Книга вторая 5 страница

В том месте, где стоял Дариуш, глубина была совсем небольшой – ему по пояс. Он поднялся на ноги, крича и всей тяжестью толкая доску, на которой они стояли. Доска соскользнула с основания колонны, и все трое полетели навзничь вниз, в воду.

Громкий плеск воды эхом отдался от стен пещеры и от колонн. Они отплевывались и кашляли в воде, а Дариуш, подтянувшись из последних сил, снова вскарабкался на каменный выступ. Его преследователи с трудом выбрались наверх следом за ним. Какое‑ то время они просто лежали и глазели на него. Тот, кто находился ближе, посмотрел ему прямо в глаза, продолжая кашлять и отплевываться вонючей черной водой. В очередной раз сплюнув и вытерев губы рукой, юнец вдруг расхохотался и сильно хлопнул Дариуша по спине. Он с трудом встал на ноги и помог Дариушу и остальным подняться.

Все хохотали; Дариуш невольно присоединился к ним.

Один из них, задыхаясь от смеха, произнес несколько слов. Дариуш не понимал их языка, но догадался, что его по‑ дружески приветствуют. Он протянул руку, которую пылко пожали, а затем с тоской покосился на лежащий на выступе мешок с припасами. Видимо, догадавшись, что незваный гость голоден, новый знакомый взял его за руку и усадил рядом с собой на каменную плиту. Дариуш жадно набросился на хлеб, который ему предложили. Правда, он по‑ прежнему настороженно поглядывал на своих недавних врагов, которые с усмешкой наблюдали за ним.

– Как хорошо! Я много дней ничего не ел, – шепотом произнес он, и его шепот эхом отразился по всей подземной пещере.

– А, значит, ты умеешь говорить, красавчик! – воскликнул парень, который вытащил Дариуша из воды. Он без всякого труда переходил с одного языка на другой.

Дариуш удивленно повернулся к нему:

– Меня зовут Дариуш.

– А меня Халим. Это Исхак и Касим.

Все трое снова пожали ему руку, а он продолжал запихивать в рот хлеб и кусочки острого мяса. Он отпил немного вина из меха, поморщившись от его горечи, но вскоре по его телу распространилось приятное тепло.

Исхак поворошил палочкой пепел почти затухшего костра. Подбросив в него немного растопки, он опустил голову и принялся раздувать огонь. Наконец, дерево задымилось.

После вторжения Дариуша все они промокли насквозь, теперь они скинули с себя рубахи и штаны и аккуратно разложили их на карнизе – сохнуть. Дариуш тоже снял через голову рваную рубаху и положил перед собой. Посмотрел на прорехи и дыры и с отвращением выкинул рубаху в воду. Халим расхохотался, но тут же замолчал, заметив шрамы на груди и на спине Дариуша.

– Ты воевал, друг мой, – с уважением произнес он.

Дариуш не ответил.

Он встал, чтобы снять штаны, оглядел протершуюся материю.

– У вас найдется что‑ нибудь надеть, если я выкину и штаны? – спросил он у Халима.

– Друг мой, мы добудем тебе все, что нужно.

– Хорошо. – Дариуш снял с себя штаны, и они последовали за рубахой.

– Собачий сын! – заметил Халим, с явным восхищением рассматривая обнаженное тело Дариуша. – Друг мой, для таких, как ты, дорога всегда открыта!

Дариуш присел на корточки среди новых друзей и поднес руки к огню. Наевшись и согревшись, он захотел спать, но пока просто наслаждался покоем. Он понимал, что новым друзьям не терпится расспросить его, но они из деликатности молчат, так как видят, что ему сейчас не до разговоров.

Он задумчиво смотрел на потрескивающее, шипящее пламя. Наконец его одолела усталость.

Глава 18

Дариуш проснулся от холода. Пока он спал, кто‑ то укрыл его одеялом, но здешняя сырость пробирала до костей. От спящего рядом Касима шло тепло; так и хотелось прижаться к нему. Но Дариуш откатился в сторону и укрылся одеялом до самого подбородка.

– Проснулся, мой принц! – довольно громко сказал Халим.

Касим и Исхак что‑ то пробормотали во сне и теснее прижались друг к другу.

Разглядев искру пламени, Дариуш завернулся в одеяло и осторожно подошел к костру. Халим протянул ему чашку горячего, приторного кофе, который Дариуш с благодарностью выпил.

– Что это за место, Халим?

– Друг мой, здесь наш дворец. По‑ моему, его построили довольно давно, еще до великого султана Мехмеда Завоевателя, который взял Константинополь. Не знаю, что тут было раньше, но сейчас мы здесь живем. Здесь нам ничто не угрожает… Сегодня с утра я уже побывал в городе и добыл тебе красивую рубаху и штаны, – продолжал он.

– Спасибо, Халим, ты настоящий друг, – искренне отозвался Дариуш. Он взял предложенную ему одежду и с признательностью сжал руку Халима.

– Не за что. Я добыл и несколько дукатов. Сегодня мы будем пировать, как настоящие принцы.

Дариуш надел штаны и рубаху. Прикосновение мягкой материи к коже было приятно. Он нехотя взял Халима за протянутую руку и босиком зашагал за ним по доскам на другую сторону пещеры. Они прокрались по наклонному туннелю, стараясь, чтобы никто их не заметил, выбрались из‑ за кустов и очутились в переулке. Халим по‑ прежнему крепко держал Дариуша за руку, что его слегка раздражало, и тащил за собой по улочкам просыпающегося города.

Они добрались до более широких улиц, где Дариуш замечал все больше взволнованных, оживленных людей. Все казалось ему необычным. Навстречу им катили огромные телеги со свежеиспеченным хлебом. Другие, наполненные мясом, подъезжали к жаровням, которые ночью доставили на Ипподром – во всяком случае, так сказал ему Халим.

– Сегодня в нашем городе большой праздник, – горделиво продолжал Халим. – Сегодня все будут пить, есть и веселиться… И все бесплатно, спасибо новому султану! – Он взмахнул свободной рукой.

Дариуш улыбнулся цветистой речи своего спутника.

– Куда мы?

– Погоди, мы сделаем из тебя настоящего принца! На празднике в течение нескольких недель ты увидишь множество доступных девиц и кого захочешь… Всем хочется развлечься! – Халим подмигнул.

Они смешались с растущей толпой и, пройдя крытым проходом, очутились на большой площади. На скамьях сидели старики и быстро говорили на разных языках. Халим повел Дариуша дальше. Вскоре они пришли в большой зал с белыми и красными мраморными колоннами. На стенах висели золотые свитки, вероятно скрывающие какие‑ то важные тайны.

Халим толкнул друга на ближайшую скамью и сунул золотой дукат в руку старого толстого цирюльника. Вскоре грязные, спутанные волосы Дариуша стали падать на пол клоками. Цирюльник‑ грек то и дело морщился от отвращения, но продолжал свою работу, помня о полученной плате. Он ловко намылил подбородок и щеки Дариуша и побрил его острием кинжала. Его щеки и подбородок снова стали гладкими.

Халим взял друга за руку и повел дальше, в хамам. В раздевалке он снял с себя одежду, аккуратно разложил на полке у стены и жестом велел Дариушу последовать его примеру. Увидев, что все мужчины во второй комнате обнажены, Дариуш послушался и следом за Халимом вошел в парную. Они прошли по полутемному залу и спустились в бассейн в дальнем конце.

Очутившись в теплой воде, Дариуш вздохнул от удовольствия. Зажав нос, он окунулся с головой. Мышцы его расслабились; он задержал дыхание и, не выныривая, оглядел зал, в котором находился. Он увидел улыбающуюся физиономию нового друга. Вынырнув, энергично намылил руки, грудь, ноги. Грязь, въевшаяся в кожу за много месяцев пути, отходила постепенно. Он еще немного посидел под водой, а затем вылез, глубоко вдыхая влажный теплый воздух.

Халим тоже встал и достал из стоящей на бортике корзины большую губку. Повернувшись к Дариушу, он принялся тереть ему спину. Дариуш поморщился от такой бесцеремонности и, выхватив губку, показал, что хочет мыться сам. Халима такая стыдливость как будто озадачила и позабавила.

Еще немного понежившись в воде, они вылезли на бортик бассейна. Жар проникал под кожу, раскрывая поры. Оба обильно пропотели; Дариуш не переставая скреб кожу ногтями, отслаивая все новую грязь. Губка почернела от карпатской пыли и черноморского песка. Наконец, еще несколько раз окунувшись в бассейн и пропотев с час, он почувствовал, что очистился.

Халим тихо сидел рядом с ним. Дариуш изумленно глазел по сторонам на мужчин, молодых и старых, которые заполняли бассейны и массажные плиты. Он удивился, заметив, как двое мужчин хихикали и радостно хлопали друг друга по спине. Другие откровенно ласкали друг друга, о чем‑ то перешептываясь. Оглянувшись на улыбающегося друга, он пробежал глазами по его загорелой груди, по темным соскам, окруженным редкими черными волосами. Дариуш опустил глаза и увидел шрам. Глаза его невольно наполнились слезами, когда он вспомнил, как стрелы входили в его тело, и дикую боль – и снова боль чуть позже, когда тетушка Барановская извлекала стрелы из его груди. Хотя с тех пор прошло много времени, раны до сих пор болели и часто не давали ему спать по ночам.

Слезы обильно струились по его лицу. Стыдясь своей слабости, Дариуш смахнул их рукой.

– Пот ест глаза, – буркнул он другу, которого его слова, пожалуй, не убедили.

Наконец Халим жестом позвал Дариуша прочь из бассейна. Он показал на нескольких человек, которых служители растирали и массировали на большой мраморной плите в центре зала. Дариуш покачал головой.

Выбравшись из воды, он следом за Халимом вышел в раздевалку. Он заметил, что его провожают взглядами; обернувшись, понял, что мужчины, сидящие в нишах, смотрят на него и перешептываются на своем непонятном языке. Неожиданно он застеснялся своей наготы, хотя и отмылся дочиста, и поспешил одеться.

Глава 19

Дариуш и Халим встретились с Касимом и Исхаком у большой каменной колонны в нескольких сотнях шагов от входа в переулок, который вел в их подземный дворец. Колонна, которая, по словам Халима, осталась от византийской триумфальной арки, стояла у выхода на большую тенистую площадь. С одной ее стороны высилась мечеть Айя‑ София, с другой был вход на Ипподром, здесь толпился народ. От больших жаровен шел дым; на открытом огне жарились бараньи и оленьи туши.

Четыре друга толкались в толпе, жадно поглощая куски жареного мяса и ломти жареных баклажанов и лука. Дариуш ухватил целую баранью ногу, зажал ее в зубах и наслаждался, не обращая внимания, что мясной сок течет по руке. Исхак предложил ему мех со сладким вином; он отпил несколько глотков и передал мех Халиму.

Наконец они устроились на травянистом склоне. Перед ними открывался отличный вид на центр площади. Прислонившись к основанию большого обелиска, они разглядывали толпу и ждали начала празднеств. Халим протянул Дариушу кусок хлеба, а сам словно в шутку впился зубами в баранью ногу, которую Дариуш по‑ прежнему сжимал в руке. Дариуш улыбнулся и отхватил зубами большой кусок хлеба, который в свою очередь придерживал во рту Халим. Все передавали по кругу вино и жадно пили его.

По толпе пробежал радостный рев. Друзья повернулись ко входу на Ипподром, и Исхак залез на плечи Касиму, чтобы лучше видеть.

Под каменными сводами прошли тридцать жезлоносцев; они остановились на древней арене для колесниц. Их белые тюрбаны блестели в лучах солнечного света. Жезлоносцы что‑ то кричали. Многотысячная толпа подхватила крик, который эхом пронесся по стадиону.

Дариуш не понимал ни слова, но вскоре тоже закричал, с трудом выговаривая странные слова. Он все больше и больше пьянел.

Халим подтолкнул его локтем в бок и рассмеялся; он тоже развеселился от вина.

– Все кричат: «Вот идет наш господин, султан», – перевел он.

Далее на арену вышли две тысячи янычар – специально обученных солдат султана. У них была особая форма: синие кафтаны и белые войлочные колпаки. Толпа замолчала; над Ипподромом слышался только лязг мечей и топоров, висящих на поясах у янычар. Но вскоре молчание сменилось оглушительным ревом: на арену выехали две тысячи конников – сипахи и акынджи. За ними следовало такое же количество ичогланов – телохранителей султана.

Дариуш благоговейно следил за происходящим, вертел головой, любовался выправкой и силой воинов. От вина у него закружилась голова; чтобы не упасть, он положил руку на плечо Халима. Халим в свою очередь обвил рукой талию спутника. Они вместе радовались зрелищу и друг другу.

Следом за телохранителями султана на арену выехали около двадцати лошадей в алых бархатных попонах; их сбруя была украшена бриллиантами, жемчугом и бирюзой. Лошади горделиво вставали на дыбы. А за ними на красивой белой кобыле скакал сам молодой султан.

Сулейман был одет в черный шелковый кафтан, густо расшитый золотым шитьем. На его голове красовался огромный тюрбан. Султана окружали четыре телохранителя с длинными пиками, которыми они отталкивали тех, кто посмел приблизиться. Перед султаном скакали три пажа; они держали его лук, стрелы и инкрустированную драгоценностями саблю.

Дариуш вытянул шею, чтобы лучше все видеть – он заметил, как Сулейман приветствует толпу легким кивком. Халим благоговейно заметил: султан – Тень Бога на Земле.

Халим, ниже ростом, чем Дариуш, подскакивал, пытаясь разглядеть великого султана за головами возбужденных зрителей. Дариуш присел и жестом велел другу влезть ему на плечи. Снова поднявшись в полный рост, он почувствовал тепло, идущее от Халима, и ощутил странное волнение, которое одновременно смущало и радовало его…

И тогда он подумал об Александре.

Он с надеждой оглядывал толпу. Может быть, она тоже здесь и смотрит представление?

Дариуш поворачивался туда‑ сюда, а Халим кричал и смеялся. В руке он сжимал их второй мех, наполненный вином. Дариуш крепко прижал ноги Халима к груди и внимательно оглядывал толпу в поисках огненно‑ рыжих волос, которые так часто видел во сне с того страшного дня на Старом рынке.

Он продолжал поиски, когда полки янычар, кавалеристов и телохранителей султана объехали Ипподром и встали в дальнем конце арены, ближе к Айя‑ Софии. Наконец сам султан покинул огромную арену и направился к мечети. Призыв муэдзина поплыл с минаретов, возвышавшихся над культовым сооружением. Халим жестом велел Дариушу спустить его на землю и сразу же опустился на колени рядом с Исхаком и Касимом.

Дариуш сел на траву, прислонившись спиной к обелиску. Он смотрел, как его друзья и тысячи других вокруг него упали на землю. Боль пронзила его сердце, когда он осознал, как трудно будет отыскать любимую в таком огромном городе.

Когда муэдзин замолчал, толпа дружно встала и продолжала веселиться.

Халим хлопнул своего спутника по плечу и жестом велел Исхаку и Касиму следовать за ними.

– Пошли, нам надо быстрее занять хорошее место, чтобы увидеть, как султан въезжает во дворец Топкапы. Наш повелитель Сулейман проведет какое‑ то время в Айя‑ Софии, где будет молиться и возносить хвалы Аллаху и пророку Мухаммеду, а мы за это время успеем полакомиться вволю и пробраться к самым воротам дворца.

Хотя идти было не так далеко, молодым людям понадобилось больше двух часов, чтобы пробиться в толпе, обступившей Айя‑ Софию. Оказавшись на месте, Халим повел друзей в переулок. Там, перелезая с бочек на стены и галереи, они выбрались на крышу, откуда открывался великолепный вид на бульвар, отделявший мечеть от стен дворца.

Халим показал Дариушу Врата повелителя – Баб‑ и‑ Хумаюн.

– Смотри, друг мой! Там вход в лучший из миров!

Дариуш ничего не видел за стеной, только кроны красивых деревьев, купол небольшой мечети и, чуть дальше, красные черепичные крыши старых построек.

Солнце стояло в зените, когда султан со свитой выехал из Айя‑ Софии и вступил на бульвар. Величественное зрелище, которое они уже наблюдали, повторилось и подействовало на всех так же, как на Ипподроме. Дариуш прислонился к парапету крыши, любуясь великолепием, но не забывая о цели своих поисков.

Как только сам султан въехал в Имперские ворота, с севера на бульваре загрохотали барабаны. Дариуш посмотрел в ту сторону и увидел вторую процессию, которая двигалась со стороны Третьего холма.

Впереди под грохот больших барабанов маршировали несколько сот янычар. За ними катилась карета, запряженная шестеркой лошадей невообразимой красоты. Карета сверкала и переливалась, как будто была сделана из драгоценных камней, украшавших полог.

– Там валиде‑ султан, мать султана, – благоговейно прошептал Халим.

Карету окружало двадцать пеших воинов и придворных. Следом за первой каретой ехала вторая; идущие по бокам придворные бросали золотые дукаты в руки ликующего народа. Исхак и Касим спрыгнули с крыши и бросились на бульвар, надеясь получить свою долю богатства. Дариуш и Халим продолжали наблюдать за происходящим сверху. Еще четыре кареты проследовали за первыми двумя. Они были так же искусно украшены, но выглядели немного скромнее. Белые жеребцы, покрытые золототкаными попонами, величественно шагали по бульвару.

Достигнув Имперских ворот, процессия остановилась, и офицер янычар отдал честь карете валиде‑ султан. Двое лакеев вынесли из второй кареты огромный сундук. Его крышка была открыта, и все могли увидеть сверкающие драгоценные камни и золотые дукаты. Сундук поставили к ногам офицера, и процессия въехала в ворота.

Дариуш, положив руку на плечи Халима, оперся о парапет, глядя, как во дворец въезжает последняя карета. Мысли снова унесли его вдаль – к свежему, сладкому запаху рыжих волос Александры, к ее мелодичному голосу и сиянию ее глаз.

«Я люблю тебя, милая Александра, я найду тебя в этом большом городе, и мы вместе вернемся в родной дом».

Он посмотрел на Халима; тот широко улыбнулся.

Глава 20

Хюррем испуганно сжалась в карете, которая катилась по широкой улице, влекомая горделиво танцующим белым жеребцом. В трех каретах, ехавших впереди, следовали три сестры султана: Хатидже, Хафиза и Байхан; а во главе процессии, в карете, от одного вида которой у Хюррем захватило дух, ехала Айше Хафса, которая получила официальный титул «валиде‑ султан», мать султана.

Утром, перед тем как садиться в кареты в Старом дворце, Хафса снова вызвала Хюррем в свои покои. Она внимательно осмотрела наряд Хюррем, как накануне вечером Хатидже, желая убедиться, что все в нем безупречно.

Теперь, сидя в карете, украшенной золотом и жемчугом, Хюррем испуганно ломала руки; толпа вокруг вопила и пела. Она успела привыкнуть к замкнутому пространству закрытого двора и обществу сорока молодых девушек. Теперь она смотрела сквозь шелковые занавески на сотни, тысячи людей, приветствующих султана и его семью. Сердце ее ушло в пятки, она откинулась на бархатную подушку и, прикусив губу, закрыла глаза.

Наконец вереница карет остановилась между высокой каменной стеной и величественной мечетью Айя‑ София, которую она впервые увидела с палубы рыболовецкого баркаса, подскакивавшего в водах Босфора, много‑ много месяцев тому назад. Она снова отважилась взглянуть на толпу народа сквозь прозрачную материю. Много лиц смотрели в ее сторону – как с улицы, так и с крыш окружающих зданий. Взгляд ее переходил с лица на лицо, она прищуривалась, разглядывая людей, молодых и старых, которые толпились на улицах и на крышах домов. Вдруг ее взгляд упал на…

Карета покатила вперед, и Хюррем без сил упала на подушки. Они следовали к Имперским воротам.

Навстречу судьбе.

Глава 21

Сулейман горделиво потрепал украшенную драгоценными камнями гриву Тугры. Во время утренней церемонии Тугра вела себя безупречно, как и подобает кобыле высокого положения. Въехав в Первый двор дворца Топкапы, Сулейман оглядел своих янычар. Они выстроились ровными шеренгами от главных, Имперских, ворот, в которые он только что въехал, до Ворот приветствия, которые вели во Второй двор дворца. Янычары стояли неподвижно и молча, отдавали дань уважения султану.

Сулейман не мог не возрадоваться: хотя офицеры, стоящие перед ним, не произносили ни слова, из‑ за стен дворца до них доносились радостные крики толпы. Как огромные волны, их крики накатывали на старинные стены, окружали тысячи воинов, стоящих ровными рядами, омывали сотни кипарисов и плоских деревьев, высаженных во дворе, кружили над казармами и складами янычар и слышались даже в углублениях и портиках старинной византийской церкви Айя‑ Эйрене и Имперского монетного двора.

Новый султан натянул поводья Тугры. Безупречная белая лошадь повернулась и застыла под аркой Ворот приветствия. Сулейман удовлетворенно вздохнул.

На двор въехала карета валиде‑ султан. Когда карета и сопровождающие ее придворные остановились, Сулейман спешился и подошел по усыпанной гравием дорожке к первой карете. Сквозь мерцающий прозрачный занавес он разглядел силуэт матери. Приложив к сердцу правую руку, он низко поклонился и подошел к дверце. Раздвинув занавес и нагнувшись, он поцеловал протянутую руку матери.

– Мама! – прошептал он, заглядывая ей в глаза с любовью и почтением.

– Сын мой! – ответила она, охватывая его лицо руками и целуя в губы.

Сулейман на миг закрыл глаза, ощущая прикосновение материнских губ. Когда она отпрянула, по‑ прежнему глядя ему в глаза, он провел языком по увлажнившимся губам, пробуя сладость на вкус. Он поднес ее руку к своей щеке и снова нежно поцеловал в запястье. Не сводя с нее взгляда, он смотрел, как мать оглядывает его кафтан. Взгляд ее остановился ниже, на том месте, от которого, как она понимала, зависит сила султаната и будущее империи.

Его ожгло болью, которую, как он понимал, он никогда не сумеет погасить без нее… и с ней.

– Сын мой, в последней карете – мой подарок тебе. Иди, ибо только так можно осуществить мое желание… наши желания.

Сулейман замялся, но вскоре отошел от кареты, и мать задвинула полог.

Он покосился на ближайшего к нему офицера янычар. Тот стоял молча и неподвижно, словно высеченный из камня. Новый султан прошел мимо кареты, нагруженной дукатами и украшениями для солдат, а затем приблизился к каретам, в которых приехали три его сестры.

Даже сквозь многослойный газ он заметил, что Хатидже высунула язык и скосила глаза. Он подмигнул ей.

Хюррем испуганно съежилась за пологом, украшенным жемчугом. Когда султан приблизился, ее охватила дрожь. Она старалась разглядеть его, когда он остановился и потрепал гриву лошади, которая тащила ее карету по городу. Он выглядел просто изумительно в своем роскошном черном одеянии, расшитом золотом. Хюррем показалось, что лицо у него доброе, а кожа белая – почти такая же, как у нее. Он повернулся, и она увидела очертания его носа, губ и подбородка. Он красивый! Хюррем заерзала на бархатной подушке, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Сулейман дошел до кареты и остановился как громом пораженный, глядя на нее сквозь тонкую материю.

Сулейман наклонился вперед и отодвинул полог так, чтобы солдаты не могли видеть Хюррем. Он долго молча смотрел на нее.

Когда его лицо оказалось совсем рядом, сердце у Хюррем екнуло. Она увидела, что глаза у него черные, а губы… Его губы… Когда его теплая рука оказалась близко и отодвинула полог, из ее глаза выкатилась слезинка.

Фата, расшитая бриллиантами, упала ей на колени. Сулейман широко раскрыл глаза. Хюррем наблюдала, как его пристальный взгляд медленно осматривает ее лицо, как учащается его дыхание. Он взял ее маленькую ручку и поднес к своей груди; она услышала, как бьется его сердце.

Хюррем почувствовала, как тонет в его глазах, как плавится в жару его губ. Он…

Положив руку на сиденье кареты, Сулейман нагнулся. Сладость его дыхания пробежала по лицу Хюррем, и она закрыла глаза.

Он нежно прижался к ее щеке и смахнул слезинку губами.

Глава 22

После того как Сулейман снова сел на Тугру, несколько янычар распахнули огромные деревянные Ворота приветствия.

Второй двор Топкапы был меньше Первого, хотя и гораздо внушительнее благодаря изысканной планировке.

Необычайно пропорциональная крытая аркада была обрамлена каменным портиком с колоннами. Справа высился куполовидный Диван, где проходили заседания визирей имперского совета, где принимались законы и вершились судьбы Османской империи. А в дальнем конце двора, за благородным кипарисом и резными фонтанами, высились Ворота счастья, которые вели в личные покои, дворы и парк самого султана и его домочадцев.

Обычно во Втором дворе царила тишина, нарушаемая лишь журчанием фонтанов. Иногда на дорожки парка выбегали газели. Но сегодня здесь было много пашей, военачальников и иностранных послов, которые пришли засвидетельствовать свое почтение новому султану, – всего более семи тысяч человек. Проезжая в толпе, Сулейман кивал тем немногим, кого он знал лично.

Они несколько часов прождали его в полном молчании. Стоящие за спинами сановников пажи и рабы держали на плечах сундуки и подносы с дарами. Сулейман заметил изысканные ткани и редкие фрукты. Сверкали корзины с сапфирами, большие сосуды с благовониями и специями источали аромат. В золотых цепях за послом Египта стоял молодой жираф. В клетке, которую держали на плечах шестеро мавров, сидел лев – видимо, последний из тех, которые когда‑ то водились в Европе.

Спешившись, Сулейман поднялся на возвышение, построенное специально для церемонии под большим балдахином в Воротах счастья. Он сел на приподнятом диване, целиком закрытом золотой материей, расшитой драгоценными камнями. Вокруг него лежали подушки, расшитые изумрудами, рубинами и жемчугом. У него над головой и сбоку с балдахина свисали золотые и стеклянные шары. Они ослепительно переливались в лучах солнца.

Справа от него стоял великий визирь Ферхат‑ паша, который скрывал от подданных смерть султана Селима до тех пор, пока Сулеймана тайно не привезли из Манисы, чтобы он мог занять престол. Слева от него стоял Ибрагим‑ паша, глава Тайного совета и давний друг. Далее располагались сановники и придворные более низкого ранга. Яркость и разноцветье их костюмов могло бы посрамить даже самые пышные гирлянды экзотических цветов.

Сидя среди своих придворных, Сулейман то и дело косился на кортеж валиде‑ султан. Несколько карет въехали во двор и проследовали дальше, к Каретным воротам, за которыми находился гарем. Сулейман снова вспомнил красавицу, которую ему подарили.

«Она красивее, чем все тюльпаны Топкапы! »

Он почувствовал, что Ибрагим положил руку ему на плечо:

– Господин, послам пора приносить тебе дары!

Сулейман повернулся к другу, а затем к многотысячной толпе.

На то, чтобы представить все дары, ушел не один час. Солнце зашло, и по краям двора зажгли большие светильники, когда церемония наконец завершилась. Сулейман терпеливо ждал приближения каждого посла, который по традиции трижды простирался перед ним ниц, целовал подол его кафтана, придвигал свои дары и, пятясь, снова уходил в толпу, сложив перед собой руки. Всякий раз, когда к султану приближались, его телохранители выставляли пики навстречу. И Ибрагим, и Ферхат‑ паша попеременно шептали ему в ухо или внимательно осматривали подарки и сообщали, какого они качества и сколько стоят. В ответ Сулейман дарил каждому из послов тюки золотой ткани или вышитые вручную кафтаны из той же материи.

«Такой прекрасный цветок! »

После того как с формальностями было покончено, из кухни высыпали слуги, которые быстро расставили во дворе козлы и стулья. На столах появились золотые блюда, заваленные дымящимся жареным мясом, свежим хлебом и овощами. Выкатили бочонки с лучшими винами и шербетами; их разлили гостям. Под оглушительный грохот военных барабанов гости приступили к трапезе.

Ферхат‑ паша, великий визирь, занял место во главе стола и стал распорядителем пира. Сулейман и Ибрагим удалились через Ворота счастья в уединенные Третий и Четвертый дворы – личные апартаменты султана.

– Ибрагим, сегодня лучший из дней, – обратился Сулейман к другу, радуясь, что с формальностями покончено.

Они бок о бок шагали мимо жилых построек к большому парку, занимающему большую часть мыса Сарайбурну. Тихо переговариваясь, они шли между кипарисами и клумбами тюльпанов. Время от времени они смеялись, и их смех эхом отдавался от листвы и фонтанов, наполняя Сулеймана теплом, которое может подарить только дружба. Когда они добрались до вала, защищавшего дворец с моря, со стороны залива Золотой Рог и Босфора, они зашагали по узкой тропинке, усыпанной гравием. В полумраке друзья крепко держались за руки. Наконец они подошли к небольшому павильону, который возвышался над стеной.

Сулейман почувствовал, как Ибрагим крепче сжал его руку и повлек его наверх по вытертым от времени ступеням.

От первоначальной постройки сохранились лишь мраморный пол да каменные колонны, поддерживающие большой деревянный свод, но с этим местом связано было много воспоминаний о празднествах и тихих размышлениях. Резная решетка между колоннами предлагала уединение, не закрывая вида. На полу лежали персидские ковры и большие подушки. Сулейман и Ибрагим устроились на подушках и стали смотреть на воду. Внизу тихо плескались волны.

Хотя они были вдали от праздничных гуляний, Сулейман прекрасно слышал крики стамбульцев с противоположного берега. Фонари и факелы освещали множество судов, стоящих на якоре за полузатопленной цепью. Силуэты веселящихся людей виднелись на палубах и на ближайшем к ним галатском берегу. Сама Галатская башня сияла огнями.

За молодыми людьми последовали слуги; они принесли подносы с едой и напитками. Оба жадно накинулись на еду, не переставая обсуждать сегодняшние события.

– Ты заметил, как толстого венецианца его маленьким красивым пажам пришлось поднимать на ноги после того, как он простерся ниц? – весело спросил Ибрагим.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒