Лорен Вайсбергер 23 страница

– Спасибо вам большое, Стефан, это очень важно. – Я достала ему из пачки несколько банкнот, но он притворился, что не заметил их, и вежливо удалился. Мне было приятно видеть, что на его лице уже нет того ужаса, что пять минут назад.

Я разыскала людей, которых она приказала найти, и решила, что теперь могу ненадолго опустить голову на подушку в белоснежной шелковой наволочке; в тот момент, как я закрыла глаза, раздался телефонный звонок.

– Ан-дре-а, я жду вас у себя в номере немедленно! – рявкнула она и швырнула трубку.

– Конечно, Миранда, благодарю вас, вы так любезны. С огромным удовольствием, – сказала я в пустоту. Затем стащила с кровати свое измученное перелетом тело и поплелась по коридору, думая только о том, как бы не сломать каблук, запутавшись в густом ворсе коврового покрытия. Я постучала, и снова мне открыла горничная.

– Ан-дре-а! Мне только что звонила одна из ассистенток Брижит, спрашивала, на сколько минут я планирую сегодняшнюю речь, – объявила Миранда. Она листала копию «Женской одежды», которую кто-то из офиса (наверное, Элисон: она ведь сама прошла боевое крещение в качестве секретарши) переслал ей по факсу. Два красавца мужчины – парикмахер и визажист – колдовали над ней. Рядом, на антикварном столике, стояла тарелочка с сыром.

– Простите, вы сказали «речь»?

– Именно так. – Она спокойно закрыла газету, аккуратно сложила ее вдвое, а потом гневно швырнула ее на пол, едва не задев при этом одного из коленопреклоненных молодых людей. – Почему, спрашивается, меня не поставили в известность, что они собираются сегодня вручать мне эту свою чертову награду? – прошипела она, и ее лицо исказилось такой злобой, какой я никогда не видела. Я видела ее досаду и – довольно часто – недовольство, видела раздражение, разочарование и вообще всяческое неодобрение, но еще никогда я не видела ее такой оскорбленной.

– Э… мне очень жаль, Миранда, но это… парижское отделение пригласило вас на сегодняшнее мероприятие, и они не…

– Перестаньте! Прекратите бормотать одно и то же! От вас, кроме оправданий, никогда ничего не дождешься. Это вы мой секретарь, и вы тот человек, которому я поручила организацию парижской поездки; вы и только вы обязаны всегда держать меня в курсе всего происходящего! – Она сорвалась на крик.

Визажист мягко спросил по-французски, не желаем ли мы остаться на минутку одни, но Миранда не обратила на него никакого внимания.

– Сейчас полдень; через сорок пять минут я выезжаю. К этому времени на моем столе должна лежать ясная и лаконичная речь, в отпечатанном виде. Если вы на это не способны, в «Подиуме» вам делать нечего. Это все.

Я поставила рекорд в беге на высоких каблуках и, еще даже не добравшись до своей комнаты, вытащила мобильник. Руки у меня тряслись, не знаю, как я набрала номер Брижит, но это произошло. Ответила одна из ее ассистенток.

– Мне нужна Брижит! – завопила я, поперхнувшись этим именем. – Где она? Где она? Она мне нужна! Сейчас же!

На мгновение воцарилось молчание.

– Андреа? Это вы?

– Да, это я, и мне нужна Брижит. Это срочно, где она сейчас?

– Она на показе, но вы не волнуйтесь, у нее всегда при себе сотовый телефон. Вы в гостинице? Я сейчас же скажу ей, чтобы она вам перезвонила.

Телефон зазвонил уже через несколько секунд, но мне показалось, что прошла целая вечность.

– Андреа, – у нее был очень милый французский акцент, – что случилось, дорогая? Моник сказала, ты в истерике.

– В истерике? Так она права, я в истерике! Брижит, как ты могла так со мной поступить? Ваше отделение занималось подготовкой этого чертового обеда, и никто даже не потрудился сказать мне, что ей не только присудили награду, но она будет еще и произносить речь!

– Андреа, успокойся, я уверена, мы говорили…

– И я должна эту речь написать! Ты слышишь меня? У меня, черт возьми, сорок пять минут, чтобы написать речь с благодарностью за награду, о которой я ничего не знаю, на языке, которым я не владею. Иначе со мной покончено. Что мне делать?

– Андреа, не переживай так, я тебе сейчас помогу. Во-первых, церемония вручения состоится там же, в «Ритце», в одном из салонов…

– Что? В каком салуне? – У меня еще не было времени осмотреться, но я была вполне уверена, что в местах, подобных этому, не бывает пивных.

– Это по-французски, а вы как их называете? Гостиная, зал? В общем, ей надо будет только спуститься. Устроитель – Французский совет моды, эта парижская организация постоянно проводит вручение во время показов, потому что все всегда бывают в городе. «Подиуму» присудили награду в номинации «Широта освещения темы». Это, в общем, не бог весть что, почти формальность.

– Хорошо, по крайней мере теперь я знаю, за что награда. И что мне писать? Может, ты будешь диктовать по-английски, а я дам мсье Рено, чтобы он перевел? Начинай, я готова. – Голос у меня немного окреп, но я даже не могла как следует держать ручку. От голода, усталости, только что пережитой нервной встряски или всего, вместе взятого, почтовая бумага «Ритца» расплывалась у меня перед глазами.

– Андреа, тебе снова повезло.

– Да неужели? Я что-то не очень это чувствую.

– Подобные мероприятия всегда проводятся на английском. Так что в переводе нет нужды. Ну что, начнем, ты взяла ручку?

И она принялась диктовать, а я – записывать на удивление ясные, отточенные фразы, которые сами, безо всяких усилий, лились из ее рта. Когда я повесила трубку и принялась печатать речь со скоростью шестьдесят слов в минуту (быстро печатать я научилась еще в старших классах, и только это мне потом и пригодилось), я сообразила, что на то, чтобы ее прочитать, у Миранды уйдет две, от силы три минуты. У меня как раз оставалось время, чтобы глотнуть «Пеллегрино» и съесть несколько ягод клубники, которую кто-то догадался оставить в моем мини-баре. Если бы только у них хватило сообразительности оставить чизбургер, подумала я. Тут я вспомнила, что где-то в моих чемоданах спрятана упаковка «Твикса», но на поиски уже не было времени. С тех пор как я получила боевое задание, прошло сорок минут. Время пожинать лавры.

Уже другая, но такая же испуганная горничная открыла мне дверь и проводила в гостиную. Мне, по всей видимости, следовало остаться стоять, но кожаные брюки, которые были на мне целый день, будто приклеились к ногам, а ремешки босоножек, не доставлявшие особых неприятностей в самолете, теперь превратились в лезвия, безжалостно впившиеся в кожу. Я решила присесть на диван, но в тот момент, когда мои колени согнулись, а ягодицы ощутили под собой подушку, дверь ее спальни распахнулась. Я вскочила на ноги.

– Где моя речь? – без всякого выражения спросила она. По пятам за ней шла еще одна горничная – она держала сережку, которую Миранда забыла надеть. – Вы подготовили ее, не так ли? – На ней был один из классических костюмов от Шанель (воротник-шалька с меховой оторочкой) и ожерелье из необычайно крупного жемчуга.

– Разумеется, – гордо ответила я, – надеюсь, это подойдет.

Я направилась к ней, поскольку она не потрудилась сделать это сама, но, прежде чем я подала ей бумагу, Миранда выхватила ее у меня из рук. Ее глаза забегали по листку, а я даже не сразу заметила, что затаила дыхание.

– Неплохо. Это неплохо. Ничего сногсшибательного, но сойдет. Идемте. – Она повесила на плечо подобранную в тон костюму сумочку от Шанель.

– Простите?

– Я сказала, идемте. Эта дурацкая церемония начнется через пятнадцать минут, и, если повезет, через двадцать нас там уже не будет. Ненавижу подобные мероприятия.

Не было времени размышлять над этими «идемте» и «нас»: само собой разумелось, что я должна была сопровождать ее. Я взглянула на свои кожаные брюки и приталенный пиджак и решила, что, если она не возражает против такой формы одежды (а нет никаких сомнений, что если бы она возражала, то тут же довела бы это до моего сведения), тогда какая мне, собственно, разница. Там наверняка будет много таких, как я, секретарей, заботливо опекающих своих начальниц, и, конечно, никто из них не обратит ни малейшего внимания, во что я одета. «Салон» был именно таким, каким его описала Брижит: обычный обеденный зал с двумя дюжинами круглых столов и небольшой сценой с трибуной. Вместе с другим обслуживающим персоналом я стояла в глубине зала, прислонившись к стене, и смотрела, как президент совета демонстрирует скучнейший, зануднейший видеоклип о том, как мода определяет всю нашу жизнь. Прошло полчаса, к микрофону подходили все новые и новые люди, и не была еще вручена ни одна награда, но армия официантов принялась разносить салаты и бокалы с вином. Я с опаской покосилась на Миранду – на лице у нее было написано крайнее раздражение – и попыталась спрятаться за декоративное деревце. Не знаю уж, сколько я простояла с закрытыми глазами, но мало-помалу шейные мышцы расслабились, голова начала клониться на грудь – и тут я услышала ее голос.

– Ан-дре-а! У меня нет времени на весь этот вздор! – громко прошипела она – достаточно громко, чтобы трещотки за соседним столиком навострили уши. – Меня никто не предупреждал об этом вручении, и я сейчас совсем не в настроении. Я ухожу. – Она развернулась и стремительно направилась к двери.

Я, спотыкаясь, поспешила за ней, но решила воздержаться от того, чтобы схватить ее за плечо.

– Миранда! Миранда! – Она не обращала на меня никакого внимания. – Миранда! А кто же примет награду «Подиума»? – шептала я, пытаясь сохранять спокойствие, но так, чтобы она меня услышала.

Она круто повернулась и уставилась на меня.

– Вы думаете, мне есть до этого дело? Идите и сами ее принимайте. – И не успела я вымолвить слово, как ее и след простыл.

О Боже! Это неправда. Сейчас я проснусь в своей собственной – не шикарной, не королевской – самой обычной кровати и пойму, что весь этот проклятый день – да чего там, весь этот проклятый год – были всего-навсего изощренным ночным кошмаром. Не может быть, чтобы эта женщина и вправду рассчитывала, что я, младший секретарь, взойду сейчас на эту сцену и стану получать награду за заслуги «Подиума» в модной индустрии. Я с надеждой оглядела зал: может, здесь есть еще кто-нибудь из «Подиума»? Никого. Я тяжело опустилась на стул и попыталась привести в порядок мятущиеся мысли. Позвонить Эмили или Брижит, попросить совета? Или просто уйти? Ее, похоже, эта награда не слишком волнует. В трубке раздался гудок (я решила-таки позвонить Брижит – надеялась, что она незамедлительно прибудет сюда и сама получит эту чертову награду), – и тут я услышала: «…с благодарностью отдаем должное американскому „Подиуму“ и той широте и профессионализму, с какими его сотрудники знакомят американскую публику со всем происходящим в мире моды. Давайте же поприветствуем всемирно известного редактора, истинную богиню модной индустрии миз Миранду Пристли! »

Зал взорвался аплодисментами, и сердце мое остановилось. Не было времени думать, проклинать Брижит за то, что она все это допустила, проклинать Миранду за то, что она удрала и свалила получение награды на меня, не было времени проклинать себя за то, что я придавала такое значение этой своей ненавистной работе. Ноги сами несли меня к сцене: левой-правой, левой-правой, три ступеньки вверх, вроде бы пока все в порядке. Если бы я не была до такой степени потрясена, я бы обратила внимание, что бодрые аплодисменты уступили место напряженному молчанию: зал пытался сообразить, кто я такая. Но я ничего не замечала. Напротив, какая-то высшая сила заставила меня улыбнуться, я приняла почетный знак из рук сурового на вид президента и положила награду на трибуну. Только тут я подняла голову и увидела сотни устремленных на меня глаз – любопытных, изучающих, удивленных. Я поняла, что пропала.

Думаю, я стояла так не больше десяти-пятнадцати секунд, но тишина была такой полной, такой подавляющей, что я решила, будто уже умерла. Не было слышно ни звука: не стучали столовые приборы, не звенели бокалы. Никто не спрашивал у соседа, кто это стоит на сцене вместо Миранды Пристли, – они просто смотрели на меня. Бежали секунды, и я была вынуждена заговорить. Я не помнила ни слова из той речи, которую Брижит надиктовала мне час назад, поэтому пришлось справляться своими силами.

– Здравствуйте, – начала я, и собственный голос показался мне ужасно громким. Я не знала, из-за микрофона ли это или оттого, что у меня кровь прилила к голове, но голос дрожал как заячий хвост. – Меня зовут Андреа Сакс, я секретарь… э… я работаю в «Подиуме». К сожалению, Миранда… э… мисс Пристли… вышла на минутку, но я имею честь принять эту награду от ее имени. Ну и конечно, от имени всего «Подиума». Спасибо вам… э… – я никак не могла припомнить ни названия организации, ни имени ее президента, – всем за эту честь. Я знаю, что выражу мнение всех своих коллег, если скажу, что мы очень польщены.

Ну что за идиотка! И вот так я экала и заикалась, пока не заметила, что публика начала хихикать. Оборвав свою речь на полуслове, я спустилась со сцены со всем достоинством, на какое только была способна, и лишь у самого выхода вспомнила, что забыла почетный знак. Какая-то девушка из организаторов догнала меня в вестибюле, где я сгорала от стыда, и подала его мне. Я подождала, пока она уйдет, и попросила одного из уборщиков выбросить знак. Он пожал плечами и сунул его в пакет для мусора.

Ну что за стерва! Я слишком разозлилась и слишком устала, чтобы придумать для нее какое-нибудь более оригинальное ругательство, да и новые способы покончить с ней как-то не приходили в голову. Мобильник заверещал, и, зная, что это она, я отключила звонок и потребовала у женщины-администратора порцию джин-тоника.

– Пожалуйста, пусть кто-нибудь принесет, побыстрее, пожалуйста.

Женщина посмотрела на меня и кивнула. Я опустошила бокал двумя глотками и потащилась наверх – узнать, что ей надо. Шел первый день моего пребывания в Париже, было всего два часа дня, а мне уже хотелось умереть. Вот только смерть не входила в программу.

– Номер Миранды Пристли, – ответила я из своего нового парижского офиса. Мой четырехчасовой блаженный отдых, призванный заменить собой нормальный ночной сон, был грубо прерван в шесть утра пронзительным верещанием телефона: звонила одна из секретарш Карла Лагерфельда. Очень скоро я имела удовольствие заметить, что все абоненты, звонящие Миранде, автоматически переводятся на мою линию. Было похоже, что весь город и его окрестности знают о приезде Миранды и о том, где она остановилась, так что с тех пор, как я переступила порог своей комнаты, мой телефон звонил не переставая. Я уж не говорю о том, что на автоответчике было оставлено чуть ли не три десятка сообщений.

– Привет, это я. Как там Миранда? Все нормально? Ничего не случилось? Где она, почему ты не с ней?

– Привет, Эм! Спасибо, что позвонила. Ты-то как себя чувствуешь?

– Что? А, я? Я нормально. Небольшая слабость, но уже лучше. Пустяки. Как она?

– Да, я тоже хорошо себя чувствую, спасибо, что спросила. Перелет, конечно, был достаточно утомительный, и мне никак не удается поспать больше двадцати минут, потому что телефон звонит не переставая, и вряд ли ему это надоест, и… да! Я произнесла речь экспромтом – то есть сначала написала экспромтом, а потом произнесла… народу, правда, хотелось послушать Миранду, но они этого не заслужили. В общем, выставила себя круглой идиоткой и чуть не заработала инфаркт миокарда… но в остальном – ха! – в остальном все круто.

– Андреа! Не придуривайся! Я же правда беспокоюсь. У нас было мало времени на подготовку, и если что-нибудь пойдет не так, ты же знаешь, что она свалит всю вину на меня.

– Эмили, не обижайся, пожалуйста, но я сейчас не могу с тобой разговаривать. Не могу, и все тут.

– Почему? Что случилось? Как ее вчерашняя встреча? Она на нее не опоздала? У тебя есть все, что нужно? Ты одеваешься как надо? Ты ведь представляешь «Подиум», ты должна выглядеть как следует.

– Эмили, я сейчас повешу трубку.

– Андреа! Мне очень важно все это знать. Расскажи мне, что ты делаешь.

– Что ж, вообще-то все свободное время у меня уходит на массаж, маникюр, педикюр. Мы с Мирандой развлекаемся тут на полную катушку. Она старается не давить на меня, говорит, будто хочет, чтобы я получила удовольствие от Парижа, раз уж так удачно сюда попала. Так что в основном мы тусуемся, развлекаемся. Пьем отличное вино. Ходим по магазинам. Ну, ты знаешь, все как обычно.

– Андреа! Это вовсе не смешно! Выкладывай, какого черта у вас творится! – Она злилась все больше, а у меня поднималось настроение.

– Эмили, я не знаю, что тебе сказать. Ну что ты хочешь услышать? Что происходит? Да ничего, я пытаюсь заснуть под непрерывные звонки, да еще мне надо успеть хоть что-то пожевать ночью, чтобы на следующий день не свалиться. Это какой-то чертов мусульманский пост, Эм, днем нельзя есть, можно только ночью. Ты небось очень жалеешь, что все это пропустила.

Пришел звонок по второй линии, и я перевела Эмили в режим ожидания. Каждый раз, когда звонил телефон, у меня в голове появлялись мысли об Алексе: что, если это он звонит? Хорошо бы, если б он позвонил и сказал, что все нормально. Я сама звонила ему дважды, и оба раза он отвечал, но, услышав его голос, я сразу вешала трубку, как, бывало, делала в младших классах, когда дурачилась. Мы еще никогда так надолго не расставались, и я хотела узнать, что происходит, как у него дела, но у меня неизменно возникало ощущение, что не так уж плохо, что мы взяли тайм-аут, вместо того чтобы попрекать друг друга. В общем, я затаила дыхание, но в трубке раздался скрипучий голос Миранды:

– Ан-дре-а, когда должна приехать Люсия?

– Здравствуйте, Миранда. Я сейчас найду ее расписание. Вот оно. Так-так, здесь говорится, что она прилетает сегодня, сразу после съемок в Стокгольме. Вероятно, она в гостинице.

– Соедините меня с ней.

– Да, Миранда, одну секундочку.

Я перевела ее в режим ожидания и переключилась на Эмили.

– Это она позвонила, дала мне задание. Поправляйся. Пока… Миранда? Я нашла номер Люси и я вас сейчас соединю.

– Погодите, Ан-дре-а. Через двадцать минут я уезжаю, и сегодня меня не будет. К тому времени как я вернусь, мне понадобятся шарфы и новый повар. Он должен иметь как минимум десятилетний опыт работы во французских ресторанах. Четыре раза в неделю он должен будет готовить для семейных ужинов и дважды в месяц – для званых обедов. А сейчас соедините меня с Люсией.

Конечно, мне следовало сосредоточиться на том, что Миранда велела мне нанять повара в Нью-Йорке, но я лишь наслаждалась мыслью, что она уезжает – без меня и на целый день. Я перезвонила Эмили и сказала ей, что Миранде понадобился новый повар.

– Я займусь этим, Энди, – кашляя, пообещала она. – Я намечу примерные кандидатуры, а потом ты поговоришь с самыми подходящими. Узнай только, подождет ли Миранда до тех пор, пока вернется, или хочет нанять повара уже сейчас, – я тогда пошлю к вам нескольких человек.

– Ты шутишь?

– Конечно, нет. Эрику, например, Миранда наняла, когда в прошлом году была в Марбелье. Предыдущую няню уволили, и она велела мне прислать к ней трех лучших кандидаток, чтобы она могла сразу же выбрать. В общем, узнай, как на этот раз, ладно?

– Обязательно, – пробормотала я, – спасибо.

Потом я позвонила в офис Брижит, чтобы они связались с фирмой «Гермес» насчет шарфиков для Миранды, а уж после этого стала сама себе хозяйка – разумеется, до следующего звонка настоящей хозяйки. Разбередив душу разговорами о массаже, я решила записаться на сеанс. Свободное время в салоне было только вечером, и я, чтобы не терять драгоценных часов, заказала себе полный завтрак. Затем облачилась в роскошный халат, подобрала под цвет халата домашние тапочки и приготовилась откушать омлета, круассанов, булочек, оладий, картошечки, кашки и блинчиков, которые так хорошо пахли. Запив все эти божественные яства двумя чашками эспрессо, я вперевалку добралась до кровати, на которой мне так и не пришлось поспать прошлой ночью, рухнула и заснула так быстро, словно кто-то подсыпал в мой апельсиновый сок снотворное.

Массаж был превосходным завершением благословенного дня отдохновения. Где-то кто-то делал за меня мою работу, а Миранда разбудила меня всего один раз – один! – с требованием заказать ей на следующий день обед. Что ж, это совсем не так плохо, думала я, в то время как сильные женские руки массировали мою многострадальную шею. Вот и мне достался кусочек «праздничного стола». Я было снова задремала, но тут мобильник, который я нехотя взяла с собой, яростно заверещал.

– Алло? – безмятежно ответила я, будто бы и не лежала совсем голая и с ног до головы намазанная маслом, убаюкиваемая прикосновениями рук массажистки.

– Ан-дре-а, переназначьте парикмахеру и визажисту на десять и скажите людям Унгаро, что сегодняшняя встреча отменяется. Я еду на небольшой банкет, и вы едете со мной. У вас час на подготовку. Это все.

– Э… ну конечно… ох… ну конечно, – промямлила я и еще раз прослушала запись звонка, желая удостовериться, что она и в самом деле хочет, чтобы я куда-то с ней пошла. В памяти всплыла вчерашняя сцена – тогда она тоже предупредила обо всем в последний момент, – кровь прилила к вискам, я почувствовала, что задыхаюсь. Я поблагодарила массажистку, расплатилась за сеанс – хотя он продлился только минут десять – и побежала наверх, гадая, как бы мне преодолеть новое препятствие. Скоро привыкну. Очень скоро.

Несколько минут ушло на то, чтобы связаться с парикмахером и визажистом Миранды и перенести время (у нас с ней, к слову сказать, были разные стилисты: мной занималась сурового вида женщина, которая – я никак не могла это забыть – пришла в отчаяние, впервые «ознакомившись с материалом»; с ней же работали два красавца гея, словно сошедшие со страниц журнала «Максим»).

– Нет проблем, – Жюльен говорил с сильным французским акцентом, – мы придем, во сколько вам надо. Только позовите. Мы освободили всю неделю, как раз на тот случай, если мадам Пристли вдруг захочет поменять время.

Затем я снова связалась с Брижит и попросила ее разобраться с людьми Унгаро. Пора проверить, на что годится мой гардероб. Иллюстрации со всевозможными типами «обличий» уже лежали на туалетном столике, только и дожидаясь того, чтобы стать спасательным кругом для утопающих в океане моды. Я просматривала сопроводительные надписи, изо всех сил пытаясь вникнуть в их смысл.

«Дефиле

1. День.

2. Вечер.

Рестораны и т. п.

1. Завтрак.

2. Обед:

а) неформальный (гостиница, бистро);

б) формальный (ресторан «Эспадон» в отеле «Ритц»).

3. Ужин:

а) неформальный (бистро, гостиничный номер);

б) полуформальный (ресторан, ужин в узком кругу);

в) формальный (ресторан «Гран Вифур», торжественный ужин).

Банкеты:

а) неформальные (легкие завтраки с шампанским, чаепития);

б) умеренные (устроители не из руководящей верхушки, протокольные мероприятия, коктейли);

в) торжественные (устроитель принадлежит к высшему руководству либо является одним из ведущих модельеров; мероприятия проводятся в музее или картинной галерее).

Разное:

а) дорога из аэропорта (в аэропорт);

б) спортивные мероприятия (частные уроки, соревнования и т. п. );

в) магазины;

г) просьбы и поручения:

– дома моды;

– магазины и бутики первого класса;

– продуктовые магазины, лечебные учреждения и т. п. ».

Неясно было, что же следует надевать, если принадлежность (непринадлежность) устроителей к высшему руководству остается для тебя загадкой. Да, здесь запросто можно было проколоться: я довольно уверенно сузила круг возможностей до раздела «Банкеты», но дальше дело застопорилось. Будет ли это мероприятие из подраздела «б», где я должна просто продемонстрировать стиль, или это настоящее «в», для которого следует избрать что-нибудь особенно элегантное? В списке не было раздела «Ни то ни се» или «Смутные сомнения», но в последнюю минуту кого-то осенило, и внизу на листочке была от руки сделана приписка: «Когда ты не уверена (а такого в принципе не должно быть), помни, что лучше недосолить, чем переперчить». Ну вот, теперь я, кажется, вполне вписалась в раздел «Банкеты», подраздел «умеренные». Я сосредоточилась на шести набросках, специально для данного конкретного случая составленных Джоселин, и попыталась представить, в каком из этих обличий я буду выглядеть наименее нелепо.

Довольно долго я раздумывала над декорированным перьями топом и высоченными – чуть не до бедер – кожаными ботфортами, но в конце концов остановилась на струящейся лоскутной юбке от Роберто Кавалли, маечке от Хлоэ и черных байкерских полусапожках от Дольче и Габбаны. Эффектно, сексуально, стильно, но не слишком вычурно и не делает меня похожей ни на танцовщицу варьете, ни на застрявшую в восьмидесятых дурочку, ни на проститутку. Чего еще надо? Я подбирала себе более-менее подходящую сумочку, когда в дверях показалась хмурая женщина-визажист, готовая приступить к облагораживанию моей внешности.

– Э… может быть, не стоит так затемнять под глазами? – осторожно спросила я, стараясь не задеть ее профессионального самолюбия. Лучше было, пожалуй, самой заняться макияжем, тем более что теоретических указаний на этот счет у меня было больше, чем нужно ракетному конструктору, чтобы спроектировать космический корабль, однако непреклонная визажистка действовала с размеренностью и упорством часового механизма.

– Нет! – рявкнула она, явно не желая щадить мои чувства. – Так намного лучше.

Наконец, густо зачернив мои нижние ресницы, она исчезла так же быстро, как и появилась. Я схватила сумку (Гуччи, крокодиловая кожа, спортивный стиль) и спустилась в вестибюль за пятнадцать минут до назначенного для отбытия времени – так я могла проверить, на месте ли водитель. Мы как раз обсуждали с мсье Рено, захочет ли Миранда, чтобы мы с ней поехали в разных машинах, или рискнет разделить заднее сиденье со своей секретаршей, – и тут появилась она. Неторопливо оглядела меня с головы до ног, и ее лицо при этом сохраняло полнейшую невозмутимость. Я в игре! Впервые в ее взгляде не было отвращения, впервые она воздержалась от уничижительных комментариев, и для этого потребовалось всего-то: а) совместные усилия высокопрофессиональных нью-йоркских редакторов и парижских стилистов, б) внушительный выбор самой дорогой и самой модной одежды в мире.

– Машина ждет, Ан-дре-а? – Ей замечательно шло короткое бархатное платье-драпри.

– Да, миз Пристли, вот сюда. – Мсье Рено галантно провел нас мимо группки наших соотечественников, которые тоже были не иначе как редакторами других модных журналов, приехавшими в Париж посмотреть показы. Гламурно-кутюрное общество почтительно зашушукалось. Миранда шла в двух шагах впереди меня – тонкая, эффектная и очень недовольная всем происходящим. Она была чуть ли не на двадцать сантиметров ниже меня, и все же мне приходилось трусить рысцой, чтобы поспевать за ней, а перед тем, как усесться рядом с ней на заднее сиденье лимузина, я замешкалась, и она бросила на меня взгляд, ясно говоривший: «Ну? Какого черта вы тянете? »

К счастью, водитель, похоже, знал, куда ехать – я очень боялась, что Миранда сейчас посмотрит на меня и спросит, где назначена неизвестная мне вечеринка. Она таки посмотрела, но ничего не сказала, а принялась болтать по мобильному с Глухонемым Папочкой, снова и снова повторяя, что он должен прибыть к большому субботнему банкету заранее, чтобы они с ним успели куда-нибудь сходить. Он должен был лететь на частном самолете компании, и сейчас они спорили о том, стоит или нет брать с собой Кэссиди и Каролину, потому что он не собирался возвращаться раньше понедельника, а она не хотела, чтобы девочки пропустили хотя бы день занятий. Лимузин остановился перед пятиэтажным особняком на аллее в районе Марэ, и только тут я подумала; зачем, собственно, я ей здесь понадобилась? Миранда, как правило, воздерживалась от того, чтобы унижать меня, Эмили или кого-либо из редакции на людях, – это доказывало, что она хотя бы отчасти понимала, что вообще это делает. Если же она не собирается заставлять меня подносить ей коктейли, разыскивать кого-нибудь по телефону или иметь дело с химчисткой, пока мы здесь находимся, тогда чего же она от меня хочет?

– Ан-дре-а, этот прием устраивают люди, с которыми я была дружна, когда жила в Париже. Они попросили меня взять с собой секретаршу, чтобы чем-то занять их сына, который обычно считает подобные мероприятия довольно скучными. Я не сомневаюсь, что вы с ним найдете общий язык.

Она подождала, пока водитель откроет дверь, и поставила на тротуар элегантную узкую лодочку. Я не успела открыть дверь со своей стороны, а она уже вспорхнула на три ступеньки и теперь отдавала пальто дворецкому, который явно ждал ее приезда. Я еще немного помедлила, пытаясь переварить новую ценную информацию, которую она так хладнокровно мне выдала. Прическа, макияж, изменения в расписании, истерическое листание иллюстраций, шикарные полусапожки – все это совершалось лишь для того, чтобы я пронянчилась целый вечер с богатеньким сопливым малышом? Да еще сопливым малышом французом, не иначе!

Так я просидела три минуты. Я говорила себе, что от «Нью-йоркера» меня отделяет всего два месяца, что год моего рабства вот-вот принесет долгожданные результаты, что, конечно же, я смогу – смогу! – пережить еще один невыносимо скучный и утомительный вечер. Но все это не помогало. Внезапно мне захотелось свернуться калачиком на диване в доме моих родителей, и чтобы мама готовила чай, а папа раскладывал доску для скраббла. Пусть бы там была Джил, и даже Кайл, а маленький Айзек улыбался мне и гулил, и пусть бы позвонил Алекс и сказал, что он меня любит. Я бы ходила в заношенных спортивных брюках, бросила красить ногти на ногах, ела жирные шоколадные эклеры – и никому бы не было до этого дела. Они бы даже не знали, что где-то на другом берегу Атлантики проходит Неделя высокой моды, и, уж конечно, ни чуточки бы этим не интересовались. Как все это было далеко, совсем в другой жизни; сейчас я окажусь лицом к лицу с людьми, готовыми жить и умереть на подиуме. Да, и еще с писклявым избалованным мальчуганом, болтающим на французской абракадабре.

⇐ Предыдущая 17 18 19 20 21 222324 25 26 Следующая ⇒