Отвратительно

В то лето я больше ни разу не плакал,
В то лето я больше ни разу не жил.

© Егор Летов

Отвратительно. Магия слов, наверное, единственная магия, которая существует в этом говенном мире. По крайней мере, которая существует ныне. Может, раньше все было иначе? Может, раньше мы были живыми?

«Может раньше было все иначе?
Может, раньше были мы живыми?
В темноте не дергались от плача…
Может раньше были молодыми?? »

Я повторил это четверостишие несколько раз. Подумав, достал смятый клочок бумаги и огрызок от карандаша, прислонил к грязной стене дома и записал. Что-то с памятью моей стало… Так на чем я остановился? Ах, да…

Отвратительно. Это слово крутится в моей голове вот уже неделю. Этим словом я могу описать все то, что происходит вокруг меня. Все, что происходит повсюду. Там хорошо, где нас нет? Очередная сказка, которой потчуют нас на ночь. Очередная ложка меда в бочке дегтя. Просто – ложь. И ничего более.

Смотрю на стену дома, рядом с которым стою. Стена, как стена, скажите вы. Я вижу глубже. Вот здесь было написано: «Леша + Лера = Любовь». Первая половина замазана. Введены изменения. Теперь на всех прохожих смотрит отвратительная надпись: «Лера – шлюха и шалава». Ничего нового. Такие надписи есть почти на каждом доме. Но сегодня она меня ужасно раздражает. Не могу понять, что именно. То ли сама надпись, толи то, что было написано до нее, то ли то, что ее исправили, то ли все сразу.

Продолжаю изучать стену. От стены пахнет мочой. Рядом валяются пустые бутылки и использованные презервативы. Какая-то красная ткань. Присмотревшись, я вижу, что это женские трусы. Порванные. Испачканные в… не важно в чем именно. Отвратительно. Кажется, я видел здесь тоже самое около года назад. И эту надпись. И презервативы. И ткань, только белую. А может я это только сейчас сочинил?

Вспышка!

Парень и девушка стоят у стены. Он курит и говорит. Она восторженно слушает его речь, толком не разбирая слов. Он говорит, кажется, о науке. О генах. Он очень умный. Это ее в нем и привлекло. Предыдущий ее парень был сильным, жизнерадостным, веселым, но… Ей было с ним скучно. Его волновало лишь веселье. Никита сказал, что таких называют гедонистами. Они стремятся прожить жизнь, получая лишь наслаждения. Она же любила читать, смотреть интересные фильмы, иногда даже ходила в театр. Бывший всего этого не понимал. Смотрел только видео на Youtube, читал только новости в соцсетях. Последней каплей стал момент, когда он попытался затащить ее в постель. А когда она отказала, попытался взять силой. Она не хотела секса до свадьбы. Строила иллюзии о принце. Тогда ее спас приход отца. Она бросила Лешу, перестала с ним видеться. А потом встретила Никиту, который был другим. Умный, начитанный, красивый. Она могла слушать его часами.

-Лер! Лер, ты слушаешь? – из мыслей ее вырывает голос Никиты. Она улыбается, кивает. Подходит к нему на шаг ближе. Обнимает за шею. Целует. Он улыбается сквозь поцелуй, обнимает ее за талию. Прижимает к себе. Он очень нежен. Он любит ее. Она его. Все идеально.

-Эй, голубки! Как вы тут? – все внутри Леры сворачивается. До боли знакомый голос. Через миг перед ней предстает владелец голоса. – Ну что, рада меня видеть?

Леша нисколько не изменился. Все такой же высокий, сильный, одевается в спортивный костюм. На его вроде бы красивом лице читается что-то злое. Голубые глаза похожи скорее на море во время шторма, чем на небо, с которым Лера раньше их сравнивала. Он не один. С ним два дружка, судя по всему близнецы. Плоские морды, крупные, почти квадратные головы.

На улице тепло, стоит лето, но по спине у девушки бегут мурашки. Леша больше не улыбается. И не намерен ждать. Никита собирается выйти вперед, заслонить собой Леру, но не успевает.

-Взять его, - командует Алексей. Двое его дружков, словно псы, спущенные с повадка, бросаются на Никиту. Выбивают у него сигарету. Сбивают с ног. Пинают в лицо кроссовками за 4000 рублей.

Лера словно приросла к земле. Приходит в себя лишь тогда, когда Леша хватает ее за талию, прижимает к себе, шепчет в ухо:

-Ну что? Ты еще целка? Этот мудак еще не трахнул тебя? Знаю, что не трахнул. Я это исправлю, я же знаю, в глубине души ты хочешь меня.

Она пытается вырваться, закричать, но он закрывает ей рот своей ладонью. Тем временем, два дружка подымают Никиту на ноги, поворачивают лицом к основному действу, приставляют нож- бабочку к шее - чтобы не отворачивался.

-Если будешь рыпаться, - шепчет Леша Лере, - твой дружок подохнет. Ты же этого не хочешь? Вот и молодец. Вот и умничка. Дай-ка сюда свои…

Лера старается не обращать внимание на то, как грубые руки сжимают ее грудь под футболкой. Как эти же руки сдирают с нее футболку, лифчик, юбку... Старается не чувствовать, как ее трогают. Везде. Старается не смотреть в голубые глаза Леши, в которых сейчас стоят под руку злоба и похоть. Старается, но безрезультатно.

Ее и Никиту бросили прямо у дома. Никита был весь в крови. Его били. Она этого не видела. Наверное, он хотел спасти ее. Она плачет.

Вспышка!

Отворачиваюсь от стены. Иду дальше. Стараюсь не смотреть на труп голубя, который лежит тут уже восьмой день. Когда я увидел его в первый раз, я остановился и долго разглядывал птицу. Ее убили совсем недавно. Тогда он еще даже не начал разлагаться. Не знаю, что стало с ним теперь. Не хочу на него смотреть. Мне и так отвратительно.

Покидаю дворы. Выхожу на людную улицу. В горле комок. Хочется упасть на землю, лежать, дышать. Подавляю желание и шагаю дальше. Как и всяким летним днем, на улице полно людей. Отвратительно. Вообще, их тут всегда много, даже зимой. Только в дождь они прячутся по домам. Тогда я люблю гулять. Дождь – единственное спасение от магии слова «отвратительно». Но, как назло, вот уже три недели дождя нет. А я, словно мазохист, продолжаю гулять, несмотря на жару и людей. Жарко. Футболка прилипает к телу от пота. Плевать. Ноги вспотели в берцах. Плевать. Иду дальше. Навстречу идет невысокий мужчина. На голове у него шляпа, но мне почему-то кажется, что там у него лысина. Или плешь. Не имеет значение. На нем классический костюм, который уже потерял былое величие. На плече заплатка. На ногах старые брюки. На коленке грязь. Ботинки тоже все в грязи. Мужчина смотрит прямо перед собой отсутствующим взглядом. Глаза у него приобрели желтоватый оттенок. Я знаю, что это значит. Отказывает печень. Рот он не открывает, но я откуда-то знаю, что у него желтые зубы. Двух не хватает. В носу и из ушей торчат волосы. Он похож на старую собаку, которую когда-то любили и держали дома, а потом она нассала на дорогой персидский ковер и ее прогнали прочь. Теперь идет она, грязная, вонючая, но сохраняющая тепло и добро в глазах. Она никогда не огрызается на людей, потому что любит и боится их. Именно в таком порядке. Дети не хотят таких собак потому, что они мечтают о щенках. Взрослые не хотят потому, что боятся подхватить заразу. Лишь самые добрые, коих меньшинство, иногда кидают собаке кусок колбасы.

Вдруг, он встрепенулся. Посмотрел прямо на меня. Подошел. От него пахнет мочой. Как от стены, думаю я. Прогоняю мысль.

-Христа ради, прошу, подайте на…

-Чарку водки? – перебиваю.

-Нет, на хлеб… - отвечает он, но видно, что лжет.

-Врешь.

-Не смею…

-Врешь.

Он медленно кивает. На его глаза наворачиваются слезы. Мужчина отворачивается и собирается уходить. Я никогда не подаю. Ни нищим, ни бабкам, ни пьяницам. Но сейчас я залезаю в карман, достаю сотню рублей и протягиваю ему купюру. Он замирает. В глазах удивление. Дрожащей рукой берет сотню. Собирается упасть на колени, но я его останавливаю.

Выпей за меня, хочу сказать я. Нет. Выпей за…

-Выпей за себя, - говорю я. Он с еще большим удивлением смотрит в мои глаза. Интересно, какие они сейчас? Они иногда меняют цвет. Неважно.

-За… За себя? – переспрашивает он.

Я киваю. Кладу ему руку на плечо. Сжимаю. Отворачиваюсь. Иду дальше. Знаю, что он смотрит мне вслед.

Вспышка!

-Я брошу пить, клянусь!

-И слышать ничего не хочу. Я тебе достаточно верила. Так я больше не играю!

-Но я клянусь.

-Нет, Веник. Хватит с меня! Иди прочь. Спать будешь в коридоре.

Человек с редким именем Вениамин берет свое одеяло и подушку и послушно идет в коридор. Когда-то его Ира любила его. А он и сейчас ее любит. У них была дочь. Чудная дочь. Полгода назад она повесилась. Не одна, со своим парнем. Он всегда думал, что знакомство с этим умником, вечно пахнущим дурным табаком, ни к чему хорошему его дочь не приведет. Был прав. Запил. Ирина после этого отдалилась от него. А когда он стал пить каждый день, так вообще хотела подать на развод. Но сдержалась. Может, не хотела квартиру терять… Веня свято верил в то, что у нее еще остались чувства. С этими мыслями он и уснул. Утром встал. Выпил средство от похмелья. Пошел на работу. Твердо решил не пить. Вечером, вместо того, чтобы идти в бар, пошел сразу домой. Неприятное чувство закралось в его сердце еще, когда он увидел дорогой автомобиль у дверей их пятиэтажки. Что человек с таким доходом забыл у них? Неважно. Приехал какой-нибудь внук к своей бабке, коих тут полно. Вениамин открывает дверь и первое, что слышит, это стон своей жены. Скрип кровати. Стон жены. Стон мужчины. Скрип. Стон. Стон. Скрип. Скрип. Стон. Скрип. Стон. Стон. Скрип. Стон. Тишина. Скрип. Стон мужчины. Чмокающий звук.

Он, не веря ушам, открывает дверь в спальню. Видит. Мужчина, голый, стоит спиной к нему. У него широкая и мускулистая спина. Родинка на правой ягодице. Руки мужчина держит на груди. Глаза закрыты. Тяжело дышит. Голова поднята кверху. Перед ним, на коленях, стоит Ирина.

Венеамин не в силах выдержать. Кричит. Дальше все как в тумане. Его бьют. Выкидывают за дверь.

-Квартира моя, иди прочь. Подашь в суд, он тебя убьет. Еще раз попадёшься мне на глаза, убьет. Иди прочь!

Она даже не потрудилась одеться. Стоит голая, потная, на лестничной площадке и кричит.

-Я любил тебя, а ты… - Вениамин не в силах произнести то, что хочет сказать. Перед ним закрывается дверь. Жена уходит. Стонет так громко, что слышно даже на этаж ниже. Специально. Он был плохой любовник.

Венеамин запил сильнее. Его уволили. Какое-то время он жил в доме друга. Потом его прогнали и оттуда. Слишком много пил.

Только через месяц он сумел назвать свою жену шлюхой. И возненавидел ее. Сильно. Сильнее он ненавидел только самого себя.

Вспышка!

Я прошел уже достаточно, чтобы пьяница потерял меня из виду. Сую руку в карман. Нащупываю листок. Что это? Останавливаюсь. Достаю. Разворачиваю.

Сажусь на корточки. Приписываю:

«Может раньше и не нужно было
Умирать в обоссаной постели?
Может стоит все начать сначала?
Поздно. Песню мы уже допели. »

Встаю. Сую бумажку в карман. Иду дальше. Мимо снуют люди. У них нет лиц. Вернее есть, но они ненастоящие. Бутафорные. Поддельные. И… Отвратительные. От слова бегут мурашки по спине. Приятные мурашки. Мать с ребенком. Ребенок уткнулся в телефон. Мать говорит по телефону. Не смотрит ни по сторонам, ни на сына. У нее ярко накрашены губы. Она по-своему красива. Но мне она противна. Ребенок чуть отстал от нее. Они переходят дорогу. Мать впереди. Сын сзади. Он уткнулся в телефон и не видит, что на него несется машина. Мать этого тоже не видит – слишком занята. От телефона мальчика отрывает лишь звук сигналки. Он остановился, как вкопанный. Стоит и смотрит, как здоровая и дорогая машина несется на него. Я тоже стою. Смотрю. Сейчас произойдет чудо смерти. На одного человека меньше. Природа не заметит. Вселенная не заметит. Даже большинство людей не замечают. Даже мать ребенка.

Машина останавливается прямо перед мальчишкой. Из нее выскакивает здоровый мужик в дорогом костюме и начинает кричать. Только теперь мать мальчика отрывается от телефона, бежит к сыну, обнимает. Я слышу, что она обвиняет мужчину в том, что он плохо водит. Он действительно виноват. На светофоре до сих пор зеленый свет. Два крика сливаются в один, слова все труднее разобрать. Заканчивается все тем, что мужик достает из кармана толстый бумажник, вынимает из него пятитысячную купюру, протягивает матери. Та, жадно вцепилась в деньги, выхватывает их из рук мужчины, хватает сына за руку и несется на другую сторону. Мужчина отворачивается и идет к машине. На его лице злость.

Из машины выходит женщина. Она богато одета, но я чувствую, что она не всегда была такой. Она из бедных. Это видно по ее глазам. Видно по тому, что она ужасно ценит свои сережки, дорогое платье, которое она боится запачкать. Все в ней прям таки кричит: «Я богата и горжусь этим! Я получила это, но могу потерять, а потому берегу каждую вещь! Я не привыкла к богатству! ». Она раньше была красивой, но сейчас что-то портит ее лицо. Отсюда я не могу разобрать что именно. Я подхожу чуть ближе. У мужчины есть обручальное кольцо. У нее нет. Она его любовница. Она спрашивает о том, зачем он отдал деньги. Он раздраженно отвечает. Она спрашивает что-то еще. Он злобно смотрит в ее сторону и бьет ее в лицо. Шлепок пощечины. Женщина падает. Я делаю шаг еще ближе. Теперь понятно, что ее уродует. Ее лицо покрыто синяками и даже дорогая косметика не может этого скрыть. Платье испачкалось, порвалось, обнажая ее бедро. На ней нет белья. Мне становится противно. Я не испытываю к ней никакого сочувствия. Она ищет его по сторонам, но не находит. Все просто проходят мимо. Лишь я стою и смотрю. Она смотрит мне в глаза, всем своим видом умоляет о помощи. Я качаю головой. Еще секунду она смотрит мне в глаза. Потом кивает. Отворачивается.

-Вставай. Поехали отсюда. Куплю новое платье, только не реви. – доносятся слова мужчины. Женщина кивает, вытирает слезы и встает. Залезает в машину. Он садится за руль. Машина уезжает. Ветер подхватывает какую-то бумажку на дороге. Она летит в мою сторону. Стараюсь избежать в голове сравнения бумажки и человеческой жизни. Смятой. Не нужной. Бред.

Бумажка подлетает ко мне. Чтож, беру назад слова о бесполезности. Тысяча рублей. Видимо выпала из бумажника владельца машины. Может пора начать верить в карму? Отдал пьянице сотню, а получил тысячу. Может, стоило отдать побольше? Улыбаюсь. Подбираю купюру. Засовываю в карман.

Вспышка!

Шлепок пощечины нарушает затянувшуюся тишину. Он впервые ударил ее. Ее муж не позволял себе такого. Никогда. Ирина отбрасывает в сторону мысли о муже и смотрит в жестокие глаза своего любовника.

-Еще раз спросишь что-то подобное, получишь в два раза сильнее, - обещает он. Голос у него сейчас железный, жесткий. Раньше он бил других ради нее. Теперь бьет ее.

-Хорошо. Не буду. Просто… Люди смотрят на меня, как на шлюху… А со своей женой ты все равно не спишь, вот я и подумала…

Шлепок. Пощечина.

-Перестанешь думать. О браке даже не смей думать. Да и кто ты, если не шлюха? Прогнала мужа из квартиры после того, как он застукал нас, носишь дорогущую одежду, ешь в дорогих ресторанах, а в обмен мне даешь. Не строй иллюзий.

Ей захотелось его ударить. Захотелось прогнать. Она уже было собралась это сделать, а потом вспомнила… Сережки за 1000 долларов. Дорогое платье. Рестораны. Косметика. Кольца. Капитальный ремонт в квартире. Она послушно кивнула. Мужчина улыбнулся и приобнял ее, как бы извиняясь. Ирина прекрасно знала, что простит его, что сегодня ночью раздвинет перед ним ноги по одному его слову. Рабыня вещей. Рабыня.

Она все еще живет в квартире своего мужа, которая, впрочем, слегка преобразилась после ремонта. Никаких фотографий. Нет фото Вениамина. Нет фото их дочери. Ничего, что напоминало бы о ее предыдущей жизни. Теперь она рабыня вещей. И она знала, что останется таковой, пока не надоест Виктору Павловичу. А потом? Что потом?

Вспышка!

Иду по улице. Мы - рабы вещей… Наверное, так и есть… К черту это «наверное»! Ты прекрасно знаешь, что оно именно так и есть. Это говорит мой внутренний голос. Он стал довольно часто вмешиваться в мою жизнь. Впору подарить ему имя. Я удивлен, что сегодня он появился так поздно.

И слева и справа от меня тянется бесконечная череда магазинов. Шаверма. Одежда. Одежда для толстяков. Интим-магазин. Алкогольная продукция. Табачная продукция. Супермаркет. Снова одежда. Магазин телефонов. Магазин масок. Магазин эмоций. Магазин конечностей. Ломбард. Пункт выдачи правильных мыслей.

Заплати полсотни, и тебе промоют мозги, сделав тебя самым правоверным гражданином этой страны. Самое забавное, что если откроются такие магазины – люди с радостью туда побегут. Правильные мысли – залог того, что ты доживешь до старости. Перестанешь веселиться. У тебя выпадут зубы. Поседеют волосы. Старческий маразм. Ты ложишься в больницу от какой-то очередной старческой болячки. Твои родственники в очередной раз потирают руки: «Может, сейчас он сдохнет? Может, сейчас мы сможем забрать себе его квартиру/машину/кошелек/коллекцию бабочек/фаллоимитатор принадлежащий Екатерине II (нужное подчеркнуть)». В этот раз все тяжелее. Ты ходишь в туалет лишь при помощи катетера. Плюешь и блюешь кровью. Умираешь. «Готовит ли апостол Петр ключи от Рая? », - последнее о чем ты думаешь перед смертью. Ты бы разочаровался, умей ты чувствовать эмоции после смерти.

Правильные мысли – залог обычной жизни.

Поворачиваю направо. Магазинов становится меньше. Их место занимают старые дома. Их все снесут. Рано или поздно – есть ли разница? Но я люблю гулять среди них, поэтому надеюсь, что момент их сноса отложат. В очередной раз расхитят деньги, а потом наплетут про культурное наследие нашего вшивого города. Улыбаюсь. Сажусь на скамейку, хотя и не уверен в том, что она чистая. Судя по запаху, ночью на ней спал какой-то бомж.

Достаю бумажку. Вчитываюсь.

«Может раньше было все иначе?
Может, раньше были мы живыми?
В темноте не дергались от плача…
Может раньше были молодыми?

Может раньше и не нужно было
Умирать в обоссаной постели?
Может стоит все начать сначала?
Поздно. Песню мы уже допели. »

Огрызок карандаша с трудом умещается в руке. Надо бы купить новый. Благо, теперь у меня есть деньги.

«Нам не светит солнце или звезды,
Мы стоим среди немой пустыни.
Что-то делать? Жить? Нет. Слишком поздно.
Мы давно не были молодыми».

Наверное, это конец. Наверное, больше сказать мне нечего. На самом деле мне не нравится этот стих. Я не знаю, зачем пишу его на этот смятый листок. Он отвратителен, как и все вокруг меня.

Вновь достаю листок, вместе с ним зажигалку.

Искра.

Сухая бумага горит быстро. Резко выпускаю листок, ибо огонь начинает лизать мне пальцы. Он падает на асфальт, продолжает гореть. Съеживается. Чернеет. Уменьшается.

Пух!

Нет листочка. Нет стиха.

Я – безмятежный остров посреди бурлящего океана.

Я – Плутон, который перестали считать планетой.

Я ненавижу их, крупных, огромных газовых гигантов.

Ненавижу эти небольшие и безжизненные планеты, навроде Меркурия, Марса, Венеры.

И больше всего я ненавижу, конечно же, Землю. Кого как не ее? Кто как не она забрала себе все лавры в Солнечной Системе?

Я бы хотел, чтобы Солнце погасло. Все эти самонадеянные, важные, пафосные, огромные и маленькие, живые и мертвые, твердые и газообразные, напыщенные, раздувшиеся, отвратительные планеты начнут умирать. А до меня и так почти не доходит тепло. Мне нечего терять.

Я – тот, кто уничтожает Солнце.

Я – крокодил из детских сказок.

Я…

Я – человек.

Я – обычный человек.

Отбрасываю эти мысли о планетах. Я не ненавижу Марс, Венеру и другие планеты. А Землю? Я люблю ее. Только той любовью, от которой пахнет лекарствами, болезнями и мертвечиной.

Я люблю развлекать себя подобными мыслями. Будто я нечто большее. Плутон. Галактика. Вселенная. Падший Ангел. Господь Бог.

Инфузория-туфелька среди амеб.

Темнеет. С запада идут тучи. Будет гроза. Почему я не радуюсь? Я же люблю дождь. Воздух становится душным и тяжелым. Становится трудно дышать.

Я встаю со скамейки, иду на остановку. Ужасно не люблю остановки. Огромное количество людей. Кто-то курит. Кто-то разговаривает. Кто-то просто ждет своего автобуса. Кто-то, такие как я, мучаются от чувства отвращения к людям вокруг, желая скорее заскочить и сесть в машину, а после также быстро из нее выскочить.

Летом на остановке всегда много людей. Сейчас именно так. Стою. Жду. Я не знаю, куда хочу ехать, домой меня не тянет. Дома нет ничего. Дома я остаюсь наедине со своими мыслями, окруженный четырьмя стенами и потолком. Нет спасения! Вы окружены! Руки за голову! Встать лицом к стене! Вы имеете право хранить молчание!

Если вы будете вести себя хорошо, мы позволим вам вызвать адвоката.

Вы имеете право на последний звонок.

Приговор к расстрелу.

К обезглавливанию.

К повешению.

Вы имеете право на последнее желание.

Лицом к стене.

Голову на плаху.

Петлю на шею.

Приговор в исполнение привести!

Выстрел!

Свист топора!

Веревка натягивается.

Конец.

Тебя зароют на пустыре и даже не поставят надгробного камня.

Ты стерт со страниц учебника по истории.

Автобус подъезжает к остановке. Захожу в него. Сажусь у окна. Не обращаю внимание на недовольный взгляд жирной женщины. Не слышу ее замечаний. Делаю вид, что я глухонемой. Я приехал из Индии. Китая. Канады. Нигерии. Я не понимаю вашего варварского языка. Оставьте меня в покое! Я буду жаловаться в посольство.

Женщина сдается и садится на другое место. Маленькая сладкая победа в большом дерьмовом мире. Почувствуй себя Цезарем. Наполеоном. Жуковым.

Парад Победы на Красной Площади моего сознания.

Тучи все приближаются. Вдалеке слышен гром. Молния. Надо будет погулять под грозой. Даже если вернусь домой.

От нечего делать слушаю обрывки разговоров. Все как обычно.

-Я купила новые туфли…

-А он мне говорит…

-Я трахнул ее…

-Пойдем выпьем сегодня…

-Да, я сделаю это вовремя…

-Ровно год, - всхлип. – Год, как его не стало.

Фиксирую внимание на источнике последней фразы. Женщина с мужем. Я не вижу их рук, не вижу колец, но по тому, как он ее обнимает, я чувствую, что они женаты. Они оба еще не старые, но горе оставило отпечаток на их лице.

-Ничего, он бы не хотел, чтобы мы грустили, - говорит мужчина.

-Если бы не хотел, не стал бы делать этого! Это все та девка его испортила, я говорила ему, чтобы он с ней не связывался!

-Милая, не надо так. Он любил ее.

-Больше чем нас? Зачем он это сделал? Зачем?! – женщина заливается плачем. Сквозь него я слышу имя: «Никита». Мужчина краснеет, ему стыдно за жену, стыдно, что ее приходится слышать всему автобусу. И действительно, автобус уже не говорит, все пассажиры смотрят на пару. Сконфузившись, он выводит жену наружу, расплатившись за проезд. Не знаю, что на меня нашло, но я тоже кидаю мелочь в руку водителя. Выскакиваю вслед за ними.

Поздно.

Порыв прошел. Я не знаю, зачем вышел. Уже думаю вернуться в машину, но автобус трогается с места. Пара уходит. Я остаюсь один.

Вспышка!

-Нет, зачем?!

-Что с ним случилось?

-Что его заставило?

-Он же был таким же, как и всегда!

-Таким добрым, спокойным. Как прежде много читал!

-Почему у него лицо в синяках?

-Что с ним случилось?

-Может это убийство?

-Ах, за что?!

Вспышка!

Вытираю пот со лба.

Вспышка!

-Мы считаем, что это самоубийство. Расследование прекращено. Извините. Мои соболезнования.

-НЕТ!

-ОН НЕ МОГ!

-НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Вспышка!

Оглядываюсь по сторонам. Я знаю эту остановку. За углом есть бар. Надо выпить, укрыться от духоты, пока не начался дождь.

Сворачиваю в нужную сторону. Двери заведения, как и всегда, приветливо открыты. Я довольно часто тут бываю. В последнее время мне сложно пить в пустой комнате. Когда вокруг люди, это становится легче.

-Здрав будь! Неважно выглядишь, брат! – говорит мне охранник.

-Жарковато нынче. У вас людно? – стараюсь выдавить улыбку. Интересно, как я выгляжу?

-Нет, сегодня не людно. Все, как ты любишь. Заходи.

Уже собираюсь войти, как вдруг огромная волосатая рука преграждает мне дорогу.

-А деньги то есть? – охранник улыбается, но я знаю чем может обернуться эта улыбка.

-Есть, - говорю устало. – Не переживай за мой кошель.

Рука пропадает, словно ее и не было. Захожу внутрь. Пахнет пивом, потом и гнилым мясом. Но здесь хотя бы прохладно. С наслаждением подставляю свое лицо потоку холодного воздуха. Бармен, завидев меня, приветливо улыбается. Иду прямо к барной стойке.

-Доброго вечера! – бармен улыбается кривыми зубами. Он похож на хищную рыбу из детских энциклопедий. – Что пьем?

Мне становится противно от его хищного взгляда. С трудом сдерживаюсь, чтобы не развернуться и не уйти. Пива? Виски?

-Стакан воды, - говорю я.

-Пока нет желания пить, - говорю я.

-Я решил позаботиться о своей печени, - снова я.

-Но позже, быть может, выпью чего покрепче.

Бармен кивает, хотя по его лицу видно, что он удивлен. Я впервые заказываю тут что-то кроме алкоголя.

Сажусь у стойки. Чешу переносицу. За дверью слышен гром.

-Похоже, скоро ливанёт! – говорит охранник.

-Это уж точно. Так ливанёт, что как бы нас не затопило, - говорит один из посетителей.

Если бы снова был Великий Потоп, Ной бы выбросил вас всех за борт. Он бы забрал с собой ваших женщин и жил бы на каком-нибудь острове со своим гаремом. Сыновей он бы приносил в жертву Богу, а дочерей делал бы своими женами. А потом одна из них перегрызла бы ему глотку во сне. Откусила бы его член во время минета. И человечество бы сдохло.

Я собираюсь сказать это вслух, но меня останавливает приход нового посетителя. Я его знаю. На нем старый костюм, и этот мужчина похож на выброшенную собаку. Пару часов назад я отдал ему сто рублей.

Он, не видя меня, подходит к стойке, заказывает водку, сразу расплачивается. Он берет небольшой графин. Видимо, сегодня ему подал не только я. Мужчина идет вглубь бара и садится за небольшой столик. Наливает себе полную рюмку. Выпивает. Морщится. Занюхивает рукавом. Тихо плачет.

Мне приносят мою воду. Заказываю графин водки. Расплачиваюсь тысячной, которую нашел на улице. Беру графин и подсаживаюсь к мужчине.

Он подымает глаза. Смотрит на меня. Его рот медленно открывается, глаза выпадают из орбит. Я называю свое имя. Протягиваю руку. Я давно не пил в компании.

Он, небось, считает меня Мессией. Не верит в то, что наша встреча – лишь совпадение. Дрожащей рукой жмет мою руку. Кивает.

-Я… Вениамин.

Я наливаю ему и себе. Мы выпиваем. Ненавижу водку.

-Спасибо за деньги, - говорит Вениамин.

Я наливаю ему и себе. Молча. Мы выпиваем. Я ненавижу водку.

-Я хотел бы бросить пить, - говорит Вениамин. – Хотел бы, но не могу.

Я наливаю себе и ему. Все молча. Мы выпиваем. Я сильно ненавижу водку.

-Моя жена – шлюха, - говорит Вениамин. – Мы не в разводе, но я не видел ее полгода, а она спит с каким-то богатеем в моей квартире.

Я наливаю себе и ему. Ему больше. Молча. Мы выпиваем. Я очень сильно ненавижу водку.

-Моя дочь повесилась. Лерочка моя, - дрожащей рукой он достает фотографию из кармана. Лица уже не разобрать. Ничего не разобрать. – С тех пор и пью. Я даже не помню, когда она умерла.

«Год назад», - хочу сказать я. Наливаю. Пьем. Молча.

-Я ненавижу себя, - говорит Вениамин. – Я – самое ничтожное существо на планете.

Наливаю. Мой графин закончился. Переходим на его. Выпиваем.

-Если и существует какая-либо магия, то только магия слов, - говорю я.

Пьем.

-Все вокруг меня отвратительно. Я сам отвратителен, - говорю я.

Пьем.

-Мертвый голубь на дороге пугает меня больше, чем собственная смерть, - говорю я.

Наливаем. Пьем.

-Мы – всего лишь рабы вещей, - говорю я.

-Правильные мысли – залог обычной жизни, - говорю я.

-Я – Плутон, который перестали считать планетой.

-Я – человек, переставший быть человеком.

-Почувствуй себя Наполеоном, - говорю я. – Не уступай место старушке в автобусе.

-Это твоя маленькая победа.

-Нас не спасли бы во время Великого Потопа.

Мы сидим друг напротив друга. Оба пьяные. Мы не знаем друг о друге ничего, но знаем все то, что лежит у нас на душе. Он всеми брошен. Я всех бросил. Нам некому раскрыть душу, а потому мы с таким остервенением вскрыли грудную клетку перед друг другом. Его душа пахнет спиртом и горем. Моя - пахнет мертвечиной и одиночеством.

Я читаю ему свое стихотворение. По памяти.

Может раньше и не нужно было
Умирать в обоссаной постели?
Может стоит все начать сначала?
Поздно. Песню мы уже допели.

Нам не светит солнце или звезды,
Мы стоим среди немой пустыни.
Что-то делать? Жить? Нет. Слишком поздно.
Мы давно не были молодыми».

-Красиво, - говорит он. И замолкает. Он не знает, что добавить. Наверное, те же самые мысли посещали и его, но он не мог сформулировать их в стихи за счет того, что не обладал талантом и постоянно был пьян.

Мне становится нехорошо. Встаю с кресла и иду в туалет. Пахнет мочой. Презерватив в углу. Эффект дежавю.

Потрать пятьсот рублей и промой свои мозги.

Уступи место в автобусе и проиграй.

Ной утопил бы меня, как щенка.

Закрываюсь в кабинке и начинаю блевать. Держусь за стенку, которую до меня держали тысячи других рук. Блюю над унитазом, который знавал еще миллионы таких пьяниц.

Все это уже было.

Выхожу из туалета, предварительно умыв лицо. Вениамина нет. Он точно был? Или мне привиделся? Что из того, что сегодня произошло, было на самом деле?

Улыбаюсь. Выхожу из бара. На улице ливень. Волосы почти сразу намокают. Как и куртка. Шагаю домой, насвистывая веселую песенку. Мне хорошо. На улице ни души. Какую-то долю секунды мне кажется, что впереди меня идет мой недавний собутыльник. После он пропадает, как мираж.

Все это уже где-то было.

История циклична.

Мир держится на тавтологиях.

В это время, в пяти планетах от меня, Плутон вынашивает свои планы по уничтожению Солнца.

В это время бедный пьяница Вениамин лежит под забором и плачет по своей дочери, утопая в ненависти к себе и жене.

В это время женщина с синяками на лице раздвигает ноги перед своим богатым любовником.

В это время курит в подъезде в компании двух дружков парень по имени Алексей.

В это время родители мальчика по имени Никита перелистывают его книги и старые фотографии, силясь перебороть внутреннюю боль, которая не утихает вот уже целый год.

В это время, за границей кладбища, разлагаются в своих могилах два подростка, совершивших суицид.

В это время я сижу на скамейке во дворе своего дома, подставив свое лицо дождю и плачу. Капли слез мешаются с каплями дождя. Текут по лицу.

В то лето, я больше ни разу не жил…