Мясозаводск

Город Мясозаводск располагался вокруг огромной фабрики по производству плоти.

В центре возвышался пылающий факел, тут и там торчали жирно дымящие трубы; город напоминал корабль, на всех парах несущийся в неизвестность.

Михаил Афанасьев прибыл в Мясозаводск на работу в плотеплавильном цехе, пройдя предварительно необходимое обучение. Добирался он в воскресенье на междугороднем автобусе, забитом рабочими – судя по всему, с той самой фабрики, куда устроился и Михаил. Его удивили их вялые, безжизненные, изможденные лица.

«Видимо, жизнь тут – не сахар», – решил Афанасьев.

У Михаила не было знакомых в Мясозаводске, и ему хотелось поговорить с кем-нибудь из попутчиков, расспросить, как живется в городе. Однако пассажиры автобуса держались с какой-то вялой отстраненностью, как будто подчеркнуто игнорируя присутствие среди них Афанасьева.

Он попробовал было обратиться к сидевшему с ним рядом старику с вопросом, как добраться в Мясозаводске до фабричной конторы, однако тот не ответил – его лицо, изрезанное глубокими морщинами, лишь как-то странно передернулось. Похоже было, что он услышал вопрос, но не хотел на него отвечать.

Сведения Михаила о городе и фабрике были скудны. Он знал, что производство было запущено совсем недавно. Прежде завод был нефтеперерабатывающим, но его полностью реконструировали и переоборудовали. Одновременно был переименован и сам город, называвшийся прежде Нефтезаводском. Сначала предполагалось назвать его точнее – Плотезаводском, но вследствие сходства плоти с мясом было в итоге выбрано нынешнее название.

Михаил слышал, что плоть – это новый материал многоцелевого использования, которому предрекали будущее. Она годилась, например, как для строительства, так и в качестве продовольствия. В других ее возможностях Афанасьев пока не очень разбирался, но поговаривали, что перспективы плоти умопомрачительными и новый завод будет приносить баснословные барыши.

Городок был небольшим. Построен он был, видимо, по особому проекту: большинство домов были кирпичные, разной высоты и этажности – до девяти этажей. При этом некоторые дома имели нулевую высоту, то есть располагались под землей, с крышами на уровне улицы, а другие – даже отрицательную высоту, то есть их крыша была дном ямы. В чередовании различной высоты не прослеживалось какой-либо закономерности. Изредка встречались здания и с вовсе непонятным количеством этажей – их окна были расположены не горизонтальными рядами, а вразброс.

При этом, хотя городская застройка выглядела экспериментальной, она была уже старой – видимо, давности нескольких десятилетий. Исключение составляли только здания, построенные недавно уже не из обыкновенных материалов, а из плоти. Кирпичные же дома, судя по всему, со времени их возведения не ремонтировались: они выцвели и были испещрены крупными трещинами, у основания зданий и вокруг окон и дверей рос мох. Дома казались в целом такими же поникшими, осунувшимися, как и лица рабочих в автобусе.

Автобус приехал на конечную остановку; Афанасьев, кряхтя, вытащил наружу потертый рюкзак со своими пожитками и в растерянности остановился. В этот момент он пожалел о своем решении приехать в Мясозаводск: его здесь, судя по всему, вовсе не ждали и не были рады его прибытию. Он был чужаком в этом печальном и неприветливом городе. Люди безучастно проходили мимо Михаила, и он, вспоминая свою попытку завязать разговор со стариком в автобусе, никак не мог решиться вновь обратиться к кому-нибудь с вопросом. Его сковывало неприятное предчувствие, что его вновь проигнорируют, а то и нагрубят в ответ.

Внимание Афанасьева привлекло в потоке прохожих лицо, отличное от прочих: оно было не бледным и угрюмым, а румяным, добродушным и более энергичным, чем лица других обитателей Мясозаводска. Лицо это принадлежало бодрому бородатому мужчине средних лет, который брел по улице с бутылкой пива в руке, время от времени с громким хлюпаньем отхлебывая из нее.

При других обстоятельствах такой человек, вероятно, произвел бы на Михаила неприятное впечатление, но на фоне общей мрачной отрешенности обитателей Мясозаводска незнакомец выглядел более живым и приветливым. Поймав вопросительный взгляд Афанасьева, тот сам подошел к нему и вместо приветствия подал Михаилу бутылку пива, коротко сказав: «Хочешь? Пей! »

«Благодарю, не откажусь», – с удовольствием ответил Афанасьев, отпивая из бутылки.

«Приехал к нам работать? » – спросил его незнакомец.

Михаил ответил утвердительно и осведомился о расположении заводской конторы.

«А вот пойдем, я тебя отведу, – сказал его собеседник. – Я тут, собственно, слоняюсь так, без дела. Мне все равно, куда идти, так почему бы не сходить к конторе».

«Я – Камень», – сказал по пути незнакомец.

«Как это, почему камень? » – не понял Афанасьев.

Его спутник объяснил, что Камень – его фамилия, а звали его Федором. Он был специалистом II разряда по производству плоти. Сам Афанасьев пока имел только низший, IV разряд.

«Мясозаводск выглядит печальным», – заметил Михаил.

«Это только сначала так кажется, – заверил его Камень. – Потом привыкаешь и этой печали не чувствуешь. К тому же, здесь скоро все изменится. Вот наварим плоти – и заживем королями! »

Между тем, Федор и Михаил подошли к краю квартала, где велась интенсивная деятельность. Разноэтажные кирпичные дома здесь были сплошь снесены, вместо них возводились гладкие и неровные, как бы слегка оплывшие светлые строения.

«Дома из плоти! » – воскликнул Афанасьев. Он впервые мог подробно разглядеть практическое применение нового материала.

«Да, это они, – самодовольно сказал Камень, словно бы воспринявший слова Михаила как похвалу себе. – Мы сейчас видим будущее! Никакой больше нефти! Никакого металла! Никакого камня! Я, разумеется, говорю не про себя, а про камни в качестве строительного материала. Все это заменит плоть! Мы наблюдаем зарю эры плоти! »

Афанасьев скептически покачал головой. Оптимизм Федора почему-то не обнадеживал его, а скорее, напротив, пугал.

Впереди показалась заводская контора – длинное двухэтажное здание из плоти. Под кожей, покрывавшей его, виднелись причудливо ветвящиеся выступы костей, составлявших каркас строения. Дверь открывалась, как глазное веко.

Администрация предприятия, видимо, решила продемонстрировать в конторе возможности плоти: из нее состояло не только само здание, но и его интерьер. Мебель, ковры, занавески, скатерти, даже статуэтки и другие безделушки, расставленные по помещениям – все было из плоти.

«Я, честно говоря, так толком и не понимаю, что представляет собой эта плоть», – сказал Михаил, нерешительно останавливаясь у входа. Ему сделалось не по себе – показалось вдруг почему-то, что здание проглотит и переварит его.

«А что именно тебе неясно? » – уточнил Камень.

«В первую очередь непонятно, живая ли эта плоть», – сказал Михаил.

«Да, конечно живая, – сказал Федор. – Ты же должен был проходить все это на обучении. Есть разные сорта плоти, с ней можно экспериментировать и придавать ей различные свойства. В этом ее сильная сторона, ее гибкость».

«Нам это на обучении объясняли, но как-то туманно, я толком не могу уразуметь. Ведь она не такая же, как мы», – заметил Афанасьев.

«У нее нет души, – сказал Федор. – Хотя некоторое подобие разума и может быть. Ее возможности до сих пор не полностью изучены, но мне представляется – что они безграничны».

«Странно это», – сказал Михаил.

Отступать, однако, было поздно, и он неохотно вошел в заводскую контору.

Внутри сидел чернявый, долговязый молодой человек – секретарь; осведомившись о личности Афанасьева, он проводил его к начальнику плотеплавильного цеха Хлебодарову, которому предстояло принимать Михаила на работу. Камень, который работал в том же плотеплавильном цехе и которому любопытно было, как пройдет трудоустройство новичка, решил подождать его у входа.

Хлебодаров оказался необычайно тучным человеком; он сидел за столом из плоти, накрытым скатертью из этого же материала. Перед ним стояли горшок и бутылка, также состоящие из плоти, и лежали костяные столовые приборы.

В момент появления Афанасьева Хлебодаров увлеченно жевал. Изо рта у него свисал клок кожи, и Михаил понял, что начальник цеха ест из горшка плоть.

«Афанасьев? – обратился к нему Хлебодаров. – Помню, помню. Что же, мы обо всем договорились заранее и, можно считать, тебя приняли. Садись вот, выпей водки».

«А водка не из плоти? » – спросил с опаской Михаил.

«Водка из плоти? – переспросил Хлебодаров. – Ах-ха-ха! Ну, до такого еще не додумались! Хотя наверняка и до этого дойдет. Если уж почти все делают из плоти, как какую-нибудь занавеску или вот горшок – так водку и подавно можно сделать! »

«А плоть вкусная? – спросил Афанасьев. – Я еще не пробовал ее».

«Неплохая, – ответил Хлебодаров. – Привыкаешь быстро. Сочная, питательная. В сущности, похожа на обычную говядину, только со специфическим привкусом. И, главное, много ее, можно вволю поесть. Я вот, не скрою, покушать люблю; и так был обильный человек, а на харчах из плоти – еще знатно раздобрел. За десятерых скоро буду! »

Афанасьев, слегка ошалевший от открывавшихся ему сегодня сцен, с готовностью подсел к столу и опрокинул рюмку водки. Хлебодаров предложил ему закусить плотью, но Михаил отказался.

Скоро подошел Камень, бывший, как выяснилось, с Хлебодаровым на дружеской ноге.

«А, вы уже познакомились, – одобрительно сказал Камню Хлебодаров. – Ну вот, ты и введи нашего новичка в курс дела. Покажи ему все, а завтра – спозаранку на работу! »

Федор кивнул и отправился с Афанасьевым к общежитию для сотрудников фабрики. Общежитие, недавно построенное на месте снесенного кирпичного, также состояло из плоти. Этот же материал, как и в заводской конторе, максимально использовался и в интерьере здания.

«А кормить нас тоже будут плотью? » – спросил Афанасьев.

«А как же? – даже удивился этому вопросу Камень. – Разумеется, ей, чем же еще! Да ты не бойся, распробуешь – понравится! Плоть – настоящая еда будущего: вкусная, питательная, и порции большие».

«Странно есть то, из чего сам и состоишь», – заметил Михаил.

«Ешь же ты обыкновенное мясо, – сказал Камень. – Здесь практически то же самое. Разница больше психологическая, а не фактическая».

«Но ведь должна же плоть в конце концов хотя бы надоесть, – сказал Афанасьев. – Невозможно постоянно есть одно и то же».

«Есть пища, которая не приедается, – возразил Федор. – Например, хлеб, картошка, макароны. Люди так или иначе регулярно едят их всю жизнь, а они остаются вкусными. И мясо также относится к числу таких продуктов – а значит, и плоть. Впрочем, рацион у нас, разумеется, не ограничивается исключительно ей, он разбавлен другими продуктами, но она составляет питательную основу».

Афанасьев и Камень зашли в общежитие, и Михаил поймал себя на том, что начинает уже несколько спокойнее относиться к зданиям, построенным из плоти: этот материал как-то быстро примелькался, сделался привычным и начинал казаться естественным.

«В самом деле, – подумал Афанасьев. – Ведь сам человек состоит из плоти и живет по 60, 70, 80 лет, она изнашивается очень медленно. Значит, это материал крепкий, надежный и, можно сказать, сам бог велел расширять его использование».

Его, однако, по-прежнему беспокоил преимущественно чахлый и понурый вид жителей Мясозаводска, и обитатели общежития в этом не были исключением. Они вовсе не имели вида пышущих здоровьем людей, как можно было бы предположить исходя из того, что они ежедневно питаются мясом.

«Производство плоти полностью наладили совсем недавно, – с обычным своим оптимизмом пояснил по этому поводу Камень. – Так что эффект от ежедневного питания ею пока что не сказывается. Прежде Мясозаводск, действительно, жил бедно, особенно в последние пару лет – в период реконструкции завода, когда производство простаивало. Это были, действительно, мрачные дни для города, поскольку фабрика – градообразующее предприятие, вне ее тут практически нет работы. Из-за ее приостановки мясозаводчане и вправду были практически доведены до отчаяния, некоторым, не нашедшим никакого заработка, приходилось жить на нищенские пособия чуть ли не впроголодь. Однако ты застал уже лишь отголоски этих дней. Сейчас перед городом открываются блестящие, феерические перспективы, и даже за последние пару-тройку месяцев ситуация существенно улучшилась. Можно сказать, что после голодных лет наступают тучные годы. Скоро ты сам это увидишь и оценишь, и будешь еще ох как радоваться, что решил отправиться в Мясозаводск».

«Надеюсь», – коротко ответил на это Афанасьев.

Камень, который был, видимо, сразу почему-то расположен к Михаилу, предложил ему поселиться в одной с ним комнате: там как раз была свободная койка. Афанасьев согласился.

Единоличным владельцем соседней комнаты, с которым Федор сразу же и познакомил Михаила, был Всеволод Бахтин – пожилой заведующий заводской библиотекой. Камень заранее предупредил Афанасьева, что этот человек – «чудак, но безобидный».

Бахтин был одним из немногих жителей Мясозаводска, скептически относившихся к перспективам использования плоти. У него был свой «конек» – ужение, как он говорил, воздушной рыбы. Эта «рыбалка» заключалась в том, что Всеволод подолгу неподвижно стоял с длинной палкой, выставленной наподобие удочки, только не погруженной в воду, а просто висящей в воздухе. Бахтин утверждал, что ловит таким образом какую-то невидимую рыбу, используя в качестве приманки пустоту.

Судя по всему, он действительно был убежден в существовании подобной рыбы, причем предрекал для нее фантастические перспективы, заявляя, что именно такая воздушная рыба, а вовсе не плоть – материал будущего. Вероятно, в сознании Всеволода такая рыба и вправду существовала.

С этой его странностью мирились, поскольку в остальном Бахтин был ответственным и исполнительным работником и, кроме того, хорошим, добродушным человеком и приятным собеседником; увлекаясь разглагольствованиями о своей рыбе, Бахтин нередко угощал своих слушателей водкой, и товарищи тепло относились к нему. Находились даже люди, допускавшие, что воздушная рыба Бахтина в каком-то странном, неведомом смысле существует на самом деле.

Когда Афанасьев познакомился с Бахтиным и разложил свои немногочисленные пожитки, Камень повел его на осмотр плотеплавильного цеха. Это был просторный зал, в котором стояли огромные чаны с плотью и формами для отлива. Завод производил широкую номенклатуру товаров, которая в перспективе должна была еще существенно увеличиться. Для каждого из этих товаров существовала своя технология: плоть какого качества, вида и состава должна использоваться, как компоноваться, как производиться формовка, как укреплять изделие костями, обшивать ли кожей и какие дополнительные компоненты оно может включать.

Основы этой науки Михаил изучил в ходе вводного курса, однако сведения его пока были скудны, практики он не имел; кроме того, работа с плотью чуть ли не каждодневно менялась и совершенствовалась. Поэтому в ближайшее время Афанасьеву предстояло работать в качестве стажера под руководством и присмотром Камня.

В целом Михаил был доволен своим первым днем в Мясозаводске. Он рад был, что его товарищами здесь стали Камень и Бахтин – простые, приветливые люди, с которыми, как он надеялся, нетрудно будет сжиться. Плоть в целом производила на него какое-то тягостное, отталкивающе впечатление, но он сам не мог объяснить, почему именно, и надеялся, что постепенно сможет к ней привыкнуть и начнет относиться к ней спокойнее.

После осмотра цеха Камень повел Афанасьева в столовую – на ужин. «Что, уже сейчас надо будет есть плоть? » – поморщился Михаил. «Да, стоит сразу начать привыкать, – спокойно ответил Федор. – Кроме того, будет ведь не только одна плоть. С хлебом, с чаем». По его тону было ясно, что он относится к употреблению плоти в пищу как к чему-то само собой разумеющемуся, но Афанасьев все-таки не мог побороть в себе чувства брезгливости.

Столовая производила самое обычное впечатление и напоминала школьную. Она представляла собой просторный зал, стены которого были выкрашены бледно-зеленой краской, с рядами деревянных столов и стульев. Михаилу странно было, что в этом помещении, где все было так обычно и буднично, ели плоть: в этом было как будто что-то вопиющее. Хотя суть проблемы у него не получалось сформулировать даже для самого себя, ему хотелось, пока не поздно, развернуться и бежать из столовой – и вообще из Мясозаводска.

Тягостное впечатление смягчила для него только молодая женщина, стоявшая в столовой на раздаче – румяная, с густыми черными волосами и приятными чертами лица. Она дружелюбно улыбнулась вошедшим – как показалось Михаилу, именно ему – и взяла в руки половник и большую вилку, выражая готовность накладывать пищу. Ее мягкие движения производили какое-то успокаивающее, убаюкивающее впечатление на Афанасьева, и из ее рук ему не противно, а, пожалуй, даже приятно было взять тарелку с теплой плотью.

Ему показалось вдруг, что его зловещие предчувствия как-то рассеиваются, что на самом деле в Мясозаводске не происходит ничего страшного, отвратительного, да и вообще необычного. По сути дела, люди занимались здесь честным трудом, производили пищу и материалы для строительства домов, зарабатывая таким образом и себе на кусок хлеба. Михаилу сейчас показалось все это очень простым, ясным, не требующим обдумывания; он расслабился, захваченный общей сонной, парной атмосферой столовой.

Камень, между тем, кивнул молодой женщине и поздоровался с ней: видимо, они были давно знакомы. Он представил ей и Афанасьева. Выяснилось, что женщину звали Елизаветой Веселовской, она была землячкой Камня и приходилась ему какой-то дальней родственницей.

«Скажите, ведь нет ничего плохого или опасного в том, чтобы есть плоть? – обратился Афанасьев к Веселовской с какой-то наивной откровенностью. – Мне все кажется, что это нехорошо, странно».

«Нет, что вы, это хорошая еда, – ответила Елизавета. – Вкусная, сытная, здоровая. Попробуйте».

Успокоенный ее словами, Афанасьев действительно подцепил вилкой фрагмент плоти, положил в рот, разжевал и проглотил. Плоть была сочной, не жесткой, не жилистой, ему понравилось. Михаил ощутил в этот момент сильное облегчение: ему показалось, будто он прошел какое-то испытание или посвящение для того, чтобы приступить к работе на заводе. Довольный тем, что плоть не оправдывала его опасений, а также неожиданным знакомством с Веселовской, он вместе со своими новыми товарищами уселся за одним из свободных столов и принялся уписывать плоть за обе щеки.