Глава восьмая

– Так ты, значит, завтра уезжаешь? – повторила Натали. Она лежала одетая на кровати Жиля и о чем-то думала. Как только она приехала, он все рассказал ей, в общем довольный, что может предстать перед ней в роли честолюбца и триумфатора, куда более лестной, чем роль незадачливого неврастеника. Увлекшись, он даже с некоторым пафосом заговорил о важности новой работы, о моральной ответственности перед читателями, о страстном интересе, который всегда вызывает у них внешняя политика, – словом, он проявил такой энтузиазм, какой ему следовало бы выказать при разговоре с Жаном по телефону. Ему даже пришла в голову несколько ироническая мысль, что он старается ослепить свою любовницу, чтобы заглушить голос совести, укорявший его за то, что он не оправдал надежд своего друга. Однако Натали совсем не была ослеплена. Скорее – оглушена.

– Я уезжаю на неделю, – сообщил он. – На неделю или на две. И потом вернусь. Работать начну с октября.

– Как школьники, – рассеянно бросила она.

По мере того как Жиль рассказывал о предстоящей работе, он все больше начинал верить, что предложение это заманчивое, и в конце концов даже рассердился на себя и на Натали за то, что из-за сегодняшнего свидания рискует потерять такую должность. Но вслух он все же не осмелился это сказать. Она сама заговорила об этом.

– Если все так важно, почему ты не выехал сегодня?

– У нас же было назначено свидание. И хотя он сказал святую правду, ему почудилась в собственных словах какая-то фальшь. Она пристально посмотрела на него.

– А может быть, ты просто подумал, что неудобно бросить женщину, ограничившись короткой запиской, даже если ты знаком с нею только две недели.

Говорила она спокойно, а Жиль поймал себя на том, что отрицательно качает головой и, пожалуй, даже краснеет, как будто он солгал. А что, если она в конце концов права и он больше никогда не вернется? Его захватит Париж, лето, приятели, море, путешествия, и, возможно, Натали останется для него лишь воспоминанием о двухнедельном романе в начале лимузенского лета.

Внезапно он увидел себя глазами этой женщины – свободным, смелым, вновь легкомысленным и уверенным в себе, каким был всю жизнь. Глубокая нежность овладела им, и он сам не знал, чем она вызвана: благодарностью ли за то, что она возродила его прежний, веселый, почти уже забытый им образ, или это говорила в нем жалость к ней, предчувствие, что он не вернется. Он наклонился к ней.

– А если я не вернусь, что ты сделаешь?

– Приеду за тобой, – миролюбиво сказала она. – Обними меня.

Он обнял ее и сразу позабыл и Париж, и политику. Он цинично подумал, что ему будет недоставать такой любовницы, но тут же забыл и об этом и долго лежал неподвижно, положив голову ей на плечо, испуганный мыслью, что должен расстаться с нею хотя бы ненадолго. Она молча гладила его по голове, перебирала ему волосы, на затылке. Заходящее солнце заливало комнату светом, и Жиль понял, что никогда не забудет этого мгновения. Что бы ни произошло в дальнейшем.

– Я отвезу тебя на вокзал, – сказала она. – Только не в Лимож, а во Вьерзон. И приеду за тобой, когда ты вернешься.

В ее голосе прозвучало какое-то странное спокойствие, похожее на спокойствие отчаяния.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒