КОММЕНТАРИЙ АВТОРА 10 страница

Он приказал Лисимаху воспользоваться катапультами, чтобы разрушить горящие дома и тем самым установить пожару границы. Вскоре град крупных камней, пущенных из боевых машин, усилил сумятицу этой и без того беспокойной ночи.

Предосторожности царя оказались не лишними. Агриане положили конец действиям поджигателей, в то время как тяжелая пехота, построившись за горящим кварталом, отбила у персов и наемников Мемнона охоту наброситься на македонское войско, оглушенное неистовым пламенем.

Евмен вызвал саперов и землекопов из лагеря, чтобы они завалили пылью, песком и щебнем еще горящие очаги, и постепенно пожары удалось локализовать и укротить. Деревянная башня, стоившая стольких усилий, теперь превратилась в большую кучу золы и углей, из которой, дымясь, торчали толстые обуглившиеся балки.

Первый солнечный луч уперся в золоченую квадригу на вершине Мавзолея; остальной город еще оставался в сумерках. Потом из‑ за гор медленно выплыл солнечный диск, и конус света упал на огромную ступенчатую пирамиду с разноцветным фризом работы Скопаса и Бриаксия, на пышную коринфскую колоннаду, зажег золоченые завитки и колонны с продольными выемками, очерченными золотом на пурпурном фоне.

В этом буйстве красок, в этом торжестве хрустального света охватившая Галикарнас призрачная тишина внушала дрожь. Могло ли такое быть, что даже матери не оплакивали своих павших в бою сыновей?

— Может ли быть такое? — спросил Александр у подошедшего к нему Евмена.

— Может, — ответил секретарь. — Наемников никто не оплакивает. У наемника нет ни матери, ни отца, ни друзей. У него есть лишь копье, чтобы зарабатывать свой хлеб, нелегкий и горький.

ГЛАВА 30

К царю подбежал Птолемей:

— Александр, мы ждем твоих приказов.

— Возьми с собой Пердикку и Лисимаха, разделите между собой штурмовиков и «щитоносцев» и прочешите весь город. Для поддержки вас будут сопровождать греческие гоплиты и наши педзетеры. Выгоните из укрытий всех вооруженных мужчин, а особенно постарайтесь разыскать Мемнона. Я не хочу, чтобы ему причинили какой‑ либо вред; просто найдите его и приведите ко мне.

— Сделаем все, как велишь, — заверил его Птолемей и удалился, чтобы предупредить товарищей.

Царь с Евменом остались ждать под сводом одного каземата в стене, откуда был хорошо виден весь Галикарнас. Спустя некоторое время от Птолемея прибыл вестовой со следующим посланием:

Сатрап Оронтобат, тиран Пиксодар и персидский гарнизон засели в портовой крепости, где до них не добраться: стенобитные машины туда не подвести. О Мемноне пока никаких известий, никаких следов. Жду указаний.

Александр велел привести Букефала и отправился осмотреть город, где все двери были заперты, а окна закрыты ставнями: жители в страхе попрятались. Добравшись до порта, у входа в который возвышались две крепости, он встретил Пердикку.

— Что нам делать, Александр?

Царь осмотрел укрепления и обернулся к городской стене.

— Разрушьте все дома на левой стороне ведущей сюда дороги, а потом все те, что заполняют портовую зону: таким образом, мы сможем пододвинуть машины к крепостям. Персы должны понять, что ни за какими стенами, ни за какими бастионами они не найдут убежища. Им придется уйти отсюда, чтобы никогда не возвращаться.

Пердикка вскочил на коня и поскакал к выжженным кварталам, чтобы взять с собой отряды штурмовиков и землекопов, еще способных работать. Ему пришлось разбудить их сигналом трубы, потому что после продолжавшейся всю ночь работы они заснули на месте от усталости.

Инженер, фессалиец по имени Диад, велел разобрать две верхние платформы одной из башен, чтобы воспользоваться ею в качестве опоры для тарана при разрушении домов. Между тем Евмен разослал глашатаев донести до всех жителей приказ покинуть назначенные к сносу дома.

Люди, увидев, что нет ни бойни, ни насилия, ни грабежей, начали выходить на улицы. Сначала показались дети, привлеченные странной деятельностью в городе, потом женщины, и, в конце концов, вышли мужчины.

Однако разрушения оказались серьезнее, чем предполагалось, поскольку многие дома прилегали один к другому впритык и таран, разбивая одну стену, рушил и многие другие. Вот почему позднее разнесся слух, будто Александр снес до основания весь Галикарнас.

По прошествии четырех дней была расчищена достаточно широкая полоса, чтобы выдвинуть осадные машины к портовым укреплениям и начать разбивать их. Однако ночью Мемнон, Оронтобат и Пиксодар с некоторым количеством солдат погрузились на корабли и вышли в море, где соединились с персидским флотом, крейсировавшим в северных водах близ острова Хиос.

Оставшиеся в живых греческие наемники укрылись в акрополе, где до них было практически не добраться.

Александр не стал терять время и выкуривать их из этого убежища, считая, что все равно у них не будет выхода, когда их со всех сторон окружат его войска. Он велел выкопать вокруг цитадели ров и оставил нескольких младших командиров дожидаться сдачи осажденных.

В этот же вечер в городском зале собраний царь созвал совет высшего военного командования. Пришел также Каллисфен, который попросил позволения присутствовать. Вскоре доставили сообщение, что отцы города просят встречи с царем.

— Не хочу их видеть, — заявил Александр. — Я им не верю.

— Но ты должен решить политическое устройство очень значительного города, — заметил Парменион.

— Ты мог бы ввести здесь демократическую систему, как в Эфесе, — вмешался Каллисфен.

— Ну да, конечно! — усмехнулся Птолемей. — Это бы понравилось твоему дяде Аристотелю, верно?

— Ну и что? — раздраженно возразил Каллисфен. — Демократия — самая справедливая и уравновешенная система для управления городом, дающая самые надежные гарантии, что…

Птолемей не дал ему закончить фразу:

— Эти, однако, заставили нас покорячиться. Под стенами Галикарнаса мы потеряли больше людей, чем в битве на Гранике. Будь моя воля…

— Птолемей прав! — крикнул Леоннат. — Им пора понять, кто теперь командует, а кто платит за все доставленные неприятности.

Дискуссия, несомненно, перешла бы в потасовку, но тут Евмен расслышал за дверью какое‑ то движение и выглянул, а затем подошел к Александру и что‑ то шепнул ему на ухо. Царь улыбнулся и встал.

— Печенье кого‑ нибудь интересует? — спросил он громко. Это предложение заткнуло всем рты, и спорщики переглянулись.

— Ты шутишь? — проговорил Леоннат, нарушив тишину. — Я бы сейчас съел четверть быка, не то что печенья. Но хотел бы я знать, кому в голову пришла мысль в этот час принести печенья и…

Тут дверь отворилась и появилась пышно наряженная царица Ада, приемная мать Александра; за ней следовала свита из поваров с вазами, доверху наполненными душистой выпечкой. У Леонната отвисла челюсть, а Евмен взял одно печенье и засунул ему в разинутый рот:

— Ешь и молчи!

— Как твое здоровье, матушка? — спросил Александр, встав и выйдя ей навстречу. — Принесите царице кресло, быстро! Но какой сюрприз! — продолжил он. — Никак не ожидал увидеть тебя в такой момент.

— Я подумала, что после всех этих неимоверных усилий тебе захочется попробовать моей выпечки, — полушутя‑ полусерьезно ответила она. — А, кроме того, я приехала проследить, чтобы ты не причинял слишком много вреда моему городу.

Царь взял печенье и захрустел.

— Твоя выпечка превосходна, матушка. В последний раз я был не прав, отказавшись от нее. Что касается твоего города, мы как раз обсуждали, что с ним делать, но, как только ты появилась, мне пришла в голову правильная мысль.

— И какая же? — спросила Ада.

Каллисфен тоже собирался задать этот вопрос, но не успел издать ни звука.

— Назначить тебя сатрапом Карий вместо Оронтобата и наделить полной властью в том числе и над Галикарнасом и его окрестностями. А мои полководцы позаботятся о том, чтобы тебе повиновались.

Каллисфен покачал головой, словно говоря: «глупости». Но царицу взволновали эти слова.

— Сын мой, даже не знаю, как…

— А я знаю, — прервал ее Александр. — Я знаю, что ты будешь превосходной правительницей и я смогу полностью тебе довериться.

Он усадил ее на свое место и обратился к Евмену:

— Теперь можешь впустить делегацию от города. Им следует узнать, в чьей власти они окажутся с завтрашнего дня.

***

Прочесывание города в поисках вооруженных людей еще продолжалось, когда объявили о прибытии Апеллеса. Великий мастер поспешил выразить почтение молодому царю:

— Государь, полагаю, настал момент изобразить тебя так, как ты того заслуживаешь, то есть с атрибутами бога.

Александр с трудом подавил улыбку.

— Ты полагаешь?

— У меня нет ни малейшего сомнения. Более того, будучи уверен, что ты выйдешь победителем, я уже приготовил модель, которую позволю себе представить. Естественно, на самом деле картина будет не такая, а займет большой щит, десять на двадцать футов.

— Десять на двадцать футов? — переспросил Леоннат, которому показалось пустым транжирством использовать столько лесоматериала и краски на такого не слишком высокого молодого человека, как Александр.

Апеллес наградил его презрительным взглядом. В его глазах Леоннат был всего лишь невежественным варваром, и это впечатление усиливали рыжие волосы и конопатость юноши.

Художник снова повернулся к Александру:

— Государь, мое предложение определенно не лишено смысла: твои азиатские подданные привыкли, чтобы ими правили высшие существа, монархи, подобные богам. И потому я подумал изобразить тебя с атрибутами Зевса: с орлом у ног и молнией в деснице.

— Апеллес прав, — заметил Евмен, который подошел вместе с Леоннатом и теперь рассматривал принесенную художником модель. — Азиаты традиционно считают своих монархов высшими существами. И будет правильно, если они увидят тебя в таком образе.

— Во сколько же мне обойдется обожествление? — спросил Александр.

Художник пожал плечами:

— Думаю, что двух талантов…

— Два таланта? Но, друг мой, на два таланта я куплю для моих парней хлеба, маслин и соленой рыбы на целый месяц.

— Государь, мне кажется, что великий монарх не должен принимать во внимание такие соображения.

— Великий монарх — не должен, — вмешался Евмен, — но его секретарь — должен, ведь если провианта не будет хватать или он будет плохого качества, солдаты все свалят на меня.

Александр внимательно посмотрел на Апеллеса, потом на Евмена, потом на макет и, наконец, снова на Апеллеса.

— Должен признать…

— Разве она не красива? Представь ее во всем величии, в ярких красках, в твоей руке ослепительная молния. Кто осмелится бросить вызов этому молодому богу?

Тут вошла Кампаспа. Она подошла прямо к Александру, обняла его и поцеловала в губы.

— Мой господин, — произнесла она, взглянув ему в глаза. Она стояла так близко, что он чувствовал, как ее затвердевшие соски бьются о его грудь, точно головки таранов осадной машины о городскую стену. Ее взгляд выражал полную, ничем не сдерживаемую готовность.

— Моя сладчайшая подруга…— ответил Александр, не проявляя особенных чувств. — Я всегда рад тебя видеть.

— Эту радость ты можешь доставить себе в любой момент, — шепнула она ему на ухо и воспользовалась случаем ласково коснуться его щеки влажным кончиком языка.

Чтобы выйти из неловкого положения, царь снова повернулся к Апеллесу:

— Я должен еще немного подумать. Все‑ таки цена немалая. Как бы то ни было, я жду вас обоих к ужину.

Парочка вышла, столкнувшись в дверях с Птолемеем, Филотом, Пердиккой и Селевком, которые пришли узнать о намерениях Александра.

Царь усадил их вокруг стола, на котором была расстелена карта.

— Вот мой план: машины разобрать и на телегах перевезти в Траллы, к Пармениону, который отправится в глубь материка, чтобы обеспечить покорность всех земель в долине Меандра и Герма. Машины ему пригодятся, если какой‑ нибудь город решит оказать сопротивление.

— А мы? — спросил Птолемей.

— Вы пойдете со мной. Мы спустимся вдоль берега через Ликию до самой Памфилии, — он палочкой прочертил путь, которым им следовало пройти.

Евмен внимательно посмотрел на карту, потом перевел взгляд на лица товарищей и понял: они не представляют себе, что их ждет.

— Ты хочешь идти туда? — спросил он.

— Да, — ответил Александр.

— Но туда нет пути. Ни одно войско никогда не решалось сунуться в эти скалы у моря, а тем более осенью или зимой.

— Я знаю, — сказал Александр.

ГЛАВА 31

Апеллес получил‑ таки заказ на портрет Александра, правда, за половину той цены, что запросил изначально. Ему пришлось долго торговаться с Евменом, который хотел заплатить еще меньше. Художник тут же принялся за работу в мастерской, приготовленной для него царицей Адой неподалеку от агоры, но поскольку у царя не было времени позировать, пришлось удовольствоваться серией набросков, сделанных за ужином и во время пирушки после празднества, где выступал Фессал, любимый актер Александра, а также на нескольких музыкальных концертах. Художник развесил наброски на стенах мастерской, нарядил модель в царские одежды и начал творить.

Александр не смог восхититься завершенным творением, поскольку находился уже далеко, когда Апеллес нанес последние штрихи, но все видевшие портрет говорили, что получилось прекрасно, хотя лицо царя вышло слишком мрачным по сравнению с оригиналом. По‑ видимому, художник сделал это намеренно, чтобы подчеркнуть яркое сверкание молнии.

Прежде чем отправиться в поход, царь с глазу на глаз переговорил с Парменионом, уединившись с ним в одной из комнат во дворце Ады.

Он предложил старому военачальнику кубок вина и велел устраиваться поудобнее. Парменион облобызал его в обе щеки, после чего сел.

— Как твое здоровье? — спросил царь.

— Хорошо, государь. А как твое?

— Гораздо лучше с тех пор, как мы взяли Галикарнас, и немалая заслуга в этом по праву принадлежит тебе и твоим ветеранам. Ведь это ваше вмешательство решило исход сражения.

— Ты преувеличиваешь. Я всего лишь выполнил твой приказ.

— А теперь я попрошу тебя выполнить другой.

— Тебе стоит лишь приказать.

— Возьми Аминту и фессалийскую конницу, один эскадрон гетайров, тяжелую пехоту греческих союзников и возвращайся в Сарды.

Парменион просветлел:

— Мы возвращаемся домой, государь?

Александр покачал головой, разочарованный такой реакцией, и старый полководец опустил голову, пристыженный неуместностью своего вопроса.

— Нет, Парменион, не возвращаемся. Прежде чем идти дальше, нам нужно укрепить наши завоевания. Подойдика, взгляни на эту карту: ты поднимешься по долине Герма и покоришь всю Фригию. Если какой‑ нибудь город решит сопротивляться, используй осадные машины. Что касается меня, я пройду вдоль побережья до Телмесса. Таким образом, я отрежу персидский флот от всех портов на Эгейском море.

— Ты так думаешь? — В голосе Пармениона слышалось некоторое напряжение. — Я получил сведения, согласно которым Мемнон нанял на Хиосе новые войска и готовится вторгнуться на Эвбею, а оттуда в Аттику и Центральную Грецию, чтобы поднять тамошних греков против нас.

— Я в курсе дела.

— И тебе не кажется, что лучше вернуться, чтобы отразить эту угрозу? К тому же приближается зима, и…

— Антипатр справится. Он мудрый правитель и превосходный полководец.

— О, конечно, в этом нет никаких сомнений. Значит, мне надлежит оккупировать всю Фригию?

— Именно.

— А потом?

— Как я уже сказал, я тем временем пройду вдоль побережья до Телмесса, а там сверну на север, к Анкире, где ты и присоединишься ко мне.

— Ты хочешь двигаться вдоль береговой линии до Телмесса? А тебе известно, что на некоторых участках путь лежит через узкие, очень опасные ущелья? Ни одно войско никогда не проходило по этому пути.

— Мне уже говорили об этом.

— Кроме того, Анкира находится высоко в горах, в самом сердце плоскогорья, а когда мы прибудем туда, уже будет зима.

— Да, будет зима. Парменион вздохнул.

— Ну, если так… Что ж, пойду собираться: видимо, у нас не так много времени.

— Да, не много, — ответил Александр.

Старый военачальник осушил свой кубок, встал и, склонив голову, направился к выходу.

— Парменион! Тот обернулся:

— Да, государь?

— Береги себя.

— Постараюсь.

— Мне будет не хватать твоих советов и твоего опыта.

— А мне тебя, государь.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Александр же вернулся к карте, чтобы повнимательнее изучить свой маршрут, но вскоре услышал какие‑ то возбужденные препирательства и голос стражника:

— Нельзя тревожить царя такими глупостями.

Царь выглянул:

— О чем спор?

Там стоял юноша‑ пехотинец из педзетеров, простой солдат, не имевший никаких отличий.

— Чего ты хочешь? — спросил Александр.

— Государь, — вмешался стражник, — не теряй времени на этого олуха. Его беда в том, что его одолела дурь и до смерти хочется повидать свою женушку.

— Что ж, мне его желание кажется законным, — с улыбкой заметил Александр. — Ты кто? — спросил он солдата.

— Меня зовут Евдем, государь, я из Драбеска.

— Женат?

— Государь, я женился перед самым походом и пробыл с женой всего две недели, а с тех пор больше ее не видел. Говорят, мы не возвращаемся в Македонию, а вместо этого идем на восток. Это правда?

Александр оценил эффективность системы оповещения в войсках, но это его не удивило.

— Да, правда.

Молодой солдат смиренно опустил голову.

— Мне кажется, ты не горишь желанием следовать за своим царем и товарищами.

— Дело не в том, государь, а просто…

— Ты хочешь поспать со своей женой.

— Сказать по правде, да. И многие другие — тоже. Наши семьи хотели, чтобы мы вступили в брак, поскольку уходим на войну: они хотели оставить в доме наследника, на случай… Кто его знает.

Александр улыбнулся:

— Больше ничего не говори. Меня тоже хотели женить, но одно из немногих преимуществ царя состоит в том, что он женится только по своему желанию. Сколько вас таких?

— Шестьсот девяносто три.

— Великие боги, да вы уже все подсчитали! — воскликнул царь.

— Да, вот… Мы думали, что раз близится зима, а зимой не будет сражений, то можно попросить у тебя…

— Разрешения вернуться к вашим женам.

— Да, государь, — признал солдат, ободренный отзывчивостью Александра.

— И твои товарищи избрали тебя в представители?

— Да.

— Почему?

— Потому что…

— Говори не стесняясь.

— Потому что я первым ступил в брешь, когда рухнула стена, и я спрыгнул с горящей штурмовой башни, только когда она обрушила стену.

— Пердикка говорил мне о таком солдате, но не назвал его имени. Я горжусь знакомством с тобой, Евдем, и рад удовлетворить твое желание и желание твоих товарищей. Вам будет выдано каждому по сто статеров города Кизика, и вы получите двухмесячный отпуск.

У солдата от волнения загорелись глаза.

— Государь… я…— забормотал он.

— Но с условием.

— Что угодно, государь.

— Когда вернетесь, приведите с собой других воинов. По сотне каждый: пехотинцев или конников — неважно.

— Положись на мое слово. Можешь считать, что они уже в твоем строю.

— Тогда ступай.

Солдат, не зная, как выразить благодарность, продолжал стоять столбом.

— Ну? Не ты ли умирал от желания вернуться к жене?

— Да, но я хотел сказать тебе… хотел сказать, что…

Александр улыбнулся и сделал знак подождать. Он подошел к ларцу, достал оттуда золотое ожерелье с маленькой камеей, изображающей богиню Артемиду, и протянул солдату.

— Это богиня, покровительствующая женам и матерям. Передай это от меня своей жене.

Комок в горле не позволил Евдему вымолвить ни слова, и, в конце концов, он дрожащим голосом сумел лишь выдавить:

— Благодарю, государь.

ГЛАВА 32

Молодые солдаты, выразившие желание вернуться к женам, отправились в начале осени в Македонию, чтобы провести там зиму, а чуть погодя отбыл и Парменион с частью войска и фессалийской конницей. Командование ею царь, посоветовавшись со старым полководцем, доверил своему двоюродному брату Аминте, который всегда поддерживал его, проявляя великую доблесть и преданность. С Парменионом также отбыли Черный, Филот и Кратер.

Александр пригласил на ужин Селевка, Птолемея и Евмена, устроив с ними военный совет.

Чтобы не вызывать ревности, он поручил другим товарищам — и даже Гефестиону — кое‑ какие дела в окрестностях, и у троих избранных могло создаться впечатление, будто они остались в лагере случайно.

В зал не пустили даже слуг, и одна Лептина носила блюда для сотрапезников, усевшихся вокруг стола, как в свое время в Миезе на уроках Аристотеля.

— Наши осведомители говорят, что Великий Царь по морю, подвергаясь большому риску, послал Мемнону огромную сумму, чтобы тот нанял дополнительно стотысячное войско для вторжения в Грецию. Но мне кажется, сумма предназначается в первую очередь для того, чтобы он начал раздавать щедрые подарки множеству влиятельных людей, рассеянных по всем греческим городам. Парменион уже изложил мне свое мнение…

— Вернуться домой? — наугад выпалил Селевк.

— В общем, да, — подтвердил Александр.

Лептина начала накрывать стол к ужину: жареная рыба, овощи, разведенное водой вино. Легкая трапеза, означавшая, что царь хочет, чтобы все оставались трезвыми.

— А что думаешь делать ты? — спросил Птолемей.

— Я уже принял решение, но хочу узнать ваше мнение. Селевк?

— Я за то, чтобы идти дальше. Даже если Мемнон поднимет Грецию на восстание, что из этого? Ему никогда не удастся ступить в Македонию, Антипатр не позволит. А если мы и дальше будем занимать порты на азиатском побережье, Великий Царь не сможет поддерживать с Мемноном связь. И, в конце концов, ему придется сдаться.

— Птолемей, что скажешь ты?

— Я думаю так же, как Селевк: пойдем дальше. Однако если представится возможность убить Мемнона, будет еще лучше. Мы избавимся от кучи забот и отсечем Великому Царю его правую руку.

Александра как будто бы поразило и удивило такое предложение, но он продолжил совещание:

— Евмен?

— Птолемей прав. Пойдем дальше, но постараемся избавиться от Мемнона, если удастся. Он слишком опасен и слишком умен. Непредсказуем.

Александр помолчал, без особой охоты жуя рыбу, потом отхлебнул вина.

— Значит, идем дальше. Я уже попросил Гефестиона съездить на разведку на побережье Ликии и Памфилии, к ущельям, о которых говорят, что они труднопроходимы. Через несколько дней мы узнаем точно, так ли они тяжелы. Парменион поднимется по долине Герма и выйдет на центральное нагорье, где мы с ним встретимся весной, пройдя путь от побережья к центру Анатолии.

Он встал и подошел к укрепленной на подставке карте.

— Место встречи здесь. В Гордии.

— В Гордии? А ты знаешь, что находится в Гордии?

— Знает, знает, — замахал рукой Евмен. — Там повозка царя Мидаса, который привязал ярмо к дышлу таким узлом, что никто не может развязать его. Один древний оракул Великой Матери богов утверждает, будто тот, кто развяжет этот узел, станет властителем всей Азии.

— И за этим мы идем в Гордии? — подозрительно осведомился Селевк.

— Не будем отвлекаться, — оборвал его Александр. — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать оракулы. Нужно принять план действий на ближайшие месяцы. Я рад, что все вы единодушны в решении идти дальше. Мы не будем останавливаться ни осенью, ни зимой. Наши солдаты привыкли к холоду — они горцы. Вспомогательные части фракийцев и агриан — и подавно, а Парменион знает, что не должен делать передышки, пока не доберется до назначенного места встречи.

— А Мемнон? — спросил Евмен, снова напомнив про самый насущный вопрос.

— Никто не уговорит меня на предательское убийство, — хмуро проговорил царь. — Это доблестный воин, достойный принять смерть с мечом в руке, а не на ложе от яда или в темном углу от кинжала.

— Послушай, Александр, — попытался образумить его Птолемей, — сейчас не гомеровское время, и доспехи, что ты держишь рядом с постелью, никогда не принадлежали Ахиллу. Им от силы лет двести или триста, и ты сам это знаешь. Подумай о своих солдатах: Мемнон может убить еще тысячи. Ты этого хочешь, просто чтобы поддержать свою веру в героические идеалы?

Царь покачал головой.

— Не говоря о том, — вмешался Евмен, — что Мемнон мог бы прекрасно организовать то же самое против тебя: нанять какого‑ нибудь головореза, чтобы тебя зарезал, или подкупить твоего врача, чтобы отравил… Ты никогда об этом не думал? Мемнон располагает большими деньгами.

— Тебе никогда не приходило в голову, — подхватил Селевк, — что он мог бы привлечь на свою сторону твоего двоюродного брата Аминту, которому вдобавок ты доверил командование фессалийской конницей?

Царь снова покачал головой:

— Аминта — честный человек и всегда проявлял преданность мне. У меня нет причин сомневаться в нем.

— И все же я считаю, что риск слишком велик, — не уступал Селевк.

— И я тоже, — присоединился Евмен. Александром на мгновение овладело сомнение. Он снова увидел перед собой своего противника у стен Галикарнаса, с лицом под вороненым шлемом, на котором выделялась серебряная родосская звезда, и снова услышал его голос: «Я командующий Мемнон».

Он в третий раз покачал головой, еще решительнее:

— Нет, я никогда не отдам подобного приказа. Даже на войне человек остается человеком, и мой отец часто говорил мне, что сын льва — всегда лев. А не ядовитая змея, — добавил он, чуть помедлив.

— Нет смысла настаивать, — сдался Селевк. — Если царь так решил, значит, так тому и быть.

Птолемей и Евмен кивнули, но без особого убеждения.

— Я рад, что вы все согласны, — сказал Александр. — Тогда подойдем к этой карте и постараемся организовать наш поход по побережью.

Они долго спорили, пока всех не одолела усталость. Евмен отступил первый, за ним Птолемей и Селевк. Но стоило им выйти из царского шатра, как секретарь сделал знак, и все трое зашли в его шатер. Они уселись и поскорее послали слугу разбудить Каллисфена, в это время уже наверняка спавшего на другом конце лагеря.

— Что вы скажете об этом? — начал Евмен.

— О чем? — спросил Птолемей.

— Разве не ясно? Конечно, об отказе царя убрать Мемнона, — пояснил Селевк.

— Я понимаю Александра, — продолжил секретарь, — и вы тоже хорошо его понимаете. Действительно, нельзя не уважать нашего противника — это человек незаурядный. Именно поэтому он и представляет смертельную опасность. Представляете, что будет, если ему удастся поднять против нас греков и Афины, Спарта и Коринф встанут на его сторону? Войска союзников идут на север, чтобы вторгнуться в Македонию, персидский флот сжимает ее в тиски с моря… Так ли твердо мы уверены, что Антипатр справится? А если нет? А если Мемнон разбудит амбиции представителей династической ветви Линкестидов — вроде нашего командира фессалийской конницы, например, — и тем самым развяжет гражданскую войну? Или устроит военный переворот? Какая судьба ждет нашу страну и наше войско? В случае своей победы Мемнон сможет блокировать Проливы и помешать нам вернуться. Нужен ли нам этот риск?

— Но мы не можем пойти против воли Александра, — возразил Селевк.

— А я говорю, можем, потому что он ничего не узнает. Но я не могу взять всю ответственность на себя: или вы согласны действовать, или мы ничего не делаем и встретим все уготованные нам опасности.

— Ну, допустим, что мы согласны, — ответил Птолемей. — Каков твой план?

— И зачем ты послал за Каллисфеном? — спросил Селевк.

Евмен выглянул из шатра посмотреть, не идет ли тот, о ком зашла речь. Но никого не увидел.

— Слушайте: насколько мне известно, Мемнон сейчас должен быть на Хиосе. Он готовится отплыть на север, предположительно на Лесбос. Там он дождется попутного ветра, чтобы переправиться через море в Грецию. Однако на это потребуется время, потому что надо запастись провизией и загрузить в трюм все необходимое для экспедиции. Вот в этот момент мы и должны вмешаться, чтобы разделаться с ним раз и навсегда.

— И каким же образом? — спросил Птолемей. — Подошлем убийцу или отравим?

— Ни то, ни другое. Наемный убийца не сможет войти с ним в контакт: его всегда окружают четверо телохранителей, преданных ему до безумия. Они изрубят злоумышленника в мгновение ока, как только он подойдет ближе положенного. Что касается яда, представляю, как он проверяет свою еду и питье: Мемнон много лет живет среди персов и наверняка научился таким вещам.

— Есть яды, которые действуют не сразу, — заметил Птолемей.

— Верно, но яд всегда остается ядом. Симптомы можно заметить. Если, в конце концов, кто‑ то каким‑ то образом поймет, что Мемнону подсунули яд, чтобы его убить, на Александра ляжет несмываемое пятно, а мы не можем этого допустить.

— Так что же тогда? — спросил Селевк.

— Есть третья возможность. — С этими словами секретарь потупился, словно пришел в смущение от подобной мысли.

— А именно?

— Болезнь, неизлечимая болезнь.

— Но это невозможно! — воскликнул Селевк. — Болезни приходят, когда приходят, и уходят, когда уходят.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒