БЕЗУПРЕЧНЫЙ РЫЦАРЬ

Феодальные войны, будучи обязательным атрибутом средневековой жизни, разодрали на куски такие страны как Англия, Испания, Италия и даже Священная Римская Империя Германской Нации. Франция была единственной европейской державой, встретившей Новое Время объединенным централизованным королевством под властью единого монарха. Хотя, казалось бы, как раз таки у неё было меньше всего предпосылок для преодоления феодального кризиса. Средневековая политика - материя чрезвычайно сложная, современному человеку довольно трудно осознать и понять её. Дабы облегчить понимание данного повествования, автор считает необходимым дать читателю краткую историческую справку касательно феодализма как такового. Стоит сразу отметить, что феодализм в каждой стране имел свои уникальные черты. Как система зависимостей, в разных странах он работалсовершенно по-разному. Тому было множество причин: от исторических предпосылок для его появления, до общественных и религиозных устоев. Здесь автор будет рассказывать именно о французском феодализме.

В 476 году произошло событие, официально считающиеся датой начала Средних Веков - времен застоя и отсутствия прогресса: как политического, так и технологического. Речь о Падении Римской Империи. Века с пятого по восьмой принято считать «Темным Средневековьем». Темным оно было по нескольким причинам, автор перечислит наиболее важные из них. Первой причиной были постоянные попытки захвативших территорию Римской Империи варваров, восстановить её как административную единицу под своим началом. То есть каждый вождь варварского племени пытался заполучить титул Римского Императора. Вопреки расхожему мнению, варвары не хотели смерти Империи, они лишь хотели смены её хозяев. Как же решить, кто именно будет Императором? Разумеется – войной. В те времена она была единственным инструментом для решения дипломатических конфликтов. Как постоянные масштабные боевые действия сказываются на жизни региона в целом и на жизни крестьянских хозяйств в частности – читатель вполне может догадаться самостоятельно. После падения Римской Империи последовало еще сто лет разорительных войн и походов. Второй причиной было Великое Переселение Народов, начавшееся из гуннских степей и дошедшее, по эффекту домино, до самого сердца Римской Империи. То есть, и без того кипящий котел враждующих варварских племен, пополнился племенами из Северной Европы, Балканского полуострова и Дунайских степей. В Европе долгое время царил хаос.

В конце концов, относительную победу за главенство в регионе одержали франки – западногерманское племя, давшее название государству Франция. Правда, в то время оно еще называлось Франкским Королевством. Его основал франкский вождь Хлодвиг, он же основал первую франкскую королевскую династию Меровингов, названную в честь Меровея – одного из первых вождей объединенного племени франков в пятом веке. В 511 году Хлодвиг создает первый европейский свод законов – Салическую правду. Всех проблем она, конечно, не решила, но определила главный для франкской аристократии момент – принцип и порядок престолонаследия. Очередность выстраивалось следующим образом: сперва правили дети наследодателя, затем мать, братья и сестры, и, наконец, сестры матери и сестры отца наследодателя. В этом же своде законов, закреплялся принцип раздачи земель своим подданным.

За последующие триста лет, Франкское Королевство увеличилось в размерах примерно в пять раз. Оно вбирало в себя всё новые и новые племена и территории. Государство ширилось, потому что это было выгодно не только его правителю, но и целой веренице его вассалов. Дело в том, что новые завоеванные территории нужно было кому-то охранять. Поэтому франкский правитель выбирал из рядов своих приближенных (как правило, отличившихся в бою) человека, которому вручалась эта территория, то есть – феод. Так воин становился землевладельцем, то есть – феодалом. Часть дохода от этой земли он уплачивал в казну в виде налогов. Плюс ко всему, он должен был нести пожизненную воинскую повинность. Причем на своем феоде - по умолчанию, и на любых других территориях по призыву короля. И если вначале, еще при Хлодвиге, процесс назначения феодалов был прост и прозрачен, то во времена Карла Великого, правившего Франкским государством в девятом веке, он усложнился в разы. Прежде всего, потому, что родовая феодальная аристократия имела склонность множить своё потомство, благо, пребывая в полном материальном достатке, могла себе это позволить. То есть каждый феодал порождал еще нескольких. А где на них напастись земли? Не стоит забывать и о том, что на завоеванных землях была и своя аристократия, которую франкским королям было выгоднее прикармливать, чем истреблять. В общем, аристократии становилось всё больше, и каждый её представитель, согласно Салической Правде, имел право на земельный надел. Поначалу проблема решалась делением феода отца между его сыновьями. Так появилась градация на герцогства, графства, баронства и виконства – все эти слова, по сути, обозначали размер феода. Однако и эта мера поправила положение весьма ненадолго.

После смерти Карла Великого, по праву величавшего себя Франкским Императором (его страна по размеру вполне соответствовала империи), трое его детей поделили Империю отца между собой, согласно салическому закону. К слову, из трех получившихся государств, со временем выросли современные Германия, Франция и Италия. Однако три новоявленных короля поделили между собой не только земли, но и войско своего великого предка. Это привело к тому, что в каждом из этих государств, усилилось влияние герцогов. К середине десятого века в Западно-Франкском королевстве сложилась патовая ситуация: практически любой герцог за счет своего богатства и армии был сильнее и влиятельнее короля.

В 987 году Западно-Франкское Королевство было официально переименовано в Королевство Франция. В том же году сменилась правящая династия и страна окончательно погрязла в феодальных войнах. Герцоги постоянно воевали между собой и с королем за территории, то есть, за новые феоды. И каждый герцог стал плодить свою аристократию и почти все из них мечтали сделать из своего герцогства королевства. Иными словами, Франция того времени напоминала по территориальной структуре лоскутное одеяло. Ладно бы деление было только на герцогства, но ведь были и графства, алчущие отделиться от герцогств. В те времена находились даже амбициозные бароны, метившие на престолы герцогов. То были лихие времена постоянных войн, интриг и перераспределения благ. Будет справедливо заметить, что помимо лоскутного одеяла, Франция того времени изрядно напоминала еще и осиное гнездо.

К концу десятого века Королю Франции принадлежало примерно 4% французской земли. У него не было ни денег, ни армии, ни каких-либо других инструментов для стабилизации обстановки в регионе. Он был лицом больше религиозного значения, чем политического. И единственной его задачей было соответствие ожиданиям нынешнего правящего крыла родовой аристократии, то есть он был марионеткой наиболее сильного герцогства или союза герцогств. Если король этих ожиданий не оправдывал – то довольно быстро погибал при «загадочных обстоятельствах». К одиннадцатому веку дело дошло до того, что в некоторых французских герцогствах настолько укрепилось национальное самосознание среди аристократии, что они не считали себя ни французскими, ни герцогствами. Каждое из них вело свою внешнюю политику, свои войны и свои политические отношения с другими государствами. К этому моменту Франция быстро стала самым децентрализованным государством в Европе. Разумеется, герцоги, мечтавшие о самостоятельности и приумножении богатств, и помыслить не могли, чем это обернется.

Следует отметить, что далеко не все французские короли плыли по обозначившемуся течению. Некоторые предпринимали определенные усилия в сторону централизации страны. Одной из успешных попыток можно считать действия короля Людовика VI, правившего Францией с 1108 по 1137 год. Конечно, крупных побед над герцогами он не одержал, зато подчинил себе несколько десятков мелких баронов и выстраивал грамотную национальную политику, устраивавшую всех. Он начал военные походы против Англии и Германии, приложил множество усилий для расширения границ королевства. То есть дал крупным феодалам еще земель, и подкормил мелких, что помогло заручиться их поддержкой. Однако, после его смерти все вернулось на круги своя.

В 1337 году, английский король Эдуард III, воспользовавшись очередным династическим кризисом во Франции, заявил свои права на французский престол и начал войну, растянувшуюся на 116 лет. Ныне она известна как «Столетняя война». Децентрализованная Франция ничего не смогла противопоставить агрессору. К 1415 году более половины страны было оккупировано англичанами. Французские герцоги проявили себя, по большей части, вполне в духе своих предшественников: кто убежал под защиту Папы Римского, кто укрылся у итальянских баронов, а кто и перешел на сторону врага. В числе последних, были герцогство Бретань и герцогство Бургундия. Именно их активная деятельность чуть было не привела к полному господству англичан на территории Франции. На протяжении всей французской средневековой истории, эти два герцогства являлись очагами смуты и крупномасштабных феодальных конфликтов. Зачастую пограничных. Зачастую - в самое неподходящее время. По большому счету, они всегда были костью в горле французских королей. Его Величество, король Франции Людовик XI, частенько отвешивал на этот счет более резкие сравнения, такие как: «острый камень в ботинке» и «заноза в заднице».

Однако, благодаря умелой политике централизации, проводимой королем Карлом VII, и всплеску национально-освободительного движения под началом небезызвестной читателю Жанны Дарк, Франции все же удалось одержать победу в Столетней войне. В 1453 году был подписан мирный договор, согласно которому Англия возвращала Франции все свои завоевания на её территории, кроме порта Кале (который менее, чем через сто лет, также отошёл Франции). Казалось бы, на почве всплеска патриотизма, можно было бы завершить централизацию страны и жить относительно спокойно, оградив себя от междоусобиц. Но французское дворянство перессорилось друг с другом в процессе вручения регалий и земель в честь победы. Да и герцоги, присягнувшие английской короне во время войны, не желали сдаваться на милость французского короля. Феодальные воины приобрели новый виток, страна вновь была раздроблена на десятки осколков, а власть короля вновь сведена к минимуму.

Положение исправил уже упомянутый выше Людовик XI, сын Карла VII. Взойдя на престол в 1461 году, он решил доделать то, что не смог доделать его отец. В отличие от своего предка, он не шел на герцогов открытой войной. Он был мастером интриг, заговоров и обмана. Стоило у его ворот объявится очередной коалиции герцогов, он тот час же находил способы развалить эту коалицию. Кого подкупал, кого ссорил, кого и вовсе устранял с помощью подосланных убийц. В результате – ослабленные герцогства шли под его начало и покровительство. Если же дело доходило до боевых действий, Людовик XI, будучи талантливым дипломатом, всегда успевал вовремя занять денег у Королевства Наварра, например, на найм швейцарских или итальянских кондотьеров. Боевые действия он отдавал на откуп наемникам и городскому ополчению. После победы, разорял восставшего против него герцога и отобранную сумму возвращал по долговым обязательствам. Цепь его политический связей была настолько обширна и продумана, что ни один герцог не имел никакой возможности не то, что обрубить её концы, но и хотя бы отыскать их.

Он был одним из образованнейших людей своего времени. Покровительствовал наукам и книгопечатанью. Вернул забытое до его правления изобретение римлян – почту. Запретил герцогам чеканить собственные монеты (до этого это считалось нормальным и приводило к жуткому бардаку при формировании казны), финансировал крупные земледельческие хозяйства и промышленников. Повысил налоги для всех уровней знати, сам при этом в тратах был скуп и сдержан. Ненавидел пиры, балы и прочее расточительство. При нем Франция стала первой европейской державой, фактически приобретшей вид нормальной централизованной абсолютистской монархии. Однако, одну из самый главных задач за свою жизнь он решить не успел. Герцогство Бретань и герцогство Бургундия, хотя и признали формально свой вассалитет перед королем, по-прежнему оставались сильными и ждали малейшей возможности вновь отделиться от Франции.

История нашего героя начинается во времена правления Людовика XI. Как не трудно догадаться из названия рассказа, наш герой был рыцарем. Но перед тем, как перейти непосредственно к его фигуре, автор считает необходимым, помимо описания исторического фона затрагиваемых событий, дать читателю краткую справку касательно самого слова «рыцарь».

В нашу речь это слово перекочевало из немецкого языка. Ritter– в переводе «всадник». В основном мы используем это слово для обозначения рода деятельности того, или иного человека, но изначально оно просто обозначало принадлежность воина к кавалерии. Слово «рыцарь» на сегодняшний день окутано ореолом таинственности и романтичности. Произнося его про себя, мы тут же представляем благородного воина в сияющих доспехах, куртуазного, честного, доброжелательного. В общем, рыцарь в общественном понимании есть не что иное, как нравственный ориентир, человек высоких моральных устоев, придерживающийся кодексов чести и обременённый клятвами и обязательствами. Для формирования данного образа множество усилий приложила классическая литература: как европейская, так и отечественная. Однако стоит упомянуть, что подобная идеализация образа рыцаря была присуща людям и в средневековье. «Песнь о Роланде», «Сказания о короле Артуре», «Легенда о Тристане и Изольде»: все эти шедевры средневековой литературы обрисовывали образ рыцаря в точности так же, как это делал Вальтер Скотт. Вот только у средневековых произведений, помимо художественной, была еще и политическая цель. В те времена была надежда, что данные произведения помогут приблизить реальных рыцарей к рыцарям вымышленным. Так как рыцарские идеалы редко выходили за пределы той самой литературы.

Кто такой рыцарь, по сути? Это человек, достаточно богатый, чтобы купить лошадь и военную экипировку, но недостаточно богатый, чтобы послать вместо себя на войну наемников или собственную гвардию. То есть рыцари – это мелкоземельные бароны, вынужденные принимать участие в боевых действиях, инициированных герцогом или королем. Как правило, дохода их земель впритык хватало на покупку лошади, оружия и доспехов. Отказаться от воинской повинности они не могли согласно Салической Правде, да и зачем им это делать, если война – единственный способ для них заработать что-то сверху? Заработать грабежом и разбоем захваченных территорий, разумеется. В мирное время рыцари становились мелкими интриганами против своих соседей или вышестоящей аристократии. Словом, вели себя как типичные мелкие землевладельцы. Еще начиная с каменного века, главной целью любого человеческого существа, стало личное обогащение. Именно оно и было главным идеалом настоящих, а не вымышленных рыцарей. Разумеется, были среди них и те, кто впитывал в себя романтические идеалы и придерживался кодексов чести. Их были единицы. Про одного из таких рыцарей автор и хочет вам рассказать на этих страницах.

В средневековой Европе тяжеловооруженная конница была основной ударной силой на протяжении многих веков. Именно на неё делалась основная ставка при сражении в поле. Во Франции количество и качество рыцарей было столь велико, что обозначение рода их войск превратилось в официальное обращение к представителям мелкого военного дворянства. Речь о слове «chevalier» - едущий на лошади, в переводе с французского языка. Этот рассказ поведает вам о шевалье Луи IIде ла Тремуе.

Он родился во времена правления Людовика XI, в 1460 году. Принадлежал к древней и известной французской семье де ла Тремуй, в которой, как и во многих других аристократических семьях того времени, царил разлад. Дело в том, что отец нашего героя имел неосторожность интриговать против своего брата Жоржа де ла Треймуя, который являлся фаворитом короля. Как только заговор был раскрыт, Луи де ла Тремуй лишился почти всех своих владений, а наш герой, соответственно, всего своего наследства. Его родители почти по самой смерти жили в изгнании в замке Бомье, что в герцогстве Берри. Своей детство шевалье де ла Тремуй провел там же.

Его дядюшка проявлял к нему всяческую благосклонность, так как не видел в Луи подлых черт характера, которые могли достаться ему от отца. Жорж де ла Тремуй считал своего племянника славным малым и хотел, чтобы у того была хоть какая-то возможность поднять своё материальное положение до уровня соответствующего его аристократическому происхождению. Поэтому, в 1474 году, в возрасте четырнадцати лет, Луи IIде ла Тремуй был определен в пажи французского короля. Стать пажом столь знатной особы – это был верный путь к посвящению в рыцари. Если, конечно, паж проявит должное смирение перед требованиями своего господина. У Людовика XI было в то время восемь пажей, но фаворитами никто из них не стал. Де ла Тремуй так и вовсе вел себя тише воды, ниже травы и для окружения короля оставался практически незаметным. Никто не видел в нём сколько бы то ни было значимой политической фигуры. Безземельный мальчик из нищего виконства, да что из него вообще может получиться?

В 1480 году, Луи IIде ла Тремуй был посвящен в рыцари лично королем. Никакого земельного надела к этому званию не полагалось. Единственное на что мог надеяться новоявленный шевалье – это на участие в каком-либо военном походе. Но, как мы помним, Людовик XIпредпочитал интриговать, а не воевать. И хоть стиль его правления не был близок де ла Тремую, он всецело разделял идеи короля о единой и неделимой стране. В том же году, по инициативе одного из фаворитов короля, был создан рыцарский орден святого Михаила. Члены ордена должны были придерживаться строгого классического кодекса чести. Но создавался он отнюдь не для культивации рыцарских идеалов. Ранее, ордена создавались для службы Богу, конкретному аристократу, королю, Папе Римскому. Орден святого Михаила, или «королевский орден», как его называли современники, создавался для службы французской короне как таковой. То есть не конкретному человеку, а конкретному предмету. Орден был личной гвардией короля, занимавшейся его охраной и пользовавшийся его полным доверием, так как большинство его членов выросли у него на глазах. В орден вступил тридцать один юноша, в их числе был и шевалье де ла Тремуй.

К сожалению, о его молодости доподлинно ничего не известно. В дуэлях и склоках не участвовал, в интригах и прочих скользких мероприятиях – тоже. Нет ни одного упоминания о том, что он, будучи пажом короля, сделал что-то значительное или интересное. Поскольку держался он в целом отстраненно, стараясь больше времени проводить за молитвами и книгами по военной тактике, нет никаких свидетельств современников о его характере. Впрочем, его характеру довольно скоро предстояло проявить себя во всей красе.

В 1483 году, не успев завершить централизацию Франции, умер Его Величество король Людовик XI. Перед смертью он оставил устное завещание, согласно которому престол, по салическому закону, наследует его несовершеннолетний сын Карл VIII, а регентом, то есть, фактически, лицом, принимающим ключевые государственные решения, назначается его дочь Анна Французская, имевшая после замужества фамилию де Божё. Насколько это решение было законным, спорить можно бесконечно, но вот то, что оно было как минимум экстравагантным – совершенно бесспорно. Разумеется, это не понравилось зятю ЛюдовикаXI – герцогу Луи Орлеанскому. На престол онне претендовал, в этом отношении салический закон от «отца к сыну» был нерушим и крепок. А вот почему регентом стала женщина, при живом зяте короля – был большой вопрос. В салическом законе про регентство вообще ничего не сказано, но ясно сказано, что наследование сперва распределяется между мужчинами, а уж потом между женщинами, если живых мужчин на роль наследника не нашлось. Как и любой закон, салический был вопросом трактовки. И герцог Орлеанский быстро нашел специалистов, объявивших Анну де Божё узурпатором, а Людовика XI – помутившегося рассудком стариком. Так герцог заявил свои права на регентство. Осталось понять, зачем же оно ему было так необходимо?

У Анны де Божё и Луи Орлеанского были в корне разные политические взгляды. Их амбиции были устремлены совершенно в разные стороны. Луи мечтал добить проигравшую в Столетней войне Англию. Для этого, он планировал заключить союз с Максимилианом I, германским императором, и, заручившись его поддержкой, переправиться через Ла-Манш и учинить над ненавистными англичанами кровавую расправу. Он хотел, чтобы Франция оказывала такое же влияние на Английские территории, как во времена Вильгельма Завоевателя (нормандского герцога, захватившего почти всю Британиюв 11ом веке). Анна, в свою очередь, понимала, что после последней войны Англия, безусловно, была ослаблена. Но ведь Франция в этом плане от неё не далеко ушла. Война разорила оба государства. Всыпать англичанину – мечта любого уважающего себя француза. Но без помощи Максимилиана I было действительно не обойтись, а Анна прекрасно знала, что хоть германский император и идет на союзы весьма охотно, военные кампании редко заканчиваются для его союзников чем-то хорошим. Не даром он был правителем Священной Римской Империи Германской Нации, ибо являлся величайшим политическим гроссмейстером и лучше всего на свете умел претворять свои планы в жизнь руками герцогств, привлеченных со стороны. Риск сотрудничества с германцами был огромный, но Луи то ли не хотел, то ли не мог его осознать. Итак, добить Англию Анне возможным не виделось. Она даже не могла себе представить, как переправить на её территорию морской десант. Даже если захватить Англию – что с неё, разоренной, взять? Территории, которые придется делить с германцами и Папой? Хуже плана, по её мнению, было не придумать. Но благосостояние страны повышать все же было нужно. И этот вопрос она хотела решить за счет континентальных войн с итальянцами. Их герцогства были сильно разобщены, но при этом чудовищно богаты. Воевать с ними будет не многим легче, а то и труднее, чем с Англией. Но эту ношу можно потянуть самостоятельно, не прибегая к сомнительным союзам. И с Папой ссориться не придется – Ломбардия и Милан ко времени нашего повествования совершенно распоясались и не платили церковную десятину. Если их утихомирить, то довольны будут все. Ну, кроме ломбардцев и миланцев, разумеется. Но жить в любом случае приходится за чей-то счет. Как мы видим, противоречия между дядюшкой и племянницей были совершенно непримиримые. Поэтому дядюшка не нашел ничего лучше, чем загубить все достижения своего великого брата, создав «Лигу всеобщего блага». Антимонархистскую коалицию, в которую с радостью влились Бретань, Бургундияи иностранные интервенты. Переманив на свою сторону огромное количество герцогов и баронов, Луи Орлеанский пошел войной на Карла VIIIи его регента – Анну де Божё. Во французской историографии это событие получит название «Безумная война».

По мнению автора, следует дать краткую оценку двум персонам, упомянутым выше. Анна де Божё была любимой дочерью Людовика XI. Во множестве литературных источников можно найти упоминание о том, что король считал Анну самой умной женщиной во Франции. Однако для читателя фразы из тех трактатов переводятся не совсем верно. Что не мудрено: нормы современного французского языка были закреплены значительно позже описываемых событий. Он имел примеси в виде латыни и нескольких германских диалектов. Так вот, если разобраться и поработать над переводом изречений Людовика XI более тщательно, то окажется, что он считал Анну не самой умной женщиной во Франции, а единственной умной женщиной в мире. Его старшая дочь, Жанна, со слезами и криками выходила замуж за Луи Орлеанского, завидного красавца и самого желанного жениха во Франции. Анна же проявила характер и стойкость, во время выданья за Пьера де Бурбона, который был на двадцать три года старше её. Она никогда не противилась династическим бракам, считая, что если для укрепления государства это будет выгодно, то она, будучи политической фигурой, обязана поступить именно так. К сожалению, мы мало что знаем о деятельности Анны Французской до Безумной войны. Известно лишь, что она была покорной дочерью, образцовой женой и шумным дворянским сборищам предпочитала вечер с хорошей книжкой. Это качество, к слову, роднило её с главным героем этого рассказа.

Луи Орлеанский был весельчаком, повесой и большим любителем типичных развлечений аристократии того времени: турниров, охоты и пиров. В юности политикой не интересовался вообще и новость о том, что по приказу короля он должен будет жениться на принцессе Жанне, принял совершенно равнодушно. После венчания с супругой он виделся от силы три раза, предпочитая её общество женщинам попроще. Даже в своей семье он считался не самым умным и не самым надежным человеком, а король Людовик XI, так и вовсе упоминал его в переписках исключительно как «мой придурковатый зять». Породниться с Орлеаном было хорошим политическим ходом, благо, это гораздо выгоднее, чем с ним воевать, карта Жанны в этом случае была разыграна очень грамотно. С браком Анны у короля вышла промашка: надеясь, что самый младший из детей герцога де Бурбона станет в итоге главой герцогства (предпосылок тому было великое множество, некоторые из них король подготовил лично), он отдал за него свою младшую дочь. Но Пьер, будучи человеком ленивым и флегматичным, не проявил должного усердия и так и остался самым младшим Бурбоном, владеющим одним единственным замком - Божё. А на брак с Анной согласился только потому, что считал её очень красивой. К его чести следует заметить, что, совершенно не проявив себя за всю жизнь как политик, полководец, или рыцарь, он проявил себя как верный и надежный муж. Автор упоминает о нём, так как он тоже будет играть некую роль в описываемых событиях.

Стоит также упомянуть и о расстановке сил к началу конфликта. Абсолютное большинство аристократов решили наблюдать за Безумной войной с безопасного расстояния. Так как Людовик XI не успел продемонстрировать всем преимущества объединения, большинство представителей знати втайне мечтали о распаде Франции, дабы вернуть себе былую власть и самостоятельность. В то же время, полной уверенности в том, что какая-либо из сторон обладает весомым преимуществом, ни у кого не было. Кому в такой ситуации захочется рисковать встать на сторону проигравшего? Поэтому полномасштабным военным феодальным конфликтом Безумная война не была. И огромных армий на театре военных действий не наблюдалось.

Разумеется, риторика герцога Орлеанского была сугубо миротворческой. «Мы идем войной не на короля, а на его регента! Эта баба нашептывает ему дурные мысли и склоняет к неразумным действиям! Так вырвем же его из гнусных её лап! » - примерно этими словами начиналась его речь на дворянском собрании его ближайших сподвижников. Большинство крупных герцогов предпочло, как уже упоминалось, остаться в стороне. Но были и те, кто всецело разделял политические цели Луи Орлеанского. Первым в «Лигу всеобщего блага»вступил Франциск II, герцог Бретонский. Один он мог поставить под копьё не менее полутора тысяч рыцарей. Рене II, герцог Лотарингский – с радостью последовал за мятежниками. Крупными силами он не распоряжался, но имел изрядный боевой опыт. Он командовал войсками в битве при Муртене в 1476 году, где наголову разбил превосходящие силы противника. Участвовал и в бургундских войнах, также весьма успешно. Оде д’Эди, граф Комменжа – мелкий дворянин, но ветеран Столетней войны. К моменту начала Безумной войны – глубокий старик, но феноменально умный. Современниками считался тактическим гением. Ален д’Альбре, граф Перигора (бретонский доминион), по прозвищу «Великий». За что он был так прозван в точности установить невозможно, но в феодальных войнах он не раз проявлял себя как человек бесстрашный и усердный. Жан IV де Риё – полководец из знатной бретонской семьи. Во время войны был маршалом, то есть главнокомандующим армией герцога Орлеанского. Помимо достойного боевого опыта, мог предложить «Лиги всеобщего блага» около семисот тяжеловооруженных всадников. Жан де Шалон-Арле, принц Оранский. Поставил под копьё четверть тысячи рыцарей. И, наконец, командир гарнизона порта Кале – Эдвард Вудвилл, предоставивший Луи Орлеанскому семь сотен английский лучников. Король Англии настрого запретил Вудвиллу участвовать в этой войне, но тот, польстившись на посулы герцога Орлеанского о посвящении во французские рыцари, приказом своего короля пренебрег. Итого, армия Луи Орлеанского насчитывала примерно пятнадцать тысяч человек, более половины из которых были рыцари, то есть конные воины. Это была мобильная армия, под управлением настоящих псов войны и военных тактиков с мировым именем. Герцогство Бургундия на первых порах войны оказывала бунтовщикам исключительно материальную помощь.

На стороне Анны до Божё выступало пехотное ополчение практически всех крупных городов королевского доминиона. Исходя из этого следует, что у королевских войск было превосходство в артиллерии. Однако, это преимущество существовало только на бумаге: никто не будет снимать орудия со стен города, оставляя его беззащитным. Далее, Анна могла воспользоваться армией своего мужа, младшего Бурбона – сотней рыцарей. Была у неё и, собственно, королевская армия – еще полтысячи всадников, около двух тысяч пехотинцев и около тысячи арбалетчиков. Первое что она сделала, это обратилась к рыцарям Ордена Святого Михаила, навеки присягнувшим короне. Однако на момент начала войны в этом ордене остался один единственный человек – Луи де ла Тремуй. Остальные либо перешли на сторону Орлеанского герцога, либо вообще решили не вмешиваться в конфликт. Луине имел вообще никакого войска под своим началом по причине безземельности. Пьер де Бурбон понятия не имел о том, как вести боевые действия таких масштабов. У Тремуя было понятие, но не было никакого опыта. Тем не менее, Анна де Божё, отдав дань уважения Тремую за верность, назначила маршалом именно его. Всего в распоряжении новоявленного маршала оказалось около двенадцати тысяч человек, из которых конных было чуть меньше тысячи. К тому же, армия была сильно разбросана по всей стране. Чтобы собрать ополчение со всех городов в одном месте требовалось не менее десяти дней. Герцог Орлеанский за это время мог осадить Париж и замок Берри, ставший резиденцией короля на время войны.

Если по количеству силы сторон были примерно равны, то по качеству королевская армия отставала на порядок. Конец пятнадцатого века был, по своему, интересным временем с точки зрения военного дела. Главной боевой единицей, на которую делалась основная ставка, по-прежнему, как и в Средневековье, оставалась кавалерия. Она – основная ударная мощь армии. И этой самой кавалерии у Тремуя было более чем в семь раз меньше, чем у противника. С другой стороны, конец пятнадцатого века – это уже пороховая эпоха, поэтому на полях сражений появилась артиллерия. Она была у обоих армий, но по причине, указанной выше, Тремуй не мог воспользоваться своим преимуществом в артиллерии в полной мере. В сухом остатке мы получаем следующую модель противостояния: профессиональная армия герцога Орлеанского, превосходящая противника по боевой мощи и мобильности в разы, управляемая, к тому же, светом тогдашнего рыцарства и опытными военными гениями, против кучки ополченцев под началом маршала, для которого Безумная война стала первой в жизни. Луи Орлеанский ни секунды не сомневался в победе, и у него на то были все причины.

Итак, исходная расстановка сил не внушала решительно никакого оптимизма королевским войскам. Пьер де Бурбон изначально вообще не доверял новоявленному маршалу, так как всем хорошо известно, что самый быстрый способ безземельному рыцарю стать наконец землевладельцем – это поменять хозяина. Но за неимением более отважной кандидатуры на этот пост, он был вынужден смириться с выбором своей супруги. На первом же военном совете перед маршалом был поставлен главный вопрос, ответа на который никто и представить себе не мог: что делать? Луи Орлеанский открыто объявил войну Анне де Божё и принялся собирать силы в Бретонском герцогстве. Луи де ла Тремуй сказал, что хоть cилы противника могут собраться в одном месте в кратчайшие сроки, это не повод позволять им без проблем это делать. Разведка донесла, что из Оранского герцогства выдвинулся Жан де Шалон-Арле со своими двухсот пятьюдесятьюрыцарями. Маршал предложил взять всю армию Пьера де Бурбона, то есть сотню рыцарей, и выдвинуться им навстречу, дабы не позволить соединиться с армией герцога Орлеанского. Пьер, разумеется, счел эту идею совершенно безумной. Численное превосходство противника в два с половиной раза при конной сшибке – это верная смерть. Однако Тремуй пообещал не только одолеть принца Оранского, но и вернуть де Бурбону его отряд без значительных потерь. Анна де Божё поверила ему, и попросила супруга не чинить маршалу препятствий. В отсутствие Тремуя супруги занимались подготовкой Берри к осаде и постепенным сбором ополчения.

Луи де ла Тремуй решил встретить принца Оранского прямо на границе, близ деревеньки под названием Армантьер. Справедливо предположив, что первым делом оранский отряд займется фуражировкой, то есть тотальным разграблением деревни, благо она была королевским доминионом, он решил дать им начать это делать. А затем завязать бой с той частью отряда, что будет в это время на стороже.

Подойдя к деревне, Тремуй сразу ударил всеми силами по охранному отряду, который составил ровно половину сил принца Оранского. Незадолго до сшибки, он отдал приказ своим рыцарям рассредоточиться на два отряда и пропустить атаку оранцев мимо себя. Затем, резко развернувшись, оба отряда ударили в спину оранцам, которые развернуться не успели. Так принц Оранский лишился половины своей армии. Вторая половина в это время, терзалась оруженосцами рыцарей де ла Тремуя: рыцарей нещадно стаскивали с лошадей и забивали клевцами. Оранские оруженосцы, видимо, испугавшись такого напора, дали деру через поле, по которому как раз в это время скакали французские рыцари. Большую их часть затоптали копытами. Сотня рыцарей под командованием принца успела перегруппироваться и выступить навстречу Тремую. Французский маршал попробовал применить маневр с разделением еще раз, но принц Оранский, будучи человеком образованным, этот маневр разгадал и не дал воспользоваться полученным преимуществом. Французские и оранские рыцари маневрировали вокруг друг друга не менее часа. И здесь сыграла свою роль еще одна хитрость Тремуя: перед боем, он дал своим рыцарям хорошенько отдохнуть. Оранцы же были в него втянуты, будучи изрядно измотанными дорогой. В итоге они просто напросто были вымотаны маневрированием французов и в решающей сшибке проявили себя весьма скверно. В этой битве Тремуй потерял убитыми семь человек. Войско принца Оранского потеряло в разы больше.

Поле близ деревни Армантьер,

22 июня 1485 года

Жан де Шалон-Арле лежал под ярким солнцем, одолеваемый жуткой жаждой и нестерпимой болью в ноге. Копье французского рыцаря чудом не пробило доспех, но удар с наскока был такой чудовищной силы, что наколенник оказался вогнанным прямо в кость. Боль в висках указывала на травму головы, полученную при падении с лошади. Дышать через забрало шлема было тяжело, но принц был настолько измотан, что был не в силах поднести руку, чтобы его поднять. Через прорези принц увидел фигуру, неспешно подходящую к нему. Это был невысокий французский рыцарь, постриженный «под горшок», что соответствовало типичной моде того времени. Его доспех был лишен какого-либо декора, что указывало на невысокое происхождение его обладателя. Француз присел рядом на корточки и приподнял щит принца, валявшийся рядом. На гербе красовались сигнальные рожки на красно-желтом фоне.

- Прошу меня простить, - мягким, но уверенным голосом сказал француз, - Но я совершенно не разбираюсь в оранской геральдике. Не составит ли господину труда представиться?

- Жан де Шалон-Арле, принц оранский, - столь гордый титул звучал из пересохшей глотки немного несуразно.

- Луи де ла Тремуй, - сказал француз и приподнял забрало побежденному рыцарю, - Маршал его Величества Карла VIII, короля Франции. Могу я предложить господину немного воды?

Принц кивнул в ответ. Холодная влага прошлась по горлу как божественная амброзия. Он приподнялся и огляделся. Повсюду были поверженные оранцы и гордо шагающие между убитых и раненых французы.

- Что с нами будет? – обеспокоено спросил принц.

- У господина есть дети?

- Да, двое. Сын и дочь.

- Они, наверное, беспокоятся и скучают по вас, - де ла Тремуй поднялся и поправил перевязь, - Возвращайтесь к ним.

- Что? – принц искренне удивился, - Вы не возьмете меня в плен? Несмотря на выкуп, который мог бы выплатить мой отец?

- Вы подданный другого королевства, господин. Взять вас в плен – значит объявить войну вашему дому. Я этого не хочу. Ступайте с Богом, - де ла Тремуй повернулся и пошел в сторону своей гнедой лошади.

- Ваше великодушие не знает границ! – восхищенно ответил Жан де Шалон-Арле.

- То, что господин их не видит, не значит что их нет, - де ла Тремуй остановился и напоследок повернулся в сторону поверженного принца, - Еще раз увижу по ту сторону копья – убью.

После этой победы, Луи де ла Тремуй получил обратно владения, некогда конфискованные у его опального отца. Так его отблагодарила Анна де Божё. В одночасье из обычного безземельного рыцаря он стал виконтом де Туар и получил свой собственный замок с пехотным гарнизоном численностью не менее трехсот человек. Впервые за двадцать лет над замком Туар развеялось родовое знамя де ла Тремуй: три синих орла на желто-красном фоне. ВиконтствоТуар было небольшим, но изобильным краем герцогства Аквитания, воздержавшимся от войны. На протяжении всей войны Тремуй пользовался этой территорией для перегруппировки войск и сбора фуража. Разумеется, Пьер де Бурбон был недоволен великодушием маршала, но Анна сочла этот поступок крайне выгодным с точки зрения перспективы. Рано или поздно, Оранское герцогство придется присоединять. И тот факт, что отпрыск герцога пошел в сторону Парижа без объявления войны и не поплатился за это не то, что жизнью, но и не единой монетой – будет отличным дипломатическим козырем.

Следующей задачей де ла Тремуй поставил перед собой снятие осады с города Авиньон. Осадил его самый одаренный и опытный полководец «Лиги всеобщего блага» - Оде д’Эди, граф Комменжа. В начале войны, будучи губернатором города Гиени, он просто впустил войска герцога Орлеанского в город и позволил им там временно расквартироваться, предоставив продовольствие, фураж и прочие блага. Это было вероломным предательством само по себе, но осада Авиньона, религиозной столицы Франции, выходила за мыслимые и немыслимые пределы. Помимо символичности города, в нем оказалось заперто по меньшей мере две тысячи солдат, верных королю Карлу VIII. Их следовало немедленно освободить и позволить влиться в армию де ла Тремуя. Но д’Эди осадил Авиньон настолько крепко, что снять осаду, прибегая к обычным разумным решениям не представлялось возможным. Он понимал, что Тремуй не сможет стянуть к Авиньону большое количество сил за короткое время. Если только ослабив несколько опорных пунктов – на то, собственно, и был расчет ветерана Столетней войны. К сожалению, история не донесла до нас подробности той битвы. Нет возможности даже восстановить примерную картину событий. Известны лишь итоги: Тремуй снял осаду с Авиньона и захватил д’Эди в плен. Основная часть его армии ретировалась в Бретань, в расположение армии герцога Луи Орлеанского. Также известно, что обозы д’Эди были уничтожены в результате некой диверсии. Как Тремую удалось навязать бой столь опытному воину – вопрос открытый. Д’Эди был доставлен на поклон к королю в замок Берри, а гарнизон Авиньона успешно влился в армию де ла Тремуя. А Пьер де Бурбон доставил в Авиньон столько запасов продовольствия, что тот мог был продержаться в осаде около двух лет.

После этого случая, мятежные герцоги осознали, что Тремуй представляет серьезную угрозу. Если он умудряется проводить такие атаки, постоянно находясь в меньшинстве, и одерживает столь блестящие победы, генерального сражения не избежать. Война затихла на год, начались долгие и мучительные переговоры. Известно, что за этот год Тремуй получил от герцога Орлеанского четырнадцать писем с предложением перейти на сторону «Лиги всеобщего блага». Тремую обещалось второе место после короля, огромное количество земель и пожизненное маршальство. На все письма Тремуй отвечал вежливым отказом. Известен фрагмент текста одного из его ответов: «Мы никогда не даём клятву единожды, ваше Высочество. Один раз – перед человеком, второй – перед Богом. Я дал еще и перед предметом. Корона есть единственный смысл моей жизни. Я не претендую на земли. Я хочу лишь блага для нашей с Вами родины. Прошу впредь не оскорблять меня предложениями о предательстве». Пьер де Бурбон подружился с Тремуем, оценив его верность и военный талант. Во время очередного военного совета, он всецело доверил Тремую выстраивать тактические планы, заявив, что по сравнению с военным гением виконта де Туар, он обычный идиот. На что Анна подметила, что это очень хорошо, ибо если бы её супруг был умным, уже давно сменил бы сторону.

Переговоры ни к чему не привели. Анна де Божё не за что не позволила бы случиться союзу с Максимилианом I и войне с Англией. Она была уверена, что это погубит Францию. Герцог Орлеанский тоже ни на какие уступки не шел. Более того, за год переговоров он прочно обосновался в городе Нант, резиденции Франциска II, герцога Бретонского. Оттуда он организовывал грабительские набеги на королевские доминионы, пытаясь задавить ненавистного регента экономически. Что ему, с успехом, удавалось. Луи де ла Тремуй как мог отбивался от превосходящих сил врага, но за неимением достаточного количества всадников, не был вездесущ. На новом военном совете Анны де Божё, предстояло решить, как выходить из этой ситуации. Выйти можно было только с помощью генерального сражения. Тактические измышления и эксперименты на столе с фигурами показали, что чисто теоретически победу одержать можно. Если, конечно, занять правильную позицию. Но было в этой расстановке одно звено, которому королевской армии противопоставить было совершенно нечего. Речь об Эдварде Вудвилле и его семистах лучниках. На полях сражений того времени даже сотня английских лучников могла натворить дел. Семь сотен – это реальная угроза для королевской пехоты, которая составляла основную часть армии. Лучники будут хорошо защищены конницей, или пехотой, в лоб к ним будет никак не пройти. Да и проходить некем: все королевские рыцари при любых вариантах будут задействованы во фланговых ударах. Иначе конница мятежников просто разобьет артиллерию. Значит – нужны еще всадники. Но откуда их взять? Казна, стараниями «Лиги всеобщего блага» была совершенно пуста. Можно было бы попросить денег в долг, но у кого? Ни один герцог, ни французский, ни из какой-либо другой страны, не выдаст долг тому, кто имеет шансы его не отдать. Но у Тремуя была идея у кого можно взять денег. Выслушав её, Пьер де Бурбон заявил, что в жизни еще не слышал ничего тупее.

Замок Нант, резиденция герцога Бретонского,

13 октября 1487 года

- Да они там совсем с ума посходили!!! – прокричал Луи Орлеанский, скомкав только что прочитанное письмо за авторством Анны де Божё, - Что эта чертова баба мнит о себе?!

За столом сидели все командующие войском «Лиги всеобщего блага». Они с интересом смотрели на герцога Орлеанского и не могли понять, что именно его так разгневало.

- Не томи, Луи, - вежливо попросил Франциск II, - Что там говорилось?

- Она просит у меня денег в долг на войну со мной!

- В обмен на что? – спросил Рене II, герцог Лотарингский.

- В обмен на королевское благословление на брак.

- Видимо, дела у нашего регента совсем плохи, - предположил Жан де Риё.

- Тяжба с твоим браком, Луи, длится уже много лет. Развода с Жанной за отсутствием потомства, можно добиться и через Папу. А вот благословление на брак с дочерью Максимилиана I может дать только твой сюзерен, то есть король.

- Ты что такое говоришь, Рене? По-твоему я должен принять это предложение? Дать нашему врагу средства к сопротивлению?

- А ты не думаешь, что взамен мы получим намного больше?

- Рене прав, Луи, - заявил Франциск II, - Как только ты породнишься с германским императором, Бургундия тут же вступит в войну на нашей стороне. Они смогут поставить минимум три с половиной тысячи всадников. Я ударю с востока, они - с запада. Мы раздавим королевскую армию. Сметем. Анна даже не успеет воспользоваться деньгами, которые ты ей дашь.

- Ваше Высочество, Вы не знаете эту змею! Она вся в отца! Она никогда не написала бы мне этого письма, не имея четкого плана действий!

- А что если это дезинформация? – Жан встал и начал прохаживаться вокруг стола, - Она хочет, чтобы мы думали, будто у неё нет денег. И, исходя из этого, строили свои планы.

- Чушь, - Рене отмахнулся от предположения Жана, как от назойливой мухи, - В казначействе наши люди. О состоянии средств регента мы знаем лучше, чем она сама. Луи, посмотри, она хочет получить пешку, а ты возьмешь ферзя. Союз с Максимилианом! Мы же все мечтаем об этом!

- Господа, умоляю вас, услышьте меня! Нельзя идти у неё на поводу! Она видит на несколько ходов вперед, я её знаю, мы росли вместе!

- Хочешь сказать, - Франциск II усмехнулся, - Что какая-то принцесска умнее всех нас?

- Я хочу сказать, что её отец, поставивший вас всех под ярмо, доверял ей. Доверял настолько, что отдал регентство.

- Решение нужно принимать немедленно, господа. Мы договаривались, что мнение каждого члена Лиги равноценно. Предлагаю голосовать. Я за то, чтобы дать Анне де Божё в долг. В обмен на королевское благословление на брак Луи Орлеанского и Маргариты де Артуа, дочери Максимилиана I.

- Я за, - ответил Рене.

- Я за, - задумчиво произнес Жан де Риё.

- Я против, - заявил Луи Орлеанский.

- Мой голос уже ничего не решит, - сказал Ален д’Альбре, стоявший всё это время в тени, - Я - против. И дело не только в Анне, но и в де ла Тремуе, которого вы постоянно списываете со счетов, несмотря на то, что он не проиграл нам ни одной битвы. Они точно знают, что делают. А вы, господа, совершаете большую ошибку.

Анна де Божё получила свои деньги менее, чем через неделю. Луи Орлеанский к тому моменту уже добился от Папы Римского разрешения на расторжение брака с Жанной и направился прямиком в Нойштадт, свататься к Маргарите. Но именно в эти дни, в Австрии вспыхнуло восстание мелкоземельных баронов. Почему они так резко встрепенулись и чего требовали, нас волнует мало. Важнее другое: Австрия – родина Максимилиана I, и он никак не мог там допустить беспорядков и кровопролития. Поэтому для мирного урегулирования конфликта, он выдал Маргариту замуж за зачинщика восстания и был таков. Луи прибыл в тот момент, когда брак уже был консумирован. Разумеется, он догадывался, что австрийское восстание было спонсировано на его деньги. А его исход был предрешен блестящим интеллектом одной высокородной змеи. После этого случая, Луи Орлеанский клялся, что сдаст «паршивую суку» в монастырь, а голову «Туарского ублюдка» прибьет к парижским воротам.

На оставшиеся средства Тремуй нанял одного итальянского кондотьера, с тем, чтобы он подыскал подходящий легковооруженный конный отряд. Наемников, желавших принять участие в Безумной войне, было предостаточно, а вот толковых среди них было мало. Но один подходящий кандидат все же нашелся. Им оказался итальянец Чезаре Эскудо, не имевший ни земель, ни рода, ни герба. Зато за ним было двести всадников, готовых на любую работу. Эскудо был славен на всю Европу своей храбростью и безрассудством, а Тремуй славился на всю Францию расчетливостью и спокойствием. Как эти двое смогли друг с другом поладить – загадка. Хотя, автор предполагает, что большинство острых углов сгладила сумма, уплаченная Эскудо за его услуги.

Замок Берри, резиденция Карла VIII,

15 мая 1488 года

- Сеньор Эскудо, прошу, присаживайтесь. Надеюсь, дорога была легкой?

Вошедший в помещение итальянец был невысок ростом, но широк в плечах. Одет был неброско, пострижен и побрит скорее как крестьянин, а не как воин. Тяжелой походкой опытного кавалериста, он подошел к своему нанимателю.

- Жаловаться не на что. Полагаю, вы шевалье де ла Тремуй, верно?

- Верно. И я бы хотел обсудить с Вами тактику нашего генерального сражения.

- Разве двести итальянских наемников могут сыграть значимую роль?

- Безусловно, - шевалье говорил очень проникновенным и вежливым тоном, совершенно не демонстрируя своего превосходства, - Но я хотел бы сразу оговориться: легенды о Вашем буйном нраве обошли уже всю Европу. Могу ли я рассчитывать на полное Ваше подчинение и отсутствие своеволия в решающий момент?

Чезаре Эскудо вытер подбородок от собравшихся на нём тяжелых капель пота и ответил:

- Сеньор, Ваша слава тоже вышла за пределы Вашей родины. Противоречить Вашим решениям, значит считать себя умнее Вас. А таких дураков, полагаю, немного. И, разумеется, я не отношусь к их числу.

Не дожидаясь решительных действий противника, Тремуй повел свою армию в сторону Бретонского герцогства. Ударив единым фронтом, он нахрапом взял бретонские города Фужер и Динан, вынудив герцога Орлеанского принять решающий бой в том месте, где Тремую было удобно: на холмах, близ деревеньки Сент-Обен-дю-Кормье. Герцог Орлеанский понимал, что если королевскую армию не остановить, то она дойдет до самого Нанта, а осады мятежной столицы допустить никак было нельзя. Он надеялся, что Тремуй и дальше будет позволять выматывать себя бесконечными стычками на границах и не решится идти в открытый бой столь малыми силами.

Ставка Луи де ла Тремуйя,

18 июля 1488 года

- Луи, можно с тобой поговорить?

Пьер де Бурбон аккуратно зашел в шатер и задернул входной занавес.

- Конечно, друг мой. Хочешь вина?

- Нет, что-то мне пить совсем не хочется.

- Волнуешься перед битвой?

- Несомненно, - Пьер сел рядом с Луи и уставился в землю, - Хорошо, что Анна королевских кровей. Ей ничего не сделают. А вот нам с тобой, в случае поражения, голов не сносить.

- Значит надо побеждать, - ответ Луи звучал, как нечто само собой разумеющееся.

- Но как? Их больше. Они превосходят нас в коннице в шесть раз. У них английские лучники, а у нас что? Кучка ополченцев с артиллерией?

- Вот скажи мне, друг мой, - Луи заботливо положил Пьеру руку на плечо, - Ты ведь обучался военной тактике?

- Да, было дело.

- Значит тебе, как и мне, навязывали мысль о том, что война похожа на шахматную партию. Так?

- Так.

- Но в действительности, происходящее на полях сражений не похоже на шахматы. Оно больше напоминает ситуацию, когда кузнечик попадает в муравейник. А военная хитрость заключается в том, чтобы стать этим самым муравейником, а противника поставить на место кузнечика.

- Но ведь кузнечик проигрывает, только потому, что муравьев больше.

- Ошибаешься. Он проигрывает, потому что не знает последствий своего попадания в муравейник.

- Достаточно ли хорошо ты подготовил наш муравейник?

- Скоро узнаем, друг мой, скоро узнаем. На всё воля Бога.

Герцог Орлеанский с радостью попытался бы навязать Тремую свое поле боя, но остальные члены «Лиги» единогласно определили, что у королевской армии шансов нет. Имея незначительное превосходство в артиллерии, Тремуй никак не сможет компенсировать практически полное отсутствие у него основной ударной силы, то есть, конницы. Тысяча королевских рыцарей, против шести с половиной тысяч рыцарей «Лиги». Никакая пехота или артиллерия не перекроет такого численного преимущества. Луи Орлеанский чуял неладное, но итоговое голосование оставило его в меньшинстве. Безумная война и так порядком затянулась и все жаждали её немедленного завершения.

Поле близ Сент-Обен-дю-Кормье,

22 июля 1488 года

Согласно французским дворянским правилам, командующим армиями следовало обменяться любезностями перед генеральным сражением. И, может быть, попробовать в последний раз договориться о мирном разрешении конфликта. Таков был куртуазный обычай. Сторону королевской армии представляли Анна де Божё, принцесса-регент, Пьер де Бурбон, поставленный генералом инфантерии и генерал Луи де ла Тремуй. «Лигу всеобщего блага» представили Луи Орлеанский, Франциск II, герцог Бретонский и главнокомандующий армией генерал Жан де Риё. Согласно обычаю, оруженосцы объявили своих господ и удалились. Разговор начал генерал де ла Тремуй, предварительно спешившись и открыв забрало.

- Мое почтение славным воинам и герцогам Франции, - после этой фразы он отвесил земной поклон, - Для меня честь предложить вам почетную капитуляцию.

- Что? – от удивления лицо Франциска II искривилось как высушенная тыква.

- Его Величество король Франции Карл VIII и принцесса-регент Анна де Божё с уважением относятся к вашим боевым заслугам и предлагает вам сдаться. Никакого суда ни над кем из вас, и ни над кем из ваших соратников чиниться не будет. Франция просто вернется в лоно закона и станет, как прежде, единой и неделимой. Мы предлагаем забыть все обиды и вспомнить, что мы единый народ, помазанный одним миром и существующий под одним Богом.

- Скорее у зайца вырастут рога, - отвечал Луи Орлеанский прямо с лошади, - Чем какой-то сраный виконт будет указывать мне, что делать.

После чего, Луи де ла Тремуй был осмеян делегацией противника.

- Что ж, в таком случае нам предстоит сражаться, - с сожалением сказал Тремуй, - Господин не желает одуматься?

- Нет, но желаю тебе того же. Силы не равны. Мы сметем вас как крыс. Надеюсь что тебе, виконт, нравится это поле. Ведь сегодня оно станет твоим последним пристанищем.

- Бог в помощь, сыны Франции, - Тремуй отвесил еще один земной поклон и залез на лошадь.

По пути в расположение своих войск, Пьер де бурбон озабочено поинтересовался:

- Что-то я знамен Аленад’Альбре на поле боя не увидел. Где он?

- Не думай об этом. Когда появится, тогда и будем решать что делать. Но он самый опасный из всех мятежников. Стоит приготовиться к худшему.

- Виконт, - голос Анны де Божё дрожал и прерывался, - Я хочу, чтобы Вы знали: король вечно благодарен Вам за службу.

- Для меня честь служить ему. И вам, миледи. Не говорите так, будто мы беседуем в последний раз. За нами правда, а значит с нами Бог.

Луи де ла Тремуй разыграл на поле боя знаменитую битву при Пуатье, в которое Карл Великий одолел сарацинское войско. Тогда, в десятом веке, перед ним тоже стояла невыполнимая на первый взгляд задача. Конницы у него практически не было, а войско сарацин состояло из неё практически полностью. Он решил свою тактическую задачу, и Тремуй, видя сходства со своей задачей, решил поступить по его образу и подобию.

Королевская пехота была расставлена по вершинам холмистой местности и прикрывала собой пушки и рибальды. Пьер де Бурбон обустроил по приказу Тремуя даже некое подобие редутов, что позволило получить четыре полноценные артиллерийские батареи: две на центральном холме, и по одной на боковых. Арбалетчики стояли там же. Конница, во главе с Тремуем, была разделена на три равных отряда по триста всадников и встала между холмами. Увидев данную диспозицию, Жан де Риё сразу же решил, что победа будет легкой. Артиллерия конца пятнадцатого века имела в своей конструкции множество огрех и технологических несовершенств. Главным из них был тот факт, что английский лук стрелял на большее расстояние, чем пороховая пушка. Нет, теоретически, можно было запустить снаряд так же далеко, вот только погрешность при прицеливании могла быть около ста метров. Иными словами, там, где английский лук бьет прицельно, пушка – совершенно бесполезна. Поэтому Жан де Риё и решил, что королевское войско будет легкой добычей. Расстрелять пехоту из луков, а потом смести артиллерию с холмов конницей. Всадники Тремуя не имеют никакой возможности дойти до лучников. Автор считает важным напомнить, что у Тремуя рыцарей было около тысячи, а у де Риё – более шести тысяч. Никаким маневром нельзя компенсировать такое численное превосходство. К тому же, у мятежников тоже была артиллерия и её тоже планировалось использовать, если зачистка английскими стрелами пройдет не так эффективно, как предполагалось.

Разумеется, бой начался с обстрела. Тяжелые английские луки вонзались в щиты королевской пехоты, зачастую пробивая их на вылет, нанося солдатам тяжелейшие раны. Тремуй позволил англичанам сделать три залпа, чтобы де Риё окончательно поверил в то, что можно начинать работать артиллерией и подвинул конницу немного вперед. И после этого, наш герой разыграл свой главный козырь, о котором никто знать не мог. Чем хороши наемные войска? Тем, что, будучи небольшим отрядом, они могут переходить границу по одному в разных местах, а потом, по предварительной договоренности, собираться в нужном месте в нужное время. Противник даже и не узнает, что через границу его герцогства перешло вооруженное формирование. Именно так и получилось с Чезаре Эскудо, который несся во весь опор на ровный строй английских лучников. Карл, младший брат Луи Орлеанского, чей конный отряд численностью пятьсот человек охранял англичан, тот час же понессяЭскудо навстречу. И в этот момент проявилось преимущество легкой итальянской конницы: Карл просто не смог за ней угнаться. А она продолжала раз за разом выходить на атаку, вынуждая англичан менять диспозицию, вместо того, чтобы вести огонь по рядам королевской пехоты. Тремуй не ставил перед Эскудо задачи вступать в бой. Не было даже задачи кого-либо убивать. Он должен был лишь нервировать противника, что ему с успехом и удавалось.

Увидевситуацию в задних рядах, Жан де Риё отдал приказ начать артиллерийский обстрел холмов. Однако, пушек у него было всего три десятка, пушкари не особо опытные, да и пристрелка была проведена из рук вон плохо. Некоторые ядра, конечно, находили свои цели, разрывая людей на куски. Но то были единичные попадания, не менявшие общую картину в целом. Пока Эскудо гонялся за англичанами, а Карл гонялся за Эскудо, де Риё решил отдать коннице приказ атаковать холмы. Войско повел он сам, лично. Лишь одно его смущало: почему артиллерия противника не отвечала? Даже когда конница мятежников перегруппировалась и подошла к холмам ближе, непосредственно в зону обстрела, пушки Тремуя молчали. Он решительноповёл конницу вперед, понимая, что артиллерия противника не будет стрелять через спины своей же пехоты, а холмы достаточно пологие, чтобы лошади не сильно потеряли скорость перед таранным ударом. Он не знал, что вместо фронтальных редутов, Тремуй поставил фланкирующие. А чтобы этого нельзя было заметить, плотно окружил редуты пехотой.

Сейчас автор считает важным дать читателю короткую справку о данном тактическом решении. Представим типичный конный строй того времени: если мы говорим об отряде триста человек, то в атаку они пойдут тремя шеренгами по сто человек. Перед ударом по противнику они могут перегруппироваться в «клин», «свиное рыло», или же вообще так и ударить лавиной. На подходе этот строй конницы будет обстрелян пушками из фронтального редута. Мощность летящего ядра – огромна, поэтому оно может выкосить и рыцаря из первой шеренги, и следующего за ним из второй, и, соответственно, из третьей. На самом деле, энергии ядра хватит, чтобы прошить еще с десяток всадников. Получается, что выгоднее ставить артиллерию не перед конницей, а сбоку (с фланга, отсюда и слово «фланкируащий») от неё, тогда ядро зацепит большее количество всадников. Но какой дурак поставит конницу сбоку под пушки? Никакой. Если конечно, будет видеть в какую сторону они развернуты.

Конница под предводительством Жана де Риё галопом неслась на все три холма, на которых располагались королевские пехота и артиллерия. Если бы они неслись чуть помедленнее, они бы заметили на склонах холма небольшие ямки – следы пристрелочных залпов. Пехота сгустила пики и была полна решимости, но де Риё понимал, что натиска тяжелой конницы она выдержать не способна. Но ей, собственно, и не пришлось. Каково же было удивление мятежных рыцарей, когда пушечные залпы стали раздаваться по ним не спереди, а сбоку, с соседних холмов. И еще, читатель, очевидно, сможет более красочно представить себе произошедшее, если дополнит картину тем фактом, что взбираясь на холмы, конница де Риё немного сбилась в кучу.

Ядра прошивали насквозь рыцарей и лошадей. Оторванные конечности разлетались в разные стороны, дым от пороха делал видимость нулевой. Лошади всадников, которых не зацепило ядрами и картечью, спотыкались о трупы лошадей сраженных артиллерией. На холмах началась самая настоящая резня. Кровавое месиво пропитало каждую травинку на каждом склоне. Атака де Риё захлебнулась. Вдобавок, полностью готовая к бою пехота, сбежав с холма, начала добивать всадников, споткнувшихся о трупы своих собратьев. Франциск II, командовавший пехотой, тот час же отправил её на помощь, на холмы. Однако, расстояние было почтительным, и бретонской пехоте пришлось бежать, нарушая боевой порядок. И в этот самый момент им в бок ударила вся королевская конница. Тысяча всадников против шести тысяч бегущих пехотинцев, да еще и с такой позиции – верная смерть для последних. Люди сотнями гибли под копытами. Но главным достижением этой атаки стало бегство большей части пехоты: она дрогнула от неожиданного удара и ретировалась в леса.

Тем временем, Эскудо продолжал отвлекать англичан и отряд Карла Орлеанского. Что делать дальше, было не совсем понятно, так как маршал мятежников остался на одном из склонов холмов. Луи Орлеанский, чудом успевший развернуть свою часть всадников (около тысячи человек) с холма, несся во весь опор на отряд Тремуя. Тремуй, в свою очередь, решил во что бы то ни стало разделаться с англичанами. Тем временем, большая часть конницы мятежников погибала под ударами артиллерии на холмах и натиска пехоты.

План Тремуя нарушил Аленд’Альбре, выскочивший с другой стороны поля боя с тысячью наемных кастильских рыцарей. Это был козырь в рукаве Жана де Риё. Д’Альбре хотел выскочить Тремую наперерез, но не успел. Поэтому, отряд Эдварда Вудвилла принял на себя удар королевской конницы. Сам Вудвилл этот момент пережил, чего не скажешь о большей части его воинов. Отряд Карла Орлеанского также принял таранный удар рыцарей Тремуя, будучи в меньшинстве и был вынужден отступить. Через час битвы картина была следующей: конница мятежников теперь превосходила королевскую менее, чем в три раза. Но у мятежников не осталось пехоты. Однако от пехоты Тремуя толку уже никакого не было – ставить их в поле под копыта всадников Луи Орлеанского было совершенно бесполезно. Тремуй вернулся к холмам и начал перегруппировывать войско. Мятежники занялись тем же в своих рядах. Эскудо, блестяще выполнивший поставленную перед ним задачу, поле боя покинул. Финальная диспозиция недвусмысленно намекала обоим сторонам, что решающая конная сшибка неизбежна. Вопреки всеобщему мнению, рыцари редко были друг друга лоб в лоб, ведь это практически верная смерть для первых рядов. Но Луи Орлеанский к тому моменту озверел до такой степени, что был вполне готов на этот отважный шаг. Тремуй был готов к нему с самого начала, но не рассчитывал на лишнюю тысячу кастильцев. Подозвав к себе пехотных сержантов, он отдал приказ готовиться к решающей атаке.

Тяжелая конница Луи Орлеанского неслась во весь опор на конницу Тремуя, но тот, почему-то, стоял на месте и не разгонялся перед атакой. Почему же? Да, их в три раза меньше, но ведь принимать кавалерийский удар, стоя на месте – сущая глупость! Герцог не знал, что на самом деле, направив всю конницу для удара в одну очку, глупость совершил он. Когда между конными отрядами оставалось не более ста лье, Тремуй пришпорил коня и дал сигнал к атаке. Королевская конница не успела сильно разогнаться. Но Тремуй не планировал побеждать в этой сшибке, при троекратном численном превосходстве противника - это невозможно. Он хотел, чтобы конный строй мятежников увяз в его конном строю. Всё для того, чтобы просто остановить рыцарей, дабы с ними могла разобраться пехота. Остановить причём, скорее всего, ценой своей жизни, так как он, само собой, выступал в первых рядах. Некоторое время на поле боя царил хаос. Пехота своё дело знала: стаскивала рыцарей с лошадей, рубила копыта, забивала людей в тяжелой броне до смерти. Кастильцы, в итоге, тоже дрогнули и оставили поле боя.

Холмы близ Сент-Обен-дю-Кормье,

22 июля 1488 года, вторая половина дня

Двое солдат тащили связанного по рукам герцога Луи Орлеанского. Броню с него уже сняли, и сквозь поддоспешник в нескольких местах сочилась кровь. Раны были легкие, но множественные. Солнце сильно светило в глаза, поэтому он не сразу сообразил, перед кем его бросили на колени. Однако, присмотревшись, он увидел того самого виконта, коего он перед сражением окрестил «сраным».

- Тремуй, умоляю, не убивай меня, - пролепетал он.

- Убить вас? – удивленно ответил победитель, - Милорд, я бы не смог этого сделать, даже если бы захотел. Вы же зять оставившего нас не так давно короля. Один из прямых наследников престола! Особа королевских кровей. Я служу Вам точно также, как вашему племяннику. Я не имею права даже коснуться Вас!

Тремуй помог герцогу подняться и срезал путы с его рук.

- Вы будете доставлены в Берри, где будете подвергнуты справедливому королевскому суду. А сейчас, я приглашаю Вас в мой шатер, дабы преломить со мной хлеб и вкусить вина.

- Выпьем за нашу победу! - довольным голосом сказал Пьер де Бурбон, тоже чудом выживший в последней сшибке.

- За победу Франции, друг мой, за победу Франции.

Луи Орлеанского увели в шатер маршала. Пьер побежал откупоривать бочку с вином. Анна де Божё, стоя на одном из холмов оплакивала тела убитых солдат. Малолетний Карл VIII, казалось, до конца не понимал, что сегодня произошло и высокомерно общался с остальными пленными.

Удивительно, но все предводители мятежа, пережили битву при Сент-Обен-дю-Кормье. Франциск II, раненый Жан де Риё, Аллен д`Альбре, Рене Лотарингский – все они сидели у костра и ждали своей очереди. Тремуй подошел к ним и сказал:

- А вас, господа, больше не задерживаю. Возвращайтесь в свои города и замки, восполняйте потери в рядах ваших армий. И ждите королевских указов о сборе налогов. А если еще раз захотите проверить короля Франции на прочность, я надеюсь, что Господь будет к вам милостив и позволит подготовиться получше.

Так была выиграна битва при Сент-Обен-дю-Кормье. Безумная война закончилась, Франция вновь стала единой централизованной державой, а Луи де ла Тремуй получил своё прозвище: «Безупречный рыцарь».

Все члены «Лиги всеобщего блага» были помилованы и прощены королем. Что неудивительно: среди дворян все друг другу в той или иной степени родственники. Все свои. Посему и чинить расправу из-за семейной ссоры (коими являлись большинство феодальных войн) смысла не было. Карл VIII вырос, принял бразды правления из рук сестры и стал действовать согласно её виденью политики. Начались походы против итальянцев. Маршалом по-прежнему оставался Тремуй, имевший бесконечный кредит доверия перед короной. На первых порах итальянский поход складывался весьма удачно: под руководством нашего героя был осажден и взят Милан, после чего к территории Франции были присоединено всё герцогство Миланское. Однако, Карл VIII правил не долго. Исторические источники уверяют, что он умер в возрасте двадцати восьми лет, когда с разбегу ударился о верхний косяк дверного проёма собственных покоев, забыв пригнуться. Можно было бы подумать, что под столь несуразной теорией было скрыто умышленное убийство, однако этот несчастный случай произошел на глазах у множества людей. Если читателя смущает столь глупая смерть столь высокопоставленного человека, уверяю, она в своем роде не первая и не последняя.

Карл VIIIне оставил ни одного наследника. При жизни он был женат на Анне Бретонской, дочери Франциска II. Таким образом предполагалось прикрепить Бретань окончательно. Дабы сохранить эту тенденцию, вдова Карла VIIIтот час же была выдана за нового короля, который так и не смог найти себе более удачную партию. Новым королем Франции стал Луи, герцог Орлеанский, более известный нам всем как Людовик XII. Разумеется, не всем был по душе бывший мятежник на престоле. Новый король небезосновательно побаивался заговоров и мятежей. Ему как воздух был необходим человек, на которого можно было положиться, и которому можно было довериться. Полагаю, читатель уже догадался к кому он побежал.

Луи де ла Тремуйбыл маршалом при Людовике XII, до самой его смерти. Итальянские походы продолжались с различной степенью успешности, но маршал одерживал верх каждый раз, когда брался за боевую задачу, казавшуюся многим непосильной. Однако, французы потерпели в Италии поражение и потеряли все свои владения. Вероятно потому, что в этот момент Тремуй не мог принимать участия в боях по причине тяжелой болезни.

Людовик XII запомнился истории как щедрый и умелый политик, но совершенно бездарный тактик. Он умер в 1515 году, как гласит рукопись тех лет, «от чрезмерного старания в постели». Наследника он, соответственно, тоже не оставил. Поэтому следующим королем стал его племенник – Франциск Ангулемский, помазанный на властвование под именем Франциск I. Ему, Тремуй достался уже по наследству.

В те времена, интересы Франции напрямую пересеклись с интересами Священной Римской Империи Германской Нации на территории Италии. Положение осложнялось тем, что тогдашний император, по причине многочисленных династических рокировок, был еще и королем Испании. Армия Карла V считалась непобедимой. Однако Франции всё же удалось отстоять свои права на часть Италии в многочисленных битвах, где маршалом со стороны Франции выступал Тремуй.

Одной из последних таких битв, была знаменитая битва при Павии, состоявшаяся 24 февраля 1525 года. Луи де ла Тремуй, будучи уже шестидесятичетырех летним стариком, повел свой конный отряд во фланг испанской пехоте. Бить её прямо во фронт было бы самоубийством – испанские пики прекрасно держали любую конницу. Однако, в этот раз он прогадал с маневром и выскочил из-за холма прямо на роту испанских аркебузиров. Стоит отметить, что битва при Павии была первой битвой в истории, где использовалось ручное пороховое оружие.

Битва при Павии, левый испанский фланг,

24 февраля 1525 года

Строй испанцев ощерился лужеными стволами аркебуз. Их фитили жадно потянулись к запалу с протравочным порохом. Маршал Тремуй понял, что менять направление атаки поздно. Под обстрел они попадут в любом случае. Подставлять бок под пули, пытаясь увернуться от испанцев – верная смерть, к тому же бессмысленная. Возможно, получится хотя бы немного их проредить? А следующий отряд добьет их…

- Вперед, сыны Франции!!! За родину! За нашего короля!!! – прокричал маршал и пришпорил коня.

Его верные рыцари последовали его примеру, понимая, что большинство из них из этой атаки не вернется.

Одна из пуль первого залпа пробила маршалу грудь. Еще несколько - убили под ним коня на полном скаку. Тремуй кубарем скатился вперед с убитой лошади и сломал себе ногу при падении. Он поднялся, выхватил из ножен меч и, прихрамывая, побежал в сторону врага. Второй залп пробил его кирасу в двух местах. Он добежал до испанского строя и принялся рубить врага из последних сил. Третий залп сразил маршала Франции насмерть.

Он служил четырем королям. Ни одного из них он ни разу не подвел и не предал. Он был отчаянным патриотом объединенной Франции, славным воином и хорошим другом. Он был Безупречным рыцарем.