ЛЕНИНГРАДСКАЯ КРЫША

Моросил небольшой дождь.

На Загородном проспекте в Ленинграде было немноголюдно. Редкие прохожие, укрывшись под зонтиками, направлялись куда-то по своим делам. Времени всего то полдень. Горожане в основном все на работе, ребята в школах. Мимо неторопливо и важно проезжали большие и на первый взгляд, казалось, абсолютно неповоротливые троллейбусы. Вот один из них, крепко держась своими длинными рогами за провода, удивительно изящно маневрировал на достаточно нешироком проспекте, объезжал припаркованные Волги, несколько раз обогнал Москвич, плавно затормозил на светофоре перед пешеходным переходом.

У окон сидели пассажиры и рассматривали дождливую улицу, фасады домов, вывески магазинов. Даже если ты уже проезжал по этому маршруту сто тысяч раз – элегантная красота архитектуры прошлого не надоест никогда. И всякий новый раз она открывается перед тобой по-разному – ты то разглядишь еще невиданный ранее барельеф или причудливую решетку, украшающую крохотный балкончик. Вот - интересный эркер, а вот и знаменитая башенка показалась.

А кто-то просто смотрит в окно, а мысли и стремления его где-то совсем не здесь. Ведь так хорошо мечтается, когда на улице прохладно, хмуро и пасмурно, а ты едешь в теплом троллейбусе, где жарко натоплено. И ты удобно устроился на сиденье у окна и думаешь о чем то своем. И обязательно о чем то хорошем. А, может быть, даже просто дремлешь. До часа пика – когда все граждане поедут с работы домой, еще ой как далеко, поэтому сейчас можно с удовольствием наслаждаться неторопливым течением жизни.

Лидия Николаевна вышла из булочной. Уже заранее приготовила зонт – достала его из авоськи. Хорошо, что неоставила дома. Ведь как не хотелось брать с собой лишнее, когда идешь по магазинам. Да и погода вроде не собиралась портиться. Хорошо, что не выложила его в последний момент, сейчас бы сразу намокла, и пришлось бы возвращаться домой. А она наметила себе на сегодня много дел. После завершения всех запланированных покупок, нужно еще дойти да мастерской часовщика, спросить, можно ли принести отремонтировать ходики. Они что-то стали отставать, хотя неудивительно, они верой и правдой служили еще бабушке Лидии Николаевны еще в восьмидесятые годы прошлого, девятнадцатого века. А потом, уже на обратном пути, она, конечно же, не преминет зайти в любимое ателье, справиться, как продвигается шитье ее пальто. Новое зимнее пальто, украшенное интеллигентным каракулевым воротником, должно быть вот-вот готово. Как раз к первому снегу.

Стоя на пороге булочной, Лидия Николаевна раскрыла над головой зонтик, осторожно спустилась вниз по трем небольшим каменным ступенькам, основательно потертым временем, и ступила на тротуар Загородного проспекта. Что тут поделаешь - в Ленинграде опять шел дождь.

Впрочем, это был не совсем настоящий дождь, так мелкий дождик. Буквально через несколько минут он, скорее всего, прекратится, небо в одно мгновение прояснится и выглянет солнце. Небольшие лужицы в одночасье подсохнут. А солнце ярко озарит все вокруг. И в тот же самый час и дома и улицы и люди – все будут выглядеть по-новому. На лицах прохожих появятся улыбки, солнечные лучи осветят покрытые металлом крыши, ярко засверкают золоченые купола Владимирского собора. Лучи солнца бесцеремонно заглянут во все окна домов – и даже самые темные, неприветливые и мрачные комнаты станут уютными и светлыми. И окажется, что на стенах в рамах висят картины, на них - бушующее море и средневековые замки, на массивном пианино стоят фотографии родных и коллекция фаянсовых слоников. Везде добротная старинная мебель, в углу виднеетсяпечь, выложенная белыми изразцами до самого потолка, а за стеклом буфета спрятались хрустальные бокалы и вазы. Да и сами дома предстанут абсолютно в другом свете, когда вокруг все солнечно. И лишь в ленинградские дворы-колодцы не смогут добраться солнечные лучи. Вот так уж здесь заведено.

А пока – над головой все еще серое небо, низкие тяжелые тучи и назойливо накрапывающий дождик.

В авоське лежали половинка кирпичика черного хлеба, сайка за семь копеек и большущий ленинградский калач, весь покрытый сахарной пудрой. Теперь нужно пройти полтора квартала по Загородному, мимо Пяти Углов, повернуть направо и дойти до Кузнечного рынка. Там взять грамм четыреста творога – дома нажарить сырников. Творог Лидия Николаевна покупала уже несколько лет у одной и той же женщины. Та несколько раз в неделю приезжала на рынок из небольшого поселка где-то неподалеку от Всеволожска. А вообще на Кузнечном отличный молочный отдел – целый проход выделен только для молочных продуктов. Там стоят внушительных размеров деревянные чаны со сметаной. Нужно обязательно захватить из дома чистую стеклянную баночку и вам ее наполнят до самых краев вкуснейшей деревенской сметаной. Она такая густая, что в ней как любят говорить – стоит ложка.

Там домашний творог безмятежно возлежит в белоснежной марле, и еще то и дело можно увидеть большие желтые бруски настоящего крестьянского масла. Туда непременно заглянут все любители молочных продуктов, живущие по соседству, да и горожане, переехавшие из центра в недавно отстроенные районы на окраине, не преминут обязательно зайти купить что-то вкусненькое, если вдруг окажутся рядом по каким-то своим делам.

А после рынка, как и запланировано, Лидия Николаевна сначала заглянет к часовщику, потом в ателье и сразу домой.

Лидия Николаевна неспешно шла по Загородному проспекту. Тут вдруг ее окликнул знакомый голос. Соседка, тоже пенсионерка, направлялась на почту получать бандероль от сына. Женщины тепло приветствовали друг друга. Они были знакомы с детства. Учились в школе в параллельных классах. Обе, совсем молоденькими девушками, провели всю блокаду в Ленинграде. После войны много работали, восстанавливали свой город. Как это всегда бывает при неожиданной встрече (хотя какая же она неожиданная, район Пяти Углов не такой уж большой, здесь все друг друга знают, и когда вы выходите на улицу вероятность встретить знакомого очень велика) приятельницы сразу же остановились, чтобы обсудить все последние новости. Отошли с середины дороги, чтобы не мешать другим пешеходам, не создавать затор. Встали недалеко от окна галантерейного магазина, и началась беседа. Вдруг сверху что-то упало, шлепнулось прямо под ноги, потом еще кусок и еще. Что это? От неожиданности обе женщины вздрогнули. В старшем возрасте реакция уже не такая быстрая, чтобы мгновенно отойти от опасного места. Пригляделись повнимательнее - это оказались куски кирпича. Счастье, что упали под ноги. Что не попали в голову, а если бы здесь везли в коляске розовощекого карапуза и куски кирпича попали бы прямиком туда.

Но что же это все-таки такое происходит? Подняли головы. Мальчишки-школьники вместо уроков забрались на крышу. Скорее всего, пока не видят родители, а то кто-то сегодня был бы наказан. Это и опасно для самих искателей приключений и для крыши очень вредно. Портится железо, протекают потолки у живущих на верхних этажах. А упавшие куски кирпича - видимо наступили на что-то, вот старинная кладка и не выдержала.

Приятельницы попрощались друг с другом, и каждая отправилась по своим делам. Лидия Николаевна все время прокручивала в голове случившееся. Как же так, зачем они там. Понятно, что мальчишки хотят изведывать все неизведанное, но родители, почему не объяснили. Она сама с детства очень боялась высоты. Но тоже была на крыше своего дома и была там очень много раз, практически каждый день в течение почти девятисот дней. В последний раз она поднималась на крышу в январе 1944 года.

Была зима. Лида только что вернулась домой. У входной двери поставила ведро, доверху наполненное снегом. С утра снег шел не переставая. И многие соседи, у кого сегодня тоже был выходной, вышли во двор, чтобы набрать свежего чистого снега. Дома его можно вскипятить на буржуйке и помыться или постирать белье. Использовать для питья такой снег не рекомендовалось. А вот для хозяйственных нужд он очень подходил. И не нужно было идти к реке, спускаться по обледенелым ступенькам, стоять в очереди, а потом на саночках или на листе фанеры везти наполненные водой емкости обратно домой. Поэтому снегопады часто ждали. Сегодня у Лиды выходной. Сейчас она затопит буржуйку. Вскипятит воду, в кухне воздух тоже немного согреется, не так страшно будет снимать с себя теплую одежду и можно будет помыться. А потом на все ту же еще горячую буржуйку она поставит чайник. Питьевой воды у нее оставалось еще на несколько дней. Это хорошо. Сегодня она уже успела отоварить карточку. Подошла к булочной, и практически сразу подвезли хлеб, не пришлось долго стоять в ожидании. Дома она разрезала принесенный хлеб на крохотные кусочки - и распределила их на сегодня и на завтра. Купить хлеб впрок на большее количество дней нельзя. Количество строго регламентировано, тогда кому то его может не хватить. Поэтому за хлебом ленинградцы ходят практически каждый день. Сейчас она сначала помоется, а затем будет ужинать. Если потом еще останутся силы – может быть, зайдет ненадолго к соседке. Посидеть, поговорить. А потом домой спать. Завтра на работу.

Лида помылась, повязала на голову полотенце. Раньше вмирное время девушки накручивали мокрые волосы на бумажки, и когда волосы высыхали, получались очаровательные кудряшки. Все это еще будет, потом, когда разгромим фашистов, в мирное время. Будет и еды – столько сколько хочешь и красивые платья и танцы и тишина и чистое синее небо над головой. Когда настанет мир.

Лида выпила несколько чашек кипятку. Сил идти к соседке уже не было. Глаза слипались, клонило в сон и одновременно неимоверно хотелось есть. Чувство голода не покидало ленинградцев ни на мгновение во время блокады. Сейчас надо лечь спать – утро вечера мудренее. А там уже и завтрак – можно съесть второй кусочек хлеба, который сейчас надежно спрятан в ящике буфета. Ни в коем случае нельзя съесть их сразу все за один раз. Лида пошла в комнату. На окнах опущены плотные шторы, света в квартире не было. Электричество давно отключили. На кухне во время мытья и ужина девушка жгла лучину. Она давала небольшой свет. Но жечь лучину нужно очень осторожно, чтобы не было пожара. Лида старалась лишний раз не выносить ее из кухни. Можно случайно заснуть и не потушить огонь. И тогда может произойти непоправимое. В коридоре и комнате было очень темно. Идти нужно было практически на ощупь. Лида всегда очень боялась крыс. И даже в блокаду, несмотря на ужас и тяготы происходящего, она не смогла привыкнуть к тому, что крысы в большом количестве ходят по улицам, по дворам. Абсолютно не опасаясь людей, живут на лестницах в парадных и часто забегают в квартиры. Несмотря на все лишения, которые она, как и все жители города, уже успела пережить, с начала блокады, страх перед крысами так никуда и не делся. Она опасаласьась встретить их в квартире, особенно на кровати, или в коридоре, кажущимся бесконечным, когда она в потемках шла в свою комнату.

И этот страх не могли затмить ни чувство голода, ни страшная усталость. Девушка повернула дверную ручку, вошла в комнату. Сейчас, наконец, она опустит голову на подушку – и заснет, будто провалится в небытие, забудется крепким сном. И на некоторое время перенесется как можно дальше от всего происходящего вокруг. Вдруг отовсюду послышался громкий протяжный вой сирены – Воздушная тревога, воздушная тревога.

Летят. Будь они неладны.

Надо быстрее на крышу. Сапоги, зимнее пальто. Обязательно шапку – волосы так и не успели высохнуть. Действия уже были доведены до автоматизма. Здесь, в отличие от крыс, страха не было вовсе. Не осталось. Какой по счету воздушной тревогой была эта тревога в ее жизни, она не помнила, да и не запоминала. Крыша близко – всего через один этаж, у них небольшой трехэтажный флигель. Лида с родителями жила на втором этаже.

Наверху большой чердак. До войны некоторые соседи сушили там постельное белье в небольшом закуточке, а большая часть чердака была забита каким то непонятным хламом. Белье, не часто, но воровали. И тогда приходил милиционер, составлял протокол. Но соседи также упорно продолжали вешать там белье, а какие-то темные личности также упорно продолжали его воровать. Когда началась война, и стало понятно, что враг подходит к Ленинграду, было отдано распоряжение – привести в порядок все чердаки. Люди по всему городу во главе со своими управдомами поднимались наверх, убирали оттуда весь старый хлам, а потом еще в течение нескольких дней покрывали деревянные балки суперфосфатом, чтобы защитить свои дома и весь город от пожаров.

Вот Лида уже на чердаке. Сейчас здесь пусто. Ничего лишнего. Стоит деревянный ящик, наполненный песком, а рядом бочка, в которой всегда есть вода, об этом заботятся жители, и лежат огромные щипцы, ими надо брать зажигалки. Одно из окон открыто – пропускает морозный свежий воздух и вдали виднеется небольшой кусочек темного неба. На котором, кажется, даже нет звезд.

На чердаке двое – пожилая женщина – соседка. И мальчик-школьник, его родители переехали в дом прямо перед войной. Ему двенадцать лет. Большую часть времени он один в квартире. Мать на сутках в больнице. Отец на фронте. За ним присматривает эта пожилая соседка. Часто приглашает к себе в гости – поит кипятком. Разливает его в чашки из красивого сервиза. Получается настоящее чинное чаепитие. Заварки люди не видели уже очень давно. Один раз ей удалось угостить мальчишку – раздобыла на рынке небольшую щепотку соды – если добавить ее в воду получается настоящее ситро, почти как раньше. А еще у нее огромная библиотека. Несколько стен полностью покрыты книжными полками от пола до потолка, а потолки в Лидином доме очень высокие. Мальчишка запоем читает книги про капитанов дальнего плавания, про отважных мореплавателей. Он еще не совсем определился, кем хочет стать. Конечно же, в первую очередь он пойдет бить фашистов, а когда война закончится и он вырастет, то, скорее всего, тоже станет отважным капитаном, настоящим морским волком, бороздящим без страха и устали бескрайние просторы морей.

Лида поздоровалась с соседями. Сейчас на чердакеих стало трое - пожилая дама, молодая девушка и мальчик-школьник. Больше соседей сейчас в доме не было. Соседка взяла в руки щипцы. Лида подошла проверить ящик с песком. Впереди было несколько минут ожидания. Самые мерзкие, самые долгие, самые страшные. Несмотря на то, что сил на страх больше не оставалось ни у кого. Вот нарастает гул, он становится невыносимым. Значит подлетают. Наши включают прожекторы – лучи бороздят темное небо, где теперь, кажется, нет больше звезд. Прожекторы должны найти и подсветить фашистские самолеты. По ним тот час же ударят наши зенитки. Не уйдут они от нас просто так. Не останется это преступление против человечества безнаказанным. Мессеры уже здесь – прямо над городом. Сейчас начнется.

А на темном холодном чердаке, продуваемым всеми ветрами, прямо у выхода на крышу стоят две хрупкие женщины и крохотный мальчишка. Он еще совсем ребенок, выглядит намного младше своего возраста. Да и как тут повзрослеешь, если из еды только малюсенький кусочек хлеба да иногда суп из дрожжей в школьной столовой. Откуда брать ресурсы детскому организму, чтобы мальчик превратился в подростка. И по ночам ему снятся не конфеты, пастила и пирожные, а большая тарелка горячей каши, но только чтобы она обязательно была с маслом и с гигантской краюхой ситного хлеба. Вот такие он видит сны.

Мессеры подлетели. В них сидят сытые и довольные фашисты. Они сегодня с аппетитом позавтракали, пообедали и поужинали. И даже пили кофе с шоколадом. Они спали в тепле, возможно при свете электрической лампочки писали письма домой. Их дети, ровесники этого худенького мальчишки, скорее всего уже готовятся ко сну, выпив горячего молока с печеньем. И на обед у них был куриный суп и вареная картошка с мясом и сколько хочешь хлеба. Фашисты уже над домом. Они воюют с пожилой женщиной, молоденькой девушкой и ребенком. На них они сейчас сбросят свои бомбы. Но фашистские бомбы не запугают этих людей. Которые очень давно нормально не ели и очень давно живут без света, электричества, вода и тепла. Их мужчины на фронте. А они сейчас здесь - на крыше, где высоко, темно и ледяной ветер. Прямо над ними навис фашистский самолет. И сейчас упадут бомбы. Нелюдь - фашист не увидит страха. Эти люди защитят свой город. Эти люди не уйдут, не дрогнут, не отступят.

Небо бороздят яркие широкие лучи прожекторов. Прорезают собой кромешную темень. В ночном городе стало светло. Сверху падают бомбы. Вокруг нечеловеческий шум. Дом содрогается от взрывов. Лида, жутко боящаяся высоты в мирное время, не замечает, как дом раскачивается из стороны в сторону, и если не выдержат конструкции, он просто развалится, распадется на части, даже если в него ине попадет бомба.

Вдруг на чердаке как будто кто-то повернул выключатель и включил очень яркий свет. Это упали фашистские зажигалки. Они горят, шкварчат, извиваются, разбрасывают вокруг себя огненные брызги. Нужно преодолеть чувство страха и тотчас же кинуться прямо на горящую зажигалку, схватить щипцами, руками в специальных рукавицах и опустить ее в воду, в песок, выкинуть на улицу в снег. Самое главное не замешкаться, не растеряться и не дать ей разгореться. Тут счет идет на секунды.

Действия доведены до автоматизма. О том, что в дом может попасть бомба весом в тонну, и тогда не будет ни этого дома, ни людей, стоящих на крыше, и возможно даже дома построенного рядом - никто не думает. Бомба может попасть и в соседний дом, тогда взрывная волна разнесет половину вашей крыши и стоящие на ней люди окажутся на земле.

На каждой крыше сейчас стоят ленинградцы. Девушки, пожилые женщины и мужчины, старики, дети. Кто может стоять, кто не обессилен от голода, все сейчас на защите своего города.

Слышатся залпы наших орудий. Каждый ленинградский школьник знает, как отличить их по звуку от фашистских.

Лупят наши зенитчики по фашистам что есть мочи.

По скользким крышам, покатым и обледенелым, совершенно не приспособленным для ходьбы, сейчас ходят и стар и млад. В любой момент можно поскользнуться и сорваться вниз, можно споткнуться о выступ и также оказаться на земле. Земля содрогается, дом ходит ходуном и раскачивается. Адский грохот. Закладывает уши. Зодчие прошлого в самых страшных кошмарах не могли представить, что по их крышам будут ходить слабые от голода дети и старики, а на них сверху будут без остановки сбрасывать бомбы.

Стало тихо. «Отбой воздушной тревоги. Отбой воздушной тревоги», - доносится из всех репродукторов. Мальчишка выжил, выжили и Лида и ее пожилая соседка.

Мальчишка умрет от голода через два месяца, силы просто уйдут. Его похоронят в братской могиле на Пискаревском кладбище. Мальчишка, который дежурил на крыше во время бомбежки, которому прямо на голову скидывали зажигательные бомбы, и который потушил их бессчётное количество. Ленинградский мальчишка, который не боялся фашистов, который забирался на крышу не из-за озорства, не потому что ему было скучно, а чтобы защитить свой город. Он, как и Лида, не любил высоту, не любил темные холодные крыши. Он любил море и широкие просторы и мечтал стать капитаном дальнего плавания.

После окончания войны никогда больше Лида не поднималась на крышу своего дома. Слишком сильны были воспоминания.