Дрожь в атмосфере, саркома небес
Дрожь в атмосфере, саркома небес
Стонут в тебе узлы постоянства
Тяжесть материи – праведный бес
Я стою у края вершины. Мои мысли, словно птицы, ровным клином врезаются в бесконечность алого горизонта. Память о прошлом – бремя суетной жизни – всё остаётся позади. Лишь ветер пронизывает меня всего изнутри, нашептывая серенады заката. И свет предо мной. Небесный невод озаряет красоту мироздания. Я мирно прощаюсь с родиной плоти.
Франц Кафка “Коршун” Это был коршун, он долбил мне клювом ноги. Башмаки и чулки он уже изорвал, а теперь клевал голые ноги. Долбил неутомимо, потом несколько раз беспокойно облетал вокруг меня и снова продолжал свою работу. Мимо проходил какой-то господин, он минутку наблюдал, потом спросил, почему я это терплю. — Я же беззащитен, — отозвался я. — Птица прилетела и начала клевать, я, конечно, старался ее отогнать, пытался даже задушить, но ведь такая тварь очень сильна. Коршун уже хотел наброситься на мое лицо, и я предпочел пожертвовать ногами. Сейчас они почти растерзаны. — Зачем же вам терпеть эту муку? — сказал господин. — Достаточно одного выстрела — и коршуну конец. — Только и всего? — спросил я. — Может быть, вы застрелите его? — Охотно, — ответил господин. — Но мне нужно сходить домой и принести ружье. А вы в состоянии потерпеть еще полчаса? — Ну, не знаю, — ответил я и постоял несколько мгновений неподвижно, словно оцепенев от боли, потом сказал: — Пожалуйста, сходите. Во всяком случае, надо попытаться... — Хорошо, — согласился господин, — потороплюсь... Во время этого разговора коршун спокойно слушал и смотрел то на меня, то на господина. Тут я увидел, что он все понял; он взлетел, потом резко откинулся назад, чтобы сильнее размахнуться, и, словно метальщик копья, глубоко всадил мне в рот свой клюв. Падая навзничь, я почувствовал, что свободен и что в моей крови, залившей все глубины и затопившей все берега, коршун безвозвратно захлебнулся.
|