Валентина Дмитриевна Васильева - Десненко

Валентина Дмитриевна Васильева - Десненко

Счастье-это родиться в благословенном краю.

Апрель 2007 г.

Часть 1.

Счастье – это родиться в благословенном краю.

И когда я там, то всегда пою.

Существует легенда: «когда Чингиз-хан дошел до наших мест, увязая в черноземе и увидев перед собой местность в форме ямы глубокой, окруженной горами, он проклял ее и назвал Карачаном- черной ямой. Повернув свою, уже изрядно потрепанную карету, отбыл восвояси». Вот тут-то я и родилась 23 сентября 1929 года в с. Средний Карачан Грибановского района Воронежской области - Людмила, а 25 сентября записали Валентиной Дмитриевной Каштановой, потом Васильева-Десненко.

А теперь посмотрите моими глазами – глазами ребенка. Он еще жив во мне до сих пор.

Почти с любой стороны света, но лучше всего с северной, видно, как на ладони, мою Пятину(пять сел). С севера на юг по течению реки Карачан, извилистой, как сама судьба, расположились села: Кирсановка, где единственная церковь не переставала действовать и служить Богу и людям, да вода в реке оставалась быть чистой, Верхний Карачан – некогда районный центр. Удивительно, там и только там, на склонах гор выращивали клубнику. Горы тесно стояли по берегам реки и не давали ей разгуляться: грунт не позволял, несмотря на ее бешеный нрав. Течет она со Среднерусской возвышенности. Но не думайте, что это только весной, когда вся природа звенит, тренькает в ожидании праздника, они и зимой, бывало, такие торосы льда нагромоздит, что твоя Арктика. Но весной: выплескивается вся из себя и несет на своем хребту все, что на пути ее лежит, стоит, растет – с корнем вырывает. А если где окажется грунт мягковат, то с высокого берега бултыхается такая глыба земли, да еще, например, с печкой жилого дома, что стояла на глыбе той…А всухое время года бывают места на реке «по колено воробью».

Вот мы и подошли к самому родному месту. Как говорят, «где пуповина зарыта» - село Средний Карачан. Здесь-то река вволю наигралась: почти всю улицу смыла, образовав излучину, дошла до моего родного дома, стоявшего в 15-20 метрах от высокого обрыва на левом берегу реки. В 1950 г. дом перенесли ближе к центру, к храму, основанному еще в 1586году. В храме служил отец Богоявленский, и была я в нем один только раз, с дочкой псаломщика Путилина Николая, и мне не было еще и 2-х лет, а в 1936сначала загорелась колокольня, а утром крест, потом колокол падали. «Властные» мужички оттаскивали их на тракторе (рядовые не решались). Потом ограду снесли, а помещение использовали под хранилище. Храм до сих пор еще полностью не отреставрирован. Печально все это, однако, продолжим. Нижний Карачан был когда-то районным центром и славен был магазинами и базаром. Со всей округи съезжались люди, было весело. Церковь здесь и в Верхнем Карачане были разобраны основательно, и построены дома культуры. Село Васильевка –это село, где наша река Карачан впадает в Хопер.

До 16 века по рекам Дон, Воронеж и Хопер люди боялись селиться после татаро-монгольского нашествия. Но в конце 16 века было уже 1000 дворов.

На нашей улице, к северу под горой, стоял барский дом. До революции в нем жил дворянин Панфёров Александр Петрович. На всю округу он славился как демократ. В революции не участвовал, но помогал просвещать людей. Дружил, возможно, общался с моим дедом Поповым Федором Васильевичем. Дед, как бы сейчас сказали, был классным модельщиком обуви. Грамотный, начитанный, выступал на сходах и вел диспут со священником. Есть единственная его фотография. Умер дед в октябре 1929 г., когда мне был 1 месяц отроду. Узнавала о нем из уст мамы, Евдокии Федоровны и бабушки – урожденной Шенцевой Евдокии Степановны, происходившей из обедневших дворян. Для меня она была словно Арина Родионовна для А. С. Пушкина. Семья их была из 10 человек: два старших сына и пять дочерей, еще сиротку воспитывали - Дашеньку. И после странствий по России и всему миру в поисках истинной веры возвратилась бабушкина тетя – Елена Прекрасная (так ее все звали), и жила у них до конца жизни. Но это особый рассказ.

Жили в строгости: «солнце за край – и чтобы все были дома». Это не касалось только мужчин: у них было дело отца. Никто не повышал голоса, не выражались даже «чертом». У дяди Алеши самое ругательное выражение было «пес тебя возьми», его двоюродного брата –«есут твою на коляску». Сестры Мария, Евдокия, Александра, Ольгаи Любовь. Из сестер мама была вторая, родилась она в день, месяц и год, когда родился А. Н. Косыгин - уважаемый человек, и она этим гордилась.

Младшая, тетя Люба, была моей нянечкой. Мама женщина властная, красивая, рыжая, две косы до пят, когда расплетала – стог соломы, социальное положение – домохозяйка. Папа мой– Каштанов Дмитрий Петрович, родился в конце 1901 г., в семье из 8человек детей: три сестры Анюта, Анна и Мария, и пять братьев, Иван, Василий, Александр, Дмитрий и Павел. Все они родились от славных людей. Дедушка мой, Петр Афанасьевич, - почетный гражданин города Борисоглебска, профессионал по кожевенному делу. Один папа пошел по его стопам – работал в «Кожсиндикате», потом в «Союззаготкож». Бабушка была домохозяйка, урожденная ШибрянскаяАгриппинаАлесексеевна – была домохозяйкой. Носила платье со шлейфом и шляпки с вуалью. Это мама мне говорила, и что бабушка была строгая. В общем, в обеих семьях все дети одевались модно и красиво. Но, папа говорил, что над нашим родом еще с Турецкой висит рок – войны. Главное, в каждом поколении детки живут до 11-17 лет в роскоши, потом – война. И все начинай сначала. Дедушка умер в 1921, а бабушка- в 1922г.

Тоже с нами повторилось. Живя в деревне, мы до Великой Отечественной войны не имели, вернее, имели землю, что под домом из 2-х комнат и подворье.

До 1936 года мы – это: папа, мама, брат Анатолий и я имели 15 соток сада и огорода, как семья служащих, а в 36 году нас «остолбили»: сад был через дорогу, а огород – за двором. Столбы, словно на границе, толстые и высокие. Сад отдали соседям, а огород бурьяном зарастал. Корову не разрешали в стадо брать. Я водила ее через речку напротив к бабушке в сад. (Дом построил, и сад посадил дедушка Федор). Но мне грозил палкой Митроня и ругался, не разрешал корову вести по колхозной земле. А там только песок был, белый-белый, и мелкая полынь. Корову пришлось забить, никто не покупал. Остались 3 курицы и петух во дворе. Мы жили не роскошно, но сносно. Папа продукты на месяц закупал. Потом стали неприятности у папы. И все это началось с того, как он отказал судье; я не знаю, да и вряд ли кто знал его фамилию, а звали его Зуй Сарафанный. Он попросил сапоги. Папа сказал, что этого он сделать не сможет без сдачи сырья. Подстав было немало, но это как-то выявлялось.

Что помню из детства? А помню я себя с 6-ти месяцев отроду. Весна, начало разлива реки. Я, завернутая в одеялку на руках у мамы, которая сидит на диванчике тарантаса-кабриолета с поднятым верхом, папа- на облучке, быстро и резко погоняет кнутом лошадь. Едем через мост, по которому уже бежит водичка. Как мы ехали 4 километра, я не помню, может быть, мама прикрыла меня простынкой, или я потеряла сознание: заболела, потому что уже в поликлинике мне дали что-то выпить, и тут же я вижу, как разливается светлая жидкость из меня по крашеному полу. Мне, видимо, стало легче, и я заснула. Потом я узнала, будучи взрослой, что это было лекарство, и дал его мне доктор Кирилов Иван Константинович. Мама сказала, что он мой спаситель.

Вскоре был пожар, горела наша улица, я помню дом рядом с нашим, большой с красивой верандой. У нас такого не было. И вдруг – пожар, и дом этот сгорел. Папа отстоял свой: сидел на крыше (железная) и поливал, вода шипела. А я сидела в огороде бабки Надежки, на бабушкином сундучке была положена перина, и со всех сторон меня обложили подушками, подперев стульями. Я смотрела во все глаза на искры, которые поднимались до неба и языки пламени. Может быть, поэтому я никогда не испытывала страха? Свой возраст в тот момент я узнала совсем недавно, лет пять назад, в очередной приезд на родину, при воспоминании о пожаре.

Помню себя осенью 1930 года, когда рубят капусту впрок. Мне 1 год. Моя нянечка Любанька (так мама ее звала) должна меня нести к бабушке и стала заворачивать меня в старое одеяло. Я, зная, что есть новое, запротестовала. Тогда она сказала: «Ну и оставайся одна тут! » И ушла, хлопнув дверью. Так я такого ревуна задала и бегом за ней. Она сдалась, закутав меня в новое одеяло и с головой, поэтому не помню, как мы шли через речку по лавам (мостику). А когда пришли к бабушке, она меня вывалила на стол, подготовленный для резки капусты. Наши встречи с бабушкой всегда сопровождались улыбками и бесконечной радостью.

Новый 1936 год встречали в новой семилетней школе. Директор Ерёмин Максим Степанович устроил елку до потолка: пышная, пахучая, сверкала множеством игрушек, ранее куплены и самоделки, которые приносили детки и взрослые. Заходили в коридор, снимаем обувь и ставим у стен гардеробной, оставаясь в носках, связанных к этому торжеству-сказке. Дед Мороз и Снегурочка, снежинки и герои сказок – живые все. Потом – подарки. Радости на всю жизнь.

После этого в нашей семье ежегодно устраивалась елка (кроме войны). Папа привозил ее морозную, душистую и тут начинался праздник на две недели каникул. Володя Каштанов, двоюродный брат, играл на гармошке. Рая Косинова, двоюродная сестра и брат мой Анатолий попеременно были дедом Морозом или Снегурочкой. Разучивали стихотворения и песни пели, отгадывали загадки, а вечером в прятки играли.

Хорошо помню: это когда я одна и чем-то обрадована или потрясена: вижу себя как бы сверху, мне тогда лет пять было. Лето, мне мама сшила новое платье в клетку крупную – голубая и белая, тоненькую – черную, воротник – воланчиком. Я иду через речку по лавам и мне все нравится. В спинку светит солнце, за речкой раскинулись на много километров луга до самых гор и оврагов, слева растут ракиты, окаймляя луга на всем протяжении до горы, кроме дороги. И огромный, над головой небесный купол синий-синий; ласточки высоко летают, значит, будет вёдро. Да радость встречи с бабушкой и садом – моим бесконечным миром познания.

Впервые я задумалась, когда мне было годика 3, 5. Однажды бабушка спросила: « А где мама? ». Я, подпрыгивая, что-то ей сочинила, что в голову взбрело. Оказывается, было очень важно для бабушки найти маму. Потом она меня усадила и стала говорить, что я ей сказала неправду и что из этого получилось. Тогда-то я узнала слово Бог и что надо всегда говорить правду. Почемучкой я была с тех пор, как стала говорить. А тут я задала вопрос: «А что такое Бог? » Бабушка мне ответила: «Бог есть Любовь и Совесть». Это с тех пор я несу в душе своей.

Больше хорошее помнится, но и печальное забыть нельзя.

Начало 30-х годов – голодали. У нас жила тетя Нюра, папина сестра с семьей – 5 человек. Мама сварила пшенную кашу и мне дала ложку, предварительно помешав кашу. А Лидушка, ее младшая, годика полтора ей, говорит: «Каша наша, каша мамана». Это значит, тетя Нюра где-то «разжилась» пшена. В школу я пошла почти с 9 лет. Меньше месяца до 8 лет не хватило и не приняли – огорчение. В пионеры не пригласили и первый год в 7ом классе не приняли в комсомол. На второй год осталась принципиально: не стала сдавать экзамен по истории и конституции. Приходили за мной много раз, но я настояла на своем – нет. Был молчаливый конфликт с учительницей. Она сразу же уехала. Причину я не объясняла, т. к. не спрашивали, почему.

В 1939 г. погиб мой любимый дядя Ваня, старший мамин брат. Ночью пошел за хлебом в Грибановку – 15 км. Его сбил водитель легкового автомобиля и долго не мог остановиться, съезжая в кювет и далее ехал. Так и не нашли преступника. Это в то время одна такая «эмка» была на всю округу. Я ночевала у бабушки, и ночью на окне стояла поллитровая бутылка, она треснула на мелкие кусочки. Теперь это и наукой доказано. У дяди Вани энергия была, его привезли на грузовой машине к сестре Леле, муж которой работал начальником автоколонны. Дядя Ваня был еще жив, хотя ни одного органа неповрежденного не было.

Хоронили мы его в день моего рождения 23 сентября 1939 года.

Папа мне подарил радио, но смерть дяди Вани повергла меня в исступление. Впоследствии меня всегда отвлекали, и я почти никого не хоронила из близких, кроме мамы, брата, Вячеслава и тети Нюры да Жени – сестры двоюродной, но это было уже во взрослой жизни.

На нашей улице жил начальник радиоузла Филатов Федор Павлович. Ему домой провели радио, до нас оставалось несколько метров, и папа решил осчастливить меня. Радио – мои университеты: развитие речи, слуха музыкального, общего и культурного развития. Как-то Федор Павлович говорил маме: «Твоя Валентина дважды заставляла меня возвращаться на работу: иду мимо вас, слышу мелодию и думаю – забыл отключить радио в 12 дня и иду обратно». А идти надо было в район – туда – 3, 5 км и обратно – семь, а в 15 снова включать.

Виновница, видите ли – импровизировала, как всегда, когда одна была во дворе и никого вокруг.

В то время по радио музыка лилась – классическая в основном, эстрадная и сейчас поражает своей красотой. Главное, пошлость никогда не резала ухо.

Недавно с удовольствием слушала журналиста Эльдара Абликулиева, Осипова и изредка Леонида Зорина. Но их почему-то не слышу в этом 2007 году, а о классике музыкальной почти не вспоминают. Необходимость есть великая, да еще после исполнения не мешало бы напомнить автора и название произведения и его исполнителя как музыкального, так и литературного произведений. Дабы не утратить русского языка и, сравнительно, общей культуры.

Что еще помню до Великой Отечественной войны? В 1940 г. в ночь на Первое мая выпал снег по колено, пышный, ослепительной белизны, и – солнце!