, у Хавьера есть кое-что очень важное и тревожное, что он хотел бы тебе сказать. Не так ли, Хавьер?

Мне хотелось отрубить ему голову. Мой взгляд прожигал его, но он ничего не замечал. У него было такое выражение лица, мечтательное, тоскливое выражение, которое предшествует пыткам.

Я перевел взгляд на нее.

– Луиза, – хрипло сказал я, – я только что говорил с твоим мужем. Он не хочет заключать сделку. Ты была права. Он хочет, чтобы я отрубил тебе голову.

Полагаю, я мог бы сказать это и более красноречиво.

Ее глаза на мгновение расширились, а затем в них что-то промелькнуло, что-то, что заставило их похолодеть. Она уходила в себя. Я не хотел, чтобы это произошло. Хотел, чтобы она сопротивлялась. Ее борьба придаст мне смелости сделать то же самое.

– Понимаю, – сказала она безучастно. – Иногда ужасно быть правой.

Я кивнул и посмотрел на мужчин.

– Ребята, вы не могли бы нас извинить? Мне нужно побыть с ней наедине.

Доктор сузил глаза.

– Хавьер, ты знаешь, что должен делать то, что правильно для всех нас. Каким бы ужасным это ни было.

– Пожалуйста, уйди, – сказал я, мой голос стал тверже. – Сейчас же.

Хуанито, Эсте и Доктор обменялись обеспокоенными взглядами и неохотно вышли из комнаты. Как только за ними закрылась дверь, я подошел к ней и запер, а затем повернулся, чтобы посмотреть на Луизу.

Мы долго смотрели друг на друга. Нам так много нужно было сказать и в то же время так мало.

– Значит, вот так все и закончится, – сказала она.

Я покачал головой и подошел к ней, взяв ее лицо в свои руки.

– Нет. Это не так. Я не позволю этому случиться, если ты этого не сделаешь. Скажи мне, что ты будешь бороться с этим. Пообещай мне.

Она уставилась на меня с нескрываемой потребностью верить.

– Как я могу бороться?

Я облизал губы и отвел взгляд.

– Не знаю. Картель пострадает, я пострадаю, если мы не выполним обещание. Мы все выполняем то, о чем говорим. Если мы говорим, что убьем тебя, значит, мы должны это сделать.

– Тогда найди кого-нибудь другого, – крикнула она, ее глаза лихорадочно двигались. – Иди в деревню, пойди и найди женщину, проститутку, кого-нибудь, кого угодно, кто похож на меня. Приведи ее сюда, свяжи и сними на пленку. Накрой ее лицо мешком и отруби ей голову на хрен! – Я уткнулся подбородком в свою грудь. Откуда взялась эта жестокая Луиза? Она улыбнулась и встряхнула меня. – Это сработает, – заверила она меня. – Вместо этого убьешь другую женщину.

– Нет, – сказал я, внимательно наблюдая за ней. – Не получится. Они могут потребовать доказательств того, что голова действительно твоя.

– Тогда позволь мне остаться здесь, – сказала она. – Тебе не обязательно убивать меня. Ты можешь сказать им «нет». Ты их босс.

– Я знаю, что босс. Но это не поможет с гордостью, с имиджем.

– К черту твою гордость! – крикнула она, ее лицо исказилось. – Что, черт возьми, она тебе дала?

Она не понимала.

– Она принесла мне все, – сказал я ей.

Луиза сделала обводящий жест по комнате.

– Все эти дорогие вещи, которые ты так любишь, – сказала она с сарказмом. – Все твои гребаные цветы, одежду, деньги и говнюков, которые на тебя работают.

Я потер лицо, пытаясь взять себя в руки, пытаясь вернуть контроль. Мне казалось, что я потерял его много дней назад, где-то глубоко внутри нее. Независимо от того, что выберу, я должен был каким-то образом пострадать.

– Послушай, – осторожно сказал я, медленно встречаясь с ее дикими глазами. – Если ты останешься здесь, пусть даже картель не сможет сохранить лицо, как ты думаешь, что случится с твоими родителями? Если ты убежишь, что, по-твоему, случится с твоими родителями? Если мы убьем какую-нибудь другую женщину и притворимся, что это ты – как ты думаешь, что будет с твоими родителями? – ее лицо осунулось, и я снова сделал шаг к ней. – Ты не мыслишь здраво. Ты рассуждаешь из соображений выживания и инстинкта, и это хорошо, потому что это означает, что ты наконец-то стала эгоистичной. Но у тебя чистое сердце, моя дорогая. Ты не сможешь долго быть эгоисткой. Я не хочу, чтобы ты жила или умирала с таким сожалением на плечах.

Казалось, она задумалась на некоторое время, ее глаза уставились в одну точку на моей рубашке. Я почти видел, как внутри нее вращаются колесики, эта борьба за выживание и борьба за защиту тех, кого она любила.

Надеюсь, что меня в этом списке нет.

Когда она пришла к какому-то выводу, казалось, что на ней лежит вся тяжесть мира. Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала:

– Я должна вернуться к Сальвадору.

Я нахмурился, меня охватила паника.

– Что? Нет.

Она кивнула и вызывающе подняла подбородок.

– Да. Это единственный выход. Я должна вернуться к нему. Должна снова стать его женой. Только так я смогу жить и одновременно поддерживать жизнь моих родителей.

Я схватил ее за руку и сильно сжал, надеясь вложить в нее хоть немного разума.

– Но ты долго не проживешь, – шипел я на нее. – Ты знаешь, что этот человек сделает с тобой. Господи, что будет, когда он увидит мое имя на твоей спине!

– Раньше тебя это не волновало.

– Но теперь волнует! Ты не можешь этого сделать, это верная смерть, черт возьми.

– Я сделаю это, – сказала она, ее голос с каждым мгновением становился все спокойнее, как будто она примирилась с ужасом происходящего. – Ты отпустишь меня. Еще лучше, если ты попросишь кого-нибудь высадить меня в Кулиакане. Я буду бродить по городу, пока кто-нибудь не заметит меня. Весь город знает, кто я, весь город все еще под моей властью. Я расскажу им, что случилось, что я знала, что меня казнят. Скажу им, что сбежала и что пришла умолять мужа принять меня обратно, что он сделал правильный выбор, выбрав свое дело, что нет никаких обид. Я буду унижаться. И чтобы спасти свое лицо, чтобы спасти свою гребаную гордость, он примет меня обратно в свой дом, – она сглотнула. – И я... снова стану его женой. Как и раньше.

Я был зол. Так сильно, что у меня перехватило дыхание. Мне потребовалась вся моя концентрация, чтобы успокоиться, начать вдыхать и выдыхать через нос. Почему она выбрала именно это?

– Луиза, пожалуйста, – сказал я ей, надеясь, что она увидит правду. – Ты умрешь. Он примет тебя из-за гордости, но ты для него – ничто. Ты слышишь меня? Ничто! Ты продержишься неделю или две, а потом он тебя убьет. А до этого, ты знаешь, что он с тобой сделает. Он... – я оборвал себя, не в силах закончить фразу.

Я даже не мог позволить себе думать об этом, но это было там, в моем мозгу. Звук голоса Сальвадора, страх, который я видел в глазах Луизы, жестокость, на которую он доказал, что способен.

– И я справлюсь с ним так же, как справлялась раньше, – сказала она с достоинством. – Это единственный способ. По крайней мере, я могу сказать, что попробовала. Еще один шанс на жизнь, какой бы жалкой она ни была. А ты? Тебе остается только потерять свою драгоценную гордость среди своих подчиненных. Остальной мир может посмеяться над твоей небезупречной безопасностью, но я уверена, что это будет то, что они скоро забудут. Для Мексики твой картель – все еще тот, с кем нужно считаться, и твоя гордость останется нетронутой. А ты, Хавьер Берналь, будешь продолжать в том же духе, что и раньше. Через неделю ты меня и не вспомнишь.

Но она должна была знать, должна была понимать, насколько это тяжело и для меня. А если и понимала, то, возможно, ей было все равно.

– Хорошо, – сказал я, кивнув ей. – Если это то, чего ты хочешь, я могу рассказать план остальным. Им это не понравится, но они не смогут ничего с этим поделать.

– Спасибо, – сказала она.

Она улыбнулась мне с силой миллиона разбитых сердец. Это была самая печальная вещь, которую я когда-либо видел, а я видел много печальных вещей на своем веку, вещей, которые будут преследовать меня до самой могилы.

И тогда я понял, по одной лишь улыбке, что моя Луиза, моя королева, сломила меня.

 

Глава 20

 

Луиза

 

В ту ночь я спала одна. На самом деле, я провела в одиночестве и большую часть дня. После того, как я узнала новости и придумала свой собственный ужасный план, Хавьер рассказал своим помощникам о том, что нам предстоит сделать. Они, как я и предполагала, восприняли это не очень хорошо. Эсте насупился, как плаксивый мальчишка, и даже Хуанито смотрел на Хавьера с пренебрежением. Должна признаться, как бы я ни высмеивала его за глупую гордость, в какой-то момент мне стало его почти жаль.

Доктор, казалось, воспринял это хуже всех. В своей спокойной, циничной, чудовищной манере он ругал Хавьера всеми возможными способами. Он называл его слабым. Мягким. Киской. Он говорил обо мне, как будто меня даже не было в комнате, но эти непристойные оскорбления о том, как хорошо я, должно быть, трахаюсь, ничего не значили. Все, что меня волновало, это воплощение моего плана в жизнь.

И, в конце концов, именно это и произойдет. Хавьер потерял лицо среди своих людей, но они будут защищать картель в целом. Меня отпустят. На следующий день Хуанито отвезет меня в Кулиакан. Я буду выглядеть так, будто только что сбежал откуда-то. У меня будет история, которую нужно рассказать. И тогда я буду надеяться на лучшее.

Я знала, что Хавьер был недоволен моим выбором, я тоже была недовольна. Мне было так страшно, что я оцепенела. Я не позволяла себе думать о том, что со мной может случиться, просто знала, что это должно быть сделано. Мои шансы на выживание были крайне малы. Мои шансы на гнусное издевательство, мучения и пытки были чрезвычайно высоки. В любом случае, меня ждала сильная боль.

Но, как я делала всю неделю, я отодвинула это на второй план. Пыталась насладиться последним днем, проведенным в этом доме, который в лучах умирающего солнца стал золотым, а вовсе не тюрьмой. Мне хотелось, чтобы Хавьер был рядом со мной, но он игнорировал меня, избегал меня. Я знала, что это к лучшему. Знала, что, если буду с ним, в его постели, это сделает уход еще сложнее.

Дело даже не в том, что мы с Хавьером были любовниками. Мы не были ничем таким, что можно было бы объяснить. Те отношения, которые у нас были не поддавались объяснению. Не было никакого смысла в том, чтобы я чувствовала нечто большее, чем просто влечение к такому мужчине, как он, и все же я чувствовала. Я не должна была позволять своим эмоциям оправдывать то, что он сделал, то, каким человеком он был, но, опять же, я это сделала.

Я должна была быть благодарна за то, что он не убил меня, что для него это не было даже вариантом. Неделю назад я была бы уверена, что он отрубит мне голову, причем с ликованием. Теперь он был готов принять удар по своему эго, не только чтобы не убивать меня, но, и чтобы отпустить. Не говоря уже о том, чтобы позволить мне осуществить план, который я, его заложница, инициировала.

И все же, я по-прежнему желала большего. Я хотела, чтобы он попросил меня остаться здесь. Хотела, чтобы он протестовал еще хоть немного. Могли быть и другие способы обойти все это. Он мог бы уехать и увезти моих родителей в безопасное место, а меня оставить здесь, как свою. Я бы с радостью осталась. Возможно, в этом доме не было любви, но это было лучше, чем дом ненависти.

Я не могла найти слов. Не видела смысла. Должно было быть достаточно того, что он, наконец, увидел во мне человека. Просто то, что я была человеком, означало, что я также хотела того, чего не могла иметь.

Его.

На следующее утро, после крепкого сна, меня разбудил стук, Эсте принес мне завтрак. Он был одним из последних людей, которых я хотела видеть.

– Я подумал, что ты заслужила завтрак в постель, поскольку это твой последний прием пищи с нами и все такое, – сказал он, закрывая за собой дверь ногой и ставя поднос на прикроватный столик. Он бросил на меня косой взгляд. – Только потому, что ты уходишь, я могу надеяться, что ты не стукнешь меня по голове миской с фруктами или еще чем-нибудь. – Я не улыбнулась, а просто уставилась на него. – Сегодня без шуток, да? – спросил он, пожав плечами. Он сел на край кровати, и я инстинктивно притянула ноги к себе. – Знаешь, Луиза, я думаю, что мы, возможно, начали не с той ноты. Но я просто хотел, чтобы ты знала: ты мне нравишься.

Я поморщилась.

– Это должно быть чем-то хорошим?

– Это ничего не значит, – сказал Эсте. – Но я понимаю, почему Хавьер так одержим тобой.

– Одержим? – это было новостью для меня.

– Не будь слишком польщена, – сказал он язвительно. – Хавьер легко становится одержимым. Хотя с женщинами это случается нечасто. Учитывая то, как все складывалось для него в прошлом, и его преданность делу создания империи, я удивлен тем, как все обернулось.

– Но ты недоволен этим, – сказала я.

– Да. Я думаю, что он позволил своим чувствам к тебе затуманить его рассудок. Но все могло быть и хуже. – Чувства ко мне? Я хотела попросить его уточнить, рассказать больше. Но понимала, что это чертовски неуместно, учитывая мои ужасные обстоятельства, и внутренне укорила свое сердце за то, что оно даже пропустило удар. Эсте изучал мое лицо. – Просто чтобы ты знала, – сказал он осторожно, со знанием дела, глядя в глаза, – его чувства к тебе означают только то, что он не убьет тебя. Вот и все. Большего ты от него не добьешься. Это все равно, что добывать кровь из камня.

– Знаю, – быстро сказала я. – Никогда не думала иначе.

Он кивнул и похлопал по кровати.

– Хорошо. Ну, я полагаю, мне пора идти. Надеюсь, все это того стоит. Ты могла бы так же легко исчезнуть и получить новую личность, новую жизнь, новое все.

Я покачала головой.

– Не могу так поступить. У меня есть совесть.

– И это будет твоей смертью, – сказал он. – Хуанито приедет за тобой через час. Это долгая дорога, как ты знаешь, – он встал и сделал паузу, как будто что-то вспоминая. – О, и еще раз прости за то, что ударил тебя электрошокером.

Я холодно посмотрела на него.

– Правда? Я все еще думаю о том, чтобы ударить тебя по голове этим подносом, просто так.

Он усмехнулся.

– Я так и думал.

Он открыл дверь.

– Эстебан, – окликнула я его. – Не мог бы ты позвать сюда Хавьера?

Его лицо скривилось в сомнении.

– Я постараюсь.

Дверь закрылась, и я стала ждать. Когда час приблизился, я надела платье и кроссовки – единственные вещи, в которых мне предстояло притвориться, что я сбежала. Больше у меня ничего не было. Ни денег, ни документов, ничего. Я уставилась на свое лицо в зеркало. Мне было интересно, увидит ли Сальвадор ужас в моих глазах и примет ли его за то, где я была, а не за то, куда собиралась. Я надеялась на это.

В конце концов, за пять минут до того, как закончился песок в песочных часах, ко мне пришел Хавьер. Он надел маску элегантности и безразличия, его необычайно красивые черты лица приобрели вид скульптуры. Но я не понимала, что хотел сказать художник: это человек в отрицании? Или человек без души? А может человек, который построит империю и наследие, чья гордость сформировала это? Или вот человек, который впервые в жизни не знает, кто он?

Кем бы ни был человек, стоявший у моей двери, было очевидно, что это было последнее место, где он хотел бы оказаться.

– Ты хотела меня видеть? – сказал он так официально, что это резануло сильнее, чем его лезвие.

– Ты не собирался прийти попрощаться? – спросила я его.

Он остался у двери. Я осталась возле ванной. Никто из нас не двигался.

– Собирался, – сказал он, в его голосе чувствовался вызов. – У двери.

– О, – едко сказала я. – Как любезно и уважительно с твоей стороны.

– Луиза, – предупредил он.

– Значит, после всего, через что ты меня провел, – сказала я, сложив руки, – ты просто вытираешь руки и выталкиваешь меня за дверь.

В его глазах вспыхнуло негодование. Его руки сжимались и разжимались, но ему удалось сохранить голос твердым и ровным.

– Это был твой выбор. Ты выбрала это.

– Потому что это единственный выбор, который у меня есть, – сказала я. – Не так ли? – Наши глаза были устремлены друг на друга. Я хотела, чтобы он подошел ближе. Я хотела увидеть то, чего там не было. – Разве мы не можем вернуться назад во времени? – спросила я, теперь мой голос стал мягче. – Когда я верила, что что-то значу для тебя?

Он сглотнул и отвел взгляд.

– Ты всегда была моей пленницей. Я всегда был тем, кто держал нож.

И снова этот нож вонзился прямо в меня. Я резко вдохнула, желая избавиться от боли.

– Полагаю, я не должна удивляться. Эстебан сказал, что добиться от тебя чувств – все равно, что добывать кровь из камня.

– Эстебан ни черта не знает, – огрызнулся он, глядя на меня. – Какого черта ты хочешь, чтобы я сказал? Ты думаешь, что все, что я скажу, что-то изменит для тебя? Для меня? Для этой гребаной ситуации? А?

– Ты мог бы сказать мне не уходить.

– Я сказал! – закричал он, маршируя через всю комнату. Он схватил меня за плечи, его покрасневшее лицо прижалось к моему. – Я просил тебя не уходить. Говорил тебе, что может быть другой путь. Ты можешь выйти на свободу, уйти от верной смерти. Но ты такая...

– Какая? – спросила я, наблюдая, как его глаза вспыхивают и разгораются. – Кто я?

– Мученица, – сказал он, выплюнув это слово. – Ты носишь свое благородство, как чертову корону. Я так устал от этого, особенно когда знаю, что внутри сильная, непримиримая женщина, которая просто умирает от желания выйти на свободу. Я видел ее. Я трахал ее. Я хочу, чтобы эта женщина победила.

– Этой женщине придется жить с сожалением.

– Эта женщина, – сказал он, встряхнув меня, – будет жива, – его глаза устремились в потолок, пытаясь успокоиться, но, когда он снова посмотрел на меня, огонь все еще был там. Маска сползла. – Я знаю, что ты любишь своих родителей, Луиза. Но стоит ли их безопасность – даже не гарантированная – твоей собственной жизни? Ты действительно думаешь, что твои родители хотели бы, чтобы ты это сделала? Думаешь, они будут этим гордиться? Если они похожи на меня, они будут чертовски злы. Они проживут свою жизнь с сожалением. Это то, что ты хочешь им дать? Мертвую дочь и долбаную жизнь в скорби?

Я была ошеломлена. Он схватил мое лицо обеими руками и уставился на меня с безумной интенсивностью.

– Будь гребаной эгоисткой! Спаси свою собственную жизнь, – он внезапно отпустил меня, повернувшись ко мне спиной, его рука лежала на шее. – Господь свидетель, я не могу спасти ее для тебя.

Я смотрела на его спину, на ее мощь под темным пиджаком, и думала, не устала ли она нести этот мир. Казалось, ему было так легко отдавать приказы, говорить людям, что делать, и никогда не нужно было отдавать ни унции себя.

– Ты дал мне повод бежать, – сказала я ему. – Дай мне причину остаться.

Он сделал паузу и медленно повернулся, чтобы посмотреть на меня.

– Дать тебе причину остаться?

– Да, – сказала я, подойдя к нему и не отводя взгляда.

Его глаза смягчились, всего на мгновение.

– Что я могу сказать, чтобы ты осталась? – спросил он, его голос был едва выше шепота.

– Скажи, что ты любишь меня.

Моя смелость шокировала его больше, чем меня. Он уставился на меня, расстроенный и совершенно сбитый с толку, как будто ничего не понимал.

– Я не могу этого сделать, – сумел сказать он.

Мне нечего было терять.

– Ты не можешь, потому что не хочешь.

Он открыл рот, потом закрыл его. Он слегка покачал головой, а затем сказал, почти с досадой:

– Нет. Потому что я больше не знаю, что это такое.

Я положила руки на его пиджак и провела ими по шелковистым лацканам.

– Ну, – сказала я печально, – это то, что ты чувствуешь к своим костюмам. И твоим деньгам. И твоим особнякам. И всей твоей власти, – я подняла на него глаза. – Кроме того, ты чувствуешь это и ко мне.

В дверь постучали. Я неохотно перевела взгляд с него, с его потерянного и беспомощного взгляда, и увидела Хуанито, стоящего в дверях.

– Очень жаль, босс, – нервно сказал он, стараясь не смотреть на нас. – Но пора идти.

Хавьер кивнул, прочищая горло.

– Она сейчас придет.

Хуанито ушел, и мы снова остались вдвоем, в последний раз.

– Мне жаль, – искренне сказал Хавьер, потянувшись к моему лицу и нежно заправив прядь волос мне за ухо.

Я не была уверена, за что он извиняется – за то, что не любит меня, за то, что Хуанито прервал его, за то, что ему приходится прощаться. Возможно, он просил прощения за тот первый момент, когда решил, что моя жизнь будет стоить транспортной полосы. В конце концов, это не имело значения.

– Мне тоже жаль, – сказала я ему.

Затем отстранилась от его прикосновения и пошла к двери, по коридору и вниз по лестнице, где Хуанито ждал меня в фойе.

Ждал, чтобы отвезти меня домой.

Я не оглядывалась назад. Я держала голову высоко поднятой и уверенно держалась прямо, даже когда Хуанито надел мне на голову мешок, чтобы я все равно не видела, как войти и выйти из этого места.

С его помощью я села во внедорожник, который стоял на улице, и в тысячный раз за этот день сказала себе, что поступаю правильно.

Меня стало беспокоить то, что правильные поступки стали казаться совсем неправильными.

Дорога обратно в Кулиакан была длиннее, чем дорога к Хавьеру. Я не была уверена, были ли это горные дороги, или вождение Хуанито, или тот факт, что с каждой последующей милей мои вены наполнялись ледяным страхом. То, что я не могла видеть, не помогало, но через несколько часов Хуанито наклонился и стянул мешок с моей головы.

Я прищурилась в полуденном свете. Должно быть, мы были достаточно далеко от Хавьера, чтобы не имело значения, что я вижу. Думаю, я не могла винить их за то, что они подумали, что я могла выдать их местонахождение. Эта мысль заставила меня задуматься о том, что, возможно, Сальвадор решит, что я сама была крысой.

Но если я войду в его двери – если я вообще зайду так далеко – я уже никогда их не покину. Перешла ли я на другую сторону или нет, не имело значения. Я знала, что умру в этой позолоченной клетке.

Ночь только наступала, небо превратилось в яркое сочетание фиолетового и оранжевого оттенков, от которых у меня болела душа, когда Хуанито остановил машину на обочине шоссе. Он заглушил двигатель и выжидающе посмотрел на меня.

– Что ж, – сказал он.

– Что ж, – сказала я в ответ.

– Вот здесь ты сойдешь, – он кивнул на пыльную обочину, усеянную мусором.

– Но мы даже не рядом с городом, – запротестовала я. – На знаке было написано, что у нас есть еще два часа или около того.

– Верно, – сказал он. – Но мой приказ был высадить тебя здесь. Как ты попадешь в город – это твоя забота. Скоро начнутся контрольно-пропускные пункты, все под руководством картеля твоего мужа. Они будут осматривать каждую машину. Я не могу рисковать, если меня увидят с тобой.

– И что же мне тогда делать?

– Автостоп, – сказал он.

– Но это так небезопасно, – сказала я. – На меня могут напасть или изнасиловать.

Он меланхолично улыбнулся.

– А что, по-твоему, с тобой случится, когда ты вернешься к мужу?

Я вздрогнула. Правда ужалила.

– Ты становишься бессердечным, как и они, – предупредила я его.

– Профессиональный риск, я полагаю, – сказал он. – Это может спасти тебе жизнь, если ты станешь такой же.

При этом он кивнул на дверь, желая, чтобы я покинула его. Я со вздохом согласилась и вышла. Хотя я сказала Хавьеру, что хочу, чтобы мне связали запястья, он заверил меня, что в этом нет необходимости, чтобы все выглядело так, будто я сбежала. Я была благодарна ему за это. Мне нужна была каждая унция силы, которую могла получить, даже если это была всего лишь иллюзия.

Как только мои ноги коснулись земли, Хуанито отъехал в сторону. Я следила за его красными фарами, пока он не сделал разворот в нескольких метрах от меня.

Затем он с ревом пронесся мимо меня, направляясь обратно к Хавьеру, обратно в безопасность.

Никогда в жизни так не завидовала.

Я стояла там долгое время, просто черная фигура на фоне темнеющего неба, проезжающие безымянные машины с их ослепительными огнями, мои волосы и платье развевались вокруг меня вслед за ними. Только когда я набралась смелости и вытянула большой палец, одна машина в конце концов остановилась.

К моему огромному облегчению, за рулем оказалась женщина средних лет. Я села в машину и молчала, пока она ругала меня за то, что я оказалась на шоссе. Я не стала объяснять ей, почему я там оказалась – оставила это на потом – и отвернула от нее лицо, чтобы она не увидела поблекшие желтые и синие синяки, которые все еще окрашивали мою кожу после нападения Франко.

Она составила хорошую компанию, рассказывая о своем недавно родившемся внуке и о том, как скандально, что он еще не крещен, и как все соседи сплетничали. Я задумалась, каково это – жить абсолютно нормальной жизнью. Влюбляться, жениться, иметь детей и внуков.

Ездить в супермаркет, пить растворимый кофе, смотреть дневное телевидение, ходить в церковь и принимать каждый гребаный день как должное.

Из-за ее нормальности мы промчались мимо единственного контрольно-пропускного пункта. Вооруженные люди даже не остановили нас. Мы просто продолжали ехать, их глаза были устремлены только на таких людей, как Хуанито.

Когда мы наконец приехали в город, и я попросила ее высадить меня на одной из оживленных площадей, я сказала ей, что ей повезло, что у нее есть все, что она имеет. Она лишь недоверчиво посмотрела на меня. Затем я поблагодарила ее и вышла из машины. Она уехала, покачивая головой и разговаривая сама с собой, а я задумалась о том, буду ли я утром новостью, будет ли она листать свою утреннюю газету и поймет ли, кого она подвезла.

Теперь настало время сыграть свою роль, роль меня из другой реальности, реальности, где Хавьер был жестоким похитителем. Я закрыла глаза, впуская в себя другую личность: испуганную, испытывающую облегчение, ликующую по поводу побега. Я оглядела площадь в поисках кого-нибудь, кто знал бы, кто я такая, кто услышал бы подпольный говорок картеля Синалоа, кто выслушал бы мою историю.

Я нашла музыканта – исполнителя нарко-корридо, который сидел у фонтана и играл на аккордеоне баллады об убийствах. Мужчина с зачесанными назад волосами и проникновенным голосом посмотрел на меня, когда я обняла его, дрожа от волнения, и сразу понял, кто я такая. Я была уверена, что он спел много песен о женах наркоманов. Возможно, даже одну специально для меня.

«Спой мне песню о Луизе, о той, которую похитили, о той, которую не хотели возвращать. О той, которая обрела свободу в постели другого мужчины».

Прошло совсем немного времени, прежде чем меня завернули в одеяло и проводили в полицейскую машину, мигающие огни которой освещали площадь красным и синим. Несколько зрителей наблюдали за происходящим, держа телефоны с камерами наготове, фиксируя мое очевидное спасение так же, как они фиксировали убийства, которыми был усеян город.

Когда я оказалась в машине, офицеры были очень вежливы, меня повезли в другом направлении, чем я думала. Потом я поняла, что после моего похищения, Сальвадор, должно быть, оставил свой старый особняк ради безопасности.

Для меня не было никакой разницы, все они таили в себе одни и те же ужасы.

Вскоре мы проезжали мимо контрольно-пропускных пунктов – некоторые из них обслуживались другими полицейскими, некоторые – людьми в черных лыжных масках и с автоматами – а затем через тщательно охраняемые ворота нового дворца моего мужа.

Как только мы остановились, полицейские вывели меня из внедорожника и провели прямо по полированным ступеням парадной двери Сальвадора. Один из офицеров постучал, но дверь уже открывалась, медленно, зловеще, как в страшном фильме.

Сальвадор стоял по другую сторону, освещенный из фойе, его уродливое лицо отбрасывало зловещую тень. Он погладил свои усы и улыбнулся мне такой улыбкой, которую постыдился бы носить даже крокодил.

– Луиза, моя принцесса, – хитро сказал он, протягивая мне руку. – Добро пожаловать домой.

Я смотрела на полицейских, думая, хватит ли у меня сил повернуть назад, бежать, умолять их о помощи. Но они получали большие деньги от моего мужа, и их работа подразумевала безразличие ко всему, кроме денег. От них не было бы помощи. Не будет помощи ни от кого.

Я была предоставлена сама себе.

Одарив Сальвадора жесткой улыбкой, я вошла в дом.

Он медленно закрыл за собой дверь и бросил на меня хитрый взгляд через плечо.

– Это застало меня врасплох. Должен сказать, что я не ожидал увидеть тебя снова.

– Знаю, – сказала я, изображая испуганную, но сочувствующую жену. – И понимаю. Когда я увидела, что у меня есть шанс сбежать, то воспользовалась им. Ты будешь шокирован тем, насколько незрелы люди Хавьера. Они совсем не похожи на твоих.

Он слегка улыбнулся моему комплименту.

– Удивлен, что ты вернулась сюда.

– Ты мой муж, – сказала я ему, надеясь, что он купился на искренность. – Куда бы я еще пошла?

Он изучал меня с минуту, его челюсть ходила туда-сюда.

– Думаю, ты права, – он сделал большой шаг ко мне, его ковбойские сапоги гулко стучали по полу. – Жаль, что скоро ты пожалеешь, что так поступила. – Мое лицо осунулось. А его озарилось. – Иногда, – продолжил он, – ты не знаешь, что у тебя есть, пока это не исчезнет, – он усмехнулся про себя. – Я понял, то, что у меня было, даже не стоит того, чтобы за это торговаться, – он пожал плечами и дернул подбородком, оглядывая мое тело с ног до головы. – Но это не значит, что ты совсем ничего не стоишь. Встань на колени. – Я открыла рот в знак протеста и чуть не сказала то, о чем потом пожалею. Разговаривать с Хавьером в ответ стало плохой привычкой, которую он поощрял. – Я сказал, на колени, дрянь! – заорал на меня Сальвадор.

Он схватил меня за волосы и повалил на пол, причем основную тяжесть падения приняли на себя мои колени. Я слышала, как опускается его молния, но не могла заставить себя поднять глаза.

Он заставил меня посмотреть. Он сжал в кулак волосы на моей макушке и дернул за них вверх, мои нервные окончания взорвались от боли. Я посмотрела мимо его тошнотворного члена прямо на его лицо. Оно было воплощением зла. Он покачал головой, прищелкивая языком.

– Ты колебалась, Луиза, а женщина никогда не колеблется. Похоже, мне придется учить тебя заново.

В следующее мгновение я поняла, что его колено направилось к моему лицу. Вспышка боли и все вокруг потемнело.

 

Глава 21

 

Хавьер

 

Говорят, если ты что-то любишь, отпусти это. Всегда думал, что лучше просто пристрелить эту чертову штуку, чтобы она никуда не делась.

Но теперь я понимал. Теперь, когда у меня не было выбора.

Наверное, я мог бы что-то сказать. Мог бы сказать Луизе то, что она хотела услышать. Но это была бы ложь. Я не любил ее. Не мог. Это было то, что больше не соответствовало тому человеку, которым я стал. Этому не было места в моей жизни, это не вписывалось, это не работало. Любовь не строит империи, она их разрушает.

То, что я чувствовал к Луизе, не было любовью. Но это было любопытно. Это было что-то, по крайней мере. Оно было глубоким и распространялось, как рак. Но вместо того, чтобы приносить только боль, она приносила пользу в своей болезни. Ее губы успокаивали меня, ее сердце бросало мне вызов, ее глаза заставляли меня проливать кровь. На моей кровати мы изгоняли бесов. Она принесла мне мир. Я принес ей огонь. Теперь пламя погасло навсегда, а внутри меня бушевала война.

Целую неделю я притворялся, что ничего не произошло. Притворялся, что ничто не пожирает меня изнутри. Носил маску каждый день. Я работал с Эсте над нашими следующими целями, над нашей следующей задачей в этой игре. Поездка в Веракрус становилась все более возможной. Но этот город больше не будил страх в моем сердце, не играл на плохих воспоминаниях. Эти воспоминания больше ничего не значили для меня. В глубине души бушевало нечто гораздо более страшное.

Однажды ночью я проснулся от кошмара. Кажется, он был таким же, как и предыдущий: мы с отцом ловили рыбу, Луиза была на крючке. Это было трудно вспомнить, сон рассыпался на фрагменты, как только я проснулся. Но чувство было там. Невообразимый страх. Это проявлялась болезнь. Это была война. Вот что случилось со мной, когда у меня больше не было ее, чтобы успокоить меня.

И тогда я с уверенностью понял, что все это время был трусом. Лежал в своей постели, в безопасности и комфорте в той жизни, которую я создал для себя. Мне ничего не было нужно.

И все же она, она была с Сальвадором. Она была там уже неделю, и я не мог представить ее состояние, если она вообще еще жива.

Я не стал засыпать. Несмотря на то, что была глубокая ночь, я накинул халат и вышел из дома. Пошел посидеть у пруда кои, где в лунном свете призрачно виднелись цветки лотоса. Я любовался их белой чистотой, пока не взошло солнце. Тогда, в лучах рассвета, я увидел все более ясно. Цветы были великолепны, но они не были такими, как говорил китайский ученый. На их поверхности были изъяны. Были пятна. Их красота заключалась не в том, что они были незапятнанными, их красота заключалась в их стойкости. Они величественно вырастали из грязи.

Даже если моя королева красоты была уже мертва, я знал, что должен сделать. Мои действия повлекут за собой страшные последствия, но они уже были. Какая разница, если я подниму еще немного проблем? В данный момент от меня этого вполне можно было ожидать.

Позже в тот же день я сказал свои людям, что уезжаю в командировку в Кабо-Сан-Лукас. Эсте, будучи моей правой рукой и все такое, настоял на том, чтобы поехать со мной, но я сказал ему, что должен сделать это один. Я буду в безопасности и не задержусь надолго – два-три дня, не больше. И если я встречу не тех людей в неподходящее время, то все будет кончено. Не было сомнений, что Эсте в любом случае придет и заменит меня.

Я нервничал во время полетов. Это было быстрое путешествие над водой, но все равно потребовалось много самообладания, чтобы не выпить весь алкоголь, доступный в первом классе. В ряду напротив меня сидел мужчина, который уставился на меня так, как будто мог меня узнать. Я лишь улыбнулся в ответ. Хотя это было рискованно, я также знал, что большинство людей никогда ничего не сделают и не скажут мне. Кроме того, мое лицо могло появиться то тут, то там раз или два, но Сальвадор был прав – я не был ни у кого на радаре.

Хотя аэропорт находился ближе к Сан-Хосе-дель-Кабо, чем к Сан-Лукасу, это не было моей первой остановкой. Я не лгал Эсте, когда говорил, что у меня есть дела, которые нужно решить. На этот раз я не собирался отдавать приказ и смотреть, как кто-то другой его выполняет. Я собирался испачкать свои руки очень, очень сильно.

Все это было ради нее.

И чем больше я делал для нее, тем грязнее становился.

Оказавшись в Кабо, долго гулял по городу. Я не был здесь очень давно и был потрясен, увидев, как сильно он изменился. То, что когда-то было небольшой пристанью для яхт, теперь было забито яхтами стоимостью в миллион долларов. Круизные лайнеры болтались в море, а пьяные подростки на гидроциклах делали круги в лазурном прибое. На пляжах звучала танцевальная музыка, и диджеи объявляли ежечасные боди-шоты. В популярных барах звучали хиты «Top-40» и песни популярных знаменитостей.

У города не было души. Возможно, это было хорошо для туристов – действительно, это было прекрасно для экономики Мексики, как и мои наркотики. Но я никогда не смог бы жить в месте, которое обслуживает их. Конечно, город был безопасным, и нарковойны не засоряли улицы. Но где была настоящая Мексика? Где под гламуром скрывалась суровость? Где гордые цветы, поднимающиеся из грязи?

Я провел большую часть дня, гуляя по городу и рассматривая все вокруг. Несмотря на все мои опасения по поводу курортного города, я все равно получал удовольствие. Я был туристом, просто рассматривающим все достопримечательности. Был человеком, который просто искал бар, место, где можно выпить.

И вот я нашел его. Он был едва отличим от всех остальных туристических ловушек.

«Коктейли Кабо».

Я вошел и сел за барную стойку. Несмотря на то, что был жаркий солнечный день и время близилось к трем часам, бар был довольно пуст. В другом конце бара сидел пожилой мужчина, потягивающий пиво, и пара в кабинке. На этом все.

Барменша, симпатичная девушка со светлыми волосами, быстро обслужила меня.

– Джин с тоником, – сказал я ей. – Идеально для такого дня, как сегодня, – я улыбнулся ей улыбкой, которая, как я знал, может снять трусики.

Она улыбнулась в ответ, но я мог сказать, что не произвел на нее никакого эффекта. Вероятно, она была увлечена женщинами.

– Нет проблем, – сказала она и принялась за работу.

– Как тебя зовут? – спросил я, пока она доставала банку с тонизирующей водой.

– Камила, – ответила она, и в ее голосе прозвучала нотка, которая говорила, что не стоит беспокоиться о том, чтобы узнать больше, чем ее имя.

Но мне было не до нее.

Я подождал, пока она подаст мне напиток и назовет цену, а затем спросил то, что действительно хотел знать.

– Камила, я хотел бы узнать, можешь ли ты мне помочь, – сказал я, снова улыбаясь. – Понимаешь, есть одна девушка, которая раньше здесь работала. – Ее глаза расширились. Я не был уверен, что именно подсказало ей, что я говорю о Луизе, возможно, дело было в моем строгом костюме, а может быть, она была на уме у Камилы. – И я очень беспокоюсь о ней, – продолжил я. – Луиза – это ее имя. Ты недавно не разговаривала с ней?

Она покачала головой, ее глаза метались по бару.

– Нет.

– Но она работала здесь...

Она кивнула. Посмотрела на старика в конце бара. Я пренебрежительно махнул на него рукой.

– Не беспокойся о нем. У меня всего несколько вопросов, и я не буду тебе мешать.

– Кто вы? – спросила она.

– Я друг, – сказал я ей. – Один из немногих, кто у нее есть в эти дни. Значит, ты не видела ее здесь? Она тебе не звонила?

– Нет. Нет, я не видела и не разговаривала с ней с момента ее свадьбы.

– С Сальвадором Рейесом.

Она сглотнула.

– Да. Скажите, с ней все в порядке?

– Я очень надеюсь на это, – сказал я. Но действительно сомневаюсь в этом. Опрокинув в себя остатки напитка, я почувствовал, что сразу посвежел и набрался сил, и протянул ей деньги. – Еще кое–что.

– Что? – спросила она, к ее опасениям примешивалось нетерпение.

Я мог сказать, что она была жесткой девушкой. Неудивительно, что Луиза и она были друзьями.

– Менеджер здесь? Я бы хотел задать ему несколько вопросов о ней.

Она кивнула и покачала головой в сторону коридора.

– Бруно. Он в своем кабинете, я думаю. Он приходит и уходит.

Я ухмыльнулся ей.

– Отлично.

Подождав, пока она уйдет, чтобы позаботиться о паре в кабинке, я подошел к бару и взял нож, которым она резала лайм для моего напитка.

Заметил, что мужчина в конце бара наблюдает за мной с легким интересом, который бывает только у утомленных стариков. Я показал ему лезвие и улыбнулся. Он пожал плечами и вернулся к своему пиву.

Убедившись, что нож спрятан от посторонних глаз, я пошел по коридору и остановился перед дверью с надписью «Бруно Корчадо». Я взял нож в руку, слегка липкую от сока лайма. Было бы лучше, если бы у меня был свой собственный, но служба безопасности самолета не позволила бы мне лететь с ним в багажнике или в ручной клади. Ублюдки.

Я решил не стучать. Приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.

– Камила, – раздраженно пробурчал мужчина, пока не поднял голову и не увидел меня.

Его раздражение усилилось. Очевидно, он понятия не имел, кто я такой. Хорошо.

Я закрыл за собой дверь.

– Бруно Корчадо?

– Кто ты, бл*ть, такой?

Я пожал плечами.

– Я могу быть клиентом, пришедшим с жалобой. Ты со всеми своими клиентами так разговариваешь?

Он уставился на меня. Это было жалко.

– Вижу, что это не так. Что тебе нужно?

– Хотел задать тебе несколько вопросов о твоей бывшей сотруднице, Луизе Чавес.

Он ухмыльнулся и закатил глаза.

– Разве ты не слышал? Теперь она Луиза Рейес.

– Правда?

– Эта сучка вышла замуж за наркобарона, – сказал он, – Сальвадора Рейеса.

Я втянул воздух.

– Понятно. Что ж, хорошо для нее.

Он поковырял в носу, а затем вытер под столом. Мои губы сморщились от отвращения.

– Она жаждала денег, – сообщил он мне, как будто я вдруг стал его другом. – Она всегда приходила сюда и просила денег. Говорила, что это для ее родителей. Готов поспорить, что так оно и было. Но я не знаю, на что, черт возьми, она тратила свои деньги. Не на мужчин. Может быть, ей нравились женщины, – он бросил на меня знающий взгляд. – Она всегда была такой ханжой. Но это не значит, что я не развлекался с ней, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал я, изо всех сил стараясь сохранить ровный голос.

Бруно все равно что-то уловил.

– О, черт, – сказал он, выпрямляясь на своем стуле. – Ты же не ее родственник или что-то в этом роде?

Я покачал головой.

– Нет. Хотя она носит мое имя. – Он нахмурился. Я почти слышал, как в его голове вращаются ржавые шестеренки. – Оно у нее на спине, – сказал я ему. – Там, где я его вырезал.

Прежде чем паника успела полностью отразиться на лице Бруно, я стремительно выхватил нож. Я целился в верхнюю часть его шеи, но попал прямо в горло.

Достаточно хорошо.

Он задыхался, хрипло хватая воздух, но воздух не шел. Он схватился руками за горло, пытаясь вытащить лезвие, когда кровь начала стекать по его груди, но он был уже слишком слаб, чтобы схватиться за рукоятку. Он начал опрокидываться, падая на пол. Я оказался рядом с ним раньше, чем он успел.

Схватил его за жирные волосы, удерживая его за них.

– Нет, нет, нет, – сказала я тихо, стараясь смотреть ему прямо в глаза, – это еще не конец. – Я схватил нож и быстро выдернул его. Теперь кровь хлынула из раны, заливая его в считанные секунды. Но каким бы прекрасным ни было это зрелище, я должен был быть осторожен, чтобы не заляпать свой костюм. Крепко держа его за волосы, я наклонился и прошептал ему на ухо, держа лезвие у его окровавленного горла. – Знаешь, все те вещи, которые ты пытался сделать с Луизой, – сказал я. – Ну, я сделал их. Делал их снова и снова, и ей это нравилось. Может быть, потому что я один из немногих мужчин, кто видел в ней королеву. Ты видишь в ней только ее красоту. Я же вижу ее такой, какая она есть, запятнанной и все такое, – я сильнее вдавил лезвие. – А тебя я вижу таким, какой ты есть, – мерзким мешком дерьма.

Я медленно, целенаправленно начал вводить лезвие в его горло. Он корчился, брыкался и боролся со мной, но в его нынешнем состоянии я был сильнее. Его воля к жизни была жалкой, как и он сам.

В конце концов, он перестал брыкаться. Я продолжал резать. Когда наконец закончил, я был весь в поту, и только несколько капель крови было на моих ботинках и брюках. Они сошли бы при хорошей стирке.

Я положил его голову в мусор и вытащил пакет, сделав узел на конце. Я надеялся, что он не протечет. Затем оглядел офис. До моего прихода здесь царил беспорядок: кипы бумаг и пустые пивные бутылки были разбросаны повсюду. Добавление крови и безголового трупа было едва заметным.

Я открыл замок на двери и быстро вышел, закрыв ее за собой. Камилы поблизости не было видно, что было очень жаль. Если бы она спросила меня, что случилось, я бы сказал ей, что у Бруно болит голова и он не хочет, чтобы его беспокоили. Это была бы такая хорошая фраза.

Вскоре я вышел из бара и снова зашагал по улице к своей арендованной машине с мешком мусора на плече. Моя первая задача была выполнена. Теперь нужно было заняться второй.

У меня было предчувствие, что это будет гораздо труднее.

 

– Извините, – спросил я женщину в фартуке, которая подошла к двери. – А Ракель и Арманд Чавес живут здесь?

Женщина на мгновение уставилась на меня, медленно вытирая руки о фартук. Я оставил голову Бруно в холодильнике со льдом в багажнике, поэтому не должно было быть ничего необычного в нарядно одетом мужчине, стоящем на ступеньках.

– Да, они живут здесь. Кто спрашивает?

Я выдохнул с тихим облегчением. Значит, Сальвадор еще не убил их, а это означало, что Луиза, скорее всего, еще жива.

– Я друг их дочери, – сказала я ей, улыбаясь как можно искреннее. – Не могли бы вы передать Ракель, что я хочу поговорить с ней? Боюсь, это очень важно.

Она снова изучила меня. У меня было ощущение, что Луиза лично наняла эту женщину. Она была дерзкой и подозрительной, именно такой, какую она хотела бы видеть для защиты своих родителей. Если мои инстинкты были верны, у нее, вероятно, был пистолет, и она знала, как им пользоваться.

– Как Вас зовут? – спросила она.

– Хавьер, – сказал я ей.

– Фамилии нет?

– Гарсия.

– Хорошо, Хавьер Гарсия, – сказала она, – я пойду позову Ракель. Пожалуйста, оставайтесь здесь.

Дверь захлопнулась перед моим носом.

Я пожал плечами и сел на скамейку рядом с ухоженным розовым садом. Любовался цветами, ожидая, когда дверь снова откроется.

Когда она открылась, я повернулся на своем месте и увидел, что там стоит красивая, элегантная, пожилая женщина. Ее взгляд был устремлен на меня, хотя я знал, что она слепа.

– Ты хочешь поговорить со мной о Луизе? – спросила она. Я увидел, что сиделка стоит прямо за ней. Я начал подниматься, но Ракель быстро сказала: – Оставайся на месте. Не вставай. Друг моей дочери – мой друг.

Очень надеялся, что она не говорила этого о Сальвадоре.

– У вас потрясающие органы чувств, миссис Чавес, – сказал я ей, когда она спустилась с двух ступенек и пошла по дорожке ко мне, двигаясь грациозно и уверенно, не нуждаясь ни в какой помощи.

Она улыбнулась, и я увидел Луизу в ее лице. Это сделало забавные вещи с моим нутром, разъедая его печалью.

– Спасибо, – сказала она, – но для меня это просто жизнь. Она не должна быть тяжелой.

– Нет, – сказал я, – думаю, не с этой точки зрения. У вас прекрасный новый дом, – мой взгляд скользнул к сиделке, которая теперь прислонилась к дверному проему, открыто наблюдая за нами. – И очень бдительная помощница.

– А, это просто Пенелопа, – сказала она, отмахиваясь от нее. – Возвращайся в дом, Пенелопа, со мной все будет в порядке. Этот человек не причинит мне вреда.

Пенелопа неохотно выполнила просьбу, но даже при этом я видел, как двигались жалюзи, и знал, что она шпионит через окно.

– Она очень параноидальна, – заметил я, повернувшись к Ракель. – Есть ли для этого причина?

Она слабо улыбнулась.

– Да.

Но больше она ничего не сказала.

Не хотел делать Ракель параноиком, но я должен был спросить:

– Почему Вы так уверены, что я не причиню вам вреда?

Она села рядом со мной и сложила руки на коленях.

– Ты умеешь читать по лицам людей, не так ли? Я же могу читать их души.

Не смог не рассмеяться на это, но ее улыбка и уверенность не ослабевали.

– О, вы серьезно, – сказал я, чувствуя легкий стыд, но скрыв это. – Ну, я хочу, чтобы вы знали, что у меня нет души для чтения.

Теперь настало ее время смеяться.

– Конечно, есть! – воскликнула она. – Ты ведь сейчас здесь, не так ли? А теперь скажи мне почему, и ты увидишь, что я права.

– Почему я здесь? – Она осторожно кивнула. – Миссис Чавес...

– Ракель.

– Ракель, – начал я, – вы слышали что-нибудь о своей дочери в последнее время?

Она покачала головой, ее руки слегка дрожали.

– Нет. По крайней мере, три недели. Ты не знаешь, все ли с ней в порядке?

Я на мгновение прикусил губу.

– Честно? Я ничего не знаю. Но не думаю, что она в порядке. Думаю, что Луиза в большой опасности, и вы тоже. Сальвадор Рейес позволяет плохим людям выглядеть хорошо.

– Я знаю это, – сказала она с тихим гневом.

– И я знаю, что он больше не заинтересован в том, чтобы оставить ее своей женой... – я громко вдохнул и выдохнул. – И когда это произойдет, она будет для него все равно что мертвец.

Она несколько мгновений безучастно смотрела на небо, прежде чем спросить:

– Что тебе нужно от нас?

– Мне нужно убедиться, что вы в безопасности, – сказал я. – Это все, чего Луиза когда-либо хотела. Она заботится о вас больше, чем о собственной жизни и собственном счастье.

На самом деле это приводит в ярость, хотел добавить я. Но даже я знал, когда нужно держать рот на замке.

– Знаю, – сказала она едва слышно.

Ее глаза заслезились. Я очень надеялся, что она не начнет плакать у меня на глазах, потому что понятия не имел бы, что делать.

– Если вы в безопасности, – сказала я ей, – и вы, и ваш муж, и находитесь вдали отсюда, вдали от места, где Сальвадор может вас найти, тогда я могу пойти и забрать Луизу. Я могу вернуть ее.

– Это невозможно, – сказала она. – Сальвадор Рейес – главарь картеля Синалоа.

– Да. И это будет нелегко. Скорее всего, я умру в процессе. Но есть способ сделать это. Всегда есть способ.

Казалось, она приняла это. Она вытерла слезу тыльной стороной ладони и кивнула головой, как бы соглашаясь с внутренним диалогом.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она в конце концов. – Кто для тебя Луиза?

– Она друг, – это была не совсем ложь.

– Ты влюблен в нее, – заявила она, широко улыбаясь.

Я бросил на нее взгляд, который она не могла видеть.

– Она мне очень дорога, – поправил я ее.

– Что ж, – сказала она, ничуть не смутившись, – если это достаточно хорошо для тебя, то это достаточно хорошо и для меня.

– Тогда вы позволите мне помочь вам, – осторожно сказал я, чувствуя, что все прошло легче, чем ожидалось.

Я думал, что будет много протестов, много криков, много дверей, захлопнутых перед моим лицом, или пистолетов, приставленных к моей голове.

– Конечно, я позволю, – сказала она, – и Арманд тоже.

– И вы доверяете мне, вот так просто?

– Да. Доверяю. Я же говорила тебе. Мои чувства остры, а у тебя, мой мальчик, очень хорошая душа, даже, если ты хочешь верить в обратное.

– Возможно, я не так хорош, как вы думаете.

Она улыбнулась и махнула на меня рукой.

– О, я не сомневаюсь в этом. Несмотря на то, что чувствую запах крови на тебе.

Я посмотрел вниз на свои брюки, на несколько темных пятен, которые выделялись на фоне темно-синего цвета.

– У меня были кое-какие дела, – попытался объяснить я.

– Не сомневаюсь.

Мне было интересно, как много, по мнению этой женщины, она знает обо мне. Это было увлекательно и тревожно одновременно. Но пока она хотела помочь себе и своей дочери, мне было все равно.

– Будет ли Пенелопа проблемой? – спросила я, снова оглядывая дом.

– Ты не застрелишь ее, – сказала мне Ракель, – если ты об этом думаешь.

Я нахмурился. Казалось, что она довольно хорошо меня понимает.

– И не думал, – солгал я. – Но будет ли она нужна вам в будущем, или это может делать кто-то другой? Я могу нанять вам кого угодно на той стороне, но брать с собой Пенелопу слишком рискованно. В конце концов, она на жаловании у картеля.

– Любой человек подойдет, – сказала она. – Что ты имеешь в виду под другой стороной?

– Я могу посадить вас и вашего мужа на частный корабль, который отходит от пристани Сан-Хосе через тридцать минут. Вы отправитесь прямо в Пуэрто-Вальярту. Там я попрошу кого-нибудь встретить вас и помочь устроиться. Вы можете ей доверять.

– Кто она?

– Моя сестра, Алана. Она обязана мне не одной услугой.

По крайней мере, в моих мыслях она была обязана.

– Хорошо, – сказала Ракель. – Я доверяю тебе.

Я улыбнулся.

– Обычно не стоит, но в данном случае я рад, что вы доверяете.

Я помог ей подняться, хотя она в этом не нуждалась. Как раз перед тем, как я собирался подвести ее к двери, она протянула руку и коснулась моего лица. Коснулась моего лба, носа, губ, челюсти, нежно ощупывая каждую часть.

– Ты поразительный мужчина, не спорю, – наконец, сказала она, выглядя удовлетворенной. – Все эти части, которые не должны работать вместе, но работают.

Я поднял брови, и она мягко убрала руку.

– Вы можете просто называть меня красавчиком. Все остальные так и делают.

Когда мы вернулись в дом, я сказал ей, чтобы она сходила за Армандом и собрала все важное. Пенелопа начала задавать вопросы, паникуя. Я знал, что она либо выстрелит в меня, либо остановит их, поэтому я остановил ее раньше, чем она успела. Это был своего рода усыпляющий захват, который должен был вырубить ее надолго, пока родители Луизы не окажутся в безопасности и не отправятся в Пуэрто-Вальярту.

Я быстро занес тело на кухню, убедившись, что она не видна никому из проходящих мимо, и оставил ей большую пачку американских стодолларовых купюр, зная, что они стоят больше, чем она получит за несколько месяцев. Это могло купить ее молчание – Пенелопа ни за что не захочет признаваться в том, что именно она позволила родителям Луизы сбежать. Это также давало Ракель душевное спокойствие.

Арманд оказался немного более раздражительным, чем я думал, и, хотя он то и дело впадал в замешательство, он был готов идти туда, куда говорила ему Ракель. Вскоре я отвез их в доки и помог им сесть на рыбацкую лодку, которой управлял один из моих людей. Это было выгодно – иметь их повсюду.

Поднявшись на борт, Ракель посмотрела на меня и улыбнулась. Я бы солгал, если бы сказал, что меня это не пугало – то, как она знала, где ты находишься, то, как она, казалось, видела тебя, не видя тебя вообще.

– Удачи, – сказала она. – Я верю, что ты сделаешь все, что сможешь.

Я кивнул. Она была права.

После того, как я увидел, как они удаляются, а их корабль исчезает на горизонте, я позвонил Алане. Если она не захочет помочь, у меня было несколько человек на той стороне, которые могли бы помочь. Тем не менее, я не доверял им так, как доверял ей.

– Алло? – ответила она, задыхаясь. – Хавьер?

– Алана, – сказал я. – Я не вовремя?

– Нет, нет, я просто занималась по видео, все в порядке.

Забыл, что Алана была немного помешана на здоровье. Я надеялся, что счастливые эндорфины были в полном порядке.

– Да, хорошо, так вот в чем дело.

Я сразу же приступил к сути, сказав ей только то, что она должна была знать, в основном, что ей нужно позаботиться о двух больных родителях на несколько дней. Она попыталась выкрутиться, сказав, что ее уволят из авиакомпании за то, что она взяла отгул. Я сказал ей, что гарантирую не только то, что ее не уволят, но и то, что я заплачу ей в три раза больше, чем она потеряет, пропустив рабочие дни. Она сказала мне, что не может выполнять функции медсестры, и я сказал ей, что дам ей денег, чтобы она могла нанять медсестру на короткий срок, если понадобится. У меня на все был ответ, и я был очень убедителен. Я также был экспертом в искусстве склонения к чувству вины.

После того как она неохотно уступила, она спросила:

– Кто эти люди, Хавьер? Почему ты это делаешь?

– Их дочь важна для меня, – вот и все, что я ответил.

– В каком смысле? – подозрительно спросила она.

– В том смысле, который я даже не понимаю. Спасибо, Алана. Я буду на связи, – затем, прежде чем я почти повесил трубку, я быстро сказал: – О, подожди. У них будет с собой холодильник. Там есть кое-что похожее на головку салата. Можешь положить в морозилку дома? Я хочу, чтобы оно сохранилось.

– Это головка салата?

– Это то, что я обещал достать, – я прочистил горло. – Подарок. Но ради всего святого, не заглядывай туда.

– Я бы не посмела, – сухо сказала она и повесила трубку.

Вздохнув, я положил телефон обратно в карман. И пошел прочь от бирюзовых волн и рыбаков, обратно к машине, обратно в аэропорт, обратно в Масатлан и обратно в Хребет дьявола. На этот раз, когда я уезжал, не было никакой гарантии, что я вернусь.

 

Глава 22

 

Хавьер

 

– Ты спятил, – плюнул в меня Эсте, схватившись за свои волосы и потянув за них.

Было удивительно видеть, как он ведет себя как девочка-подросток, даже для него самого.

– Мы все знаем, что я сумасшедший, – согласился я. – Это не должно быть новой информацией. Нужно быть поехавшим, чтобы управлять этим бизнесом.

– Нет, Хави, – сказал он, усаживаясь в кресло. – То, о чем ты говоришь, это не ведение бизнеса, это разрушение.

Я осторожно потянул за концы рубашки, проверяя, чтобы они были вровень.

– А это и не имеет ничего общего с бизнесом. Я захожу и забираю ее. Конец истории.

Он сузил глаза, рассматривая меня в течение мгновения. Затем покачал головой.

– Если ты вернешься мертвым, это повлияет на бизнес.

Я пристально посмотрел на него.

– И тогда ты возьмешь все на себя. Это то, чего ты всегда хотел, не так ли? Чтобы меня не было на пути.

Он рассмеялся на это.

– Если бы я хотел, чтобы ты исчез, Хави, я бы уже давно это сделал.

– Нет, – сказал я, медленно улыбаясь, – ты бы не смог. Ты не можешь. И ты это знаешь. Всем на тебя наплевать, потому что тебе не пришлось ничего делать, чтобы оказаться там, где ты есть, кроме как просто появиться. Люди уважают меня. Я работал ради всего, что у меня есть. Ты бы продержался несколько часов, если бы захотел узурпировать меня, и ты это знаешь.

Он закатил глаза.

– Верно подмечено. Не надо быть таким грубым.

– Если бы я не был грубым, то бы не был собой, – я наклонился вперед, надеясь, что он видит, насколько я серьезен. – И, если бы я не был сумасшедшим, я бы тоже не был собой. Я знаю, что делаю, Эсте.

Ладно, это была ложь. Я понятия не имел, что делаю и сработает ли это. Я догадывался, что шансы вытащить Луизу – если она еще жива – были довольно высоки, но шансы на то, что выживу я или меня снова не увезут в тюрьму, были очень малы. Но, хоть раз в жизни шансы стоили того, чтобы рискнуть.

Через два дня после возвращения из Кабо-Сан-Лукаса я наконец-то получил весточку от Лилиан Берреллес. Она была моей последней надеждой, но я был на той стадии, когда мог признать, что мне не только нужна особая помощь в возвращении Луизы, но и необходимо сбросить несколько очков с моего морального компаса.

В старой Мексике, той Мексике, частью которой я стремился стать, все картели действовали друг с другом в атмосфере уважения. Заключались сделки: я даю тебе что-то, ты даешь мне что-то. На улицах не было безжалостных, бессмысленных убийств. Не было изнасилований, убийств, пыток невинных людей. Не было шестнадцатилетних версий меня самого, которых учили стрелять из AR-15. Не было банд панков, бесчинствующих и убивающих людей из-за украденного кокаина стоимостью пятьдесят долларов.

Мы делали свое дело, чтобы улучшить себя и улучшить страну. Мы были порочными и жестокими, но элегантными и сдержанными. Во всем этом был танец, который заставлял все двигаться в правильном направлении, круг, который гарантировал, что на вершине останутся самые умные и яркие, а не те, у кого больше оружия и меньше член.

И в этом танце был свой кодекс. Мы рождаемся как мексиканцы и умираем как мексиканцы. Наши проблемы остаются нашими проблемами. Мы никогда не вмешиваем Штаты в наши дела. УБН, ФБР, ЦРУ – они были нашими врагами, и нам, как картелям, нужно было объединиться против врага, который думал, что знает, что для нас лучше, но не имел ни малейшего представления о том, как работает наш бизнес. США не имели права указывать нам, гражданам другой страны, что мы можем делать, а что нет. Они не жили здесь, они не знали. Они знали только свое привилегированное, жирное, расточительное общество, в то время как они показывали свои мясистые пальцы на нас и обвиняли Мексику во всех своих проблемах.

Когда меня выпустили из тюрьмы, это произошло потому, что я заключил сделку с УБН, агентством, которое иногда было более коррумпированным, чем мы. Я пообещал предоставлять разведданные, когда они будут нужны – то, чего я никогда не хотел делать, то, что противоречило моей морали. Также я заплатил кучу денег.

Лилиан Берреллес была молодой, привлекательной, дерзкой женщиной, родившейся в Сан-Диего в мексиканской семье. У меня было много фантазий о ней, пока мы заключали сделку. Она была крепким орешком, полностью преданная своей работе, но, очевидно, не прочь подкупить меня. Хотя я обещал ей разведданные, кроме нескольких вещей, которые были бесполезны для нее, я никогда не давал ей их после моего возвращения в Мексику.

И самое смешное, что она никогда не спрашивала. Полагаю, она знала, что я буду защищать свою страну, прежде чем выдам кого-либо из своих соотечественников, независимо от того, враги они или нет.

Но теперь я просил ее о помощи. Предоставлял ей все, что ей нужно было знать о Сальвадоре Рейесе. Я заключил сделку с врагом по ту сторону границы, и все это для того, чтобы у меня был шанс вытащить Луизу живой.

Луиза была женщиной, которую никогда не нужно было спасать. Но на этот раз, я боялся, что она в этом нуждалась. Жаль, что именно мне придется это сделать.

– Я просто не понимаю, – продолжал Эсте, – почему Луиза? Ты хочешь создать семью? Рожать детей, пока у тебя не появится сын, который будет носить твое имя, вести твою империю? Ты не один такой, Хавьер. Все наркоторговцы хотят этого, все наркоторговцы имеют это – кроме тебя. Но почему она? Ты можешь найти горячую, красивую женщину, которая хорошо трахается, где угодно. Ты можешь схватить их за секунду. Это было бы гораздо менее сложно. Тебе не нужно любить их, чтобы иметь семью. Тебе просто нужна готовая киска, – он обдумал свои слова. – Или безвольная киска, если ты похож на большинство мужчин.

Несколько секунд прошло в тишине. Я посмотрел на бутылку скотча, которую пил последнюю неделю, благодарный за то, что дни страданий и инертности остались позади.

– Я просто хочу ее, – признался я наконец. – Вот и все. Это так просто.

Он вздохнул, проведя руками по волосам.

– Отлично. И знаю, что ты мне не веришь, но я просто забочусь о тебе. Нам всем будет в миллион раз легче, если ты просто забудешь о ней.

– Я пытался. Но не смог.

– По крайней мере, позволь мне пойти с тобой, – сказал он. – Ты знаешь, что, если ты пойдешь один, то тебя заберет УБН. Ты играешь им на руку. Они арестуют тебя.

– Берреллес сказала, что меня не тронут, – сказал я.

«Если только я не убью Сальвадора», – закончил я мысленно.

Тогда она сказала, что сделке конец. Этот ублюдок нужен им живым. Это обещание будет труднее всего сдержать.

– И ты доверяешь этой женщине? – Эсте рассмеялся.

– Не совсем, – признал я. – Они вполне могут захватить одновременно меня и Сальвадора. Два крупных лидера картеля в одном рейде. Разве это не обеспечит им большую пенсию и часы? Заголовки газет по всей стране скандируют: «США, США! ».

– Ты же понимаешь, что я, скорее всего, никогда тебя больше не увижу.

Я слегка улыбнулся.

– Похорони меня у пруда с кои. И подожди хотя бы день, пока не откроешь Кристалл. – Он усмехнулся, и я добавил: – О, и, если я не выживу, а Луиза выберется, и ты снова наткнешься на нее, пообещай мне две вещи.

Он вздохнул и скрестил руки.

– Что?

– Первое, что ты не посмеешь и пальцем ее тронуть, иначе я восстану из могилы и поимею тебя в задницу. И не думай, что я не буду наслаждаться этим – я буду мертв и возьму любую дырку, которую смогу получить. Во-вторых, скажи ей, чтобы она встретилась с моей сестрой Аланой в Пуэрто-Вальярте.

– И что потом? Даже я не знаю, где живет твоя сестра.

И я намерен так и оставить.

– Моя сестра тоже будет ее искать. Я просто хочу, чтобы она была в курсе.

Он выглядел обеспокоенным.

– Слухи об этом распространятся, ты же знаешь, – сказал он серьезно. – Все узнают, что произошло и почему ты это сделал. Все твои враги будут знать твою слабость – женщины.

– Женщины? – повторил я, смущенный формулировкой во множественном числе.

Он кивнул.

– Да. Луиза. И твои сестры.

– Я не думаю, что многие знают, что Алана вообще существует, а Маргарита в безопасности в США.

– Справедливо, – сказал он. – Думаю, ты сможешь обеспечить безопасность Луизы, если выберешься живым, – он поднялся со стула, собираясь уходить. – Какие–нибудь последние пожелания? Есть еще какие-нибудь просьбы об отрезании носов в угоду собственному лицу?

– Да, – сказал я, покручивая часы на запястье. – Если ты возьмешься за дело, не просри его. Я построил империю не для того, чтобы ты пришел и разрушил ее в считанные секунды.

– Тогда не просри все сам, – умоляюще сказал он. – Не делай этого. Отпусти Луизу и сохрани свое лицо, сохрани свою империю. Спаси все, над чем, как говоришь, ты так усердно работал.

– Я же говорил тебе! – огрызнулся я, расстроенный его неспособностью понять, хотя даже мне самому было трудно понять. – Я пытался. Но просто не могу отпустить ее. Я не могу позволить ей умереть, – я взял себя в руки и тихо добавил, избегая жалости на его лице: – Знаю, что это делает меня дураком...

– Это делает тебя слабым, – поправил он меня.

Я бросил на него проницательный взгляд.

– А может, это делает меня сильным.

В конце концов, королевство хорошо лишь настолько, насколько хорош его правитель, а король и королева вместе могут причинить больше вреда, чем король в одиночку.

– Это делает тебя чертовски раздражающим, – кисло сказал Эсте. Он вздохнул. – Но ты не был бы Хавьером Берналем, если бы это было не так.

Он вышел из комнаты.

Я налил себе стакан скотча и подумал, не будет ли это последний скотч, который я когда-либо выпью. Стоила ли Луиза этого?

Но я знал, что стоила. И, если я действительно хотел притвориться, что все еще полностью эгоистичен, то спасение Луизы спасло бы меня от моих собственных мучений, моих собственных демонов. Не иметь ее рядом было достаточно тяжело. Ее отсутствие разъедало меня. Мой член пульсировал по ней, когда моя собственная рука не справлялась. Она дала мне что-то за то короткое время, что была со мной, что-то, в чем я никогда не знал, что нуждаюсь. Теперь это ушло, она ушла, и я оказался в плену глупой мысли о том, что могу вернуть это.

Дело было не в том, что Луиза дополняла меня – она не могла быть второй половиной моей так называемой души. Но она была всем, чего я когда-либо хотел, всем, в чем я когда-либо нуждался. Если однажды меня поглотит моя собственная грязь, лучше пусть она будет со мной, улыбающаяся и свободная.

 

На следующий день, вооружившись как можно более подробной информацией от Хуанито – информацию я уже переслал Берреллес – я отправился на свое самоубийственное задание. И позаботился о том, чтобы хорошо выглядеть. Самый лучший костюм из шелка и льна, который у меня был. Черные кожаные ботинки – девятимиллиметровый в одном и мой нож в другом. Два Супера тридцать восьмого калибра в ремне под курткой. Пуленепробиваемый жилет под остальной одеждой.

Я не мог ничего сделать, чтобы защитить голову, но, по крайней мере, мои волосы выглядели хорошо.

Я попросил Хуанито отвезти меня в Масатлан и высадить на одном из элитных курортов.

Я занял место в роскошном баре с видом на сверкающий голубой бассейн, очки-авиаторы скрывали мою напряженность от посторонних глаз.

– Хорошо выглядишь, мистер Берналь, – раздался позади меня хриплый голос.

Усмехнулся про себя, прежде чем повернуться и поделиться улыбкой с Лилиан Берреллес.

Я оглядел ее с ног до головы.

– Ты тоже хорошо выглядишь, мисс Берреллес, – медленно сказал я по-английски.

Она была довольно высокой женщиной, почти моего роста, с очень плотным, фигуристым телосложением. Ее сиськи были огромными и фантастическими, а ее задница была больше авианосца. Глаза у нее были прикрыты, губы неоправданно полные, волосы длинные и светло-русые, что гармонировало с ее смуглой загорелой кожей. На ней был черный костюм, который сидел на ней идеально.

Она улыбнулась, нахально, как всегда. Это был ее способ заставить тебя думать, что ты ей нравишься. Я знал правду – она была жесткой как гвоздь и не любила никого, особенно меня.

– Английский? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Мне полезно попрактиковаться.

– Полагаю, тебе не понадобится практика для того, что мы собираемся делать.

Я хитро посмотрел на нее.

– Не уверен, кем ты меня считаешь и чем я занимаюсь весь день, но могу заверить тебя, что я не участвую в правительственных рейдах на ежедневной основе. Скорее я буду рыбой, вытащенной из воды, чем ты.

– Эй, – резко сказала она, хотя ее глаза все еще были игривыми. – Хочу заметить, что я помогла организовать облаву в Кулиакане, в результате которой было изъято наркотиков и наличных на тринадцать миллионов.

– Это была ты? – спросил я. – О, твои родители, должно быть, так гордятся тобой.

Она посмотрела на меня.

– Над твоим английским нужно поработать. У тебя не очень хорошо получается сарказм.

Я допил свой напиток и последовал за ней через вестибюль отеля к ожидающему меня белому внедорожнику с тонированными стеклами. Чувствовал себя как ягненок, которого ведут на бойню. Надеялся, что они знают, что под всей моей шерстью скрывается лев.

Я забрался на заднее сиденье, рядом с ней, и меня быстро представили ее команде, прежде чем машина с ревом отъехала. Там был водитель Диего, предатель моей страны, очевидно, и Грег, ворчливый седовласый тип лет пятидесяти, который мало что говорил, но явно был не в восторге от того, что Берреллес делила с ним операцию. Он говорил только тогда, когда ему нужно было взять контроль в свои руки.

Пока мы ехали по шоссе, направляясь на север в Кулиакан, меня посвящали в их план. Естественно, мне не дали многого понять. Хотя меня поблагодарили и сказали, что информация, предоставленная Хуанито, была последним кусочком головоломки, который помог им определить, где, по их мнению, может находиться Сальвадор, они не дали мне никакой информации о том, насколько внимательно они следили за ним, как много они уже знали, и как они получили всю предыдущую информацию.

Полагаю, что они могли делать то же самое со мной, хотя я был более мелкой рыбешкой. Технически я больше ни за что не разыскивался в штатах, но в Мексике у меня был огромный список преступлений. Мое правительство ничего не делало, чтобы добиться его исполнения, но я не удивлюсь, если УБН попытается взять дело в свои руки. Они скажут, что поимка Хавьера Бернала сделает Америку более безопасным местом.

Чертовы идиоты.

Но Сальвадор разыскивался в США за несколько вещей. Обвинения в торговле кокаином и убийствах нескольких офицеров и чиновников УБН были лишь некоторыми вещами, за которые УБН хотело его повесить. Остальные обвинения должны были поступить через генерального прокурора Мексики. Я не сомневался, что УБН и ГПР работали над этим вместе, используя мексиканских солдат, которые не были связаны с картелями.

Конечно, всегда было трудно определить, на чьей стороне люди.

– Знаешь ли ты, что символ Синалоа – это ангел и дьявол? – сказал я Берреллес, когда мы начали приближаться к городу, и наша машина начала протискиваться через пробки. – Там царили беззаконие и насилие, даже до того, как начали расти маки.

– Спасибо за урок истории, Хавьер, – сказала она, не отрывая взгляда от окна. – Удивительно, что ты не отсюда.

– Я живу неподалеку. Кроме того, я дьявол, а не ангел.

Она подняла бровь и посмотрела на меня с вечной ухмылкой.

– Это так? Расскажи мне еще раз о женщине, ради которой ты это делаешь...

Я сжал губы, не желая рассказывать о Луизе больше, чем нужно. Если они не собирались быть со мной столь откровенными, я тоже не буду с ними откровенен.

– Она невинная женщина, которую взяли замуж против ее воли, – наконец сказал я.

– На свадебных фотографиях она выглядела счастливой, – заметила она.

– Она не была счастлива, – сказал я, мой тон был жестким. – И ты знаешь, что все, что Сальвадор хочет, он получает.

– Звучит немного похоже на Хавьера Бернала.

– Ну, тогда посмотрим, не так ли?

– Просто странно, что ты заинтересовался его женой. Мне трудно поверить, что ты делаешь это по доброте душевной.

– Тогда продолжай в это верить. Но, когда ты увидишь ее и посмотришь в ее глаза, ты поймешь. Ты осознаешь, что не было смысла даже затевать этот разговор.

– А что, если она уже мертва? – спросил Грег с переднего сиденья.

Я бросил на него свой самый жестокий взгляд.

– Даже если она уже мертва, нет никакой разницы. Ее глаза будут выглядеть одинаково.

Я изо всех сил старался не думать об этом. Сколько бы я ни думал о Луизе, сколько бы ни представлял ее прекрасное лицо, ее пламенный дух, ее чистое сердце, то, как она чувствовалась как дома, когда я был внутри нее, я не думал о том, какой она была сейчас. Даже не мог позволить себе представить, через какие ужасы ей пришлось пройти с Сальвадором.

Во второй раз я почувствовал тотальный стыд за то, что вырезал свое имя на ее спине. Это принесло бы ей столько боли, гораздо больше, чем та, которую я ей причинил. Надеюсь, что она не будет слишком сломлена, когда, и если, я найду ее. Надеюсь, что она все еще найдет в себе ту борьбу, то мужество. Я также надеюсь, что она не позволит своей самоотверженности убить ее, особенно ради такого человека, как я, который не заслуживал и унции этого.

Хотел бы я, чтобы у меня хватило мужества понять, что она значила для меня, когда я мог все изменить. Теперь, вероятно, было уже слишком поздно.

Через некоторое время мы наткнулись на первый контрольно-пропускной пункт. Учитывая, нашу машину и тот факт, что Грег, белый мужчина, находился на пассажирском сиденье, я был уверен, что нас схватят люди Сальвадора.

Но вооруженный человек в маске только помахал нам рукой.

– Это было легко, – прокомментировал я, повернувшись на своем сиденье, чтобы посмотреть, как они останавливают машину позади нас.

– Они на нашей стороне, – самодовольно сказала Берреллес.

– И на чьей же стороне?

– На стороне Мексики. Они – ваша армия.

– А контрольно-пропускные пункты Сальвадора? – спросил я, махнув рукой на расстояние перед нами.

Я знал, что их будет еще несколько, и они будут не на «нашей» стороне.

– Просто доверься нам, – сказала она.

Да, бл*ть, конечно.

Но у меня не было выбора. Вскоре мы съехали с шоссе на пыльную дорогу, которая, казалось, вела только к фермерским полям, рядам баклажанов и помидоров, насколько хватало глаз. Наконец поля кончились, и мы заехали в лес, дорога начала петлять.

– Куда, черт возьми, мы едем? – спросил я.

У меня было такое чувство, что, возможно, они планируют меня убить.

Они не ответили. Это не помогало.

В конце концов, мы остановились на большом, скошенном поле рядом с довольно большим амбаром. На поле находилось не менее семи черных вертолетов. Вокруг сновали десятки вооруженных офицеров с надписью УБН на спине. Все они были в защитных очках и шлемах, с ног до головы в защитной экипировке и с матово-черными автоматами в руках.

– Ого, – прокомментировал я. – Очень профессиональная группа.

– Это же УБН, чего ты ожидал? – спросила она, открывая свою дверь.

Я пожал плечами.

– Думал, это означает «Пить каждый день» (имеется в виду расшифровку аббревиатуры УБН в англ. DEA, «Drink Every Afternoon»).

Она смотрела на меня с нетерпением.

– Давай, выходи.

Я так и сделал, с легкостью ступил на траву и почувствовал, как все до единой пары очков повернулись в мою сторону. Вот он я, враг общества номер два, и полностью окружен. У меня возникло искушение помахать им всем рукой, но я подумал, что какой-нибудь любитель стрельбы, вероятно, примет это за угрозу и отстрелит мне руку.

– Сейчас я пойду переоденусь, – сказала она. – Хочешь оружие? Это совершенно новые автоматы AR-15.

Я поджал губы.

– Неа. Кажется немного безличным, ты так не думаешь?

Она смотрела на меня несколько мгновений.

– Как насчет защиты?

Я усмехнулся.

– Не пользуюсь защитой. Ощущения не те.

– Для твоего тела, – сказала она с раздражением.

– У меня есть бронежилет и несколько пистолетов. Со мной все будет в порядке.

– Тебя похоронят, – сказала она, повернулась и направилась к амбару.

Прошло совсем немного времени, прежде чем она вернулась, выглядя как мужчина. Каждая ее часть была прикрыта броней УБН, длинный AR-15 гордо красовался в ее руках. Она улыбнулась мне.

– Ну, я только что говорила с ГПР. На место дислокации прибыли еще пять вертолетов, и они вот-вот отправятся в путь. Ты готов?

– К тому, чтобы быть выброшенным из вертолета? Не особо.

Она дернула головой в сторону вертолета, который только запускался, его лопасти медленно зажужжали.

– Пошли.

И тут же все вокруг побежали в сторону ожидающих нас вертолетов. Я забрался внутрь вместе с Берреллес, Грегом и еще четырьмя мужчинами, имен которых я не знал и не мог их различить, и вскоре мы уже поднимались в воздух. Хотя я отказался от AR-15 и защиты, мне все же дали наушник, через который я мог разговаривать с ними, что уже было полезно, учитывая, насколько громким был вертолет.

– Ты выглядишь нервным, – сказала мне Берреллес.

– Я не очень хорош в полетах, – признался я.

– И ничего по поводу того, что тебя высадят в хорошо вооруженном комплексе самого разыскиваемого в мире наркоторговца?

– Нет, – солгал я.

Дело было не в том, что я волновался. И даже не то, чтобы я боялся. Но какая-то ниточка опасения пробегала через меня, время от времени щекоча меня. Не так уж часто я оказывался не в своей тарелке, и помимо этого, помимо мысли о возможной смерти, я беспокоился, что в конце концов мне все равно не удастся спасти Луизу.

– Хорошо, – усмехнулась она. – Я тоже не нервничаю.

К моему удивлению, вертолеты направились не к городу Кулиакан, туманной массе крыш и рек. Они направились дальше вглубь страны, в горы. Похоже, после того как мы захватили Луизу, Сальвадор сменил место жительства и переехал в другой особняк. Я не сомневался, что удаленность означала еще более строгую охрану.

– Судя по спутниковым снимкам, – сказала она, доставая мобильное устройство и пролистывая на нем, – есть участок земли как за домом, так и в нескольких метрах ниже по дороге. Мы подойдем как можно ближе к дому. Если ГПР не будет там, мы будем первыми на месте. Мы все отправимся первыми, а ты последуешь за нами.

Я кивнул, понимая, но не соглашаясь.

Внезапно вертолеты взмыли вверх, едва не налетев на ряд деревьев, выступающих из резкого обрыва.

А по другую сторону от них, в центре плато, стоял дом Сальвадора. Это был особняк, не слишком похожий на мой, хотя и не отличавшийся ни классом, ни красотой, с несколькими охранниками, копошащимися вокруг, и несколькими, стоящими у ворот. Естественно, как только мы начали приближаться к дому, они начали паниковать и стрелять в нас.

Стрелок в вертолете начал отстреливаться, убивая всех, кого мог, прежде чем пилот начал быстро снижаться к зеленой траве заднего двора.

Не буду врать – мое сердце было в горле.

И я должен был использовать любую возможность. Как только Грег раздвинул двери и вертолет пронесся мимо одного крыла дома прямо над маленьким балконом, я перекрестился, проскочил мимо Берреллес и выпрыгнул наружу.

Кто-то попытался схватить меня в последний момент, возможно, это была Берреллес, но гравитация взяла верх, и я пролетел около пятнадцати футов, приземлившись прямо на стеклянный стол. Он разбился подо мной, и я несколько мгновений лежал на спине, с трудом переводя дух и тупо глядя на черные лопасти вертолета, который продолжал свой путь. Звук был невероятным, гипнотическим, пока я не услышал, как Берреллес завизжала мне в ухо.

– Что это, черт возьми, было? – крикнула она мне через наушник.

Я быстро перевернулся, чтобы успеть увидеть, как кто-то подходит к балконной двери. Выхватив пистолет, я выстрелил прямо сквозь нее, доставая фигуру прежде, чем она смогла достать меня.

– Ты поступаешь по-своему, – сказал я ей, – а я буду поступать по-своему.

– Не забывай о сделке. Всем договоренностям конец, если ты его убьешь. Сальвадор нужен нам живым!

– Да, да, – сказал я и выключил наушник.

Я вскочил на ноги, стряхивая с себя битое стекло. На лужайке началась перестрелка, хотя я не мог определить, кто стреляет больше, а кто уже побеждает.

Впрочем, это было неважно. Мне нужно было только одно.

Я выхватил пистолет и шагнул через разбитую стеклянную дверь в прохладную, устланную коврами спальню дома Сальвадора.

Пора найти свою королеву.

 

Глава 23

 

Луиза

 

Сначала я подумала, что это конец света. Я услышала сильный грохот, прорезавший воздух, почувствовала, как он дрожит в моих костях, сотрясая пол ванной, на котором я лежала.

Я встречала конец света с распростертыми объятиями. На самом деле, мне кажется, я улыбалась, зная, что смерть наконец-то на пороге. Она слишком долго игнорировала мои мольбы.

Но потом, когда я не умерла, а мир не сгорел и не рухнул вокруг меня, я осознала, что звук, который слышала, был вертолетами. Я попыталась поднять тяжелую голову, чтобы посмотреть в узкое окно над душем. Оно было без стекла, как и зеркало. Сальвадор убрал их после того, как однажды я ударила его в предплечье отломанным куском. Это сильно порезало мне руки, и за непослушание, меня пытали электрическим током, но, черт возьми, это было приятно.

Через окно я увидела, как мимо пролетел черный вертолет, направляясь прямо над домом, и звук нарастал, становясь все громче. Затем я увидела другой вертолет и еще один.

Что-то происходило. Я должна была быть счастлива, просто нарушив повседневную монотонность. Не была уверена, как долго меня держали в ванной, возможно, десять дней, возможно, две недели? Было трудно вспомнить. Мой мозг больше не функционировал, так как он перестал кормить меня несколько дней назад. Из ванны, кранов и унитаза все еще текла вода, чтобы я не умерла окончательно. Если бы я была мертва, как бы он мог меня пытать? Как бы он услышал мои крики?

Сальвадор даже не насиловал меня, не считая первого дня или двух, когда я вернулась. Мне казалось, что это было сделано исключительно для того, чтобы утвердить свое господство, особенно после того, как он увидел клеймо Хавьера на моей спине. Он хотел убедиться, что я снова принадлежу ему. Но, к моему удивлению, вскоре после этого сексуальные атаки прекратились.

Хотя в этом не было ничего удивительного. Теперь Сальвадору больше нравилось мучить меня другими способами. Я больше не была его женой, которую он мог иметь, как угодно. Он больше не хотел меня. Поэтому со мной обращались как с информатором, как со шпионом, как с заложницей. Я была заперта в ванной где-то в его доме, и он навещал меня... Иногда раз в день, иногда два, иногда раз в несколько дней – все его способы держать меня в напряжении.

Жаль, что я уже слишком оцепенела внутри, чтобы беспокоиться об этом.

В первую неделю он удалил ногти с моих мизинцев на ногах. Пока один из его людей удерживал меня, он медленно вырывал ногти прямо на ногах. Я гордилась тем, что не потеряла сознание, но как же я кричала. Это было именно то, чего он хотел. После этого я изо всех сил старалась не издавать ни звука. Смогла справиться с электрошокером, будучи уже опытным профессионалом, но, когда дело дошло до раскаленных утюгов, которые он приложил к моему животу, ну, это я никогда не смогла бы удержать в себе.

И хотя я неплохо переносила побои, на днях он ударил меня молотком по пальцу. Он казался очень злым, бормоча что-то о моем выборе наемной прислуги, и я была наказана соответствующим образом. После его ухода я закричала еще сильнее, когда пыталась перевязать сломанный указательный палец к среднему, используя рулон туалетной бумаги и полоски занавески для душа, которую я старательно оторвала.

Теперь я лежала на холодных плитках пола, гадая, наступил ли конец или вертолеты принесут мне только еще больше боли. У меня не было сил даже подползти к двери и посмотреть, не слышу ли я чего-нибудь.

Да и не нужно было. Вскоре воздух наполнился звуками выстрелов, доносившихся со всех сторон. Люди, несомненно, умирали. Я хотела улыбнуться этому. Хотела, чтобы весь мир сгорел.

Я снова закрыла глаза и опустила голову, представляя себе безумие, которое творилось снаружи, представляя, что хорошие парни пришли – кем бы они ни были – и что Сальвадор попадет под перекрестный огонь. Надеялась, что он умрет, чувствуя себя дураком.

Прошли минуты, и снова послышался звук вертолетов. Последовали новые выстрелы. Мне было интересно, что произойдет, если кто-нибудь найдет меня. Примут ли они меня за члена картеля и пристрелят на месте? Окажут ли они мне милосердие? Или в мире есть вещи и похуже для меня? Это казалось невозможным.

В конце концов я услышала тихие шаги по полу снаружи, а когда открыла глаза, то увидела под дверной рамой пару ботинок, которые ждали меня с другой стороны.

Я начала улыбаться, даже не зная почему.

Дверь внезапно распахнулась, едва не задев мое лицо, и я проследила за ботинками, чтобы увидеть пару золотых глаз, смотрящих на меня сверху вниз. В них с поразительной ясностью плескались волны боли и облегчения.

– Луиза, – прошептал Хавьер, тут же опускаясь на колени. Он выглядел совершенно потрясенным, его глаза изучали мое тело вдоль и поперек. Он коснулся моего лица, и я закрыла глаза, погрузившись в тепло его ладони. Он был здесь. Он пришел. Мой прекрасный, безжалостный король. – Луиза, – сказал он, нежно проведя другой рукой по моему боку, тщательно ощупывая его на предмет повреждений. – Оставайся со мной, дорогая. Я вытащу тебя отсюда. Ты можешь идти?

Я кивнула.

– Думаю, да, – сказала я, мой голос был таким болезненно-грубым. Он посмотрел на мой сломанный палец, на ноги, на раны от электрошокера, на синяки на моем лице. Чем больше он меня осматривал, тем более разбитым он выглядел. Я не могла позволить ему потерять контроль, если еще не потерял. Сейчас было не время. – Я буду в порядке, – сказала я, пытаясь подняться на ноги.

Он взял меня за руки и осторожно потянул вверх. Я немного пошатнулась на ногах, голова кружилась от недостатка пищи, и я упала ему на грудь. Он тут же обхватил меня руками и крепко прижал к себе. Мне потребовались все силы, чтобы не разрыдаться.

Он поцеловал меня в макушку.

– Я не должен был позволить тебе уехать.

– Я не должна была уезжать, – тихо сказала я.

Я пожалела об этом, как только вошла в дом, как только поняла, что Сальвадор, скорее всего, все равно убьет моих родителей. В этот раз я ненавидела свою самоотверженность.

– Я собираюсь убить его, – прорычал он, и я почувствовала, как гнев и напряжение начали накатывать на него. – Хочу убить его больше, чем когда-либо хотел убить кого-нибудь. Хочу сделать с ним все, что он сделал с тобой, только еще хуже. Хочу, чтобы он ушел, – он вздохнул в разочаровании. – Но я дал обещание не делать этого.

Это удивило меня.

– Кому?

– УБН, – сказал он. – Они те, кто помог мне пробраться сюда.

– Ты заключил еще одну сделку с американцами?

Он отстранился и пристально посмотрел на меня. Мне так не хватало его глаз, его силы, страсти и мощи.

– Я бы сделал все, чтобы вернуть тебя. И я это сделал.

– Но твой картель, – начала я.

Он покачал головой.

– Это не имеет значения. Ничего из этого не имеет значения. Только ты имеешь, Луиза, только ты, – вдалеке слышалась стрельба. Он сделал паузу. – Но все это будет напрасно, если я не вытащу тебя отсюда. Я бы сказал тебе, что мне нужно, чтобы ты была сильной, но я вижу, что ты уже сильная.

Мне удалось улыбнуться, не позволяя страху больше проникать в мои вены. Я не боюсь, если он рядом со мной. Мы заставим мир заплатить.

– Дай мне один из твоих пистолетов, – сказала я, протягивая свою здоровую руку, которая, к счастью, была правой.

Он усмехнулся и полез в ботинок, достал пистолет и вложил его мне в руку.

– Постарайся не стрелять в парней с надписью УБН на спине. У нас могут быть неприятности из-за этого.

– Оставим это на другой раз? – сказала я, не очень-то и шутя.

Он крепко поцеловал меня в лоб.

– Черт возьми, ты идеальна.

Он вывел меня из ванной и повел в прилегающую гостевую спальню. Мы уже почти вышли в коридор, когда появился один из охранников Сальвадора.

Хавьер потянул меня вниз и выстрелил в него, как раз когда появился другой охранник. Находясь на полу, мне каким-то образом удалось навести ствол и нажать на курок.

Я попала второму мужчине прямо в грудь, и он, споткнувшись, отступил к стене, а затем опрокинулся на своего упавшего товарища.

Мое сердце бешено колотилось, громко стучало, было трудно дышать.

Я только что убила человека.

Я.

Вот так просто.

Хавьер посмотрел на меня с благоговением, прежде чем помочь мне встать на ноги.

– Что ты чувствуешь? – спросил он с удивлением, пристально глядя на меня.

Мое дыхание пришло в норму, и адреналин начал бурлить в моих венах. Моя плоть вся покалывала. Я сглотнула, глядя на него, разделяя его удивление.

– Мне было приятно, – сказала я ему честно, не испытывая ни малейшего стыда. – Почти как секс.

Он покачал головой, его ноздри раздулись.

– Прекрати, – сказал он грубовато. – Я чуть не кончил только от того, что увидел, как ты нажимаешь на курок.

Он привел меня в коридор, и, проверив оба конца, мы побежали по нему, уходя от выстрелов, которые теперь доносились из фойе. Он бросился в комнату Дэвида, помощника Сальвадора, и я увидела, откуда он вошел. Французская дверь и стол на балконе были уже разбиты, среди повреждений валялся труп Давида.

Я плюнула на его тело, когда мы перешагнули через труп и вышли на балкон. Вдалеке пролетал вертолет, и я могла видеть несколько из них на лужайке. Трава была усеяна телами, большинство из которых были людьми Сальвадора. Пули все еще разрывали воздух, хотя я не могла видеть боя.

– Мы пойдем на крышу, – сказал мне Хавьер, глядя на нее. – Так один из вертолетов сможет подобрать нас, и мы будем в большей безопасности. Мы сможем увидеть любого, кто придет снизу, и мы его убьем.

Если мы встанем на край перил балкона, там был небольшой выступ, на который легко было бы забраться, по крайней мере, ему. Побег был так близок.

– Не знаю, смогу ли подтянуться, – сказала я ему, начиная немного паниковать. – У меня не так много сил.

– Я подтяну тебя, – уверенно сказал он.

Он быстро облокотился на перила, сбалансировался, а затем спрыгнул на карниз, подтянувшись на несколько футов.

И пока он это делал, стоя спиной ко мне, я почувствовала, как пистолет прижался к моему виску, а рука обхватила мою шею. От неожиданности я выронила пистолет, и он со звоном упал на край балкона.

Тяжелое дыхание доносилось до моего уха.

Страх охватил мое сердце.

Сальвадор.

К тому моменту, когда Хавьер обрел опору и повернулся, чтобы посмотреть, что вызвало грохот, я была полностью под контролем Сальвадора. На лице Хавьера застыло выражение крайнего отчаяния и безумия. Я знала, что ему больше всего на свете хотелось разорвать Сальвадора на части, но теперь этого никогда не произойдет.

Теперь, когда у него есть я. Теперь он убьет меня на глазах у Хавьера.

– Хавьер, Хавьер, Хавьер, – сказал Сальвадор, его голос был хриплым. – Наконец-то мы встретились лично. Знаешь, ты гораздо меньше, чем я думал, даже с учетом твоего роста.

Его удушающий захват вокруг меня затянулся, и я попыталась оторвать его одной рукой, чтобы дать мне еще несколько дюймов пространства для дыхания, но сил просто не было. Я медленно теряла кислород.

– Отпусти ее, – приказал Хавьер, его голос был тверд, несмотря ни на что. – Делай со мной что хочешь, но отпусти ее. Ты уже причинил ей достаточно боли.

– Правда? Я так не думаю, – размышлял Сальвадор. – Скажи мне, Хавьер, когда ты трахал ее, она просила о пощаде, как со мной? У нее тоже шла кровь? Наверняка. Кстати, отличная резная работа. Для любителя.

Хавьер сглотнул. Я видела, как тяжело он дышит, как трудно ему было не выхватить пистолет и не попытаться застрелить Сальвадора, обещал он УБН или нет. Но он не мог, не тогда, когда я снова была заложницей.

– Пусть он убьет меня, – мне удалось докричаться до Хавьера. – Пусть он убьет меня, только обязательно убей его. Заставь его страдать.

– Заткнись! – прорычал Сальвадор мне в ухо. – Я убью тебя, но следующим будет он. Он даже не вытащил пистолет. Чертова киска.

Стрельба на заднем плане начала стихать. Вертолет, который мы видели вдалеке, уже давно улетел. Мне было интересно, какая сторона сейчас побеждает. Интересно, придут ли они и найдут нас только тогда, когда будет уже слишком поздно. Я могла только надеяться, что если мы с Хавьером умрем, то УБН позаботится о том, чтобы Сальвадор пострадал, чтобы он никогда не вышел из тюрьмы живым, чтобы наши смерти не были напрасными.

– Так чего же ты хочешь, Сальвадор? – спросил Хавьер, подняв руки. – Зачем ты это делаешь? Просто пристрели ее сейчас, если ты этого хочешь.

– Ты такой же сумасшедший, как и она, – сказал Сальвадор, усмехаясь. – Неужели у вас двоих нет никакого уважения к смерти? Ты, Хавьер, как никто другой, должен знать, как важно делать из этого шоу. Чтобы это длилось долго. Настоящая пытка не приходит во время смерти – она приходит за мгновения до нее. Когда ты знаешь, что она вот-вот наступит, но не знаешь, когда. Как сейчас.

Грудь Хавьера вздымалась. Я видела, как его изворотливый ум работает на пределе, пытаясь придумать способ спасти хотя бы меня, если не себя. Я также видела, что у него не было никаких вариантов. При всей его ярости, я уловила печаль в его глазах. Видела, как постепенно он смирился с концом.

Но это не означало, что у меня ничего не было. Даже, если это означало, что нас расстреляют, я должна была хотя бы попытаться ради нас обоих. Я радовалась концу больше, чем он. Мне нечего было терять.

Я подняла глаза на Хавьера, а затем перевела взгляд на частично зажившую рану на предплечье Сальвадора, куда я вогнала осколок стекла на прошлой неделе. Я не могла дотянуться до него своими руками, но это не означало, что я была бессильна.

Когда я увидела почти невидимый намек на узнавание в глазах Хавьера, то поняла, что время пришло. Я задействовала все свои запасы гнева, несправедливости, чистой ярости без примесей, которые копились глубоко внутри меня. Позволила этим чувствам, этим горячим, бурлящим, пульсирующим эмоциям превратить меня в неуправляемый торнадо, которому некуда было деться. Затем я разрешила им подпитывать меня, стать моей силой.

Я закричала, грубый, жестокий звук, который вырвался из моего нутра и горла, и использовала всю свою силу, чтобы повернуть предплечье Сальвадора к себе. Я вгрызлась прямо в его рану, пробуя кровь на вкус, приветствуя ее, наслаждаясь тем, как мои зубы погружаются все глубже и глубже, разрывая мышцы и нервы и причиняя столько боли.

В следующее мгновение Сальвадор закричал, застигнутый врасплох моей жестокостью, и Хавьер воспользовался этим моментом, чтобы выхватить пистолет и выстрелить.

Он целился в плечо Сальвадора. Он попал.

Сальвадор крутанулся назад, вырвавшись из моих зубов и хватки, но не раньше, чем выхватил свой пистолет и выстрелил в Хавьера.

Я думала, что Сальвадор не попал в цель.

Но это было не так.

Он выстрелил Хавьеру прямо в голову.

Я закричала, когда Хавьер слегка пошатнулся, а затем упал с крыши на балкон лицом вперед, и от его удара стекло разлетелось вокруг нас.

Собрав все силы, я отшвырнула пистолет Сальвадора с балкона, а затем бросилась к Хавьеру, плача, крича, чувствуя, как мое собственное сердце обливается кровью, а дыхание перехватывает. Боль в груди была такой невероятно сильной, что я не была уверена, как смогу это пережить. Не была уверена, хочу ли я этого.

Я упала на колени рядом с Хавьером, боясь дотронуться, боясь перевернуть его. Я не смогла бы справиться с тем, что так сильно боялась увидеть.

Но, прежде чем смогла протянуть руку и дотронуться до него, он зашевелился.

Живой.

– Хавьер! – всхлипнула я, протягивая руки к его голове.

Я откинула его волосы и увидела рану, длинный след крови на его виске. Его глаза открылись и уставились на меня.

– Проклятье, – простонал он. – Он попал в меня?

Я расплылась в широчайшей улыбке и чуть не рассмеялась от нахлынувшего на меня облегчения.

– Попал в тебя? Да я думала, тебе только что прострелили голову!

Он поднял руку и осторожно потрогал рану.

– О, – он слабо улыбнулся. – Это просто царапина. Как мои волосы?

Я не была уверена, ударить его или поцеловать.

Но, прежде чем я успела сделать то или другое, меня внезапно подхватили за плечи сзади и отбросили в сторону. Моя голова ударилась о пол, отчего все вокруг закружилось и завертелось в тошнотворном вихре, чернота заволокла мое зрение и не отпускала меня.

Я беспомощно смотрела, как Сальвадор навалился на Хавьера, пытаясь задушить его. Даже с бесполезной одной рукой, он был крупным мужчиной, сильнее Хавьера, и ему удалось крепко сжать его горло одной рукой.

– Посмотри на себя, – усмехался Сальвадор, слюна капала Хавьеру на лицо. Хавьер задыхался, его кожа побелела. – Предатель Мексики. Ты привел американцев только для того, чтобы вернуть эту шлюху. Ты слабак. Ты неженка из-за женщины. Девчонки. Ты будешь известен как наркобарон, который стал хорошим без всякой причины.

– Я не хороший! – Хавьер смог зарычать, борьба вернулась к нему. Собрав все, что у него осталось, он сумел поднырнуть под Сальвадора и вытащить нож из его сапога. Он поднял нож над головой, и в тот момент, когда Сальвадор удивленно поднял голову, Хавьер стремительно вогнал нож между глаз Сальвадора, погрузив его до самой рукоятки. – Я просто не такой плохой, как ты, – выплюнул он.

Сальвадор застыл, нож вонзился в его мозг. Это мгновенно убило его, и Хавьер быстро выкатился из-под его обмякшего тела. Он быстро подполз ко мне и ощупал мою голову.

– Ты в порядке? – спросил он, его голос ломался.

Я сглотнула и попыталась заговорить, но не смогла. Вместо этого я разрыдалась.

– Ш-ш-ш, Луиза, – успокаивающе сказал Хавьер. – Я жив, ты жива. Этот ублюдок мертв. Мы в порядке, – он сел рядом со мной и притянул меня к себе на колени, обнимая меня, пока я давала волю всему. Гнев, боль, шок, печаль. Он позволил мне плакать столько, сколько мне было нужно. И когда мои слезы начали высыхать, он сказал то, от чего я заплакала еще сильнее, только от счастья. – Ты должна знать, что твои родители у меня, – прошептал он мне в макушку. – Они в безопасности у моей сестры в Пуэрто-Вальярте.

Хотя Хавьер никогда не говорил мне, что любит меня, я все равно никогда не знала такой любви. Я не могла отблагодарить его, не могла забыть, каким абсолютно бескорыстным он был, и все ради меня.

Мы сидели так вместе, я набиралась сил в его объятиях, пока на балкон не ворвались несколько агентов УБН с оружием наперевес. Одной из них была женщина, чего я даже не поняла, пока она не сняла шлем и не распустила волосы. Она с ужасом смотрела на тело Сальвадора.

– Честно, это была самооборона, – запротестовал Хавьер под ее неодобрительным взглядом, прежде чем она успела что-то сказать.

– Но я готова поспорить, что ты все равно наслаждался каждым моментом, – сказала она.

Он улыбнулся.

– Конечно, наслаждался.

И я тоже.

Я могла сказать, что Хавьер нервничал, опасаясь, что УБН может сделать с ним, поскольку Сальвадор был мертв, а он нарушил единственное условие. Но к тому времени, когда медики прибыли на вертолете и обработали его рану на голове, а мне вправили сломанный палец и нанесли антибиотические кремы на тело, нам сказали, что мы все равно можем идти.

– Может, его и нет в живых, – сказала женщина, которую, как я узнала, звали Лилиан Берреллес, – но, по крайней мере, мы смогли уничтожить картель Синалоа. Это не так уж плохо.

Нет, это точно не так. На его месте уже был картель, который был готов занять его место: Картель Хавьера.

В УБН это тоже знали. Но пока что мы пожимали друг другу руки и соглашались уйти друг от друга.

Я знала, что Берреллес все равно вернется. И если я все еще буду рядом с Хавьером в то время, я позабочусь о том, чтобы она не смогла далеко уйти.

В этом бизнесе нельзя построить империю, будучи хорошим человеком. И хотя я никогда не смогу забыть того человека, которым была, и никогда не смогу полностью искоренить свои моральные принципы, я с нетерпением ждала возможности стать плохой.

Мне не терпелось стать порочной.

Очень порочной.

 

Глава 24

 

Хавьер

 

На следующий день Берреллес наконец высадила нас в Масатлане. Мы с Луизой устали, были ранены и измучены, но мы были вместе, и УБН отпустило нас на свободу. По крайней мере, пока. Но нам этого было достаточно. Мы были друг у друга, и мы возвращались домой, на мою территорию, где я, несомненно, напугаю Эстебана своим возвращением из мертвых.

Но, даже если таков был план, это был не единственный план, который я разработал. По правде говоря, я не знал, что делать дальше. Мне казалось, что меня тянут за разные руки, и, хотя я знал, какая из них правильная, я больше не знал, что правильно. Возможно, я никогда не знал разницы. Возможно, больше не существует правильного или неправильного, не в этой жизни.

Как только Берреллес ушла, я взял Луизу за руку и вывел ее на пляж. Как обычно на побережье день был ослепительно прекрасным, жара сдерживалась прохладой Тихого океана. Мы пробирались сквозь соломенные зонтики, толстых туристов на полотенцах и продавцов, торгующих своим дешевым дерьмом, пока я не нашел более уединенное место вдали от шума и суеты толпы.

Мы уселись на теплый песок, и я мысленно пообещал себе почаще выбираться на пляж.

Было приятно покинуть домашний уют и окунуться в хаос. Я действительно заставлял слишком много своих людей делать работу, в то время как должен был делать ее сам. Несмотря на то, что это было рискованно, пачкать руки было гораздо веселее.

– Я подумал, что в эти выходные мы могли бы съездить в Пуэрто-Вальярту, – сказал я ей, – чтобы увидеть Алану и твоих родителей.

Она засияла, ее щеки выглядели так мило, что мне захотелось их укусить.

– О, это было бы замечательно.

– У меня даже есть особый подарок для тебя, – сказал я.

– Оооо, – ворковала она, возбужденно хлопая в ладоши, – Что это?

– Это сюрприз, – это был действительно сюрприз.

Было не так много мужчин, которые доставили бы вам голову вашего развратного бывшего босса. Но, опять же, было не так много таких, как я.

Пока она потягивала «Корону», которую я купил у десятилетнего мальчишки с кулером, я достал из внутреннего кармана два паспорта и бросил их на песок.

Она посмотрела на них с любопытством.

– Откуда у тебя канадские паспорта?

– Они наши, – сказал я ей.

Она поставила пиво на песок и взяла ближайший паспорт, открыв его. Там была фотография женщины, которая выглядела почти как она, только на несколько лет старше и с другой прической, что можно было легко подделать.

– Кристина Эстевес? – сказала она, прочитав. – Кто это?

Я пожал плечами.

– Кто знает? Но это законно. У меня не было твоей фотографии, поэтому мне пришлось получить настоящий паспорт через один из моих каналов, – я открыл другой паспорт и показал на свою неулыбчивую фотографию, не сильно отличающуюся от фотографии, которую я сделал при аресте в Штатах. – Мой, однако, полностью подделан. Но ничего лучше не купишь. Он пройдет все проверки снова и снова, до тех пор, пока ты сможешь вспомнить, кто ты такой. У меня есть свидетельство о рождении и водительские права.

– Хавьер Гарсия, – прочитала она с моего. – Думаю, Хавьер Берналь мне нравится больше.

– Конечно, – сказал я, поправляя воротничок. – Он самый лучший.

Она прикусила губу, размышляя.

– Так зачем нам это? Мы едем в Канаду? Кажется, у меня там есть дядя, может, мы могли бы навестить его?

– Дорогая, – сказал я ей, притягивая ее к себе. Я провел большим пальцем по ее губам, затем провел им по своим, пробуя пиво, – мы можем поехать куда угодно, куда ты захочешь. И так надолго, как ты захочешь. Нам никогда не придется возвращаться.

Она нахмурилась, качая головой.

– Не понимаю. О чем ты говоришь?

Я глубоко вдохнул, сердце сильно билось о ребра. Я уже несколько раз прокручивал это в голове. Для чего-то настолько серьезного, настолько меняющего жизнь, я не мог допустить, чтобы сказать что-то не то.

– Я рисковал всем, чтобы заполучить тебя, Луиза. И ни за что не рискну потерять тебя снова. Скажи мне одно слово, и мы сбежим. Скажи мне сделать это, и я сделаю. Я откажусь от всего этого. Мы можем быть свободны там, вне опасности. Мы можем оставить все это позади.

– Мы не можем сбежать, Хавьер, – медленно сказала она.

– Нет, можем. Мы можем делать все, что захотим.

Она терпеливо улыбнулась и нежно поцеловала меня в губы.

– Нет, любовь моя, мы не можем, – сказала она, взяв мое лицо в свои руки. – Ты никогда не сможешь убежать от себя, ты просто будешь ходить по кругу. От этой жизни не убежать, потому что это твоя жизнь, и ты такой, какой ты есть. И в этом нет ничего плохого.

Ее слова вонзились в меня, как самое сладкое лезвие. И все же.

– Я не могу потерять тебя, – сказал я ей, чувствуя правду всем своим существом.

– Ты не потеряешь меня. Я с радостью проживу эту жизнь с тобой. Чувствую, что это то, для чего я предназначена. Быть твоей королевой и править рядом с тобой.

Я потер губы, пытаясь не улыбнуться ее красивой фразе.

– Это уродливая жизнь.

Она пожала плечами.

– Знаю. И это все, что я когда-либо знала. Но, по крайней мере, теперь у меня будет достаточно силы, чтобы скрыть уродство.

Я усмехнулся. Мое сердце могло разорваться.

– У тебя будет вся сила. У тебя будет все.

– И все же я хочу только тебя.

– У тебя есть я, мое черное сердце и моя порочная душа.

Я схватил ее и с силой поцеловал, не в силах сдерживаться. Она никогда не была так вкусна. Запах солнца на ее коже, прохладные океанские брызги, мысль о том, что она будет править рядом со мной, со всем ее хорошим и плохим – все это заставляло мое сердце биться, а член безжалостно пульсировать.

– Не думаю, что когда-либо хотел тебя больше.

Я застонал ей в рот, падая спиной на песок и увлекая ее за собой. Я потянул ее на себя, обхватив ее ноги так, что она оказалась на уровне моей талии. Мой язык жадно погружался в ее рот снова и снова, разжигая пламя, которое я не мог сдержать. Я мечтал об этом несколько дней.

– Мы всегда можем снять номер в отеле, – сказала она мне в губы, и по тому, как сбилось ее дыхание, я понял, что она возбуждена так же, как и я.

Я все еще мог возбудить ее в считанные секунды.

– К черту, – сказал я. Я протянул руку между ее ног и залез под юбку. Сдвинул в сторону ее нижнее белье и усмехнулся, обнаружив, какая она мокрая. – Моя королева, мы никуда не пойдем.

Она застонала, ее глаза затрепетали.

– Но на пляже есть люди. Нас арестуют.

– Ты в этом уверена? – спросил я, зная, что в Мексике меня никогда ни за что не арестуют.

– Люди увидят.

– Туристы увидят, – сказал я ей, облизывая ее ухо. – И пусть видят. Пусть возвращаются домой и думают, что Мексика – это веселое место.

Я сильно укусил ее за шею, наслаждаясь ощущением ее кожи между зубами. Она задрожала, ей это понравилось.

– Я не знаю, – задыхаясь, сказала она, выгнув спину.

Одной рукой я вводил в нее пальцы, а другой расстегивал ширинку. Это была проигрышная битва с ее стороны.

– Слушай, – сказал я, подавляя стон, – ты мексиканка или не мексиканка?

Она рассмеялась, гортанно и горячо.

– Теперь цитируешь фильмы? Ты плохой.

– Ты любишь меня плохим.

Она безмятежно улыбнулась мне.

– Ты знаешь, что люблю, – затем ее рот скривился в «о», когда я вынул свой набухший член и ввел его в нее.

Она была такой тугой, такой шелковистой, такой совершенной. Не имело значения, трахались ли мы на публике, средь бела дня на пляжах Масатлана, или в моей постели, она была всем, в чем я нуждался, всем, чего я хотел.

– Забери меня домой, моя королева, – прошептал я ей.

Наконец она расслабилась, откинувшись назад, и я глубоко погрузился в нее. Мы оба вскрикнули от удовольствия и боли. Это было невозможно.

Я обхватил ее бедра и стал двигать ими вперед-назад медленными, едва уловимыми движениями. Мы почти не двигались, но это не означало, что я не чувствовал все и везде.

Прошло совсем немного времени, прежде чем тоска, которую я испытывал по ней, страх потерять ее, яркое солнце за ее спиной, голубое небо и проходящие мимо люди, бормочущие свое неодобрение и восхищение, сменились громоподобной кульминацией. Я жестко вошел в нее, одновременно следя за тем, чтобы ее клитор не остался без внимания. Пока она сжималась вокруг меня, выжимая меня досуха, она называла меня своим королем.

Не думаю, что эти слова когда-либо звучали так правильно.

После наших эскапад на пляже я пошел и взял напрокат машину, которую я никогда не верну, и мы отправились по шоссе, ведущему в Дуранго. Это была бы более короткая дорога домой, но мой сексуальный аппетит вновь пробудился из-за насилия, адреналина и того факта, что мы почти потеряли друг друга. Мы дважды останавливались на обочине: один раз потому, что я так сильно желал ощутить вкус ее киски, что в итоге мы доставили удовольствие друг другу на заднем сиденье машины, старая добрая «шестьдесят девять». В другой раз я хотел снова оказаться внутри ее тепла, поэтому она забралась на меня сверху, пока я был за рулем, и начала скакать на мне. Я проехал всего около десяти футов, прежде чем чуть не разбил машину. Похоже, я был хорош во многих вещах, но трахаться и вести машину одновременно – это не одна из них.

В конце концов, мы вернулись домой под закат. Охранники на воротах, казалось, были шокированы моим возвращением, но у них хватило ума сделать довольный вид. Когда доходило до дела, были начальники и похуже меня.

Я припарковал машину прямо у входа и посмотрел на Луизу, безмятежно сидящую на пассажирском сиденье. Она словно светилась.

– Теперь это твой дом, ты же знаешь, – сказал я ей.

Она улыбнулась.

– Я знаю.

– Это твой замок.

Она наклонилась и быстро поцеловала меня.

– И он прекрасен.

Мы вышли из машины как раз в тот момент, когда входная дверь распахнулась, и Эсте уставился на нас, совершенно ошарашенный. Я наслаждался слабым разочарованием в его взгляде. Он не ожидал, что я докажу ему, что он ошибается.

– Я ни хрена в это не верю, – сказал он с тихим благоговением.

Я поднял руки.

– Призрак прошлого вернулся, чтобы трахнуть тебя в задницу.

Он усмехнулся.

– К счастью для меня, я не успел ничего испортить. Как, черт возьми, тебе это удалось провернуть, Хави? – он продолжал смотреть между нами двумя с удивлением.

Я пожал плечами.

– А когда мне что-то не удавалось сделать?

Я положил руку на спину Луизы и повел ее вверх по лестнице. Мы остановились в дверях, оглядывая Эсте.

– Эстебан Мендоса, – сказал я ему, – познакомься со своей правительницей, Луизой Чавес, – я наклонился к ее уху. – Знаешь, теперь он твой подчиненный. Что ты чувствуешь?

Она усмехнулась Эсте, а затем посмотрела на меня.

– Это заставляет меня чувствовать, что я должна всегда держать при себе электрошокер. Знаешь на случай, если он будет плохо себя вести, – она подмигнула ему и вошла в дом.

Я рассмеялся, увидев страх в его глазах. Я похлопал его по плечу.

– Думаю она не шутит. Она там убила человека. Думаю, она вошла во вкус.

Мы оставили недоумевающего Эсте на ступеньках, и я быстро повел ее прямо в нашу спальню, где я принес бы ей огонь, а она мне – мир, этот прекрасный мир.

Я был ее королем.

Она была моей королевой.

И у нас была гребаная империя, которой мы должны были править.

После того, как мы закончим трахаться, конечно.

В конце концов, я все еще был Хавьером Берналем.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.