Кевин Ульямсон и Джулии Плек 8 страница

Обняв Катерину за плечи, я попытался раствориться в танце, однако все еще чувствовал себя скованно. Разговор с Картрайтами расшевелил мою совесть, заставив почувствовать себя предателем по отношению к памяти Розалин и к Дамону. Не предал ли я его, не сказав о том, что иду на бал с Катериной? Прав ли я был, когда радовался его длительному отсутствию?

Оркестр сделал перерыв, и, пока женщины поправляли туалеты перед тем, как снова взять за руки своих партнеров, я отправился к барному столику в углу.

— Стефан, с тобой все в порядке? — спросила Катерина, бесшумно скользя рядом со мной, и тревога исказила ее прелестный лоб.

Я кивнул, продолжая свой путь, и солгал:

— Просто хочется пить.

— Мне тоже. — Катерина ждала, пока я налью темно-красный пунш в хрустальный стакан. Я подал ей стакан и наблюдал, как она жадно пьет, представляя себе, как она выглядит, когда пьет кровь. Когда Катерина поставила стакан на стол, я увидел вокруг ее рта еле заметные следы красной жидкости, и не смог совладать с собой. Указательным пальцем я вытер каплю с изогнутых губ, а затем сунул палец себе в рот. Вкус был сладкий и острый.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — еще раз спросила Катерина.

— Меня беспокоит Дамон, — признался я, наливая себе пунш.

— Но почему? — спросила Катерина с неподдельным смятением на лице.

— Из-за тебя, — коротко ответил я.

Забрав у меня стакан, Катерина увела меня от барного столика.

— Он мне как брат, — сказала она, приложив ледяные пальцы к моему лбу. — Я для него как младшая сестра. И тебе это известно.

— Но все время, пока я болел... и ты с ним — вы всегда были вместе... Это было похоже на...

— Это было похоже на то, что мне нужен друг, — твердо сказала Катерина. — Это был флирт. Дамон не хочет быть связанным, так же как и я не хочу быть связанной с ним. Ты — мой возлюбленный, а Дамон мне брат.

Повсюду вокруг нас в полутьме кружились пары, склоняясь в такт музыке и весело смеясь над приватными шутками; казалось, ничто в целом мире их не волнует. Они, конечно, тоже были обеспокоены загадочными нападениями, войной и горем, но все равно продолжали танцевать и смеяться. Почему же я не мог? Почему я всегда должен был сомневаться? Я взглянул на Катерину. Непослушная темная прядь выбилась из ее высокой прически, и я заправил ее ей за ухо. Глядя в эти глубокие карие глаза, я ощущал лишь страстное желание, вытеснившее и чувство вины, и недавнее беспокойство.

— Так мы будем танцевать? — спросила Катерина, прижимаясь щекой к моей руке.

Сквозь толпу танцевавших гостей я разглядел отца, мистера Картрайта и остальных Основателей, яростно шептавшихся в дальнем углу зала.

— Нет, — хрипло прошептал я, — мы поедем домой.

Я схватил Катерину за плечи, и мы понеслись через зал в сторону кухни, где слуги готовили закуски. Рука об руку, мы прошли через кухню — к величайшему удивлению прислуги — и вышли из дома с черного хода.

Мы помчались в ночь, не обращая внимания на холодный воздух, на взрывы смеха, доносившиеся со стороны особняка, и на то, что мы только что сбежали с главной светской вечеринки сезона.

Наш экипаж стоял у конюшни Локвудов. Альфред вне всяких сомнений играл в кости с другими слугами.

— После вас, леди, — сказал я, приподнимая Катерину за талию и усаживая на пассажирское иденье. Я влез на место кучера, щелкнул кнутом, и кони послушно поскакали к дому.

Я улыбнулся Катерине. Впереди нас ожидал целый вечер свободы, и это было упоительно. Незачем было тайком пробираться в домик для гостей, прятаться от слуг... Только часы нескончаемого блаженства.

— Я люблю тебя! — закричал я, но ветер тут же унес мои слова. Я представил себе, как они, путешествуя вместе с ветром, облетают весь земной шар, пока каждый человек в каждом городе не узнает о моей любви.

Катерина встала, и ее кудри бешено заметались вокруг лица.

— Я тоже люблю тебя! — выкрикнула она, а потом со смехом упала обратно на сиденье.

К тому времени, когда мы вернулись в гостевой домик, мы оба раскраснелись и вспотели. Добравшись до спальни Катерины, я немедленно стянул платье с ее стройного тела и, охваченный страстью, нежно пробежался зубами по ее шее.

— Что ты делаешь? — Она отскочила и пронзительно посмотрела на меня.

— Я просто…— Что я делал? Исполнял роль? Пытался представить, что я такой же, как она? — Наверное, я хотел понять, что ты чувствуешь, когда...

— Катерина закусила губу. — Возможно, когда-нибудь ты все узнаешь, мой милый, невинный Стефан, — Она легла на кровать, волосы разметались по снежно-белой подушке, — но прямо сейчас мне нужен только ты сам.

Я лег рядом, провел указательным пальцем по изгибу ее подбородка и коснулся губами ее губ. Поцелуй был таким мягким и нежным, что я почувствовал, как ее сущность сливается с моей, и вместе они порождают силу большую, чем каждый из нас. Мы открывали тела друг друга, будто впервые. Там, в полумраке ее спальни, я не мог понять, где заканчивается реальность и начинаются мечты. Не было ни стыда, ни мыслей о будущем, лишь страсть и вожделение, и чувство опасности, таинственное, всепоглощающее и прекрасное.

В ту ночь я позволил Катерине всецело распоряжаться мной и с радостью предложил бы свою шею, если бы это дало нам возможность не размыкать объятий целую вечность.

Той ночью, однако, объятия не были вечными, и я провалился в тяжелый сон без сновидений. Но внезапно мой разум и мое тело пробудились, когда я услышал резкий лязгающий звук, казалось отозвавшийся во всем моем теле.

— Душегубы!

— Убийцы!

— Демоны!

Эти слова, похожие на монотонное песнопение, залетали через открытое окно. Едва передвигая ноги, я подошел к окну и со скрипом распахнул ставни. Снаружи, за прудом, были видны вспышки огней, и слышались ружейные выстрелы. Темные силуэты слились в единую массу, будто рой саранчи, налетевший на хлопковое поле.

— Вампиры! Убийцы!

Постепенно я начал различать все больше и больше отдельных слов в зловещем гуле толпы. Там было, по меньшей мере, человек пятьдесят. Пятьдесят пьяных, разгневанных, жестоких мужчин. Я схватил Катерину за плечо и изо всех сил начал трясти ее.

— Проснись же! — нетерпеливо шептал я.

Она рывком села на кровати. Белки ее глаз выглядели огромными, а под глазами залегли тени.

— Что случилось? Все в порядке? — Ее пальцы вспорхнули к ожерелью.

— Нет, не в порядке, — прошептал я. — Команда вышла на охоту. Они ищут вампиров. Сейчас они на главной дороге. — Я указал на окно.

Крики и вопли слышались все ближе. Огонь полыхал в ночи, языки пламени алыми кинжалами пронзали черное небо. Меня охватил страх. Это не должно было случиться — не сейчас.

Катерина выскользнула из кровати, замотавшись в белое пуховое одеяло, и с грохотом захлопнула ставни.

— Твой отец, — холодно сказала она.

Я потряс головой. Этого не могло быть.

— Облава назначена на следующую неделю, а отец не из тех, кто отступает от принятого плана. Стефан! — резким голосом сказала Катерина. — Ты обещал, что сделаешь что-нибудь. Ты должен это остановить. Эти мужчины не знают, с чем сражаются, они не знают, насколько это опасно. Если они будут продолжать, многие могут пострадать.

— Опасно? — переспросил я, растирая висок. У меня вдруг сильно разболелась голова. Крики постепенно стихали, кажется, толпа двинулась дальше — или начала расходиться. Я не мог понять, было ли происходящее стихийной акцией протеста, пьяным куражом, или действительно началом облавы.

— Опасность исходит не от меня, опасен тот, кто начал эти нападения, кем бы он ни был, — Катерина поймала мой взгляд. — Если жители города дорожат своим покоем и безопасностью, они остановят охоту и позволят нам самим решить проблему. Они позволят нам найти виновного в этих нападениях.

Я сидел на краю кровати, положив локти на колени и уныло уставившись в потертые деревянные половицы, как будто мог отыскать там хоть какой-нибудь ответ, хоть какой-нибудь способ предотвратить то, что вот-вот случится.

Катерина взяла мое лицо в свои руки.

— Я всецело в твоей власти. Я нуждаюсь в твоей защите. Пожалуйста, Стефан.

— Катерина, я все понимаю, — почти в истерике ответил я, — но что, если уже слишком поздно? У них есть отряд, у них есть подозреваемые, у них даже есть прибор, специально созданный для поиска вампиров.

— Что? — отшатнулась Катерина. — Прибор? Ты не говорил мне об этом, — сказала она, и в ее голосе звучало обвинение.

С тяжелым сердцем я рассказал ей об изобретении Джонатана. Как я забыл рассказать об этом раньше? Простит ли она меня когда-нибудь?

— Джонатан Гилберт, — лицо Катерины исказило презрение. — Итак, этот дурак возомнил, что сможет загнать нас в ловушку, как животных?

Я отшатнулся. Я никогда не слышал, чтобы Катерина разговаривала таким грубым тоном.

— Прости, — сказала Катерина уже более спокойным голосом, будто почувствовав вспышку страха в моем сердце. — Прости. Это просто... Ты просто не можешь себе представить, каково это, когда на тебя идет охота.

— Голоса, кажется, стихают. — Я украдкой выглянул через ставни. Толпа действительно начинала расходиться, факелы уже казались дрожащими точками на фоне чернильно-черного неба. Похоже, опасность миновала.

По крайней мере пока. Но на следующей неделе у них будет изобретение Джонатана. У них будет список вампиров. И они их отыщут, всех до единого.

— Слава богу! — Катерина рухнула на кровать, бледная, как никогда прежде. Одинокая слеза вытекла из ее глаза и побежала вниз по алебастровой коже. Я подошел и вытер ее указательным пальцем, а затем нежно коснулся этим пальцем своей кожи, как тогда, на балу. Я лизнул свой палец и обнаружил, что ее слезы были солеными на вкус. Человеческими.

Я привлек ее к себе и крепко обнял. Не знаю, сколько времени мы просидели вместе, обнявшись. Когда в окно пробрался слабый утренний свет, я встал.

— Я остановлю это, Катерина. Я буду защищать тебе до самой смерти. Клянусь.

25 сентября 1864 года

Говорят, любовь побеждает все. Но может ли она победить тот голос, который внушает отцу, что Катерина и ей подобные — демоны, зло?

Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что Катерина — ангел. Она спасла мою жизнь и жизнь Анны. Отец должен узнать правду. Как только он все узнает, он уже не сможет отрицать добродетель Катерины. И моя обязанность как представителя рода Сальваторе — оставаться верным своим убеждениям и тем, кого я люблю.

Настало время действовать, прочь сомнения. Уверенность течет в моих жилах. Я заставлю отца признать очевидное: все мы одинаковы. И вместе с правдой придет любовь. И отец отзовет облаву.

Клянусь своим именем и своей жизнью.

Остаток дня я провел в своей спальне за письменным столом, глядя на чистый лист дневника и обдумывая свои дальнейшие действия. Если бы только отец узнал, что Катерина — вампир, он отозвал бы облаву. Иначе не может быть, ведь я же видел, как он смеялся вместе с ней, как старался произвести на нее впечатление рассказами о своих мальчишеских шалостях в Италии и обращался с ней как с дочерью. Катерина наполнила моего отца такой энергией, какой я никогда в нем не видел. Она вдохнула в него жизнь.

Но как я мог убедить его в этом, если презрение к демонам так глубоко проникло в его мозг? К тому же отец всегда был очень рационален. Логичен. Возможно, он тоже мог бы понять то, в чем Катерина убедила меня: вампиры — это необязательно зло. Они ходят среди нас, плачут человеческими слезами; все, чего они хотят, — иметь настоящий дом, и чтобы их там любили.

Наконец я набрался храбрости и встал, решительно захлопнув дневник. Это не домашнее задание в школе; для того, чтобы говорить от имени своего сердца, не нужны заметки. Я был готов поговорить с отцом, как мужчина с мужчиной. В конце концов, мне почти восемнадцать, и отец собирается оставить мне Веритас.

Сделав глубокий вдох, я спустился по винтовой лестнице, прошел через пустую гостиную и решительно постучал в дверь отцовского кабинета.

— Войдите! — послышался приглушенный голос отца. И прежде, чем я успел взяться за ручку, отец уже сам открыл дверь. На нем был строгий пиджак с цветком вербены в петлице, но я заметил, что, всегда чисто выбритый, сегодня он щеголял сизой щетиной, а глаза были воспаленными и припухшими.

— Я не видел тебя вчера на балу, — сказал отец, впустив меня в кабинет. — Надеюсь, тебя не было в этой шумной, бессмысленной толпе.

— Нет. — Я энергично потряс головой, и в сердце зародилась надежда. Могло ли это означать, что отец больше не планирует нападения?

— Хорошо. — Отец сел за дубовый стол и громко захлопнул книгу в кожаном переплете. Под ней я увидел сложные чертежи и схематическое изображение нашего города, некоторые дома на нем, включая аптеку, были помечены крестами. Проблеск надежды мгновенно угас, уступив место холодному, гнетущему страху.

Отец проследил за моим взглядом.

— Как видишь, у нас есть намного более продуманные планы, чем эта глупая вылазка юнцов и пьяниц. К счастью, шериф Форбс и его команда остановили их, и ни один из них не будет участвовать в нашей операции, — отец вздохнул и сложил пальцы рук вместе. — Мы живем в опасное и ненадежное время, и действовать нужно соответственно. — На секунду его взгляд смягчился. — Я просто хочу, наконец, удостовериться, что ты хорошо обдумал свои решения, — он не добавил «в отличие от Дамона», но в этом не было нужды. Я знал, о чем он думал.

— Значит, облава...

Состоится на следующей неделе, как и планировалось.

— А компас? — спросил я, вспомнив разговор с Катериной.

Отец улыбнулся.

— Он работает. Джонатан уже заканчивает.

— А... — Волна ужаса прокатилась по моему телу. Если он работает, то не приходится сомневаться в том, что отец узнает о Катерине. — Откуда вы знаете, что он работает?

— Отец улыбнулся и свернул бумаги.

— Потому что он уже работает, — просто ответил он.

— Можно мне кое-что сказать? — спросил я, надеясь, что голос не выдаст меня. Образ Катерины пронесся в моей голове, придав сил для того, чтобы посмотреть отцу в глаза.

— Разумеется. Садись, Стефан, — приказал отец. Я послушно опустился на стул с высокой спинкой, стоявший у книжных полок. Отец встал, подошел к угловому столику и налил в стаканы бренди из графина — сначала себе, потом мне.

Я взял стакан и, поднеся его к губам, сделал маленький, почти неощутимый глоток. Затем, собравшись с силами, я взглянул отцу прямо в глаза:

— У меня есть сомнения по поводу твоего плана.

— Правда? И почему же? — Отец откинулся на спинку стула.

Занервничав, я жадно отхлебнул большой глоток бренди.

— Мы исходим из предположения, что они действительно такие злонамеренные, какими их все представляют. А что, если это не так? — спросил я, заставляя себя смотреть прямо в его глаза.

Отец фыркнул.

— А что, есть доказательства, что это не так?

Я тряхнул головой.

— Разумеется, нет. Но почему мы должны принимать на веру слова других людей? Ты всегда учил нас обратному.

Отец со вздохом подошел к графину и налил еще бренди.

— Почему? Потому что эти создания пришли из самого темного уголка ада. Они знают, как контролировать наш разум, подавлять наш дух. Они несут смерть и должны быть уничтожены.

Я посмотрел на янтарную жидкость в своем стакане, такую же темную и мутную, как мои мысли.

Отец слегка коснулся своим стаканом моего.

— Нет необходимости говорить тебе, сын, что те, кто с ними заодно, кто позорит свои семьи, тоже будут уничтожены.

Холод сковал мой позвоночник, но я выдержал его взгляд.

— Любой, кто встанет на сторону зла, будет уничтожен. Но я действительно не думаю, что разумно считать всех вампиров злом только потому, что они вампиры. Ты всегда учил нас искать в людях хорошее и думать своей головой. Сейчас, когда война уже унесла столько жизней, нашему городу меньше всего нужны бессмысленные убийства, — сказал я, вспоминая тот ужас, о котором рассказывали в лесу Анна и Перл. — Основателям следует пересмотреть свой план. Я пойду с тобой на следующее собрание. Я знаю, что я не столь глубоко вовлечен в вашу работу, как мог бы, но я готов взять на себя ответственность.

Отец снова сел на стул, прислонив голову к спинке. Закрыв глаза, он помассировал виски, а потом несколько секунд оставался в таком положении. Я сидел, не шелохнувшись, и каждая мышца моего тела напряглась в ожидании шквала гневных слов, который должен был вылететь из его рта. Подавленный, я не сводил глаз со своего стакана. Я проиграл. Я обманул ожидания Катерины, Перл и Анны. Я не смог обеспечить самому себе счастливое будущее.

Наконец, отец открыл глаза, такие же лиственно-зеленые, как мои. К моему удивлению, он кивнул.

— Я полагаю, что мог бы обдумать твое предложение.

Мое тело наполнилось спасительной прохладой, как будто знойным летним днем я прыгнул в пруд. Он обдумает мое предложение! Для кого-то это, может, и не много, но для моего упрямого отца это означало все. Это означало, что шанс есть. Шанс на то, что не придется красться в темноте. Шанс на то, что Катерина будет в безопасности. Что мы всегда будем вместе.

Отец поднес свой стакан к моему.

— За семью.

— За семью, — эхом отозвался я.

Отец осушил свой бокал, и я был вынужден сделать тоже самое.

Волнение не оставляло меня, когда, улизнув из дома, я крался через покрытую росой лужайку к домику для гостей. Проскользнув мимо Эмили, придерживавшей для меня дверь, я взлетел по лестнице. Мне больше не нужна была свеча, чтобы найти Катерину. Там, в спальне, она ждала меня в простой ночной рубашке из хлопка, рассеянно поигрывая хрустальным ожерельем, переливавшимся в лунном свете.

— Я думаю, можно убедить отца отозвать облаву. По крайней мере он готов это обсуждать. Уверен, что смогу заставить его изменить свое мнение, — воскликнул я, закружив ее по комнате.

Я думал, что она захлопает в ладоши от радости, что ее улыбка станет отражением моей собственной. Но вместо этого Катерина высвободилась из моих объятий и положила ожерелье на ночной столик.

— Я знала, что ты человек слова, — сказала она, не глядя на меня.

— В большей степени, чем Дамон? — спросил я, не в силах подавить искушение.

Катерина наконец улыбнулась.

— Перестань сравнивать себя с Дамоном.

Она подошла ближе, коснулась губами моей щеки, а потом прижалась ко мне, и я задрожал от наслаждения. Я крепко держал ее, чувствуя ее спину сквозь тонкий хлопок ночной рубашки.

Она поцеловала меня в губы, потом в щеку, легко-легко пробежала губами вниз по шее. Я застонал и прижал ее к себе как можно сильнее; мне необходимо было чувствовать ее всю, всем своим телом. Она укусила меня в шею. Почувствовав ее зубы под своей кожей, я приглушенно вскрикнул от боли и наслаждения. Она высасывала из меня кровь, и словно тысяча ножей кололи мою шею. Но я прижимал ее все крепче, желая чувствовать ее губы на своем теле, желая полностью подчиниться боли, кормившей ее.

Внезапно Катерина отпрянула от меня. Ее глаза горели огнем, лицо исказила отчаянная мука. Из уголка рта стекала тонкая струйка крови, а губы искривились от мучительной боли.

— Вербена, — выдохнула она, отступая до тех пор, пока не упала на кровать, изнемогая от боли. — Что ты наделал?

— Катерина! — Я приложил руки к ее груди, губы к ее рту, отчаянно пытаясь вылечить ее так же, как она вылечила меня там, в лесу. Но она оттолкнула меня, корчась на кровати, прижимая руки ко рту. Казалось, ее истязала невидимая рука. Из глаз лились слезы агонии.

— Зачем ты сделал это? — схватившись за горло, Катерина закрыла глаза, ее дыхание замедлилось, превратившись в гортанный хрип. Каждый мучительный вздох Катерины колом вонзался в мое собственное сердце.

— Это не я! Это отец! — кричал я, вспоминая головокружительные события этого вечера. Мой бренди. Отец. Он знал.

Внизу послышался грохот, и в комнату ворвался отец.

— Вампир! — ревел он, держа в руках грубо отесанный кол. Катерина с пронзительным визгом, какого я никогда не слышал прежде, корчилась от боли на полу.

— Отец! — закричал я, высоко подняв руки, когда он начал пинать Катерину ногой, обутой в тяжелый сапог. Она стонала, пытаясь отбиваться руками и ногами.

— Катерина! — бросившись на колени, я крепко обнял ее. Она завизжала, глаза ее закатились так, что виден был только белок. Губы покрылись запекшейся кровью, а изо рта пошла пена, как у бешеного животного. От ужаса я разжал руки, и ее тело с отвратительным глухим стуком упало на пол.

Не вставая на ноги, я отполз и, не в силах глянуть ни на Катерину, ни на отца, уставился в потолок в немой молитве.

Между тем отец стал тыкать Катерину колом. Издав еще один пронзительный крик, она вскочила с пеной на губах, с невидящими дикими глазами — а затем бесформенной грудой рухнула на пол.

К горлу подступила тошнота. Кто это чудовище?

— Поднимайся. — Отец поставил меня на ноги. — Видишь, Стефан? Видишь, какова она на самом деле?

Я посмотрел на Катерину. Ее спутанные темные пряди прилипли ко лбу, мокрому от пота, черные глаза расширились и налились кровью, на губах выступила пена, тело тряслось. Я не мог разглядеть в ней ни одной черты, напоминавшей ее прежнюю.

— Сходи за шерифом Форбсом. Скажи, что мы поймали вампира.

Парализованный ужасом, я не мог сделать ни шага. Сердце мое билось как сумасшедшее, в мыслях царила неразбериха. Я любил Катерину, любил. Тогда почему она... почему это чудовище вызывает у меня отвращение?

— Я не воспитывал своих сыновей слабаками, — прорычал отец и засунул пучок вербены в карман моей рубашки. — Теперь иди!

Я хрипло дышал, мне вдруг стало невыносимо душно. Я не мог дышать, не мог думать, я вообще ничего не мог. Я только знал, что не могу больше оставаться в этой комнате ни секунды. Не взглянув ни на отца, ни на вампира, корчившегося на полу, я, перепрыгивая через две ступеньки, выбежал из дома и помчался к дороге.

Не знаю, как долго я бежал. Ночь была холодной и ясной, я чувствовал биение своего сердца в горле, в мозгу, в ногах. Время от времени я прижимал руку к ране на шее, которая все еще кровоточила, и каждый раз меня охватывал приступ тошноты от ощущения теплой крови.

С каждым шагом в голове рождались новые образы: Катерина с кровавой пеной на губах, отец, стоящий над ней с колом в руке... Воспоминания были туманными, и я уже не мог с уверенностью сказать, было ли чудовище с налитыми кровью глазами, визжавшее на полу спальни, той же девушкой, что устремлялась ко мне с алчущими зубами, что ласкала меня в пруду, что заполонила мои сны и явь. Тело мое тряслось, я споткнулся о срубленную ветку и упал на четвереньки в грязь. Меня долго рвало, пока не исчез железный привкус во рту.

Катерины скоро не станет. Отец меня ненавидит. Я не знал, кто я, не знал, что мне делать. Мир словно перевернулся, я чувствовал слабость и тошноту, зная лишь одно — что бы я ни сделал, это приведет лишь к разрушениям. Я один был виноват. Во всем. Если бы я не лгал отцу, храня тайну Катерины...

Я заставил себя перевести дух, затем встал и снова бросился бежать.

Пока я бежал, запах лежащей в кармане вербены проник мне в ноздри. Сладкий, грубоватый, он пронесся по всему телу и, казалось, прочистил мозг, наполнив все тело живой энергией. Я свернул налево, на грунтовую дорогу, удивляясь, что выбрал именно этот путь, но впервые за несколько недель я был уверен в своих действиях.

Ворвавшись в офис, я увидел, что шериф Форбс спал сидя, положив ноги на стол. В камере громко храпел Иеремия Блэк, городской пьяница, по-видимому отсыпаясь после тяжелой ночи в салуне. Ноа, молодой полицейский, тоже клевал носом, сидя на деревянном стуле возле камеры.

— Вампиры! Вампиры в Веритас! — завопил я, привлекая к себе внимание шерифа Форбса и Иеремии.

— За мной! — приказал шериф, прихватывая дубинку и мушкет. — Ноа! — добавил он. — Бери фургон и следуй за нами.

— Есть, сэр, — сказал Ноа, вскакивая на ноги. Он снял с крючка дубинку и передал ее мне. В этот момент я услышал пронзительный звук и понял, что шериф Форбс снаружи бьет в тревожный колокол. Колокол звонил и звонил.

— Я хочу помочь. Пожалуйста, — заплетающимся языком попросил Иеремия, обеими руками держась за решетку. Ноа отрицательно покачал головой и побежал по коридору, стуча башмаками по бревенчатому полу. Я последовал за ним, а затем остановился, наблюдая, как он торопливо запрягает двух лошадей в длинный железный фургон.

— Поехали, — взяв кнут, нетерпеливо позвал Ноа.

Я запрыгнул на сиденье рядом с ним и смотрел, как он щелкает кнутом, заставляя лошадей с головокружительной скоростью галопом мчаться вниз по холму. На полном ходу мы въехали в город. Люди стояли возле своих домов в ночных одеяниях и спросонья терли глаза, некоторые уже запрягали лошадей в повозки и экипажи.

— Нападение на поместье Сальваторе! — снова и снова выкрикивал Ноа, пока не охрип. Я понимал, что должен ему помогать, но не мог. Ветер дул мне в лицо, а сердце терзал страх. Я слышал вдали конский топот, видел, как распахиваются двери, и все новые люди в ночных рубашках хватаются за ружья, штыки и любое другое подвернувшееся под руку оружие. Проезжая мимо аптеки, я заметил, что она закрыта. Возможно ли, что Анна с Перл сейчас дома? Если да, то я должен как-то предупредить их.

— Нет.

Это слово так убедительно прозвучало в моем мозгу, будто отец сам прошептал мне его на ухо. Я должен делать то, что правильно для меня и для всего рода Сальваторе. Единственными людьми, чьи судьбы меня заботят, были отец и Дамон, и если с ними что-нибудь случится...

— Нападение на поместье Сальваторе! — срывая голос, закричал я.

— Нападение на поместье Сальваторе! — вторил мне Ноа, и его слова звучали как призыв. Я взглянул на небо. Луна выглядела тонким серпом, а облака не пропускали света звезд. И вдруг, как только мы поднялись на холм, я увидел ярко освещенный Веритас. Дом окружала по меньшей мере сотня людей, они кричали и размахивали факелами на ступеньках крыльца.

Пастор Коллинз, стоя на качелях, выкрикивал слова молитвы, несколько человек молились, стоя на земле на коленях. Неподалеку Онория Фелл громко рассказывала всем, кто хотел слушать, о демонах и покаянии. Старик Робинсон так размахивал факелом, что рисковал сжечь все поместье.

— Стефан! — позвала Онория, когда я выпрыгнул из фургона, не дожидаясь, пока он остановится. — Вам для защиты, — она протянула мне ветку вербены.

— Прошу прощения, — хриплым голосом извинялся я, при помощи локтей пробираясь сквозь толпу. Поднявшись по лестнице гостевого домика, я услышал сердитые голоса, доносившиеся из спальни.

— Я заберу ее! Мы уедем, и ты больше никогда нас не увидишь! — Голос Дамона был низкий и зловещий, как подступающий раскат грома.

— Неблагодарный! — взревел отец, и послышался отвратительный хруст. Я пролетел оставшиеся ступеньки и увидел Дамона, оседавшего на пол в дверном проеме. Из его виска сочилась струйка крови. Дверь треснула под тяжестью его тела.

— Дамон! — воскликнул я, падая рядом с братом на колени. Дамон попытался подняться на ноги. Я вздрогнул, увидев кровь, сочащуюся из его виска. Он повернулся ко мне, и в его глазах полыхнула злость.

Отец стоял с колом в руке.

— Спасибо, что привел шерифа, Стефан. Ты поступил правильно. В отличие от твоего брата.

Отец подошел к Дамону, и я затаил дыхание, ожидая нового удара. Но вместо этого он протянул Руку:

— Вставай, Дамон.

Дамон с силой оттолкнул протянутую руку, сам поднялся на ноги и тыльной стороной ладони вытер с головы кровь.

— Дамон, послушай меня, — продолжил отец, не обращая внимания на неприкрытую ненависть и отвращение, написанные на лице Дамона. — Вы были околдованы демоном... этой вашей Катериной. Но сейчас она исчезнет, и вы сможете стать на сторону добра. Я простил вас, но эти люди... — Отец жестом указал на бушующую под окном толпу.

— В таком случае, пусть меня лучше убьют, — прошипел Дамон и выбежал за дверь. Он больно задел меня плечом и побежал вниз по лестнице.

Из комнаты донесся страшный вопль.

— Шериф? — позвал отец, открывая дверь в спальню.

У меня перехватило дыхание. Там лежала Катерина, в кожаной маске на лице, со связанными руками и ногами.

— Она готова, — мрачно сказал шериф. — Мы унесем ее в фургон и внесем ее имя в список. Гилберт взял компас и сейчас обходит окрестности в поисках вампиров. До рассвета мы очистим город от этой напасти.

Катерина смотрела на меня отчаянными, умоляющими глазами. Но что я мог сделать? Она была потеряна для меня.

Я развернулся и побежал вниз по ступеням.

Я выбежал на лужайку. Повсюду горели огни, и я увидел, как дом прислуги охвачен пламенем. Пока что главная усадьба казалось безопасным местом, но кто знает, надолго ли? В лесу мелькали огни, а вокруг полицейского фургона собралась большая группа людей. Но мне нужно было найти Дамона. Наконец я увидел фигуру в синем жакете, быстро бегущую к пруду. Развернувшись, я побежал за ней через поле.

— Стефан!

Услышав свое имя, я остановился и огляделся вокруг.

— Сюда! Обернувшись, я увидел Джонатана Гилберта, с безумным видом стоящего на краю леса. В одной руке он держал лук со стрелами, а в другой — компас. Джонатан смотрел на свое изобретение и, казалось, не верил своим глазам.

— В лесу вампир. Мой компас показывает это, но мне нужны помощники, чтобы удостовериться.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 10 Следующая ⇒