×××××××

AU, Романтика, Юмор

kaixing

Реванш

Основной талант из разряда неожиданных Чонин собирался проявить на воскресных бегах, а для шумного вечера в клубе под открытым небом годился и вспомогательный с рабочим вкупе. Чонин прошелся раза два сквозь танцующую толпу и стал временным владельцем семи пухлых бумажников. В двух из них нашлись не только местные песо, а баксы и евро, что делало жизнь куда веселее и насыщеннее.

Чонин благоразумно избавился от бумажников, распихал деньги по карманам и примерился к барной стойке, высматривая знакомых «бабочек». Накануне игры не мешало бы и расслабиться: для здоровья полезно, да и примета верная.

Не то чтобы Чонин был суеверен... Хотя ладно — был. Все игроки суеверны в той или иной степени. Удача Чонина свалила почти три года назад, но он не звался бы Мастером Игры, если бы не нашел способ удачу вернуть.

Чонин помнил, как побродил у стойки, заказал себе стакан содовой, а потом отирался у пятачка, где задорно отплясывал парень в искристой полумаске, усыпанной стразами. Чонин не особенно вникал в тематику клубной вечеринки и маске не удивился, а вот танцы парня у шеста ему очень даже приглянулись. Парень еще и смотрел вызывающе именно на Чонина: сладострастно изгибался, томно облизывал губы, прожигал пристальным взглядом сквозь прорези в полумаске, а под конец даже набрался наглости, чтобы пальцем Чонина поманить.

Разборчивостью в партнерах Чонин не страдал. Тянул в постель и девушек, и парней, лишь бы они были сами не прочь отлично провести время. Только вот случай выпал не тот, и едва Чонин намылился подкатить к танцору в полумаске и пригласить на чашечку чая с постельными последствиями, как врезался в гору мышц. Чонин заподозрил, что «гора» возникла на его пути не случайно, но вряд ли имела отношение к танцору. «Гору» звали Сиско, и Сиско частенько целовал Чонина в зад на бегах. Гонором Сиско природа не обделила, а после рейда по болотам «зад» Крошки Чонина бывал зверски грязным. У Чонина тоже рано или поздно обида взыграла бы, продувай бы он с завидным постоянством. Но Чонин выигрывал. Проигрывал как раз Сиско.

— Смотри, куда прешь, козел, — предсказуемо начал свару Сиско, глядя на Чонина сверху вниз.

— Ты, я вижу, в жизни такой же тормоз, как и на бегах, малыш, — не остался в долгу Чонин. Уж что-что, а язык у него жалил как надо. Сиско подвис с достойным ответом, и Чонин наглядно наблюдал по наморщенному лбу, как скрипели мозги бедняги от умственных потуг.

— Жить надоело? — разродился наконец Сиско.

— Думаешь, зашибусь насмерть, если впилюсь в тебя на полной скорости? — сверкнул фирменной улыбочкой «имел я вас всех» Чонин. Улыбочка всех жутко выбешивала, и Сиско к исключениям не относился. Уже на замахе его ловко подхватили под руки местные громилы-вышибалы и выпихнули на круглую сцену. Чонин пошел сам с царственным видом.

Разборки в клубе решали честной дракой. Ну как честной... Вообще дрались без правил и тем, что дано от природы. Проще говоря, запрещалось использовать оружие, а вот мордобой — милости просим и сколько влезет. Ну и раз уж в клубе разрешали разборки, то следовало возмещать возможный ущерб, потому местный ди-джей был по совместительству еще и букмекером.

Стоило Чонину ступить на сцену, и ставки посыпались как из рога изобилия. Будь Чонин на мели, непременно поставил бы на Сиско и с блеском проиграл, чтобы неслабо приподняться в финансовом плане. Но увы, в карманах у Чонина неплохо шуршало, а начистить рыло Сиско очень хотелось — особенно на глазах у томного танцора в полумаске со стразами. Тот протолкался ближе к сцене, и Чонин поймал слегка обеспокоенный взгляд. Пришлось лихо подмигнуть и ослепить парня в полумаске сияющей улыбкой — тоже фирменной. Чонин умел располагать к себе людей и любил всем нравиться. Но осечка случилась — парень в полумаске отвернулся как будто с досадой или раздражением. Недоумевающий Чонин едва не схлопотал в нос и еле-еле разминулся с коленом Сиско.

Пришлось отвлечься от соблазна и уделить внимание веселью. Руки чесались спустить с Сиско шкуру еще и на ринге. Подраться Чонин был не дурак и взялся за дело с энтузиазмом. Да и Сиско оказался глупцом редкостным, потому что полез против того, кто был раз в десять шустрее.

Пока Сиско разворачивал корпус удобнее и делал замах, Чонин мог пробежать трижды по краю сцены. Правда, такую глупость Чонин делать не стал. Вместо этого он коротко пихнул Сиско левой ногой, впечатав ступню в живот. Сиско неловко шатнулся назад. На этом вот шатании Чонин добавил уже правой ногой в челюсть с разворота.

Всего пара секунд, а Сиско лежал на сцене и выкашливал на матовое покрытие выбитые зубы. Знай наших!

Попытка подняться стоила Сиско удара по загривку и смачного поцелуя с полом. После Сиско подняться уже не пытался и изображал эксклюзивный коврик, а ди-джей распределял выигрыш.

Чонин взглядом нашел парня в полумаске, жизнерадостно помахал ему, спустился со сцены и поволок незнакомца к барной стойке за чаем. Дойти до стойки не получилось — их тепло встретили друзья и собутыльники Сиско. Точнее, встречали они только Чонина. Неконтролируемо вспыхнувшее побоище завершилось чем-то непонятным, поскольку в процессе Чонину прилетело тяжелым по башке, но он четко помнил, что неплохо вмазал нескольким жаждущим его внимания.

После он помнил, как сидел на корточках у россыпи валунов на берегу и размышлял, тошнит его или все же нет, а кто-то гладил его по спине и уговаривал не шуметь. Тошнота и тишина плохо сочетались в представлении Чонина, и он никак не мог уловить связь между ситуацией и странными словами.

Еще немногим позже он пытался объяснить кому-то, где живет. Старательно выговаривал слова на местном наречии и на испанском, но понимания не встречал. Почему-то. Вроде он не так и плохо общался с местными, хотя неудивительно, если два года торчишь на Филиппинах безвылазно, лишь бы длинная рука правосудия до тебя не дотянулась.

Кажется, потом было такси с подозрительным шофером, родная дверь, парень в маске и... У парня в маске губы оказались удивительно мягкими и податливыми, а еще он пах апельсинами — Чонин это точно помнил, как и то, что определенно затащил парня в маске в постель. Тот шипел и ругался, дескать, Чонин кровью закапал подушку. Хотя какую еще подушку? У Чонина точно подушки не водилось.

А потом Чонин проснулся в аду, где черти с вилами колотили этими самыми вилами ему прямо по башке и со всей дури.

К счастью, Чонин мгновенно опознал собственную постель и хлипкие стены родной хибары. Смятые простыни щеголяли бурыми пятнами, у кровати валялись использованный презерватив и тюбик со смазкой. Похоже, кое-кто отлично провел время. Самое обидное, что Чонин ни хрена подобного не помнил и страдал от головной боли.

Будто всего этого было мало... В дверной проем заглянул, черт бы его побрал, Исин в растянутой майке на одно плечо и помахал деревянной ложкой.

— Просто кошмар, — утешил себя Чонин и влип лицом в смятые простыни, натужно разгоняя мыслительные процессы в раскалывающейся голове и соображая, к чему снятся бывшие накануне игры. Раз уж Исин был чониновым талисманом на удачу, то, должно быть, кошмар к победе. Стоп, а кошмар почему? А, потому что Исин...

Чонин чуть не взвыл, когда ему прилетело ложкой по спине.

— Подъем, скотина!

— Надо проснуться...

За простыню дернули, и замотавшийся в нее Чонин рухнул с кровати под цветистые непечатные обороты. Исин не расточился в воздухе, а стоял и смотрел на Чонина со сдержанным гневом — особое умение, коим владел один только Исин.

— Ну и? Вставать собираешься? Или откатить тебя на кухню пинками?

— Ты свалил в Мехико, — осторожно напомнил Исину немаловажное обстоятельство Чонин. — Три года тому назад. Какого хрена ты торчишь в моем доме с моей ложкой и в моей, хочу особо заметить, майке?

— А тебя не смущает, что ты тогда стянул мой бумажник со всеми моими деньгами и билетом на самолет? — возмутился Исин и характерным жестом навел на голове неповторимый беспорядок, взъерошив осветленные прядки.

— Просто рефлекс, — буркнул Чонин, пытаясь найти собственные ноги в коконе из простыни. — И что?

— А то, что без денег и билета улететь проблематично!

— Ты ждал аж три года, чтобы объяснить мне эту крошечную, буквально микроскопическую, деталь? — Чонин обнаружил левую ступню и даже пошевелил пальцами. Конечность слушалась и ощущалась родной, что радовало. Осталось только размотать ее.

Исин коротко пнул Чонина босой ногой в бедро, вынудив зашипеть больше от досады, чем от боли.

— Ты меня обокрал, враль несчастный! Меня!

— Ничего я не враль, я просто скрытный и говорить о себе не люблю. — Чонин кое-как поднялся все же на ноги и прижал ладонь к глазам — голова болела зверски.

— Ага, и ты совершенно случайно забыл мне сказать, что ты вор и аферист, а когда я узнал об этом сам спустя целых два года нашего бурного романа, ты спер мой бумажник. Чудно. И все это вместо «я тебя люблю». Очаровательно, Чонин, просто браво. — Сарказмом Исина можно было уморить всех тараканов на Филиппинах — маленьких и больших.

— Минуточку! — Чонин отпустил простыню и вздел указательный палец, призывая к вниманию. — Ты сказал, что бросаешь меня и летишь в Мехико с этим... как его... чтоб его! Как же... с шарпеем, короче. У меня было полное право спереть твой бумажник. Ну это... возмещение морального ущерба и все такое.

— Морального ущерба? Какого еще ущерба? — Исин ловко влепил Чонину в лоб ложкой, заставив схватиться за ноющую многострадальную голову. — Ты меня обманул! Ты меня обокрал! Это у меня моральный ущерб был. Ты же весь в шоколаде...

— Но ты же меня бросил! — зарычал выведенный из себя Чонин. — Что в сравнении с этим какая-то крошечная ложь? Я же не пристаю к тебе, что у тебя профессия дурацкая. А у меня вот... ну, вор. Чем не профессия? Уж точно лучше...

— Я честный геолог! Что в моей профессии дурацкого? — Исин взмахнул ложкой в опасной близости от лица, и Чонин невольно отступил на шаг, едва не споткнувшись о кровать.

— О! Вот именно! Ты геолог и воруешь у земли! Чем ты лучше меня?

Исин задохнулся от негодования, а в дверь постучали, и Чонин с чувством полного удовлетворения от незапланированной утренней беседы пошел открывать незваному гостю. Незваным гостем оказалась вредная соседка, которая принесла Чонину капусту. Правда, она не вручила капусту Чонину в руки, как делала всегда, а уставилась на него большими глазами. Раскрытый рот у нее тоже постепенно округлялся, и все это сопровождалось нечленораздельными звуками.

Чонин озадаченно поскреб пятерней затылок, покосился на Исина и счел, что вид у Исина вполне себе, несмотря на лямку майки всего на одном плече. Эротично, конечно, но не бесстыже до предела. В комнате царил погром, но тоже умеренный и для глаз соседки привычный. Напоследок Чонин додумался глянуть вниз. Узрел свои любимые волосатые ноги и сообразил наконец, что малость не одет.

— Мы снимаем порно, — улыбнулся он широко соседке, забрал капусту и закрыл дверь. Капусту машинально вручил ошалевшему Исину, подобрал с пола джинсы и влез в них, пока Исин приходил в себя.

— Ни стыда, ни совести — ничего лишнего. В этом ты весь! Господи, где были мои мозги? Как мы вообще... — Исин перевел дух и опасно прищурил глаза. — Знаешь, я даже удивлен, что ночью ты выцепил именно меня, а не потащил в постель того громилу.

— Ну, если бы тебя не было, я бы потащил его — из принципа, — насмешливо вскинул бровь Чонин. Пришлось тут же уворачиваться от ударов капустой.

— Чертов кобель! Вор! Мошенник!

— Перестань бить меня капустой! — взревел возмущенный Чонин. — Какого черта ты вообще здесь делаешь? Даже если три года назад ты не попал в Мехико, то куда-то попал все равно! И я только твой бумажник спер! У шарпея бумажник я не трогал!

Исин в сердцах швырнул капусту об пол. Сочные листья рассыпались у них под ногами. Вдох-выдох, и Исин снова был спокоен и сдержан.

— Ты невыносимый сукин сын. Из-за тебя я вечно теряю самообладание, потому что твоя тупость просто...

— Что на завтрак? — быстро спросил Чонин, натягивая найденную на полке у двери футболку.

— Завтрак! — Исин стремглав кинулся в кухню, и Чонин с облегчением перевел дух. Даже успел основательно умыться в ванной и принять таблетку аспирина, задумчиво прочитав на боку баночки: «Принимать натощак не рекомендуется». На кухню сунулся осторожно, чтобы не огрести по голове ложкой еще раз.

Исин привычно крутился у плиты в облаке аппетитных ароматов — у Чонина слюнки потекли. Во всех смыслах разом. Особенно когда Исин немного наклонился и брюки из парусины красиво облепили ягодицы, подчеркнув, что трусы Исин где-то потерял в неравном бою.

Чонин на ощупь нашел табурет, медленно сел и невольно задумался. Не о бренности бытия, хотя, наверное, стоило, а об Исине. Даже странно вообще, как их так угораздило пять лет назад. Исин был примерным студентом, писал исследовательскую работу по своим любимым камешкам, а Чонин учился на юридическом очень даже неплохо, но отнюдь не из тех соображений, из каких следовало.

Исин выбрал занятие себе по душе, а Чонину пришлось идти на поводу у семьи. Ну это семья думала, что он пойдет у них на поводу, только как же, держи карман пошире... Еще на первом курсе Чонин знал все ипподромы как свои пять пальцев, обчищал мелкие казино и умел обманывать игровые автоматы. На втором курсе он проворачивал разного рода аферы, а дальше его делишки приобретали все больший размах.

На фоне всего этого Исин выглядел до неправдоподобия правильным, и Чонин искренне недоумевал, как судьба вообще свела их. Об азартных играх Исин знал, к слову. Скрывать это не имело смысла, да и Исин приносил Чонину удачу: подуть на кости, снять карты, выбрать билет, поцеловать на счастье — всегда же срабатывало. Когда Исин делал все это, Чонин непременно срывал банк. Но в голове все равно не укладывалось — у них же не было ничего общего, даже общих интересов — ноль с хвостиком. И на тебе — потрахались, съехались и два года жили вместе припеваючи. Ну, пока Исин не узнал, что Чонин вообще-то вор, спер у одного типа любимую цацку, и за голову Чонина посулили лимон в евро. Кстати, сейчас голова Чонина стоила в пять раз больше, хотя Исину знать об этом не обязательно.

Все равно. Как? Исин никогда не влипал в истории, не водился с подозрительными и опасными типами, корпел над работой, кормил Чонина вкусностями, таскал по музеям с каменюками, знал тысячу и одну захватывающую историю — про воров, кстати, тоже, мурлыкал под нос песни, бренчал на гитаре, под утро любил приткнуться к Чонину под бок и сладко сопеть. А еще у Исина трогательно подрагивали брови за мгновение до оргазма, и он очаровательно закусывал губу, чтобы после сногсшибательно-эротично выдохнуть имя и запрокинуть голову, показывая Чонину изумительные ключицы. В постели Исин был таким мягким и одновременно страстным, что Чонин покоя себе не находил от попыток разгадать противоречие и сохранить рассудок при этом.

Исин отвернулся от плиты, подбоченился и взмахнул ложкой, которой помешивал только что варево в кастрюле. Чонин зашипел — с ложки сорвалась горячая капелька и угодила ему на предплечье.

— Надо поговорить, — выдал Исин и постарался придать себе убийственно-строгий вид.

— Ага, — кивнул Чонин и привычно соврал: — Только сначала мне нужен душ — голова болит.

Исин благосклонным жестом отпустил его в ванную. Чонин привычно запер дверь, пустил воду и вылез в окошко. Делал это миллион раз, пока они жили с Исином. Потом Чонин выкатил из-под навеса свою Крошку, дотолкал до склона и плюхнулся на сиденье водителя. Исин или нет, а пропускать воскресные бега Чонин не собирался. Да и вообще он пока не представлял, как ему пережить явление Исина. Исин сам свалил три года назад, и Чонин вряд ли мог как-то на решение Исина повлиять. Да и возможно ли это было вообще? Исин обвинял его во лжи, узнал, что он с законом не в ладах... Что оставалось делать Чонину? Молить о прощении и обещать, что он станет законопослушным? Даже будь невозможное возможным, на кой черт Исину связываться с таким человеком, как Чонин? Репутация Чонина безупречной не стала бы уже никогда, пусть он бы и смог каким-то чудом исправиться.

А исправляться Чонин не намеревался. Ему нравилась его жизнь. Ему нравилось красть, рисковать и вертеться в неприятностях. Ему нравилось ускользать и дразнить закон и сильных мира сего. Чонин вообще обожал ломать устои общества и ржать над ними. Вся эта честная, правильная обывательская жизнь казалась ему пресной, скучной, а еще напоминала медленно убивающий яд. Вообще из всех нормальных людей только Исин и казался особенным. Может, потому что все же были они с Чонином похожи. Страсть к геологии у Исина мало отличалась от страсти Чонина к аферам и незаконным проделкам.

Съехав по склону, Чонин запустил движок и с ветерком покатил по дороге, змеившейся вдоль берега. Шарил по карманам и в бардачке в поисках телефона. Без телефона было никак — Чонин ждал сообщение с указанием места сбора. Телефон, скорее всего, остался дома, зато Чонин нашел в бардачке запасной и включил. Через каких-то десять минут телефон пиликнул, и Чонин весело порулил к югу. Остановился у придорожной забегаловки, чтобы глотнуть колы и заморить червячка, а когда отъезжал от забегаловки, его едва такси не подрезало. Из салона доносились крики и ругань, и Чонин даже на минуту задумался, потому что показалось ему, будто он слышал голос Исина. Но это было маловероятным, ведь Исин вряд ли знал о воскресных бегах и еще, наверное, даже побег Чонина не обнаружил.

На месте сбора Чонин первым же делом полюбовался на Сиско, обмотанного бинтами так, что только глаза и виднелись. Сиско отирался рядом со своим самодельным внедорожником и делал вид, что внедорожник Чонина не существует. Чонин подкатил к стартовой полосе, перекинулся парой ругательств с жаждущими победы и отметился в журнале у Барона.

— Ненавижу тебя, — меланхолично сообщил ему Барон на своем своеобразном английском. — Если в игре Мастер, ставки и результаты предсказуемы.

— Зато приз победителю, по счастью, никогда не меняется, — злорадно напомнил Чонин.

— Почему бы, в самом деле, не сделать приз победителю в один песо? — проворчала Сарина, рисующая закорючку в журнале. — Этот хмырь сразу свалил бы.

— Хмырь? — Чонин провокационно прижался к Сарине и обхватил руками за талию. Сарина тут же попыталась оттоптать ему ногу своей, обутой в тяжелый сапог.

— Хмырь. Слинял на рассвете и даже не попрощался. А я люблю кофе в постель по утрам.

— У тебя в постели кофе был всю ночь, — шепнул Сарине на ушко Чонин, вовремя отскочил и одарил рассвирепевшую боевую красотку самой обольстительной из улыбок.

— Однажды этот кофе нарвется, — фыркнула Сарина и удалилась к своему внедорожнику с гордым видом. Чонин помрачнел, вспомнив об Исине у себя дома.

— Уже нарвался...

За полчаса до старта Барон расписывал маршрут «забега», а у Чонина из головы Исин не шел. Он не понимал. Знал всегда, что как только Исин узнает правду о нем, на их отношениях сразу можно ставить жирный крест.

У Исина семья хорошая и приличная, сам Исин подавал надежды, любил свое занятие. Исина все обожали — он умел держаться в обществе, умел быть милым, да и мозгов Исину хватало. Ну, не считая Чонина, конечно. От Чонина у всех ум заходил за разум, и Чонин прилагал к тому немалые усилия. Вообще Чонин тоже умел притворяться душкой, и его утешало то обстоятельство, что по роду деятельности Исин на одном месте не сидел, а это способствовало долгому обману. Путешествуя все время, довольно легко скрывать правду. Чонин на это вот и рассчитывал, когда лез в петлю и оставался с Исином. Прикидываться при необходимости подающим большие надежды юристом Чонину ничего не стоило.

Но Исин все-таки узнал правду, и Чонин теперь не понимал его. Уйти, как Исин сделал три года назад, было верным решением. Чонин всегда знал, что именно так все и будет. Правда должна была отобрать у него Исина. И Чонин готовился к этому с мгновения их первой встречи. Перспективному специалисту с безупречной репутацией нечего ловить рядом с отщепенцем с репутацией подмоченной, не говоря уж о том, что отношения двух мужчин мало какое общество порадовали бы. И Чонин не понимал, о чем собирался Исин говорить с ним сейчас. Вряд ли это могло свестись к ситуации: «Привет, дорогой, я залетел спустя три года. Ты думал обо мне и мне ветром надуло».

Ну и вряд ли это было из разряда: «Я соскучился, давай снова встречаться, и плевать, что ты преступник».

Может, Исин хотел получить награду за голову Чонина? Чушь, но эта чушь выглядела правдоподобнее, чем чушь предыдущая.

Чонин чуть не пропустил сигнал к старту из-за обилия мыслей об Исине. Насилу взял себя в руки и порулил по бездорожью, вспоминая описанный маршрут. Барон на славу постарался и выбрал путь по самым вреднючим участкам острова, хотя Чонина прямо сейчас это мало беспокоило. Свой внедорожник он оснастил практически на все случаи жизни и облегчил по максимуму — даже верхнюю часть салона срезал. Для защиты от дождя только тент и оставил, который можно было натянуть при надобности.

Исин все равно из головы не шел, и Чонин тихо выругался, когда полез в бардачок за маленькой бутылкой с водой, а оттуда вывалилась фотография Исина в пластиковом чехле. Один несчастный снимок сразу столько воспоминаний тянул за собой, что хотелось сигануть с обрыва. А ведь после ухода Исина Чонин куда легче все воспринимал. Просто был готов всегда, что Исин уйдет однажды и не вернется.

Вернулся.

Козел.

Визит Исина выглядел чем-то из области фантастики, Чонин по-прежнему ни хрена не понимал и бесился из-за ненужных воспоминаний.

Нашарив в бардачке заодно и пистолет, Чонин привычно сунул его за пояс джинсов и постарался сосредоточиться на дороге. Точнее, на бездорожье.

Скалистые отроги у побережья прошел с ветерком, порычал мотором над обрывом, снимая на камеру прибой внизу, прогнал по косе, рыхля широкими колесами сыпучий и мокрый песок, а затем свернул к зелени. Пришлось и тент натянуть, чтобы тонкие ветки не били по лицу и голове. Почва в тени под деревьями надежностью не отличалась, и Чонин на глаз выбирал пути по местам, что выглядели тверже.

Спустя два часа пути Чонин притормозил у болота, потянулся и полез за пластиковой бочкой с водой. Тут и ждал сюрприз. Чонин откинул сложенный в несколько слоев тент, поглазел на багаж и накинул тент обратно. Понадеялся, что будет как в цирке: фокусник показал шляпу с кроликом, накрыл платком, а потом показал пустую шляпу. Чонин тент откинул снова. Хрен. Исин по-прежнему торчал крупногабаритной деталью багажа вместо бочки с водой и возмущенно смотрел в ответ на не менее возмущенного Чонина.

— Какого хрена?.. — выдали оба в один голос с претензией и синхронно осеклись.

Очухавшись немного, Чонин ухватил Исина за майку и выволок из внедорожника, деловито накинул тент обратно и полез за руль. Исин пощемился на соседнее сиденье, но Чонин выпихнул его.

— Покатался и хватит, — зарычал он, едва Исин снова попытался влезть.

— О да! Бросить меня черт знает где на необитаемом острове — высший пилотаж!

— Необитаемом? Ну это ты загнул.

— А разница? Тут даже дороги нет, попутку ни фига не поймать. Ну давай. Докажи, какая ты свинья. — Исин подбоченился, потом оглядел позорную майку со сползшей к локтю левой лямкой и принялся придавать себе приличный вид, что выходило у него хреново.

— Слушай, ты сам влез втихаря в багаж. Сам ехал зайцем. Что ты вообще от меня хочешь? Ты бросил меня, алло! Я тебя обманывал — ты прав. Ты узнал и умотал со своим шарпеем. Все. Разбежались и забыли. Какого черта тебе надо?

— О Боже... — Исин прикрыл глаза ладонью и вздохнул. — Может, я бумажник хочу вернуть?

— Ни один вор не станет держать у себя приметное имущество. Достал деньги и выкинул бумажник. Это все? Тогда я поехал. — И Чонин поехал. Прокатил по болоту метров двадцать, бросил взгляд в зеркало заднего вида, тормознул и стукнулся лбом о руль.

— Твою мать...

Исин стоял у края болота, опустив руки. Лямка майки снова сползла с плеча, подчеркнув умопомрачительную ключицу. И Исин грустно-грустно смотрел вслед внедорожнику. Притворялся, мерзавец. Разыгрывал вселенскую скорбь как по нотам, зная, что сработает. И ведь работало.

— Сволочь. Тварюга. Блаженный идиот, — сыпал Чонин, пока сдавал назад. Остановившись рядом с Исином, демонстративно замер. Выждал две минуты. — Особого приглашения ждешь?

Исин шустро уселся рядом и бросил на Чонина мрачный взгляд. Чонин протянул ему брелок от ключей, и у Исина брови застыли «домиком».

— Чмокни на удачу, что ли, — напомнил традицию Чонин.

— Да пошел ты в жопу! — немедленно огрызнулся Исин, скрестил руки на груди и отвернулся.

— А можно? — не удержался от подколки Чонин.

— Нельзя!

— Все заросло? — Чонин со смешком прибавил газу и почесал по болоту.

— И не мечтай. Трахался каждый божий день, лишь бы не с тобой.

— Внезапно нашлись удовлетворяющие тебя кандидаты? Помнится, ты жаловался, что достойного партнера найти сложновато. Шарпей уж точно был выбором так себе.

— Тебя так сильно интересуют мои постельные дела? — Исин посмотрел на него с подчеркнутым вниманием.

— Ну что ты... Как я могу таким интересоваться?

Исин задержал взгляд на рукоятке пистолета и вздохнул.

— Оружие ты раньше не таскал.

— А тут места с обстоятельствами. И за мою голову раньше меньше предлагали. Вообще относись к этому проще. Пистолет — как презерватив — всегда должен быть при тебе.

— О Боже, — фыркнул Исин и закатил глаза, хотя чья бы корова... Чонин помнил, что Исин всегда носил при себе и презервативы, и смазку. Было удобно. Особенно удобно, когда Чонин прибегал поздравить Исина с очередным успешно сданным экзаменом. Исина тогда накрывало прямо в здании университета. Его всегда накрывало после нервного напряжения. Они бегали тогда по коридорам, искали укромный уголок, и Исин на бегу угрожал Чонину всевозможными карами, если ему не устроят фантастический трах сию же секунду.

Чонин до сих пор помнил, как они вломились в темный зал, который сочли пустым. Исин толкнул его на сиденье в заднем ряду, шлепнулся на колени и расстегнул молнию на джинсах под громкое: «А теперь мы посмотрим ленту с размножением одноклеточных». И впереди заработал проектор, высветив на белом прямоугольнике незабываемую картину. Заодно и видно стало, что зал набит студентами.

Исина это тогда совершенно не смутило, зато секс в заднем ряду буквально на публике Чонину запомнился надолго. Исин ему руку искусал знатно, потому что Чонину пришлось зажимать ему рот, чтобы не привлекать внимание. Исин тогда сидел у него на коленях, цеплялся ладонями за спинку сиденья из ряда перед ними, поднимался и опускался, а Чонин свободной рукой удерживал его за бедро и толкался снизу вверх, одновременно пытаясь не уронить исинов тюбик со смазкой. Рук не хватало, но потрахались они отлично и почти успели удрать из зала до того, как включили общее освещение, правда, использованный презерватив, затянутый узлом, остался под сиденьем неоспоримой уликой.

— О чем ты хотел поговорить? — устало поинтересовался Чонин, выкарабкавшись из воспоминаний.

— Уже не уверен, что мне это надо, — пробормотал Исин, разглядывая унылый болотный пейзаж, который отказывался меняться.

— Просто здорово. Тебя занесло на Филиппины неведомым ветром, ты крутил передо мной задом в клубе и соблазнял, даже соблазнил, кажется, потом хотел поговорить, хотя ты же меня и бросил, пробрался в мою тачку, ехал зайцем, требовал забрать тебя, а теперь тебе уже ничего не надо. Я уже ничего не понимаю. Честно.

— На Филиппины меня занесло по работе, — огрызнулся Исин и показательно загнул палец на левой руке. — Задом я нигде не вертел, просто на вечеринку позвали. Соблазнять тебя и не думал. И не обольщайся — ночью ничего не было. Ты был тупым бревном, которое даже вразумительно не могло объяснить на понятном языке, куда тебя везти. А в тачку твою я забрался по глупости. Сиюминутный порыв. Захотелось сделать тебе гадость. Вот и все.

Оба потаращились на левый кулак Исина — пальцы Исин загнул все, но убедительным это в глазах Чонина не выглядело.

— Правда? А использованный презерватив откуда?

Скулы у Исина слегка порозовели.

— Кое у кого утренний стояк до сих пор случается.

— Не верю, — широко улыбнулся Чонин.

— Иди в жопу.

— Теперь можно?

— Нельзя.

— Замечательно пообщались. Высадить тебя у озера?

— Спасибо, доеду до финиша.

— Ну и гад. Из-за тебя Крошка тяжелее и идет хуже.

— А ты только о победе и думаешь? Больше ничто тебя не волнует? — Кажется, Исин обиделся уже не на шутку.

— Ну ты же отказался чмокнуть на удачу. Надо выигрывать тем, что есть. Мне нравится играть — ты всегда это знал. Если тебе это было не по вкусу, зачем же ты терпел меня два года?

— Это были худшие два года в моей жизни, — буркнул Исин и отвернулся, но тут же вскинулся: — Осторожно!

Опоздал. Со своего места Чонин не видел то, что видел Исин, зато почувствовал, когда они налетели днищем на преграду какую-то. Движок заглох. Чонин завел Крошку, но колеса вертелись вхолостую, расшвыривая вокруг болотную жижу и грязь. Пришлось выбираться, переступать по топкой поверхности, проваливаясь в жижу по колено, и осматривать внедорожник. Скоро Чонин понял, что они напоролись брюхом на полузатопленное бревно. Прощай, победа. Слезть с бревна и думать не стоило. Тут требовалась подмога.

— Сигнал не проходит, — «порадовал» Исин, напряженно вглядывающийся в дисплей телефона.

— Шикарно, — подвел итог Чонин и вздохнул.

В молчании тягостном они собирали все нужное, сворачивали в котомки и с неприязнью оглядывали болото, стелившееся вокруг в любом направлении.

— И что делать? — спросил наконец Исин, устав от молчания раньше.

— Переставлять ноги бодрее. Время до вечера есть, а озеро вон там в семи километрах. Прогулка не по лужайке, но к темноте должны успеть. Не уверен, что там будет сигнал, но утром сможем найти лодку и добраться до станции для туристов. Наверное.

Шли они опять в молчании. Ссориться с Исином и дразнить его Чонину уже не хотелось. Победа обломилась, но это были не последние воскресные бега в жизни Чонина. Зато Барону полегчает, что в этот раз со ставками приключится шухер — Барону выгодно. Будь у Чонина возможность, сейчас он поставил бы на Сарину.

Машинально Чонин удержал Исина от очередного «плюх», убедился, что Исин встал на ноги твердо, и зашагал дальше.

— Этот выигрыш так много для тебя значил? — тихо спросил Исин на коротком привале.

— Нет. Отыграюсь в другой раз. Просто недельку с деньгами будет напряг.

— И много сейчас за твою голову дают?

— Достаточно, чтобы сюда являлись желающие эту голову заполучить.

— И тебя это не пугает?

— А должно? — Чонин скрутил крышку с фляги и сделал маленький глоток. — Так как твои изыскания в Мехико? Слои породы и прочая лабуда?

— Никак. — Исин взял флягу и кивком поблагодарил. — Не попал я в Мехико. Ты же спер мой бумажник, помнишь? Пока я пытался это исправить, они пригласили другого специалиста. Пришлось ехать в Чили.

— Разве твой шарпей не купил тебе билет? Бабла у него хватало. Мог и помочь вроде как любимому человеку.

Исин промолчал и глаза отвел. Ясно. Либо шарпей его кинул прямо в зале аэропорта, либо сделал что-то такое, что Исин сам кинул шарпея и от помощи отказался.

— Ты тоже помог вроде как любимому человеку, свистнув бумажник. Или глупо надеялся, что я прибегу к тебе, если останусь без билета и денег?

— Я похож на дурака? — Чонин забрал флягу и повесил на пояс. — С чего бы тебе возвращаться к вору и вралю? Я всего лишь показал, что ты не ошибся. Правду показал — вор и враль как есть. Может, не хотел, чтобы ты жалел, что умотал от меня подальше. Я ведь тебя не заслужил — все так говорили. И ты — тоже. Пошли. Солнце уже на западе.

Ждать Исина Чонин не стал. Под ногами хлюпало, а он в самом деле думал, что Исин не заслуживал такого подарка. Исин ведь хороший и замечательный, с большим будущим. К чему ему портить жизнь и связываться с вором и вралем? Ни к чему. Вот Чонин и спер тот чертов бумажник. Намеренно. Чтобы шарпей доказал Исину свои чувства, доказал, что шарпей — лучший подарок для Исина, чем Чонин. Чонин ведь не станет правильным и благообразным, как бы ни старался. Азарт у него горел в крови с колыбели. И вообще он клептоман, наверное. Пройти мимо плохо лежащей вещи и не потырить — миссия невыполнима.

Они с Исином чудесно провели два года, но это всего два года, в течение которых Чонин врал, скрывал правду о себе, притворялся образцовым студентом-юристом, а сам втихаря сбегал ради свершения темных делишек. Исин видел два этих года настоящего Чонина, но вот не знал только, чем Чонин на самом деле занимался. Лжи полагалось когда-нибудь выстрелить. Она и выстрелила. А Чонин всегда знал, что рано или поздно Исина потеряет. Терять не хотел, но закрывать глаза на неизбежность не получалось. Исин ведь ушел в итоге, и теперь смысла не осталось все это мусолить. Как бы сильно Чонин ни хотел вернуть Исина в свою жизнь... Исин не вещь, его не украдешь и не присвоишь. Все таланты Чонина — основные и не очень — тут были в пролете.

— У тебя хоть есть кто-нибудь? — осторожно задал вопрос Чонин через час пути, когда кочки под ногами попадались уже понадежнее. Оглянулся. Исин уныло покачал головой, заодно поскользнулся и хлопнулся задницей на коварную кочку. С отрешенным выражением на лице Исин поднялся сам, небрежно отряхнул брюки и потопал дальше. Чонин только бровь вскинул, воздержавшись от комментариев.

К озеру они выбрались в темноте. Не сговариваясь, оба полезли в воду — отмываться. Потом Чонин возился с тентом, натягивая его на толстых ветках дерева.

— Нам обязательно там спать? — недовольно ворчал под деревом Исин и крутился у костерка с рыбинами в руках. — На земле никак?

— Если хочешь дожить до рассвета — никак, — отрезал Чонин и проверил, чтобы тент держался надежно. Вышла довольно просторная люлька. Ночевать в ней вдвоем вряд ли будет удобно, зато безопасно.

После скорого перекуса Чонин помог Исину забраться на дерево и плюхнуться в люльку, потом закрепил сверху фонарь и свалился в люльку сам. Мокрая одежда липла к телу, еще и отползти друг от друга не получалось. Тент поддавался под их тяжестью, и в итоге они закономерно скатывались на середину и невольно друг к другу прижимались.

— Да уйди ты! — зашипел Исин, когда Чонин после очередной попытки отодвинуться вообще на него сверху шлепнулся.

— Я бы и рад, но законы физики... сам понимаешь. — Чонин активно закопошился и постарался лечь так, чтобы Исина не побеспокоить. Люлька тут же качнулась, и Чонин прижался грудью к груди Исина. — Черт.

— Еще облапай, чтобы совсем, — сердитым шепотом предложил Исин. Раз шептал, значит, злился всерьез.

— Извини. Я же не нарочно. Сам попробуй — убедишься.

— Ты просто... — Исин попробовал, свалился обратно, и они закопошились уже вместе.

— Черт... — Чонин замер, глядя на Исина и чувствуя, как Исин сжимает его ногами. Смотрел на приоткрытые губы и боролся с наваждением.

— У тебя два пистолета? — тихонько спросил Исин, не отводя темных глаз, в которых бликами играли отсветы от фонаря.

— Один, — невольно клонясь к Исину, честно признался Чонин. Мягкие губы манили.

— Ясно.

В сантиметре от губ Исина Чонин замер и рывком отстранился, коротко выругавшись сквозь зубы. Но Исин сгреб в кулак его футболку на груди и дернул обратно, вынудив свалиться сверху и придавить собой.

— Может хватит уже?

— Да какого черта? — зарычал выведенный из себя Чонин. — Ты меня бросил, я стащил бумажник — мы квиты.

— Значит, смелости стащить бумажник тебе хватило, а вот смелости пойти за мной и попытаться переубедить — нет? — Исин снова дернул за футболку.

— В чем переубедить? Ты же все правильно сделал. Мы оба знаем, что я тебя не заслужил.

— А все, что было до — это так, ничего не значило для тебя?

— О, так ты это хотел услышать? Что два года для меня что-то значили или не значили? Какая разница? Ты оказался прав — я вор и враль, ты сам так сказал. Делу конец.

— И я не стоил того, чтобы за меня бороться?

— Ради чего? Чтобы испортить тебе жизнь? Ты все сделал правильно, Син. Без меня у тебя будет прекрасное будущее — мы оба знаем это. Ты и сам тогда это понял. И ушел. И я тоже это понимаю. Достаточно и того, чтобы ты был счастлив. За то и боролся.

— Без тебя, да? Счастлив без тебя — ты об этом?

— Ты заслуживаешь лучшего. — Чонин снова забарахтался, и снова Исин дернул за футболку, крепче сжал ногами его бедра, удерживая.

— А на мое мнение тебе наплевать? Откуда тебе знать, что для меня — лучшее?

— Уж точно не вор и враль, за головой которого охотится вся Азия.

— Так уж и вся? Награду за твою голову я объявил.

— Ну спасибо тебе. В мертвом виде я тебе нравлюсь больше?

— Нет, я просто пытался тебя найти. Три гребаных года. Потому что ты — жалкий трус.

— Это я трус?!

Забарахтались уже оба. Чонин пытался удрать, а Исин — удержать.

— О да! Ты в своем репертуаре! Снова в кусты, да?

— И вовсе...

— Я сюда явился за тем, что мне принадлежит. Я сюда за тобой приперся, а ты снова сбегаешь, да? Может, еще раз бумажник стащишь и дашь деру?

— Ну и на кой черт, а? Без меня у тебя будет замечательная жизнь...

— А ты вообще спросил, нужна ли мне такая замечательная жизнь? Не хочу я такую. Я хочу ту жизнь, что будет с тобой. А ты что делаешь? Ни слова не сказал в свое оправдание, молча смотрел, как я уходил, обокрал из мелочной мести, а когда я вернулся, тебя уже и след простыл! Нормально, а?

— Какая еще мелочная месть? Я просто хотел, чтобы шарпей твой... Ты вернулся? — Дошло до Чонина. — Ты тогда вернулся? Зачем?

— За тобой, идиот!

— Прекрати меня лупить по голове — я и так неважно соображаю.

— Заметно, знаешь ли. А вернулся потому, что понял, что хочу жизнь с тобой, а не другую. Мне те два года очень даже нравились.

— Ты те два года, позволь заметить, провел во лжи.

— Врал у нас ты, а не я. И лично меня все устраивало.

— Ага, пока ты правду не узнал. Неужели у тебя нет кого другого, кто не был бы вором и не портил тебе репутацию?

— Поклонников у меня всегда хватало.

— Дашь адреса?

— Зачем? — опешил Исин, выбитый из колеи внезапным вопросом.

— Найду их всех и затрахаю до смерти, — с мрачной угрозой пообещал Чонин. — Из принципа.

— С чего бы вдруг? Я же тебе не нужен.

— Ты мне очень даже нужен. Это тебе не нужен я.

— Заткнись и не решай за меня, — разъярился Исин.

— А ты используй мозги, а не другое место. Связь с вором погубит твою репутацию.

— Прямо уж. Кто меня подбадривал всегда? Кто не давал руки опускать? Кто всегда прибегал, когда у меня случался очередной конец света? И кто бы это мог быть? Если ты просто хотел меня трахать, так не утруждался бы. Но это ты всегда был рядом, когда надо было мне. И если ты меня не заслуживаешь, то я заслуживаю тебя. Я хочу, чтобы так было. Я хочу, чтобы ты был у меня. И отсюда без тебя я убираться не собираюсь. Повезу багажом, если понадобится.

— Ты мне угрожаешь вот сейчас? — Чонин пытался поверить, что действительно слышал только что угрозу. От Исина. Невероятно просто.

— А если и так, то что? Что ты сделаешь? А, ну да. Снова сбежишь, трус последний. Мерзкий и жалкий, пугливый как...

Чонину не оставалось ничего другого, как заткнуть Исина поцелуем. Потому что это было нечестно. Он отпустил Исина, желая ему счастья и понимая, что он просто не тот, кто Исину нужен...

— И ты хочешь, чтобы я забыл о том, кто заботится обо мне больше, чем я сам? — шепнул ему в губы Исин и обнял, крепче обхватив ногами заодно. — Я или заберу все свое, или буду изводить тебя до конца дней.

— Даже не знаю, что выбрать... — Чонин прикрыл глаза, ощущая на лице невесомые прикосновения Исина. — Поверить не могу, что ты объявил награду за мою голову. Вот гад...

Чонин зашипел от неожиданности, потому что Исин полез холодными пальцами за пояс джинсов. Они судорожно забарахтались в люльке в нескольких метрах над землей и барахтались до тех пор, пока Чонин не вжался в приятно прохладного Исина разгоряченным телом. Кожей к коже. У Исина майка болталась на шее белым жгутом, и Чонин помечал кожу вокруг этого жгута яркими отпечатками собственных губ.

— Пистолет... под лопаткой... сволочь... — прерывисто прошептал Исин и выгнулся. Чонин с горем пополам пистолет нашарил, запутался в своих же джинсах, а потом попросту выкинул ком из мешающей одежды вместе с пистолетом из люльки. Исин обнимал его за шею и с упоением целовал и целовал без остановки, позволял тереться бедрами меж разведенных ног и коротко выдыхал каждый раз, как Чонин оглаживал ладонями его бока, грудь, живот и упругие ягодицы.

Запасливость Исина пришлась как никогда кстати. Зажмурившись, Чонин зацеловывал выступающие ключицы, пока Исин торопливо раскатывал по ноющему от возбуждения и тяжелому члену презерватив.

— По нему я тоже соскучился, — провокационно шепнул Чонину на ухо Исин и обхватил член ладонью, направляя и придерживая. Чонин входил в пульсирующую узость мягкими и короткими толчками, крепко сжимая ладонями ягодицы Исина. До хриплого и такого томного стона прямо на ухо. После этого стона Чонина не остановило бы уже ничто. Он хотел в теплого Исина с головой. До смерти хотел. Даже руки дрожали от бешеного желания, а три года казались непреодолимой пропастью из голода.

Он рывком притянул Исина к себе, смял собой. Любовался запрокинутой головой, приоткрытым ртом, дрожью темных ресниц. Слушал частое дыхание, что иногда пропадало. Мечтал лизнуть в мягкие губы. Умиротворение на лице Исина еще сильнее подчеркивало гармонию в правильных чертах, оттачивало их до совершенства. Исин и так был непозволительно красивым, но в объятиях Чонина и когда Чонин владел им, Исин становился совершенством вовсе.

Просевший под ними тент дрожал и раскачивался от мощных и частых движений Чонина. Все это напоминало дурацкий полет в невесомости — от опоры под ними, казавшейся ненадежной, до активных раскачиваний, когда мерещилось, что они вот-вот улетят куда-нибудь. Исин не разжимал руки и Чонина не отпускал, пытался вскидываться. Слизывал с губ слюну и снова тянулся к губам Чонина. Сердито притирался всем телом, если Чонин замедлялся или старался отстраниться ненадолго.

Чонин блуждал в стонах Исина и непрекращающихся соприкосновениях их губ, сжимал ягодицы Исина до синяков, толкался в тугую узость, позволял охватывать себя трепещущим стенкам, жмурился от каждого сладкого удара бедрами о ягодицы Исина и от каждого мучительно-пламенного погружения в Исина. Ему это три года снилось. Как несбыточная мечта. Но пришел Исин и сделал мечту явью. И наяву это было в тысячу раз лучше, чем во сне.

Исин был у Чонина в руках, дарил себя, и Чонин просто не мог остановиться и выйти, покинуть это роскошное тело, по-прежнему пленяющее мягкостью и страстностью. Исин с томной податливостью принимал его, льнул к нему, а целовал и шептал: «Еще! » с ошеломляющими страстью и пылом. Его вот такого — открытого, с легким румянцем на скулах и подернутыми дымкой глазами, полного неги — на руках носить хотелось. Чонин и носил. Тянул к себе, вжимался с жаром и настойчивостью, двигался все быстрее и быстрее, чтобы Исин исчезнуть не успел, чтобы хрипло стонал все чаще и чаще, пока голос бы не сорвал вовсе еще до оргазма. И пока реальность для них обоих не сжалась до крошечной точки, взорвавшейся потом чистыми и концентрированными эмоциями, вслед за которыми пришло опустошение. Опустошение, что приносило с собой удовлетворение несказанное и облегчение невыразимое.

Чонин улыбался, ощущая на лице прохладу пальцев Исина, так и уснул. А утром за ними прибыли спасатели. Один. Сарина на своем монстре с громадными колесами. Воскресные бега она таки выиграла и по доброте душевной подбросила Чонина и Исина домой.

— Вряд ли твою Крошку спасти выйдет, — пожала она плечами напоследок. — Если ее еще не засосало в топь основательно... тягач все равно близко и подойти не сможет. Короче, мои соболезнования.

Реанимировать Чонина после потери Крошки пришлось, конечно же, Исину.

— Соберешь новый внедорожник. Лучше прежнего.

Чонин кивнул отрешенно. Объяснять, сколько удачных находок погибло в болоте, он смысла не видел. Не потому, что лень, а потому что область для Исина не самая близкая. Исин и так сочувствовал искренне.

Зато на следующее утро Исин пропал. Совсем. Как будто и не было его никогда. Чонин непременно подумал бы именно так, если бы не нашел приколотый к входной двери билет на самолет. К билету прилагалась короткая записка.

«Не уверен, что выдержу еще один раз. Ты знаешь — я хочу жизнь с тобой. Без тебя — не хочу. Если я хоть что-то для тебя значил и значу, засунь свои благие намерения подальше и пили в аэропорт. Если не явишься, я буду знать, что ты снова сбежал, и искать тебя уже не стану. Награду за твою голову отменил — можешь не дергаться теперь и драпать куда угодно, если надо. Или можешь приехать, раскидать всех, признать, что ты вор и враль, но все равно просто любишь меня, и что я тебе вообще в этой жизни нужен. Хоть немножечко. Потому что из-за своего гребаного альтруизма ты не видишь, каким эгоизмом он оборачивается для меня и в моих глазах. Я благодарен, что ты думаешь обо мне больше, чем я сам, но мне без тебя... плохо».

Чонин смял записку и сунул в карман, рассеянно осмотрел билет и машинально перевел взгляд на часы. Снова поглядел на билет.

— Седьмое... А какое сегодня число?

× × × × × × ×

Исин с тоской вздохнул, глянул напоследок на наручные часы и принялся лениво переставлять ноги. Надеялся еще на что-то уже в салоне самолета, не слушал миловидную стюардессу и нервно постукивал ногтями по подлокотнику.

Глупо вышло. Наверное, ему стоило сдаться еще три года назад. Или же он заигрался. Правду о Чонине Исин узнал чуть раньше, чем сказал об этом. И благосклонно отнесся к ухлестываниям шарпея именно из соображений проверки. Исин предусмотрел все — вообще все — кроме того, что отмочил Чонин. Чонин как никто ломал любые планы и прогнозы и вечно делал то, что от него не ждали. В итоге Исин остался у разбитого корыта — фигурально. Шарпей ему и даром не сдался, а Чонин пропал с концами, альтруист хренов.

И ведь Чонин искренне заботился об Исине. Искренне до той степени, что для блага Исина забил на самолет. Хотя, конечно, Чонин мог банально проспать все на свете — за временем этот лоботряс никогда не следил и терялся в датах. С тем же успехом Чонин мог собственный день рождения проспать, не то что исинов.

Исин вздохнул и сокрушенно закрыл лицо ладонями. Очень смешно будет, если Чонин и впрямь проспал. И Исин последними словами корил себя за глупость — захотел красиво все сделать, ну да. Получилось только красиво сесть жопой в лужу. Хоть самолет теперь останавливай по требованию, чтобы сойти. Самолет, который уже взлетал, между прочим.

— Та-дам! Подарок!

Исин чуть из кресла не выпрыгнул от неожиданности и повернул голову влево. Там сидел чернющий афроамериканец с ярко-рыжими дредами. Далеко не сразу в ярком типе Исин опознал знакомые черты.

Чонин вытянул ноги, сонно зевнул и помахал ему.

— Вообще я еще сплю, поэтому ты сам как-нибудь обвяжи ленточкой. Подарок принимать не обязательно, имей в виду. Только если очень хочется, тогда... эй! Ай! Прекрати меня бить подушкой! Я же могу испортиться! Если тебе не надо, просто сделай вид, что ты меня не знаешь!

— Я тебя не знаю! — свирепо зашипел Исин. — Что за маскарад?

— Ну не улетать же в родном виде. И подарок надо красиво упаковать.

— У меня серьезные сомнения в твоем чувстве прекрасного.

— Я взял с собой парашют, — невинно намекнул Чонин, но Исин различил четкие предупреждающие нотки в низком голосе, выдающие, насколько Чонин сейчас напряжен и волнуется.

— Напрасно. — Исин осторожно прикоснулся к руке Чонина, провел подушечками по вычерненной коже и переплел пальцы. Тепло улыбнулся, заново рассматривая лицо, немного измененное гримом ради маскировки. Все тот же сумасшедший Чонин, который однажды ввалился в жизнь Исина и раскрасил ее в яркие цвета. Самый драгоценный подарок в день рождения.

Неожиданно Чонин придвинулся ближе и подался к Исину, выдохом согрел ухо и шепнул:

— Тогда просто улыбнись — мне хватит. Или придется сказать, что у меня в сумке бомба, и угнать этот гадский самолет туда, где тебе станет повеселее.

Исин прижал ладонь к губам, чтобы спрятать невольную улыбку.

Яркие цвета, да. Безусловно. И все они — для него одного. Исин сам себе позавидовал.

— Эй, не прячься! Улыбнись! Это шантаж! Нет, Моной Лизой улыбнись — тебе идет...

Исин смеялся до крошечных капель в уголках глаз и думал, что машина времени все-таки существует, потому что он словно перенесся во времени на три года назад, чтобы исправить ошибку. И ведь получилось.

— Не говори мне, сколько тебе теперь лет. У меня будет комплекс неполноценности.

— Это у тебя-то?

— Ну да. Я же милый и сладкий, а твой возраст может меня травмировать.

— Ладно, ври дальше, мне нравится, — сдался Исин.

— Кто врет? Я вру?

— Бесполезно, Чонин, я лично видел, как ты с невинными глазами и милой улыбочкой вытягивал чужой бумажник из кармана. Ты душка только тогда, когда тебе это выгодно. Уж меня-то ты не проведешь. Дури головы другим. Но ты не волнуйся, я тебя любым люблю, лучший мой подарочек.

— Ясно. А куда мы летим?

— В Мехико.

— Это туда, где ты копать собирался, но обломался?

Исин кивнул и с улыбкой прикрыл глаза, предвкушая.

— А смысл, если там облом?

— Ну теперь у меня есть ты. Вор, враль и аферист со стажем. Вот и придумаешь, как решить проблему и выбить мне место в группе. Заодно и себе выбьешь что-нибудь. Ума не приложу, кем тебя туда брать... Разнорабочим если...

— Исин?

— Я вздремну пока и не буду мешать тебе строить планы. — С удовольствием Исин уложил голову на удобную подушечку.

— Исин.

— Сплю, дорогой.

— Исин!