LONELY/NESS

LONELY/NESS

https: //ficbook. net/readfic/4100195

Автор: Jonathan Kang (https: //ficbook. net/authors/34399)
Пейринг или персонажи: кимчондэ|ббх, кимчондэ|пакчанель, ббх/кимчондэ, Бэкхён, Чен
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Повседневность, AU
Размер: Мини, 8 страниц

Описание:
You're my holy wine. You're so bitter, bitter and so sweet.

Часть 1

Так чего же мы выиграли,
Горе моё?

Он видит его в Сеуле, в аэропорту. Невысокая, легко узнаваемая фигура со спутанными после сна в салоне самолета волосами - светло-розовые, смешанные с соломенными пряди; в пройме майки, открывающей бледные лопатки, виднеется край потускневшей от времени татуировки - серые перья. Он пялится на него словно на мираж в раскаленной пустыне и пытается сглотнуть комок во внезапно пересохшем горле.
Его вежливо и терпеливо окликают на терминале, и он не может оторвать от Бэкхена взгляда, даже когда пересекает полустертую желтую наклейку на светлых плитах пола.
Чондэ воровато оглядывается, когда спускается по лестнице к транспортной багажной ленте с выставленными чемоданами. Лента движется лениво, словно издеваясь, взгляд Чондэ выхватывает в мешанине серых и синих чемоданов ярко-красное пятно. Оно приближается, и Чондэ силится разглядеть на наклейке знакомое имя, напечатанное на транслите, и ожидание пополам с непонятным томлением словно обваривает его тело.
В аэропорту душно, но тихо, как и всегда. Гул приглушенных голосов в пределах допустимого, поэтому Чондэ вздрагивает, когда над его ухом раздается отрывистое " Извините", и кто-то протискивается вплотную к нему, тянет руку к красному чемодану и с поспешным усилием снимает его. Чондэ смотрит на чужую сгорбленную спину и профиль, проколотую мочку уха, светлую гладкую кожу; мельком замечает карие блестящие глаза, когда Бэкхен, выпрямляясь, вытягивает ручку багажа из пазов и разворачивается. Чондэ слышит едва уловимый запах его парфюма и закрывает глаза, силясь сдержаться.
Он забирает свой багаж последним, когда все остальные прибывшие пассажиры расходятся, не торопясь идет по белым гладким плитам инчонского аэропорта, проходит турникеты и входит в экспресс, стоящий на рельсах. Все места заняты, но Чондэ даже рад этому, хотя после нынешней встречи ноги совсем перестают его держать - он чувствует дрожь и слабость во всем теле.
" И правильно, - думает Чондэ, прижимаясь бедром к поручню, закрепленному от пола до потолка. - Так тебе и надо, идиот. Страдай. Мучайся. Физическая слабость должна перекрыть слабость душевную. Иначе и не бывает. "

Домой он приезжает спустя час - открывает дверь, разувается на небольшом приступке у порога, проходит в запыленную квартиру, открывая нараспашку окна и впуская в помещение солнечный свет и свежий воздух.
В Сеуле горько и сладко пахнет осенью. От этого запаха внутри Чондэ что-то радостно беснуется, рвет его на куски - хочется то ли расплакаться, то ли закричать от восторга во всё горло. Он сдержанно вдыхает и выдыхает полной грудью, успокаиваясь, но пальцы, судорожно вцепившиеся в оконную раму, белеют от напряжения.
Позже. Он даст волю чувствам чуть позже.
Чондэ раздевается в ванной, закидывая вещи в стиральную машинку, затем долго моется, стоя под горячими струями и ловя губами воду. Вытеревшись, придирчиво смотрится в зеркало - водит ладонями по гладкой коже заостренных скул, осунувшемуся и похудевшему лицу, синеватым теням под глазами. Есть почти не хочется, но Чондэ перекусывает купленным в магазине кимпабом: жует медленно, словно нехотя, и смотрит в окно на сизоватую дымку над парком, на пожелтевшие деревья и пожухлую траву между асфальтовыми дорожками. А после, отчего-то совершенно некстати, вспоминает, что возле дома на соседней улице растет хурма. Она горько-сладкая на вкус, как осенний воздух.

Он ложится спать и спит до вечера - темнеет рано, и Чондэ включает во всей квартире свет - кое-где приходится менять перегоревшие лампочки. Подключив айфон к док-станции, запускает плейлист, сортирует и раскладывает вещи по полкам, наскоро протирает пол и пыльную мебель, подоконники. Вешает в шкаф футболки и толстовки, выравнивает стопки джинсов, расставляет по местам мелкие сувениры из поездки, выгребает из рюкзака чеки и проездные билеты, убирает в тумбочку загранпаспорт.
Когда он откидывается на кровать, вытягивая руки над головой и закрывая глаза, ветер по-прежнему обдает его слабой горечью, холодя взмокшие виски. И Чондэ вновь с потрясающей ясностью вспоминает влажный карий нечитаемый взгляд и хриплое " Извините". Плечо, которым Бэкхен прижался к нему в аэропорту, было обжигающе-горячим.
Желание охватывает его неожиданно и застает врасплох.
Чондэ облизывает пересохшие губы и, издав низкий недовольный звук, встает, чтобы выключить лампы в квартире - сквозь шторы тотчас же ложатся полосы лунного света. Чондэ снимает футболку через голову, ложится, удобно устраиваясь на перестеленной кровати, и касается своего живота раскрытой ладонью. Выдох, прозвучавший в тишине квартиры, кажется непристойным. Гораздо более непристойным, чем влажный звук, когда Чондэ облизывает ладонь и обхватывает ею полувозбужденный член, выпростанный из шорт. Он заводит резинку шорт ниже, под яйца, и придерживает её пальцем, двигает ладонью на члене, чувствуя металл кольца на указательном пальце.
Член крепнет совсем ненадолго, а потом вновь обмякает. Чондэ рассеянно размазывает по головке выделившуюся смазку и вздрагивает всем телом - больше по инерции, чем от возбуждения.
Спит он крепко и без сновидений.

- Как Япония? - Первым делом спрашивает его Чанёль, выныривая из-под барной стойки, когда Чондэ открывает дверь в кофейню, звякая колокольчиком.
Чондэ оглядывает пустой зал: для утреннего кофе офисных работников было слишком поздно, для ланча наоборот - рано. Он подтягивает поближе к стойке крутящийся стул и залезает на него, болтая ногами. Рюкзак ставит на пол, чтобы не мешался, и, наконец, пожимает плечами:
- Как обычно. Яркие огни, милые вещички, странно одетые люди на улицах. - Помолчав, он добавляет: - Слетай со своим парнем - тебе понравится.
Чондэ смотрит на широкую спину Чанёля и его сноровисто движущиеся руки, которые перемалывают кофе, забивают сетку кофемашины; на отросшие, небрежно уложенные чуть вьющиеся волосы. Чанёль нажимает кнопку на автомате и разворачивается к Чондэ, не сводя с него странного надломленного взгляда. Потирает щеку и произносит куда-то в сторону:
- Мы с Чунменом расстались. - И тут же предупреждает: - Все в порядке.
- Он изменял тебе? - ошарашенно спросил Чондэ, подавшись вперед. Чанёль красноречиво посмотрел на друга.
- Ты изменял ему? - ахнул тот, задохнувшись от возмущения.
- Да что ты глупости какие-то говоришь? - засердился Чанёль, разворачиваясь к пискнувшей кофемашине. - Это было взаимным решением. Поговорили как взрослые люди и пришли к выводу, что мы слишком разные.
Чанёль замолчал, смешивая латте в большом картонном стаканчике, и по затянувшемуся молчанию Чондэ понял: нет, Чанёлю всё еще слишком рано поднимать эту тему. Не перегорело.
Они болтают еще немного - о том о сём, пока не приходит Минсок, принося в кофейню запах свежести. Он приветливо, по-дружески треплет Чондэ за плечо и поднимает подвижную часть стойки, проскальзывая через бар в подсобку, чтобы переодеться в рабочую рубашку и черный официантский фартук.
- Поменяйся с Чонином сменами в выходные. - говорит Чондэ, когда кофейня начинает оживать, наполняясь посетителями и ненавязчивой музыкой из динамиков, вмонтированных по углам. Он слезает со стула, наклоняется за рюкзаком и подхватывает со стойки остывший кофе. - Выпьем, я расскажу тебе про Японию.

Про Японию они так и не говорят, потому что напиваются до ужасного, можно сказать скотского состояния в баре. Вернее, напивается Чондэ.
Они выходят на улицу среди ночи - Чондэ виснет на Чанёле и зарывается ему в волосы горячими напряженными пальцами, льнет к нему всем телом так, что Сехуну, составившему им компанию, становится неловко. Он отворачивается в сторону пустых улиц, залитых светом фонарей, и звонит в службу такси, стараясь растянуть разговор как можно дольше.
В шелестящей тишине, между глухими отзвуками музыки из бара, пробивается негромкий настойчивый голос Чондэ и басовитый смешок Чанёля.
- Прекрати. - просит тот, и Сехун слышит влажный звук поцелуя, от которого все волоски на теле встают дыбом. Сехун сглатывает и старается не слушать, как Чондэ настойчиво бормочет что-то Чанёлю на ухо. Он слышит отрывистое " Поехали ко мне", и голос Чондэ такой зазывный, обжигающий, словно удар кнутом. Шорох трущейся друг о друга ткани и шепот прекращаются только когда переулок озаряется фарами подъехавшей на вызов машины.
Они трогаются с места только когда Чанёль, растерявший все остатки своего терпения, вталкивает Чондэ в салон, защищая его голову ладонью от столкновения с крышей авто, и садится следом.
Сехун усаживается на сиденье рядом с водителем - смотрит на темный асфальт дороги, проносящиеся мимо огни автострады. Сзади не доносится ни звука.
А потом они приезжают к дому Чондэ.

Чондэ, по сравнению с Чанёлем, комично невысокий и тощий. Можно даже сказать, что неказистый. Но Сехун видит в нем стальной стержень, несгибаемую волю и дьявольское упорство, когда он смотрит на Чанёля снизу вверх и произносит:
- Ты останешься у меня?
Сехун не знает, может быть это ему всего лишь показалось - он не слышал слов, просто видел сквозь стекло автомобиля, как двигаются полные, влажные губы. Видел этот сардонически усмехающийся рот и непривычно серьезный взгляд темных глаз.
Чанёль трет ладонями лицо и ерошит волосы, потом снова трет лицо и шею. Сехун старается смотреть в сторону, как тогда, у бара, но краем глаза все равно замечает светлую рубашку с закатанными рукавами и слышит стук пальцем по стеклу.
" Я поднимусь. Подожди меня". - говорит он и взмахивает рукой, тыча пальцем себе за спину. Сехун кивает ему и смотрит, как они скрываются в черном провале подъезда. Хлопает дверь.
- Аджосси, поедемте. - устало говорит Сехун.

В квартире Чондэ не включает свет - движется в знакомом пространстве словно кошка, доходит до окна и распахивает шторы, освещая комнату мертвенным белым светом с улицы. Когда Чанёль шарит руками по стене, тихо просит:
- Не нужно.
И Чанёль подчиняется. Садится на пол, напротив раскрытого окна, смотрит на силуэт, подсвеченный луной, на движение пальцев по ряду пуговиц, скрытых в темноте. Чондэ разворачивает себя как подарок - вытаскивает полы рубашки из джинсов, стягивает рубашку с плеч резкими, мужественными движениями и неожиданно останавливается. Чанёль видит, как дрожат его замершие ладони.
- Раздень меня сам. - Голос Чондэ мягкий и соблазнительный, но Чанёль знает, насколько искусственна эта похоть, насколько показушна страсть, которую Чондэ хочет ему навязать.
Он поднимается не торопясь, подходит к нему, возвышаясь, и кладет большие крепкие ладони на пояс джинсов. Расстегивает ремень, пуговицу, ширинку. Просовывает указательные пальцы под ткань и бережно стягивает, пока Чондэ держится за его плечи и поочередно поднимает ноги. Чанёль скользит пальцами под ткань рубашки, гладит прохладные бока с проступающими ребрами, живот и соски. Кажется, что Чондэ не дышит, когда теплые ладони освобождают его руки от рукавов и скользят выше, к беззащитному горлу и шее.
Чанёль прижимается носом к его виску и вдыхает запах средства для волос и дыма. Чондэ сглатывает, поднимает лицо для поцелуя - выражение наслаждения на его лице такое же искусственное, как и всё то, что между ними сейчас происходит.
- Пойдем спать. - шепчет Чанёль ему в макушку и бережно зарывается пальцами в волосы, гладит нежный затылок и шею. А затем повторяет: - Пойдем спать, горе моё.

Часть 2

Don't worry bout my broken heart
Worry bout my broken heart

Раннее утро до одурения удушающее и жаркое, словно летом - Бэкхён медленно разлепляет глаза и не помнит снов, которые ему снились. Мутные образы напоминают о чем-то далеком и давно забытом, но сладком. Сладком той самой удивительной - горькой - сладостью.
Он ворочается на кровати, отпиннывая одеяло с сонного, пропахшего ночным потом, тела, и придвигает к себе подушку, устраивая ее под шеей и краешком щеки. Снова закрывает глаза, пытаясь провалиться в сон, но он не возвращается - только дразнит его слабыми намеками.
Ну и наплевать.
Бэкхён отчаянно и некрасиво зевает, потягивается всем телом, вжимаясь бедрами в кровать, и утреннее возбуждение скручивается в узел внизу его живота. Бэкхён слабо стонет. Просовывает руку в трусы и ныряет ладонью под яйца, легонько оглаживая их и обхватывая пальцами напрягшийся член. Он так давно не испытывал такого наслаждения, что старается растянуть удовольствие, подводя себя к самому краю, и сильно закусывая нижнюю губу, чтобы оргазм чуть отступил. Слюна, накопившаяся во рту, вязкая и сладковатая. Бэкхён приподнимает бёдра, упираясь коленями в кровать, и толкается в сжатый дрожащий кулак, упирается лбом в подушку, забывая сглатывать. Он чувствует себя подростком, дорвавшимся до секса - член почти прижимается к животу, бедра дрожат от напряжения, слюна тонкой ниточкой повисает, капая на подушку и впитываясь в ткань наволочки. Всё, что сейчас хочет Бэкхён - это одобрительный и подбадривающий низкий шепот на ухо, или чужие крепкие руки, прижимающие его к кровати, или горячий твердый член, растягивающий и заполняющий его изнутри. Бэкхён чувствует себя течной сукой, и распаленное воображение подкидывает ему образ Чондэ. Тяжесть его члена на корне языка, вкус, чувствительный укус в нежную мышцу, где шея переходит в плечо. Бэкхён хныкает от почти осязаемого веса чужого тела на себе и кончает, успевая накрыть второй ладонью головку, чтобы не забрызгать простыни.
Он приходит в себя постепенно, облизывая пересохшие губы и моргая осоловевшими глазами; затем неуклюже поднимается и вытаскивает пару салфеток из картонной коробки. Подсыхающее семя пахнет мускусом и горечью.

В начале сентября Бэкхён улетает в Японию - добирается до Йокогамы, чтобы посмотреть на Токийский залив. Он блестит под лучами заходящего солнца так, что больно глазам. Бэкхён до последнего прогуливается по мокрому грязноватому песку, возле самой кромки воды. С залива дует прохладный соленый ветер, и Бэкхён кутается в тостовку, но упрямо смотрит на темнеющую в сумерках воду. Шум волн наполняет его спокойствием и безразличием, хотелось остаться так навечно. Бэкхён ловит себя на мысли, что завидует этой мутной холодной воде - она всегда остается спокойной, сколько бы грязи в нее не попало.
А потом, через несколько дней, уже в Токио, Бэкхён видит Чондэ. В городе начинается сезон дождей, и Бэкхён мерзнет даже в прорезиненных кросовках и куртке. Ему кажется, что дождь повсюду - наступает удушливой волной, проникает так глубоко под кожу, что это кажется невозможным; ему кажется, что это Токийский залив догнал его в самой крайней точке, и всё, что остается Бэкхёну - это сдаться и задохнуться.
Чондэ сильно похудел - Бэкхён видит это по кожанке, чуть висящей на его плечах, и узким темных джинсам, по знакомому серебрянному кольцу, стянутому с безымянного на указательный палец. Чондэ выглядит так, словно умер, но поехал по своим делам.
Бэкхён с отрешенным спокойствием смотрит, как он поправляет лямку рюкзака на плече, достает из кармана телефон с потертым бэком, зачесывает непослушные вьющиеся волосы назад. Они, конечно же, рассыпаются обратно - на глаза и бледные виски.
Когда загорается зеленый, Бэкхён стоит на месте - люди молчаливо возмущаются и обходят его, толкая плечами и сумками - а потом разворачивается, и бредет обратно в гостиницу.

Следующий раз случается в аэропорту. И Бэкхён хочет стереть этот день из памяти.

Сеул по-прежнему равнодушный и прекрасный - как и пять, и двадцать лет назад; такой же, каким он останется через десятки и сотни лет. После душа Бэкхён садится на подоконник, и лениво курит, болтая ногами, жмурится, глядя на солнце и блестящие крыши домов. Он сидит так долго, около часа, пьет шампанское из высокого стеклянного бокала и ест мягкую, порезанную на кусочки хурму. Ему хочется персиков, но в маленькой фруктовой лавке оказывается только хурма.
- Возьми эту, она слаще. - Говорит ему пожилая тетушка, но Бэкхён весело и упрямо мотает головой, и берет ту, что горчит.
Напиться почти не получается, и Бэкхён ложится спать, устав от горячего солнца, и спит до наступления темноты.

В клубе по-прежнему шумно и душно даже в тонкой белой футболке без рукавов и светлых джинсах с разрезанными коленями. " Тебя будто собаки драли" - неободрительно отзывается мать, когда Бэкхён приезжает к ней в них среди недели.
Бэкхён протискивается сквозь трущиеся разгоряченные тела к бару, и ощущает утерянное в Японии желание испачкаться в людях, забыться в чужой развороченной постели, окунуться в чужой жар и похоть.
Он перегибается через стойку и просит б52. А следом еще один. Молоденький бармен вскидывает кулак с зажатой в ней зажигалку и вопросительно наклоняет голову в сторону.
" Поджигай". - Одними губами просит Бэкхён, и сладко улыбается на пробу; приподнимается над стойкой и тянется к стакану с трубочками - футболка обнажает ключицы и белую кожу шеи. Ему поджигают сразу два - Бэкхён вытягивает их один за другим, и этот вкус кажется ему лучше любого оргазма. Он закуривает и окидывает цепким взглядом танцпол и барную зону, придирчиво всматривается в лица, пытаясь найти знакомых.
- Не меня потерял? - насмешливо спрашивает его знакомый голос, и в проймы безрукавки скользят крепкие прохладные ладони, огибая соски и впиваясь в бока.
Бэкхён поворачивается и видит Сехуна, который уже успел положить голову на чужое плечо, чуть сгорбившись при этом.
- А, это ты. - Скучливым голосом произносит Бэкхён и стряхивает пепел в пластиковый стакан со льдом. Затягивается, выдыхает дым, отворачиваясь в сторону. - Убери лапы, если не собираешься купить мне выпить.
- Бэкхён-Бэкхён, - сладко начинает Сехун и водит пальцами под тканью футболки. - Ты же не был таким щепетильным в нашу последнюю встречу.
- Бесплатные услуги закончились как только ты расстегнул своими загребущими лапами ремень на моих штанах. - Бэкхён криво усмехается и гасит окурок в импровизированной пепельнице. - Отойди и не мешай.
- Я хотел познакомить тебя с друзьями. - Как ни в чем не бывало продолжает Сехун, и убирает руки от Бэкхёна, напоследок осторожно сжав его соски пальцами, а затем машет рукой кому-то из толпы, подзывая. Бэкхёна встряхивает, словно от разряда тока, и тело загорается желанием, как стопка б52.
Он почти физически ощущает синеватые языки пламени на своем теле, когда видит знакомые блестящие глаза Чондэ и его бледную руку, вцепившуюся в ладонь высокого темноволосого парня, стоявшего рядом с ним непозволительно близко.

Часть 3

Так чего же мы выбрали,
радость моя?

Они лежат в кровати сжавшиеся в один клубок, надсадно дышащий от усталости. Бэкхён дрожит всем телом и прикусывает гладкую теплую кожу на подбородке Чондэ, проталкивает язык в его безвольный расслабленный рот. Тянет за волосы, вырывая из приоткрытых губ сдавленный тихий стон, и настойчиво трется бедрами.
Между ног у Чондэ почти не ощущается возбуждения - Бэкхён это чувствует, когда усаживается верхом, сгибаясь над распростертой фигурой, и торопливо стягивает футболку.
- Ну же. - Горячо шепчет он и смеется, сжимая плечи Чондэ. - Трахни меня как тогда.
Чондэ в ответ смотрит на него усталыми глазами и рассеянно водит по бледному телу пальцами.

Ни Сехун, ни Чанёль не поняли, что произошло в то самое мгновение, когда Бэкхён и Чондэ пересеклись взглядами в клубе. Бэкхен порывисто шагнул им навстречу и выхватил ладонь Чондэ из чужой - горячей, плотно стиснутой. Выхватил, чтобы судорожно выдохнуть, от ощущения забытого прикосновения; голова пошла кругом, будто оба коктейля, выпитых недавно, наконец-то начали действовать. У него не было сил чтобы держаться или язвить - тело действовало словно само по себе - по собственной, заложенной в нем с самого Токио, программе; словно на голых инстинктах, диктующих заявить свое право немедленно. Он тянет Чондэ за собой сквозь колышущуюся толпу, оставляя Сехуна и его друга позади; словно Моисей, заставляя людское море расступиться.
Они идут молча. Чондэ шаркает ногами по сухому асфальту, сбивает листья и мелкие камешки, а Бэкхён всё идет и идет, и его тело горит под прохладным ночным ветром.
Он не отпускает руку Чондэ даже когда они подходят к двери в квартиру - неуклюже достает ключи из кармана джинсов свободной рукой, яростно всовывает ключ в замочную скважину, открывая дверь и проталкивая Чондэ первым.
Только теперь он позволяет себе чуть расслабиться и закрыть дверь на ключ изнутри. Чондэ смотрит на него своим непроницаемым взглядом и продолжает молчать. Он не издает ни звука, даже когда Бэкхён толкает его в спальню, а затем на кровать, собственноручно снимает с него ботинки и кожанку, прижимается губами к его сухому рту. Стон, вырвавшийся из груди Бэкхёна, полон наслаждения - вот оно. Он получил то, чего так давно жаждал, но запрещал себе думать об этом.

- Чондэ. - Бэкхён вылизывает его рот между короткими выдохами имени, кладет его ладони себе на бедра и мягко покачивается, выпрямляясь и закидывая назад голову. Он терпеливо гладит чужую грудь под футболкой, а после спускается чуть ниже, расстегивая ремень и джинсы Чондэ, глядя на него снизу вверх блестящими глазами.
Несколько месяцев назад Чондэ бы уже вбивался в этот жаркий и податливый рот, надавливая ладонью на макушку, чтобы войти глубже. Сейчас же он легонько касается кончиками пальцев щек Бэкхёна, и зарывается пальцами в жесткие от лака волосы, приоткрывая рот.
Бэкхён вбирает член в рот до самого основания - вставший он едва ли смог бы забрать наполовину, и трогает головку языком. Выделившая смазка едва горчит, и Бэкхён закрывает глаза, глубоко дыша через нос. Он двигается автоматически, помогая себе пальцами, поглаживая жесткие курчавые волосы в паху.
Он устает меньше, чем через минуту - выпускает обмякший член, впивается пальцами в костлявые бедра Чондэ и кусает его за внутреннюю сторону бедра, туда где больнее всего. Тот вскрикивает и сжимает в кулаках волосы Бэкхёна, отодвигая его голову. В темноте видно, как бешенство искажает лицо Бэкхёна, и он отпускает зажатую между зубами напряженную плоть; сглатывает, сжимая припухшие губы и смеется - больше от истерики, чем от настоящего веселья.
- Ну что же ты, детка?
Чондэ молчит и дышит прерывисто и тяжело. Он разжимает пальцы, и от головы к плечам Бэкхёна разливается острое и приятное тепло. Оно скользит вдоль позвоночника, Бэкхён вздрагивает от этого непонятного чувства, и сглатывает еще раз, не отводя взгляда от темных глаз Чондэ. Бэкхен поднимается, расстегивает джинсы и не без труда стаскивает их с вспотевших напряженных бедер, снимает белье, вновь нависает над Чондэ, широко расставив ноги над его бедрами и уперевшись коленями в постель.
Он вспоминает утренние смутные сны и прикрывает глаза, облизывает губы, касается одной ладонью чужого крепкого плеча, и обхватывает себя пальцами, задыхаясь от острого, вернувшегося в один миг, возбуждения.
Он двигает рукой на собственном члене - в этот раз гораздо быстрее и жестче, шарит руками по плечу и горлу Чондэ, сжимает в кулаке завитые волосы, фиксируя его голову и заставляя смотреть на себя.
Оргазм накрывает его как воды залива - топит с головой, и Бэкхён, не сдержавшись, трется ягодицами о полунапряженный член Чондэ, выплескиваясь ему на живот и грудь, дрожа всем телом.

Засыпают они по разные сторону кровати, отвернувшись друг от друга, и, уже проваливаясь в сон, Бэкхён слышит тихий шорох одеяла и ощущает тепло, исходящее от прижавшегося к нему тела.
- Я бы хотел увезти тебя в Пхукет, показать море. - шепчет Чондэ, убирая волосы Бэкхёна за ухо, и поглаживая выпуклую серьгу в мочке. - Чтобы ты увидел, каким оно может быть чистым даже вблизи, залитое солнечным светом.

В ту ночь Бэкхёну снятся глубокие воды Индийского океана, пагоды Храма Истины и белые руки у подножья Белого Храма.

12 Следующая ⇒