Suho's song. Твой мир.

https: //ficbook. net/readfic/2286236

Направленность: Слэш
Автор: snohodec (https: //ficbook. net/authors/152683)
Беты (редакторы): HUNHAN (https: //ficbook. net/authors/82664)
Фэндом: EXO - K/M
Пейринг или персонажи: Сехун/Сухо
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Фэнтези, AU, Songfic

Размер: Мини, 6 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Тихие слова пробивались через тишину:
- Ты пойдешь со мной? Пострадаешь еще раз? - Слова так больно бьют изнутри. Он даже не спрашивает, почти утверждает, не замечая, как его собственный голос дрожит.
- Пойду. За тобой куда угодно… - Доказывая свою преданность, Се нежно целует. Ему проще показать, чем сказать.

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Не знаю, в какой момент, это превратилось в сопли, но я попытался исправить, и как по моему, то четно.
и в мое представление, здесь должно стоять: «смерть персонажа».
___________________________
Работа написана в рамках сонгфеста от паблика EXO • Suho | slash • fanfiction (http: //vk. com/suho_slash)
песня: Within Temptation - The Howling

После долгой ночи он прячется в маленькой квартирке на окраине города. Прячется от первых лучей солнца, не желая видеть следы своих преступлений, которые Он называет праведными. Он прячется от самого себя. Задергивает занавеску - потрепанный кусок ткани, и отводит взгляд от окна. Там не на что смотреть, лишь руины и корчащийся в предрассветных конвульсиях мир теней. Мир, который он сам помогал создавать своему Богу.

Снимая снаряжение и сбрасывая окровавленную одежду прямо в прихожей, он идет в душ, но даже горячая вода с травяными маслами не помогает смыть с себя запах смерти. Он въелся в его кожу, в волосы, просочился в кровь. Он сам олицетворение смерти. Смерть - его вторая сущность.

Заходя в спальню, он задерживает дыхание, недолго прислушиваясь. Тихо, только шорох крыс под полом, да хруст старых стен, словно они разминают свои старые кости. Расправляются позвонок за позвонком, но вновь оседают под тяжестью собственных грехов.

На кровати он по привычке проверяет под подушкой наличие клинка. И пусть он знает, что днем два мира не пересекаются, но внутренний охотник всегда готов омыть серебряное лезвие тягучей алой кровью непрошеного чужака.
Прикрывая глаза, один выдох - и он заставляет себя забыть минувшую ночь. Вдох - и он вспоминает Его.

Память возвращает его в прошлое, когда он не знал ни о падших, ни о высших, ни о том, что его мир когда-то разрушится. Он был студентом и мечтал о всяких глупостях. Мечтал путешествовать, попробовать все виды мороженого, мечтал встретить свою половинку. Мечтал, пока не встретил Его.
" Джунмен", - так представился переминающийся с ноги на ногу незнакомец, прячась за спину их общего знакомого.
" Се" - забываясь, что это неполное имя, вымолвил он, на что Джунмен хихикнул, заставляя сердце остановиться.
Они распрощались, так толком и не познакомившись. И надо было тогда глупому Сехуну слушать свой разум, не искать этого парня, но он всегда делал все наоборот. И когда нашел, вновь не услышал внутренний сигнал SOS, предостерегающий, что незнакомец опасен.

Джунмен быстро и верно завладел мыслями Сехуна. Он разрушал его, притягивал, заставляя забыться; он убивал все мысли одним взглядом, он мог заставить встать на колени, лишь улыбнувшись. Он мог покорить весь мир, но начал с Сехуна.

- Что ты мог бы сделать для меня? - шептал он, улыбаясь над задумчивостью парня и тянясь за поцелуем.
- Все, чего бы ты ни пожелал, - серьезно отвечал Се, и больше Джунмен не произнес ни слова за ту ночь, лишь сладкие стоны ласкали слух обоих.

- А ты бы умер за меня?
- Хоть тысячу раз, - странные вопросы, что должны были пугать, или хотя бы насторожить, ничуть не волновали Сехуна, и он каждую ночь соглашался на все, и для него это были не просто слова, он действительно мог отдать всего себя. Мог умереть и убить ради Джунмена, забыв о себе. Он был словно околдован.

- А если я уйду, ты пойдешь со мной?
- Только позови.
- А если тем самым я уничтожу твой мир?
- Ты - мой мир, - Джунмен впервые не дал поцеловать себя, отстранившись. Он ушел, а Сехун впервые испугался по-настоящему. Он вот так просто, по первому зову был согласен отдать жизнь, был готов отдать себя, да что угодно, но он не был готов терять его.

Шли месяцы, и дни потеряли ценность, только один единый тягучий поток времени. Сехун существовал в собственной временной петле. Он не грустил, не искал, он даже улыбался и почти не вспоминал. Он просто жил. Жил, как жила бы кукла, марионетка без души. Жил, потому что где-то был Джунмен с частичкой его. Просто жил, казалось, как и прежде, а внутри с каждым днем продолжало что-то рушиться, заполняя грудную клетку непонятным чувством. Он задыхался, погибал и почти умер.
Часть его исчезла в тот самый момент, когда молния пронзила землю посреди города, а приятность вечера превратилась в вечный мрак. Раскат грома оглушил замерших в страхе людей, и в толпе появились Они. Эти существа были нечто иным для этого мира и сошли бы за богов, если бы не черные крылья за спиной и обнаженные серебряные клинки. Среди них Сехун узнал Его.
Джунмен стоял впереди всех, смотря прямо на него. Глаза в глаза, словно они одни на улице. Се впервые видел его таким великим. Во взгляде не было больше мягкости и добра. Изящное тело больше не внушало хрупкости. Это был не тот теплый стеснительный паренек, это был лидер, предводитель, воин.
Сехун сморгнул, проверяя реальность происходящего, и второй раскат грома потряс воздух, в миг погружая мир в хаос. Уже не люди, а трупы лежали посреди улиц, а с небес сошли златокрылые божества. Они были под стать армии Джунмена, если не сказать больше - величественней, но сам Сехун назвал бы их надменней.
Не обращая внимания на трагедию, случившуюся по их вине, две армии слились в единое целое, сплетая черные и золотые перья в вихре. Лязг металла и хлопот крыльев, крики и плачь людей заполнили окрестности, а металлический запах крови ударил в нос, оседая на рецепторах и легких тонкой пленкой.

Сехун не помнит, как пережил ту ночь, как смог выжить в битве крылатых. Но помнил, как черные крылья касались его рук, плеч, спины, лица, закрывая от случайных клинков, которым было все равно, кого пронзить – врагов или людей, и голос Джунмена. А еще он помнит, как впервые убил.
Он понимал, что сам вступил на эту тропу, но желание защитить свое в миг овладело им. Тогда Джунмен, окруженный золотокрылыми созданиями, был важней принципов. Джунмен, закрывающий глаза, смирено принимающий участь проигравшего, вызвал гнев, и мысли о том: " кто и почему? " - исчезли, торопя схватить оружие. Золотые перья взмыли в воздух и крик высшего холодом проник под кожу, выжигая клеймо " грешник" на месте, где чужая кровь окропила тело, и трясущиеся руки крепче сжали рукоять клинка, вонзая метал глубже до треска ломающихся костей.
Тогда произошло нечто большее чем убийство, тогда О Сехун умер сам, и переродился.

Конец битвы пришел с первыми лучами. Стоило рассветной дымке пробиться сквозь пелену ночи, все исчезло, как мираж, оставляя после себя одно лишь разрушение. Привычный город больше не выглядел, как прежде. Он стал полем боя, ареной для воинствующих сторон, кладбищем для падших.

Пробираясь сквозь собирающейся толпы людей, которым повезло в эту ночь оказаться в дали от ужасных событий, Сехун брел до дома на автомате. Весь в крови, сжимающий в руках серебряный клинок. Его сторонились, уступая дорогу и тыкая пальцем в спину, но ему было все равно.
Лишь добравшись до дома, он смог позволить себе, опустившись на пол, спрятать голову в коленях и тихо завыть. Перед глазами мелькали лица людей, крылатых, живых и мертвых. В ушах гудели голоса, крики, плачь. Кожу жгло, словно кровь убитого им была кислотой, и хотелось расчесать до костей, лишь бы избавиться от зудящего чувства. Хотелось элементарно умереть самому. Хотелось увидеть рядом Его и о многом спросить.

Он вновь открыл глаза и поднял голову лишь, когда его руки коснулись до боли знакомые пальцы. Джунмен сидел напротив, на коленках, пытаясь прочитать мысли по выражению лица, но сам Сехун увидел в его глазах намного больше, чем ему хотелось бы: боль, печаль, страх. Недавний воин вновь превратился в мальчишку, испугавшись произошедшего с молодым парнем. Сказать: «Все хорошо», - было бы слишком явной ложью и, сгребая в объятия и прижимая к груди, он долго и крепко обнимал его тогда.

- Зачем ты вернулся? – все же разбивая повисшую тишину, проговорил Сехун, и Джунмен вздрогнул от столь спокойного тона.
- Ты сказал, что пойдешь за мой, стоит только позвать. Я пришел за тобой.
- Зачем?
- Ты нужен мне, - Джунмен привстал, заглядывая в ничего не выражающее лицо парня, - Я - твой мир. Помнишь? - он поцеловал. Поцеловал, как в первый раз, робко и неуверенно. - И я хочу создать новый мир с тобой.
Больше Сехун его не слушал, он целовал и позволял целовать в ответ, обнимал, и вновь целовал. И это, наверное, был последний раз, когда Джунмен был честен рядом с ним, когда показал слабость и свои страхи. Это было время откровений, но только до ночи, пока на город не опустилась тьма, а Джунмен не сказал: " пора", - натягивая маску воителя.

В ту ночь Сехун вновь убил.

Он продолжал убивать ночь за ночью, превращая себя в истинного " грешника". Становился легендой и ненавистным людским выродком для златокрылых. Однажды его спросили, зачем он помогает таким, как падшие, беря на себя смертный грех, но он не смог ответить. У него не было причины, был лишь Джунмен, и этого было достаточно.
Его многие боялись, кто-то даже уважал. С его мнением считались, но его никогда не воспринимали равным крылатым богам, и он продолжал существовать в своем одиночестве. В маленьком мрачном мирке, где единственным светом был Он, тот, кто казалось бы дарил надежду, но с каждым днем потухал сам.
Джунмен приходил почти каждый день на рассвете. Обнимал, целовал, был рядом, но всегда молчал. Изо дня в день. Это больше походило на некий ритуал - мертвый, холодный, ничего не значащий для Джунмена, но задевающий все еще любящего Сехуна.
Парень верил, хотел верить в нечто хорошее, но холодный, словно чужой Джунмен пугал, вызывая желание сдаться. Послать все к чертям, проклясть крылатых с их войной и возненавидеть Джунмена. Последнего хотелось до некой паранойи, до жжения в груди, до крика, срывающего связки, до алой крови на пальцах. Хотелось, чтобы он исчез и никогда не появлялся в его жизни, чтоб не вспоминать его улыбку и смех. Чтоб забыть его тепло, чтоб забыть все и не хотеть этого вновь.
В своих фантазиях Сехун миллион раз рвал связи, но наяву, каждый раз колебался. Застывая над спящем парнем и вслушиваясь в его учащенное дыхание, сопровождаемое хрипами, он лишь мог догадываться, что за кошмары преследовали Джунмена, и, стирая со лба холодный пот, прижимал к себе. Возможно, это и было причиной или же самообманом, но Сехун вцепился в это дурацкое чувство надежды. В веру, что Джунмен все еще не потерян для него.

Засыпая, Сехун чувствует чужое появление в комнате и не удивляется, он знает, кто это. Уступая место, он позволяет Джунмену лечь рядом и обнять себя со спины. Они ни о чем не говорят, и это норма.

Джунмен засыпает первым, Сехун еще долго прислушивается к учащенному сердцебиению и вновь думает, что мог бы запросто убить этого великого воина. Стоит только захотеть, и он бы очнулся от ужасов, закончив затянувшуюся войну. Но вместо этого он разворачивается лицом к старшему и невесомо целует в уголок губ. Джунмен морщится, но не просыпается.

Сехун рассматривает его лицо, чуть касаясь, очерчивает линию скул, проводит пальцами по прямому носу и губам. Он ищет хоть какой-то изъян, но не видит его. Даже дотрагиваясь до шрама на брови, он думает, что тот идеален.
Поглаживая щеку, он наслаждается бархатным ощущением на коже, и то, как Джунмен неосознанно льнет к его руке во сне, заставляет сердце биться быстрей, словно еще, действительно, есть надежда. Убирая прядку волос с глаз, он хочет поцеловать его, но стоит сухим губам коснуться таких же жарких и обветренных губ Джунмена, тот просыпается, отодвигаясь в сторону.

- Что ты делаешь? - звучит слишком безразлично, словно ему и правда все равно, но Сехун уверяет себя в том, что это ложь. Еще одна маска, которую Джунмен непонятно зачем натягивает перед ним.
- А ты? - видимо, чувствуя, к чему идет разговор, Джунмен отворачивается, не желая больше разговаривать. Он всегда так: ему легче уйти или убежать, и это злит. Сехун проходил это не раз и отчего-то сегодня он не хочет повторять пройденное. - Джунмен, посмотри на меня, - требует младший. Хватая за плечо, он разворачивает того на спину и нависает сверху, заглядывая в ничего не выражающее лицо, - Прекрати это.
- Что?
- Притворяться, - вместо последующих слов он целует его. Отчаянно, грубо, словно так сможет объяснить намного больше. Он хочет показать, что чувствует, потому что говорить правильные слова он никогда не умел, но у Джунмена слишком много масок и разбить хотя бы одну из них кажется нереальным.

Прерывая поцелуй, он вновь заглядывает в глаза, а там все та же пустота.
Злоба на него и на себя душит. По вискам бьет мысль, что надо было давно перестать тешить себя глупыми надеждами. Оттолкнуть, убить, стереть из своей памяти и наплевать на раздавленное сердце, от него тоже можно будет избавиться потом.
- Неужели ты всегда был таким? - вопрос скорей себе, нежели Джунмену, поэтому он не смотрит на него, закидывая голову назад. - Когда успел пропасть тот неловкий мальчишка? Или его и не было? Оглядываясь назад, мне кажется я тебя совсем не знаю. Джунмен?.. - он хочет дать ему последний шанс, надеясь увидеть хоть намек искренности, но закрытые глаза Джунмена дают только один ответ. Он сдается, вновь предпочитая уйти от ответа, и неважно, что в этот раз навечно. - Я не хотел ни о чем сожалеть, но мне жаль, - обвивая пальцами хрупкую шею, не надо много усилий, чтоб прервать чужую жизнь. А для такого грешника, как Сехун, это подобно тому, как убить ребенка.
Чуть усиливая хватку, он чувствует, как дергается кадык, и пульс под кожей замедляется. Еще есть возможность отступить, но можно ли воспользоваться ей?

- Ты ненавидишь меня? - Сехун не сразу понимает, чей шепот нарушает тишину. В его голове вертелась точно такая же мысль, но она была утверждением и про себя. А Джунмен спрашивает, ожидая ответа, или скорей подтверждения своих слов, и в его взгляде Се впервые видит огоньки каких-то чувств, хоть и потухших. И то, что хочет от него старший он неосознанно понимает.
- Хочешь услышать, " да"? - разжимая руки, качает головой Сехун. - Но мой ответ " нет". - " Хочешь так получить свое прощение за уничтоженный мир, за разбитые мечты, за то, что по твоей вине я стал грешником? - Но мой ответ все равно - " нет". "
- А должен бы. Я отнял у тебя все. - Джунмен " вспыхивает", словно спичка: быстро, ярко, но ненадолго. Понимая, что он на грани своего краха, он затихает, и лишь взгляд продолжает выдавать его.
- Мне все равно, - Сехун напротив же, успокаивается, кажется, начиная понимать многое, хоть и не все.
- И превратил в убийцу! - не сдается старший. - Я заставил тебя убивать. Ты убивал людей, высших и себя, ночь за ночью, - он говорит, а Сехун не верит, что все наяву. В этом срыве он видит все причины, все ответы, что он так давно искал. В желании быть ненавистным читается желание наказать себя за разбитую жизнь любимого человека.

Глупый... действительно, глупый, хоть и высшее существо. Казнил себя, а сгубил обоих.

Обхватывая ладонями щеки Джунмена, Сехун заставляет замолчать его и посмотреть на себя.
- А теперь послушай меня. Я, действительно, ненавидел тебя, хотел ненавидеть, но совсем не по тем причинам. Я ненавидел тебя, когда ты перестал говорить со мной, я ненавидел, когда ты перестал улыбаться, ненавидел, потому что ты хотел бросить меня… - с каждым словом Джунмен сильней закусывает губу, понимая что совершил вещи намного ужасней, чем он думал. Он хотел верить, что только ему больно отпустить. Прикрывая глаза, он соглашается с каждым словом и смирено ждет равного содеянному приговора, но Сехун выбирает свой метод пытки. Его " ненавижу", как осколки вспарывающие плоть. Он вынимает их один за другим, давая возможность вздохнуть полной грудью, освобождая от оков, в которые он сам себя вогнал, но только отчего-то дышать становится в сто крат больней. И его последнее: " Я ненавидел, потому что любил", - действует, как разряд тока для охваченного агонией сердца.
- А сейчас? - не понимая себя, еле слышно спрашивает старший, и охает, понимая, что не имел права говорить подобного.
- И сейчас, - улыбается Се. - И теперь я знаю, что ты тоже.

Это странно - услышать собственное признание из чужих уст. Когда кто-то говорит, что ты любишь его, и попадает в самую точку. А еще этот же глупец прощает тебе все. Даже изуродованную жизнь.
Джунмен морщится, не желая понимать. Он хочет уйти, но Сехун все еще держит его, и четные попытки спихнуть его с себя заканчивается крахом.
- Прекрати, - он ловит его за запястье, заводя над головой, чтоб его не смогли оттолкнуть, когда он склоняется к лицу. - Забудь обо всем. Это всегда был только мой выбор, и я никогда не жалел.
Сехун не знает больше слов, чтоб достучаться до этого упрямца. Для него самого все стало ясно и просто, но Джунмен забыл, как отдаваться чувствам, он слишком долго запрещал их себе, и потому он упрямо не хочет отвечать на требовательный поцелуй. Убеждает себя, что не подастся искушению, но тело, оказывается слабей разума и против воли откликается жадным ласкам.
Сехун ликует маленькой победе, отменяя на сегодня все запреты. Он хотел быть нежным, но пожалуй, это будет в другой раз.

Первый стон срабатывает, как красная тряпка для быка, и опухшие губы спускаются по обнаженной шее, оставляя алые отметины. Он хочет окрасить Джунмена во все краски своего отчаянья. В красный - показывая, как сильно от него зависим, в темно-синий - передавая боль одиночества.

Джунмен задыхается, его тело, словно струна, откликается на малейшее прикосновение, но Сехуну и этого мало. Он целует, кусает и зализывает наливающиеся кровью отметины. Царапает, задевая чувствительные участки кожи, зажимает под собой и играет по своим правилам, не давая права выбирать. Он все же мстит, хоть и по-своему.

Придерживая за бедра, он одним движением заставляет его захлебнуться воздухом. Глаза слезятся, но плакать хочется не от боли. Тягучее чувство сладкой истомы скручивает внизу живота, прося большего, и Джунмену стыдно за себя. Он не имеет право получать сейчас удовольствие, но Сехун слишком настойчив и искушен им. Забываясь, ему уже все равно, из-за чего все началось, главное - чтобы продолжалось.

Он смягчает ритм, когда первая волна оргазма проходит по телу, и ослабляет хватку, позволяя старшему передохнуть. Пальцы сводит от напряжения и там, где они впивались в тело, расцветают лиловые отметины - еще один цвет, как знак, что все произошедшее правильно.
Сехун хочет сказать, что все забудется, как эти следы. С болью о любом упоминании, с пожелтевшей памятью и шрамами, которые тоже рассосутся.

- Твоя вина лишь в том, что ты - это ты, - сцеловывая каждую отметку, оставленную собой, шепчет он, не зная, слышат ли его, но Джунмен слышит, и ему вновь хочется исчезнуть. - И твоя беда, что ты встретил именно меня, - добираясь до искусанных губ, он осторожно целует их. - И если ты захочешь все бросить, я не позволю тебе.

Не забудьте оставить свой отзыв: https: //ficbook. net/readfic/2286236