Елена Кравченко. ПОВИЛИКА

Елена Кравченко

ПОВИЛИКА

Рассказ

(История, которая уже произошла или ещё случится)

Белово

В оформлении книги использованы

рисунки Ирины Коробовой

Темно. Темно и страшно - вот что ты чувствуешь в этом лесу. В разные моменты времени страх проявляется по-разному: он то накатывает снаружи, заставляя чутко ловить немногочисленные звуки вокруг (осторожное ржание коня, топот его копыт, шорох листьев), то поднимается изнутри, сжимая сердце, грозя свести с ума. Постепенно он вырастает выше деревьев и словно дышит в лицо своему хозяину, показывая, какое количество нечистот скопилось за долгие годы вокруг и внутри него. В любом случае ты с нетерпением ждешь, когда деревья, наконец, расступятся и откроют вид на прекрасный город, освещенный заходящим солнцем. После путешествия по лесу он кажется тебе еще красивее, и ты радостно пришпориваешь коня и спешишь ему навстречу.

***

Рано утром двое всадников въехали в город. Их лошади не выглядели уставшими, да и сами седоки тоже, и все это несмотря на то, что следовали они через лес ночью. Лето близилось к концу, и холодные утренние туманы уже заявляли о своих правах, однако в этот день было на редкость тепло - многие горожане встали пораньше и принялись за свои дела. Незнакомцы не остались незамеченными. За их плотными плащами невозможно было ни рассмотреть лиц, ни даже угадать возраст. Это подогрело любопытство простолюдинов, и вскоре самые невероятные подробности распространились по всей округе.

Всадники спешили и направлялись в данный момент в замок короля, где их ждал с нетерпением сам Каш – тридцатилетний потомок вымирающего рода. Несмотря на свою молодость, он был очень умен; доставшиеся ему в наследство полупустую казну, обедневшее королевство и старый замок он за короткое время возвратил к жизни. Стоило ему это немалых усилий, но работы он не боялся, трудился день и ночь, и все вокруг заряжались его невиданной энергией и энтузиазмом. К тридцати годам он мог позволить себе кое-какие развлечения,

отдых и даже женитьбу на молодой и симпатичной особе, с которой познакомился на балу, устроенному в его честь соседним королевством. Только одно обстоятельство омрачало его жизнь: будучи мальчиком, он часто слышал от отца о том, что многие женщины в их фамильном ряду умирали во время родов, умирали также и младенцы, если они оказывались девочками. «Словно кто-то проклял наших женщин», - эта фраза все чаще всплывала в памяти короля по мере того, как приближалось время родов его жены. Жену свою Каш любил очень сильно, хотел иметь много детей, но никому из предков это не удавалось.

По правде говоря, король считал своих родственников неудачниками, недостойными людьми. Он редко говорил о своем отце Трире, распродавшем последние родовые ценности, позволившем обирать свои земли воинственным кочевникам и угонять в плен лучших мастеров. Его дед, большой поклонник театральных представлений, пышных церемоний, оставил внуку в наследство тысячи дорогих костюмов. Один из них Каш вывесил на площади, назвав его «символом праздности», дабы своим ветшанием он напоминал лентяям об их участи.

Но чем больше Каш пытался забыть про предков, тем больше возрастало в нем чувство тревоги, ощущение того, что, даже отойдя в мир иной, они не дают ему покоя; он начал задыхаться по ночам и, в конце концов, понял, что проигрывает эту схватку.

Незнакомцы, прибывшие в замок утром, были королю хорошо знакомы. Когда-то давно отец отдавал Каша в школу лекарей; мальчик учился там около года, но не нашел для себя ничего привлекательного: ему гораздо больше нравилось работать руками – вырезать деревянные фигурки, лить украшения из золота, заниматься с камнями, кожей, металлом. Он во всем стремился отыскать красоту, совершенство Уроки анатомирования вызывали в нём протест; проникнув внутрь тела человека, он чуть было не отринул Бога, заявив: «Я держал в руках сердце, я заглядывал в мозг – там нет Отца нашего». В результате учитель, увидев мальчика в кузнице с мастерами, уговорил Трира забрать ребенка домой. «У каждой вещи свое место в мире должно быть», - сказал он Кашу напоследок.

Король долго раздумывал, прежде чем написать письмо бывшему учителю, и, в конце концов, решился. Он просил помощи в преодолении «родового проклятия», тяжесть которого, словно камень на шее, гнула к земле. Оставалось только ждать инадеяться на то, что старик еще в добром здравии для путешествия.

Итак, они прибыли. Каш встретил гостей во дворе замка. Вместе с Учителем, словно и не постаревшим за эти двадцать лет, в ворота вошел мальчишка лет пятнадцати, крепкого телосложения и необыкновенно высокого роста. Его глаза сияли, а сам он казался таким уравновешенным и счастливым, что Каш сразу проникся к нему доверием. Пока они шли по коридору к опочивальне королевы, Учитель спросил:

- Говорила ли она что-нибудь?

- Не помню ничего существенного…

- Жалела себя, обвиняла кого-нибудь?

- Конечно, жалела себя, обвиняла меня в том, что ей приходится страдать из-за меня…

Учитель остановился и положил руку на плечо королю.

- Молись за себя, за нее, за всех своих предков, - он помолчал, - они были совсем не так плохи, как ты думаешь. Сейчас главное в тебе, а мы сделаем все возможное.

С этими словами он вошел в спальню. Каша немного покоробила речь Учителя и этот фамильярный жест, но он сделал над собой усилие и направился в часовню.

К несчастью, у королевы к этому времени уже начались схватки, но постепенно они угасали; местный лекарь был в панике, памятуя предупреждение короля о том, что если что-нибудь случится с его женой, ему, лекарю, не поздоровится. Он с радостью уступил место возле постели королевы вновь прибывшим. Быстро взглянув в лицо женщине, лежавшей в беспамятстве, старик что-то приказал мальчишке; тот поспешно вынул из дорожной сумки сухую траву и начал растирать ее в порошок. По комнате распространился приятный запах. Лекарь принюхался:

- Что это?

На его вопрос никто не ответил, и он обиженно замолчал. Приготовленный порошок ученик всыпал в бутылочку, несколько раз встряхнул ее и вылил содержимое в кружку, кружку поместил на угли в камин, а сам принялся за следующее приказание мастера. Прошло какое-то время, и на лицах чужеземцев появилось напряженное выражение: женщина умирала. Казалось, все идет по заранее спланированному сценарию - любые усилия были тщетны, словно их и не было вовсе, не приносило ни малейшего облегчения то, что много раз доказывало свою эффективность. Кипящая кружка наполняла крепким успокаивающим запахом всю комнату, и под его воздействием думать было все труднее и труднее, хотелось закрыть глаза и провалиться в сон. Королевский лекарь, зевая, безнадежно махнул рукой и вышел наружу.

Вскоре вслед за ним вышел учитель. Ожидая исхода родов, много людей столпилось возле двери королевской опочивальни – лица их вытянулись, едва они увидели склоненную голову старика. Каш мгновенно все понял, подошел к нему, взял под руку и жестом пригласил следовать в зал, где уже был накрыт стол, роскошный как всегда и одинаково подходящий и для радостного, и для печального события.

- Поздравляю вас, Ваше величество, - вдруг сказал ему учитель, - у вас дочь.

- Что? – удивился тот. – Но разве…

- Зайдите в комнату, - продолжил старик, освобождая свою руку, - расспросите Тома. Не смотрите, что он мальчишка. А я с вами потом поговорю.

Король перепоручил заботу об учителе своим придворным и вошел в дверь. Теперь внутри было много людей, среди которых разглядеть Тома оказалось не так-то просто. Каш слышал, как попискивает его дочь, но в первую очередь подошел к постели жены. Вспыхнувшая в нем надежда сменилась разочарованием и скорбью, когда увидел он, что жена его мертва, и чужие люди уже снуют возле ее кровати. В первое мгновение он готов был обвинить в случившемся ее, свою маленькую дочь, но потом вдруг понял: разве не его кровь, кровь самого короля Каша, человека, изменившего свою судьбу и даже победившего проклятие рода (так он думал), помогла девчонке выжить сегодня? Разве виновата она, что оказалась сильнее многих, как и ее отец?

Он повернулся было, чтобы выйти, и тут увидел Тома – тот сидел возле самой двери, собрав дорожную сумку. Король подошел и присел рядом:

- Том, учитель сказал, что ты хочешь мне что-то сообщить.

- Я могу лишь ответить на ваши вопросы, - мальчик учтиво склонил голову в поклоне.

- Хорошо, тогда скажи мне, как вам удалось спасти дочь.

Том задумался.

- Вы слышали когда-нибудь о повилике? – наконец спросил он.

- Конечно, - удивился король, - это ягода, очень ядовитая.

- Только в больших количествах. Специально приготовленная, она обладает чудесными свойствами. Одно из них нам сегодня пригодилось. К сожалению, - мальчик снова склонил голову, - нам не удалось спасти вашу жену… Ее сердце не выдержало.

Каш встал и, не говоря ни слова, вышел. Ему нравились учтивость и независимость мальчишки, совсем не то, что высокомерные слова учителя. «Сейчас главное в тебе». Что он хотел этим сказать? Что король виноват в смерти собственной жены? «Трудный будет разговор», - думал он, направляясь в тронный зал.

Зал был полон. Придворные, сверкая ослепительными улыбками, поздравляли короля, после чего моментально меняли выражение лица на скорбное и выражали Кашу свое соболезнование. Он же, подойдя к трону, поблагодарил всех за участие и объявил, что на сегодня они свободны; шурша нарядами, живо переговариваясь, гости стали расходиться, а король прошел в маленькую комнату возле зала, где его ждал учитель.

Поговорив с ним, Каш понял, что не получит ответа на свои вопросы. Старик мыслями был где-то далеко, он почти ничего не замечал, только изредка бросал проницательный взгляд на короля, отчего тот терялся. Раздосадованный, Каш встал, чтобы уходить, как вдруг учитель оживился.

- Тому нужно остаться, - сказал он.

- Что?

- Я готовил его к высшему посвящению.

- А сегодня? Он ошибся?

- Если ты имеешь в виду свою дочь, то да, он ошибся, - старик говорил спокойно, –она не должна была жить, а он пожалел ее. Он проявил жалость, хотя ты вряд ли понимаешь, о чем я говорю.

- Кто же решает, должна моя дочь жить или не должна? – в голосе короля послышались насмешливые нотки.

- Ты сам. Жаль, что год, проведенный в нашей школе, ничего не дал тебе. Ты изменился.

- Если бы я не изменился, то никогда не стал бы тем, кем я стал, - ответил Каш. – Я тверд, но не глуп. Раз жалость этого мальчишки спасла моей дочери жизнь, пусть остается. Буду рад. Если захочет, может организовать еще одну школу на территории замка, ну а если нет – может просто брать учеников и работать.

- Ваше Величество говорит о мальчике пятнадцати лет от роду, - возразил ему старец. – Ему самому нужно учиться, а не обучать других.

- Я в пятнадцать лет стал королем! – воскликнул Каш. – Начинал восстанавливать то, что было уничтожено моими предками. И разве не быстрее идет обучение, когда человек надеется только сам на себя?

Учитель вздохнул.

- Не скажу ни да, ни нет.

Пригласили мальчика. Он вошел тихо, почти беззвучно, и молча склонился перед королем, ожидая пока тот заговорит.

- Том, я приглашаю тебя остаться навсегда в моем замке. Ты будешь обеспечен всем необходимым, сможешь работать и набирать учеников по своему желанию.

На мгновение Кашу показалось, что Том улыбнулся, словно ожидая этого вопроса, но когда мальчишка поднял глаза, в них было огромное изумление.

- Я должен посоветоваться с учителем, - наконец произнес он, но король перебил его.

- Ты должен дать ответ немедленно и без чей-либо помощи.

Том немного помолчал. Его не по – детски серьезные глаза внимательно изучали лицо Каша.

- Тогда я остаюсь, - решительно ответил он.

Король не ожидал такого быстрого ответа, и, обрадованный, встал, чтобы дать немедленные распоряжения насчет Тома, но вдруг передумал и вновь обратился к мальчику:

- Есть одно условие. Ты должен будешь стать моим советником.

Мальчик молча кивнул, и Каш громко хлопнул в ладоши, призывая слугу.

***

Прошло десять лет – ничтожный срок для города и огромный для человека, особенно если это ребенок. Свою дочь король Каш назвал Повиликой в честь той самой ядовитой ягоды. Характером девчонка вышла столь же ядовита: никому в замке не было покоя от ее проказ, благо отец позволял ей делать все, что та захочет, и никогда не наказывал. Старина Джей – начальник стражи замка, а в тревожные времена и главный военачальник – пророчил девчонке всю жизнь ходить в старых девах. «Ох, будут у нас проблемы с замужеством Повилики, - ворчал он, вытаскивая из своей шляпы пчел или в очередной раз отдирая от пола прибитые башмаки. – Бедный король Каш». Каждый вечер в замке раздавались крики: нянька укладывала принцессу спать. « Две ведьмы орут, - заслышав их, вновь ворчал Джей, - ну и слава Богу: когда они заняты друг другом, нам спокойнее». Няней Повилики была его жена, Матильда, женщина боевая, энергичная и не в меру болтливая. Только ей удавалось сладить с девчонкой, когда та, например, наотрез отказывалась мыться и переодеваться после того, как битый час охотилась в местном пруду за кувшинками, или не желала слушать учителя, убеждая его в том, что ему гораздо полезнее было бы побольше работать на воздухе. Принцесса обожала животных, любила отца и частенько повисала у него на шее в те минуты, когда он решал государственные проблемы, питала особую нежность к Джею, засыпая его всевозможными вопросами, предпочитая сложные по баллистике; кроме нее никому в голову не приходила идея подкараулить какую-нибудь влюбленную парочку на заднем дворе и вырваться в самый неподходящий момент с криками из своего укрытия или сопровождать подвыпившего беднягу до порога дома, громко оповещая всех встречных о том, что «Боб опять напился».

Том же за эти десять лет смог воспитать четырех учеников, один из которых стал королевским лекарем, остальные трое по настоянию Учителя занялись организацией школ (одной в городе и двух в провинциях); дважды уезжал в путешествия, отсутствовав, в общей сложности, три года. Не было такой области, знания в которой Том не совершенствовал и не применял на практике. Он рассчитывал конструкции мостов, рисовал наброски строительных сооружений, даже боевых машин. Жил он в маленьком домике на территории замка; справляться с хозяйством ему помогала все та же Матильда, обладавшая кроме вышеперечисленных качеств еще и редкой добротой. Ей всегда хватало времени на то, чтобы постирать, заштопать одежду, навести порядок в домике Тома, а иногда и просто перекинуться парой слов. Именно благодаря ей и случилось так, что Том и Повилика наконец встретились.

Однажды Матильда отправилась к Тому, чтобы взять лекарство для своей внучки, у которой разболелось горло. Повилика в этот день была особенно невыносима, и раздосадованная женщина сказала ей, что идет к самому лучшему волшебнику королевства взять зелье, чтоб превратить девчонку в лягушку. Та была очень заинтересована словами няньки и постаралась проследить за ней до самого дома «волшебника».

Заглядывая в окно, Повилика увидела молодого мужчину с длинными светлыми волосами, никак не похожего на колдуна, каким она его представляла. Он сидел за большим столом и записывал что-то в книгу, лежащую перед ним. Вокруг на полках находилось множество других книг – их Том привозил из своихпутешествий, покупал у торговцев редкими товарами; некоторые были написаны им самим, часть из них была переведена им на родной язык с древних, утративших употребление. Это была первая библиотека королевства. Пользоваться ею могли все желающие, сам король часто заходил сюда – раньше для этого существовал специальный подземный переход, ведущий из замка прямо в помещение, где хранились книги; однако, этим ходом редко пользовались, постепенно он обветшал, стал опасен и был закрыт (Хотя Повилика могла бы поспорить с утверждением о том, что в подземный ход невозможно пробраться).

Когда вошла Матильда, Том встал поприветствовать ее и провел в соседнюю комнату, на мгновение Повилика увидела внутри нее чистое пустое пространство, вдоль стен полки с чем-то разноцветно – стеклянным и солнечный луч на полу. Открыв рот, стояла она, не в силах понять испытываемое ею чувство, оно было настолько ярким, что в памяти навсегда остался луч, книга на столе, запах мха на подоконнике. Часто вспоминая тот день, она со смехом говорила: «Меня сразила тяга к неизведанному».

Не дожидаясь, чем закончится визит няньки к волшебнику, девчонка побежала к воротам замка, чтобы немедленно расспросить Джея о только что увиденном, и не отставала до тех пор, пока полностью не удовлетворилась его ответами. Немного раздосадованная тем, что пропустила мимо столько интересного, она вернулась к домику Тома и провела несколько часов, заглядывая во все окна, из чего сделала вывод об огромном количестве странных предметов, находящихся внутри. Ей тут же захотелось проникнуть в дом, но слова Матильды о лягушке, да и страшные сказки про чародеев, наделявшие их кровожадными качествами, заставили ее впервые задуматься, как лучше добиться своего. Построенная ею цепочка рассуждений была следующая: надо дождаться случая, когда волшебник уйдет в лес собирать колдовские травы (а он обязательно должен был это сделать! ), а потом войти внутрь.

С этого дня началась отчаянная слежка за Томом. Стоило ему выйти, как Повилика пробиралась в библиотеку, а оттуда и в другие комнаты, и смотрела, смотрела… Часто она брала в руки книги – до всего остального она боялась дотрагиваться – и пыталась читать, вспоминая те многочисленные уроки, которые ей давали. Том, конечно, быстро понял, что в домике кто-то бывает, и, воспользовавшись приемом подглядывания через

окно, узнал в маленьком грязном чертенке, с высунутым от напряжения языком переворачивающем страницы его бесценных книг, саму принцессу Повилику. На время они поменялись ролями: Тому нравилось смотреть, как она становится все смелее в доме. Ни один из его бывших учеников не проявлял такого интереса к его работе, отчего он даже решил никогда не заниматься больше учительством, но в данном случае он понял, что обязан сделать исключение и взять девчонку в ученики.

С тех пор как принцесса начала следить за волшебником, в замке стало значительно тише и спокойнее – все не могли нарадоваться наступившему благополучию. Прекратились вечерниесцены при укладывании в кровать, Повилика как бы ушла в себя, неожиданно обнаружив внутри своей души что-то новое и интересное, поняв вдруг, что целый огромный мир может уместиться в крохотной комнате чародея, в одной маленькой книге. Однажды она сильно напугала Матильду вопросом, может ли та выворачивать глаза и смотреть внутрь своей головы.

И вот наступил день, когда, увидев девочку в окно, Том не остановился, как обычно, а быстро открыл дверь и вошел в дом. Повилика так и обмерла за столом. Неподвижно сидящая, с широко открытыми глазами, она выглядела весьма комично.

- Здравствуй, Повилика, - Том решил не подходить ближе и остановился у двери. – Ты, наверное, меня знаешь. Я Том, и здесь я живу и работаю.

- Я тоже живу здесь, - пробормотала она в ответ, имея в виду замок.

- Это хорошо, потому что я заметил… Ты позволишь мне присесть? Заметил, как часто ты бываешь у меня в гостях. И очень этому рад. Тебе здесь нравится?

- Нравится, - тихонько ответила девочка.

- Приятно слышать. Ты можешь и дальше приходить сюда, а когда я дома, с радостью расскажу обо всем, что тебе захочется узнать. Тебе понравилось что-либо больше всего?

- Да.

- Покажешь?

Так начался первый день у Тома. Он провел его, отвечая на вопросы Повилики. Ее интересовало все, в первую очередь, конечно, умеет ли он колдовать, «ну там превращаться в зверей, плеваться огнем, летать или насылать град».

- Я умею разговаривать с животными. Могу подозвать сову, олененка. Когда пойдем в лес…

- И я пойду?

- Конечно…

Повилика узнала, что Том попал в замок совсем мальчишкой, что он помогал своему учителю принимать роды у ее матери, которой девочка совсем не помнила.

- А ты помнишь своих родителей? – спросила она у Тома.

- Нет. Я родился далеко отсюда, на севере, где зимой выпадает очень много снега. Всю жизнь я провел в школе…

- Школе чародеев?

- Что ж, можно сказать и так.

Еще Повилика спрашивала о его путешествиях, рассматривала диковинные раковины, предметы, сделанные руками далеких ремесленников. Она рассказала Тому о дворце, о няне Матильде, пруде, в котором множество лягушек, и об обещании няни превратить ее в одну из них. Напоследок она решила напугать Тома и спросила у него:

- А ты можешь выворачивать глаза и смотреть внутрь своей головы?

- Том улыбнулся:

- Мне не нужно выворачивать глаза, чтобы посмотреть внутрь себя. Я весь снаружи.

«Я весь снаружи, я весь снаружи», - твердила про себя Повилика поразившие ее слова, возвращаясь домой в полной темноте. Было уже довольно поздно, на небе выступили звезды, вскоре их закрыли набежавшие облака. Девочка зашла в свою комнату, но никак не могла уснуть; тогда она подошла к окну и стала смотреть на город.

За десять лет он изменился: повзрослел, покрупнел и обзавелся каменной стеной. Все неспокойнее было вокруг. Многие ранее дружественные королевства теперь были враждебны Кашу; он предпринимал много усилий, чтоб завоевать друзей, но тщетно – все боялись какого-то короля с Юга. Повилика часто слышала от отца слова «все это кончится плохо» и «перебьют поодиночке». Стоя возле окна, она ясно ощущала растворившуюся в воздухе агрессию, иногда ей казалось, будто невидимые руки тянутся к городу, ударяются об лес и отступают.

«Лес – мой единственный верный и добрый сосед, я не позволю уничтожать его», - говорил Каш, и горожане в конце концов смирились с высокой ценой древесины, привозимой из других лесов королевства. Возможно, это даже послужило стимулом для освоения производства дорогого по тем временам красного кирпича. Из него король выстроил пристройки к замку –более высокие, чем старое здание; использовался кирпич и самими горожанами.

«А ведь Том обещал сводить меня в лес», - вспомнила Повилика, и ей сразу захотелось спать, чтоб поскорее наступило завтра.

***

Прошло еще три года. Все это время Повилика осваивала новое для нее искусство врачевания, кроме того, Тому пришлось обучать ее элементарному письму, чтению и древним языкам. Она оказалась прилежной ученицей и старательно повторяла все за своим учителем. Вечерами Том рассказывал о высокоразвитых народах востока, о племенах степных кочевников, о высоких северянах, постоянно враждующих между собой. Эти рассказы завораживали девочку даже более чем сказки. Не имея ранее представления о том, как огромна земля, она ничего не знала и о жизни на этой земле; теперь же, словно складывая куски волшебной мозаики, Повилика строила картину мира – каждый новый день, очередной рассказ Тома добавляли в эту мозаику цветное стеклышко.

Научившись управлять погодой, менять направление ветра, замедлять и ускорять ход времени, она убедилась в хрупкости и одновременно большой силе всего земного. Она осознала себя частью Земли и полюбила за это: теперь Повилика не могла ходить в грязной одежде, неумытой, непричесанной, хотя так и не соглашалась одеваться по-королевски.

Однажды утром Том сообщил своей ученице, что отправляется в очередное путешествие: Каш собирался сделать королевскую библиотеку публичной и потребовал новых книг на греческом и арабском языках. Кроме того, он желал получить подробные карты как королевства, так и прилегающих к нему территорий, присоединение которых было его давней мечтой. Теперь ей предстояло учиться самой. Нельзя сказать, чтобы Повилика обрадовалась этому, ведь без Тома работать придется гораздо больше; вдобавок она все чаще ловила себя на мысли, что начинает испытывать к нему необъяснимую симпатию, и теперь с его отъездом словно теряет часть себя.

Непродолжительные сборы в дорогу, последние наставления Мастера, маленький отряд у ворот замка, прощальный взмах рукой, - и вот она одна у горящего камина, вокруг только тишина.

Для удобства Повилика решила перебраться в домик Учителя. Тем же вечером она перенесла свои пожитки, несмотря на протесты Матильды. «Стоило Тому уехать, как вы опять за старое», - жаловалась нянька. Ей очень не понравилось, что принцесса будет жить одна, «как вдова», без прислуги и, самое главное, без ее, Матильды, покровительства.

Так началась новая жизнь Повилики. Она оказалась не слишком занята, как ожидала, и много времени проводила на крыше замка, оглядывая окрестности, но почему-то взглядом чаще попадая туда, откуда должен был вернуться Том. Прошла зима, лето, еще одна зима, и в городе стали появляться слухи, что южные пути перекрыты: где-то далеко начались беспорядки. Повилика заметила, как встревожился отец, услышав об этом, и задала ему вопрос о своем учителе; Каш лишь отмахнулся в ответ, и девчонка поняла, что его беспокоит не то, как вернутся его люди, а нечто совсем другое.

Все чаще в замке стали появляться чужеземные послы, то и дело прибывали гонцы с провинций, выполняя какие-то поручения короля. В этой нервной обстановке Повилике исполнилось пятнадцать лет, и первые женихи начали делать ей предложения. Неперспективным Каш отказывал сам, не беспокоя дочь, а перспективных, с его точки зрения, пока не было, поэтому принцесса совсем не тревожилась тем, что вскоре, возможно, ей придется покинуть родной очаг. Но однажды отец вызвал ее к себе.

- Ты уже достаточно взрослая, Повилика, и должна знать, что люди женятся и заводят детей, стараясь продолжить свой род, - начал он издалека. – Тебе тоже это предстоит, рано или поздно.

- О, - громко вздохнула Повилика, - догадываюсь, о чем речь.

- Завтра утром к нам прибывает Филипп, сын короля Даниила, и, между прочим, единственный наследник. Если ты хоть немного вспомнишь то, чему тебя учили, и встретишь его подобающе нашему положению и богатству, я буду очень признателен, - Каш внимательно посмотрел на дочь. – Неволить тебя не буду, запомни.

Повилика немного помолчала

- Он очень богат?

- Да, и к тому же он наш восточный сосед, понимаешь, о чем я говорю?

- То есть тебе хотелось бы… - начала она, но отец перебил ее.

- Ничего мне не хотелось бы, - сказал он. – И не вздумай выйти замуж из чувства вашей женской жалости. Можешь идти.

Повилика вышла из комнаты отца и сразу была захвачена портнихами. После долгих примерок ей удалось, наконец-то, освободиться, но тут подоспела Матильда, и начались бесконечные наставления: как себя вести, как разговаривать, куда и как смотреть… Няня показала принцессе те драгоценности, которые нужно будет надеть, и слегка обрадовала ее сообщением, что беседовать с Филиппом можно будет только в присутствии свидетелей.

На следующий день утром Повилике пришлось встать ни свет ни заря, умываться, одеваться, укладывать волосы (все это делали, конечно, расторопные слуги). Потом прибыли гости. Обсудив вопросы наследства, мужчины перешли в парадный зал, где уже был приготовлен роскошный обед; здесь к ним присоединились дамы. Принцессе на короткое время пришлось стать центром всеобщего внимания. По завистливым взглядам женщин она поняла, что выглядит неплохо, и решила до конца приема изображать из себя гордую и надменную красавицу (благо дурачиться и шокировать окружающих ей было не привыкать). Протиснувшись сквозь толпу, к Повилике подошел Джей и, склонив голову в поклоне, тихо сказал:

- Я, пожалуй, возьму назад свои слова по поводу старой девы.

- Отойди, Джей, - прошептала она, - а то я рассмеюсь на весь зал над твоим нарядом и испорчу отцу настроение.

После обеда начались танцы. Принцесса танцевала с Филиппом, оказавшимся неплохим парнем приятной наружности, и с отцом, восхищенным и обрадованным ее красотой и «настоящей королевской манерой держаться». Она так развеселилась этим маскарадом, что немного забылась и чуть было не испортила все впечатление, выполнив несколько не совсем уместных па. «Интересно, что бы подумали обо мне эти люди, если б узнали, чем я занимаюсь, - соображала Повилика, не переставая улыбаться придворным, - что я запросто могу отрезать палец или удалить зуб. Или – о ужас! – почистить кишечник. Наверное, упали бы в обморок».

Все время, когда перед гостями выступали приглашенные музыканты, принцесса была занята тем, что незаметно обрывала под столом нижнюю оборку своего платья: та позволяла передвигаться только мелкими шажками и постоянно цеплялась за пряжки туфель. А ведь сейчас ей предстояло спуститься одной в винные погреба и угостить отца и старшего в свите жениха вином; по качеству которого определялось, насколько невесте понравился ее будущий муж. Если девушка приносила самое лучшее вино, помолвка считалась объявленной, все поздравляли молодых и продолжали веселиться до утра, но если вино оказывалось кислым, это означало отказ, после чего гости немедленно уходили.

Когда Каш кивнул дочери, она вышла из зала и направилась в подвалы замка. Там Повилика на некоторое время задумалась. Неприятно, конечно, обижать Филиппа, но и дать согласие она не могла; придворная суета душила ее, хотелось поскорее вернуться в домик Тома – туда, где по-настоящему хорошо. Решив так, принцесса налила молодого, незрелого вина в бокалы, потом, усмехнувшись, как следует посолила, поперчила его и понесла наверх.

***

К сожалению, через месяц после неудачной помолвки Повилики королевство вынуждено было вступить в военные действия. Теперь все реже вспоминали Тома и людей, ушедших вместе с ним, считая их появление в замке невероятным при сложившихся обстоятельствах. Отец обещал союзникам войско в тридцать тысяч человек, им предстояло принять участие в сражении в числе последних и решить его исход: царь Далмат и южные соседи Каша уже порядком обескровили друг друга, любой незначительный перевес мог привести к победе. На это Каш и рассчитывал, когда теплым летним утром отправился вместе со своими воинами в поход.

В отношении любых действий, могущих привести к неприятным последствиям для королевства, король был осторожен. Он, пожалуй, один из первых перешел к централизованному вооружению своих солдат, и теперь они несли с собой не те наспех изготовленные луки, ножи, палицы, сабли, которые им удалось раздобыть самим, а лучшие работы королевских оружейных мастерских. К тому же Каш объявил, что ведет войско в пятьдесят тысяч, считая это количество достаточным для запугивания противника. Были подготовлены специальные отряды, которые должны были разжигать дополнительные костры вокруг лагеря во время стоянок, изображая тем самым огромную армию.

Собралась и Повилика, переодевшись в мужской наряд. Огромных трудов ей стоило убедить Джея, что она не может оставаться в замке. Умный старикан быстро устроил принцессу в число охранников самого короля, дал ей лошадь, и теперь Повилика ехала позади отца, свободно наблюдая его спину и соображая, что он скажет, когда узнает о ее выходке.

Она вовсе не стремилась на войну – не привлекала ее ни возможность прославиться, ни стремление помочь воинам (а мастерство принцессы к тому времени было велико), ни желание прогнать скуку, испытать новые ощущения. Зная о сражениях только из сказок, Повилика считала их не более серьезным испытанием, чем, например, ее помолвку. Увязалась же за отцом она только затем, что сердце подсказывало ей: где-то недалеко Том, возможно, он даже нуждается в ее помощи.

Войско продвигалось все дальше и дальше на юг, останавливаясь на непродолжительные ночевки. За все это время король ни разу не столкнулся с дочерью лицом к лицу. Ей везло. Даже Джей опекал Повилику, повсюду таскал ее за собой: если бы что с принцессой случилось, не миновать ему нагоняя от жены, а своей жены старый охранник боялся больше, чем короля. Сиживая по вечерам возле костров, он вспоминал дом, вздыхал, и Повилика вздыхала ему в ответ. «Ты-то чего мучаешься? – спрашивал недовольный Джей. – Ты ничего дома не оставила. Главное богатство с тобой – вон какая видимость бабья. И ею не воспользовалась. Э - эх, зачем потащилась с нами, лечить, что ли, будешь? » «Буду, Джей, буду, если понадобится, - отвечала принцесса, - немало уже перелечила».

На очередной ночевке ей вдруг стало необъяснимо тоскливо, даже пришлось встать и пройтись. Кругом царило веселье: воины отмечали последние мирные деньки; возле костров то и дело раздавался смех, кое-где пели. Побродив, Повилика повернула обратно и, подойдя ближе к своему отряду, заметила знакомую фигуру. Не веря собственным глазам, она остановилась неподалеку и услышала:

- А Том совсем не изменился.

- Он же колдун, знает эликсир вечной молодости!

Повилика ожидала любого появления, но не такого. Это была неслыханная наглость. Не грянула молния, не разверзлась земля – Том просто сидел вместе с остальными. Она хотела уйти, но Джей заметил ее и указал на место рядом с собой. Пришлось подчиниться. Теперь Учитель оказался совсем близко, и Повилика могла спокойно рассмотреть его такое знакомое лицо, делая вид, что слушает.

За время путешествия он действительно не изменился, только немного похудел и загорел. «И все такой же сдержанный: ни разу не показал, что узнал меня», - думала Повилика. Ей уже надоело сидеть далеко, словно она чужая, но рассказ Тома все никак не кончался; его слушали с интересом, задавали вопросы, смеялись во всю глотку, перебивая, - в общем, всячески показывали, что не собираются быстро отпускать рассказчика. Но тут мимо костра проехал всадник, крикнув:

- Учителя Тома к королю! ДжеяСтарлоса к королю!

- Ну, держись, Том, - сказал Джей, поднимаясь, - сейчас Каш задаст нам работенку – забудешь, где день, а где ночь.

Они отошли от огня и тут же исчезли в темноте. Остальные еще посмеялись, вспоминая только что услышанное, и тоже стали понемногу расходиться: скоро должен был прозвучать сигнал к отбою. Повилика осталась возле костра, она подбросила еще веток и молча смотрела на разлетающиеся искры. Спать совсем не хотелось. «Сегодня буду дежурить первой», - подумала она, ощущая внутри себя спокойствие и тишину.

Очень скоро вокруг стало тише. До Повилики, наконец, стали доноситься звуки ночи и ее запахи. Тепло костра расслабляло, мысли плясали в такт пламени: думалось о замке, о маленьком домике, об отце, о Матильде, о Томе. Больше всего, конечно, о Томе. Она не спрашивала себя, когда он вернется, или что будет, если он не вернется сегодня, или как теперь он поступит: оставит ее в лагере или отправит домой? Потому что главным правилом Учителя было: не гадать о событиях, не торопить их и не вмешиваться в то, что от тебя не зависит. Она просто ждала, и ожидание это очень отличалось от обычного людского, когда рвут на себе волосы и заламывают руки.

Половина ночи минула, и принцессу сменил на посту другой человек. Том не вернулся. А потом наступило утро.

С трудом открыв глаза, Повилика увидела, что лагерь оживает. Уже вовсю развозили воду для умывания, и ей пришлось поторопиться, чтоб получить свою порцию чистоты. Как обычно, быстро закопаны выгребные ямы, убраны остатки костров, и, выстроившись в сотни, войско покидает место ночевки.

На этот раз Джей привел крепкого молодого коня, необыкновенно красивого.

- Подарок Тома, - сухо сказал он. – Мармарис. Прибыл издалека.

Кроме своих вещей, Повилика обнаружила новый теплый плащ, аккуратно уложенный поверх одежды. И никаких объяснений. Сначала она хотела расспросить Джея, но, заметив, что старый солдат не выспавшись и в плохом настроении, решила повременить.

- Красавчик Мармарис, - принцесса погладила коня по голове, а он, словно добрый знакомый, ткнулся мордой в карман, выпрашивая лакомство. – Нам пора!

К вечеру погода испортилась: поднялся сильный ветер, предвещая ночью грозу. Своим заунывным пением он словно напоминал о предстоящем сражении. Войско расположилось на ночлег и с нетерпением ожидало горячий ужин; Повилика получила, наконец, свою тарелку, заглянула в нее и поморщилась. «Что за гадость», - подумала она, принюхиваясь к необычному соусу, изготовленному поварами на этот раз.

- Есть не советую, - вдруг услышала она знакомый голос и, обернувшись, увидела Тома.

Он стоял неподалеку, завернутый в такой же, что и у нее, серый плащ, полы которого хлопали на ветру, как паруса лодок, приходивших в королевство в дни ярмарок. Учитель подошел и сел рядом, сразу заговорив о делах, словно и не было этой разлуки в два года. Хотя, если бы Повилика внимательно слушала его рассказ, то поняла бы, что прибыв с людьми всего несколько дней назад с северной стороны (им пришлось сделать большой крюк для безопасного возвращения) и не обнаружив в замке своей ученицы, Том один отправился догонять войско, несмотря на то, что все уговаривали его остаться и убеждали в невозможности настичь Каша.

- В еду добавлен состав, лишающий человека страха, - в конце концов объяснил он.

- Когда готовили? – спросила Повилика, отставляя тарелку в сторону.

- Вчера ночью. Король выделил ровно пятьдесят человек мне в помощь.

- Представляю, как за ночь эти пятьдесят человек вытоптали все окрестности в поисках рвотного корня, - она усмехнулась.

- Именно рвотный корень. Хотя, ты знаешь, добавляя его в пищу, немного теряешь нужные свойства. Но пришлось, пришлось, - теперь усмехнулся Том. – Назначая солдатам лекарство, всегда опасаешься, не выльет ли он его или, наоборот, не выпьет ли вместо одной чашки две или три. Необразованный народ. В замке мне рассказали, что половину из них по прибытии нужно было хорошенько отмывать, а другую лечить от вшей. Но важно не это.

- Я знаю, что важно, - Повилика внимательно посмотрела на него, отыскивая в глазах тень тревоги, но Учитель был спокоен, даже в хорошем настроении. – Ветер запах ненавистью. А мы здесь. Что мы делаем здесь, Том?

- Странно… Всю дорогу я собирался задать этот вопрос тебе. Что ты здесь делаешь, Повилика?

- Мне неспокойно, - она помолчала, - в замке было неспокойно.

- Ты нашла самое спокойное место.

- Да, теперь мне так не кажется. Здесь я ничего не понимаю. Иногда словно вижу толпу людей, несущихся навстречу с озверевшими лицами, и хочу крикнуть им: постойте, что вы делаете, это же я, Повилика? Разве я сделала вам что-нибудь плохое?

Том улыбнулся и обнял ее одной рукой, прижимая к плечу.

- Не волнуйся, с тобой ничего не случится. Война по большому счету уже выиграна.

- Ага, - Повилика кивнула. – Может, повернем домой?

Он ничего не ответил, да никакого ответа и не требовалось. Пригревшись у Тома на плече, Повилика сразу захотела спать: ничто ее больше не беспокоило, и даже тоскливый плач ветра превратился в обычный свист.

- Расскажи сказку, - вдруг неожиданно для самой себя попросила она.

- Хорошо, слушай, - сказал Том. – Жил – был старый мельник, и было у него три сына. Когда мельник умер, сыновьяподелили наследство, оставшееся от отца: старший взял себе мельницу, средний – осла, а младшему дали кота.

- Плохо быть младшим, - заметила Повилика.

- Ну почему, - не согласился с ней Том, - ведь младшему всегда достается принцесса…

Он запнулся на этой фразе на мгновение, слегка повернул голову, чтоб посмотреть на Повилику, и заметил, что она почти спит. Ветер отбросил ему в лицо прядь ее волос, тогда он нагнулся, стараясь укрыть девушку своим плащом, и услышал как тихо-тихо, словно про себя, Повилика прошептала:

- Зря я не поела.

Том так и не понял, услышал ли он столь странные слова на самом деле, или ему почудилось; а может быть, во сне давал о себе знать голодный желудок? Однако долго раздумывать он не стал, пододвинул к спине походный мешок и закрыл глаза. Сигнал к отбою только что прозвучал: воин трубил в огромный рог, придерживали который еще двое. В засыпающем лагере никому не было дела ни до Тома, лежащего на неудобном мешке, ни до Повилики; один лишь Джей, дежуривший у костра первым, наблюдал за ними. Вообще он никогда не дежурил, но сегодня не поел «гадского зелья» и не мог заснуть, мучаясь от голода. Он сидел на каком-то свертке нахохлившись, как птица, и выражение его лица становилось все мрачнее и мрачнее.

***

Два ужасных дня приносили раненых почти без перерыва. Не было места в шатрах, не было времени вздохнуть и почувствовать что-нибудь, кроме усталости. Повилику уже не трогали крики, стоны, страшные картины раздавленных, изрубленных и обожженных людей. То, что в первый раз на голом мужском теле показалось ей непонятным и даже уродливым, к двадцатому и тридцатому разу приобрело обыденность глаза или уха. Она знала свои действия наизусть, и выполняла четко, не мешая другим, занятым еще более важной работой, чем она.

Из солдат Том выбрал тех, кто умеет оказывать элементарную первую помощь, и отозвал их для выноса раненых. Они с молчаливым упорством доставляли Повилике не слишком тяжелые случаи; та умело вынимала стрелы, останавливала кровотечения, накладывала швы и делала перевязки. Иногда прибегал Малыш Ронни (сообразительный парень из деревни, хороший лекарь, получивший свое прозвище за небольшой рост и живость движений) и интересовался, как у нее дела. Этот весельчак понравился Повилике тем, что искренне и заразительно смеялся.

Потом была полная победа и два дня отдыха. Повилика, наконец-то, немного освободилась. Теперь она могла находиться рядом с Томом, наблюдая за его действиями и помогая по мелочам. Учитель никогда не разговаривал во время работы, не отвечал на вопросы и ничего не объяснял, спрашивать разрешалось только после ее завершения. И Повилика спрашивала, не зная меры, до тех пор, пока измученный Том не отослал ее вместе с Ронни в лес за меленькой пушистой травкой бычий глаз, из которой полагалось делать отвар для поправляющихся.

Копыта Мармариса почти не издавали звука: густой ковер из крупных разноцветных листьев устилал землю; деревья готовились к осени, понемногу расставаясь с сочными зелеными красками. Было сыро, в воздухе пахло грибами. Этот лес был не совсем молодым, нижний его ярус густо зарос кустарником, мешающим солнцу пробиваться сквозь ветви и давать тепло травам, поэтому пришлось потратить много времени на поиски. Вскоре стал различим шум водопада, Ронни предложил отвлечься на мгновение и посмотреть, что там. Они подъехали к краю обрыва и увидели, как с противоположной стороны вниз несет свои почти белые воды река, ударяется об камни, бурлит и мощным потоком течет дальше.

По берегу ходили какие-то люди. Отступив назад, Повилика продолжала наблюдать за ними, пока не убедилась, что это воины проигравшего лагеря, уцелевшие и спрятавшиеся в лесу. Их было всего двадцать человек – жалкая кучка, – многие совсем молоды. Малыш Ронни посмотрел на принцессу, стараясь прочесть в ее глазах решение, Повилика кивнула. Тогда они тихонько повернули коней и отправились своим путем, оставив вражеских солдат на произвол судьбы и Бога.

Вскоре стали появляться более солнечные места, нашелся и бычий глаз. Повилика приняла от своего спутника небольшую охапку срезанной травы и понесла ее, чтобы связать и положить на седло. Стебли оказались очень теплыми, мягкими; нежно прижавшись к ним щекой, Повилика подумала, что так, наверное, она несла бы собственного ребенка в колыбельку. Но нахлынувшее светлое чувство вдруг сменилось какой-то щемящей тоской в груди, предчувствием невозможности испытать это счастье. Ей стало страшно. Ронни заметил перемену в ее настроении, но расспрашивать не стал; остаток пути они ехали молча, думая каждый о своем.

Подъезжая к лагерю, она сразу услышала голос Тома.

- Я хочу есть, когда нас, черт возьми, будут кормить? – возмущался кто-то из раненых.

- Когда дойдешь до кухни, - ответил Том.

- Я потерял много крови, мне нужно есть! – не унимался тот.

Ронни немедленно вмешался в разговор.

- Могу посоветовать простой деревенский способ, как пополнить недостаток этой жидкости в организме, - радостно прокричал он на ходу.

В палатке ехидно засмеялись. Перебивая смех, слабый голос спросил:

- Том, как ты думаешь, не бросит меня моя жена, когда увидит без ноги?

- Ну-ка, Повилика, скажи, на что в мужчине смотрит женщина прежде всего? – опять влез неугомонный Малыш.

Повилика не была настроена шутить.

- На ноги, - мрачно ответила она.

- Я так и знал, так и знал! – расстроился слабый голос.

- Это она сгоряча, не подумав, - утешил Том. – Кстати о недостатке жидкости. Ронни дело говорит.

Потом он вышел. Вглядываясь в его лицо, Повилика так и хотела крикнуть: «Скажи, что ты меня не бросишь, никогда не бросишь! » Но злобный шепоток внутри отвечал: «Знаешь сама, ты – королева, тебе уготовано другое…»

Том спокойно принял связки. Ему не понравилось, что Повилика прячет глаза, и, когда она проходила мимо, тихо спросил:

- Что случилось?

- Разве так обращаются с королевой? – Повилика посмотрела на рубаху Тома с закатанными до локтей рукавами. В ее голосе послышался вызов.

Том опешил. Еще мгновение, и он уловил бы то предчувствие расставания, которое завладело душой его ученицы, но тут вмешался Малыш Ронни.

- А я сегодня пять раз не шаркнул ножкой и десять – не поцеловал ручку. Что будет! Как бы не угодить в лапы к палачу! - прокричал он, перетаскивая в палатку свои вещи.

Повилика поняла, что наделала ерунды, но объяснять что-либо было поздно: все равно уже ничего не изменишь. Она вдруг ощутила себя на несущейся неуправляемой лошади, перед которой уже виднелся край пропасти.

На следующий день Тома нигде не было. Ронни отшучивался, но по его глазам было заметно, что он встревожен. В конце концов он проболтался: Тома очень сильно просили помочь в лагере неприятеля, там начались массовые заражения, похоже было даже на начало эпидемии.

- Что он сказал тебе, когда уходил?

- Мне - ничего, - Ронни пожал плечами. – А им ответил: что вы хотите, у проигравших раны всегда заживают хуже. И ушел.

Был уже вечер. Повилика потихоньку подошла к самому краю лагеря, и увидела, как далеко в поле передвигается человеческая фигурка. Если это Том, он сильно рисковал попасть под огонь своих. Повилика заволновалась. Но он шел так уверенно и спокойно, что постепенно ее страх рассеялся, и вскоре она разглядела Учителя, подающего условные знаки часовым.

- Нельзя лишать своей помощи того, кто в ней нуждается, - объяснил он потом. – Ведь они такие же, как мы. Только другие.

***

Город восторженно встречал победителей. По приказу Каша на вечер был назначен праздник: бесплатная еда и выпивка в трактирах, выступления городского театра и музыкантов, фейерверк; королевские бани открывали свои двери для всех желающих. Построенные на горячих водных источниках возле скалистой гряды, вплотную подступившей к городу с востока, они вмещали одновременно около тысячи человек – немного, но и не слишком мало.

Запах зажаривающегося на площадях мяса наполнял улицы, поддерживая веселую суету горожан. В замке готовились к балу.

Повилика с утра сидела в домике Тома и рассматривала привезенные им из путешествия диковины. Том же с самого возвращения не мог отдохнуть: сначала король пожелал осмотреть библиотеку, новое здание которой было недавно выстроено недалеко от замка и отделано мрамором. (Перед тем, как отправиться догонять войско Каша, Учитель отдал необходимые распоряжения по размещению в нем книг, привезенных только что и уже имеющихся, а также оборудованию читальных мест). Потом прибежал Малыш Ронни и увел Тома к раненым.

- Все немедленно требуют баню, - жаловался он, - просто сладу с ними нет.

- Ну и отпускай, - Том махнул рукой. – К вечеру они намоются, выпьют и будут всю ночь спокойно спать. Это им сейчас важнее всего.

Как только он освободился, король снова вызвал его к себе. Каш ходил по тронному залу, потирая руки. Узнав, что Повилика удрала из дома за войском, он нисколько не рассердился и даже не удивился, только сказал Тому «не слишком-то ей потакать». Еще он обмолвился о каком-то срочном разговоре, касающемся принцессы, и, входя в зал, Том думал, что именно для этого король и вызвал его к себе. Но тот начал совсем с другого.

- Когда будет готов отчет о путешествии? – спросил он. – Я сегодня в хорошем настроении и хотел бы немедленно решить все вопросы.

- Послезавтра с утра, - ответил Том. Его настроение тоже было неплохим, но больше всего он мечтал вернуться домой.

- Тогда в двух словах о моей идее.

- Хорошо, - Том достал карты. – Вот Земля Волчья, а вот Земля Дальняя. Лучше всего добираться до них по этой реке, хотя мы шли здесь.

- Вы нашли золото?

- Да. Местное население достает самородки прямо из реки, называемой Топкай. Из него они делают украшения и кое-что из домашней утвари. Это подробные карты. Все, что мы обнаружили, я отметил.

- А это что? – Каш указал на маленький квадратик.

- Это уголь.

- Ах да…А здесь у нас что? Так-так, - король на мгновение отвлекся, рассматривая испещренный значками листок.

- Очень богатый край, - продолжал Том. – Люди удивительно гостеприимные. Хоть это и не высокоразвитый народ, у них сложный язык, который непросто освоить. Много песен, красивые легенды. Небольшая часть их слов имеет с нашими одинаковые корни, что наводит на мысль…

- Так как ты думаешь, Том, - перебил его Каш, - удастся мне присоединить эти земли?

- Я думаю, у вас есть, чем их привлечь. Или напугать.

Король задумался.

- Посмотрим, посмотрим, - сказал он и сложил карты. –Послезавтра утром я собираю Совет. Обсудим твой отчет, а заодно и вопрос присоединения. Ты, говоришь, освоил их язык?

- Немного.

- Знаю я это «немного». Болтаешь, как на родном, - Каш недовольно покачал головой. – Скорее всего, Совет меня поддержит, так что начинай собираться: поедешь в Тизмир – там сейчас строятся новые корабли, - оттуда поплывете в Волчью Землю с моей грамотой. Если этот народец так сообразителен, как ты говоришь, то они примут мое предложение. В одиночку им все равно не выстоять, а времена сейчас неспокойные, ох как не спокойные, не то, что раньше!

Том поклонился.

- Я могу идти?

- Погоди, - король остановил его. – Теперь давай о главном. Повилике на днях исполняется шестнадцать. Я благодарен тебе за то, что ты отдал ей столько сил и времени, но наступает момент, когда девчонку надо вернуть с небес на землю. Ты слышал о ее неудачной помолвке?

- О да, - голос Тома стал тихим.

- Ей предстоит вскоре выйти замуж, стать королевой и родить мне внуков. А что я вижу? У нее в голове один лишь ветер. Возможно, что отсутствие матери сказалось на ее воспитании, и теперь она никак не может повзрослеть. Благодаря твоей помощи она кое-чему выучилась…

- Она выучилась больше, чем кое-чему, - перебил Том, но Каш не обратил внимания на его слова.

- …И теперь муж получит образованную и воспитанную жену, способную вырастить сыновей, коим в будущем предстоит управлять народами. Но, как я вижу, проводить время с калеками, шастать по лесу и читать входит у нее в привычку, в то время как ее сверстницы заняты совсем другим. Я не против чтения, я против того, чтоб она занималась только чтением, - король посмотрел на Тома, ища в нем поддержку. –Ты понимаешь, о чем я говорю?

Том молча кивнул головой, и Каш продолжил:

- Я уже дал соответствующие распоряжения прислуге и Матильде. С этого дня Повилика должна заняться изучением придворного этикета. Кстати, мне на это пришлось потратить год. Ей запрещается выходить в простых платьях, тем более вмужских, заниматься лечением и бывать в твоем домике: пусть привыкает к тому, что скоро уедет отсюда. Я прошу тебя поговорить с ней и объяснить, что от нее требуется. Потом поговорю и я.

Том снова молча кивнул головой. Каш вздохнул с облегчением:

- Я рад, что ты принял эту обязанность на себя. Пусть она позлится, покапризничает. Но так нужно. Так будет лучше ей же самой. И еще. Разговор не откладывай: через пару дней тебя может здесь не быть. Иди.

Когда Том вышел, ему захотелось смеяться. В первую очередь над самим собой, что оказался таким дураком и позволил себе влюбиться в принцессу. Он был не прав уже тогда, когда наблюдал за маленькой Повиликой через окно, тысячу раз не прав, когда взял в ученики и три года работал рука об руку, и окончательно ошибся сейчас, увидев, что его чувство не лишено взаимности.

Дорога к дому показалась очень короткой. Вот и дверь. Нужно войти и покончить с этим раз и навсегда. Навсегда.

Повилика спала, не дождавшись, когда возвратится Том. Она лежала на его кровати, обняв обеими руками маленькую жесткую подушку, набитую сухими травами. Хорошо, что этого никто не видит. Король доверяет Тому, а тот, в свою очередь, знает, где его место. Еще немного, и разразился бы скандал. «Как я был глуп! » - Том опустился на стул, бросил в сторону свою сумку, и только теперь понял, как он устал. Несколько дней он ничего не ел и почти не спал. Мысли путались. Запах приготовляемого на улицах мяса, которого он никогда не употреблял, вызывал неприятное жжение в желудке. Том поморщился. «Сегодня же праздник», - сообразил он.

Внезапно к нему начали приходить воспоминания. Он видел себя только что родившимся, видел свою мать, передающую его в чужие руки. Раньше у него не хватало смелости заглянуть в прошлое и понять, почему он был совсем один; теперь он даже позволил себе выйти из собственного тела и посмотреть со стороны на самого себя. Том увидел, как его тело сидело за столом, втянув голову в плечи, словно ожидая удара. Когда он так сжался? Только сейчас он понял, что так и не пережил последствий своей брошенности; всю жизнь продолжал чувствовать себя плохим и виноватым, и вечно ждал этого удара, стараясь учиться, а потом и работать для других. Он напоминал героя сказки, который мог исполнять чужие желания, но никогда не смел выполнить своего. Прав был учитель, заметив его слабость. Даже сейчас Том чувствовал, что спящая Повилика сильнее, и именно ее направляющая сила всегда помогала ему идти вперед. Теперь ее не будет.

- Проснулась? – спросил он, заметив, что девушка пошевелилась.

Повилика смутилась. Она не ожидала быть застигнутой врасплох. Но что-то в лице ее учителя, какая-то мрачная морщинка на лбу или чересчур высоко поднятый подбородок, - насторожило ее. Не так давно пережитый ею страх вдруг снова дал о себе знать, но сейчас он был не предчувствием, а реальностью, и от этого становился еще сильнее.

- Здесь не место для королевы.

- Нет, - мышцы Повилики сжались, и ей потребовалось время, чтобы привести себя в состояние, когда можно было встать и подойти к двери.

- На днях я уезжаю. Земля Волчья, земля Дальняя – куда-то туда, - Том устало махнул рукой. - Думаю, навсегда. Твое место отныне во дворце, рядом с отцом. Он очень ждет тебя.

- Ты действительно так думаешь? - она предприняла последнюю попытку отстоять свою жизнь.

- Действительно. Хотя какая разница, что я думаю? Главное – что сейчас нужно делать. А то, что делать нужно, почти всегда делать не хочется. Разве не так?

- Нет, не так.

Том невесело рассмеялся:

- Хорошо, что ты не всегда слушала учителя, Повилика. А может быть, это просто молодость. В любом случае, лет через 15 ты меня поймешь и согласишься, что жизнь – это сплошная боль. Очень редко в ней появляется что-то, ради чего жить действительно хочется. Ты была лучшим из моих учеников. Прощай.

- Прощай, Том, - ответила она. – Только я была не лучшим, а лучшей, и не надо так тщательно уничтожать то, на чем всегда – всегда! - основывалось мое обучение.

Когда дверь закрылась, Том еще долго сидел, глядя прямо перед собой, но ничего не замечая. Он поступил сейчас с Повиликой так же, как когда-то с ним поступили родители. Он отрекся, а значит, отказался и от всего того, чему выучил ее за эти годы. Во что он сам, пусть и недолго, верил – в добро, в любовь, в счастье. А теперь с ним осталось только служение – его вечный спутник. Том встал и подошел к окну: запах ночи немного успокаивал. Высоко в небе горели звезды, их размеренное свечение делало таким незначительным все, что творилось на земле. «Пройдет время, - вспомнил Том слова своего Учителя, - и нас уже небудет, а звезды все так же будут гореть». Но тут же перед глазами возникла маленькая Повилика, восторженно смотрящая вверх, когда первый раз ночью они оказались в лесу и вынуждены были заночевать. Ее удивил этот огромный мир звезд, и она никак не соглашалась поверить, что они далеко-далеко, за такими расстояниями, представить которые под силу не каждому.

Тогда, в свои десять лет, она сказала, словно вступая в незримый спор со старым учителем: «Но когда я смотрю на них, для меня они светят в тысячу раз красивее».

- Господи, - тихо проговорил Том, – неужели это твоя воля?

Если это и была воля Господа, то, безусловно, не вся: через день было объявлено, что принцесса Повилика умерла «от заражения крови, получив незначительные порезы при лечении тяжело раненого солдата». Все королевство было в шоке. Был объявлен траур и день похорон, и только что веселившийся на балу король отдал распоряжения о подготовке к этому скорбному дню.

Никто еще никогда не видел Каша столь подавленным. Придворные боялись подойти к нему, чтобы выразить соболезнование. Все-таки его любили и за мудрость, и за спокойный и щедрый нрав, и за пристрастие к веселью и роскоши. Друзья ему искренне сочувствовали и не понимали, как такое могло случиться.

Том узнал о гибели Повилики в числе последних: он почти перестал выходить из своего домика. В просьбе допустить его к осмотру тела было отказано. Тогда он разыскал своего бывшего ученика, ставшего королевским лекарем, но и тот ничего не смог объяснить, сославшись на то, что не он устанавливал факт смерти. У Каша выяснить тоже не получилось: безутешный отец никого не принимал. В замке поговаривали, что Повилика сильно поссорилась с ним накануне ночью и, скорее всего, покончила жизнь самоубийством, отравившись ядовитыми плодами ягоды, давшей ей имя. От этого и вся таинственность, и горе короля.

«Бред», - сказал Том, услышав об этом. Он мог разговаривать с духами, но не словами, а, скорее, чувствами, и попробовал разыскать Повилику там. Никакого результата. Они отказывались общаться с Томом, и лишь один раз он уловил легкий ответ, похожий на слово «нетерпение».

Его внутреннее «я» взбунтовалось, не соглашаясь принять факт смерти Повилики. Находясь постоянно под давлением реальности и собственного непокорного сердца, Том в конце концов понял, что сходит с ума.

А никакой смерти и не было: принцесса наблюдала свои похороны из маленькой комнатенки на самом верхнем этаже замка, и вид в действительности пустого саркофага, который с трудом подняли десять человек, немного развеял ее дурное настроение. Уже два дня она общалась только с собой и изредка с Матильдой, раз в день приносящей пищу.

Возвратившись ночью после разговора с Томом, Повилика проплакала все оставшееся до рассвета время, и, когда отец вызвал ее к себе, выглядела ужасно. Каш был непреклонен. Полагая, что делает доброе дело, он изложил дочери все свои требования. После этого Повилику нарядили в роскошные одежды, но они продержались на ней совсем недолго: почувствовав, что задыхается от отчаяния и тугого корсета, принцесса забралась по узкой винтовой лестнице в маленькую комнату на самом верху башни, сняла платье и, разрезав на куски, выбросила в окно, прямо на головы стражи. Выразив таким образом свое мнение, она заперлась на засов и задумалась, как быть дальше.

Она представила свою будущую жизнь: муж – король (почему-то он виделся Повилике с тонкими ножками, надменным взглядом), ничего не знающий о том, чем она живет, болтливые фрейлины, поражающие своей тупостью, служанки, постоянно путающиеся под ногами. Везде люди, и – никому! – на самом деле нет до тебя дела. Фальшивые улыбки в лицо, сплетни за спиной, обнаруживающие недостатки в «слишком курносом носе» или «недостаточно белой коже». Чтобы жить в таком мире, нужно уметь заставить себя бояться и уважать, как это сделал Каш.

Повилика подошла к зеркалу, подняла волосы, нахмурила брови. Нет, ничего не выйдет. Она не похожа на королеву так же, как Том не похож на короля. Он слишком высок и крепок. Постоянные физические нагрузки прибавили ему массы, а при дворе в моде утонченная худоба. (Повилика вспомнила, как Том лечил раненого медведя: тогда он один смог вытащить животное из старой охотничьей ямы).

«Ну почему я не родилась толстой розовощекой дочерью мясника? » – думала принцесса, разглядывая в зеркале свое отражение. И снова перед глазами возникла картинка из памяти: они с Томом идут в первый раз вместе по городу, она немного сзади, с сумкой под мышкой, перепрыгивая через кочки. Любой ремесленник мог поговорить с Учителем и даже дотронуться до него, но все почему-то относились к нему с опаской, считая немножко ненормальным. Он и жил отшельником, чтобы не шокировать людей своим образом мыслей и занятиями.

На окно прилетела птица. Мгновение назад ее не было, а теперь сидит и чистит перья на спине. Вместе с птицей прилетела и мысль: далеко, почти на самом краю земли, в чужих краях, есть женский монастырь. На душе сразу стало легко и спокойно. Там пригодятся ее знания, там она не будет чувствовать себя одинокой среди незнакомых людейили, по крайней мере, смирится с чувством одиночества, перестанет думать о Томе. Не придется лгать ни будущему мужу, ни возможным детям. Никаких сожалений о прошлом, никакого ощущения пустоты и бессмысленности существования. Вот он, выход.

«Я была горда, думала только о себе, - сердце Повилики часто-часто билось, пока она спускалась вниз по лестнице, – Всегда делала то, что хотела. Зря я выбросила платье в окно: Матильда расстроится. Зря я прицепилась к Тому, нагло влезла в его дом. Сколько проблем из-за меня! »

Когда Матильда услышала, что задумала ее воспитанница (ей Повилика сообщила первой), то всплеснула руками и воскликнула:

- Деточка, да ведь ты хоронишь себя заживо!

Эта фраза стала последним звеном в плане принцессы. Не будет сплетен, не будет позора для королевства.

- Матильда, ты золото! – Повилика чмокнула ее в щеку и пошла к отцу.

Выслушав ее, Каш пришел в бешенство. Он кричал прямо в лицо дочери, что не верит своим ушам, что не слышал большей глупости за всю свою жизнь, и что никогда не согласится на подобное. Слуги разбежались, боясь попасться под горячую руку, ибо в гневе король был страшен. Повилике пришлось потратить немало сил, чтобы не спасовать перед его яростью. Дочь своего отца, она стояла, как скала, повторяя одно и то же, угрожая все равно уехать, но уехать втихомолку. Видя, что единственный родной человек не понимает ее, Повилика отчаялась. Она упала на колени перед Кашем и, протянув к нему руки, сказала:

- Спаси меня…

Вырвавшиеся слова были легки и естественны, как выдох. Отец не выдержал и заплакал. Обняв дочь, он плакал о своих мечтах, о впустую растраченных силах на создание того мира, в котором его маленькая девочка, его Повилика оказалась так несчастлива. Он плакал, потому что не понимал, как же стоило жить, и в чем заключается это проклятое счастье.

Еще долго сидели они в пустом зале, проводя рядом последние минуты, вспоминая давно ушедшие дни. Никто их не потревожил, даже ночные звуки, казалось, отступили куда-то далеко. А потом наступило утро, и Каш объявил о смерти принцессы Повилики.

Сначала траурная процессия прошла через весь город в сторону гор, потом на плотах часть людей, непосредственно обслуживающих похороны, переправилась на другой берег реки. Под звуки огромного гонга они поднимались наверх, туда, где прямо в скалах были высечены гробницы королевской семьи.

Как только саркофаг покинул пределы замка, Повилика уже не могла видеть его из окна башни. Сидя в той самой комнате, в которой она приняла столь важное решение, бывшаяпринцесса дожидалась завтрашнего утра, ибо именно тогда она уезжала навсегда. Услышав по звукам, что похороны завершились, она вздохнула с облегчением и, закрыв глаза, сказала:

- Спасибо тебе, Господи.

Повилика всегда повторяла в своих молитвах только эти три слова. Даже в тот день, когда простилась с Томом, она не смогла по-другому обратиться к Богу. А о чем нужно было спрашивать? «Господи, пусть он полюбит меня? » Но Том и так любил ее. «Господи, пусть он останется со мной навеки? » Но если бы Он хотел этого, то уже осуществил бы.

Она легла на кровать и решила в последний раз подумать о Томе. Интересно, чем он сейчас занимается? Жалеет ли хоть немножечко о ней?

Вечером в башню поднялся Джей. Он пришел обсудить дорогу – до монастыря святой Софии было сорок пять дней пути – и зашел попрощаться. Его дрожащие руки выдавали скрытое волнение.

- Милый Джей, - сказала Повилика, обнимая старого солдата, - не переживай за меня. Все будет хорошо.

Но у того на душе, видно, был какой-то камень: он все вглядывался своими много повидавшими глазами в глаза девушки, словно стараясь найти в них ответ на вопрос, который никак не решался задать вслух.

- Ты даже не представляешь, как хорошо. Очень хорошо все будет, - повторял он про себя все время, пока спускался по опасной лестнице. Потом он вышел во двор и решительными шагами направился к домику Тома.

Повилика уже легла, когда в дверь тихонько постучали. Сначала она подумала, что ослышалась, но стук повторился.

- Матильда, если ты опять начнешь рыдать… - начала она, открывая, но увидев за дверью Тома, шарахнулась от него, как от привидения. Он же спокойно вошел, запер засов и остановился возле порога.

- Как шесть лет назад, - сказал он. – Я неожиданно вхожу, и ты замираешь. Только теперь непрошеный гость здесь я.

Том хотел добавить еще что-то, но тут Повилика издала громкий ликующий клич и кинулась ему на шею.

- Хорошо, если сейчас никто не прибежит сюда, - заметил он, пытаясь освободиться из цепких девичьих объятий. – Ты знала, как свести меня с ума. Зачем ты это все подстроила?

Повилика уже стояла на полу, а Том держал ее руки в своих руках. Когда она взглянула на него, торжественная улыбка победительницы сияла на ее лице.

- Рассказывай. Про монастырь святой Софии, про похороны. Может быть, хоть тогда я что-нибудь пойму.

- Вряд ли, - она смотрела в лицо Тому, не отрываясь, - ты непонятливый.

Он улыбнулся и, взяв ее руку, приложил ладонью к своей щеке.

- А ты постарайся.

И Повилика рассказала все с самого начала. Она, правда, упустила некоторые детали. Например, что сразу сообразила: Том никогда не согласится остаться с ней, если перед этим не испытает шок ее потери и не поймет, как глупо разрушать любовь ради соблюдения неизвестно кем придуманных странных правил, а отец тем более не согласится выдать ее замуж за Тома, если предварительно не смирится с мыслью о монастыре и одинокой старости. В ее душе теплилась надежда, что кто-нибудь – Джей или Матильда – проговорится, и она получит того, о ком мечтала. А если нет, значит, Господь желает видеть ее в своих невестах. Она готова была принять любое положение дел.

- Как я благодарил Бога, когда Джей сообщил мне… - теперь Том прикоснулся к ее ладони губами, отчего Повилика вздрогнула.

- Отец так переживал, что я не стану королевой, - она растерялась, замолчала, и только теперь заметила, какое у Тома измученное лицо. – Ты плохо выглядишь.

- Я люблю тебя.

- И это так дурно влияет?

- Да. Посоветуй что-нибудь. Я тебе доверяю.

- Ну… - она задумалась, - попробуй для начала подольше поспать.

- Согласен, - сказал он, - но вряд ли в ближайшее время это получится.

Через несколько минут они уже стояли перед Кашем и объясняли, что же произошло. После пережитого вчера потрясения король даже не смог как следует рассердиться.

- И это моя дочь! – сокрушался он. – Жестокая и хитрая бестия! Разве я могу сейчас отказать, когда о твоей смерти объявлено и похороны состоялись! Лучше замуж, чем в монастырь. И прочь с глаз моих, иначе я передумаю и действительно убью вас обоих!

В это время Джей вернулся домой. Он видел, как Том и Повилика прошли к королю, и теперь был в приподнятом настроении.

- Эй, Матильда, - крикнул он, усаживаясь за стол, - неси-ка вина!

Его жена собралась было возмутиться, но Джей первый раз в жизни перебил ее, пригрозив пальцем:

- Молчи, женщина! Сегодня у нас с тобой хороший день.

Через неделю Том и Повилика поженились и уехали в Тизмир, а оттуда на кораблях отправились в Землю Волчью, где и остались навсегда. У них родились три сына и дочь. Об их приключениях была сложена легенда, получившая название «Жители Запада». Впрочем, про это в другой раз.

THE END.