Маргит Сандему 8 страница

И теперь все их семейство переживало за маленькую, непостижимую фрекен Виллему.

Ларе отправился запирать на ночь надворные постройки и сеновал, но, вернувшись домой, он остановился в дверях и задумчиво почесал затылок.

— Что с тобой? — спросила жена, укладывающая спать девочку. Элиза прыгала и возилась в кровати, а мать говорила сердито: «Ну стой же спокойно, я раздену тебя! » — как говорят миллионы матерей во всем мире.

— Я не знаю, — ответил Ларс. — Мне показалось, будто в сарае кричала рысь.

— Что ты говоришь! — удивилась его жена. — Эта кошка была там?

— Похоже, что так. Но опасности нет, все животные заперты в клетку. А если у этой рыси детеныши? Кто‑ то мяукал, словно котенок.

— Нет, в это время года у рыси не может быть детенышей, — скептически ответила его жена. — Постой‑ ка! А не могло это быть чем‑ то другим? Привидением, например?

— Не знаю, что там такое было. Отец, пойдешь со мной? Возьми фонарь и посмотрим, что там.

Йеспер, который не любил разговоров о привидениях, сказал, что, конечно, он пойдет, но что‑ то у него разболелась нога…

— Эта нога болит у тебя всякий раз, когда ты пытаешься увильнуть от чего‑ то неприятного. Пошли же, там наверняка какой‑ то зверь попался в капкан!

И Йеспер, шестидесяти семи лет от роду, зажег, скрепя сердце, фонарь. Для верности он запер дверь на засов, взял нож и перекрестился.

И они пошли.

Вечер был безветренным, в воздухе пахло снегом, но снег пока не выпал. Поросший лесом холм казался угольно‑ черным на фоне неба. Все было тихо. Далеко внизу светились маленькие, желтые огни окон Гростенсхольма.

— Лично я ничего не слышу, — нарочито громко произнес Йеспер, чтобы спугнуть возможное привидение.

— Ты, отец, подожди немного, сейчас услышишь!

Было холодно, но Йеспер, расстегнувший по дороге свои многочисленные куртки, запарился, его сопящее дыхание нарушало тишину.

— Это становится…

— Тихо! — прошептал Ларс. — Слышишь? Как только ты открыл рот…

Сердце Йеспера застучало, фонарь задрожал в руках. Из сарая послышался протяжный звук.

— Нет там никакой рыси… — прошептал Йеспер, побледнев.

Они прислушались. У Ларса тоже пропало желание идти туда и закрывать на задвижку дверь, но он заставил себя сделать это. Для него было важно, чтобы его жена, которую он очень любил, гордилась им.

Он крикнул в сторону сарая:

— Во имя Иисуса Христа, если ты хочешь нам зла, иди туда, откуда пришел!

— Хорошо сказано, Ларс, — пробормотал Йеспер. — Во имя Иисуса, проваливай в ад!

И тогда из сарая послышался человеческий голос.

— Во имя Иисуса Христа, я не хочу причинять вам никакого зла. Ради Бога, помогите мне!

В свете фонаря отец и сын уставились друг на друга.

— Это человек, отец, — сказал Ларс. — Пошли, отец!

По‑ прежнему боязливо, но все‑ таки желая ему помочь, Йеспер поплелся сзади.

— Подожди, мальчик, я ничего не вижу в темноте!

Они наткнулись в темноте прямо на стену сарая.

— Эй! — крикнул Ларс и остановился.

— Я здесь, — ответил голос совсем рядом, справа от сложенных в кучу еловых веток.

Они осторожно приблизились, высоко держа фонарь.

— Господи, там кто‑ то лежит! Давай‑ ка поднимем его!

— Поднимайте осторожнее! — простонал человек. — Я тяжело ранен.

— А он хорошо говорит, — глубокомысленно заметил Йеспер. — Где раны?

— По всему телу, — прошептал тот. — Но больше всего ранений на голове, это очень серьезно…

Ларс быстро вернулся к дому.

— Марит! — возбужденно крикнул он. — Марит!

Дверь открылась, стало светло.

— Мы нашли там какого‑ то парня. Пошли, поможешь нам!

— Он ранен?

— С ним произошло что‑ то страшное. Давай‑ ка побыстрее!

Дверь открылась, и через некоторое время вышла его жена.

— Элиза еще не спит, поэтому я ненадолго, — негромко произнесла она, — что там такое случилось?

Увидев раненого, она тут же взялась за дело. То, что не удавалось неуклюжим мужчинам, у нее сразу же получилось: они уложили его на сани, и вскоре человека осторожно внесли в дом. Его уложили на супружескую постель, где когда‑ то Клаус и Роза проводили свои счастливые минуты, где родился Йеспер и более пятидесяти лет спал со своей супругой в счастливом браке, здесь родился Ларс и обладал своей женой Марит — и год назад здесь родилась маленькая Элиза. Ход истории…

— Что с ним стряслось? — спросил Йеспер, взбудораженный тем, что все это происходит в его скромном домишке.

— Он совсем плох, — сказала Марит. — Я просто не знаю, что с ним делать.

— На вид он не простолюдин, — заметил Ларс, — хотя и весь израненный. Как же он попал сюда?

Человек открыл глаза, пытаясь что‑ то сказать.

— Ну, что? — спросила Марит, склонившись над ним.

Его губы пытались выговорить какое‑ то слово.

— Еще раз! — попросила она.

Он сделал еще одну попытку. Марит вздрогнула.

— Господи, мне показалось, что он сказал: «Виллему»!

Человек кивнул.

— Виллему? Вы знаете, где фрекен Виллему?

Он снова кивнул, сделав знак, что нужно торопиться.

Марит засуетилась.

— Ларс, бери коня и скачи вниз! Как можно быстрее! Позови господина Маттиаса — эти раны нам самим не залечить. И господина Калеба! И молодого господина Никласа, у него целительные руки. Скорее!

Ларс ходил туда‑ сюда.

— С чего мне начать?

— Поезжай к тем, кто ближе! Обойди всех по порядку!

— На дворе такая темень. Что, если конь…

— Что, если, что, если! Садись на коня и скачи и не будь простофилей!

Никто не обращал внимания на Элизу, которая свесилась с кровати и во все глаза наблюдала за новоприбывшим, лежавшим в постели отца и матери.

Въехав верхом во двор Линде‑ аллее, Ларс поднял на ноги весь дом: он кричал и стучал в дверь. И как только все узнали, что случилось, никто не мог заснуть. Никлас и Ларе поделили между собой Гростенсхольм и Элистранд, поскакав туда во весь опор. И все до одного обитатели трех усадеб направились в лесную избушку, в том числе еще болевшая Габриэлла и все «протеже» Виллему из Тубренна.

Все прибыли среди ночи к маленькой избушке. Внутри нее сразу стало тесно. Они столпились у кровати. Человек был в сознании, Марит дала ему поесть и выпить горячего, но он почти не притронулся к еде.

Но Маттиас отправил всех обратно: избушка тесна, так что большинству пришлось бы стоять за порогом, а ночь была морозной. Остались только трое: Калеб, Маттиас и Никлас. Осталась с ними и Эли, которую очень любили в лесной избушке и которая фактически была сестрой Виллему, хотя они и не росли вместе. Калеб и Габриэлла взяли сироту к себе, думая, что у них не будет детей, а также потому, что девочка им понравилась. Но когда Эли выросла и вышла замуж за Андреаса, у нее и у Габриэллы в один год родились дети: Никлас и Виллему. Так что между сестрами была разница в восемьнадцать лет. Будучи ребенком, Виллему всегда чувствовала, что между ними есть связь, и она часто навещала свою взрослую сестру — нежную, скромную, чувствительную — чтобы поболтать с ней.

Эли очень тяжело воспринимала исчезновение Виллему.

— Постойте… — сказал Никлас, приложив ладонь к губам. — Я же видел его раньше.

— Ты знаешь его? — спросил Маттиас.

— Да. Но… Ромерике? Как это было?.. Мы встретились на горном пастбище. Но сначала — в лесу… Его зовут…

— Не можешь вспомнить?

— Он возглавлял бунт! Дворянин, Скактавл!

Никлас наклонился к нему.

— Вы помните меня?

Человек кивнул.

— У Вас… удивительные руки…

И снова он закрыл глаза, словно умер.

Надеясь, что Скактавл его слышит, Калеб взволнованно произнес:

— Я отец Виллему. Вы что‑ нибудь знаете о ней?

Бородатый, изможденный, израненный Скактавл приоткрыл глаза и кивнул.

— Замечательная девушка, Виллему… Вы можете гордиться ею.

— Она жива?

— Да. Но она… в большой опасности.

Руки Калеба вцепились в край постели.

— Где она?

— Я… я не могу…

— Подожди, Калеб, — сказал Маттиас. — Ты так утомил господина Скактавла, что он чуть не лишился чувств. Нужно сначала осмотреть его.

Калеб согласился.

— Накрывай на стол, Марит, — шепнул жене Ларс, — нужно чем‑ то угостить господ.

Но Марит уже делала это. И пока Маттиас и Никлас занимались Скактавлом, они с Эли поставили на стол все, что было в доме.

— Как мог этот человек, с такими переломами, выжить? — изумленно произнес Маттиас.

На теле Скактавла не было ни одного неповрежденного места. Они работали быстро и умело: Маттиас использовал общеупотребительные средства, а Никлас — свои руки, касаясь ими наиболее поврежденных мест. Это благотворно подействовало на раненого — и он вдруг начал говорить.

— Где я?

Они объяснили.

— В округе Гростенсхольм? — удивился он. — Но как я попал сюда?

— Откуда Вы пришли? — спросил Маттиас. Взгляд его затуманился.

— Они хотели повесить меня. По пути туда я бросился вниз с обрыва, мне нечего было терять. Не знаю, сколько я пролежал там, внизу, но когда я очнулся, было темно. Веревка, которой были связаны руки, к счастью, порвалась при падении. И я пополз, будучи не в силах стать на ноги, по каменистому оврагу. Я не имел понятия, куда ползу и сколько я так полз, потому что без конца терял сознание. Я приходил в себя то днем, то среди ночи. Груды камней, крутые обрывы, лес, горы… просто удивительно, какой у человека инстинкт самосохранения! Но самое поразительное — что я выбрался из пропасти! Я карабкался почти по отвесной стене — у меня осталось впечатление о кошмарном страхе перед бездной…

Эта длинная речь совершенно выбила его из сил. Некоторое время он отдыхал, тяжело дыша, словно после бега.

Им приходилось сдерживать себя, чтобы не спрашивать о Виллему.

Наконец он открыл глаза.

— Хуже всего с головой. Она горит и раскалывается, словно кто‑ то бьет по ней острием копья.

— Я понимаю, — мягко ответил Маттиас. — Вам нужно как следует отлежаться.

— Но где Вы были до того, как бросились с обрыва? — спросил Калеб, который не мог больше тер петь. Скактавл наморщил лоб.

— Я видел внизу округ Энг… большую усадьбу Воллера. Видел усадьбу судьи, где растет среди деревьев виселица‑ дуб. Туда мы и направлялись. Но откуда мы пришли…

Он долго размышлял.

— Виллему и я были заперты в каком‑ то амбаре. В заброшенной усадьбе, состоящей из нескольких строений. Чтобы попасть в амбар, нужно было пройти через конюшню…

Дальше он не мог рассказывать, ему нужен был отдых.

Они переглянулись.

— Заброшенная усадьба? В округе Энг? Таких усадеб там нет, — сказал Никлас.

— Нет, нет, — сказал Скактавл, облизывая иссохшие губы. — Это не в округе Энг. Мой путь к смерти начался в другом месте.

Они ждали, не веря ему.

— Откуда же? — спросил Калеб. — Из округа Гростенсхольм? Уж в это я никогда не поверю.

— Я не знаю, — сказал Скактавл. — Но чтобы попасть в Энг, нужно перейти через холм.

— Значит, Виллему осталась в амбаре? — спросил Калеб.

— Она была там, когда они увели меня.

— Вы не видели там кого‑ нибудь еще? — взволнованно спросил Никлас.

— Я имею в виду одного из наших родственников, молодого Доминика, который был со мной в Ромерике, когда я приезжал за Виллему. Он тоже исчез.

Скактавл попытался улыбнуться, но на его лице появилась лишь страдальческая гримаса.

— Доминик! Она часто говорила о Доминике, видно было, что она связана с ним какой‑ то ненавистью‑ любовью. Нет, я никого не видел. Но я не знаю, сколько дней я был в пути.

— Это могло произойти до того, как Доминик отправился на поиски, — заметил Маттиас. — Но самое главное: кто сторожил вас? Кто сделал вас пленниками? И почему?

Превозмогая боль, Скактавл произнес:

— Меня схватил судья. Год назад. Меня привели в амбар, служащий тайной тюрьмой для особых пленников. Уже много человек погибло там. Меня схватили, потому что я был предводителем бунтовщиков, и судья не мог смириться с тем, что я разгуливаю на свободе. Но Виллему…

Эли заметила, что он хочет пить, и поднесла ему черпак с водой. Он сделал несколько глотков.

— От этого лучше заживают раны, — заметил Маттиас, — кровообращение усиливается…

Эти слова подбодрили Скактавла. Облегченно вздохнув, он продолжал:

— Виллему схватил воллерский помещик. Он и судья действуют заодно.

— Мы так и думали, — сказал Калеб.

— Этот Воллер — старая свинья, — с гримасой отвращения произнес Скактавл. — Он сделал в стене смотровые окошки, чтобы наблюдать за своими пленниками. Я подозреваю, что они убрали меня потому, что ничего пикантного между мной и Виллему так и не увидели.

— Это же… — возмущенно начал Калеб, но сдержался. — Значит, Вы полагаете, что Доминик тоже мог попасть в амбар?

— Я ничего не знаю об этом. И это так далеко отсюда. Скажите, доктор, — обратился он к Маттиасу, — в каком я состоянии?

Все это время Никлас держал свои руки на самых поврежденных местах. Рука Маттиаса лежала на плече его молодого родственника.

— Любой другой погиб бы уже при падении, господин Скактавл, но Вы сделаны из поразительно крепкого материала. И Вам еще раз повезло: не всякому случается лечиться у целителей из рода Людей Льда! Такие целители рождаются редко: последним был мой прадед, легендарный Тенгель. Молодой же Никлас — его праправнук.

Скактавл попытался улыбнуться.

— Я горжусь этим и считаю это для себя честью. Но ведь и Вы кое‑ что умеете, доктор Мейден?

У Маттиаса, с его нежным взглядом, был весьма лукавый вид.

— Кое‑ каким фокусам‑ покусам я обучен, это верно, — сказал он, — но сам по себе я простой смертный, не обладающий какими‑ то особыми качествами.

— Но доброе сердце — это уже кое‑ что! Я благодарен Вам за Вашу заботу…

Марит скромно пригласила всех:

— Не будете ли вы так любезны откушать за нашим столом…

— Теперь не время… — начал было Маттиас, но осекся, видя, какой гордостью светятся глаза Йеспера, пригласившего господ отведать холодного молока, ячменных лепешек и домашнего пива, видя смущение Ларса, приглашающего их к столу, видя, как Марит боится, что они скажут «нет». И он вспомнил, как впервые встретил свою любимую жену Хильду в доме палача, как она угощала его печеньем, испеченным к Рождеству — мастерски сделанным печеньем — и у него комок застрял в горле.

— Благодарствуем за угощенье, — с достоинством произнес он. — А потом мы переправим господина Скактавла в Гростенсхольм. Там есть все, что нужно для лечения.

Все сели за стол. Ларс и Йеспер сидели на краю постели, глаза их сияли. Маленькая Элиза прыгала в своей кроватке, и Ларс взял ее на руки. Марит строго посмотрела на него, но ничего не сказала.

И во время еды Никласу пришла в голову мысль, которая помогла разгадать загадку.

— Овраг… С обрыва был виден округ Энг?

Все задумались.

— С нашей стороны нет никаких оврагов, — сказал Маттиас.

— Скажи мне вот что, — задумчиво произнес Никлас. — Ведь родня воллерского помещика раньше не жила там. Откуда он родом?

В разговор вмешался Йеспер.

— Они же хитростью отобрали усадьбу у Свартскугена! Парни из Свартскугена говорили мне об этом лет пятьдесят назад. Они родом из Муберга.

Все повернулись к нему: лицо его горело от радостного возбуждения и смущения. Это он подсказал им!

— Муберг? — повторил Калеб. — Есть ли в тех местах овраги?

— Во всяком случае, склоны холмов там более крутые, — заметил Маттиас.

— Да, там есть страшные пропасти и овраги, — сказала Марит. — Я сама ходила туда, потому что там жила сестра моей матери.

— Но мы уже вели поиски в округе Муберг, — сказал Маттиас. — Но ничего не нашли. И никаких пропастей на пути из Энга в Муберг мы не видели!

— Но горы же тянутся к западу! — вставила Эли. — А другой дороги туда нет!

— Это верно, — поддержала ее Марит, — там есть отвесные скалы… Подождите‑ ка!..

Все внимательно смотрели на нее.

— Однажды сестра моей матери говорила… нужно вспомнить… Мы стояли тогда на вершине холма, указывая вниз, сказала: «Вон там лежит заброшенная усадьба. Но туда нельзя ходить, там собирается нечистая сила». Вот что она сказала.

— На вершине холма? — недоверчиво произнес Калеб.

— Да, выходит, что эта усадьба лежит на склоне холма, так что сверху ее не видно.

— Заброшенная усадьба? — сказал Маттиас. — Не думаю, что это имеет для нас какое‑ то значение…

— А я думаю, что имеет… — неуверенно произнесла Марит. — Ведь моя тетя говорила, кто владелец этой усадьбы. Но я теперь не помню. Но я запомнила ее слова о том, что они приобрели большое поместье и переехали отсюда много лет назад. В округ Энг.

— Вот так‑ то! — воскликнул Никлас, вскакивая с табуретки, которая тут же опрокинулась, поскольку одной ножки на ней не хватало. — Теперь все ясно! Поскачем туда немедленно! Прямо сейчас!

— Да, — согласился Маттиас. — Но сначала переправим господина Скактавла вниз. И соберем побольше людей.

— Я поеду с вами, — тут же предложил Ларс.

— Это прекрасно. Мы взяли бы еще с собой Марит, но…

— Я могу присмотреть за Элизой, — сказала Эли. — Я заберу ее и Йеспера на Липовую аллею. А Марит покажет вам дорогу.

Йеспер ничего не имел против того, чтобы побыть немного в Линде‑ аллее.

— Я поболтаю с моим старым боевым товарищем Брандом. Он уже, наверное, совсем старый…

Все улыбнулись: Йеспер выглядел лет на двадцать старше моложавого Бранда.

— Нам с Брандом есть о чем поболтать. Как мы сражались в Германии за Кристиана IV…

Маттиас прервал его приятные воспоминания.

— Скачи первым, Калеб, и собери людей! И тех, из Свартскугена, тоже! И людей из Эйкебю, усадьбы моей матери.

Ему не пришлось повторять это дважды. На ходу поблагодарив хозяев за угощенье, Калеб выскочил за дверь.

Теперь они найдут Виллему! Они напали на верный след.

— Да, это я им сказал! — хвастался Йеспер. — Я понял сразу, едва услышав крик этого человека в сарае, что все это не просто так. И я бросился ему на помощь!

Ларс и Марит понимающе переглянулись. Старый Йеспер всегда тащился сзади и жаловался, но они любили старика и позволяли ему приврать. Временами он бывал бестолков, но никогда не делал никому плохого.

Маленькая Элиза прыгала в своей кроватке, находя все это ужасно забавным.

На всех лицах светилась надежда. Они получили весть от Виллему.

В амбаре наступила ночь.

Измученная и уставшая, Виллему заснула. Доминик тоже спал — в такой близости от нее, насколько это позволяла перегородка.

Виллему снились чьи‑ то ласки: она льнула щекой к руке, которая ее гладила, тихо всхлипывала во сне. «Доминик…» — подумала она сквозь сон. Но это был не Доминик. Рука была настолько легкой, что Виллему поняла, что ей снится сон. И это был удивительный сон, похожий на явь.

— Мы должны умереть, — шептала она во сне. — Но я не хочу, чтобы Доминик умер, этого не должно случиться!

— Ты не умрешь, — отвечал насмешливо чей‑ то голос. — И Доминик тоже. Ты должна бороться, Виллему! Не сдавайся! Умереть молодой — это самое глупое, что может быть!

— Откуда ты знаешь?

— Со мной такое случилось.

— Ты сожалеешь об этом?

— У меня не было другого выхода. Но ты не должна повторять эту ошибку. Ты должна жить, запомни! Это твоя обязанность! И Доминика тоже, так что вы должны держаться. Будь сильной, Виллему!

Она повернула голову к тому, кто говорил с ней. Но помещение, в котором она находилась, было полутемным, и она видела лишь пару плутовских, сверкающих глаз.

— Что же нам делать?

— Терпеть.

— Ты знаешь, что будет с нами?

— Предсказывать будущее — не мое дело. Но я знаю массу вещей о прошлом. И теперь я знаю куда больше, чем знала раньше. Хочешь посмотреть?

— Да, спасибо, если это не очень страшно.

— Это страшно.

— Все равно я хочу это увидеть. Доминик тоже может посмотреть.

— Нет, Доминику снится свой собственный сон.

Эти слова прозвучали так удивительно! Ей снился сон, и она могла говорить о нем!

Молодая женщина с горящими глазами исчезла.

Виллему находилась теперь в пустом пространстве, со всех сторон окруженном туманом. Но постепенно туман рассеялся, и она увидела, что находится в доме. Но дом этот был таким необычным, он напоминал, скорее, хижину. Она видела за ним бесконечную равнину: ветер гнал поземку по обледенелой земле. Из низкой двери вышла какая‑ то женщина, закутанная в лохматую шкуру, закрывшую ее с головы до ног. Из другого дома вышел еще один человек. Они смотрели на юг и кричали кто‑ то на совершенно непонятном языке. Этот язык не был похож на норвежский. Выступающие скулы, узкие, раскосые глаза странного золотистого цвета, широкий рот, приземистое тело… И все‑ таки ей показалось, что она узнала их: что‑ то такое было в этих лицах…

Совсем недавно она видела подобное лицо. Но где?

Вокруг низких хижин стояли странные столбы, увешанные фетишами. На верхушках столбов были прибиты поперечные планки, на которых висели шкуры различных размеров и расцветок, раскачивались высушенные черепа, висели различные предметы, назначения которых она не знала.

Из этих хижин, покрытых шкурами животных, выходили и выходили люди.

Виллему посмотрела в тем направлении, куда они показывали, и увидела множество всадников в облаке снежной пыли. В руках у них были копья, и они издавали странный боевой клич: «Коли! Коли! » Эта картина наполнила ее страхом.

Всадники были еще далеко — и Виллему боялась не за себя, она ведь была вне всего этого. Она боялась за жителей маленького поселка. Но оказалось, что они были готовы к этому нападению: поразительно быстро они собрались вместе и поскакали на запад на своих низкорослых лошадях, высоко держа над головой свои фетиши… Виллему переносилась во сне через огромные расстояния, видя, что происходит во всех концах этой бескрайней равнины: ее друзья из поселка были теперь недосягаемы. И она опять увидела нападающих: они увели с собой скот и сожгли все хижины, в ярости, что жители ушли.

Видение исчезло. На его место пришло другое. Небольшая группа людей, продвигается на запад. Они шли теперь не по бескрайней тундре, а по холмистой местности. Это были они — и их осталось совсем немного. Но свои тотемы они по‑ прежнему держали высоко. Они разбили лагерь, достали из больших мешков предметы домашнего обихода, помогавшие им переносить холод и непогоду, вызывать духов своих предков…В конце концов Виллему увидела, что они достигли цели: это была какая‑ то норвежская горная долина, плодородная и удобная для жилья. Там они и поселились.

Виллему чувствовала, что дальше ей ничего видеть не хочется: ей казалось, что сейчас начнется что‑ то страшное, и она не хотела знать, что это будет.

Она старалась проснуться, но не могла, как всегда бывает трудно очнуться от кошмара. Ее веки словно приклеились друг к другу, тень сновидения накрывала собой все.

Все же ей удалось приподнять веки. И она с удивлением обнаружила, что лежит в амбаре. Она лежала, прерывисто дыша — так трудно ей было выбраться из этого кошмарного сна. Но, что она видела, было трагично, но не страшно, так ее предупреждали. Будущее в этом сне было покрыто туманом, она не могла различить ни одного лица.

Один из тех немногих, кто достиг цели, станет на путь зла. Об этом она знала. Или один из их потомков, это было неважно, поскольку во сне она совершала огромные прыжки во времени и пространстве. Но именно этого человека она и не хотела видеть.

Виллему долго лежала, глядя на темный потолок. Сон все еще не выходил у нее из головы. Трагическое бегство из родных мест произвело на нее сильное впечатление. Она была благодарна за то, что не увидела, как именно уменьшилась численность беженцев. Она видела, что их становится все меньше и меньше — а о том, что было с ними, она только догадывалась. Странствие по бескрайней тундре, мороз, ветер, лед…

Она поняла, где видела недавно это лицо: дядя Бранд показывал ей и Никласу изображение на куске дерева. Они не могли оторвать глаз от портрета этой потрясающей личности: Тенгеля Доброго.

И она поняла, кого видела во сне: своих предков, живших давным‑ давно. Людей Льда. Обладающий колдовской силой народ, возможно, небольшое племя, пришедшее с востока.

А тот, кого она так боялась увидеть, порвал все связи с людьми и продал свою душу ради жалкой наживы. Он продал — на века вперед — не только душевный покой своих потомков! Тенгель Злой, этот дьявол в человеческом обличье, к которому все питали неприязнь.

И в эти мгновенья, лежа в амбаре, изможденная, замерзшая, с обстриженными волосами, осужденная на смерть, Виллему решила продолжать борьбу. С одной стороны — борьбу за жизнь Доминика и свою жизнь, а с другой — борьбу против проклятия, которым обременил их Тенгель Злой.

В этой борьбе она нуждалась в помощи и поддержке, она это чувствовала.

Она так до конца и не поняла, было ли это сновиденьем или кто‑ то навещал ее в амбаре. Эта молодая, прекрасная женщина, никогда не оставлявшая в беде своих близких! Виллему очень хорошо знала, кто это, хотя та и умерла более чем за пятьдесят лет до рождения Виллему.

Суль обещала, что вернется. Отчасти — для того, чтобы помогать им, а отчасти — чтобы принять другое обличье.

Да, все говорили, что бабушка Сесилия во многом напоминала Суль. Но разве Виллему не была на нее похожа? Она не была в этом уверена, но ей хотелось верить в это.

Доминик перевернулся во сне и застонал. Она не хотела будить его, ему требовался сон, как бы он ни был тяжел.

«Доминик, любимый, — подумала она. — Это моя вина, что ты здесь. И все же я так благодарна тебе за то, что мы вместе».

Волна жалости и печали нахлынула на нее. Мысли о том, что она втянула его в свою несчастную жизнь, наполнила ее такой болью, что она ощутила ее физически.

Свернувшись в клубок на твердом полу, она снова попыталась заснуть. В амбаре было очень холодно, ей нечем было укрыться, но примерно через час она все же заснула и снова — сон.

Удивительно было то, что она увидела те же сверкающие, насмешливо‑ дружелюбные глаза. Но сон был совершенно иным.

Она бежала мимо маленьких, темных домов, напоминавших дома в Тубренне, хотя это было что‑ то другое. Она пыталась скрыться от того, кто преследовал ее. И опять она услышала голос этой молодой женщины:

— Почему ты бежишь, Виллему? Дай ему поймать тебя, в этом нет ничего страшного!

Виллему заметила, что стоит и крепко держится руками за юбку.

— Нет, — сказала она, решительно тряхнув головой. — У него нет на это права. Мы слишком близкие родственники.

— Какое это имеет значение! К чему все эти условности? Нужно брать от жизни все, пока живешь! Поскорее ложись с ним в постель, он этого хочет, ты же знаешь!

— Да. Но это опасно!

— Чепуха! Это чудесно, великолепно! Намного лучше, чем горный король и все остальное!

Виллему вытаращила на нее глаза.

— Но я слышала другую историю — историю о Суль, которая не была счастлива с земными мужчинами.

Прекрасная женщина отвернулась.

— Но ведь ты же — не я! Ты одна из тех, кто может любить обычных мужчин, тебе не требуются горные короли и прочие властители!

Этот голос одурманивал ее. И хотя Виллему понимала, что все ее сновидения являются плодом ее собственной фантазии, судьба Суль тронула ее так сильно, что она заплакала. И проснулась — вся в слезах.

Что такое сон и что такое фантазия? Сцены с Людьми Льда — это ли не порождение ее собственного соображения? Ведь не могла же она знать о том, что Люди Льда действительно пришли с востока! И Суль тоже не появлялась перед ней, она сама вызвала в своем воображении эту картину. И то, что Доминик преследовал ее в этом лихорадочном сновидении, чтобы лечь с ней в постель, было легко объяснимо. Ведь она сама желала этого, боясь физической близости с ним. Это было следствием строгого воспитания. И то, что именно Суль призывала ее отбросить все условности, было вполне логично. Суль никогда не обременяла себя никакими условностями.

Но, так или иначе, эти сновидения придавали ей силы, мужество и уверенность в себе. Она села, прислонившись спиной к перегородке, готовая встретить грядущий день.

Старый Йеспер радостно осматривал кухню на Липовой аллее. Как давно он уже не был здесь! Поскольку его мозг был способен заниматься лишь чем‑ то одним, он в этот момент совершенно забыл о Виллему.

Какие милые, упитанные женщины были здесь, на кухне! Йеспер смотрел на них восхищенными, сияющими глазами. Но плохо было то, что все они суетились и спешили, так что не находили времени для болтовни с лучшим воином Кристиана IV. А он по‑ прежнему готов был щипать их за ягодицы, виться вокруг их прелестей…

— Эй, ты, иди сюда, посиди со мной!..

— Мне сейчас некогда: все отправляются на поиски фрекен Виллему и господина Доминика.

— Куда? Кто отправляется? А! Да, они! Представь себе, это мы нашли его, этого оборванца, в сарае! Там, наверху, у меня. В моей усадьбе. Ты не была там еще?

Нет, повариха пока не была там, и деду следует немного подвинуться, чтобы не торчать у всех на дороге. Эй, не стоит тебе щипаться за задницу, старику ведь не пристало так себя вести!

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒