Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ог Мандино. Величайший в мире. торговец. отзывы



ог Мандино

Величайший в мире

торговец

 

отзывы


" Наконец-то появилась книга о сбыте и торгов­ле, способная порадовать и ветерана, и новичка в равной степени! Я только что закончил второй раз читать " Величайшего в мире торговца” - книга слишком хороша, чтобы ограничиться одним прочтением - и со всей искренностью говорю, что это самое ясное, самое толковое и самое полезное ру­ководство для обучения торговому делу, которое я когда-либо читал".

Ф. В. Эрриго, менеджер. Американская торговая школа Парк, Давне и К.

 

" Я никогда не пропускаю ни одной книги, когда-либо написанной о торговле, и думаю, все они охвачены Ог Мандино в его " Величайшем в мире торговце". Никто не будет неудачным торгов­цем, если он следует этим правилам, и никто не станет без них воистину велик; но, помимо изложе­ния правил, автор сделал нечто большее - он вплел их в ткань одной из самых чарующих историй, ко­торые я когда-либо читал".

Пол Дик. Мейер, президент

 института мотивации успеха, Инк.

 

" Каждый торговый управляющий должен про­честь " Величайшего в мире торговца". Эту книгу хорошо держать у изголовья или на столе в гости­ной, чтобы при необходимости изучать ее, время от времени перелистывать, мало-помалу проникаться ею. Эта книга на час и на годы, книга, к которой обращаешься снова и снова, как к другу, книга мо­рального, духовного и этического руководства, неиссякающий источник утешения и вдохновения".

Лестер Дж. Брадшам Младший,

бывший декан института ораторского

искусства и проблем взаимоотношений

между людьми Дейла Карнеги

 

" Величайший в мире торговец" поразил меня. Это, без сомнения, самая великая и трогательная история, которую я когда-либо читал. Она так хо­роша, что я связал бы с нею два правила: во-пер­вых, вы не должны откладывать ее, не дочитав, во- вторых, каждый человек, который чем-то торгует (а таковы мы все), должен прочитать ее".

Роберт Б-Хемаш,

президент страховой компании из Кентукки

 

" Ог Мандино, мастерски разворачивая свое повествование, захватывает ваше внимание и приводит в восхищение. " Величайший в мире торго­вец" - это книга со страстным обращением к миллионам".

Рой Гари, исполнительный

 директор института Эмошн Аппил

 

" Немного существует людей с таким писательс­ким даром, которым благословлен Ог Мандино. Мысли, высказанные в этой книге, открывают зна­чение торговли для всего мира".

Сол Полк, президент

Полк Брос, Инк.

 

" Я только что, не отрываясь, прочел " Величай­шего в мире торговца". Замысел оригинален и ясен. Стиль интригует и чарует. Послание вооду­шевляет и трогает. Каждый из нас, независимо от своей должности или профессии, знает, что такое торговаться с самим собой, и прежде всего, человеку необходимо этому научиться, чтобы обрести личное счастье и умиротворение. Эта книга, если ее внимательно прочитать, воспринять и осмыслить, может помочь любому из нас стать своим лучшим торговцем".

Д-р Лоуиз Бинсток, раввин

синагоги " Шалом", Чикаго

 

 

" Мне нравится история... Мне нравится стиль... Мне нравится книга. Все торговцы и члены их семей должны прочесть ее".

Б-Хлемент Стоун,

 президент американской компании

объединенного страхования

 

" По моему мнению, " Величайший в мире тор­говец" Ога Мандино станет классикой. За многие годы я издал сотни книг, но энергичное послание Ога Мандино стало частью самого моего существа. Я горд тем, что являюсь издателем этой книги".

Фредерик В. Фалд


Глава Первая

Хафид задержался перед бронзовым зеркалом и, глядя на свое отражение в блестящем металле, пробормотал: " Только глаза и сохранили молодость”, - отвернулся и медленно направился в конец зала. Шаркая, он прошел сначала между колонн из черного оникса, поддерживающих вызолоченные и посеребренные потолки, потом мимо резных столов из кипариса и слоновой кости.

На кушетках, диванах и стенах поблескивали украшения из черепашьих панцирей, инкрустиро­ванных драгоценными камнями, отливала парча с искуснейшими узорами. Огромные пальмы в брон­зовых сосудах обрамляли фонтан с мраморными нимфами, и цветочные вазы, отделанные драго­ценностями, состязались в привлекательности со своим содержимым. Ни один посетитель не мог бы усомниться, что владелец дворца действительно че­ловек очень богатый.

Старик миновал крытый сад и прошел на свой товарный склад, который растянулся за особняком на пятьсот шагов. Эрасмус, главный казначей, в нерешительности ожидал его у входа.

- Здравствуйте, господин.

Хафид кивнул и молча проследовал дальше. Эрасмус двинулся за ним и лицо его явно выражало обеспокоенность необычным предложением хозяи­на встретиться с ним в этом месте. Возле помостов Хафид задержался, чтобы взглянуть на товары, ко­торые снимали с груженых повозок, переносили в отдельные палатки и пересчитывали. Тут были тонкие холсты и шерсть, пергамент и мед, ковры и масло из Средней Азии, стекло, фиги, орехи и бальзам из этих мест; ткани и лекарства из Пальмиры; имбирь, корица и ценные минералы из Аравии; зерно, бумага, гранит, алебастр и базальт из Египта; гобелены из Вавилона, картины из Рима, а также статуи из Греции. Воздух был про­питан бальзамом, но чувствительный к запахам старый Хафид также различал аромат сладкого изюма, яблок, сыра и смоквы.

Наконец он обернулся к Эрасмусу.

- Старина, сколько сейчас у нас в казне?

Эрасмус побледнел.

- Всего, хозяин?

- Всего.

- Я не подводил окончательного счета, но по­лагаю, что там не менее семи миллионов золотых талантов.

- А если все добро в моих складах и лавках об­ратить в золото, сколько это будет?

- Опись за этот сезон еще не закончена, госпо­дин, но я прибавил бы еще как минимум три мил­лиона талантов.

Хафид кивнул.

- Товаров больше не закупай. Не медля начниделать приготовления для продажи всего принадле­жащего мне, я хочу обратить все в золото.

Казначей открыл рот, но не смог извлечь ни звука. Он зашатался как от удара и, когда, нако­нец, смог заговорить, с трудом вымолвил:

- Я не понимаю, господин. Это был наш самый удачный год. Каждая лавка отчиталась об увеличе­нии доходов по сравнению с прошлым сезоном. Даже римские легионеры стали теперь нашими по­купателями, ибо разве ты не продал прокуратору Иерусалима двести арабских жеребцов за две неде­ли? Прости мою дерзость, нечасто я расспрашиваю о твоих приказах, но этого мне не понять...

Хафид улыбнулся и мягко пожал Эрасмусу руку.

- Мой верный друг, сумеешь ли ты припомнить первое распоряжение, которое получил от меня, когда начал работать здесь много лет назад?

Эрасмус на мгновение нахмурился, затем его лицо прояснилось.

- Ты повелел мне каждый год отделять от нашей казны половину дохода и раздавать бедным.

- Не счел ли ты меня тогда безрассудным?

- У меня были дурные предчувствия, господин.

Хафид кивнул и указал в направлении помос­тов с товарами.

- Теперь ты видишь, что твои опасения были безосновательны?

- Да, господин.

- Тогда не спеши осудить мое решение, пока я не объясню тебе своих намерений. Я уже стар и неприхотлив. Моя возлюбленная Лиша после стольких счастливых лет взята от меня, и поэтому я желаю раздать все свое богатство беднякам этого города. Я оставлю себе ровно столько, чтобы завер­шить свою жизнь без хлопот. Я хочу, чтобы ты, по­мимо распоряжения нашим имуществом, пригото­вил необходимые документы для передачи владения каждой моей лавкой тому, кто управлял ею. Я желаю также, чтобы ты разделил между уп­равляющими пять тысяч золотых талантов в награ­ду за многие годы верной службы с тем, чтобы они могли заполнить свои прилавки чем пожелают.

Эрасмус начал было говорить, но Хафид жес­том остановил его.

- Такое распределение тебе не нравится?

Казначей склонил голову и попытался улыб­нуться.

- Нет, господин, я просто не могу понять ход твоей мысли. Ты говоришь как человек, дни кото­рого сочтены.

- Это в твоем характере, Эрасмус, - беспоко­иться обо мне прежде себя. Ты не думаешь, что станет с тобой, когда наша торговая империярас­падется?

- Мы были товарищами многие годы. Как же я могу теперь думать лишь о себе?

Хафид обнял своего друга и ответил:

- Это и не нужно. Я прошу тебя теперь же пе­ревести пятьдесят тысяч золотых талантов на твое имя и умоляю оставаться со мною, пока я не испол­ню обещание, данное мною очень давно. Когда оно будет выполнено, я завещаю тебе этот дворец и склад, ибо тогда буду готов воссоединиться с Лишей.

Старый счетовод растерянно смотрел на своего хозяина.

- Пятьдесят тысяч золотых талантов, дворец, склад... Я не достоин...

Хафид кивнул.

- Я всегда считал дружбу с тобой величайшим достоянием. То, что я даю тебе сейчас, это лишь малая толика в сравнении с твоей бесконечной преданностью. Ты овладел искусством жить не только для себя, но для других, и эта заботливость выделяет тебя среди людей. Теперь я желаю, чтобы ты ускорил осуществление моих планов. Время - самый дорогой товар, которым я владею, и песок в часах моей жизни почти на исходе.

Эрасмус отвернулся, чтобы скрыть слезы. Дрог­нувшим голосом он спросил:

- А что за обещание ты должен исполнить? Хотя мы как братья, я ничего не слышал от тебя об этом.

Хафид развел руками и улыбнулся.

- Я встречусь с тобой снова после того, как ты исполнишь утренние распоряжения, и открою тебе секрет, которым я за тридцать с лишним лет не поделился ни с кем, кроме моей возлюбленной жены.


Глава Вторая

Вскоре из Дамаска отправился тща­тельно охраняемый караван с грамотами на вла­дение имуществом и с золотом для управляющих всеми торговыми лавками Хафида. Все десять уп­равляющих, от Обеда из Джеппы до Рэйеля из Петры, приняли известие об удалении Хафида от дел и подарки от него в изумленном молчании. Сделав последнюю остановку у лавки в Антипатрисе, караван завершил свою миссию.

Самая могущественная торговая империя свое­го времени прекратила существование.

Опечаленный Эрасмус велел передать хозяину, что склад опустел и над лавками нет больше вели­чавых флагов Хафида. Посыльный вернулся к Эрасмусу с распоряжением немедленно встретить­ся с хозяином у персидского фонтана.

Вглядываясь в лицо своего друга, Хафид спро­сил:

- Готово?

- Готово.

 - Не огорчайся, добрый друг, и следуй за мной.

 Хафид вел Эрасмуса к мраморной лестнице в задней части дома, и стук их сандалий эхом разле­тался по огромному залу. Когда они приблизились к вазе, отдельно стоящей на высоком постаменте из апельсинового дерева, Хафид замедлил шаг и с улыбкой наблюдал, как солнечный свет изменяет цвет стекла от белого до фиолетового.

Пока они поднимались по ступеням, ведущим в комнату под куполом, Эрасмус заметил, что воору­женного стражника, который всегда стоял у лест­ницы, уже не было. Добравшись до лестничной площадки, они ненадолго остановились, чтобы пе­ревести дыхание, а когда дошли до второй площад­ки, Хафид достал из-за пояса маленький ключ и отпер тяжелую дубовую дверь, налегая на нее, пока она со скрипом не отворилась. Хозяин кивнул стоявшему в нерешительности Эрасмусу, и тот робко ступил в комнату, куда никому не позволя­лось входить более трех десятков лет.

Серый и тусклый свет просачивался сверху через проемы в башенках, и Эрасмус не отпускал руки Хафида, пока глаза его не привыкли к по­лутьме. Слабо улыбаясь, Хафид наблюдал, как Эрасмус медленно осматривает комнату, которая была бы совершенно пустой, если бы не маленький сундук из кедра, который стоял в углу, освещенный солнцем.

 - Ты не разочарован, Эрасмус?

 - Не знаю, что сказать, господин.

- Как ты находишь обстановку? Эта комната, несомненно, - загадка для многих. Тебя не удивля­ла, не беспокоила таинственность, с которой эту вещь я столь ревностно оберегал все это время?

Эрасмус кивнул.

- Это так. Все эти годы было много сплетен и слухов о том, что прячет наш хозяинв башне.

 - Да, друг мой, и большинство из них я слы­шал. Говорили, что здесь находятся бочки с алма­зами, золотые слитки или дикие животные и ред­кие птицы. Однажды перс, торгующий коврами, сказал, что, вероятно, я здесь держу небольшой гарем. Лиша рассмеялась, представив меня в кругу наложниц. Но, как ты можешь видеть, здесь нет ничего, кроме маленького ящика. Подойдем же.

Мужчины склонились над сундуком, и Хафид начал осторожно распускать кожаные ремни, стя­гивавшие ларец. Он глубоко вдохнул аромат древе­сины и, наконец, осторожно поднял крышку. Эрасмус подался вперед и через плечо Хафида взглянул на содержимое, потом на хозяина и в недоумении опять посмотрел вниз. Там не было ничего, кроме свитков... кожаных свитков.

Хафид бережно извлек один из них, прижал к груди и закрыл глаза. Безмятежное выражение по­явилось на его лице и морщины разгладились. Затем он поднялся и указал на ларец.

- Даже если бы эта комната была доверху на­полнена алмазами, стоимость их не превзошла бы того, что ты видишь своими глазами в этом простом деревянном ящике. Весь успех, счастье, любовь, умиротворение и богатство, доставшиеся мне, прямо связаны с содержимым этих нескольких свитков. Навеки я в неоплатном долгу перед мудре­цом, доверившим мне заботу о них.

Испуганный интонацией Хафида, Эрасмус от­ступил назад и спросил:

- И это тайна, о которой ты говорил? Эти свит­ки как-то связаны с обетом, который ты еще до­лжен исполнить?

 - На оба вопроса отвечу " да".

 Эрасмус вытер со лба испарину и взглянул на Хафида с недоверием.

- Что же записано на листах, которые ты це­нишь выше алмазов?

- Эти свитки, все, кроме одного, заключают в себе некое правило, закон или фундаментальную истину, изложенные в особой форме, помогающей понять их значение. Чтобы овладеть искусством торговли, нужно постичь и научиться использовать секрет каждого свитка. Кто постигнет эти законы, тот властен собрать любое состояние, какое только пожелает.

Эрасмус посмотрел на старые свитки со стра­хом.

 - Даже такое богатство, как твое?

 - Если захочет, то и больше.

- Ты утверждаешь, что все свитки, кроме од­ного, содержат правила торговли. А что в послед­нем свитке?

 - Последний свиток, как ты его назвал, должен быть прочитан первым, поскольку все они прону­мерованы для чтения в особом порядке. И этот первый свиток содержит тайну, которая на протяже­нии всей истории была доверена лишь горстке муд­рецов. В первом свитке указан воистину самый прямой путь к постижению того, что записано в ос­тальных.

 - Выходит, эта задача по силам не каждому?

- На самом деле, это простая задача, требую­щая от человека готовности вовремя расплачивать­ся и оставаться внимательным до тех пор, пока каждый закон не станет частью его личности, пока каждое правило не станет привычкой.

Эрасмус склонился к ларцу и извлек один из свитков. Осторожно держа его в руке, он указал им в сторону Хафида.

- Прости, господин, но почему же ты не по­делился этими правилами с другими, особенно с теми, кто долго работал у тебя? Ты всегда был столь великодушен, почему же все, кто торговал для тебя, не получили возможность прочесть слово мудрости и стать богатыми? Благодаря такому цен­ному знанию все могли бы стать более совершен­ными продавцами. Почему ты все годы держал эти правила при себе?

 - У меня не было выбора. Когда много лет назад эти свитки были даны мне на сохранение, я поклялся, что поделюсь их содержанием только с одним человеком. Тогда я не понял смысла столь странного требования, но мне было велено приме­нять эти правила только до тех пор, пока не по­явится тот, кто бы нуждался в помощи и руковод­стве этих свитков больше, чем я, когда был юношей. Также мне было сказано, что по некоему знаку я узнаю человека, которому должен передать их, даже если он и не знает, что именно ищет.

Я терпеливо ждал и по дозволению использовал эти правила. Благодаря знаниям, я стал тем, кого многие называют величайшим в мире торговцем, подобно человеку, от которого я унаследовал эти свитки, величайшему торговцу своего времени. Те­перь, Эрасмус, ты поймешь, наконец, почему неко­торые действия, совершенные мной в эти годы и казавшиеся тебе странными и бесполезными, при­носили успех. В своих делах и решениях я всегда руководствовался этими свитками, поэтому не моей мудростью мы заработали так много золотых талантов. Я был только исполнителем.

- Ты до сих пор веришь, что тот, кто должен получить от тебя эти свитки, еще появится, ведь прошло столько времени?

 - Да.

Хафид бережно уложил свитки и закрыл сун­дук. Не поднимаясь с колен, он тихо спросил:

 - Ты останешься со мною до того дня, Эрасмус?

Казначей пересек полосу света и подал руку Хафиду, потом кивнул и словно по безмолвному ука­занию своего хозяина вышел из комнаты. Хафид затянул ремни, поднялся и вошел в маленькую ба­шенку, затем ступил на балкон, окружавший боль­шой купол.

В лицо его дул восточный ветер, наполненный запахами озер и раскинувшейся за ними пустыни. Старик улыбался, глядя на кровли Дамаска, и мысли его перенеслись в прошлое.


Глава Третья

Была зима, и на Масличной горе стоял холод. От Иерусалима через узкое ущелье долины Кедрон из Храма доносился запах дымящихся жертвоприношений и воскурений, этот тяжелый дух смешивался со жгучим запахом растущих на горе терпентинных деревьев.

Огромный торговый караван Патроса из Паль­миры остановился для отдыха на том открытом склоне, что возвышался над Вифанией. В этот поздний час все стихло; даже любимый жеребец вели­кого торговца перестал щипать низкие фисташко­вые деревья и застыл возле податливой лавровой изгороди.

За длинной вереницей притихших палаток, во­круг четырех древних слив образовался квадрат­ный загон из густых зарослей конопли, в котором с трудом можно было различить сбившихся в кучу продрогших животных-ослов и верблюдов. Весь лагерь замер, двигались только двое стражников, охранявших повозки, и высокая тень на стене большого шатра из козьего волоса.

Внутри шатра расхаживал рассерженный Патрос. Он изредка останавливался, встряхнув голо­вой, глядел на оробевшего юношу, преклонившего колени у входа. Наконец, он опустился всем телом на вышитый золотом ковер и кивком подозвал к себе юношу.

- Хафид, всегда ты мне был как родной. Я по­ражен и сбит с толку твоими странными речами. Ты не доволен своей работой?

Юноша не сводил глаз с ковра.

- Нет, господин.

- Может, из-за того, что наши караваны стано­вятся все больше, тебе стало слишком тяжело уха­живать за всеми животными?

- Нет, господин.

 - Тогда повтори, пожалуйста, свою необычную просьбу и поясни ее.

 - Я хочу быть продавцом твоих товаров, а не простым пастухом. Я хочу стать таким, как Хадад, Симой, Салеб и остальные, которые уходят отсюда с верблюдами, едва ступающими под тяжестью то­варов, и возвращаются с золотом для тебя и для себя. Я хочу выйти в люди. Пока я погонщик верблюдов - я ничто, но, став твоим продавцом, я смогу обрести богатство и успех.

- Откуда ты знаешь это?

- Я часто слышал от тебя, что нет другого тако­го дела или занятия, которое давало бы столько возможностей превратиться из нищего в очень бо­гатого человека, как торговля.

Патрос хотел было согласиться, но задумался и продолжил расспрашивать юношу.

-Ты уверен, что сможешь вести дела подобно Хададу и другим торговцам?

Хафид пристально взглянул на старика и сказал:

- Много раз я слышал, как Салеб жаловался тебе о своих неудачах с продажей, и каждый раз ты напоминал ему, что любой может продать все твои товары в самое короткое время, если только потрудиться усвоить правила и законы торговли. Если ты считаешь, что Салеб, которого все называют глуп­цом, может постичь эту науку, тогда почему я не могу получить это особое знание?

- Если ты овладеешь этими правилами, что будет целью твоей жизни?

Хафид помедлил, а затем произнес:

 - В этих краях часто повторяют, что ты вели­кий торговец. Мир еще не видел такой торговой империи, как та, что ты построил, благодаря свое­му умению торговать. Моя цель - превзойти твое величие, стать богатейшим человеком и величай­шим торговцем во всем мире!

Патрос, откинувшись назад, рассматривал мо­лодое смуглое лицо Хафида. От одежды юноши еще пахло скотным двором, но в его манерах сми­рения было немного.

- А что ты станешь делать с огромным богатст­вом и той чудовищной силой, которую оно неиз­бежно приносит?

- Я буду делать как ты. Моя семья будет обес­печена лучшим, что есть в мире, а остальным я поделюсь с теми, кто пребывает в нужде.

 Патрос склонил голову.

 - Богатство, сын мой, никогда не должно быть целью жизни. Ты красноречив, но это только слова. Истинное сокровище в сердце, а не в кошельке.

Хафид не отступал:

- А ты, господин, разве не богат?

Старик улыбнулся смелости Хафида.

- Хафид, что касается земного богатства, есть только одно различие между мною и последним нищим возле дворца Ирода. Нищий думает исключи­тельно о своей предстоящей трапезе, а я думаю о тра­пезе, которая станет последней в моей жизни. Нет, сын мой, не домогайся богатства и не трудись только затем, чтобы стать богатым. Лучше стремись к счастью, желай любить и быть любимым, но прежде всего, ищи умиротворение и безмятежность.

 Хафид не отступал.

- Но этого не получить без золота. Кто может спокойно жить в нищете? Как можно быть счаст­ливым, когда пусто в желудке? Разве можно про­явить любовь к семье, если не можешь накормить их, одеть и дать крышу над головой? Чем же плохо мое стремление быть богатым? Бедность может быть полезна и может даже стать образом жизни для отшельника в пустыне, ибо только себя он до­лжен поддерживать и только Богу служить, но для меня бедность - это признак недостатка либо спо­собностей, либо честолюбия. У меня же хватает и того, и другого!

Патрос нахмурился.

 - Откуда эти столь честолюбивые устремле­ния? Ты говоришь о содержании семьи, однако у тебя нет родных, я усыновил тебя, когда чума унес­ла твоих родителей.

Даже сквозь загар была видна краска, внезапно прилившая к щекам Хафида.

- В дороге, когда мы останавливались в Хевроне, я встретил дочь Колнеха. Она... она...

- О, похоже, правда выходит наружу. Любовь, а не благородные идеалы превратили погонщика моих верблюдов в отважного воина, готового победить мир. Колнех очень богатый человек. Его дочь и погонщик верблюда? Никогда! Но его дочь и богатый, молодой красавец-торговец... о, это другое дело. Очень хорошо, мой юный воин, я помогу тебеначать путь торговца.

Парень упал на колени и схватил край одежды Патроса.

- Господин, господин! Как, какими словами я могу выразить свою благодарность?

Патрос вырвался из рук Хафида и отступил назад.

- Я советую тебе оставить свои благодарности при себе. Любое содействие, которое я окажу тебе, будет песчинкой по сравнению с той горой, кото­рую тебе предстоит сдвинуть самому. Радость Хафида сразу же улеглась, и он спросил:

 - Ты не обучишь меня правилам и законам, ко­торые превратят меня в большого торговца?

- Я - нет. Я не баловал тебя, поэтому твоя юность не была легкой. Меня часто осуждали за то, что я обрек своего приемного сына на жизнь погон­щика, но я верил, что если внутри горит подлин­ный огонь, то он в свое время покажется... и когда это произойдет, ты получишь большее воздаяние за все эти годы тяжелого труда, чем любой другой че­ловек. Твоя последняя просьба обрадовала меня, ибо огонь честолюбия горит в твоих глазах и лицо твое пылает желанием. Это хорошо, и суд мой оп­равдал тебя, но все же тебе предстоит доказать, что ты не зря здесь сотрясал словами воздух.

Хафид промолчал, и старик продолжал:

- Прежде всего ты должен доказать мне и, что более важно, самому себе, что ты можешь вести жизнь торговца, ибо ты выбрал нелегкий удел. Да, ты много раз слышал от меня, что велика награда преуспевающего, но велика она только потому, что столь немногие преуспевают. Многие предаются унынию и ослабевают, не ведая, что уже обладают всем необходимым для стяжания большого богат­ства. Множество других относятся к преградам на своем пути со страхом и недоверием, считая их врагами, тогда как, на самом деле, эти преграды - друзья и помощники. Препятствия необходимы для успеха, ибо в торговле, как и во всяком значительном предприятии, победу одерживают только после множества схваток и неисчислимых поражений. С каждой неудачей, с каждым проигрышем возрастает твое мастерство и сила, твое мужество и выносливость, твой талант и уверенность. Любое препятствие - это хищник, ведущий тебя к совершенству... или к от­ступлению. Каждый барьер - это возможность про­двинуться вперед; отвернись от них, начни избе­гать их - и ты упустишь свое будущее.

Юноша хотел что-то сказать, но старик продол­жал:

- Кроме того, ты берешься за дело, которое обре­кает на одиночество больше, чем любое другое. Даже никчемные сборщики подати возвращаются к зака­ту солнца домой, у римских легионеров есть казар­мы, которые они зовут домами. Ты же встретишь мно­жество закатов вдали от друзей и близких. Ничто не может сравниться с той болью одиночества, которую ощущаешь, когда проходишь в темноте мимо незна­комого дома и видишь, как в освещенной комнате со­бирается семья, чтобы преломить вечерний хлеб.

В эти минуты тебя начнут одолевать искушения - продолжал Патрос, - и от того, как ты встретишь их, во многом зависит твоя карьера.

Когда на дороге только ты и твой мул, испытыва­ешь странное и часто пугающее чувство. Иногда наши намерения и цели на время забываются, и мы становимся незащищенными, как дети, и мы меняем род занятий. Так завершилась карьера многих, и среди них тысячи весьма одаренных в торговом деле. Более того, никто не ободрит тебя и не утешит, если ты не продашь товар; разве лишь те, кто хотят разлучить тебя с твоим кошельком.

 - Я буду осторожен и запомню твои советы.

- Тогда начнем. Сейчас указаний ты больше не получишь. Ты подобен зеленому инжиру. Пока инжир не созрел, его нельзя назвать инжиром, и пока ты не проверил на деле свои знания и опыт, тебя нельзя назвать торговцем.

- С чего же мне начать?

- Утром ты пойдешь к товарным повозкам, на­йдешь Сильвио. Он даст тебе один из лучших пла­щей, на нем нет швов, козья шерсть выдерживает самые сильные дожди, а красная краска из корней - самая устойчивая. Возле кромки ты на­йдешь вышитую изнутри маленькую звезду, знак Толы, это у него шьют лучшие в мире плащи. Рядом со звездой мой знак - круг внутри квадрата. Оба этих знака известны и уважаемы по всей стра­не, и мы продали тысячи таких плащей. С иудеями я так давно не общался, что помню только, как они называли такую одежду абейях.

Возьми плащ, осла и отправляйся вниз в Вифле­ем, в то селение, которое мы проходили, прежде чем прибыли сюда. Ни один из наших продавцов даже не зашел туда. Они считают это пустой тратой времени, потому что люди там слишком бедны, однако много лет назад я продал тамошним пастухам сотни плащей. Оставайся в Вифлееме, пока не продашь плащ.

Хафид кивнул, тщетно пытаясь скрыть свое возбуждение.

- Хозяин, за какую цену я должен продать плащ?

- В книге я запишу на твое имя один серебряный динарий. По возвращении ты передашь мне один се­ребряный динарий. Все, что получишь сверх этого, оставь себе как вознаграждение, а посему сам назна­чишь цену плаща. Ты можешь пойти на базар, что у южных ворот города, или же зазывать покупателей в самом городе у каждого дома, которых, я полагаю, не меньше тысячи. В любом случае, один плащ там можно продать, согласен?

Хафид кивнул, он думал уже о завтрашнем дне. Патрос положил руку на его плечо.

 - До твоего возвращения я никого не поставлю на твое место. Если ты не почувствуешь вкуса к этому занятию, я пойму, и тебе не нужно будет этого стыдиться. Никогда не стесняйся неудачных попыток, ибо только тот никогда не терпел пора­жения, кто никогда не рисковал. Когда ты вер­нешься, я подробно расспрошу тебя о твоих впечат­лениях. И тогда я решу, помогать ли тебе в исполнении твоих чудных мечтаний.

Хафид поклонился и обернулся к выходу, но старик еще не закончил.

- Сын, есть одна заповедь, которую ты должен запомнить, начиная новую жизнь. Всегда храни ее в своей памяти, и ты справишься с любыми, кажу­щимися непреодолимыми препятствиями, которые неминуемо у тебя будут, как у всякого человека, обладающего честолюбием.

Хафид ждал.

 - Да, господин?

- Неудача не сломит тебя, если сильна твоя ре­шимость.

Патрос приблизился и спросил:

 - Все ли ты понял из последних моих слов?

 - Да, господин.

 - Тогда повтори ихмне!

- Неудача не сломит меня, если сильна моя решимость.


Глава Четвертая

 

Хафид отложил ломоть хлеба, который он начал было есть, и задумался о превратностях своей судьбы. Завтра будет четыре дня, как он в Вифлееме, а единственный красный плащ, который он так самонадеянно взял в караване, все еще нахо­дился в тюке на ослике, который был теперь привя­зан к камню в пещере за постоялым двором.

Не обращая внимания на шум переполненной трапезной, он хмуро глядел на свой недоеденный ужин. Сомнения, охватывающие каждого торговца во все времена, терзали его:

" Почему люди не слушают меня? Как можно завладеть их вниманием? Почему они закрывают двери прежде, чем я успеваю произнести пару слов? Почему они теряют интерес к тому, что я на­чинаю говорить, и уходят прочь? Неужели все в этом городе так бедны? Что я могу ответить, когда они говорят, что им нравится плащ, но они не могут себе позволить купить его? Почему многие хотят, чтобы я пришел в другой день? Как же про­дают другие, если я не могу? Что за страх овладе­вает мной, когда я подхожу к закрытой двери, и как мне победить его? Может, моя цена не совпа­дает с ценами других торговцев? "

Он с досадой тряхнул головой. Возможно, эта жизнь не для него. Возможно, ему следовало оста­ваться погонщиком и изо дня в день продолжать получать медяки за тяжелую работу. Какой же из него выйдет продавец, если он вернется в караван без дохода? Как Патрос назвал его? Юным во­ином? Ему захотелось снова оказаться рядом со своими верблюдами.

Потом его мысли перенеслись к Лише и ее стро­гому отцу Колнеху, и сомнения сразу же оставили его. Сегодня он снова заночует на холмах, чтобы не тратить денег, а завтра опять будет продавать плащ. Кроме того, он будет говорить с таким крас­норечием, что за плащ дадут хорошую цену. Он встанет рано, как только рассветет, и выберет хо­рошее место. Он не пропустит ни одного прохожего и очень скоро вернется к Масличной горе с сереб­ром в кошельке.

Он стал доедать хлеб и подумал о своем хозяи­не. Патрос будет гордиться им, потому что он не от­чаялся и не сдался. Правда, четыре дня - это слиш­ком большой срок для продажи всего одного плаща, но если удастся завершить это дело в четы­ре дня, то можно научиться у Патроса, как это сде­лать в три, затем и в два дня. Со временем он ста­нет так искусен, что будет продавать кучу плащей каждый час! Тогда он действительно станет знаме­нитым.

Он покинул шумный постоялый двор и напра­вился к пещере, за своим осликом. Было холодно, трава покрылась изморозью и листья жалобно похрустывали под его башмаками. Хафид решил, что не пойдет сегодня на холмы, а заночует со своим ослом в пещере.

Хафид надеялся, что завтрашний день будет лучше, хотя и сам теперь понял, почему другие всегда обходили эту неблагополучную деревню.

 

Они говорили, что здесь нельзя ничего заработать, и он вспоминал эти слова всякий раз, когда кто-ни­будь отворачивался от его товара. Как же Патрос некогда распродал здесь сотни халатов? Возможно, времена тогда были другие, и, к тому же, Патрос великий торговец.

Мерцавший в пещере свет насторожил его, если внутри вор - надо ускорить шаг. И он бросился в проем известняковой пещеры, готовый одолеть разбойника и вернуть свои вещи. Но он успокоил­ся, как только оказался на пороге.

Маленькая свечка, воткнутая в расщелину на стене пещеры, слабо освещала бородатого мужчи­ну и молодую женщину, прижавшихся друг к другу. В вогнутом камне, из каких обычно кормят скот, стоявшем у их ног, спал младенец. Хафид плохо разбирался в таких вещах, но, судя по крас­новатой коже ребенка, это был новорожденный. Чтобы защитить ребенка от холода, мужчина и женщина накрыли его своими накидками, так что видна была только головка.

Мужчина кивнул Хафиду, а женщина пододви­нулась ближе к ребенку. Оба молчали. Женщина дрожала, и Хафид увидел, что тонкая одежда не спасает ее от пещерной сырости. Хафид снова пе­ревел взгляд на младенца и с умилением смотрел, как ребенок открывает рот, при этом будто бы улы­баясь, и странно, тут он почему-то подумал о Лише. Женщина снова вздрогнула, и это движение вернуло Хафида к реальности.

После болезненных приступов нерешительнос­ти Хафид снова почувствовал себя торговцем. Он подошел к своему ослу, развязал мешок и, достав плащ, раскатал его и разгладил руками. Красный цвет заиграл при свете свечи, и Хафид увидел на подкладке знак Патроса и знак Толы - круг в квад­рате и звезду. Сколько раз в эти три дня он держал в руках этот плащ? Ему казалось, что он уже знает каждое переплетенье, каждый волосок. Это и в самом деле отличный плащ. Если беречь его, он прослужит всю жизнь.

Хафид закрыл глаза и вздохнул, потом быстро подошел к молодому семейству, опустился на коле­ни перед ребенком, осторожно вынул из яслей по­ношенные накидки и передал их отцу и матери. Оба были так ошеломлены этим поступком, что не проронили ни слова. Затем Хафид распахнул свой дорогой красный плащ и бережно укрыл им спяще­го младенца.

Выйдя из пещеры, Хафид еще долго вспоминал выражение благодарности на лице молодой жен­щины. Прямо над ним висела самая яркая звезда, которую он когда-либо видел. Он смотрел на нее, пока глаза его не наполнились слезами, а потом на­правился со своим осликом по дороге, ведущей к Иерусалиму, к горе, где стоял караван.


Глава Пятая

 

Хафид медленно ехал, склонив голову, и уже забыл про звезду, освещавшую его путь. Зачем он сделал такую глупость? Он не знал тех людей в пещере. Почему он не попытался продать им плащ? Что он ответит Патросу и остальным? Они будут кататься по земле от смеха, узнав, что он отдал вверенный ему товар для чужого младен­ца в пещере. Что бы выдумать для Патроса? Можно сказать, что плащ украли из тюка, когда он был в трапезной. Поверит ли Патрос? В конце концов, в этой стране полно разбойников. А если и поверит, то разве не осудит за беспечность?

Через некоторое время он добрался до Гефсиманского сада, там спешился и понуро шел впереди осла до самого каравана. Было светло как днем и встреча, которой он так боялся, состоялась сразу же: он увидел Патроса, который стоял у палатки и разглядывал небосвод. Хафид замер, но старик уже заметил его.

Взволнованный Патрос подошел к юноше и спросил:

 - Ты идешь прямо из Вифлеема?

 - Да, господин.

 - Тебя не удивило, что за тобою следует звезда?

 - Я не заметил, господин.

- Не заметил? Я не могу сойти с места с тех пор, как увидел звезду, вошедшую над Вифлеемом два часа назад. Я никогда не видел звезд подобного цвета и величины. Потом она начала двигаться и оказалась над нашим караваном. Смотри, теперь она прямо над нами и, клянусь богами, она остановилась.

Патрос вплотную приблизился к юноше и, всматриваясь в его лицо, спросил:

 - Ты не заметил чего-нибудь необычного, когда был в Вифлееме?

- Нет, господин.

 Старик нахмурился и погрузился в раздумье.

- В жизни я невидел такой ночи, ине пережи­вал ничего подобного.

Хафид вздрогнул.

 - И я никогда не забуду эту ночь.

- О, сегодня точно что-то произошло. Почему ты возвращаешься в столь поздний час?

Хафид молчал. Тогда старик повернулся и ткнул тюк на осле Хафида.

- Пусто! Наконец-то удача. Зайди ко мне в па­латку и расскажи о своих приключениях. Раз боги обратили ночь в день, то я не смогу спать, и, может, твой рассказ как-то объяснит, почему звез­да пошла за юным пастухом.

Патрос лег на матрац с закрытыми глазами и слу­шал длинный рассказ Хафида о бесчисленных отка­зах и оскорблениях, выпавших на его долю в Вифле­еме. Он то кивал, то улыбался, слушая, сначала о торговце горшками, который выбросил Хафида из своей лавки, потом о римском солдате, что швырнул халат в лицо Хафиду после отказа понизить цену.

Наконец Хафид охрипшим глухим голосом по­ведал о сомнениях, одолевавших его на постоялом дворе в этот вечер. Патрос прервал его.

 - Хафид, рассказывай мне обо всем, что при­ходило тебе в голову, пока ты горевал о себе.

Когда Хафид перечислил все, что мог вспом­нить, старик спросил:

- А какая мысль в конце концов пришла к тебе и, развеяв все сомнения, придала тебе решимости поутру заново начать торговлю?

Хафид немного помедлил и произнес:

- Я думал только о дочери Колнеха. Видя этот грязный постоялый двор, я осознавал, что никогда не увижу ее, если отступлю.

Затем голос Хафида дрогнул.

 - И все же я отступил.

- Отступил? Не понимаю. С тобою же нет ха­лата.

Голосом тихим настолько, что Патросу при­шлось наклониться к нему, чтобы расслышать, Хафид поведал о встрече в пещере и о младенце. Полог был откинут, и, слушая юношу, Патрос то и дело поглядывал на сияние той звезды, что освеща­ла лагерь. Растерянность на его лице постепенно сменилась улыбкой, и он не заметил, как юноша перестал рассказывать и теперь только всхлипы­вал.

Вскоре всхлипы прекратились, и в большой па­латке наступила тишина. Хафид не смел поднять голову. Он потерпел неудачу, вряд ли теперь он годен к чему-либо, кроме ухода за скотом. Он бо­ролся с желанием встать и выбежать наружу. Но тут Хафид ощутил на своем плече руку великого торговца и заставил себя взглянуть Патросу в глаза.

- Сын мой, это путешествие большой выгоды не принесло тебе.

- Да, господин.

- А мне принесло. Эта звезда излечила меня от слепоты, в которой я не хотел себе признаться. Я объясню это тебе одному, когда мы вернемся в Пальмиру. Теперь же у меня есть к тебе предложе­ние.

 - Да, хозяин.

- Наши продавцы возвратятся в караван до за­втрашнего захода солнца, и животным понадобит­ся присмотр. Не хочешь ли ты вернуться к своим обязанностям?

Хафид безропотно встал и поклонился своему благодетелю.

- Я сделаю все, что ты скажешь... и я сожа­лею, что подвел тебя.

- Тогда иди и готовься встретить наших людей, а с тобой мы увидимся по возвращении в Пальмиру.

Хафид шагнул из палатки, и яркий свет на мгновение ослепил его. Когда он открыл глаза, Патрос окликнул его.

Юноша обернулся, снова вошел в шатер и ждал, что скажет старик. Патрос помахал ему рукой и сказал:

- Спи спокойно, ты не проиграл. Яркая звезда светилась всю ночь.


 




  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.