Часть вторая 2 страница

– Можно и на карте, – покладисто отозвался Алексей. – Я и сам хотел, чтобы ты разобраться помог.

Зашуршал разворачиваемый пергамент, и все сблизили головы, разглядывая карту. Мишка с первого взгляда нашел болото и, быстро сориентировавшись, протянул к Алексею руку, требовательно пощелкав пальцами. Старший наставник понял без слов и вытащил из кошеля изготовленный на хуторе «циркуль».

– Вот, смотрите, – Мишка указал «циркулем» на точку невдалеке от болота, – здесь стоит хутор, который мы вчера взяли. Вот река Кипень, мост через нее и острог. От хутора до острога шесть с половиной верст, а если считать от болота, то… раз, два, три… – циркуль зашагал по карте, – около семи. Теперь смотрим в длину. Раз, два… одиннадцать, двенадцать. Двенадцать верст, и это еще не все, потому что на карте показана только округа одного смотрящего. Правда, севернее земли много быть не может, потому что Кипень понемногу на восток уходит – к Случи. Наверно, она где-то севернее нашей Воинской школы протекает, а вот на юге Кипень к западу берет. Тут от нее до болота – раз, два… почти десять верст. В общем, много земли.

Теперь посмотрим население. Вот рыбачья весь Странь[3], а вот хутор. Хутор обозначен точкой, и живет в нем, вместе с бабами и детишками, человек десять…

– Одиннадцать, – поправил Дмитрий, – у хозяина две жены, он к себе жену умершего брата взял.

«Не заместитель, а клад! Все разузнать успел! Хотя он же хутор зачищал и все население в одно место сгонял. Все равно молодец».

– Теперь Странь. Она обозначена кружочком…

– В ней девять домов, а народу, вместе с бабами и детишками, около полусотни, – продолжил вместо Мишки Алексей, видимо уже выяснивший подробности у Герасима.

– Что-то мало! – усомнился Роська таким тоном, будто торговался на базаре.

– У них же тоже моровое поветрие было, – пояснил Мишка, – старики, а может, и не только старики, повымерли. Иона говорил, что некоторые селища совсем пустыми остались, видать, у них такой хорошей лекарки, как тетка Настена, не нашлось. Но, если карта начерчена до того, то будем считать, что кружочком обозначены селища, в которых живет не больше сотни народу. Таких селищ здесь еще два – оба на берегу Кипени. Есть еще четыре хутора, наверное, изверги живут. А здесь большое селище, видите – кружочек с точкой посредине. Это, скорее всего, значит, что в нем больше сотни народу живет, а может быть, и несколько сотен. Вернее, жили, а что после морового поветрия стало, мы пока узнать не можем.

Теперь подсчитаем: пять хуторов – полсотни душ, три малых селища – сотни полторы, одно большое селище – тоже, скажем, сотни полторы-две. Всего получается три с половиной или четыре сотни душ, вместе с бабами и детишками.

В Страни стражники не стоят, на хуторах тем более, значит, они могут быть только в большом селище, которое называется Отишие[4]. Наверное, там в старые времена от врагов укрывались.

– Это я знаю! – Алексей начал сворачивать карту. – На правом берегу Кипени только три десятка стражи было, все, кого я допрашивал, одинаково говорили. Значит, остался один десяток, и нам он не страшен, потому что в Отишии сидит и будет сидеть, пока остальные не освободятся, а они уже не освободятся никогда!

– Погоди карту убирать, ты еще не сказал: куда и зачем мы идем? – напомнил Мишка.

– Пойдем мы вот сюда, – Алексей ткнул пальцем в карту, – сначала к броду, посмотрим, что там да как, а потом… – Старший наставник помолчал, а затем коротко и решительно закончил объяснения: – И захватим острог!

– Тремя десятками? – Мишка ожидал чего угодно, но только не этого. – Да нас там перережут, как курей!

– Во-первых, не тремя, а четырьмя. Сейчас пошлем гонца на хутор с приказом, чтобы десяток Демьяна подходил к мосту, но на берегу не показывался. Во-вторых, не перережут. В остроге два десятка ратников живут, но все уже в годах, некоторые совсем старики – на покое доживают.

– Ну и что, что старики? У них сыновья есть! – Мишке казалось, что Алексей не желает понимать элементарных вещей. – Они что, своих сыновей воинскому делу не обучают?

– Не-а! – Алексей хитро улыбнулся. – Не обучают! Я тоже сначала не поверил, но и Герасим подтвердил то, что мне стражники на допросе рассказали. Воинскому делу учат только в боярской дружине, а те, кто в семье жить остался, становятся простыми смердами. На острог все давно уже плюнули – он никакой границы уже много лет не охраняет. Налетим, старики и оружие-то разобрать не успеют, не то что доспех надеть, а больше нам бояться некого!

– Но там еще четыре дома снаружи за тыном стоят, и люди в полях да на огородах работают, – напомнил Мишка. – Сбегут же и боярина Журавля предупредят.

– Пускай предупреждают! – Алексей беззаботно отмахнулся. – Нам это и надо. Сожжем мост, Журавль дружину пришлет, а ей только одна дорога на этот берег – брод. Других переправ на день пути вокруг нет, сюда пойдут непременно. Вот у брода-то мы их подождем. Четыре десятка нас, Корней почти шесть десятков приведет и боярин Федор три десятка. Пусть хоть двумя сотнями лезут – большую часть положим, остальные назад поворотят. А больше двух сотен Журавлю быстро в седло не поднять. Про пешцев я уже и не говорю – их неделю, а то и дней десять собирать надо, да еще несколько дней сюда вести. Нет, больше двух сотен быть не должно, тем более что беглецы расскажут, сколько нас было.

– Но зачем острог брать? – Аргументы Алексея вроде бы были убедительными, но Мишке по-прежнему была непонятна основная идея. – Мы же можем ночью налететь, накидать на мост сушняка, полить маслом или смолой, на хуторе найдется, и поджечь. Гасить не позволим – будем стрелять из темноты, а те, кто тушить попробуют, на свету окажутся. Сгорит мост, никуда не денется.

– Все верно, – Алексей согласно кивнул, – но это Журавля может и не расшевелить, а нам надо непременно крепко его разозлить, чтобы он дружину прислал. А потом так этой дружине врезать, чтобы и мысли оставил на наш берег лазать.

– Значит, наша цель раздразнить Журавля и крепко наподдать?

– Да!

– Что ж ты раньше об этом ничего не говорил?

– Надо было посмотреть, на что твои ребята способны, так сотник Корней велел. Я посмотрел. – Алексей ободряюще глянул на урядников. – Способны на многое – храбры, воюют умело, острог взять смогут.

Артемий и Роська расправили плечи, и было заметно, что они с трудом сдерживают улыбки, Дмитрий же на лесть не поддался, а вопросительно глянул на Мишку – понял ли старшина, как дешево их покупают? Мишка утвердительно прикрыл глаза, все, мол, вижу и понимаю, но на самом деле не понимал очень многого. Например, для чего деду ввязываться в конфликт с непредсказуемыми последствиями, имея почти половинный некомплект личного состава, чреватую войной политическую ситуацию и хотя и теоретически, но возможную угрозу бунта холопов?

Мишка глянул на Анисима и Немого:

– Что скажете, господа наставники?

– Там что, и вправду одни немощные старики и необученные смерды остались? – Анисим, видимо, чисто машинально провел пальцами по царапине, оставленной на кольчуге чужим клинком. – Старики… они разные бывают, нашего Корнея хотя бы вспомни.

– Я неверно сказал! – отозвался Алексей. – Не два десятка ратников, а два десятка семей ратников, а сами воины престарелые почти все в моровое поветрие преставились. Говорю же: острог в обычную весь превратился!

– Ну если так… – Анисим окинул взглядом урядников и неожиданно спросил: – Ребята, а вы людей в полон брать умеете? Тоже – непростое дело! Бабы, детишки ревут, мужи могут в драку полезть, а стрелять – лишать семьи кормильцев. Кто-то спрячется, кто-то сбежать попробует, обязательно телег не хватит, чтобы пожитки погрузить… много всякого. Вам об этом хотя бы рассказывали?

Урядники Младшей стражи растерянно переглянулись, а Мишка даже обрадовался поводу для отказа от захвата острога, но Алексей нашелся с ответом и здесь:

– На хуторе они народ умело в одно место согнали и в сарае заперли. А что еще надо делать, покажем, не так уж все и сложно. Время тоже будет, пока Стерв с Герасимом на тот берег переправятся и пожар устроят.

– Какой пожар? – чуть не хором задали вопрос отроки.

– Эх, ребятушки, учиться вам еще и учиться! – насмешливо-покровительственным тоном отозвался Алексей.

Мишку аж передернуло от возмущения – слова, обращенные как будто ко всем, адресовались прежде всего ему, так же как и насмешливый, а может даже и презрительный, прищур глаз старшего наставника. Ничего подобного Алексей в отношении Мишки до сих пор себе не позволял. Нет, он не панибратствовал со старшим сыном своей будущей жены, всегда умел соблюсти должную дистанцию между старшим и младшим, но и такого вот насмешливо-покровительственного тона, граничащего с презрением, Мишка не припоминал – такое не забывается.

«Оплеуха, сэр Майкл! Подзатыльник за ваши слова: «Я старшина Младшей стражи, а ты всего лишь наставник». И не надейтесь, досточтимый сэр, что это всего лишь легкая шпилька, месть за хамство. Для мистера Алекса это слишком мелко. Вас, многоуважаемый, как щенка тыкают мордой в собственные, пардон, экскременты и наглядно показывают, как мало вы еще знаете и умеете, для того чтобы делать подобные заявления».

Мишка припомнил, как примерно за то же самое дядька Никифор попотчевал его посудой по лбу, и почувствовал, что у него начинают гореть уши. Слава богу, под бармицей и подшлемником не видно.

– А как вы, – продолжал между тем Алексей, – собираетесь людей с огородов и полей в острог среди дня собрать? Знаете другой способ? Что человек делает, когда видит над своим жилищем дым от пожара? Бросает все и бежит сломя голову тушить! Вот и жители острога побегут. И не думайте, что мы острог спалить собираемся, Стерв выберет такое место, чтобы дыму напустило много, а погасить было бы легко. А потом, когда погасят, сразу не разойдутся, а начнут ругаться между собой и выяснять, кто виновник пожара. Так всегда бывает. Тут-то мы и налетим! Народ весь в одном месте толчется – в домах почти никого нет, все друг на друга орут – ничего вокруг не замечают…

«Ну да: кто-кто, а уж Рудный Воевода, десятки половецких стойбищ и кочевий дымом пустивший, знает, как врасплох налететь. Сначала страх и паника, потом суматошная работа на тушении пожара, потом выплеск эмоций в скандале. Все внутри перегорело, наступает неизбежная релаксация, и готовность к отражению неожиданного нападения падает до нуля. В теории-то вы, сэр, разбираетесь, но вот приложить ее к имеющимся реалиям… М-да-с! »

– … Кричим как можно громче, все сразу, но вразнобой, щелкаем кнутами, толкаем конями, бьем сапогами в морды, загоняем в угол и заставляем сесть на землю! – продолжал наставлять Алексей.

«И это, сэр, знакомо. Цыганки, или косящие под цыганок, окружают свою жертву, все время что-то говорят, постоянно притрагиваются к ней с разных сторон, жестикулируют, заглядывают в глаза, мельтешат своими цветастыми одежками, короче говоря, активно давят на все органы чувств сразу. Результат практически всегда одинаков – сознание жертвы «зависает», как компьютер, у которого входные каналы забиты спамом. А потом жертва сама удивляется: как это получилось, что сама отдала деньги, безропотно исполняла все, что ей говорили, и не замечала, что у нее обшарили все карманы, выпотрошили сумку и так далее. Единственное спасение – агрессивная реакция: вырваться из круга, громко крикнуть, выругаться, замахнуться… вот бить, правда, не стоит – скандала не оберешься. Главное – вырваться из круга мошенниц, они сразу же отстанут и примутся искать другую жертву, потому что прекрасно знают – агрессивная реакция начисто отшибает их воздействие и дальше заниматься этим «клиентом» бесполезно. Правда, женщинам агрессивная реакция менее свойственна, поэтому они и оказываются в роли жертвы гораздо чаще мужчин.

Вот так, сэр, метод проведения боевой операции за века выродится в технологию мелкого мошенничества и карманной кражи. Хотя… пожалуй, нет. ОМОН и другие спецподразделения при захвате преступников, например, или освобождении заложников делают то же самое. Топот, крики, бряцанье оружием, тычки и удары, битье стекол, вышибание дверей, если надо, то и стрельба в воздух, использование взрывпакетов и светошумовых гранат… что там у них еще в арсенале воздействия? Неважно, главное, что «клиенты» от всего этого «концерта» тупеют так, что теряют способность выполнять даже простейшие команды типа «лечь на пол». Ну а агрессивной реакцией от этих ребят не отмажешься – себе же хуже сделаешь».

* * *

Сценарий захвата острога, предложенный Алексеем, реализовался практически стопроцентно, по крайней мере на начальном этапе. Растрепанные и чумазые острожане, сбившись в толпу неподалеку от ворот, столь эмоционально выясняли причину возгорания и виновников оного, что не расслышали даже грохота копыт по настилу моста, и дружно, словно отара овец, шарахнулись в сторону от ворвавшихся в острог, орущих, завывающих и щелкающих кнутами всадников.

Шарахнулись, ну и замечательно, Алексей специально предупредил личный состав, что гнать толпу предпочтительнее туда, куда она сама сначала дернется, а останавливать да разворачивать – лишняя морока и потеря времени. Главное – прижать людей к какой-нибудь стене, а еще лучше – загнать в закуток или тупик, откуда есть только один выход.

Жители острога шарахнулись почему-то в сторону сарая с разворошенной крышей и распахнутыми воротами, из темного нутра которого несло гарью – именно этот сарай (вернее, его содержимое) и поджег Стерв по наущению Герасима, проковыряв снаружи дырку между бревнами тына, который служил задней стеной сарая. Туда-то отроки и погнали впавшую в панику толпу.

Не обошлось и без сопротивления, все-таки у многих острожан в руках еще был пожарный инвентарь. Один мужик замахнулся на Алексея топором, но ударить не успел, а упал навзничь, получив мечом плашмя по голове, еще один попытался ткнуть Анисима багром, которым, по всей видимости, только что разламывал крышу сарая. Анисим хладнокровно отвел багор вверх и заставил коня сбить нападающего грудью. Еще один владелец топора кинулся к Немому, но тот даже руками шевелить не стал, просто, выпростав ногу из стремени, двинул мужика сапогом в лицо.

На этом всякое сопротивление, казалось, и закончилось – толпа, теснимая всадниками, закрывая руками головы от не столько хлещущих, сколько громко щелкающих кнутов, послушно отступала к распахнутым воротам сарая, вдавливая внутрь тех, кто оказался к этим воротам ближе других. Десятку Роськи, державшемуся чуть позади и не сводящему с толпы взведенных самострелов, стрелять было как будто и не в кого. Однако толпа суть зверь совершенно безумный (об этом Алексей специально предупреждал отроков) и способна на что угодно, а потому готовыми надо было быть ко всему.

Из заднего ряда, уже прижатого к стене, неожиданно поднялась женщина (видимо, встав ногами на какой-то предмет) и так ловко метнула в отрока Евлампия деревянное ведро, что вышибла его из седла. Нервы у ребят были напряжены до предела, и потому сразу трое стрелков, не дожидаясь команды Роськи, нажали на спуск самострела. Все трое попали, и женщина упала вперед, прямо на головы стоящих перед ней людей, заливая их кровью из разорванной болтом шеи. Что послужило «спусковым крючком» к дальнейшему, неизвестно – то ли прошуршавшие над самыми головами болты, то ли предсмертный крик женщины, то ли труп, свалившийся прямо на головы, но толпа рванула в разные стороны. Вернее, попыталась рвануть. Острог был застроен очень тесно, и на «пятачке» перед воротами в тыне, исполнявшем роль главной площади поселения, было и без всадников Младшей стражи отнюдь не просторно, а в результате нападения и вообще началась настоящая давка.

Толпа просто бессмысленно колыхалась, как большое, многоголовое, но совершенно безмозглое существо, и только отдельные люди протискивались между всадниками, вдоль стен построек или согнувшись проскакивали под конскими брюхами. Дальше пошло еще хуже. Откуда-то взялось всякое дреколье, которым несколько человек принялись лупить по конским мордам, заставляя животных пятиться и шарахаться в стороны, сталкиваясь друг с другом и грозя сбросить со спин всадников, чей-то кнут перехватили за кончик и выдернули из руки хозяина, одного из отроков уже ухватили за ногу и силились стащить на землю. Над острогом повис многоголосый ор, в котором уже никто не слышал собственного голоса.

Вряд ли все это было осознанным, тем более организованным сопротивлением – надежды не то чтобы победить, а просто схватиться на равных у острожан не было никакой, – просто люди, чисто инстинктивно пытались вырваться из давки, а кто-то, сохранивший ясность мышления, видимо рассчитывал сбежать, но ситуация зависла в неустойчивом равновесии, еще немного – и отрокам пришлось бы взяться за кистени, уже для того, чтобы защитить себя. Роська выстрелил, перебив руку мужику, тянувшему за ногу отрока Савелия, но отдать приказ стрелять всему десятку не решался. Под отроком Ефимом неожиданно упал конь, и острожане ринулись в прореху прямо по конскому и мальчишескому телам. В воротах сарая вдруг вырос всклокоченный мужик и, вздев над головой двумя руками обгоревший с одного бока бочонок, швырнул его во всадников.

Положение спасли наставники. Немой, подхватив пробегавшую мимо девку, поднял ее над головой, так же, как только что мужик в воротах сарая вздымал над собой бочонок, и швырнул ее в людей, топтавших Ефима и его коня. Острожане отпрянули, сбивая друг друга с ног и сами падая, а все четверо наставников: Алексей, Анисим, Глеб и Немой – ринулись в разрыв строя отроков, лишь в последний момент осадив коней, чтобы не затоптать насмерть Ефима. Алексей, перекрывая гвалт, скомандовал: «Бей!!! » – и кнуты с вплетенными в кончики железными остриями, вместо безобидного щелканья над головами, начали беспощадно хлестать по телам – брызнула кровь, толпа подалась назад, сплющилась, как комок глины на гончарном круге, и начала выдавливаться по краям. Справа несколько человек, протиснувшись между всадниками и тыном, бросились бежать к воротам, а слева около десятка человек, оттеснив конных отроков, устремились в узкий проулок, уходящий куда-то в глубину острога.

Мишка с самого начала наблюдал за происходящим со ставшей уже привычной некоторой отстраненностью. Самострел он зарядил болтом с деревянным наконечником, которым можно было нанести травму, оглушить, но не убить (разве что неудачно попав в убойное место). Выстрелил он только один раз – в мужика, швырнувшего бочонок, когда тому из глубины сарая подали второй «метательный снаряд». Болт ударил в грудинную кость и мужик канул куда-то в темноту обгоревшей изнутри постройки.

Слезать с коня, чтобы перезарядить самострел, Мишка не успел – какой-то мужичонка, вовсе не богатырского телосложения, вывернулся из-под брюха коня одного из отроков и так толкнул Зверя в бок, что конь слегка пошатнулся и переступил ногами, чтобы удержать равновесие. Мишка, не вынимая ногу из стремени, пнул мужика в голову. Медное стремя ударило, как кастет, и мужик упал.

Еще несколько минут, и острожан удалось более или менее утихомирить – люди либо сами покорно садились на землю, либо падали под ударами, никто ничем уже не кидался, прорвать оцепление тоже не пробовали. Алексей деловито распоряжался, перекрывая голосом негромкий ропот, после недавнего гвалта казавшийся тишиной:

– Мужей в сарай! Бабы пусть тут сидят! Детей вон в тот дом! Шевелись, шевелись!

К Мишке подъехал Анисим и, мотнув головой в сторону проулка, просипел сорванным голосом:

– Давай-ка, старшина, глянем: где тут что?

Мишка согласно кивнул и обернулся к Варламу, возглавлявшему остатки пятого десятка, изображавшего из себя что-то вроде резерва.

– Урядник Варлам, к бою!

– А? – Брат Первака явно не мог сообразить, что от него требуется.

– Тьфу, чтоб тебя!

Вовеки взвода в поле не водивший

И смыслящий в баталиях не больше,

Чем пряха…[5]

– А? – Лицо Варлама приняло уж и совсем тупое выражение.

Анисим хмыкнул, хотя вряд ли что-то понял, а Мишка, глядя за спину недавно назначенного урядника, скомандовал отрокам пятого десятка:

– На первый-второй рассчитайсь! – и добавил, дождавшись окончания расчета: – Первые смотрят налево, вторые – направо, стрелять только в случае нападения… на крыши поглядывать не забывайте. За мной!

Проулок был узким, только-только на телеге проехать, дома стояли тесно, иногда чуть ли не соприкасаясь стенами, и выглядели победнее, чем в Ратном: ни одного дома на подклете, а почти половина домов – заглубленные на треть в землю полуземлянки. Правд, соломенных крыш не было видно, все постройки покрыты прогрессивным по нынешним временам материалом – дранкой. В смысле пожарной безопасности дранка, конечно, получше, чем солома, но ненамного. Вообще же внутренний вид острога порождал ощущение какой-то безалаберности и неряшливости, что, впрочем, и неудивительно для пограничной крепостцы, опустившейся в своем статусе до небольшой крестьянско-рыбачьей веси.

Не проехав и нескольких шагов по проулку, Мишка получил наглядное подтверждение усвоенной еще ТАМ истины: в экстремальной ситуации вполне здравомыслящие в обычных условиях люди зачастую начинают себя вести как непроходимые идиоты. Дверь одного из домов распахнулась, и из нее, спиной вперед, вылез парень, как принято говорить, «выше средней упитанности». Выходил он спиной вперед потому, что руки у него были заняты полным набором воинского снаряжения: кольчугой, шлемом, щитом, воинским поясом и, в придачу ко всему, здоровенной рогатиной.

Как он собирался вести боевые действия, держа все это в охапке, так и осталось загадкой – толстяк сначала зацепился крестовиной рогатины за косяк двери, некоторое время, громко сопя, поворочался, освобождая оружие, а потом оступился и грянулся наземь, прямо под ноги коню Анисима. Воинское снаряжение рассыпалось, а новый наставник Младшей стражи, не говоря дурного слова, вытянул горе-вояку кнутом поперек обширного зада. Толстяк по-поросячьи взвизгнул, очень шустро для своей комплекции, вскочил на четвереньки и уставился округлившимися глазами почему-то не на Анисима, а на Мишку. Мишка, тоже не говоря ни слова, повелительно мотнул головой в сторону выхода из проулка и продублировал свое указание движением самострела, толстяк внял, поднялся на ноги и послушно посеменил в указанную сторону. Кто-то из отроков наподдал ему прикладом самострела, остальные дружно заржали.

– Отставить смех! – прикрикнул Мишка, но добавить что-нибудь увещевательно-поучительное не успел – впереди, через два дома, кто-то, так быстро, что не разобрать, мужчина или женщина, выглянул и тут же захлопнул дверь.

Отроки дружно дернули самострелами в сторону движения, но стрелять было не в кого.

– Подоприте чем-нибудь дверь, – просипел Анисим, – потом… – Наставник умолк и только махнул рукой, видимо, голос у него сел окончательно.

«Ну до чего же невезучий мужик – вечно какие-то неприятности, хотя и мелкие, но зато постоянно следующие друг за другом. Правильно его из десятников поперли, с таким командиром… А вы-то, сэр, позвольте полюбопытствовать, чем лучше? Чего вас сюда понесло, когда надо всей Младшей стражей командовать? Опять забылись? »

Согласившись на предложение Анисима «посмотреть, где тут что», Мишка сам поставил себя в совершенно дурацкое положение. Его место как старшины Младшей стражи было конечно же не здесь, а там – у ворот, рядом с Алексеем, но повернуть сейчас назад означало повторить ситуацию, которая вчера сложилась на хуторе – вся Младшая стража у ворот, и только пятый десяток (теперь уже в половинном составе) отдельно ото всех находится в глубине поселения.

«Повернуть назад? Еще подумают, что струсил, да и ребят бросать под командой Варлама… и оставаться глупо. Однако ситуация, сэр! А! Да пошло оно все… в конце концов, с ними Анисим, хоть и невезучий, но воин-то опытный, да и не должно тут быть ничего такого… в пять самострелов уложат кого угодно, ну не сидит же здесь сотня в засаде! »

Пока Мишка размышлял, как поступить, их группа продвинулась уже почти до конца проулка. Подперли, по указанию Анисима, еще одну дверь, из-за которой доносились звуки какой-то подозрительной возни, бесполезно стрельнули вслед мальчишке, шустро перебравшемуся с крыши дома на тын и спрыгнувшему наружу, и остановились возле дома, из которого доносился голос заходящегося в плаче младенца. Трое отроков осторожно, по всем правилам проникли внутрь и тут же вернулись, сообщив, что никого, кроме ребенка в люльке, там нет.

Этим-то поводом и решил воспользоваться Мишка. Невнятно пробормотав: «Пропадет же дите…» – он спешился, заскочил в дом и, сняв люльку с крюка, вынес ее на улицу.

– Варлам! Остаешься с наставником Анисимом, а я пойду мать поищу.

– Слушаюсь, господин старшина!

Чувствуя спиной недоуменные взгляды (вечно старшина чего-то выдумывает), Мишка, держа люльку с младенцем одной рукой, взял Зверя за повод и пошагал назад к воротам. Выйдя из проулка, он огляделся и сразу же прилип взглядом к лежащему на подстеленном войлоке отроку Ефиму. Доспех с того был снят, рубаха задрана до шеи, и Матвей с напряженным лицом ощупывал ребра Ефима с правой стороны. Рядом, на краешке того же войлока, сидел отрок Евлампий, держа на коленях уже уложенную в лубки левую руку.

«Ну вот, еще двое раненых. Повоевали, блин… Чего ж их в доме-то не устроили?.. »

Мишка уже открыл рот, чтобы дать команду найти где-нибудь место для раненых, но тут снова подал голос младенец, притихший было, когда его взяли на руки. Мишка обернулся к тесно сидящим на земле под охраной отроков женщинам и громко спросил:

– Чей ребенок?! Кто ребенка в доме оставил?!

К его удивлению, никто не отозвался, даже голову в его сторону повернули немногие, большинство же женщин сидели неподвижно, уставившись глазами в землю или прямо перед собой.

– Чей ребенок?! – еще громче повторил Мишка. Такого, чтобы мать не узнала своего малыша, просто не могло быть.

«Сбежала, забыв про младенца? Сомнительно. Убита или лежит без сознания? Скорее всего, именно так и есть, но остальные-то чего молчат? Неужели такой мощный шок от произошедшего? А что вам, сэр, известно о том, как чувствуют себя полонянки? Может, и шок».

Не задавая больше вопросов, Мишка сунул люльку ближайшей бабе, еще раз удивившись тому, что женщина даже не сразу отреагировала, и вздрогнул от злого окрика Алексея:

– Михайла! Тебе что, заняться нечем?!

Ответить или еще как-то отреагировать Мишка не успел – где-то сзади раздался треск ломающегося дерева, истошный вопль и звук падения тела на землю.

Почти одновременно прозвучали два крика: Демьяна – «Ленька!!! » и Алексея – «Черт… я же велел: осторожно! ».

Отрок Леонид лежал на земле под ступеньками лестницы, ведущей на наблюдательную вышку. На высоте примерно двух человеческих ростов в лестнице зияла прореха от сломанной перекладины.

«Какое, на хрен, осторожно? Там же сгнило все наверняка! Господи, только бы не насмерть! »

Словно услышав Мишкины мысли, отрок Леонид пошевелился и взвыл:

– Ой, нога, нога!!!

Матвей, оставив Ефима, бросился к Леониду, а Алексей, обернувшись к Мишке, заорал все тем же злым голосом:

– Михайла! Ты старшина или девка? Мне что тут, разорваться? Выстави дозор, возьми трех баб, пусть в доме с детьми посидят, а то писку от них… командуй давай, не спи!

Упрек был вполне заслуженным, и Мишка деятельно засуетился.

– Урядник Василий!

– Здесь, господин старшина!

– Двоих на крышу вон того дома, да поаккуратнее, чтоб не свалились. Пятерку – в дозор на дорогу, пусть трое доедут до поворота, а двоих поставят так, чтобы их с крыши видно было. И еще… подойди-ка.

Роська подъехал вплотную к старшине и, вопросительно изломив бровь, склонился с седла.

– Если попадутся беглецы, – негромко сказал Мишка, – не гоняйтесь за ними, пусть донесут до Журавля весть, что нас всего лишь полсотни. Но и просто так вслед не пяльтесь, а то, не дай бог, догадаются, стрельните в них, чтобы болт рядом пролетел, по веткам или кустам прошел – шуму много, толку мало. Понял?

– Понял… а если… – Роська замялся, сам, видимо, плохо представляя, что такого особенного может случиться.

– Рось, ну какое может быть «если»? Ты что, думаешь, беглецы на вас напасть осмелятся?

– Нет… но все-таки…

– Не валяй дурака! Отрокам все как следует разъясни и отправляй.

– Слушаюсь, господин старшина!

На Мишкин приказ: «Ты, ты и ты, встать! » – отреагировала только одна женщина – та, которой Мишка всучил люльку с младенцем, остальных пришлось поднимать за шиворот. Отправив их в дом, в который загнали всех детей, Мишка подошел к Матвею.

– Моть, что тут?

– У этого рука и по морде ведром получил, у этого ребра, вроде бы два – на нем куча народу ногами потопталась, у этого нога и вообще зашибся. – Матвей, не глядя на Мишку, потыкал указательным пальцем в раненых.

– А чего они тут лежат? В дом бы отнести…

– Алексей не разрешил! – По голосу Матвея чувствовалось, что ему сейчас не до разговоров. – Говорит, что дома сначала проверить надо. Слушай, Минь, дай еще пару человек в помощь, мне же еще полоняников раненых смотреть надо.

– Сейчас, Моть, отроки освободятся, я тебе кого-нибудь пришлю.

Отроки, охранявшие сидящих на земле женщин, действительно должны были освободиться – для полонянок очистили от всякого хлама какое-то несуразное, покосившееся строение непонятного назначения, но достаточно просторное, чтобы туда поместились все. Женщин, кого окриком, кого пинками, подняли с земли и погнали к распахнутым дверям. Матвей, оторвавшись от раненых, внимательно смотрел на проходящих мимо него баб и девок, время от времени указывая на кого-нибудь из них пальцем:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒