«Молчаливая диктатура»

Пауль фон Гинденбург родился в Позене, Пруссия (с 1919 Познань, Польша) в семье прусского аристократа Роберта фон Бенекендорфа унд фон Гинденбурга (нем. Robert von Beneckendorff und von Hindenburg, 1816—1902) и его жены Луизы Швиккарт (нем. Luise Schwickart, 1825—1893; дочь доктора медицины Карла Людвига Швиккарта и его жены Юлии Моних). Гинденбург очень стеснялся неаристократического происхождения своей матери и даже в своих мемуарах практически не упоминал о ней. У него было несколько младших братьев и сестра: Отто (родился 24 августа 1849), Ида (родилась 19 декабря 1851) и Бернхард (родился 17 января 1859).

Бабушкой и дедушкой Гинденбурга по отцовской линии были Элеонора фон Бредерлов и её муж Отто Людвиг фон Бенекендорф унд фон Гинденбург, по линии которых он являлся потомком незаконной дочери Генриха IV, графа Вальдека. Он также был потомком Мартина Лютера.

Его сын Оскар фон Гинденбург также стал военным и принимал участие во Второй мировой войне.

Поздний взлёт

Будущий фельдмаршал происходил из знатного прусского рода фон Бенкендорфов унд Гинденбургов и перенял многие черты, характерные для прусского помещичьего слоя — юнкерства: сословную надменность, консервативные убеждения и милитаризм. Военная служба была для отпрыска прусской аристократии естественным выбором.

Военная карьера Гинденбурга была успешной, но не слишком яркой. Он командовал полком, затем дивизией, потом корпусом, к 60 годам дослужился до генерал-полковника. Гинденбург был исправным служакой, но особыми талантами не отличался. Был умеренно набожен, в политике придерживался твёрдых консервативно-монархических убеждений, любил охоту, был хорошим семьянином. Его супругой стала Гертруда фон Шперлинг, тоже принадлежавшая к знатному роду, у них было трое детей — две дочери и сын Оскар, любимец отца, которому позднее предстояло сыграть заметную политическую роль. Но в 1910 году, когда Пауль фон Гинденбург ушёл в отставку, никто не мог и предполагать, что главные события в жизни этого уже немолодого человека впереди. У него была неплохая репутация в военных кругах Германии, но, умри Гинденбург до начала Первой мировой, сегодня его имя значилось бы разве что в очень подробных военных энциклопедиях.

Однако в августе 1914 года разразилась война, и уютная жизнь Гинденбурга в родовом имении прервалась: его назначили командовать 8-й армией, которую теснили русские войска, вторгшиеся в Восточную Пруссию. Наступление русских застало прежнего командующего генерала фон Приттвица врасплох, и в генштабе решили, что Гинденбург с его флегматичным характером будет лучшей заменой запаниковавшему генералу. Начальником штаба нового командующего стал человек, судьба которого оказалась связана с Гинденбургом на все четыре года войны, — Эрих фон Людендорф. Этот генерал, обладавший отталкивающей внешностью и ещё более гадким характером, был выдающимся военным талантом, возможно, лучшим штабистом в тогдашней Европе. Он стал мозгом 8-й армии, в то время как Гинденбург — её символом. Дела у тандема быстро пошли на лад: в августе—сентябре 1914 года в битвах у Танненберга и Мазурских озер немцы нанесли разгромные поражения двум русским армиям и вытеснили их из Восточной Пруссии. Военные историки признают решающий вклад Людендорфа в организацию этих громких побед. Национальным героем, однако, стал Гинденбург, получивший фельдмаршальский чин и вскоре назначенный главнокомандующим всеми войсками Германии на Восточном фронте.

«Молчаливая диктатура»

Война затягивалась. На востоке дела у немцев и их союзников шли лучше, чем на западе, и репутация Гинденбурга благодаря этому росла. Однако большинство военных историков не считает фельдмаршала одаренным полководцем. Он, несомненно, умел отдавать приказы, следить за их выполнением, поощрять лучших и наказывать нерадивых. Имел Гинденбург и «нюх» на хороших помощников — оценив способности Людендорфа в 8-й армии, он брал его с собой в качестве заместителя на все последующие должности. Фельдмаршал был идеальной символической фигурой — его выправка, грозный вид и умение значительно молчать придавали ему весомости. Но не скрывалась ли за этой оболочкой вполне заурядная и даже слабая натура?

В 1916 году в Германии вряд ли кто-либо задавался таким вопросом. Слава Гинденбурга росла по мере продвижения германских войск вглубь России и Румынии, и назначение фельдмаршала начальником генштаба было встречено общественностью с большим воодушевлением. Фактически Гинденбург стал главнокомандующим всеми армиями Германской империи — кайзер Вильгельм II, формально занимавший эту должность, оказался для неё непригоден. Реальным же руководителем военной политики Германии стал Людендорф, для которого придумали титул «первого генерал-квартирмейстера». Вдвоём с Гинденбургом они не только окончательно оттеснили на задний план кайзера, но и стали откровенно вмешиваться во внешнюю и внутреннюю политику страны. В Германии установилась фактическая военная диктатура, прозванная «молчаливой» — не столько из-за немногословия Гинденбурга, сколько из-за того, что мало кто из немецких политиков отваживался тогда открыто заявить, как обстоят дела в стране.

Людендорф при молчаливом согласии Гинденбурга допустил ряд крупных военно-политических просчётов. Так, в 1917 году он настоял на развязывании тотальной подводной войны в Атлантике, что привело к вступлению в войну Соединенных Штатов. Чаши весов на Западном фронте стали склоняться в пользу Антанты, хотя на востоке Германия и её союзники благодаря революции в России добились победы, закреплённой «похабным» Брест-Литовским миром и аналогичным Бухарестским соглашением с Румынией. Но судьба войны решалась на Западе. Летом 1918-го Германия бросила в последнее наступление почти все имевшиеся у неё резервы. В Париже уже была слышна канонада немецких пушек, но в конце концов «атака Людендорфа» захлебнулась.

В августе маятник качнулся в другую сторону: союзники в нескольких местах прорвали немецкий фронт. В самой Германии царили голод и недовольство. У Людендорфа, первым понявшего, что война проиграна, произошёл нервный срыв, но деваться было некуда — пришлось доложить Гинденбургу, кайзеру и правительству о необходимости просить противника о перемирии. Позднее и фельдмаршал, и его бывший заместитель будут всячески открещиваться от вины за поражение, сваливая её на гражданских политиков и подрывные элементы, начавшие в Германии революцию. «Молчаливой диктатуре» пришел конец, а вместе с ней пала и монархия Гогенцоллернов.

Республиканец поневоле

Отречение Вильгельма II стало для Гинденбурга едва ли не бó льшим ударом, чем поражение в войне. При этом монархизм фельдмаршала не был лишен противоречий. Он чтил Вильгельма как носителя монархической власти, но не мог не видеть явные недостатки этого монарха — более того, фельдмаршал сам де-факто способствовал ослаблению его власти. В ноябре 1918-го Гинденбург, как всегда, весомым молчанием поддержал своего нового заместителя генерала Грёнера (Людендорфа, ставшего теперь объектом всеобщей ненависти, от греха подальше отправили в отставку), который уговаривал кайзера отречься. Позднее фельдмаршала мучили по этому поводу угрызения совести.

В 1934 году по приказу Гитлера немецкие войска вступили в демилитаризованную Рейнскую зону, прямо нарушив одну из статей Версальского договора. Запад ограничился дипломатическими протестами. Год спустя «владычица морей» Британия заключила с Германией военно-морской договор, позволивший нацистам начать воссоздание мощного боевого флота.

В неспокойные первые месяцы республиканского режима Гинденбург был верховным главнокомандующим германской армии, подлежавшей демобилизации. Версальский мир фельдмаршал принял с возмущением, но опять-таки не выразил его открыто. Он весьма уклончиво ответил на прямой вопрос республиканского правительства: будут ли остатки германской армии сопротивляться неизбежному вторжению Антанты, если оно, правительство, откажется подписывать тяжелейшие условия мира? Расхлебывать кашу, в приготовлении которой фельдмаршал активно участвовал, пришлось презираемым им штатским.

По большому счёту, Гинденбург очень не любил ответственности и в критических ситуациях до последнего избегал определенных решений. Эту его черту подметил генерал Грёнер, писавший о фельдмаршале: «Он редко активно участвовал в принятии решений. Его информировали обо всем — и он ждал, как будут развиваться события». Неудивительно, что после того, как Германия со скрежетом зубовным приняла условия Версальского мира, 73-летний Гинденбург не без удовольствия вновь удалился в свое имение, где занялся написанием мемуаров.

Но и эта отставка не была окончательной. В 1925 году умер первый президент Веймарской республики, социал-демократ Фридрих Эберт. Однозначных фаворитов в начавшейся президентской гонке не было. Ожидалось, что победу во втором туре одержит единый кандидат социал-демократов и центристов Вильгельм Маркс. Для немецких консерваторов это было уже слишком — иметь второго подряд рейхспрезидента, выдвинутого левыми, да ещё и с фамилией Маркс! В провинциальную глушь к Гинденбургу была направлена целая делегация военных и аристократов — уговаривать в общем-то аполитичного фельдмаршала баллотироваться на президентский пост. Уговорили. (Что характерно — в январе 1933-го его тоже уговорят назначить Гитлера канцлером; этот национальный герой, этот железный фельдмаршал был как-то удивительно податлив в решающие минуты. ) Гинденбург перетянул на свою сторону голоса части центристов и даже левых из числа ветеранов Первой мировой и 12 мая 1925 года стал президентом республики, которую не уважал и в глубине души считал сугубо временным явлением.

Тем не менее в качестве рейхспрезидента Гинденбург долгое время казался идеальной фигурой. До начала 30-х он активно не вмешивался в политику, зато своим авторитетом поддерживал стабильность республики в её считанные благополучные годы (1925—1931). Фельдмаршал оставался убеждённым монархистом, но — опять эта нелюбовь к решительным действиям — свергать республику не пытался. Однако вокруг него постепенно складывалась клика молодых (по сравнению с престарелым президентом) офицеров, дипломатов и аристократов, мечтавших о падении нестабильной веймарской демократии и её замене более авторитарным и консервативным режимом. Одной из ключевых фигур этой «камарильи», как её называли газеты, был сын президента — недалёкий, но честолюбивый майор Оскар фон Гинденбург.

«Богемский ефрейтор» и крах политтехнологий

С 1930 года, после распада коалиции социал-демократов и центристов, Германией управляли «президентские правительства». «Камарилья» воспользовалась рядом статей Конституции, которые позволяли президенту распускать рейхстаг и определённое время править путем декретов, удерживая у власти угодное ему правительство, даже если оно не опиралось на парламентское большинство. Если бы экономическая ситуация в стране была стабильной, задуманный «камарильей» постепенный дрейф в сторону консервативной диктатуры (или даже реставрации монархии), возможно, и удался бы. Но Великая депрессия погрузила Германию в нищету и действительно массовую депрессию, к которой у многих немцев добавлялось неутихающее чувство национального унижения, порожденное Версалем.

В этих условиях каждый роспуск рейхстага, означавший «очередные внеочередные» выборы, играл на руку двум радикальным партиям — нацистам и коммунистам. Если с последними околопрезидентская «камарилья» не могла иметь ничего общего, то с Гитлером и его НСДАП приходилось считаться — летом 1932 года она стала крупнейшей парламентской партией Германии. Гинденбург, однако, относился к вождю наци с откровенным презрением, называл его «богемским ефрейтором» (путая родину Гитлера — австрийский Браунау-ам-Инн с чешским городком со схожим названием) и клялся, что не даст ему должности более значимой, чем министр почт. Ни сын президента Оскар, ни два ближайших советника президента — дипломат Франц фон Папен и генерал Курт фон Шлейхер — не доверяли Гитлеру. Зато все они недооценивали его.

Вдобавок в самой «камарилье» не было единства. Папен и Шлейхер отчаянно интриговали друг против друга, оба успели в 1932 году недолго побыть канцлерами, но после новых парламентских выборов стало ясно, что продолжать править погрязшей в кризисе страной без опоры на парламентское большинство больше нельзя. Это означало одно: нужно договориться с нацистами. Результатом комбинации, душой которой был хитроумный Папен, стало назначение Гитлера 30 января 1933 года рейхсканцлером, а самого Папена — его заместителем. В составе кабинета, кроме самого Гитлера, было всего лишь два нациста — Вильгельм Фрик в качестве министра внутренних дел и Герман Геринг как министр без портфеля (он, однако, вскоре занял ключевой пост премьер-министра Пруссии). Папен и младший Гинденбург были свято уверены, что наци стали заложниками и марионетками своих консервативных партнеров по коалиции. Что думал в тот момент 85-летний рейхспрезидент, точно не известно. Возможно, он просто хотел, чтобы его оставили в покое: очень уж активно «камарилья» обрабатывала фельдмаршала, добиваясь нужных для неё решений.

Дальнейшее хорошо известно. Популистский драйв и мессианская одержимость Гитлера оказались сильнее политтехнологий «камарильи». В течение нескольких месяцев нацисты, чередуя провокации с запугиванием и пропагандой, подмяли Германию под себя. Поражение потерпело не только окружение Гинденбурга, но и парламентские политики, чьё неверие в дряблую веймарскую демократию и нежелание её защищать привели к бессильной капитуляции перед коричневыми. Рейхспрезидент между тем понемногу погружался в болото старческого маразма. Лишь пару раз он оказал сопротивление диктату нацистов. Так, фельдмаршал защищал права тех немецких евреев, кто воевал на фронтах Первой мировой: на них по настоянию Гинденбурга не должно было распространяться действие гитлеровского закона об увольнении евреев с государственной службы. Со второй половины 1933 года рейхспрезидент почти перестал появляться на публике. Он ещё успел узнать, — но неизвестно, понял ли, что к чему, — о «ночи длинных ножей» в июне 1934 года, когда Гитлер расправился с большой группой своих потенциальных противников (в числе убитых были и генерал Шлейхер с супругой).

За день до кончины к умирающему фельдмаршалу приехал Гитлер. Не любя Гинденбурга, которого он называл «реакционером», на людях фюрер всегда соблюдал пиетет по отношению к нему. Но старик уже не понял, кто перед ним: ему показалось, что его навестил сам кайзер Вильгельм II, и он обращался к Гитлеру не иначе как «Ваше Величество». В каком-то смысле Гинденбург оказался прав: после его смерти нацистский вождь совместил посты рейхспрезидента и рейхсканцлера и занял их сам, сосредоточив в своих руках власть, которой мог бы позавидовать любой император. Фельдмаршала же похоронили со всеми полагающимися почестями неподалеку от Танненберга, места его главной победы. (В 1945 году, когда в Восточную Пруссию вошли советские войска, останки Гинденбурга успели перевезти в Марбург на западе Германии. ) В его честь был возведен гранитный монумент. Но куда более точной кажется характеристика, данная фельдмаршалу одним из его биографов, который назвал его «деревянным титаном».