Интервью. Часть1

ТАНЯ СНЕГИРЕВА

Самым примечательным в ней были ноги. Без единой капли жира, мускулистые и при этом странным образом стройные и длинные, они до середины ляжек были обтянуты короткой юбкой, а внизу от щиколоток до колен обвиты золотистой цепочкой от туфель на шильно острых каблуках. В верхней части ноги переходили в мощные выпуклые ягодицы, расщелина меж которым угадывалась сквозь ткань при каждом лёгком движении девушки. Впереди сквозь ткань отчетливо проступал выпуклый юный лобок.
«Сколько ей лет? – подумал Цент, – Восемнадцать-то есть? Надо же, какие кадры в этом клубе».
Он с трудом оторвал взгляд от затянутых в шелковые чулки плотных бёдер и сразу почувствовал себя неуютно под пристальным, оценив и каким-то словно решающим приятную задачу взглядом, медленно скользящим по его телу. Глаза у неё был холодными и при этом необъяснимо жадными. Именно так. Она жадно смотрела на него сверху вниз, возвышаясь над ним на полголовы, и Цент невольно потупился перед ней.

- Садись! – это почему прозвучало не как приглашение, а как приказ.

Слегка смущенный, Цент опустился в странно широкое, словно для двоих, кресло и сразу провалился в нем почти до пола. Теперь девушка возвышалась над ним как гора. Она тоже присела в кресло, но её кресло было выше, и теперь, чтобы посмотреть на неё, Центу приходилось запрокидывать голову. Ее туго обтянутые шелком колени были прямо перед его лицом. Юбка натянулась, отходя назад, и Центу на миг показ, что под ней нет ничего, кроме пояса для чулок.

– Девочки сказали, что ты стажёр из секс-газетёнки и пришёл за интервью. Интервью посторонним мы не даём, а всё знают о нравах нашего клуба лишь наши рабы, которые никогда отсюда не выйдут. Значит, придётся тебе стать рабом. Девочки подразумевали именно это: очень уж ты им приглянулся на твою беду, – она щелкнула зажигалкой и глубоко втянула в себя табачный дым. Цент в недоумении смотрел на неё, думая, что ослышался
– Но у нас мужчины не смеет задавать вопросы женщине. Так что я лучше все расскажу сама, а ты прилежно записывай, как полагается рабу.
– Я ещё не ваш раб, – попытался пошутить Цент, заглядывая снизу в бархатистые глаза.

– Это скоро будет исправлено, – девушка произнесла фразу совершенно серьёзно, и по спине Цента прошёл холодок.
– Вкратце так: мы любим избивать, пытать и насиловать мужчин. Впрочем, – она весело улыбнулась ему сквозь сигаретный дым, – мы не отказываемся опустить и выебать также девушку или ребёнка. Попадают разные людишки, но финал всегда один. Ещё не было человека, который, пройдя через все стадии ломки, не превратился бы в полностью раздавленное и покорное нашей воле существо. С некоторыми приходится повозиться, но финал всегда один. Учти это на тот момент, когда я начну ломать тебя, – она вновь сказала это без всяк шутливости, и Цент ощутил настоящий страх, – чем быстрее ты покоришься, тем меньше я тебя буду мучить, – она еще раз оглядела его с головы до ног и облизнула красным языком точеные упругие губы. Стадий опускания жертвы у нас несколько. Всё начинается с того, чтобы заставить объект сделать девушке куннилингус. Не скрою, это один из самых приятных лично для меня моментов: когда ты начинаешь ломать совершенно свободного человека и заставляешь его сделать первый шаг по пути рабства, из которого нет возврата. Я обычно очень возбуждаюсь в сам процессе ломки, и когда новый раб, наконец, начинает лизать мне пизду, получаю восхити оргазм. На тебя у меня встал уже с первого взгляда, так что когда тебе придется мне вылизать, я получу особое удовольствие.
Цент растерянно молчал. Она, что, серьезно? Уже в который раз повторяет, и так уверенно, словно выебать его в рот для нее лишь вопрос времени.

- Следующий этап, когда расслабившейся и отдыхающей после оргазма девушке раб лижет и обсасывает ноги, – спокойно и неторопливо продолжала девушка. – Тут тоже есть внутренний барьер для раба, но принудить его к этом уже легче, так как в его памяти ещё жив ужас перенесённых мучений при ломке на лизание пизды. Затем, чтобы было легче ломать раба на следующие этапы, девушки пускают его по кругу. Это означает, что раба насилуют несколько десятков девушек, непрерывно сменяя друг друга. Девушки получают удовольствие, уходят, вместо них приходят другие, а раб все насилуется и насилуется: и в рот хоть пиздой, хоть фаллосом, и в жопу, и на перевязанный член. При этом многие девушки, прежде чем начать насиловать раба, его избивают, чтобы возбудится – они любят затаптывать, пинать мужчин, это их возбуждает. Очень скоро, после нескольких часов непрерывного насилия, раб доход до полумертвого состояния. И тогда ему дается передышка. После чего раб ставится на обычный конвейер, то есть его используют все кто хочет и как хочет.

Он постоянно присутствует в клубе наготове для любой девушки, которая захочет получить оргазм. Так продолжается долго – до тех пор, пока раб не надоест всем. Рабы знают, что после этого они вступают на путь к концу и поэтому стараются ублажать девушек как можно лучше, чтобы продержаться в мире как можно дольше. Но рано или поздно его перестают брать для утех, и тогда приходит очередь жопок. Это особ стадия, так как после нее раб считается полностью опущенным и может квалифицироваться лишь как игрушка. Жопкам многие сопротивляются, но конечном итоге... сам понимаешь, система есть система, она отработана и справляется с любым. Суть стадии в том, что многие девушки имеют сексуальный центр не в клиторе, а в заднем проходе. Дело раба дотянуться языком сквозь отверстие заднего прохода до этого центра и удовлетворить девушку. После этого раб тоже довольно долго используется лишь в этом качестве, поскольку для обычной ебли его уже не берут, он теперь опущен ещё на одну ступень, и ебать его нам западло, да и зачем? Мы же непрерывно объезжаем и приспосабливаем к делу все новых и новых рабов Наконец, он надоел и жопкам. Теперь в туалет. Там его для начала используют как биде, то есть его задача дочиста обсасывать пизду каждой очередной помочившейся девушки. Он лежит, зафиксирован в специальном устройстве, девушки садятся на сиденье над его лицом после мочеиспускания в рот другого раба, сиденье регулируется, чтобы пизда была достаточно близко ко рту раба, и он мог обсосать её дочиста. Мочатся девушки, как я уже сказала, в рот другого раба, который лежит в похожем устройстве рядом, но используется как унитаз. Раб-биде знает, что рано или поздно он займет его место, и девушки наслаждаются рабской мольбой в его взгляде на них снизу, мольбой избавить его от участи унитаза, и это его отчаяние и мольба, и осознание девушкой того, что ему никуда не деться, что он обречен, возбуждает их и частенько даёт возможность дополнительно кончить, пока раб выполняет свои функции биде. Разумеется, настает момент, когда раба переводят в унитазы.

- Ты не волнуйся, Цент, – она опять слегка улыбнулась и вновь облизнула тугие губы, – никто в рот рабу не срет, мы только ссым, просто из эстетических соображений, так что гавна нашего ты не попробуешь, а вот мочи придётся нахлебаться до самого горла. И, наконец, пора от раба избавляться, – девушка глубоко вздохнула и слегка расставила ноги, она заметила, что Цент посмотрел именно туда, куда она хотела, и удовлетворённо улыбнулась. – Он уже никому неинтересен, весь его потенциал использован, его пора ликвидировать, чтобы лишнего не болтал. К таким рабам существует довольно большая очередь особых девушек, которые дико кончают в момент смерти раба. Вот они-то тебя и возьмут в самом финале. Но перед этим его в камере смертников выебут десятки девушек, которые. обожают ебать обреченных на смерть. Сама экзекуция происходит медленно, чтобы исполнительницы могли получить максимум удовольствия. Либо тебя повесят так, чтобы ты слегка касался пальцами ног пола, и пока ты будешь хрипеть и изгибаться, стараясь дотянуться до пола и прожить лишнюю секунду, сразу три девушки буду насиловать тебя умирающего – у виселицы есть приспособления, которые позволяют девушке подъехать промежностью вплотную к высунутому от удушья языку раба, и она будет с кайфом тереть об него мокрой пиздой, а член при смерти от удушения встает сам, так что друг девушка будет тем времен ездить на твоём члене. Либо тебе зафиксируют в ванне и медленно пустят набирать воду. Голова твоя будет зажат, вода будет все больше приближаться к твоему рту, а рот тем временем буде занят женской вульвой, на зубах у тебя будут резиновые накладки, чтобы ты не мог кусаться, рано или поздно ты начнёшь захлёбываться, и в это момент обе девушки, и на рту и на члене, кончат. Или есть кровососки, с ними удобнее, поскольку в человека довольно много крови, и если вену надрезать слегка, то кровь вытекает медленно, девушки пьют из раны кровь и одновременно насилуют человека – прежде чем он сдохнет, успевают получит удовольствие несколько девушек. Или, возможно, тебе будут медленно перерезать горло, одновременно насилуя спереди, сзади и в рот. Или… в общем, вариантов хватает. Вопросов нет?

Цент ошеломленно молчал. Листки и ручка в его руках мелко дрожали, он с ужасом смотрел в сумасшедше весёлые глаза, разгорающиеся пламенем похоти и жестокости. Литые, мощные девичьи ноги маячили перед его лицом, почти касаясь его коленями.
– Почему бы тебе на поцеловать мои ноги? – вдруг нежно улыбнулась тёлка. – В знак покорности.
Цент все молчал, не зная, что ответить.

- Значит, предпочитаешь изнасилование? – подытожила девушка. – Начнём, пожалуй, – и с этим словами нажала какую-то кнопку.
Спинка кресла резко опрокинулась под Центом назад, так что он упал вместе с ним на спину и забарахтался в мягких поролоновых объятиях, тщетно пытаясь встать, и тут же резиновый захват вполне неторопливо выдвинулся откуда-то из его макушки, проскользил над лицом и заскочил под подбородок, миг – и тугая поверхность захвата легла на его горло, прижав затылок к подголовнику, в следующий момент девушка, уже стоявшая на ногах хлестнула его поперёк груди невесть откуда взявшимся гибким стальным прутом. Боль была такая, что он не смог даже закричать, только захрипел и на миг утонул в алом мареве, вспыхнувшем в его глазах.
Когда он пришёл в себя, спинка кресла уже вновь была приведена в нормальное положение, но каким-то образом кресло теперь располагалось совсем низко, и теперь лицо его было на уровне обвиты цепочками и туго обтянутых шелком голеней. Неторопливо курящая девушка смотрела на него откуда-то с недосягаемой высоты.

– Оклемался? – равнодушно спросила она. – Пора тебе работать. Конечно, когда я долго предвкушаю наслаждение, потом оргазм бывает более бурным, но иногда отъебать пацана по-быстрому тоже неплохо. Выбирай: или ты сейчас скромненько, старательно и послушно вылижешь мне пизду, или я, – она ехидно улыбнулась, – приму адекватные меры.
Цент молчал. Отчаяние и чувство полной безысходности переполняли его. Он попытался пошевелиться, но быстро понял, что руки и ноги крепко привязаны – не вплотную к креслу, а с выпущенными концами сантиметров в 20, как стреноживают коня, позволяя ему передвигаться мелкими шажками, и он не смог не оценить изысканной жестокости этого – сохранялась иллюзия свободы, но вырваться из пут он не мог.

- Я жду, – холодно напомнила девушка и, выпустив струйку дыма, наклонилась вперёд. Длинными пальцами с ярко накрашенными ногтями она неторопливо расстегнула на нем рубашку, удерживая дымящийся окурок в правой руке. Гладкая юношеская грудь Цента обнажилась и в тот же миг девушка без всякого предупреждения начала медленно затушивать сигарету о его сосок. Цент захрипел от сдавившей его горло боли и забился в свободных путах, изгибаясь телом из стороны в сторону, пытаясь вырваться из под беспощадного раскаленного острия сигареты, а девушка, возбужденно задышав, все так же не спеша погружала все не затухающую сигарету в его кожу, словно в воск, в одно и то же место, следуя кончиком за всеми его рывками в сторону, не давая выскользнуть из под огня. Наконец, сигарета потухла. Но боль осталась, глубокая горелая рана на груди Цента пылала болью и слабо дымилась. И прежде чем боль начал затухать, Цент понял, что это всё – ему отсюда уже не выйти и сопротивляться этой бездушной насильнице он не сможет. Если в самом начале пытки он так близок к обмороку, то что будет, когда за него возьмутся всерьёз. А то, что за него возьмутся он не сомневался, это было видно по похотливым глазам девушки и по тому, как часто она стала облизывать красные полные губы.

- Можешь не говорить, – вновь нежно улыбнулась девушка, – разговоры рабов вообще не приветствуются. Достаточно кивнуть головой или… заплакать. Мой огромный опыт подсказывает, что плачущий мужчина – полностью мой, – она вдруг слегка загрустила, – а ты не представляешь, какой большой у меня опыт. Это просто удивительно, сколь я всего за три года, начиная с 14-летн возраста, затрахала насмерть девушек, юношей, мужиков, детей.. Они все были молоды и имели жизненные планы. Но у меня планы на них были другие, поэтому им пришлось умереть в мучениях ради того, чтобы я могла на них кончать, кончать и кончать. Некоторых я почти любила. И тем дольше и изысканней я их насиловал и мучила, чтобы успеть получить от них побольше удовольствия, прежде чем они испустят дух, – она вновь вздохнула с какой-то светлой грустью и поднялась.

– Готов? – спросила она, и Цент заплакал от отчаяния и жалости по свой загубленной жизни. Девушка стояла перед ним с удовольствием смотрела на его залитое слезами лицо.
– Неплохо, – одобрила она, – по мокрому лицу пизда скользит лучше. Я иногда специально избиваю или пытаю жертву, чтобы довести до слез, перед тем как сесть ему на рот. Он вновь придав какую-то кнопку, и спинка кресла медленно стала наклоняться назад. Спинка остановилась не в полностью лежачем положении, а под небольшим углом. Цент устало и отстранённо подумал, что она, наверное, предпочитает ебать мужчин в рот именно под таким углом, и тут же забыл свою мысль. Перед ним разверзалось страшное будущее, и все его мысли были поглощены этим.
В это момент девушка встала над ним прямо на спинку кресла, расположив ступни в остронос туфельках на острых каблуках с двух сторон возле его головы
– Ты ведь заметил, что спинка кресла широковата, – донесся сверху её голос, – это чтобы при изнасиловании в рот колени девушки не соскальзывали.
Она взялась за ткань тесной юбки на боках и начала стягивать ее вверх, юбка была тесной и сползала с мощных бёдер и выпуклых ягодиц неохотно, так что девушке приходилось раскачивать тазом из стороны в сторону, высвобождая нижнюю часть тела из плена одежды.

Цент смотрел на неё вверх. Он теперь видел, что был прав – на девушке не было трусиков. Густо заросшая солнечно-светлыми курчавыми волосам пизда с выпуклым лобком под плоским юным животом и могуч ягодицы медленно открывались его взору.. Пизда была мокрой. Крупные капли похоти висели на курчавых волосках, покрывающих половые губы. Гладкая ткань чулок блестела в свете ярких, словно в операционной, ламп. Груди девушки, обтянутые строгим пиджаком, отсюда, снизу, казались небольшими. Наконец, девушка задрала юбку до пояса и встала на колени над его лицом, заслонив телом льющийся с потолка свет. Теперь Цент смотрел на ее пизду с близкого расстояния. Она пахла дорогим мылом и дорогими духами и нависала над ним густо волосатой, полной влаги расщелиной. Расщелина по-хозяйски глядела на него в упор единственным зрачком, полным страсти, скрывающим страшные кровавые тайны. «Господи, – с тоской подумал Цент, – сколько же невинных людей умерло позорной смертью под этой тварью».
Девушка, хрипло и глубоко дыша и скрипя кожей дивана, не спеша устраивала колени возле его щёк, стараясь найти наилучшее положение для первой объездки нового раба.

- Язычок! - донёсся до него приказ откуда-то сверху. Цент лежал, не шевелясь, и все смотр на волосатую вульву с проступившей по всей длине щели влагой. В следующий миг девушка резко и сильно ударила его кулаком в лицо.
– Я сказала, высунь язычок, – совершенно спокойно напомнила она. Цент обречённо моргнул и высунул кончик языка.
– До конца высунь, – приказала девушка и нажала на свой живот, слегка подтягивая на нем кожу, так что пизда чуть сместилась наверх и разомкнула полные мохнатые губы. Когда мокрая расщелина коснулась покорно ждущего её мужского языка, сверху донесся прерывистый вздох, словно стон, и Цент испытал странное чувство – словно сама пизда теперь была его хозяйкой – мыслящей, алчной, страстной, беспощадной, жаждущей жестокого наслаждения – края пизды сладострастно причмокнули, раскрываясь на его языке, когда девушка полностью села на лицо юноши, и чрево влагалища слово всосало в себя язык, туго обхватив мускулистой трубой до самого корня.

Несколько мгновений девушка почти не двигалась, лишь тяжело дышала и мелко подрагивала всем телом, чуть наклоняясь корпусом вперёд. Цент покорно ждал, продолжая удерживать погружённый в её недра язык высунутым до отказа, и бездумно смотрел снизу вверх сквозь заросли курчавых и золотистых лобковых волос на далёкое бледное лицо с алыми разомкнутыми губами, в углах которых слегка пузырилась слюна, как у пожирающей ещё живую жертву львицы – пожирающей с утробным урчанием, наслаждающейся последними судорогами добычи прямо в чавкающей, непрерывно жующей пасти.
В кабинете стояла тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием девушки, ровный яркий свет люминесцентых ламп был мертвенно-бледным и придавал происходящему какую-то нереальность. Цент лежал под ней полностью раздавленный и лишённый воли, мучительно жаждущий лишь одного – чтобы она побыстрее кончила и оставила его в покое, внутри раскалённой вульвы с тяжёлым ритмичным гулом пульсировала горячая кровь, неспешный, вязкий поток пиздятины медленно стекал по его щекам к ушам на спинку кресла.

Наконец девушка коротко и резко дёрнулась всем телом, осела мокрой, вновь причмокнувшей пиздой ещё глубже на его язык, хотя миг назад это казалось невозможным, плотно сжала ствол его языка мышцами влагалища и, наклонившись телом вперёд ещё немного, так что полы её свесившегося над лицом Цента пиджачка окончательно, словно стены темницы, скрыли от него внешний мир, с силой провела гуттаперчево твёрдым скользким клитором по все длине его языка – провела с такой силой, налегая на клитор всем весом, что язык весь согнулся вниз к подбородку и упёрся в нижние зубные резцы той частью, которая, как Цент прекрасно помнил, вся переплетена синими трубочками тонких вен – девушка давила на язык всем своим крепким молодым телом, вдавливая его в нижние зубы, и от этого сознание Цента вновь затуманила острая режущая боль, он испугался, что сейчас вены лопнут под этим давлением или вообще сам язык окажется отрезанным под такой тяжестью к ебеням, и в отчаянии и мольбе попытался закричать, надеясь умолить свою мучительницу о пощаде, но лишь мычание и слабые заглушённые стоны вырвались из-под тугой мокрой пизды, распластавшейся на его лице, словно огромная горячая жаба.

- Да, да, задыхаясь, – прохрипела сверху девушка, – стони, плачь, бейся подо мной, старайся вырваться, чем больше стонов и всхлипов в пизду, чем больше конвульсий, тем богаче ощущения, ох… ох… плачь, кричи, – тварь вновь с воющим звуком глубоко втянула в лёгкие воздух и поправилась: – Пытайся кричать!

Она уже ерзала на нём ритмично и тяжело, натирая клитор о притиснутый к зубами подбородку мужской язык, она раскачивалась, как всадница, и полы её пиджачка то распахивались, на миг открывая затуманенному слезами взору жертвы белёсый, жгучий свет, то вновь смыкались, хороня его в темноте, как в могиле… плоский и широкий мускулистый живот тускло, словно глазом мертвеца-циклопа, сверкал брошью в пупке и непрерывно сокращался над его лицом, возвышаясь кверху, словно стена, и яростный скрип кожаного кресла под шёлковыми коленями возле его щёк почти заглушал всё усиливающиеся женские стоны, временами уже срывающиеся в визг.
Цент продолжал стонать и плакать, охваченный смертным ужасом от осознания того, в какую страшную, бесконечную и мучительную для него пытку превращается сладкое наслаждение насильницы, он всё вспоминал её слова о том, что его будут непрерывно насиловать новые и новые девушки, и он не мог себе представить, как можно такое вынести, уже даже одна, эта первая девушка довела его до полумёртвого состояния, и он был уверен, что не выдержит больше никого… в этот момент девушка на нём вдруг словно захлебнулась воздухом, замерла, остановив фрикции, тихонько засипела, мелко содрогаясь всем телом, снова резко и сильно качнулась, с удвоенной силой надавила горячим мокрым клитором на его язык, и Цент почувствовал языком как пизда бабочкой затрепетала, конвульсивно содрогаясь в оргазме, ещё до того, как тёлка завыла и забилась на нём, резко покрывшись испариной по всему телу…

Она сидела на его лице, тяжело дыша и временами содрогаясь низом корпуса, и при каждом содрогании пизда тоже конвульсивно сокращалась – он это чувствовал ртом – по затухающей, всё слабее и слабее. Кажется, пытка подходила к концу. Во всяком случае, Цент, с полностью утонувшем в её плоти и влаге языком и губами без всякого доступа кислорода, трепетно на это надеялся, часто и с мукой втягивая носом воздух сквозь густые заросли лобковых волос и с беспокойством стараясь разглядеть её бледное, как у вампирши, лицо, маячащее где-то недосягаемо высоко в проёме чуть распахнувшихся полов пиджачка.
Тело насильницы начинало остывать, потихоньку высыхала испарина на доступной его взору нижней части живота, тут она расстегнула пиджак и сбросила его вниз и назад на его грудь, теперь взору нового оприходованного раба открылась два холма в вышине, заслоняющие лицо хозяйки, и он увидел, что поначалу ошибся – её грудь была совсем не маленькой. Содрогания и конвульсии девушки повторялись всё реже, дыхание становилось всё размеренней, и он чувствовал губами сквозь её нутро, как гулко бьющееся в недрах её тела молодое сердце потихоньку утишивает свой бег. Наконец, она глубоко и удовлетворённо вздохнула и расслабилась, продолжая вальяжно и самодовольно сидеть на его лице. Щёлкнула зажигалка, затем почувствовался запах сигаретного дыма.

Она выкурила сигарету, как изголодавшийся уголовник, в несколько затяжек. Затем вновь скрипнула кожа кресла, когда она, наконец, приподнялась. Всё такая же горячая пизда недовольно чавкнула, нехотя выпуская жертву из захвата, тонкие длинные нити влаги протянулись от неё к губам юноши, и несколько длинных упругих капель с утолщениями на концах повисли, раскачиваясь, над его лицом. Девушка вновь чуть приблизила пизду к лицу распластанного раба и нежно и интимно провела этими каплями по щекам и носу, капли тут же прилипли к коже и тоже вытянулись, теперь он выглядел так, словно его лицо было захвачено в плен какой-то странной мокрой и громадной паутиной, две капли попали ему в глаза и сразу затуманили вязкой консистенцией обзор, а ему остро необходимо было увидеть, какое выражение у вновь склонившегося к нему лица хозяйки. Цент торопливо заморгал, стараясь стряхнуть с глазных яблок плёночку пиздятины, но лишь без толку размазал её по ресницам, и видимость стала ещё хуже.
Сверху раздался звонкий девичий смех.

- Да ты не моргай, – сытым голосом посоветовала довольная блядь, – всё равно не сморгнёшь. Потом подмоешься. А пока… Начинай выполнять следующую обязанность. Я ведь никогда не подмываюсь водой, она для меня слишком груба, меня всегда подмывают рабы. Ротиком. Должна тебе сказать, что человеческая слюна обладает кучей прекрасных косметологических и антисептических качеств – испокон веку люди, ещё когда были животными, сами облизывали себе гениталии. Но я сама себе облизать писечку не могу (Господи, подумал Цент, она так и сказала «писечку»! Она свою страшную, безумную, неукротимую в достижении оргазма громадную волосатую пизду назвала «писечкой»), так что придётся тебе этим заняться.
«Только бы она не взялась по втором кругу», – с мукой подумал Цент, но это не имело никакого значения, он знал, что если ей вздумается трахнуть его ещё раз и ещё раз, и ещё раз, ничто не сможет её помешать.
Кожа дивана скрипнула, когда она развела ляжки как можно шире и приблизила взъерошенную распахнутую промежность к его «ротику». Цент устало прижался к дышащей влагой и жаром пизде губами, во всю ширь распахнув рот, и начал из последних сил её обсасывать, втягивая в горло и сглатывая женскую слизь. Казалось, запасы выделений в её нутре неисчерпаемы, Цент всё сосал и сосал, всё глотая и глотая, а слизь всё не кончалась, легко скользя в пищевод сплошной упругой лентой, словно огромная змея. «Ничего, – подбадривая самого себя, подумал Цент, должна кончиться. Всё когда-нибудь кончается». На этой философской сентенции он ощутил, что вульва действительно становится всё суше и поток пиздятины в его рот ослабевает. Затем девушка приподнялась и вновь приблизила промежность к подмывальщику уже как-то боком.
– Вокруг тоже надо всё обсосать, – подсказала она. – Половые губы, волосы, нижнюю часть ягодиц… Чтобы я была совершенно чистенькой, сухонькой, полностью готовой к ебле следующего гостя. На тебя ведь я села чистенькой. Это заслуга того, кого я объездила перед этим. Долг вежливости обязывает, чтобы ты подготовил меня для другого.
Она говорила радостно и игриво, явно наслаждаясь послеоргазменным чувством, и с удовольствием смотрела сверху на затравленные глаза юноши. Цент опять взялся за работу. Об обмыл ртом весь ареал вокруг вульвы, слизав с гладких ляжек каждую капельку, старательно обсосав каждый светлый волосок. Несколько курчавых волосков попало ему в рот и они теперь мешались внутри между щёками и языком, мучительно хотелось их выудить, но языком не получалось, а руками в свободных путах он не мог дотянуться.

-
Наконец, хозяйка осталась довольной его работой и встала с кресла, выпрямившись гладким и гибким, как у ящерицы, телом в полный рост.
– Пожалуй, сосать мне ноги ты будешь в следующий раз, – задумчиво произнесла она, направляясь к своему столу. – Там девочки в очереди, наверное, уже извелись. Осталось последнее.
И Цент увидел, что она вновь идёт к нему, держа в руке что-то круглое.