Часть третья 10 страница

Ситуация прояснилась. Конечно, это всего лишь соломинка в бурном море. Но Фрике готов был за нее схватиться и держаться крепко. Разумное решение. Увидите почему.

И, несмотря на боль в подошвах, он бурно пустился в пляс, когда увидел, как кондор тащит барана.

– Тра‑ ля‑ ля‑ ля!.. Тра‑ ля‑ ля‑ ля!.. Все перевернется вверх тормашками!.. Тра‑ ля‑ ля‑ ля!.. Да здравствуют все республики мира! Вот оно!.. Наконец‑ то нашел! Спасибо вам, месье Надар[348], и тебе, гигантская птица!.. Да!.. Вот оно!.. Да!.. Я нашел!.. Управляемое!.. И тяжелее воздуха. Я – воздухоплаватель!

Уж не сошел ли Фрике с ума?

Прошло два дня. Пал бык. Какая может быть связь между кончиной могучего жвачного животного и искусством воздухоплавания? Нетерпеливый читатель, с полным основанием жаждущий это узнать, вскоре все поймет.

Гамен разделал тушу со сноровкой, которой могли бы позавидовать профессионалы боен. Поскольку он не имел постели и одеяла, то выразил желание взять шкуру, чтобы устроить спальное место. Никто не возражал.

– Прекрасно. Вы добры, как любящие родители, – произнес парижанин, – зато глупы, как несколько десятков свиней.

Однажды Фрике попробовал, как он говорил, «размяться» и ходил целый час, раны воспалились, ноги опухли, из‑ за чего опыт пришлось прекратить.

Индейское племя располагалось лагерем, как мы уже сказали, у подножия Кордильер, или Андов. Фрике знал, что по ту сторону горного хребта – Чили. Чили! Сантьяго!.. Сантьяго, где должны находиться доктор и Андре.

Однако пусть кто‑ нибудь попробует преодолеть стену в шесть тысяч метров высотой с изувеченными ногами, если нельзя пройти и двух километров, не захромав! Обычным путем скорее всего не получится…

Фрике объяснил индейцам: из уважения к их обонянию он понесет сушить будущие спальные принадлежности в горы.

Мужчины и женщины, гримасничая, словно макаки, остались довольны его предупредительностью.

Гамен, закинув шкуру за спину, стал подниматься вверх по уступам, опоясывающим всю горную цепь Андов.

Восхождение было долгим и трудным. Фрике гнулся под тяжестью ноши, останавливался каждые десять метров, стирал пот со лба и вновь пускался в путь, распевая песенку.

Слова банальные, даже идиотские. Зато какая бодрящая музыка!

Ждет меня стопочка водочки Там, наверху… Ждет меня стопочка … Ждет меня стопочка… Стопочка водочки…

И так до бесконечности. Ему удалось преодолеть крутой скат, находящийся на высоте свыше тысячи метров, и он остановился на площадке в сто квадратных футов, одна из сторон которой оканчивалась отвесной стеной. «Стопочку» там можно было выпить разве что собственного пота, но Фрике все‑ таки дошел! Кровь на ногах проступила через плетеную соломенную обувь, зато она обволокла разрезы.

– Вот здесь очень хорошо. Приманка великолепная, шкура красная, как кровавый бифштекс. Птицы спустятся сюда, как спускаются беды на наш несчастный мир… Ну, а пока разложим приманку. Говорят, чтобы сделать рагу из зайца, требуется заяц. Я же полагаю, не в обиду будет сказано месье Дюпи де Лому, чтобы сделать управляемый аэростат, требуется кондор[349], а лучше два кондора… У меня они будут.

Фрике размотал длинный, прочный кожаный ремень, оказавшийся не чем иным, как лассо, до того служивший гамену поясом. Затем забил в твердую почву заранее припасенный кол и прочно прикрепил к нему один конец лассо, на другом же конце он смастерил петлю.

Потом взял бычью шкуру, развернул, разрезал в середине, расстелил, внешняя сторона шкуры легла наземь, а красная сторона оказалась обращенной вверх. Спрятавшись под шкурой, юноша стал внимательно следить за происходящим.

Кондоры, привлеченные красным пятном, слетались со всех сторон и планировали на невероятной высоте.

С земли воздушные гиганты казались не больше ласточек. Они описывали круги, правильность которых привела бы в восторг геометра, скользя по воздуху в небрежных позах купальщиков, плещущихся в волнах, а затем взмывали вверх, к вящему неудовольствию гамена, считавшему, что «они слишко долго не клюют».

Радиус полетов по кругу то увеличивался, то уменьшался. Гурманство сочеталось с осторожностью.

– Эй вы, лентяи и лодыри, спускайтесь‑ ка вниз! – задыхаясь под шкурой, бормотал Фрике. – Я не сделаю вам ничего плохого, напротив… если бы вы знали, как это будет забавно… Тихо… похоже, клюет.

Убедившись, что приманка неподвижна, кондоры осмелели и, размахивая крыльями, полетели вниз. Началось нечто вроде воздушного стипль‑ чеза. Каждому хотелось стать призером. Каждому хотелось первому вонзить когти в кровоточившее мясо и, напрягшись изо всех сил, оторвать и унести самый большой кусок.

Они планировали на высоте около пятисот метров. Вот один камнем пошел вниз.

Кондор оказался чудовищно огромным с размахом крыльев не менее шести метров.

Гамен не терял ни секунды. Просунул правую руку в отверстие, накинул на лапу петлю лассо и туго затянул.

Кондор очутился в плену.

– Попалась, ласточка моя! – от радости, воскликнул Фрике. – Теперь еще один… Скоро соберу полную упряжку.

Кондор отчаянно пытался вырваться, а его смущенные товарищи царственно парили в сказочных высотах, где даже у властелина мира закружится голова.

Шкура, как пончо, укрывала Фрике, а он наматывал на себя лассо, точно якорный канат воздушного шара.

– Надо действовать, нельзя упустить добычу. Есть же кол! Совсем позабыл про него. Птица не смогла его выдернуть… Так пусть посидит на веревочке, как майский жук на ниточке… А надоест – посмотрим.

После здравых рассуждений Фрике отмотал лассо так, чтобы кондор мог подниматься не более чем на десяток метров. Появилась возможность немного отдохнуть.

Попытки освободиться длились недолго; разбитая усталостью, обескураженная тщетностью усилий вырваться из силка, птица опустилась наземь. И хотя она била крыльями и распускала когти, гамен схватил ее, крепко связал, или, как он любил выражаться, «заковал в железо» и «спустил в ров со львами», иными словами, затащил в неглубокую пещеру под боковым уступом.

– Теперь остается словить тебе товарища. Возможно, это будет трудно. Птицы, похоже, встревожились. Тем не менее остается рассчитывать на их глупость.

Гамен разложил орудия ловли в прежнем порядке, вновь залез под шкуру и, с надеждой на успех, принялся внимательно наблюдать за происходящим.

Решительно, глупость кондоров превосходила все возможные пределы. Не прошло и четверти часа, как половина птиц, шумно размахивая крыльями, спустилась на приманку и занялась шкурой.

В плен же Фрике взял только одного, но этого было достаточно: само пленение оказалось столь же недолгим и нетрудным, как и первое. Второй. кондор тоже попал в пещеру.

– Что ж, мои херувимы, – обратился Фрике к остальным с прощальной речью, – если прилетите на ту сторону Кордильер, тогда, наверное, увидимся. Итак, до скорой встречи!

После этого наш друг бодро и весело спустился к индейцам, чтобы истолочь ежедневную порцию риса, маиса и проса.

Он объяснил, что спальные принадлежности оставил наверху, в этот день ел за четверых, а ночью спал блаженным сном.

Следующий день должен был все решить. Проснувшись, Фрике стал насвистывать веселые мелодии, что означало: на душе у него праздник.

Из ляжек покойного быка гамен выкроил два солидных куска по три фунта весом, связал их друг с другом волокнами алоэ и перекинул через плечо.

Затем, срезав три длинных, тонких и прочных побега бамбука (один длиной в семь метров, а два других – по три), Фрике отправился прежним путем в горы, предварительно объяснив индейцам, что собирается на рыбалку:

– Буду удить на леску! А вам, милые друзья, сборище негодяев, желаю счастливо оставаться, надеюсь никогда больше с вами не увидеться…

Фрике быстро добрался до площадки, влез в пещеру, убедился, что птицы на месте, и развернул шкуру.

– А теперь, матрос, за дело, и работать будем не покладая рук! День предстоит тяжелый…

Гамен. вынул нож и разрезал шкуру на полосы разной длины и ширины, из них он изготовил для каждого из кондоров прочную и надежную упряжь, такую по размеру, чтобы скрещенные ремни не стесняли движений.

Затем сшил нечто вроде глубокого кармана, к нему справа и слева приделал специальное кожаное приспособление, похожее на то, которое уланы[350] приделывают к стремени, чтобы помещать туда древко копья.

После этого француз надежно закрепил карман посередине длинной (семиметровой) палки.

– Все в порядке… прекрасно! Теперь запрягу лошадок, а потом… в худшем случае, лучше сломать шею, чем до бесконечности оставаться среди кретинов, превративших меня в ручную мельницу.

Затем Фрике вывел «лошадку номер один» и пристроил ее на одном конце шеста.

Птица, онемевшая, от пут и, возможно, одуревшая от пребывания в замкнутом пространстве, без сопротивления позволила себя «запрячь». То же самое гамен проделал со вторым кондором.

Чтобы оценить опаснейший, требовавший невероятной отваги и энергии маневр, надо уяснить сущность придуманного храбрецом приспособления: шест с карманом, точнее, чем‑ то вроде гондолы посередине; на каждом конце несгибаемого шеста закреплена упряжь, не мешающая в помете.

Теперь Фрике потребуется залезть в гондолу, подняться в воздух и не просто лететь вместе с птицами, но управлять их полетом, в частности, подъемом и спуском.

Полагаясь, и не без оснований, на хищные инстинкты птиц и желание поесть, гамен привязал на конце каждой из меньших бамбуковых палочек по куску заранее приготовленной говядины, а другой конец закрепил при помощи приспособлений, позаимствованных у уланов. Затем юноша подтащил аэростат к самому краю площадки, откуда начинался обрыв, в один миг развязал кондоров, устроился в гондоле и стал помахивать кормом перед клювами птиц.

Те медленно выходили из летаргического состояния, и все же зрелище мяса в лиловых тонах пробуждало их к жизни. Они слабо замахали крыльями, вытянули шеи, однако все еще не решались взлететь. Так продолжалось свыше четверти часа.

– Вот лентяи! – пробормотал рездосадованный наездник. – Нет чтобы закусить удила!.. Ну, черти, смотрите!

Надоело мне тут с вами нянчиться. От сильных болезней – сильное лекарство! Раз!.. Два!.. Три!.. Пошел!..

Размахивая приманкой перед глазами кондоров, резким движением Фрике столкнул аппарат в пустоту!

Дебют юного парижанина в роли воздухоплавателя оказался плачевным. «Управляемое устройство тяжелее воздуха» повиновалось лишь силе земного тяготения, точно так же, как брусок свинца, вместо того чтобы парить в свободном полете, устремляется вниз.

Аппарат рухнул и завертелся вместе с обезумевшими птицами, удары крыльев которых предвещали неминуемую катастрофу.

Для аэронавта по профессии ничего не могло бы оказаться хуже. Говоря об аэронавтах по профессии, я имею в виду теоретиков, нашпигованных формулами, одержимых предвзятостью, изводящих гектары бумаги, изготовляющих несуразные машины, стремящихся раздавить дутым авторитетом и пустым тщеславием настоящих, скромных исследователей, готовых скорее расшибиться в лепешку, чем допустить этих людей испытывать свои системы.

Если угодно, небольшое отступление, пока наш друг летит вниз.

На последней кустарно‑ промышленной выставке я видел собственными глазами аэростат малых размеров, одно из тех гениальных изобретений, которые рождает современная цивилизация.

Автор его – механик, скромный ремесленник‑ самоучка. Фамилия его Дебейе. Это типичный парижанин, худой, энергичный, светловолосый, со стальным взглядом, трезвый, неутомимый, из расы пожирателей железа.

Дебейе, рабочий механического производства, изучил теоретическую механику, самостоятельно освоил математику, химию и физику. Занимался по ночам, несмотря на то, что тело, утомленное дневным трудом ради хлеба насущного, нуждалось в отдыхе и сне. И добился своего, благодаря природному уму стал настоящим изобретателем. Не собираюсь перечислять все его изобретения. Список их названий составил бы целый том.

Если бы Дебейе был американцем, имя его выгравировали бы золотыми буквами рядом с именем Эдисона[351] в Пантеоне Промышленности и Искусств.

Его решение не было единственным в деле создания аэростатов, но лишь одним из решений. Я не наивен, точных наук не чуждаюсь, потому меня можно убедить, как, впрочем, и тысячи других людей.

Полагаюсь на непререкаемый авторитет человека, в компетентности которого в области механики никому не придет в голову усомниться. Речь идет о достопочтенном депутате от департамента Нижняя Луара, месье Лезане, выпускнике Политехнической школы, в прошлом блестящем офицере, докторе наук, светиле нашего республиканского парламента! С ним я имел честь сотрудничать длительное время и до сих пор поддерживаю дружеские отношения.

Мы, то есть Лезан и я, видели, как «окончательно совершенствовался» аэростат Дебейе, приводимый в движение системой винтов, абсолютно оригинальной и до предела простой. Винты запускались небольшой паровой машиной, размеры которой были рассчитаны с учетом подъемной силы шара, и это чудо парижского изобретателя являло само совершенство, доказательством чему служила точность эволюции аппарата, приводившая в восторг зрителей.

Почему же парижская пресса хранила полнейшее молчание по поводу публичной демонстрации изобретения, продолжавшейся целых два месяца?

А как же, что скажут приверженцы формул!..

Во всех подобных случаях мощная рука депутата Лезана оберегала изобретателя Дебейе и отражала нападки хулителей.

…Фрике не мог управлять птицами, как парижский аэронавт при помощи винтов.

– Вы же мне все кости переломаете, – пробормотал он, закрывая глаза. – Что ж, тем хуже! Вот как! Я больше не лечу вниз? А!..

Поскольку для рожденных летать свободное падение – состояние абсолютно ненормальное и они инстинктивно тянутся в высоту, кондоры расправили огромные крылья.

Несмотря на солидный вес упряжки, им удалось подняться вверх. Такова невероятная сила этих гигантских хищников. К тому же они проголодались. Два куска говядины перед глазами заставляли их вожделенно рваться вперед.

Этот вкусный мясной завтрак находился всего лишь в двадцати сантиметрах от крючковатых клювов. «Еще одно усилие, и цель достигнута» – полагали они; напрасные ожидания! Кондоры тянули головы, вытягивали шеи, били крыльями, пытаясь добраться до пищи, а она, к величайшему удивлению, оставалась на том же расстоянии.

Птицы удваивали усилия, великолепно играя роль современных Танталов, охотящихся за вечно ускользающей добычей.

Подъем совершался с головокружительной быстротой!

Фрике возгордился, точно принадлежал к племени полубогов.

– Нет! Такая идея не всякому могла бы прийти в голову, – проговорил он, скрючившись в гондоле. – Однако они летят, точно чистокровные лошади богачей, разъезжающих в восьмирессорных экипажах по Булонскому лесу. Прекрасно, ласточки мои! Вперед, Дочь Воздуха! Вперед, Гладиатор! Смелее, дети мои!

И экипаж бешено набирал невероятную высоту, к величайшему изумлению индейцев, не веривших своим глазам.

Неустрашимый воздухоплаватель уже давно находился вне пределов досягаемости их карабинов.

Переход через горную цепь Андов, совершаемый по серпантинам, состоящий из чередующихся подъемов и спусков, во время которых приходится огибать многочисленные утесы и прочие многочисленные препятствия, да еще тащить с собой целый, так сказать, «обоз», составляет восемьдесят пять лье пути.

Такой переход невозможно совершить менее чем за шесть дней, даже имея хорошую упряжку мулов.

В первый день путешественник может осуществить переход из Чимбы до Вилья‑ Висенсиа, и этот памятный этап составляет пятнадцать лье.

Он минует вересковые пустоши Сьерра‑ де‑ Мендосы и Сьерра‑ де‑ лос‑ Парамильос, пересечет Сьерра‑ де‑ Каль, белую известковую пустыню, пройдет длинным ущельем, где дуют сильнейшие ветры, несущие щелочную пыль, взвивающуюся вихрем.

Так он выйдет на высоту тысяча семьсот восемнадцать метров.

Второй день: от Вилья‑ Висенсиа до Успальяты, второй этап длиной в пятнадцать лье, предстоит скольжение по застывшей лаве, путешественник будет кашлять в густом тумане, карабкаться вверх среди влажных испарений. Время от времени через мглу прорвется луч солнца, и тогда можно разглядеть прекрасную долину реки Куйо.

В этих краях имеются богатейшие залежи металлов: серебросодержащего свинца, марганца, нерудного железа, не говоря уже о золоте; состояния лежат прямо на поверхности. Но попробуйте‑ ка добыть все эти богатства на такой высоте! Усталый путник прибывает на ферму Успальята, где находится аргентинская таможня.

Да‑ да, таможня!..

Третий день: от Успальяты до Пунта‑ де‑ лас‑ Вакас; двадцать лье… всего двадцать лье!

Надо только пройти через долину реки Гуйо, подняться в долину Успальята по левому берегу реки Мен‑ доса, истоки которой находятся на склоне вулкана Тупун‑ гото высотой шесть тысяч семьсот десять метров над уровнем моря.

Затем – переход через два грязевых потока, свидетельствующих о недавнем извержении; а потом, когда в глаза, нос, рот, легкие набьется щелочная пыль, появится тройная развилка у Пунта‑ де‑ лас‑ Вакас («Коровий мыс»), где есть нечто вроде постоялого двора.

На следующий день путешественник проснется промерзшим до костей. Теперь ему останется пройти десять лье от Пунты до подножия собственно Кордильер.

Он окончательно покинет территорию Республики Аргентина и попадет на землю Чили. Вид великолепный, однако подъем окажется трудным: обломки скал, трещины, дождевые потоки, ручьи, острый щебень, размытые дороги – в общем, настоящий путь в ад.

Добравшись до Ла‑ Кумбры (высота пять тысяч метров! ), путешественник может отдохнуть в басуче – примитивном кирпичном убежище, как будто бы с очагом. Там все время лежит снег.

С севера Кордильер до Лос‑ Орнос проход через перевал Ла‑ Кумбре – пятнадцать лье. Холод жуткий. Яростно дует ветер. На верхней точке перевала нечем дышать, кажется, будто легкие сдавило тисками, – такой здесь разреженный воздух. Причем это не плато, а двухсторонний скат, стоя на котором лошадь одновременно находится в двух республиках.

Начинается ступенчатый спуск. Тягостный, а временами опасный; то и дело попадаются скелеты людей и мулов, зловещие знаки смертельных падений.

Движение вниз происходит последовательно через пять уровней. То катясь, то скользя, путник попадает на озеро Лагуна‑ дель‑ Инка, огромное, с изумрудно‑ зеленой водой, расположенное на высоте четыре тысячи метров, возникшее, без сомнения, на месте ледника в последний горообразовательный период. Вновь появляется растительность, хотя и скудная; это Лос‑ Орнос.

Наконец, на шестой день, путешественник не без глубокого удовлетворения узнает: всего лишь десять лье отделяют Лос‑ Орнос от города Санта‑ Роса‑ де‑ лос‑ Андес. Это конец пути. Обычная прогулка среди эвкалиптов, акаций и quillay (Quilloria saponaria), мыльного дерева, из экстракта которого изготовляют мыло, известное под названием «Панама».

И вот дорога становится ровной, остаются позади горы и появляются дома: это и есть Санта‑ Роса‑ де‑ лос‑ Ан‑ дес – приятный городок (всего двадцать пять тысяч жителей), откуда начинается железная дорога на Сантьяго, а оттуда к Тихому океану.

Это необычайное и жуткое зрелище мелькало мимо Фрике.

Он был занят управлением аэростата и не имел ни времени, ни желания разглядывать все эти невероятные красоты. У него была одна цель – подниматься до тех пор, пока высота подъема не совпадет с высотой гор, затем лететь горизонтально, перевалить через гребень и как можно скорее приземлиться по ту сторону хребта.

Парижанин, желая подниматься все выше и выше, продолжал держать перед носом Дочери Воздуха и Гладиатора все те же два куска мяса. Изголодавшиеся кондоры старались дотянуться до недосягаемой добычи.

Подъем продолжался часа три без рывков, без болтанки и качки. Гамен, однако, обдувался сильнейшим воздушным потоком, создаваемым гигантскими взмахами крыльев. Он начал задыхаться; вдобавок почувствовал ледяной холод.

Наконец Фрике удалось выйти на уровень самых высоких вершин, белеющих вечными снегами.

– Внимание! К повороту готовьсь!.. Лево руля!.. Вместе разом!..

Гамен медленно принялся спускать вниз обе приманки. Покорители воздуха, видя, что мясо находится в одной плоскости с ними, перестали набирать высоту.

Маневр увенчался полнейшим успехом, и гиганты повиновались, точно лошади, обученные слушаться легчайшего натяжения вожжей.

– Делаем поворот, как судно с двумя винтами!.. Браво!.. Так держать!.. По прибытии получите двойной рацион… Черт! Дышать нечем… Душно, как в котельной… Только здесь можно разводить белых медведей.

Кордильеры остались позади. Надо было спускаться. Задача в общем несложная. Два бифштекса медленно пошли вниз и замерли на расстоянии двадцати пяти сантиметров от птиц.

– Полегче, дорогие мои, полегче, – изнемогая от напряжения, командовал Фрике. – Дайте мне хоть вздохнуть! Вот так!.. Поспокойнее… Какого черта! Молодцы, отлично работаете… А вот вожжи натягивать не надо… Еще помедленнее. Я же устал, и кровь из носу хлещет, как говорится, фонтаном. А!.. Мы прибыли… и без потерь. Город! Черт! Какой маленький! Дома как зернышки проса. Тут есть железная дорога. Вижу паровозный дым.

В городе Санта‑ Роса‑ де‑ лос‑ Андес все были заинтригованы. Еще бы, какой‑ то неведомый аппарат появился из заоблачных высей со стороны главного хребта и, увеличиваясь в размерах, устремился к земле.

Из футляров было вынуто огромное количество биноклей, при этом кое‑ кто из ошеломленных владельцев, прильнувших к окулярам, тотчас же выронил их из рук.

Зрелище действительно потрясало. Никто не мог бы вообразить ничего подобного!

Люди начитанные – а среди горожан нашлись и такие – тут же припомнили басню остроумца Лафонтена[352] «Черепаха и Две Утки». Фрике, скрюченный в гондоле, влекомой двумя птицами, напоминал милую черепаху, переносимую по воздуху услужливыми перепончатолапыми.

Две тысячи человек, толкая друг друга, давились у здания вокзала, когда гамен опускался на привокзальную площадь.

Невозможно описать энтузиазм встречавших. Чилийцы кричали во всю мочь, топали ногами, хлопали в ладоши; дамы и девушки бросали цветы. Одна находчивая женщина тут же угостила путешественника крепким бульоном, а начальник станции заставил его выпить большой, полный стакан старого французского вина, от чего у Фрике тотчас же глаза полезли на лоб.

Этот чиновник довольно прилично говорил по‑ французски. В двух словах воздухоплаватель рассказал о своих приключениях, а начальник станции старательно переводил его рассказ на испанский. Толпа все больше и больше проникалась драматизмом невероятного побега, и энтузиазм ее еще возрос.

– Спасибо, господа, тысячу раз спасибо за сердечную встречу! – произнес растроганный до глубины души гамен. – Еще одна минута – я в вашем распоряжении. Просто пора распрячь моих храбрых «коней». Мне их будет так не хватать!

Фрике вытащил нож и перерезал ремни упряжки. Кондоры же побежали прочь, хлопая крыльями; затем медленно поднялись вверх, описали круг, набрали высоту и исчезли из виду.

– Бедные, даже не позавтракали. Вид всего этого собрания лишил их аппетита, а я им так обязан!

Фрике оказали прямо‑ таки царское гостеприимство. Кормили до отвала и спать уложили в настоящую постель.

Наконец на следующий день юный парижанин уезжал на поезде в Сантьяго. Карманы его оттопыривались от солидной суммы, собранной по подписке городской знатью, и не было ни малейшего сходства между вчерашним изголодавшимся беглецом и джентльменом, похожим на министра, едущим в купе первого класса.

Через пять часов гамен прибыл в Сантьяго. Там его ждал сюрприз.

Начальник станции протелеграфировал французскому консулу и ввел его в курс дела. Представитель родины Фрике отправился встречать поезд. С ним были еще двое, они взволнованно ходили с места на место, останавливались, топтались на месте, а заслышав паровозный свисток, кинулись к составу.

Гамен вышел из вагона, внезапно побледнел, ноги его подкосились, изо рта вырвался сдавленный крик, перешедший в рыдания.

Четыре сильных руки подхватили и сжали юношу в мощных объятиях.

– Месье Андре!.. Мой дорогой доктор!..

– Фрике!.. Сын мой!.. Брат мой!.. Наконец‑ то ты отыскался!..

Трое мужчин – настоящих матросов, не правда ли? – рыдали, как дети.

– А Мажесте? – спросили доктор и Андре.

– Все еще во власти бандитов. Ничего, мы его вернем!.. Как я был прав, прокричав «Сантьяго»! Видите ли, пересекая Американский материк, я наткнулся на партизан. Обо всем знает мой друг Буало; он из тех людей, кто берется совершить невозможное. Я как‑ нибудь расскажу вам о нем, моем новом товарище. Я уверен: сейчас он пытается меня разыскать и выручить из индейского плена и в конце концов докопается до истины.

Уже на следующий день французы решили оповестить Буало о состоявшейся встрече троих друзей, рискнули послать с нарочным два письма, наугад, через поселения индейцев. И вот первый курьер, отплывший в Буэнос‑ Айрес, повез детальнейшее описание происшедших событий вместе с рекомендациями, как действовать, в послании назначалась встреча через три месяца.

Затем наши друзья составили план дальнейших действий и направились в город Вальпараисо[353], горячо поблагодарив консула за искреннее внимание и чистосердечную помощь.

От Сантьяго до Вальпараисо пять часов езды по железной дороге.

Нет нужды говорить, как трое европейцев все больше и больше сближались и делились нечаянными радостями.

Само собой разумеется, по приезде на место они тотчас отправились на рейд.

«Эклер», доблестный крейсер под командованием де Вальпре, доставивший доктора Ламперьера и Андре на западное побережье Америки, стоял на якоре, готовый отплыть в погоню за морскими разбойниками.

Тогда, в море, храбрый офицер сразу же обратил внимание на возглас гамена: «Сантьяго» – и сразу же после гибели парохода «Вилль‑ де‑ Сен‑ Назер» отдал приказ идти в Вальпараисо, порт, ближайший к Сантьяго.

В тот миг, когда к берегу причаливала шлюпка, на которой трое друзей должны были попасть на борт «Эклера», Фрике замер.

Появилось судно. Величественное. По оснастке – шхуна с удлиненным корпусом приятного цвета старой бронзы, с длинными и крепкими мачтами.

– Тысяча чертей!.. – прокричал гамен. – Это же он!

– Кто?

– Друзья мои!.. На крейсер! Быстро на «Эклер», иначе разбойник уйдет от нас.

– Да ты с ума сошел!

– Но неужели не видите, эта трехмачтовая шхуна – он и есть!.. Опять переменил название и внешний вид. Это невольничий корабль… проклятое судно морских бандитов! «КОРАБЛЬ‑ ХИЩНИК»!

Часть третья

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 16 17 181920 21 Следующая ⇒